Текст книги "Охотник на демонов 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шимохин

Соавторы: Алексей Владимиров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 27

Глава 27

Я сунул руку во внутренний карман пиджака и достал холодный, гладкий камень амулета, сжав его в кулаке, заставив себя успокоиться, и мысленно позвал ее. «Я готов».

Она просто появилась посреди гостиной, шагнув из тени, которой там не было секунду назад. Я замер, и на мгновение забыл, как дышать.

Лира была… невероятна.

На ней не было доспехов. Вместо них – длинное, облегающее платье из черного шелка, которое, казалось, было соткано из самой тьмы и поглощало свет в комнате. Оно струилось облегая каждый изгиб, а высокий, почти дерзкий разрез до бедра был не вульгарным, а наоборот придавал пикантности.

Ее серебристые волосы, которые я до этого видел лишь спутанными после снятия шлема, теперь были водопадом, свободно падающим на обнаженные плечи и спину. На ее шее тонкой нитью лежало ожерелье из темных бриллиантов.

Но главным были ее глаза. Все те же – расплавленное золото. Она окинула меня долгим, изучающим взглядом с ног до головы.

– Неплохо, Александр, – наконец произнесла она, и ее голос был тихим шепотом, но он заполнил всю комнату.

В ее золотых глазах промелькнуло одобрение. Планка была поднята на нечеловеческую высоту.

– Ты… тоже выглядишь неплохо, – выдавил я, и тут же мысленно пнул себя за банальность.

Она загадочно улыбнулась.

Мы вышли из номера. Я шел рядом с ней по широкому, устланному коврами коридору, и чувствовал, как меняется атмосфера.

В холле портье, который еще утром так вежливо улыбался мне, замер, увидев нас. Его лицо побледнело, и он как-то неловко закашлялся.

Водитель, безликий человек в черных перчатках, уже держал перед нами открытой заднюю дверь лимузина.

Дверь захлопнулась с глухим, мягким хлопком, отрезая нас от шума города. Салон окутал нас тишиной, запахом дорогой кожи и полированного дерева. Город за тонированными стеклами превратился в беззвучное кино. Мы были в своем собственном, изолированном мире.

Наконец машина плавно замедлила ход и свернула с освещенного проспекта в узкий, темный проезд, скрытый за высокой кованой оградой. Мы остановились перед старинным особняком, утопающим в густой зелени частного парка. Его темный силуэт едва угадывался в ночи, лишь несколько окон на первом этаже горели теплым, манящим светом. Здесь не было ярких огней или громкой музыки. Только тишина, престиж.

Водитель открыл мою дверь. Я вышел и обошел машину, чувствуя под ногами хруст гравия. Открыл дверь и протянул руку Лире. Это был ключевой жест. Момент, когда я окончательно принимал на себя роль ведущего в этом танце. Она на мгновение задержала на мне свои золотые глаза, словно оценивая мою решимость, а затем вложила свои тонкие, прохладные пальцы в мою ладонь. Ее прикосновение было легким, почти невесомым, но я почувствовал скрытую в нем силу.

Два огромных охранника в строгих темных костюмах, до этого неподвижно стоявших у входа, как каменные изваяния сверившись с планшетом, безмолвно поклонились и распахнули перед нами тяжелые дубовые двери, украшенные резьбой.

Мы шагнули внутрь. Зал, в котором мы оказались, был огромен и погружен в приглушенный полумрак. Высокие, уходящие во тьму потолки с темной лепниной, стены, затянутые старинными гобеленами, изображавшими сцены охоты и древних битв, пол из черного полированного мрамора, в котором, как в темной воде, отражался мягкий свет хрустальных люстр. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом старинного дерева, воска, дорогих духов и едва уловимым ароматом озона – следами постоянно действующих защитных заклинаний.

Гости плавно перемещались по залу. Мужчины в безупречных фраках и смокингах и костюмах, женщины в длинных вечерних платьях, сверкающих драгоценностями. Их разговоры были тихими, смех – сдержанным, почти неслышным. Но под этой маской аристократической скуки чувствовалось напряжение хищников, собравшихся на охоту.

