Текст книги "Когда мне было 19(СИ)"

Автор книги: Дмитрий Багацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Подожди, Василий, это как? Сорок не делится на четыре? – переспросил врач, широко открыв глаза от удивления.

– Ну да. Це вы мне специально так╕ примеры задаёте! Им вот полегче було.

Врачи удивлённо переглянулись, после чего, главный из них продолжил, прокашлявшись в кулак:

– Так. Ну, тогда расшифруй нам пословицу: яблоко от яблони недалеко падает.

– Ну... э-э...

– Подумай хорошенько. Это ведь третий класс!

– Ну, яблоко ведь не може от яблони далеко упасти. Правильно? Це ж ещё и по физике...

– Э-э, постой! Пословица должна расшифровываться по-другому!

– Да как по-другому? Ну, яблоко не може...

– Ясно-ясно. Не продолжай! – произнёс врач свою любимую фразу, вконец потеряв терпение.

В итоге, психиатр не вытерпел и велел ждать ему в коридоре. У второго паренька не из нашего военкомата обнаружили страшные резаные шрамы на руках и шее, и также отправили в коридор. С ними намечался особый разговор. Ну, а с тем "патриотом накачанным" и вовсе курьёз приключился. Оказалось, что этот Аполлон – мастер спорта по греко-римской борьбе. В процессе общения с врачом он льстил настолько часто и бестактно, что просто тошно было. Над ним давно уже возвышалось облако снобизма.

"Пять прибавить два? Боже, как это можно не знать? Каждый мужчина обязан знать! Я так хочу в армию...!"

Тьфу! Фальшь через уши лилась.

В итоге, изучив его личное дело, у него нашли трещину левой стопы. Эту травму он получил на одной из тренировок, что подтверждает справка, вклеенная в его личном деле. Приговор был однозначен: "Паренёк, служить ты не будешь!"

Лицо парня исказилось. На нём резкий траур и шок.

– Как не "буду"?

– Как и большинство призывников. Вы свободны, юноша!

– Вы не можете! – упал на колени он перед столом психиатра. – Я хочу служить! Я пуще смерти желаю служить Отчизне!!! Иначе, она меня не простит!

Мы с ребятами просто залились смехом. Это так неожиданно. Ну и поделом ему: не будет больше льстить окружающим.

– Да ведь он ещё и актёр хороший, – держась за живот, произнёс Арсен.

Нас троих отправили за дверь и, как только майор забрал наши личные дела у психиатра, мы отправились в раздевалку, за родимыми вещичками. А я уж почти стал привыкать к своей наготе. Даже и не знаю, что было дальше с этим Васей – сыном тракториста, тем "актёром" – Аполлоном и тем "суицидником". Моя дорога гораздо круче их дальнейшей судьбы, поверьте на слово.

Когда мы вышли из кирпичного здания, где благополучно прошли комиссию, на улице совсем стемнело. Последняя полоса уходящего солнца скрывалась за высокими тополями. Майор дал нам последние указания и поспешно скрылся за серыми воротами.

– Да-а, вот это наржались! – заключил Юра и, скопировав голос того "патриота", проблеял: – Как "не буду"? Но я жажду служить! Я сделаю, что хотите!

С дружным хохотом мы вернулись к лавочке, к нашим вещам. Ребята в округе всё ещё играли в карты, спали на собственных пакетах и сумках, а также знакомились со сверстниками. Странно, но Женьки Илюшина нигде не было. Мы осмотрелись внимательней. Вещи его лежали на месте.

– Кажется, я знаю, где он может быть! – предположил я, тяжело вздохнув.

– Где? – вопросил Юрка.

– Пойдёмте! – я решительно повёл их за собой.

– Да куда ты, чёрт тебя дери?

– Хочу проверить свою интуицию!

Я пулей вбежал в военный сортир. Друзья замешкались.

– В сортире? Проверить интуицию??? – слабо улыбнулся Арсен, глядя на Юру.

Зайдя в слабоосвещённое помещение, мы сразу окунулись в мир зловоний, да таких, что и раздевалка в здании приёмной комиссии показалась нам базой отдыха на Азовском море.

Среди тёмно-зелёных стен, как и ожидалось, я увидел избитого Женю, чистящего засранный сортир своей зубной щёткой.

