Текст книги "Когда мне было 19(СИ)"

Автор книги: Дмитрий Багацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Зашёл домой, еле вставив ключ в замочную скважину. Вновь явилось желание прижаться щекой к двери и, повиснув на вставленном в отверстие тяжёлом ключе, закрыть глаза, но в коридоре меня уже ждала Юля. Руки у неё были мокрые, а рукава бело-розовой кофточки закатаны до локтя. Как не просил её пойти с нами гулять, она отказалась. Сказала, что порядком займётся в комнате.

– Пришёл-таки? – сердито спросила она.

Как назло, речь моя была глупа и несвязна.

– Я... я просто...

Все мои попытки что-то произнести были нелепыми, и мне самому стало стыдно за своё жалкое состояние.

– Да я уже поняла. Пошли в ванную!

Юси вымыла мне руки, пока при трении они не начали издавать скрип, и заботливо уложила в постель, скинув кое-как сырую после улицы одежду. Потом свет в комнате потух и за стенкой, на кухне зашумела вода, и послышался звон тарелок.

Помню, отключился я сразу. Последней мыслью было:

" Ах, как хорошо, что я родителей уговорил поехать на ночь в село, а не то – устроили бы хорошенькую взбучку!"

Мне что-то снилось. Настолько правдоподобное, что я и думать не мог, что всё это только сон. Лежал я в постели, рядом мирно спала Юленька. Как обычно, ворочаясь, она полностью укрылась тёплым ватным одеялом с розочками, а меня и вовсе лишила возможности укрыть хотя бы ноги. Вокруг постели я увидел неясный белый свет, а рядом стоял странный мужчина с крыльями. Он умерщвленным взглядом смотрел на меня. В глазах читалось высокомерие и снобизм. Вдруг его уста приоткрылись, и он проговорил красивым мягким баритоном:

"Дмитрий! Я – твой Ангел-Хранитель, и у меня больше нет сил смотреть на то, как ты безответственно проводишь свою жизнь".

У меня ужасно болела голова, как Федот говорил: "вертолётики летали". А тут ангел... Ещё и принялся меня поучать. Каждое слово, будто обухом по голове. Недолго думая, я прогнал его. Говорю: "У тебя что-нибудь есть или тебе что-нибудь нужно?" Он, молча, испарился, утомлённо глянув в мою сторону.

– Мне спать осталось сущие часы, а там уже – новая жизнь! – буркнул я в пьяном бреду, накрываясь с головой одеялом. Что-то он ещё произнёс, типа:

"Без меня тебе не пройти тот тернистый путь, что уготовлен тебе в твои девятнадцать!"

Далее чёрт знает что снилось: неясное и сложное для восприятия, отчего я мигом проснулся. На дворе всё ещё стояла ночь.

Над моей постелью стояли два силуэта. От неожиданности их здесь улицезреть, мною овладел испуг. Две маленькие девочки бездействовали над моей постелью. Одна была ростом около 1.45, другая – чуть ниже. У обоих длинные русые, аккуратно уложенные волосы, на макушках огромный белый бант. Они были одеты в белые фартучки, белые туфельки и белые гольфы. Одна из них, у груди крепко сжимала куклу, а та, что повыше – грузовичок. Я попытался разбудить Юлю, но та спала, словно убитая, словно убитая.

Голова вдруг так закружилась, что красноватые ободки век сплелись и утопили в себе карие глаза. Проснулся лишь утром с сильной головной болью и пересохшим горлом. Тело было разбитым, как после ночной смены на заводе, а глаза – красные и воспалённые: одним словом – мачо.

Думаю, и говорить не стоит, что в подобном состоянии, неохота соблюдать свои традиции в виде прослушивания рок-музыки и прилежного выполнения гантельной гимнастики.

И Юля отчего-то плакала с самого утра. Да и думать нечего: она не хотела меня отпускать. Всё пыталась отговорить меня, едва сдерживая слёзы.

– Поздно, любовь моя! Теперь слишком поздно...

Часов в 8 приехала мама с моим отчимом – дядей Толей. Младший брат где-то гулял, даже попрощаться не приехал. Мамочка с порога бросилась в объятья. Женщины – всегда остаются женщинами. Расплакались, сердца сильнее застучали. Конечно, все ссоры позабыты. Им не хотелось, чтобы я уезжал. Дядя Толя стоял в сторонке и молча о чём-то думал, глядя на меня.