В тот момент, когда мы вошли, десятки взглядов, невидимых и острых, впились в нас. Вернее, в Лиру. Она шла рядом со мной, спокойная и невозмутимая, но ее неземная красота, ее царственная осанка, ее золотые глаза – все это действовало как ледокол, разрезающий застывшее море светского лицемерия. Я видел, как в зале – седовласые аристократы с тяжелыми родовыми перстнями, опасного вида дельцы с ледяными глазами – замирали, провожая ее взглядом.

К нам тут же бесшумно подошел распорядитель – худой, бледный человек в черном фраке, с лицом слуги, знающего слишком много тайн.

– Господин Зверев? – он едва заметно поклонился. – Ваш столик готов. Прошу за мной. И позвольте передать вам условия сегодняшнего вечера от господина Вольского.

Он повел нас к столику во втором ряду, откуда открывался хороший вид на сцену, где уже стоял аукционист у массивной трибуны.

– Господин Вольский просил извиниться, каталог лотов не был вам выслан заранее ввиду конфиденциальности некоторых позиций, – распорядитель говорил тихо, почти заговорщицки. – Ваш лот, «Слезы Африки», пойдет одним из первых. И еще одно условие от хозяина дома, – он сделал паузу. – В случае успешной продажи вашего лота, вы имеете право использовать до двадцати процентов от вырученной суммы на приобретение любого другого лота сегодняшнего вечера. Таковы правила для особых гостей.

Я кивнул, изображая полное понимание. Двадцать процентов… Вольский не просто допускал меня к игре, он повышал ставки, проверяя мою реакцию.

– Благодарю, – ровным голосом ответил я. – Учту.

Распорядитель снова поклонился и растворился в полумраке. Мы подошли к бару, и бармен, бросив один быстрый взгляд на Лиру, обслужил нас вне очереди, налив два бокала ледяного шампанского. Взяв бокалы, мы заняли позицию у высокой резной колонны, откуда открывался вид на весь зал и сцену.

И почти сразу я их увидел.

В центре небольшой, но влиятельной группы стоял Константин Вольский. Он что-то оживленно рассказывал, жестикулируя рукой. Рядом с ним, под руку, ослепительно улыбаясь, стояла Лиса. На ней было длинное, облегающее платье из темно-красного шелка с почти полностью открытой спиной. Ее рыжие волосы были уложены в высокую, сложную прическу, а на шее сверкало рубиновое колье, идеально гармонирующее с платьем. Она выглядела как королева, но я видел напряжение в линии ее плеч, неестественную яркость улыбки. Она играла свою роль.

В тот же миг она заметила меня. Наши взгляды встретились на долю секунды поверх голов. Она едва заметно кивнула. И, сказав что-то Вольскому, повела его в нашу сторону, словно случайно заметив знакомое лицо в толпе.

Вольский шел ко мне. Не я к нему, а он ко мне. Это была маленькая, но важная победа. Когда он подошел, на его холеном лице была деловая, уважительная улыбка.

– Александр, – произнес он, и его голос звучал тепло, почти дружески. Он протянул мне руку. – Рад вас видеть. Надеюсь, вы добрались без приключений и довольны…

Он замолчал на полуслове. Его взгляд переместился с моего лица на женщину, стоящую рядом со мной. И вся его аристократическая спесь, вся его деловая уверенность испарились, как утренний туман. Он смотрел на Лиру, и в его глазах-сканерах я впервые увидел растерянность, смешанную с плохо скрываемым восхищением и тревогой.

Лиса тоже смотрела на Лиру, не отрываясь. Ее лицо было бледным, улыбка застыла на губах. Она, как сенсор, как сканер, отчаянно пыталась прощупать ауру незнакомки, понять, кто перед ней, но натыкалась на идеальную, звенящую пустоту, которая была страшнее любой мощной ауры.

Лира молча стояла рядом со мной, держа в тонких пальцах бокал с шампанским. Она не улыбалась. Она просто присутствовала, и одного этого было достаточно, чтобы атмосфера вокруг нас накалилась до предела.

– Саш, – наконец пришла в себя Лиса, и ее голос прозвучал чуть напряженно, хрипло. Она так и не свела глаз с Лиры. – Ты не представишь нас?