– Опоздали..., – выдохнул я, прикусив от злости краешек губы.

Вот досада. Стоило нам только уйти, как тот солдат воспользовался удобным случаем.

– Чёрт возьми! Женька, это тот солдат так тебя побил? – аккуратно спросил Арсен.

– И не только. С ним ещё несколько крепких ребят, – ответил он, не отвлекаясь от своей новой работы.

– Да брось ты эту дрянь! – подойдя к нему, я выбил с его рук щётку.

– Но мне сказали...

– Уймись, Женя!!! Помнишь наше обещание? Главное: держаться вместе!!!

– Да чушь всё это! Прикончат нас, как собак бродячих! Их там много, а нас – лишь четверо!

– И что? Вспомни, как у Дюма! У его мушкетёров изюминка тоже не в количестве.

– Дима, да брось ты! То ведь было давно и неправда. Попробовали бы они сейчас...

– Женя! Что за истерика? Мы с тобой! Вот сейчас встретим их и поговорим! Они наш урок запомнят надолго! Пошли с нами!

– Ребята, ну я не знаю...

– Илюшин, вперёд! Что про тебя твой район подумает! Пацаны не поймут!

– Да, наверное...

У двери послышались шаги.

– Ну что, козлина, вычистил парашу? – послышалось у входа.

Да ведь это тот солдат. И какой самоуверенный теперь. Видать, неспроста. Мои суждения оправдались, когда с ним зашло ещё пару солдат.

– Не работаешь? Ты что, идиот? – прикрикнул солдат.

– А что, родственную душу подыскиваешь? – ухмыльнулся Юра.

– Слышь, я ведь тебя по-хорошему предупреждал, чтоб ты катился отсюда!!! Не понял, что ли? – тут уж я взорвался.

– А, это вы, школьники?!! Так ведь, вас ждёт та же участь, что и вашего дружка!

На плечах одного из трёх здоровецких парней, что зашли вместе с тем солдатом, на тусклом свету переливались сержантские погоны. Дело приобретало серьёзный оборот. Такое впечатление, что проказница-судьба шепчет: "Это твой первый шаг в новой жизни! Готовься к худшему!"

Вот я и приготовился.

– Ребята! – произнёс Арсен, максимально жестикулируя руками. – А в чём дело? Мы зашли просто справить малую нужду!

Ответа не последовало. Для такого уровня накала ситуации, та фраза оказалась неуместной. Тот самоуверенный солдат стоял у выхода, плечом облокотившись о тёмно-зелёную стенку, и методично перебирал губами зубочистку. Внешне был спокойным, нахальным и уверенным в собственных силах. Второй, стоявший рядом с сержантом, похож был по поведению на бультерьера, нетерпеливо ждущего, когда хозяин даст команду "фас".

И немая команда была дана, как только Юра попытался выйти наружу. Быстрый удар в живот на мгновение усмирил Селезнёва, который упал на пол и скорчился от жуткой боли. Сам сержант, дитя болот и полнолуния, с которого и началось это противостояние, накинулся на меня, выплюнув зубочистку, и сбил своим немалым весом меня с ног. Арсен принялся бить того нервного, что на бультерьера был похож. На помощь Юрчику побежал Женя Илюшин, с жаждой мести. В драке никто никого не жалел. Перед глазами ярость, принципы и готовность продемонстрировать своё уменье владеть кулаками не хуже, чем острым словом. Мимолётом я видел свою кровь на полу, я видел кровь своих друзей – это злило меня ещё больше и вновь давало силы встать и биться, не жалея разбитых кулаков и ежесекундно появляющихся синяков и ран.

"Если это и есть новая жизнь, – мелькнуло в голове, – то я покажу, кто в ней хозяин!"

Но, увлёкшись дракой, я не предусмотрел "шах и мат" с их стороны, выражавшийся в скором отступлении этих вояк. Уже догадались? Эх, я тоже. Но было уже поздно. Четверо побитых солдат пожаловались прапорщику (кажется, Сидоркин – его фамилия), ну а тот незамедлительно примчался на место драки, где мы в тот момент умывались и приводили себя в божеский вид.