Возможно, в его голове выкристаллизовалась мысль о том, что армия сделает из меня настоящего мужчину и, быть может, хоть чуточку похожим на него. Из села мама привезла разные вкусности, чтобы я подкрепился перед главным шагом в новую жизнь. Что-то глобальное я услышал в её фразе. А этот "выход в новую жизнь" меня откровенно пугал – страх неизведанного. Но пора было собираться и выходить к распорядительному пункту.

Часть 2: «Какова она – новая жизнь?»

Глава III: «Распределительный пункт»

Ох, не любил я телячьи нежности, потому что тогда обязательно начну плакать, а мне этого никак не хотелось. Именно поэтому я попросил маму, дядю Толю и Юленьку, чтоб они не ехали со мной до ворот распорядительного пункта, а попрощались тихо, по-домашнему, с посиделками "на дорожку". Мама, всё ещё не сдерживая слёз и эмоций, согласилась. Правда, перед моим выходом, сфотографировала пару раз, а дядя Толя крепко пожал руку, будто на фронт отправляли. Я с особой нежностью поцеловал эмочку, пытаясь запомнить этот миг и тепло родных людей.

И вот я уже на улице. Непривычно как-то. Внешне теперь я был как все. Не одел ни браслеты, ни серьги в ухо и бровь. По одной только причёске можно было понять, что человек, проходящий мимо вас – неформал.

На улице было грязно и сумрачно, пахло сырыми листьями и бензиновыми испарениями. Осенняя морось нагоняла тоску. Снова этот мерзкий ветер. И как ему удаётся залазить под одежду и вызывать неприятный озноб и перестукивание зубов? Поскорее сел в только что прибывший на родную остановку трамвай ╧11. Занял потёртое красненькое сидение и с грустью взглянул в окошко. Почему-то показалось, что никогда сюда больше не вернусь. Конечно, это накручивание мыслей, но при этом я был уверен, что "новая жизнь" начнётся здесь, с моим исчезновением. Сидящие спереди старушки предвещали резкое похолодание по всей Днепропетровской области.

Не проехав и трёх остановок, где-то около улицы Кавалерийской, зашла молоденькая и хамоватая на вид девушка. Она недовольно и высокомерно окинула взглядом всех сидящих и, завернув прядь белых крашеных волос за ухо, поняла, что мест свободных нет. Видимо, моё лицо, опечаленное некоторыми мыслями, привлекает всеразличных ведьм и проституток. Я посмотрел равнодушным и сонным взглядом на стоящую рядом девушку и принялся снова углубляться в свои тяжкие мысли. И вдруг слышу:

– Молодой человек, а вообще-то я беременна!

Я снова окинул её взглядом, немного удивился такой постановке предложения, но мой острый язык это никогда не останавливало.

– Поздравляю! – не тихо промолвил я.

– Э-э, вы наверно не поняли! – громче прежнего произнесла она. – Я беременна!

– И что? В моей персоне вы отца для своего ребёнка не найдёте!

Кто-то, сзади сидящий, даже игриво хихикнул, поддержав меня.

Хотелось мне поломать комедию и дальше, но на улице Свердлова мне нужно было вставать. Что-то она мне крикнула вслед, но я настолько быстро переключаюсь на интересующие меня темы, что через полминуты я и не вспоминал о хамоватой блондинке с искусственным интеллектом.

За 15 минут я дошёл до улицы Шмидта, где и находился распределительный пункт. Неспешно направился к воротам КПП (Контрольно-Пропускной Пункт), погружённый в те же мысли. Клянусь, что все они пропали, когда меня сзади кто-то одёрнул. Рассеянно я оглянулся, переложив пакет с вещами в правую руку, потому что левой привык бить.

– Друзья! – неожиданно обрадовался я, увидев перед собой дорогих мне людей.

– Здорова, солдат Украинской армии! – обнял меня Ростик.

– Как ощущения? – пожал мне руку хладнокровный и сдержанный Асеев Андрей, который у меня всегда ассоциировался с аристократическим и благородным Атосом из бессмертного романа А.Дюма.

– Боюсь! – выскочило из языка признание.

– Ничего. Это нормально, – успокоил Саша, приобняв меня.