Я сделал небольшую паузу, позволяя напряжению еще больше сгуститься. Затем я мягко положил руку на талию Лиры, притягивая ее чуть ближе – жест собственника, хозяина положения.

– Константин, Ольга. Позвольте представить. Это Лира. Моя… близкая подруга.

Вольский тут же попытался перехватить инициативу, вернуть себе контроль над ситуацией.

– Лира… – протянул он, изображая задумчивость и пытаясь вспомнить все известные ему рода. – Простите мою неосведомленность, но я что-то не припомню вашего рода среди знатных домов Империи. Вы, должно быть, иностранная гостья? Или, возможно, представляете одну из новых… финансовых династий?

Прежде чем я успел что-то придумать, чтобы поддержать легенду, Лира сделала крошечный глоток шампанского, не отрывая своих золотых глаз от взгляда Вольского. На ее губах играла легкая, почти снисходительная улыбка.

– Империи приходят и уходят, Константин, – произнесла она, и ее голос был подобен шепоту падающего снега – тихий, мелодичный, но от него веяло вековой стужей. – А мой род… он просто немного древнее. Древнее, чем некоторые страны.

Вольский на мгновение потерял дар речи. Его лицо вытянулось. Он явно не знал, как реагировать на такой ответ – то ли как на дерзкую шутку, то ли как на безумие, то ли… как на правду. В этот неловкий момент к нам подошел солидный мужчина лет пятидесяти в строгом черном костюме, с тяжелым взглядом.

– Константин, добрый вечер, – произнес он, кивнув Вольскому и смерив нас с Лирой быстрым, оценивающим взглядом.

Вольский, явно обрадованный возможностью сменить тему и восстановить самообладание, тут же ухватился за эту соломинку.

– Юрий! Рад тебя видеть! – он обернулся ко мне, и его голос снова стал медовым, но теперь в нем чувствовалась нервозность. – Александр, позвольте представить моего хорошего друга и уважаемого партнера, князя Юрия Михайловича Голицына. Князь, это Александр Зверев, наш новый, но очень перспективный гость.

Князь Голицын смерил меня откровенно снисходительным взглядом, скользнув по моему костюму и остановившись на лице. Он не протянул руки.

– Константин, ты теперь приводишь на наши вечера… детей? – его голос был тихим, но каждое слово сочилось ядом аристократического высокомерия. Он обратился к Вольскому, но смотрел на меня. – Надеюсь, ему здесь хотя бы не продадут алкоголь. Это все-таки приличное заведение.

Вольский нервно улыбнулся, пытаясь сгладить ситуацию.

– Князь, полноте, Александр – серьезный человек…

– Серьезные люди не выглядят так, будто только вчера покинули кадетский корпус, – отрезал Голицын и наконец обратился ко мне напрямую. Его глаза были холодны, как лед Байкала.

Я почувствовал, как внутри закипает ярость от этого неприкрытого хамства. Но я заставил себя улыбнуться. Спокойно, холодно, глядя ему прямо в глаза, как учил Арсений.

– Не беспокойтесь, князь, – ровным голосом ответил я, чуть растягивая слова. – Я здесь не играть пришел. А что до возраста… Некоторым требуется целая жизнь, чтобы чего-то достичь и заслужить свое место под солнцем. Другим – нет.

В глазах Голицына вспыхнула ярость. Он уже открыл рот, чтобы ответить, его лицо побагровело, но в этот момент по залу пронесся мелодичный звон гонга, объявляя о начале торгов.

– Господа, прошу занять свои места, – раздался усиленный магией голос аукциониста со сцены.

– Что ж, похоже, нас ждут, – Вольский, явно обрадованный возможностью избежать скандала, схватил Голицына под локоть. – Увлекательного вечера. Надеюсь, вы найдете для себя что-нибудь интересное.

Он вежливо, но твердо предложил Лисе, которая как раз к ним подошла, руку, и они втроем направились к первому ряду, где были зарезервированы места для самых почетных гостей. Проходя мимо, Голицын бросил на меня еще один тяжелый, полный ненависти взгляд. Взгляд человека, который не прощает обид.