Лаконично он объяснил нам наше поведение с его точки зрения, указал на некоторые статьи криминального кодекса и по-дурацки ухмыльнулся, мол: "Ну что, голубчики, приплыли?". Ну а мы стояли и глуповато поглядывали то в пол, то на него и почти одновременно кивали, поддакивали его незабвенной речи. Короче, полный хэви-метал.

В наказание мы достали свои зубные щётки и стали чистить грязные, дурнопахнущие унитазы, чередуя это "милое времяпрепровождение" с отжиманиями от пола под чутким руководством наших новоиспечённых врагов и прапорщика Сидоркина. Так продолжалось всю ночь и весь день, ну а в 7:30 нас любезнейше пригласили поужинать в столовой, произнеся речь такую:

– Эй, мудаки! Идите жрать! А то вас до принятия присяги убивать нельзя!

Мы и возразить не могли. Тут уж сами виноваты. Выиграли бой, но проиграли войну. И устами всё того же прапорщика нам было предложено на выбор два варианта развития наших дальнейших судеб: отправляют нас в милицию, либо мы должны выполнять приказы этих негодяев до прибытия наших поездов.

Зная, что мама со мной сделает, если узнает о моём просиживании штанов в СИЗО, я без сомнений согласился на их условия, более походящие на ультиматум. Уставшие и избитые, мы отправились в столовую.

Вот честно, создалось такое впечатление, уже после первого сделанного шага за порог – местная забегаловка конца 80-х – начала 90-х годов. Даже дух того времени: запах дешёвых котлет, сделанных из мокрого хлеба и пшеничных и ячневых каш, что комочками лежали в треснутых посудинах, именуемых тарелками.

Дежурный этой столовой нам указал на один из столиков и приказал присаживаться, ведь употребление пищи в армии должно быть подобно автоматной очереди – так же молниеносноо и эффективно. Прямоугольный столик, похожий на тот, что стоял в школьной столовой, да ещё и две лавочки по всей длине стола, так и бесили своей однообразностью.

За столом уже уминали некую субстанцию два невысоких паренька. Я с удивлением посмотрел на этих ребят: они ели так, что еда падала изо рта, будто у них отбирать её кто-то собирается. Опосля я не спеша присел за стол и перевёл взгляд на свою порцию. Темноватый рис, облитый какой-то коричневатой жидкостью – подобием подливки. А с краю небольшой тарелки с голубой каёмочкой и с загадочной аббревиатурой "УЗ" лежали всё в той же жидкости два кусочка мяса (с виду и не разберёшь, какого именно).

Юра сразу скривился и отодвинул свою порцию к середине стола.

– Да я эту стряпню есть ни за что не буду!!! – выдал он.

Я съел пару ложек риса и кусочек мяса, тогда же и понял, что армейская еда – не по мне. Странно, что на всё ассорти военной еды – дают лишь ложки.

Арсен съел свою порцию, а после и нашу с Юрой еду, с большим удовольствием, сказав, что нужно запасаться энергией, а иначе – не протянем.

Рядом с порцией корма для свиней, стоял стакан, до середины наполненный соком из чернослива. От одного запаха уже стало воротить.

– Короче, наелся! – сердито проговорил я и, встав, направился к выходу, сообщив друзьям, что ждать их буду возле наших вещей, в первом боксе.

У выхода со столовой стоял прапорщик Сидоркин и, по всей видимости, что-то хотел сказать мне. Когда я поравнялся с ним, он резко схватил меня за пуховик и прижал к себе. На ухо он, как змей, прошипел:

– Ты, сука, куда направился?

– Я поел...

– Сядь на место! Другие не поели!

– Так я...

– Сядь на место! Удавлю!!!

С этой фразой, он оттолкнул меня назад и я в расстроенных чувствах снова сел на место, где минуту назад разнюхивал сок из чернослива.

– Что, уже пришёл? – удивлённо задал вопрос Арсен.

– Этот не пускает! – кивнул я головой в сторону прапорщика, который от нашей компании глаз не сводил.

– Вот урод! – шепнул Юра, – А что ж делать-то теперь?

– А чёрт его знает! – особо не раздумывая, заключил я.

Глупые мысли о побеге, о мести, не оставляли меня ни на секунду.

Через пять минут дежурный заорал:

– Встать!

