Текст книги "Мезозой. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

17

Обед принесли на удивление вкусным – суп-солянка, какой часто готовила мама, небольшая порция картофельного пюре с котлетой и салатом, а потом еще и чай с печеньем, сухим, рассыпчатым, имеющим яркий молочный вкус. Проторчав на станции почти сорок минут, Кирилл и Сеня, два горемыки, и не подумали о том, что в дороге вообще-то надо как-то питаться. На двоих у них осталось около ста двадцати евро, почти все у Кирилла, так что с голоду не помрут, но и жировать никак нельзя.

– И чего эта Эва нас так рано на поезд выгнала? – все вопрошал Сеня, с нетерпением глядя на жующего пюре Кирилла. Сам он ел всегда быстро, а Кирилл, наоборот, неторопливо, что Арсентия раздражало еще со школы.

– С запасом, – прожевав, ответил Кирилл. – Вдруг бы в пробку какую встряли, опоздали… На что им такие проблемы? Думаю, за подписку рабсилы для Гроско им сулят неплохие барыши, грех упускать.

– Ага, – как-то рассеянно протянул Сеня. – Пойду-ка посплю, что ли. А то ночью глаз не сомкнул, считай.

– Ну, валяй. А я, пожалуй, останусь бдеть.

– Только не перебди.

Сеня расстелил на полке одноразовый комплект белья, не раздеваясь, улегся на него, прикрыл себя покрывалом и почти сразу задремал. И это при том, что он едва умещался на спальное место со своим ростом под метр девяносто пять – пришлось лечь чуть по диагонали. А еще из-под одеяла торчали рваные носки.

Разделавшись с чаем, Кирилл решил выйти в коридор, посмотреть в окно. С их стороны бесконечно тянулся бесконечный лес, плотно подступающий к полотну дорогу, и Кирилл понадеялся, что на стороне противоположной пейзажи могут быть разнообразнее.

Он открыл дверь купе и в последнюю секунду успел замереть с занесенной ногой – мимо прошмыгнул веселый светлый мальчуган лет пяти-шести. Он бежал к выходу, голосил какую-то несуразицу и размахивал руками. Пронесся мимо другого мальчика, выглядевшего немного хмурым и слегка обиженным, и оказался в тамбуре. Следом, улыбаясь и шутливо поругивая мальца, шла мама с легким чемоданом в руке. Говорила она по-литовски. Или по-латышски. Кирилл разницы в этих двух братских языках не улавливал, как не улавливал никто на целой планете, кроме, собственно, жителей Литвы и Латвии.

Поезд подъезжал к Каунасу. Кирилл думал, что он будет долго и заблаговременно снижать скорость, но все вышло иначе – поезд затормозил достаточно быстро, хоть и не резко. Упруго остановился, выпустил нескольких пассажиров, впустил одного нового и спустя две-три минуты продолжил путь.

Мальчик, мимо которого пробежал литовец, тоже вышел в коридор. Он встал возле окна, находившегося на уровне его глаз, и посмотрел на Кирилла. Тот улыбнулся ребенку, и в этот момент из открытого купе гаркнули:

– Артем, ну-ка иди сюда! Бессовестный, я же велела не выходить! Температура у тебя! Разобьешь голову, что я с тобой тут делать буду?!

Бледные щеки вспыхнули пунцом, взгляд уперся в пол, и мальчик зашагал в купе. Кирилл же в очередной раз со скуки ударился в философские размышления. Так, глядишь, и книжку скоро напишет, разбогатеет…

А ведь эта мама не хамила малому, не обзывала, не била, не грозила. Наоборот, такое поведение продиктовано самой что ни на есть искренней заботой. Просто сам ее тон… Она ведь его любит, но хочет подчинения, хочет контроля. Так же было в семье Кирилла, который отца потерял рано и воспитывался мамой. Так же было в семье Арсентия. Так же было почти в каждой русской семье.

Из лучших побуждений на ребенка с детства надевают кандалы и бронежилет, а ему нужны крылья или хотя бы плавники. А потом вот вырастают хмурые, придавленные люди. Русские, украинцы, белорусы. Даже поляки уже немного другие, да что там – даже прибалты.