"Ещё бы, – думалось мне, – легко им говорить, у них ведь отсрочка от армии, а я вот-вот начну новую жизнь. И какой она окажется – одному Богу известно".

– Димчик, кстати, тебе Оля передавала поздравления и просила прощения, что не смогла приехать. У неё учёба сегодня.

– А кроме всего прочего, – добавил Ростик. – Помни, что мы будем без тебя скучать!

– И где ты ещё таких друзей найдёшь? – хихикнул Лёша, подтолкнув неслабо по рёбрам.

– Спасибо, ребята. Я вас очень люблю! – сентиментально, чуть не плача, произнёс я; очень был тронут тем, что меня любят, и будут ждать.

Тут сзади подбежала Юлечка и со слезами на глазах повисла на моей шее:

– Не пущу!!! – закричала она. – Только не этого человека! Прошу!

Я так хотел избежать телячьих нежностей, но слёзы полились сами собой. Что за день? Уж не пролог-ли это к моей новой жизни? И что делать с человеком, обмякшим на твоей шее? Как утешить? Я провёл рукой вдоль изящной спинки, целуя лобик и носик ненаглядной. Большим пальчиком вытер слёзы с её карих глаз, как вдруг услышал позади:

– Ми – ся – ти – на!!! – голос приближался. Так называла меня только мама (она придумала мне такое умилительное прозвище от старорусского слова – Митя – так раньше Дмитриев звали). Так и знал, что мама с дядей Толей всё-таки приедут. Дело перетекло в слюнявое русло. Мама меня три минуты фотографировала с друзьями и любимой девушкой. И, наконец, я буквально вылез из объятий близких людей и постучался в высокие, серые ворота, на которых был выгравирован герб Украины. Строгий, молодой солдат открыл и лаконично потребовал мою повестку. Немного растерявшись, я порылся в карманах узких джинсовых штанов и, немного смятую, протянул её солдату. Он на миг опустил взор на клочок бумажки с моей фамилией и опосля сказал, чтоб я шёл вперёд. Глотнув тяжёлый ком старой жизни, я тот час же скрылся за серыми воротами, где остались плачущие родители, бьющаяся в истерике Юля и вздыхающие друзья.

Вот и началась моя новая жизнь. Долг перед Родиной – есть долг, чтобы я не думал.

Сразу за воротами меня остановили двое толстых мужчин лет под сорок, в милицейской форме. У них было весьма игривое настроение. Когда они обратили на меня внимание, то вдруг резко стали серьёзными, будто прижала нужда посреди поля. Один из них на ломаном, русско-украинском языке, сердито проговорил, чтоб я сложил свои вещи на постамент, возле которого они стояли, и ждал, пока произойдёт проверка вещей.

– Хорошо – растерянно пробормотал я.

– Не "хорошо", а – "есть"! – громко и требовательно поправил меня второй проверяющий.

– Есть! – быстро исправился я.

– То-то же! А "хорошо" будешь девкам своим говорить!

Я виновато кивнул головой.

"Ну и жизнь началась!" – изумлённо констатировал я.

Уже с первых минут на сердце стало настолько тяжело, что и словами не передать. Безумно захотелось вернуться домой. Но я прекрасно знал, что, свернув с протоптанной тропинки, не всегда можно вернуться на неё снова. Обратного пути уже не было. Без сомнений, трудно мне придётся в армии с моим-то характером. Представьте только: свободолюбивый, вспыльчивый, не терпящий всяческой критики в свой адрес, задиристый и гордый. Тут без "Валидола" дела не будет.

Я, нервничая, молча ждал, пока эти два поросёнка перероют мою сумку, и дадут возможность идти дальше. Стараясь сдерживать эмоции, стал поочерёдно перебирать пальцами одной руки по большому пальцу, изображая тем самым игру на гитаре и олицетворяя методику известных докторов.

– Шмаль? Оружие? Алкоголь есть? – спросил второй.

– Нет! – незамедлительно ответил я, смутившись.

– Нет чего? Шмали? Оружия? Алкоголя? – путал меня вопросами милиционер.

– Из того, что вы перечислили – нет ничего!

– Смотри, чтобы мы в твоей сумке этих предметов не нашли! – припугнул меня первый, максимально близко преподнеся свою физиономию к моим глазам. Я невольно отодвинулся назад.

Они вдруг так засмеялись, что и сумку оставили в покое.