Мы послушно вышли из этой забегаловки и присели в первом боксе. Темно было и заметно похолодало. Над столовой стоял прожектор, который освещал плац и боксы, правда, его света было недостаточно даже для игры в карты. На лёгких и холодных порывах ветра мелькали редкие острые снежинки. Федяев стал шуршать в своих вещах в поисках "вчерашнего дня", а мы снова – вести диалоги на разные темы и обсуждать ситуацию, в которой пребывали.

– Ну вот, – запричитал Арсен, – утка наша пропала! Теперь она воняет, как тот туалет, что за нашим боксом.

– Ой, так тебя обдурили! Тебе старую утку дали. А ты ещё кидался терминами "городские", "сельские". Ха-ха!

– Арсен, а ты всё о еде..., – укоризненно покачал головой я.

Из своего кулька я достал мобильный телефон и глянул пропущенные звонки. Новёхонький телефон " Nokia" я оставил дома, ведь пахал на него два с половиной месяца, ну а старенький, чёрно – белый (или лучше сказать – монохромный) " Siemens" взял с собой. Звонила мама 7 раз, Юлечка 23 раза и пара неизвестных номеров – наверное, "Приват-банк". На счету денег не было, лишь звонки на номера "Life" были бесплатными благодаря инновационным акциям, хотя какая теперь разница? Разве был смысл звонить родным и рассказывать об издевательствах? Тогда я точно упаду в глазах близких ниже плинтуса. А мне никак не хотелось снова услышать: "Будь мужчиной!" и "Армия сделает из тебя мужчину!". Хватит! Теперь действовать буду самостоятельно, чего бы мне это не стоило. С приходом этих мыслей и случился переломный момент в моём сознании. Я почувствовал, что могу больше, и у меня получится совладать ситуацией. Это очень полезные размышления для становления человека как самостоятельной личности, а не очередного гражданина Х – планктона без права на собственное мнение.

Около 10 часов вечера некоторых ребят отправили в казарму, что располагалась слева от боксов, напротив столовой и штаба. Нам места не хватило и мы, вместе с полусотней ребят, остались ночевать на улице. Меня это не удивило. Лёг на свой пакет и заснул. Спал плохо, холодный ветер окутывал меня вместо тёплого ватного одеяла. Зубы во сне нервно стучали от минусовой температуры, щёки кусал мороз.

Затем скучное утро, за которое мы "отходили" после истязаний прапорщика, а мозг признавал начало нового дня, медлительного и бессмысленного. На обед мы снова зашли в ту забегаловку, где ели очередную порцию еды, которую запросто можно было использовать, как оружие массового поражения. Весь день мы просидели на лавочке и несколько раз сходили на турники, что располагались за штабом, возле столовой.

Солнышко садилось за горизонт. Печаль угнетала, ставая главной причиной исчезновения моего спокойствия. Хотелось поспешно пройти мимо этих издевательств, но попал в самый центр зыбучего песка, название которому – "новая жизнь". С ребятами сегодня я почти не разговаривал – много думал о том, как вести себя дальше, и что ждёт меня впереди. Около 18 часов, скрипучая дверь штаба открылась, и в нашу сторону направился высокий человек в очках.

– Первый и второй боксы – с вещами на центр плаца! – закричал он.

Я не растерялся. Во-первых, я готов был к любой смене своего скучного времяпрепровождения, а во-вторых, мне знаком был этот армейский термин: плац – это площадь для военных парадов и строевых занятий. А потому, поторопив скучающих и сонных друзей, я взял полупустой пакет, и поспешил выполнить приказ.

Вокруг майора уже через три минуты стояло более трёхсот пятидесяти призывников. Все ждали от него чуда, хотя для каждого оно было разным: кто-то мечтал попасть домой, а кто-то уехать воевать и получать внеочередные звания.

– Здравствуйте! – начал он, убедившись в удовлетворившем его исполнении приказа.

– Здравия желаю, товарищ майор! – отчеканили мы, хотя, из этого сумасбродного приветствия, можно было понять лишь: " Гав! Гав! Гав! Гав!" – так уж было похоже на это.

– Разрешите представиться: зовут меня майор Некануров Николай Леонидович, я – ответственный за прибытие и отправление призывников с распределительного пункта. Здесь вы узнаете, в какие войска вы попадёте и, дождавшись своего поезда, попадёте без препятствий в свою воинскую часть. По поводу сухпайка, я...