Вон, этот литовский (или латвийский?) хлопец как беззаботно прошлепал, оглашая все своим звонким криком да ведя зажатой в руке игрушкой по дверцам купе, создавая, между прочим, немало шума. А мать только улыбается. Что бы сделала русская женщина? Правильно, отчихвостила бы несмышленыша. А почему? Да потому, что чувствует себя виноватой перед другими, боится их порицания, мнения. А эти, выходит, не боятся?

Выходит, не боятся. И то ли никогда не боялись, то ли научились этот естественный, в общем-то, страх, преодолевать. Так или иначе, их дети вырастали более свободными и общительными, чаще любили себя такими, какие есть, а русские, даже становясь юными светилами наука или надеждами спорта, так и проживали всю жизнь в привычных с детства шорах. Это как в той притче о медведе, чью клетку давно снесли, а он все ходит – два шага вправо, два влево, два шага вперед, два назад. И невдомек ему, что прежние границы давно исчезли.

Поезд встал в Вильнюсе. Вокзал здесь был большой и красивый, но состав остановился, по сути, напрасно. Никто не вышел и не вошел в вагоны.

В коридоре показался коренастый литовский пограничник с эмблемой Европейского Союза на плече. Кирилл вдруг понял, что они крепко попали впросак. Черт возьми, при выезде из ЕС ведь всегда проверяют документы! Он-то никогда не выезжал, а вот Сеня, козлина, мог бы вспомнить!

Да, и что бы они сделали? В окно выскочили? Все, поздно пить боржоми. Рано радовались, ой, рано…

– Молодой человек, это ваше купе?

– Мое.

– Пройдемте внутрь.

От страха мысли путались, становясь все нелепее – например, почему-то подумалось, что пограничник знает их в лицо, что была пущена какая-то серьезная ориентировка…

– Ваши документы, пожалуйста.

Сеня проснулся, как идеальный солдат – быстро и без разговоров. Он сел, выпрямившись как палка, и четким движением вручил пограничнику карточку. То же самое сделал и Кирилл. Он ждал, когда пограничник проведет документы перед миниатюрным сканером на поясе, и, если рука офицера потянется к рации или пистолету, придется бить. Бить быстро, сильно и без капли сомнений. Потом же нужно бежать, буквально куда глаза глядят. К черту, лучше сгинуть здесь под пулями, чем возвращаться назад и понимать, что мать скоро умрет, а из тюрьмы даже на похороны не выпустят.

Неожиданно пограничник не стал сканировать ID-карты. Он лишь осмотрел их, затем перевел взгляд на лица ребят, сравнивая, и вернул документы владельцам. Кирилл чуть не бросился обниматься и брататься с пограничником, но тот быстро перешел в следующее купе.

Рот Арсентия открылся, но слова еще не успели вылететь, как Кирилл вскинул руку, призывая друга заткнуться. Тот послушно захлопнул рот, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Пальцы рук Сени мелко дрожали, и Кирилл понимал его.

Пограничник вышел, поезд начал стремительно набирать скорость. Сердце Кирилла снова застучало сильнее. Следующая станция – Минск, и за ней открывался целый новый мир, широкий и пока неизведанный.

18

Солнечная погода закончилась в белорусской столице, где вокзал был таким же большим, светлым и чистым, как в Вильнюсе, но немного другим. То ли строже, то ли просто беднее. Многовато в нем было серого. Наверное, поэтому и снующие по платформам люди тоже казались серыми и безрадостными. Кирилл привык думать, что нет места скуднее на цвета и краски, чем Юго-Западный район Крулевца, но, похоже, здесь их хватало. Уж если вокзал напоминает мрачную цитадель, что же там, за его стенами?

В Минске в поезд вошел пограничник, в ожидаемо темно-серой форме, проверил у всех пассажиров документы и быстро откланялся. Он ни здоровался, ни прощался, просто делал свою работу. Из прокатившихся по открывшимся купе шепоткам Кирилл понял, что в этот раз обошлось – обычно в вагоны наведываются целые мини-отряды таможенников и осматривают багаж. К счастью, кроме быстро прошедшего вагон насквозь офицера с матерой овчаркой никто больше пассажиров не тревожил.