– Держите дистанцию! – сердито проговорил я.

– Ты, паренёк, не умничай! Я, чтоб ты знал, могу всё: и рабом тебя сделать, высечь тебя, сослать в Сибирь, продать, как скотину или женить по своему усмотрению. Ха-ха. Понял?

– Ты уж извини, – сквозь смех, проговорил второй. – Нам положено! Недавно здесь мальчик пронёс мимо нас наркотики и, обкурившись на территории распорядительного пункта, погиб. Вон там венок на той берёзе висит. Видишь?

– Эх, а я был уже майором. Всё из-за этих малолеток, страдающих комплексами неполноценности, я теперь – снова капитан! – обречённо высказал второй.

– Я могу идти? – оставаясь равнодушным к их проблемам, спросил я.

– Да, можешь идти. Ещё раз извини!

– Бог простит! Я ведь не священник! – кинул напоследок я и пошёл дальше.

Только сейчас удалось осмотреть территорию. Видя такую широкую местность, я даже растерялся: не знал, что делать дальше и куда идти. Впереди виднелись четыре бокса (такие себе навесные комнатки ожидания), а в каждом из них были расположены невзрачные голубые лавочки, на которых сидели ребята примерно моего возраста и чего-то с тревогой ждали. Я решил далеко не идти и присел в первом боксе, рядом с компанией парней, оживлённо спорящих о чём-то.

Долго не думая, принялся знакомиться.

– Пацаны, а вы здесь давно?

– Это уму непостижимо – мы здесь вторые сутки! – прикрикнул один из них, будто устал отвечать на один и тот же вопрос.

– Как так? – удивился я.

– А вот так! Все знали, что дорога от военкомата ведёт в распорядительный пункт, но никто и подумать не мог, что так долго придется ждать своего поезда.

– Не распорядительный, а распределительный! – поучительно протараторил второй.

– Да какая разница, чертила?

– А где вы ели, спали? – перебил нависший спор я.

– Да тут... Казарма есть...

– Ага, – нервно ухмыльнулся рядом сидящий, – казарма рассчитана на 100 человек, а нас здесь сидит более пятиста!

– Да какой там? Сегодня после обеда ещё 50 человек привезут!

– Ого! А где остальные спят?

– Здесь! – выпучил глаза третий, от негодования шлёпнув ладонью по лавочке, на которой сидел.

– Кстати, я Димон Лавренёв, – вернулся к истокам знакомства я.

– Не думаю, что это действительно "кстати"! – буркнул первый, вконец потеряв терпение от ожидания "не пойми чего".

– Илюшин, закройся! Дим, не обращай внимания, он воспитан улицей. Меня зовут Арсен Федяев. Рад познакомиться!

– Я – Юра Селезнёв. Живу на проспекте Кирова. А этого пройдоху зовут Женя Илюшин, он из Амур-Нижнеднепровского района.

– Да, на Амуре все такие... "быдло-стайл".

– Отлично, вот и познакомились! Кстати, ребята, а поведайте-ка мне о здешней кормежке, – попросил я, решив восполнить пробелы незнания новой жизни.

Ребята улыбнулись. Ну, конечно, пацанам потешно – они ведь владеют информацией. Создалось впечатление, будто я доисторический лучник, вышедший из кустов магнолии, в поисках добычи и случайно наткнулся на киборгов из будущего, строящих свои робофабрики и биосинтезы на территории леса, кормящего меня много лет.

– Скоро обед, – хихикнул Арсен. – Сам узнаешь!

– Что, так невкусно? – вяло улыбнулся я.

– Ну, как тебе сказать, братан? Мыло вперемешку с автомобильным брызговиком ел когда-нибудь?

– Бог миловал, – засмеялся я.

– Вот, а это у них в столовой – пшённая каша. А опилки вперемешку с хлоркой хрумкал? Чего ржёте? Это у них овсяная каша, сэр. А про чай я вовсе молчу!

– Бром всё-таки добавляют? – спросил Юра у рассказчика.

– Нет, сейчас уже не добавляют. По цвету чай похож на просроченный лимонад "Буратино".

– А по вкусу? – безудержно смеялся Селезнёв, приобняв Арсена.

– По вкусу? На коктейль "Голубая лагуна" вперемешку с лошадиными отходами.