– Товарищ майор, но в военкомате уже оговаривалось о распределении призывников, – перебил один из ребят, стоящих неподалёку от майора.

Николай Леонидович, сделав паузу, приказал смельчаку-камикадзе выйти из строя, на что тот парнишка, виновато глянул и вышел вперёд.

– Кто разрешил тебе меня перебивать?

– Но, военкомат...

– Внимай мою речь, сынуля! Я здесь решаю, куда ты отправишься на последующие 12 месяцев! Понимаешь? Я! А не твой сраный военкомат!

– Да.

– Что "да", солдат? Ты как ответить должен?

– Как? – парниша совсем растерялся.

Майор даже закрыл глаза, стараясь разжать огромные кулаки и продолжить беседу, но совладать с чувством гнева довольно сложно, да и майор Некануров не был таким уж волевым человеком, поэтому он молча подошёл к призывнику, высокомерно глянул в его испуганные глаза и с силой отвесил ему подзатыльник.

– Что "как"? Ты играться со мной решил? Фамилия!

– Чёрный.

– Ну, Чёрный, считай, что первый свой наряд ты уже заработал!

– Но ведь я ещё не военнообязанный!!!

– Два наряда, солдат! – произнёс майор, повторив оплеуху.

– Есть! – чуть не плача произнёс он.

– Будешь ты, Чёрный, после отбоя убирать территорию! Я тебе обещаю! Я и твой сраный военкомат!!! – ухмыльнулся Николай Леонидович, оттолкнув парня в сторону, и продолжил, обращаясь уже ко всем нам:

– Так будет со всеми желающими поиграть в словесный пинг-понг со старшими по званию и товарищами по оружию, которое будет у вас после присяги!

– Товарищ майор, а как можно правильно задать вопрос, обращаясь к офицерскому составу?

– Фамилия!

Невысокий, толстенький паренёк вышел вперёд.

– Ровинский.

– Слушай, Ровинский. Самый верный способ получить ответ – это задать вопрос. Тебе, как еврейскому прихлебателю, думаю, это известно. Для начала, нужно попросить разрешения его задать, – на этом ты уже заработал себе наряд, затем нужно изложить суть вопроса! Без слов – паразитов: "можно", "ну", "короче" и других. На этом ты заработал второй наряд. Ясно, Ровинский?

– Так точно! – скрывая недовольство, произнёс парень, максимально выпятив грудь и втянув немаленький живот.

– Вот и славно, – кивнул майор, услышав правильную речь, и снова обратился ко всем, уже немного устало: – А теперь слушайте меня внимательно! Перед вами расположено здание, зовётся оно "штабом". Штаб – это орган управления войсками, ну и лица, входящие в него. Думаю, это ясно. На втором этаже в данный момент работают несколько офицеров с вашими личными делами, они, пересматривая их досконально, распределяют вас в те или иные войска: МВД, Десантные, Инженерные, Сухопутные и другие. После распределения один из пересматривающих ваши личные дела офицер начнёт называть род войск и фамилии людей, попавших в них. Чтобы никто из вас не говорил потом, что не услышал, офицер будет объявлять через громкоговоритель фамилии призывников, а вы должны будете строиться в одну шеренгу перед окном штаба, вон под ту желтую линию на плацу. Ясно?

– Так точно, – среди выкрикивающих эту фразу новобранцев можно было услышать и мой счастливый голос.

"Неужели хоть малейшее движение во временной скукотище?" – я уже и вовсе позабыл о синяках и ранах по всему телу после ночной стычки с солдатами.

– Ну, а позже, – продолжал Николай Леонидович – мы сводим вас в столовую на ужин.

– А в баню? – выкрикнул некто из толпы.

– Черный, три наряда, – преспокойно произнёс майор и приказал нам разойтись по местам томительного ожидания.

Похоже, обрадовался я рано. Майор говорил, что поведет нас на ужин, а значит – поезда сегодня не будет. Жаль!

– Хм... интересно, где мы ночевать будем? – толкнув меня, шепнул на ухо Арсен, на секунду прищурив левый глаз.

– Норму ночных отжиманий и тумаков я уже получил на год вперёд! – слабо улыбнулся я в ответ. – А после прошлой ночи, проведённой на лавочке – у меня кости ломит и, кажется, горло начинает першить.