Поезд помчался вглубь Евразийского Союза, и лицо Кирилла окаменело, а под языком скопилась горечь. Возможно, ему это просто показалось, слишком много переживаний выпало на их долю за минувшие сутки.

Сеню одолевало нечто похожее, судя по напряженному лицу. После визита пограничника он уже не спал и даже не думал этого делать – свернул белье в рулон и закинул на багажную полку.

– Может, в ресторан двинем? – предложил он, наконец.

– А пошли.

По пути друзья услышали новое объявление – оказалось, в Минске к поезду прицепили еще два вагона. Значит, не все здесь так худо с транспортным сообщением, как малюют газеты да интернеты. В популярных польских СМИ с деланным сочувствием то и дело писали, что-де Россия провалилась в такой кризис, в каком не было аж с татаро-монгольского ига. И такое исходило от тех, кто, собственно, восточного соседа в эту пропасть и столкнул, смачно плюнув вслед. А, да к черту их всех, хоть сейчас бы о всякой швали не думать.

Друзья заказали у улыбчивого пухлого повара-кассира две порции жаркого – оно почему-то стоило подозрительно дешево, но и денег у ребят водилось не много. Сеня чуть помялся, а потом, зачем-то перейдя на полушепот, попросил у повара еще и пива. Тот охотно взял новенькую купюру, но сдачу сдал уже в рублях, преимущественно помятых. Пользоваться карточкой Кирилл Арсентию запретил. Он почему-то никогда не был сторонником всех этих штучек, особенно после того, как в пятьдесят четвертом произошел глобальный сбой системы SWIFT, вызванный феноменально продуманной хакерской операцией. Много, очень многие лишились денег. Тогда снова возобладала мода на наличные, ожили печатные станки, пришлось даже подключать дополнительные мощности.

А еще по кредитной карте вычислить человека можно как раз плюнуть. Сеня к паранойе Кирилла была настроен скептически, но все же внял настойчивой рекомендации друга и карту припрятал поглубже в портмоне.

Вагон был полон людей, объединявшихся за круглыми столами. Здесь были и искренние улыбки, и смех, и увлекательные беседы, которые Кирилл охотно ловил ухом.

За окном мелькнул неприметный знак с синим полуоблупленным фоном. На нем было белым выведено слово «Российская Федерация». Кирилл толкнул отвлекшегося Сеню в бок, и тот, чудом успевший углядеть почти исчезнувший позади лист жести с надписью, аж поперхнулся пивом и закашлялся. Кирилл похлопал его кулаком по спине, а сидящие за соседним столиком мужики загоготали.

– Что, пацаны, велкам хоум? – беззлобно и не смешно пошутил один из них. Он тоже сел на поезд в Крулевце.

Сеня, наконец, отфыркался, и принялся хомячить жаркое. Кирилл же, поддаваясь приятной усталости, наблюдал за темнеющим уличным пейзажем. Там, снаружи, начался дождь. Возможно, он уже шел, но граница его чудесным образом примерно совпала с границей между двумя странами, скрепленными в тот страшный день оборонительным союзом и потому вместе понесшим тяжелые потери. Судя по первому, беглому пока впечатлению, оправиться еще не удалось. А может, нищета в виде косых домов, кривых столбов и общего хаоса в облике практически всего была всегда.

– Ну чего, Киря, а мы и вправду дома, – странно улыбнулся Сеня, еще не понимающий толком, что произошло. – Странное чувство какое-то.

Кирилл и сам не мог разобраться, что творится в его душе. Слишком много все случилось и слишком быстро, приведя его в полное замешательство. Чуть помедлив, Кирилл сказал:

– Точно. Надеюсь, здесь нам повезет больше.

После этого разговор надолго утих, и все внимание друзей было приковано к тому, с чем их разделяли лишь скорость и тонкое стекло. Все чаще встречались бедные, серые деревни, из которых кто-то будто выкачал все краски волшебным пылесосом, и настроение Кирилла начало неуклонно портиться. Он слышал все эти дурацкие стереотипы, но не ждал, что явь окажется даже хуже. В душе родилось паршивое чувство, смесь стыда и раздражения. То же самое, кажется, происходило и с Арсентием.