Тут мы со смеху и попадали. Это больше было похоже на смех сквозь слёзы, не иначе. Правда, я смеялся больше потому, чтоб сдружиться с новоиспечёнными товарищами, нежели от качества шуток. Разные коллективы научили меня, что общие привычки и смех – всегда скрепляют отношения.

– Слышь, недоумок! Поди-ка сюда!!! – послышалось вдруг неподалёку грязным басом.

Невольно испарились нотки мимолётной радости, и я стал прислушиваться. Перед нами стоял высокий стройный солдат и обращался он, судя по направленности сердитого взора, именно к Арсену Федяеву.

– Придурок, ты оглох? Сюда подойди!!! – повторил он с той же интонацией, что и прежде.

Арсен несмело подошёл. В глаза солдату, почему-то, смотреть не захотел.

– Ты что, знаток армейской кухни?

– Нет. Мы тут просто...

– Пошли со мной! – спокойно произнёс служивый, прихватив его под руку.

– Эй, куда это он с тобой должен направиться? – привстал я, приготовившись к драке.

– Он у меня будет пробовать новое блюдо: сортир по-военному! Будешь мешать мне – и ты отправишься следом!

– Слышишь, дядя! Шёл бы ты отсюда! – привстал Юра, подкатывая рукава спортивной кофты.

– Ты шо, дядя? Давно в чужих руках не обсырался? – ухмыльнулся Илюшин. – Мы ведь ещё не военнообязанные! Смотри, убьем ненароком!

– Да вы чё, малолетки? – опешил солдат. – Я – сержант украинской армии!

– Вали отсюда, сержант, пока не въехали в рупор!

– Вы об этом пожалеете! – растерянно проговорил солдат и поспешно скрылся за поворотом.

Мы немного отдышались, адреналин плавно стал отпускать наши мысли. Только Илюшин не унимался, всё грозился догнать, да всыпать ему, как следует.

– Чувствую что-то неладное... – пробормотал я.

– Ты думаешь? – усомнился Юра. – Та ладно тебе! Мы его напугали так, что он и дорогу сюда забудет!

– Ой, сомневаюсь, ребята! Чует моя душа лихо!

– Что она чует?

– Лихо, Женечка, лихо!

– Ой, Хьюстон, у нас проблемы! – засмеялся истерическим припадком Илюшин. – Димон наш струсил!!!

– Я не трус! – обиженно крикнул я. – Просто чувствую, когда дело закончится жопой!

В действительности, флюиды страха имеют свойство передаваться на подсознательном уровне, и вот мы вмиг задумались о недалёком будущем. Виновник, Арсен Федяев, стоял, молча в метре от нас с плохим настроением, о чём-то думал.

– Главное – держаться вместе! – прервав паузу, произнёс Федяев.

– Ладно. Разберёмся! Давайте лучше поедим что-нибудь!

– А есть что? – оживился Юра.

Арсен, будто воскресший памятник, резко залез в свой полупрозрачный, белый пакет с надписью "АТБ", и через мгновение вытащил огромную, жареную утку, упакованную в несколько газетных страниц.

– Откуда? – удивились мы.

– Да я сегодня ночью с пацанами со второго бокса играл в карты. Выиграл у одного дуралея из какого-то села. Он просто никогда с городскими парнями не играл! Ха.

– Ну, ребята, а у меня поскромней! – улыбнулся я, и стал с представительским видом выкладывать еду из своего пакета.

В моментально образовавшийся "общак", мы сложили нашу еду, которую и принялись немедля есть. Одна лишь мысль мне не давала покоя: "Сколько ждать поезда? Час? День? Неделю?".

– Димон, послушай-ка! – обратился вдруг Юра Селезнёв. – А ты что, неформал?

– Да, – улыбнулся я, поверженный в смущение (никогда не любил быть экспонатом из музея).

– Классно! Никогда ещё не общался с неформалами!

– Ага. Полный хэви-метал! – ухмыльнулся я, будто довольный кот, лениво валяющийся на нагретой солнышком земле.

– А как ты им стал? – спросил Женя, оторвавшись от некультурного запихивания в горло очередного куска утки.

– Играю просто в музыкальной группе тяжёлую музыку, вот и сменил имидж. Не могу же я играть "trash metal", а одеваться, как на поход в библиотеку.

– Та да! – закивали Женька с Арсеном.