Мы с Лирой заняли наш столик во втором ряду. Зал погрузился в приглушенный полумрак, и лишь сцена, на которой стоял аукционист в черной мантии, была ярко освещена. Он поднял изящный костяной молоточек и ударил им по подставке. Глухой, сухой звук пронесся по залу, заставив замолчать даже мысли.

Война была объявлена еще до начала первого торга. Аукцион начался.

– Добрый вечер, дамы и господа, – его голос был сухим, как шелест старых страниц. – Начнем наш аукцион.

Зал погрузился в напряженное ожидание.

– Первый лот сегодняшнего вечера: «Слеза Перуна». На бархатной подушке вынесли камень размером с кулак, испещренный синими прожилками, которые слабо пульсировали светом.

– Окаменевший разряд молнии… Чистейший концентрат стихийной энергии. Идеально для зачарования оружия… Начальная цена: Пятьсот тысяч рублей. Шаг: Пятьдесят тысяч.

После короткой, но оживленной дуэли между тремя мужчинами в первом ряду, лот ушел за девятьсот тысяч. Я почувствовал, как Лира рядом едва заметно вздохнула.

– Лот номер два: «Клинок Полуночи». Этот лот вынесли двое охранников в специальных перчатках, но дело было не в весе, а в статусе и опасности предмета. На массивной подставке они несли герметичный хрустальный короб, внутри которого на черном шелке покоился сам артефакт.

Когда свет в зале сфокусировался на нем, по рядам прошел восхищенный шепот. Это был великолепный полуторный меч, почти такой же длины, как мой собственный. Но если мой был просто искусной работой, то этот, казалось, выковали из самой пустоты. Черный, матовый металл не отражал, а поглощал свет.

– Уникальный артефакт, выкованный из метеоритной стали, – голос аукциониста стал почти благоговейным. – Прекрасная проводимость магии. Настоящее оружие для настоящего воина.

В тот момент, когда он говорил это, Лира наклонилась ко мне, и ее шепот был едва слышен даже мне, коснувшись уха прохладным дыханием:

– Тебе бы такой не помешал на наших тренировках, Александр.

Я стиснул зубы. Еще как бы не помешал. С таким клинком я мог бы по-настоящему раскрыть свой потенциал. Но я тут же отогнал эту мысль. Не сейчас, это только начало.

– Начальная цена: Пять миллионов рублей. Шаг: Пятьсот тысяч.

Вот здесь началась настоящая битва. Ставки взлетали с головокружительной скоростью. Когда цена перевалила за десять миллионов, остались всего два игрока: какой-то морщинистый старик, похожий на мумию, и князь Голицын.

– Пятнадцать миллионов! – объявил аукционист после очередного спокойного кивка Голицына. Зал замер. Его оппонент, морщинистый старик, с сожалением покачал головой. Молоток ударил с глухим стуком. – Продано! – объявил аукционист. – «Клинок Полуночи» отправляется господину Голицыну!

Я почувствовал его взгляд прежде, чем он повернул голову. Он сидел в первом ряду и, словно почувствовав, что я смотрю, обернулся. Наши глаза встретились. На его лице была торжествующая, снисходительная улыбка. Он не просто купил артефакт. Он показал мне, «мальчишке», кто здесь настоящий игрок и у кого есть реальная власть.

После такого всплеска следующий лот, тем не менее, не сбавил оборотов.

– Лот номер три: ' заклинание «Кровь Земли»'. На сцену вынесли свиток, пергамент которого имел глубокий, землистый оттенок. – Не просто заклинание, – подчеркнул аукционист. – Создан целителями. Выводит яды любой сложности из организма.

Не плохо, но явно не для меня.

– Начальная цена: Один миллион рублей. Шаг: Сто тысяч. Торги начались резко. Сзади кто-то сразу сделали ставку до одного миллиона ста тысяч. Ему тут же ответил неприметный человек в строгом пиджаке, который, как я слышал, представлял службу безопасности одного из влиятельных родов – миллион двести. Они быстро дошли до одного миллиона трехсот тысяч, и первый сделавший ставку, скрипнув зубами, отступил.

«Пиджак» уже предвкушал победу и тут вновь влез Голицын, сразу подняв ставку до двух миллионов рублей.