19

– А ведь, по сути, весь этот договор, – Сеня помахал файлом перед лицом Кирилла, – заключен только с кадровым агентством Сизиф, а не с Гроско. И суть его проста – доехать до Волгограда, где на вокзале нас вроде бы должен кто-то ждать. То есть по условиям контракта мы только лишь обязаны доехать до места назначения и встретиться с представителем Гроско. Только и всего.

– По мне, так вполне достаточно, – Кирилл пожал плечами. – Эва так и сказала – основной контракт подпишете на месте, после инструктажа. Ты ведь ее совсем не слушал, после слов «одиннадцать тысяч» тебя как будто уши ватой заткнули.

Ему стало лучше. После Смоленска ситуация за окном явно выправилась. Поселки, деревеньки и даже городки начали мелькать один за другим, и многие из них вполне радовали глаз, оживая с каждым новым километров вглубь страны. Видел Кирилл и красивые дома, и веселых детей, и приличные авто. Нет, не все здесь умерло, не все.

Сеня отложил договор и сонно потянулся. Видимо, двух часов пути по территории России ему хватило, чтобы насытиться и составить какое-то впечатление. Тело не унималось и требовало еще отдыха, в отличие от Кирилла он всю ночь глаз не смыкал из-за страха. Страх его и спас. Точнее, чутье, интуиция. Сеня увидел машину полицейских еще издали, но уже понял, куда она едет. Выбежал в подъезд, замешкался, заметался, и в итоге счел, что лучше всего спрятаться за широченную трубу мусоропровода этажом выше. Кирилл удивился, что стражи порядка не нашли его там – видели ведь, что ушел из квартиры буквально только что, постель теплая, например, да и другие улики могли быть. Но почему-то не искали. Лень, наверное, или сочли мусоропровод слишком очевидным укрытием.

– Кстати, а что ты той девахе-то сделал? – Кирилл, наконец, задал мучивший его вопрос. Вчерашним суматошным вечером почему-то было не до этого, там хотелось просто убежать как можно дальше и спрятаться.

– Да ничего, в том-то и дело! – всплеснул руками Сеня. – Так, шел мимо, к бару, а она возьми да врежься в меня. Как будто с разбегу. И падать начала, а я ее подхватил, поддержал. Как только встала, так сразу и дала мне пощечину и начала наезжать, что я, мол, где-то не там ее пощупал. А я, Киря, как на духу говорю – не щупал я ее! Красивая девка, но все получилось спонтанно, мне не до приставаний было…

– Дальше я, кажись, видел, да? Подружка убежала за парнем «чуть не изнасилованной», а вторая осталась стоять.

– Все так, – кивнул Сеня. – И баба эта мне еще угрожать сходу начала – щас, мол, тебя на лоскуты порвут. А я ей все пытался втолковать, что не нужна мне ни она сама, ни прелести ее. Уж лучше бы и вправду потрогал, что ли.

– Странно как-то, – протянул Кирилл. – Похоже на подставу какую-то.

– Вполне, – согласился Сеня. – Может, просто хотели покуражиться, морду кому-то разбить. Этот амбал кажись стоял и выжидал, что его девочку кто-то попробует потанцевать. А потом как завертелось…

Неужели не проще выйти на улицу и пристать к какому-нибудь случайному прохожему? И проще, и свидетелей меньше. Нет, не понимал Кирилл это забавы, но все равно ненавидел и ее, и тех, кто ей предается. С трудом и легкими муками совести он признавался себе, что ничуть не жалеет избитого, и что не будет жалеть его, даже если тот помрет.

От скуки Кирилл принялся рисовать на одной из салфеток, стоявших в специальной подставке на столе – без смартфона или компьютера было невероятно тяжко, телу и разуму чего-то ощутимо не хватало, требовалось. Сеня снова заснул, а Кирилл, полностью развернув перед собой тонкую, легко рвущуюся бумагу пытался изобразить какой-то горный пейзаж. В школе он рисовал недурно, но потом забросил, так что сейчас его художества было не отличить от произведения пятиклассника. Учительница рисования любовалась его шедеврами, но удивлялась, почему он постоянно рисует горы. А Кирилл и сам не знал, почему.

Тем временем дождь сменился солнечным и прозрачным ноябрьским вечером, обманчиво теплым по эту сторону стекла, но на самом деле зябким и студеным. Поезд ворвался вглубь европейской части одной из самых больших стран мира, и все вокруг начало постепенно меняться.