– Метал – хрень какая-то для неуравновешенных пацыков. Стас Михайлов и Лепс – вот это тема!

– Всё равно через пару дней об этом никто не узнает. В армии тебя под "единичку" подстригут! Не будет больше у тебя такого "гнезда глухаря" на голове!

– Ну, Юрка, ничего ведь не поделаешь!

– Дим, а на чём ты шпилишь? – спросил Женя, правда, я его с трудом разобрал.

– Барабаны, ну и на гитаре брынькаю.

– На акустической?

– Электро, акустика... – как бы, между прочим, произнёс я.

– Ух...

– Ох... – удивлённо пробормотал Арсен, похлопав меня по плечу.

– Там "ух", тут "ох"... Что ж, ребята, я вижу глубокие познания в области междометий русского языка.

– Ха, Димон, так ты ещё и философ?

– Бывает...

– А фанаты не достают? Небось, уже шарахаешься от них?

– Тут любой боязливым станет, когда все вокруг хотят тебя потрогать, потискать, оторвать от тебя кусочек на память и растащить на сувениры.

– Ваше Величество, а Вы, случаем, не зазвездились? – с сарказмом спросил Юра, прищурив левый глаз.

Ненавижу моменты, когда высказывают правду в глаза. И возразить хочется, но оставаясь при этом правым. В данном случае, это значит – лишь молчать и глупо улыбаться.

– Ой, вы лучше расскажите мне: а у вас сумки на КПП проверяли? – резко перевёл тему я, стерев последние домыслы новоиспечённых товарищей обо мне.

– Ещё бы. У Арсена забрали копчёную колбасу!

– Мало того! Они мне сказали, что колбаса – запрещённый продукт. А сами её сожрали! Прикинь?

– Вот гады! – сердито промолвил я. – Ненавижу несправедливость!!!

– А кто её любит?

Я вздохнул. А немного позже, после трапезы, я узнал, что ребята отправлялись служить в МВД, как и я. Этот факт меня несказанно обрадовал.

– Ребята! Нужно только держаться вместе!!! И никакая "дедовщина" не застанет нас врасплох!

Эта фраза стала сакраментальной, которая позже стала являться во снах.

– Так и будет, друзья! Нас ничто не разобьет!!! – я был преисполнен надежд на лёгкую службу в армии.

Арсен даже немного прослезился – настолько его растрогала ситуация. Кстати, Федяев – играл нападающим в юношеской сборной Днепропетровска по футболу. У него были накачанные ноги, и, насколько мы успели с товарищами заметить – Арсен гордился ими. Даже в нынешнюю погоду, он стоял перед нами в бриджах, что не скрывало большие икры и толстые мышцы, идущие от коленей до тазовой кости.

Что касательно Женьки Илюшина, то тут всё более прозаично. Он слыл юным алкоголиком и темпераментным "пацаном с района". Не знаю, почему, но до знакомства с ним, блондины ассоциировались у меня с "пай-мальчиками". Жизнь ломает любые шаблоны и стереотипы.

А вот Юрка Селезнёв, казавшийся мне скромнягой, оказался самым интересным собеседником из компании, хоть и выпивал не меньше Илюшина.

Вот такой компанией мы и сидели довольно долго, пока рыжеусый майор из моего военкомата не показался на фоне серых ворот КПП. Юра и Арсен, поскольку были призваны тем же военкоматом, что и я, резко подскочили, оставив еду на лавочке и метнулись вместе со мной к майору. Сегодня вояка выглядел обеспокоенно. Постоянно поправляя воротник расстегнутой бежевой ветровки, майор всё поглядывал на позолоченные часы с зеленоватым циферблатом. Под мышкой у него виднелись какие-то бумажные, тёртые папки. Похоже, что это наши личные дела. Не за этим мы бежали к нему, но я бы охотно вырвал из его рук своё личное дело и дал бы дёру, что есть мочи. Но, я уж не удивляюсь: я – часть той силы, что вечно жаждет зла, но вечно делает добро.

– Здравствуйте, товарищ майор! – начал несмело Арсен – Скажите, а когда наш поезд?

– Да погоди ты... – махнул рукой майор и скрылся в дверях штаба распределительного пункта.

– Тю, нервный он какой-то! – заключил Федяев, почесав затылок.