По залу прошел легкий шепоток.

Аукцион продолжился. Продали еще несколько лотов – редкие зелья, древние карты, – но я чувствовал, как меняется атмосфера в зале. Нарастало предвкушение. Уникальность лотов нарастала.

– А теперь, дамы и господа, – голос аукциониста стал торжественным, почти благоговейным. – Лот, которого нет в каталогах. Эксклюзивное предложение.

По его знаку ассистенты в белых перчатках выкатили на сцену стол под черным бархатом. Но на нем не было моего грубого железного ящика. Вместо него на столе стоял плоский, широкий ларец из черного дерева с инкрустацией из перламутра. Гюнтер, ювелир Вольского, подошел к ларцу и торжественно, двумя руками, поднял крышку. Зал ахнул. Внутренняя часть ларца была отделана темно-синим бархатом, на котором, словно звезды Млечного Пути, было рассыпано созвездие алмазов. Это была не просто россыпь камней. Это была тщательно продуманная инсталляция, произведение искусства, демонстрирующее дикую, необузданную красоту сокровища. Под ярким светом софитов сотни необработанных, диких алмазов горели внутренним, холодным огнем. Их количество и размер были просто неприличными.

– Лот номер семь: «Слезы Африки», – объявил аукционист. – Сто сорок семь необработанных алмазов, чистейших алмазов. Общий вес, – четыреста тридцать два карата. Большинство камней – от двух до пяти карат. Чистота исключительная. Продается единым лотом. Все или ничего.

Я сидел, как каменное изваяние. Весь зал смотрел на сцену, а я смотрел на Лиру. Она была невозмутима.

– Начальная цена, – аукционист сделал драматическую паузу, – пятьдесят миллионов рублей. По залу пронесся гул. – Шаг – один миллион.

Тишина. Кто осмелится начать?

– Пятьдесят миллионов, – раздался спокойный голос престарелого мужчины. Он даже не поднял табличку, просто кивнул.

– Пятьдесят пять, – тут же ответил тот самый «Пиджак», который торговался со мной за свиток. – Шестьдесят, – поднял табличку пухлый мужчина в третьем ряду, до этого не купивший ни одного лота.

И началась бойня. Цифры росли с головокружительной скоростью. Семьдесят… Семьдесят пять… Я перестал дышать. Это были не деньги. Это были целые состояния. Я смотрел на этих титанов, которые небрежными кивками распоряжались миллионами, за мои камни. За трофеи, которые я забрал из пыльного лагеря контрабандистов. Мир вокруг казался сюрреалистичным сном.

На отметке в сто миллионов остались только Голицын и «Пиджак».

– Сто пять, – произнес «Пиджак».

– Сто шесть, – тут же ответил Голицын.

– Сто восемь.

Голицын на мгновение задумался. И медленно покачал головой. Он вышел.

В зале повисла абсолютная тишина. «Пиджак» уже улыбался.

– Сто восемь миллионов… раз, – голос аукциониста дрожал от возбуждения.

– Сто девять, – раздался из первого ряда тихий, но властный голос Вольского.

В этот раз ни кто не перебил ставку.

Молоток ударил с оглушительным треском.

– ПРОДАНО! – взревел аукционист. – Сто девять миллионов рублей!

Глава 28

Глава 28

Я сидел неподвижно, заставив себя не выдать ни единой эмоции, хотя внутри все дрожало. Сто десять миллионов. Цифра билась в висках, как отдельный пульс, глуша аплодисменты. Аукционист, объявил короткий перерыв, «чтобы гости могли прийти в себя после столь знаменательного события». Свет в зале стал чуть ярче, и приглушенный гул голосов мгновенно наполнил пространство.

Я заставил себя медленно выдохнуть. Руки, лежавшие на коленях под столом, мелко дрожали, но этого, надеюсь, никто не видел. Сто десять миллионов. Я машинально прикинул в уме. Двадцать пять процентов комиссии аукциона Вольскому… Десять процентов Лисе, как мы и договорились… Мне оставалось чуть больше семидесяти четырех миллионов. Семьдесят четыре! От ста десяти миллионов…

Сумма была астрономической, безумной. Еще вчера я и мечтать о таком не мог. А сейчас… сейчас я стал неприлично, сказочно богат по сравнению с тем, что было. Богат по-настоящему.

