Текст книги "Сказания и повести о Куликовской битве"

Автор книги: Дмитрий Лихачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

И нача князь Володимер искати брата своего великаго князя Дмитреа Ивановича, и не обрете его, и биашеся главою своею, и терзаше себя от многиа печали. И повеле трубити собранными трубами, и снидошася, елико осташа живии христианьстии вой, и вопрошаше их: «Кто где виде великого князя Дмитрея Ивановичи, брата моего?». И начата ему глаголати неции: «Мы видехом его язвена зело, еда в трупе мертвых будет?». Ин же рече: «Аз видех его крепко бьющася и бежаша, и паки видех его с четырма татарины бьющася и бежаша от них, и не вем, что сътворися ему». Глагола князь Стефан Новосилский:* «Аз видех его пеша с побоища едва идуща, язвен бо бысть вельми зело, и не могох помощи ему, понеже сам гоним бех треми татарины». Тогда князь Володимер Андреевичь, иже из двоюродных брат великому князю Дмитрен> Ивановичу, собрав всех и глаголаше имь с плачем и со многыми слезами сице: «Господие, и братиа, и сынове, и друзи! Поищите прилежно великого князя Дмитреа Ивановича. И аще кто жива обрящет его, не ложно, но истинну глаголю вам: аще кто будет славен, велик, честен, да наипаче прославится, и возвеличится, и чествуеться. Аще ли кто будет от простых, убог и в нищете последней, да будет пръвый и богатьством и честию, и славою възвеличится».

И разсыпашася вси всюду и начата искати. И овии наидоша Михаила Андреевича Бренка, наперстника великаго князя, убита, в приво-лоце, и в доспехе, и в шоломе великого князя, и всей утвари царской. Инии наидоша князя Феодора Семеновича Белозерьскаго, чающе его

великим князем, понеже приличен ему беаше. Два же некиа от простых воя уклонишася на десную страну к дубраве, единому имя Феодор Зов,* а другому имя Феодор Холопов,* беху же сии от простых суще, и наехаша великого князя бита велми, едва точию дышуща, под новосъсе-ченым древом, под ветми лежаше, аки мрътв. И спадше с коней своих и поклонишася ему. И един скоро возвратися ко князю Владимеру Андреевичу, поведаа ему великого князя жива. Он же в той час борзо на конь взыде и поиде с скоростию с сущими его воиньствы, и, пришед над него, рече ему: «О брате мой милый, великий княже Дмитрие Иванович! Древний еси Ярослав, новый еси Александр!* Но преже всех слава господу богу нашему Исусу Христу, и пречистей его матере, и великому чюдотворцу Петру, и преподобному игумену чюдотворцу Сергию, и святым страстотерпцом Христовым Борису и Глебу, и всем святым бо-жиим угодником, яко невидимою божиею помощию побежени быша из-маилтяне, и на нас милость божиа возсиа». Князь великий же Дмитрей Иванович едва рече: «Кто глагслеть сиа и что сии глаголи суть?». Глагола к нему князь Володимер Андреевич: «Аз есмь брат твой, князь Володимер Андреевич, глаголяй тебе таковаа». И едва възставиша его, и бысть доспех его весь избит и язвен зело, на телеси же его нигде же смертныа раны обретеся. А преже въсех стал на бой, на первом сступе, и в лице с татары много бился. И много ему глаголаша князи и воеводы его: «Господине княже, не ставися напреди битися, но ставися назади, или на криле, или инде где на опришнем месте». Он же отвещеваше им, глаголя: «Да како аз възъглаголю кому, что, подвизаемся, братиа, крепко на врагы, а сам стоя назади и лице свое юрыа? Не могу аз сие сотворити, еже таити и скрывати себя, но хощу, якоже словом, тако и делом преже всех сам начати и преже всех главу свою положити за имя Христово и пречистыа его матере, и за веру христьаньскую, и за все православное христианьство, да и прочии, видевше мое дръзновение, и тии такоже да сотворят со многым усердием». Да якоже рече, тако и сотвори, преже всех нача битися с татары, да одесную его и ошую его оступиша татарове, аки вода, и много по главе его, и по плещама его, и по утробе его бьюще и колюще, и секуще, но от всех сих господь бог милостию своею и молитвами пречистыа его матере, и великого чюдотворца Петра, и всех святых молитвами, соблюде его от смерти. Утруден же бысть и утомлен от великого буаниа татарьскаго толико, яко близ смерти. Беаше же сам крепок зело и мужествен, и телом велик и широк, и плечист, и чреват велми, и тяжек собою зело, брадою же и власы черн, взором же дивен зело.