Вроде бы и природа знакомая, и почти такая же, а все равно здесь царило что-то свое, другое. А еще вокруг было значительно больше простора, и здесь уже Кирилл вспоминал рассказы старших поколений – мол, в России есть такие места, где от горизонта до горизонта видно только поля. На крайний случай, поля с крохотными островками деревьев, не только не портившими картину, но и добавляющими ей своеобразия.

Дверь в купе была приоткрыта, Кириллу так почему-то ощущалось комфортнее. Именно благодаря этому он и услышал английскую речь, плавную, уверенную, но все же не идеальную, из чего легко делался вывод, что английский язык для говорившего родным не является.

Он бы особо не удивился, столкнувшись с такими попутчиками на просторах Старого Света, но здесь, в России… Праздные туристы вроде бы дальше Петербурга ездить боятся. Думают, что жители провинции попытаются выместить на них всю злость.

Из любопытства и от безделья Кирилл пошел следом за английским языком, и все в том же вагоне-ресторане догнал двух братьев-близнецов и двух девушек. Близнецы олицетворяли собой выражение «кровь с молоком» – высокие, плечистые, мускулистые и загорелые, от чего жиденькие светлые волосы, липнущие к голове, казались совсем белыми. Они много улыбались, говорили с каким-то странным акцентом и шутили, на вкус Кирилла, откровенно мимо кассы.

Девушки реагировали на братьев по-разному. Крупная черноволосая, с большими глазами и чересчур пухлыми губами, как будто искренне смеялась и всячески старалась поддерживать разговор, а вторая, стройная блондинка с холодным, как сибирская зима, взглядом голубых глаз вообще находилась где-то не здесь. Кирилл быстро сделал вывод, что она с ними за компанию, а сальные взгляды одного из близнецов ей хлопот не доставляют. Здоровяки жили с ней в параллельных мирах, как со своим отражением в зеркале – сколько на него не пялься, руками все равно не достанешь.

Уже догадываясь, что это за люди и куда они направляются, Кирилл пристроился за ними в очередь и стал слушать разговор дальше.

20

Эта компания держала путь туда же, куда и Кирилл, и это стало ясно с первых их слов. Вели себя братцы немного развязно, говорили громко, смеялись, а заказ, к слову, сделали на русском. На нем они тоже говорили с акцентом, но сразу бросалось в глаза (точнее, в уши) то, что русский был им знаком очень и очень хорошо, а акцент, вероятно, являлся налетом местных наречий, а не следствием слабого знания. Русский был одним из родных для них языков.

Как назло, крепких мужиков, способных осадить молодцов, в вагоне-ресторане не осталось, все поразбежались по купе – одинокий дед попивал пивко и меланхолично глядел на темную стену леса, прижавшегося к путям, да две женщины за сорок о чем-то шушукались за дальним столиком.

Дед один раз не выдержал и, когда один сидевший слева близнец взоржал аки конь и хлопнул мощной ладонью по вздрогнувшему столу, сварливо попросил его быть потише. Ответом ему была короткая фраза с указанием маршрута, без поворота головы.

Кирилл напрягся, готовый вершить справедливость, но второй близнец прикрикнул на первого и обратился к старику:

– Извините, постараемся не шуметь.

На каком же языке он обратился к брату? Кирилл напряг мозг, снедаемый любопытством – да они ж из Восточной Европы, выбор здесь невелик. Не славянский точно, не финский, не эстонский. И тут его осенило – румынский. Молдаване. Вот и ясно теперь, откуда они на русском шпрехают. Или много общаются с носителями, или сами полукровки…

Парни вернулись к беседе с девушками. Они по очереди бравировали своей крутизной, перебивая друг друга и проникновенно заглядывая дамам в глаза. Буйный, нахамивший деду, еще иногда перегибался через стол, стремясь подобраться поближе к снежной королеве, но та слегка отстранялась назад и раздраженно ерзала на жестком стуле. Ей все эти посиделки, похоже, были не нужны. Ей бы книжку, теплый клетчатый плед и широкий подоконник, на котором удобно коротать вечера в ожидании утонченного принца.