Не прошло и часа, как русоволосый, невысокий человек поспешно вышел из штаба. Это был тот майор. Он увидел нас, сидящих в первом боксе, и вальяжно подозвал к себе. По-прежнему куда-то спешил и поглядывал на часы.

– Так, Федяев, Селезнёв и Лавренёв – за мной!

Мы переглянулись и опешили. Из-за общей шумихи, так и не услышали, что хотел от нас Рыжик.

– Резвее, девочки! У меня мало времени!!! – заорал он, повторно глянув на часы. Пожалуй, это была его привычка, а не слежка за текущим временем.

Посмотрев друг на друга вновь, мы искали хоть в ком-то среди компании уверенное действие после речей майора. С горем пополам, подошли к нему, виновато опустив головы. Илюшина оставили стеречь наши вещи.

– Вы бы точно проиграли марафон улиток на десять метров! – уже спокойно позлорадствовал офицер и повёл нас в двухэтажное здание из красного кирпича. Там находилась приёмная комиссия. Именно она является ключевым звеном, которое и решает – идёте вы служить или нет. Скажу прямо, это здание – "рай для похотливых женщин бальзаковского возраста". Все призывники там ходили голые. Нас ждала та же участь. Для меня это было несколько неожиданно. Будто не распределительный пункт, а бордель "муж на час".

Длинный коридор и той же длины ковёр стали запоминающейся изюминкой второго этажа. Завели нас в раздевалку. Ух, вот это было настоящее испытание. Там стоял такой противный запах, что я и вовсе не знал, какую часть тела мне прикрыть, чтобы это зловоние перестало действовать раздражителем моего организма. В раздевалке находились вещи многих ребят, и было несколько сложновато оставить свои вещи так, чтоб их можно было потом найти. Вонь от поношенной обуви, нестиранных, раритетных носков и от мужских подмышек заставили меня мигом расстаться с одеждой и поспешно выбежать в коридор. Поверьте, мои товарищи там также не задержались. Майор приказал следовать за ним. Посетило недовольство происходящего: мы что, снова к первобытному строю возвращаемся? Будто дикари, шли раздетыми по коридору. Естественно, сравнения ради, оглядели тела и достоинства друг друга – обычные дела. Не зря я предпочитал заниматься спортом. Только в таких сравнениях и понимаешь, в чём преуспел и в чём стоит себя подтянуть. Коридор казался нескончаемым.

– Димон, а что ж это майор не разделся? – шепнул мне на ухо Арсен.

– Комплекс неполноценности, – захихикал я.

Майор, не поворачиваясь, сердито проговорил, что всё слышит, и мы постарались смех вдавить в себя. Его петушиные, короткие фразы нас так смешили, что вот-вот мы должны были заработать свои первые наряды. Пройдя через весь коридор, он открыл перед нами дверь с табличкой "Дерматолог" и дал приказ незамедлительно зайти внутрь.

Светлый кабинет с голубыми стенами и высоким потолком стал для нас новой атмосферой новоиспечённых армейских будней. Наверно, это было единственным местом, кроме церквей, где не установили потолки "Армстронг". Справа от меня располагался обыкновенный рабочий стол и напротив него – кушетка. Вот и всё, что там было – такой себе японский минимализм. За столом сидела молоденькая девушка и медленно обсасывала шариковую ручку, жадно пожирая взглядом новых пациентов. Рядом стояла ворчливая старуха, облокотившаяся об краешек стола. Она же впоследствии и оглядела небрежно наши тела. Во время осмотра молоденькая медсестричка, не отрывая взгляда от наших половых органов, о чём-то мечтательно думала. Так стыдно было, что хотелось сквозь землю провалиться. От таких нескромных взглядов чувствуешь себя девственником-первоклассником. Но, к нашему счастью, закончилось это быстро. Помню, что краснели в том кабинете все, кроме старухи и той молоденькой девушки, которая так и не смогла, по всей видимости, найти лучшего применения шариковой авторучке. А уж по окончанию стыда Арсен начал хвалиться, что даже подмигивать успевал.

– Да ты что? – спросил Юра с ноткой недоверия.

– Да я вам говорю. Я подмигивал ей!

– Кому? Старухе что ли?

– Идите к чёрту! Я про молоденькую девушку!

– Её папа, наверное, пекарь.

– Почему ты так думаешь, Юрик?