– Почему он не сказал ни слова о том, сколько же нам ждать поезда?– грустно спросил Женя, материализовав одну из самых важных на сей момент мыслей, которая тревожила меня.

– Эй, пацаны. Вы лучше гляньте на второй этаж! – указал на штаб Юра Селезнёв. – Похоже, что офицер сейчас будет объявлять!

– Ага. Вон он! Наши дела перекладывает. Важный такой. Ходит взад-вперёд. Интересно, в какие войска мы попадём?

– Хотелось бы в МВД – шепнул я себе под нос.

Нервничая, пребывая в ожидании не пойми чего, я доел последний бутерброд с сухой харьковской колбасой, что сложила мне мама, и стал постукивать ногами по асфальту, выбивая различные ритмы – привычка барабанщика и неуравновешенного человека. Не отрывая взгляда, я медленно пожирал глазами стоящего перед окном офицера. Кстати, должен сказать, этот офицер – яркая фигура распределительного пункта. Высокий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати пяти, с довольно броской немецкой чёлкой. Работал он в штабе старшим связистом. Что-то не могу разобрать значение трёх мелких звёздочек на его погонах. Вроде – младший лейтенант. Но, не в том дело. Интерес к его персоне всё-таки заключался в его причёске, присущей солдатам фашистской Германии времён Второй мировой войны. Вот, честное слово, так вдруг потешно стало. Только недавно мы с Антоном Резцовым обсуждали одну из его самых любимых тем – "Солдаты Третьего Рейха" и непосредственно – Рейхоркестр, как тут – воплощение нашего разговора, так сказать, наглядно. Скептикам должен сразу сказать, что, несмотря на дедушкины слова, всё же, Рейхоркестр исполнял феноменальную музыку. Чего стоит только песня "Erica" или " In der stadchen madschen"? Объективный слух заставит вас согласиться со мной. Глупцы могут обвинить нас в кощунстве и прочем! Знаю, но я лишь ехидно ухмыльнусь. Меломанам и разносторонним людям, каким являешься ты, мой читатель, явно будут неинтересны мысли недалеких умов – и верно! Ты ведь прекрасно знаешь, что если загонять себя в шаблоны, созданные серой массой, то явно познать ничего в этой жизни не удастся. Да что говорить – и сам всё прекрасно знаешь. Так вот, разговаривали мы с Антохой о том, как музыка и разнообразные уголки этого мира постигаются лишь теми, кто, не теряя человечности, в состоянии опустить все шаблоны с той же лёгкостью, как поднимается занавес во Дворцах Культуры и открыть для себя самое сокровенное – тайны, как лучше жить, например. Скажу лишь одно: хочешь достичь многого – будь "нейтральным человеком со своим мнением". Это очень сильно помогает в жизни, поверь!

Возвращаясь к младшему лейтенанту (ну, или кто он там по званию), я уловил миг, когда он стал перекладывать наши личные дела по нескольким стопкам. Взяв в руки громкоговоритель, или, как однажды говорил мне Федотушкин – "матюкальник", он начал свою речь, которую я ждал уже второй день.

– Товарищи призывники! Слушайте внимательно! Сейчас я начну объявлять ваши фамилии и подразделение, в которое попадёте уже в ближайшие сутки. Итак, войска МВД: Солодко, Полежаев, Смирницкий, Боровик, Федяев, Грязнов...

– Дружбан, выходи, – улыбнулся Юра, хлопнув Арсена по плечу.

– Да? – растерянно пробормотал он. – А вещи брать?

– Та быстрей! Вещи пока оставь! Вон уже построились все, кого офицер называл после тебя!

– Давай, Арсен! Живее!

– Я в МВД попаду! – обрадовано приобнял нас Федяев.

– Та иди уже быстрей! – в унисон крикнули мы, чуть скрывая улыбку.

Федяев побежал становиться перед жёлтой линией, как и приказывал майор Николай Леонидович.

– Боже, ну и как он ещё может в футбол играть? – смеялся я.

– А что?

– Так он со всеми обнимается, чуть ли не до слёз!

– Ха-ха. Точно!

А офицер в то время объявлял без остановок дальше.