И тут в голове, сквозь этот пьянящий туман, всплыли слова распорядителя, сказанные на входе. «…имеете право использовать до двадцати процентов от вырученной суммы на приобретение любого другого лота…»

Я снова замер. Двадцать процентов от ста десяти миллионов. Это почти двадцать два миллиона .

Двадцать два миллиона, которые я мог потратить здесь и сейчас . Не дожидаясь расчетов с Вольским. Возможность прикупить себе что-нибудь этакое, что поможет мне выжить.

Я бросил короткий, едва заметный взгляд на Лиру. Она сидела рядом, невозмутимая, как всегда, медленно потягивая шампанское. Но она смотрела на меня. И в ее золотых, нечеловеческих глазах я не увидел удивления. Я увидел одобрение. Почти насмешливое. Словно она ждала, когда же до меня, дойдет эта простая мысль. Она пришла сюда не просто как моя спутница. Она пришла посмотреть, как я распоряжусь своей первой настоящей властью.

Я откинулся на спинку кресла, заставив себя расслабиться, хотя кровь стучала в висках. Двадцать два миллиона. Я посмотрел на сцену, где аукционист, насладившись фурором и сделав почтительный глоток воды, снова ударил молоточком.

– А мы продолжаем, дамы и господа! – его голос снова стал сухим и деловым. – Чтобы немного остудить наш пыл после огненных «Слез Африки», лот из глубин! Заклинание стихии воды: «Темные Узы»!

На сцену вынесли свиток на темно-синей бархатной подушке.

– Заклинание, позволяющее создать эластичные, но невероятно прочные путы из концентрированной стихии, – вещал аукционист. – Идеально не для убийства, а для захвата и удержания противника.

Я едва не подался вперед. Идеально. Просто идеально. Я вспомнил ту грязную, кровавую возню в Африке, когда мне приходилось калечить тварей, балансируя на грани, рискуя убить их до того, как я смогу поглотить силу.

Это был не просто заклинание. Это был хирургический инструмент, решающий мою главную тактическую проблему. Нелетальный контроль. Я должен был его получить.

– Начальная цена: Два миллиона рублей.

Торги начались вяло, но тот самый «Пиджак», что торговался за свиток регенерации, тут же поднял табличку. «Два с половиной». Ему тут же ответил кто-то из задних рядов. «Три».

– Три с половиной, – не сдавался «Пиджак».

– Четыре.

– Четыре с половиной.

Цена быстро дошла до четырех с половиной миллионов. «Пиджак» оглядел зал с видом победителя, уверенный, что всех задавил.

Я спокойно поднял свою табличку.

– Пять миллионов от господина Зверева! – бесстрастно объявил аукционист.

«Пиджак» нахмурился, бросив на меня раздраженный взгляд. Он явно не ожидал конкуренции.

Он прошептал что-то своему боссу – такому же неприметному человеку рядом – и снова поднял руку.

– Пять миллионов сто тысяч.

Мелочится.

Я не стал дожидаться, пока он войдет в азарт и начнет торговаться по крохам.

Я снова поднял табличку.

Зал тихо загудел.

«Пиджак» побагровел. Он посмотрел на своего босса, тот с отвращением покачал головой. Они вышли из игры.

– Шесть миллионов… раз… Шесть миллионов… два… – аукционист обвел зал взглядом. – Продано!

Я опустил табличку, сохраняя невозмутимое выражение лица, хотя внутри все ликовало. Первый пошел. Я почувствовал на себе несколько тяжелых взглядов.

Лира рядом едва заметно улыбнулась. Одобрение.

Голицын, сидевший впереди, бросил на меня короткий, изучающий взгляд.

Вольский же выглядел откровенно довольным.

– А теперь, господа, – его голос снова стал бархатным, – нечто для души. Лот для истинных ценителей вечного, а не сиюминутного. Лот номер восемь: «Лунная ночь на Босфоре». Мастер – Иван Айвазовский.