– У неё такие сочные булочки.

Майор, разумеется, нам быстро закрыл рот и, пригрозив всеми чертями, провёл нас ещё по нескольким кабинетам. Короче, нас там и потрогали, и в ягодицы поглядели, и грудь измерили – хоть не поимели, и на том спасибо.

Оставался последний кабинет, в котором находился психиатр. Мы уже изрядно устали, да и холодно бродить голяком по коридорам да кабинетам. Как-никак, конец октября. Ступни становились сухими и шершавыми. Возле двери последнего кабинета была очередь, человек тридцать, которые нервно ожидали своей очереди. Но наш майор не растерялся и тут же скрылся в толпе обнажённых парней. Минуту нет, две – нет, а по истечению пятой, он снова вынырнул и строго сказал, чтобы мы следовали за ним. Я на минутку даже загордился нашим военкоматом. Такая дипломатичность.

Сквозь давку и недовольные лица парней, что стояли тут, по всей видимости, не первый час, я с ребятами пробрался к кабинету психиатра. Вместе с нами зашли ещё три парня из другого военкомата. Мы смирно стали перед длинным лакированным столом, за которым сидело три человека в белых халатах. Их лица выражали полную апатию ко всему, что проявляло на этой земле жизнь. Один из врачей осмотрел нас утомлённым взором и с наигранной улыбкой спросил:

– Ну что, ребята? Служить хотим?

Я с Юрой и Арсеном ухмыльнулись, заприметив в его фразе противную фальшь. А рядом со мной стоял высокий накачанный парень со смуглой кожей, будто только с Комсомольского пляжа.

– Я с удовольствием буду служить! – патриотическим воплем проговорил он, отчеканивая каждое слово, будто пушечный выстрел и, гордо выпятив грудь, продолжал:

– Какой же из меня будет мужчина, если я не отдам долг Родине?!!

Врачи, молча, кивнули, мол: "Вот это истинный боец".

В ходе продвижения времени, врачи подзывали каждого из нас к себе и задавали глупейшие своей простотой вопросы. Дошла очередь и до меня. Подошёл я смело к бородатому врачу, он был заведующим. Его пристальный взгляд вонзился прямо в мои глаза. Что-то он жаждал прочесть в них, это выдавала тишина, накрывшая кабинет.

– Служить желаешь? – спросил он, ухмыляясь и прищуривая глаза.

– Ну, не так, чтоб задница горела...

– Ясно-ясно. Не продолжай! А ну-ка, скажи мне, как расшифровать пословицу: волка бояться – в лес не ходить!

– Ну, если страшиться предстоящих трудностей, то нечего и вовсе браться за дело.

– Правильно. Грамотно излагаешь. Много читаешь?

– Да я и вовсе гуманитарий: я и стихи пишу, и...

– Ясно-ясно. Не продолжай! А ну-ка, скажи мне, любезнейший, а сколько будет четыре умножить на три?

– 12! – отчеканил тут же я, удивляясь простоте поставленных вопросов.

"Неужели нас тут совсем за идиотов принимают?" – сверкнула мысль.

– Верно. А семья благополучная?

– И да, и нет... – замялся я.

– Очень интересно. Очень. А ты, случаем, о суициде не подумываешь?

– Нет-нет. Ну что вы? Я только хотел сказать, что...

– Ясно-ясно. Не продолжай! А ну-ка, становись в строй!

Ой, ну а дальше, и вовсе смех залил каждый уголок кабинета. Вызвали следующего призывника – Василия Орлова.

– Здравствуй. Представься! – начал бородатый.

– Вася я... – без запинки ответил тот.

– Что "Вася"? – смутился врач, приподняв густые брови. – Ваша фамилия, призывник!

– Та я, цей... сын тракториста Орлова Миколи... – что-то пролепетал он.

Мы с ребятами попадали со смеху.

– Ясно-ясно, не продолжай! А ну-ка, Вася, не откажи в любезности: сколько будет сорок разделить на четыре?

Вася рассеянно глянул на нас, видимо искал в наших глазах подсказку, но психиатр строго пригрозил, что кто подскажет, тот попадёт в самую худшую воинскую часть. Врёт, наверно. Но проверять не хочется, уж точно. А Василий пробыл в трансе раздумий около минуты, а после, с улыбкой простоты заявил, что оно не делится.