– Тухтанбаев, Стоцкий, Илюшин, Кривошеев, Яголо и Кахикало. Так, дальше – спецназ: Чёрный, Русин...

"Как же так? – опечалился я. – Юра и я не попали в желаемые войска, и что ж теперь будет? В военкомате, значит, меня обманули?"

Юра молча не сидел. Со всей злостью, присущей спокойному жителю Днепропетровска, Селезнёв направился в штаб, дабы разобраться с несправедливым решением офицера. Да по каким критериям нас вообще отбирают? По размеру члена, что ли? Я хотел бы отправиться вслед за другом, но нужно было остаться и охранять наши вещи, ведь Илюшин и Федяев пока не вернулись.

– Внимание: первая группа, вошедшая в подразделение МВД, срочно зайти на второй этаж штаба для получения военных билетов. Через полчаса отправляется поезд, конечная остановка – город Золочев. Ответственный за прибытие солдат до воинской части – старший сержант Воеводин.

Не успел офицер договорить, как около дверей штаба, будто из-под земли, явился пресловутый сержант. Невысокий, но крепкий мужичок лет 35-ти. Разговаривал как-то странно, на ломаном русском и украинском. Ребята стали собираться. В глазах и радость, и неуверенность. В 19:30 ребята должны были покинуть распределительный пункт навсегда.

– Как же так? – грустно спрашивал у меня Арсен, перекинув через плечо свои нехитрые пожитки. – А вы с Юрчиком в какие войска попадёте?

– Да разве здесь угадаешь? Хоть бы не в железнодорожные!

Ой, ребята, наслышан я об этих войсках. Помню, о них мне рассказывал Jet Pilot:

"Дима, – говаривал он с апломбом отслужившего человека, – хуже войск ты не найдёшь! Обходи их стороной! Ты, конечно, получишь колоссальный опыт, пребывая там, но этот багаж знаний надобно ещё пронести через все тяготы воинской службы и постараться выжить там!" Весомых аргументов ему не верить я не нашёл, вот и заручившись такой мыслью, сидел в распределительном пункте, ожидая вердикта. Ну а там, насколько я успел понять, никто никуда не торопился. Любят офицеры "тянуть резину за хвост в долгий ящик".

– Плохо! – сердито пробормотал Арсен, опечалившись тому факту, что дальше наши пути расходятся.

– И не говори! Полный хэви-метал! – слабо улыбнулся я, заразно повторив вздох Федяева.

– Ты, главное, в стройбат не попади! А то – товарищи не поймут!

– Разве я есть звено на распределительном пункте, через которое проходит отбор призывников? Тем более, товарищи, да и друзья тоже – и вовсе от армии откосили, так что мне наплевать на их понимание по отношению к моей персоне!

– Ой, ну философ, философ! Успокойся только! Прям и сказать не даёшь!

Тут, сзади, подошёл к Арсену знакомый нам солдат и, ухмыльнувшись, с дури пнул Федяева ногой. Мой друг, грамотно сбалансировав тело, с временным оцепенением глянул на обидчика:

"Боже, да ведь это те солдаты, с которыми мы дрались прошлой ночью. Ишь ты, по-прежнему агрессивные и самоуверенные. Отморозки!"

– Стройбат, говоришь? Э? – ухмыльнулся сержант, скрестив руки на груди.

– А ну-ка, пойдём с нами! – добавил второй, показавшийся из-за спины первого.

Арсена с силой потянули под руки куда-то в сторону туалета.

– Куда вы его тащите? Эй! – закричал я, но на меня внимания не обратили. Неужели так крепко их задел Арсен?

Я уж давно для себя решил, что продолжаться так больше не может. На почве всего происходящего давеча, я крепко сжал кулаки и с сердитым выражением лица кинулся вдогонку. Федяева отвели за боксы и стали вести разъяснительную беседу, не забывая бить по лицу и почкам, ухмыляясь и злорадствуя.

– Ты ж пойми, придурок! Стройбата нет, как такового! Этот термин остался ещё в СССР, в той прекрасной Родине превосходных людей!

– Да. И что ж ты, сука, дезинформацию сеешь среди пацанов? Они и так боятся в добровольцы записываться, ведь половину из них притащили насильно! А тут ты ещё...