Ассистенты вынесли на сцену картину. Небольшую, но от нее веяло мощью иного рода. Море, лунная дорожка, темные силуэты кораблей. Я не особо разбирался в живописи, но даже я чувствовал исходящую от полотна магию мастерства.

Я откинулся на спинку кресла. Это было не для меня. Для меня это была просто… краска. Красиво, но бесполезно. На это не наложишь щит, этим не убьешь демона. Но я видел, как загорелись глаза у людей в первом ряду. Для них это был не холст. Это был статус. Власть другого порядка – власть обладать тем, что бесценно, просто потому, что ты можешь.

Я бросил взгляд на Лиру. Она смотрела на картину с любопытством.

– Начальная цена: Десять миллионов рублей.

Торги начались немедленно, но велись иначе – неторопливо, с достоинством.

– Одиннадцать, – раздался сухой, как шелест пергамента, голос морщинистого старика, проигравшего Голицыну меч.

– Двенадцать, – тут же ответил пухлый мужчина из третьего ряда, который до этого молчал. Это была битва кошельков и престижа.

– Пятнадцать, – снова подал голос старик.

– Шестнадцать, – не уступил пухлый.

И тут в игру вступил Голицын. Он даже не поднял табличку. Он просто посмотрел на аукциониста.

– Двадцать.

Резкий скачок на четыре миллиона. Удар под дых конкурентам. В зале повисла тишина. Пухлый мужчина побагровел, но качнул головой. Старик смотрел на Голицына с нескрываемой ненавистью, но его лимит, очевидно, был исчерпан.

– Двадцать миллионов… раз. Двадцать миллионов… два, – аукционист обвел зал взглядом. – Продано! «Лунная ночь на Босфоре» отправляется князю Голицыну!

– А теперь, господа. Лот номер девять: «Вечерняя Звезда».

Ассистент вынес на сцену не картину, а одну-единственную бархатную подушку, на которой, вспыхивая мириадами холодных огней, лежало массивное ожерелье. Центральный камень – огромный, глубокого синего цвета сапфир – был окружен россыпью бриллиантов.

– «Вечерняя Звезда», – вещал аукционист, – ожерелье, по слухам, принадлежавшее одной из фрейлин последней Императрицы. Помимо ювелирной ценности, артефакт обладает слабым, но постоянным эманационным полем. Оно успокаивает владельца, снимает нервное напряжение и, как говорят, защищает от легкого ментального внушения или сглаза. Идеальный подарок для дамы сердца или… для собственной безопасности на сложных переговорах.

– Начальная цена: Четыре миллиона рублей.

Торги немедленно начали две дамы в бриллиантах из первого ряда, яростно перебивая друг друга.

– Четыре с половиной!

– Пять!

Тут в борьбу вступил тот самый морщинистый старик, что проиграл Голицыну меч. Его голос прозвучал, как сухой шелест.

– Семь миллионов.

Дамы возмущенно ахнули и отступили. Казалось, лот продан, но тут я заметил движение в ряду, где сидел тот самый пухлый мужчина из третьего ряда.

– Семь с половиной, – лениво произнес он.

Старик нахмурился.

– Восемь.

– Восемь с половиной, – не уступил пухлый.

Было видно, что оба покупают не для себя, а в подарок. Торги шли медленно, с достоинством, пока цена не достигла девяти миллионов. На этой отметке старик с явным сожалением покачал головой и отступил.

– Продано! – молоточек ударил. – За девять миллионов!

Я проводил взглядом ассистента, уносящего ожерелье. Девять миллионов за то, чтобы «снимать нервное напряжение». Да уж, у этих людей были свои, очень специфические проблемы.

Аукционист откашлялся, снова привлекая всеобщее внимание. Атмосфера в зале изменилась, стала более напряженной.

– А теперь, господа… – его голос снова стал торжественным, – нечто особенное. Для тех, кто ценит не украшения, а силу! Лот номер десять: «Вольность»!

На сцену вынесли еще один меч. Но если «Клинок Полуночи», купленный Голицыным, был воплощением пафоса, то этот выглядел… рабочим. Утилитарным. Он был из тусклого, сероватого металла, который, казалось, впитывал приглушенный свет в зале. Простое навершие, обтянутая темной кожей рукоять. Никаких драгоценностей. Но от него веяло холодом и опасностью.