Молдаване пребывали в уверенности, что на этой новой планете их сразу же поставят на хорошую работу. За свои двадцать шесть лет они успели поработать и строителями, и продавцами, и даже техниками в бассейне – последняя ступень их карьеры пришлась на США, куда студенты из года в год мотались по Work and Travel.

Кирилл один раз не выдержал наивной широты рассуждений и прыснул, одновременно подавившись водой. Он закашлялся, и только это отвело стремительно сгустившиеся тучи – братья нахмурили мясистые рожи и синхронно обратились на источник звука. Увидев, что Кирилл просто-напросто поперхнулся, они вернулись к своему занятию.

Узнал Кирилл и имена всей четверки – хама звали Ион, брата – Адриан, а девушек – Лаура и Марья. Марья, не Мария, именно такое имя носила молчаливая и неприступная блондинка. Прибалтика, кажется, потому что между собой девушки иногда перекидывались фразами на языке, который к славянским тоже не отнесешь, но в то же время некие узнаваемые, кажущиеся знакомыми созвучия нет-нет да промелькивали. Интересный подбирается пейзаж. Кирилл уже благодарил судьбу, что отправился в эту дорогу не один, а с Сеней. А уж как стоило порадоваться Сене!

Девчонки, как оказалось, подали заявки на эту работу еще месяц назад. Но из их беседы с близнецами Кирилл выяснил, что знали они не больше его – хорошо оплачиваемая вахта на другой планете, несложная, в общем-то, работа, и пока что полное отсутствие конкретики. Все ждали завтрашней презентации, после которой и стоило решить, ехать ли или же лучше вернуться в родные пенаты и возвращаться на учет в службу занятости. Работы ни в Польше, ни в странах Балтии, ни тем более в Молдавии нет. Молдавия, даром что вступила в Евросоюз пять лет назад, немногим отличалась от той же Украины, готовящейся присоединиться к дружной европейской семье на следующий год. Безработица среди молодежи там стабильно держалась на отметке тридцать пять процентов. И уже не первый год.

Братцев не сильно заботило, что их там ждет, на новой планете. Они все пытались развеселить девушек, подшучивая над проплывающими за толстым стеклом кусочками России – высмеивали нищету, плохие дороги, грязные машины. Мол, и этим они хотели нас привлечь! Ха! Туда им и дорога.

Руки Кирилла сжимались в кулаки, но он прекрасно понимал, что в его-то ситуации лучше сидеть ниже травы. Защищать никого конкретного не требуется, а жителям России на такие якобы смешные оскорбления плевать. Девушки, кстати, тоже реагировали вяло, даже брюнетка. Ей эта тема не очень-то нравилась, женщинам вообще политика и межнациональная рознь обычно до фени, но близнецы никак не понимали очевидных сигналов, исходящих от их спутниц, и не меняли тему. Можно подумать, там, откуда они приехали, хоть капельку лучше.

Кирилл и сам не заметил, как остался с компанией наедине в вагоне-ресторане. Допил свое пиво и уковылял старик, отчалили женщины, высадившиеся в Тамбове. Кирилл чувствовал, что подступает голод. Наверное, и Сеня бы с радостью заморил червячка, но почему-то он сюда не приходил. Все спал, видимо.

Увы, денег оставалось в обрез – спускать все до цента Кирилл не планировал. Он прекрасно видел стоимость билета, оставшуюся незамеченной для разгильдяя Сени. Так что сорить деньгами не стоило при любом раскладе. На крайний случай, конечно, остаются кредитные карты, но тогда польская полиция мигом прознает, где находятся беглецы. Последует немедленная экстрадиция и серьезная статья. Кириллу, вероятно, все-таки влепят пожизненное. Здесь на снисхождение рассчитывать не придется.

Поэтому он ограничился двумя слойками с сыром, какие часто покупал в русских магазинах, и еще одной бутылкой воды. Направившись к выходу, Кирилл едва не задел поднявшуюся на ноги блондинку. Марья полоснула по нему бритвенным взглядом, пожелала братьям и подруге спокойной ночи, и направилась в ту же сторону, куда и Кирилл. Сам он пошел следом, защищая девушку от похотливого взгляда Иона, надеявшегося хоть напоследок полюбоваться пока не пойманной жертвой.