– Я... я..., – пытался что-то ответить Арсен, лежа на опавших прошлой ночью листьях, едва прикрывая одной рукой разбитый нос и нижнюю губу.

– Ты ведь ничего не знаешь о стройбате! – хлопнул его по щеке один из них, тот, что похож на бультерьера.

– После распада СССР это слово прекратило нести собой всяческую смысловую нагрузку, так и оставшись в истории 20 века. Ты это можешь понять, белка саблезубая?

– Или помочь уяснить?

Футболист и ответить ничего не успел, как тут подоспел я. Держа перед глазами картинку событий прошлых ночей, я со всей накипевшей внутри меня ненавистью подбежал к одному из солдат, который по-прежнему держал во рту зубочистку, и наградил его размашистым хуком левой – моим коронным ударом. Завидев нокаут моего врага, я с пущей уверенностью стал бить остальных. Арсен очень помог с Бультерьером, – крепкий оказался, зараза. Представляете, закрыл глаза и стал размахивать руками, будто мельница. И не подойти. Ну, Федяев молодец, сориентировался. По незащищённым ногам круто правой ногой зарядил, будто пенальти бил. В общем, вернулись им птичкины слёзки.

– Пошли быстрей! – поторопил Арсена я, а он почему-то мешкал у лежащего сержанта.

– Сейчас, секунду! – с этой фразой, Федяев подлетел к лежащему сержанту, зубочистка которого валялась на пожелтевших, сырых листьях и, оборвав с его одёжки погоны, засунул их ему в рот.

– Жри! Жаль, что на таких сержантов, как ты, государственных резолюций не хватает!

– Пошли, Арсен! – вторил я.

Побежав от избитых солдат, мы вернулись к первому боксу.

– Я же говорил, что дело закончится жопой! Я же говорил!

– Дим, успокойся! Всё будет хорошо! Они ведь говнюки! Вот и получили, что заслужили!

– Угу. Ну, конечно! Только, ничего, что у нас кулаки в крови?! Заметит хоть один солдат или, чего хуже, офицер – вот тогда и полетаем!

– Действительно. И что ты предлагаешь?

– Ладно! Я тебя прикрою! У тебя ведь поезд через десять минут!

– Думаешь, пронесёт? – недоверчиво переспросил Арсен.

– Так. Прекрати истерику! Давай, всё-таки, решать проблемы по мере их возникновения!

– Ну, так-то оно и понятно, – как бы, между прочим, произнёс Федяев.

– Вот и хорошо. А пока их нет на горизонте – просто опережай события и продумывай вариации возникновения зла на тропинке твоей жизни!

Арсен замолчал и скривил рожицу.

– Что, не понятно объяснил? – догадался я.

Федяев кивнул головой и, слабо улыбнувшись, произнёс:

– Ну, ты как скажешь, вот так вот... Мне опять сказать нечего!

Я улыбнулся и обнял его. Возможно, тогда и стал считать его своим другом. Затем, мы вспомнили, где находимся, резко отстранились друг от друга и, как бы невзначай покашляв, уселись на лавочке, возле своих вещей. К счастью, нас никто не заметил, и "прибоем в голубятне" или "гомостахановцами" не назвал, что предполагалось внезапно нахлынувшим чувством мужественности и брезгливости.

– Погоди! – вдруг осенило меня.

– Что?

– А ты военный билет получил? – спросил я, глянув на него таким взглядом, будто узнал страшную тайну.

Теперь, моё удивление и некую нотку испуга, я мог зеркально наблюдать на лице Федяева.

– Забыл! – расстроенно пробормотал он.

– Так бегом давай! – крикнул я, после чего Арсен убежал, будто метеор, к дверям штаба. – Рэмбо!

А меж тем, сержант Воеводин уже строил призывников и сиплым, прокуренным голосом рассказывал, что автобус, который довезёт их до железнодорожного вокзала (от распорядительного пункта – 6 минут) ждёт у серых ворот.

Оставшись один, я снова стал грустить. Как нелегко жить при капитализме. Человек человеку – волк! А ведь, в сказках, которые так люблю перечитывать перед сном, учат быть добрыми и отзывчивыми. Увы, не могу. Только не в этом мире! Помнится, кто-то столь длительное время заставлял верить, что "гибель капитализма неизбежна".