– Клинок «Вольность», – вещал аукционист, его голос обрел уважительные нотки. – Выкован из редчайшего сплава метеоритного железа и пыли «Поглотителя» – материала, известного своей способностью «заземлять» магическую энергию. Оружие, созданное специально для охоты на магов.

Я вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. Вот оно .

– Начальная цена: Шесть миллионов рублей.

Торги шли вяло. Чистые маги, предпочитавшие не вступать в ближний бой, молчали. Силовики, которым магические щиты были не так страшны, как клыки демонов, тоже не спешили.

– Шесть миллионов сто тысяч, – нехотя поднял табличку кто-то из задних рядов.

– Шесть двести…

– Восемь миллионов, – спокойно произнес я, поднимая свою табличку.

– Девять миллионов, – раздался властный голос.

Я повернул голову. Князь Голицын. Он смотрел не на сцену, а на меня. Усмехался. Он не торговался за меч. Он торговался против меня. Он помнил мой дерзкий ответ. Он решил проучить «мальчишку».

– Десять, – я не дал аукционисту даже открыть рот.

Голицын, видя, что я не отступаю, явно вошел в азарт. Он решил не просто перебить ставку – он решил меня наказать, заставить потратить как можно больше.

– Двенадцать миллионов! – объявил он, лениво взмахнув табличкой.

Зал затих. Все поняли, что это уже не торг за артефакт. Это была публичная порка. Личный конфликт. Я чувствовал на себе десятки любопытных взглядов. Вольский смотрел с хищным интересом. Лиса напряглась, ее пальцы нервно сжались на бокале.

Я быстро прикинул в уме. Мой бюджет – двадцать два миллиона. Шесть я уже потратил на свиток. Осталось шестнадцать. Он играет. Он думает, что двенадцать – это мой предел. Он хочет, чтобы я спасовал.

Я посмотрел прямо в ледяные глаза Голицына. Он ждал. Он хотел увидеть мое унижение. Я медленно поднял табличку и четко, чтобы слышал весь зал, произнес:

– Пятнадцать миллионов.

Голицын побагровел. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Тратить шестнадцать миллионов на меч, который ему, по сути, был не нужен, просто чтобы унизить выскочку, – это было бы глупо. Он бросил на меня взгляд, полный чистой, концентрированной ненависти. Взгляд, обещавший, что это далеко не конец. И демонстративно, с презрением, покачал головой. Он вышел из торгов.

В зале кто-то нервно кашлянул.

– Пятнадцать миллионов… раз! – голос аукциониста дрожал от возбуждения. – Пятнадцать миллионов… два! Он ударил молоточком. – ПРОДАНО! Господину Звереву!

Молоток ударил с оглушительным треском. – Пятнадцать миллионов! ПРОДАНО! Господину Звереву!

Я медленно опустил табличку, заставив себя сохранить абсолютно невозмутимое выражение лица. Руки, лежавшие на коленях под столом, сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. Внутри все дрожало – не от страха, а от пьянящего, ледяного триумфа.

Зал загудел. Это был уже не просто шепот. «Кто он такой?» «Голицына… он умыл самого Голицына!»

Я чувствовал на себе десятки взглядов – завистливых, оценивающих, враждебных. Новичок, дерзнувший бросить вызов старой гвардии, только что сделал это дважды и дважды победил.

Я позволил себе медленно обвести взглядом ключевые фигуры этого зала.

Вольский сидел, откинувшись в кресле, и его лицо… он был в восторге. На его губах играла широкая, искренняя, хищная улыбка. Он обожал такое шоу. Я был не просто клиентом, принесшим ему алмазы. Я был игроком, готовым к риску, готовым тратить безумные деньги и создавать драму. Я был его лучшим развлечением за вечер.

Мой взгляд метнулся к Лисе. Она сидела рядом с Вольским, бледная, как полотно. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в подлокотник кресла, а в зеленых глазах, устремленных на меня, был не просто шок. Она привела сюда напарника, новичка, которого опекала, а получила неуправляемого, непредсказуемого хищника, который только что сжег двадцать один миллион на инструменты для убийства, даже не моргнув.