И уразуме, яко ведаша ему радость велию, и окрепився, рече: «Сей день, иже сотвори господь, возрадуемся и возвеселимся в онь!».* И вса-диша его на конь, и вострубиша на костех с радостию велиею. И рече «му князь Володимер Андреевич: «Веси ли, колико бысть божиа милости и пречистыа его матере на нас, яко и где же и не доходиша наши вой, и тамо множество татарь избиено бысть невидимою божиею силою, а пречистыа его матере, и великого чюдотворца Петра, и всех святых».

Князь великий же, воздев руце на небо, рече: «Велий еси, господи, и чюдна дела твоя, и ни едино есть слово доволно к похвалению чюдее твоих!* О богомати пречистаа! Хто может похвалити тя достойно и великаа и неизреченнаа чюдеса твоя возпети? О блаженный Петре, заступ-ниче нашь крепкый! Что воздамы тебе, яже воздал еси нам!». И тако, отдохнув от труда своего и от поту своего, и от болезней своих утепшвся, и брата своего князя Володимера Андреевича, и прочии князи, и все воиньство възвесели сладкыми словесы и похвали их и възвеличи, яко тако брашяся за православную веру и за все христианьство.

И поиде з братом своим и со остаточными князи и воеводами, яко мало их суще осташася, и виде мертвых лежаще, аки копны, и смесишася христьяне с татары, кровь христьяньскаа слиася с татарьскою кровью, и бе видение страшно и ужасно зело. И возплака князь великий великиим плачем со слезами. И наеха место, идеже лежаху вкупе восмь князей белозерскых убиеных. Бе же сии мужествени и крепки зело, яко нарочитые и славнии удалци, и яко един единаго ради умре, и со множьством бояр их. Таже близ ту наеде великого воеводу своего Микулу Васили-евича, тысяцкаго, и 15 князей с ним, и многое множество бояр и воевод мертвых лежаще. Таже наеде наперстника своего, его же любляше паче всех, Михаила Андреевича Бренка, и близ его множество князей и бояр лежаще изьбьеных. Ту же и Семен Мелик лежаше убьен с Тимофеем Волуевичем. И преиде на другое место, и виде Сергиева черньца Пере-света и близ его нарочитаго багатыря татарьскаго, и, обратився, рече к сущим с ним: «Видите, братие, начялника, той бо победи подобна себе, от того было многим пити горкую чашу». И проплака о всех князь великий горким плачем с великими слезами, глаголя сице: «Слава богу, изволившему тако». Бысть же избьеных от Мамаа яко и число пре-возходяше на том побоище. Убьени³ же быша нарочитые и велицые и удалые зело, их же имена суть сиа:* князь Феодор Романович Белозерь-ский, и сын его князь Иван, князь Феодор Семенович, князь Иван Михайлович, князь Феодор Торусский, князь Мстислав брат его, князь Дмитрей Манастырев, Семен Михайлович, Микула Васильевич тысяцкаго, Михайло и Иван Акинфовичи, Иван Александрович, Андрей Шуба, Андрей Серкизов, Тимофей Васильевич Волуй Окатьевичи, Михайло Бренко, Лев Мазырев, Тарас Шатнев, Семен Мелик, Дмитрей Минин, Сергиев чернець Пересвет, емуже имя Александр, бывый преже боярин бряньскый; бе же сей удалець и богатырь славен зело и смыслен к воиньственому делу и наряду. Быша же и сии вси удалцы и богатыри ве-лицыи, их же имена написашася, прочих же князей, и бояр, и воевод, и княжат, и детей боярьскых, и слуг, и пешего воиньства тмочисленое множество избьено, и хто можеть сих изчислити или написати, яко число превзыде?

Тогда князь великый Дмитрей Иванович ко всем нача глаголати сице: «Господие мои, и отцы, и братиа, и сынове! Благодаря благодарю вас, яко толико подвизастеся. И подобает убо вам служити, а мне вас по достоянию жаловати. Егда ми дасть господь бог быти на своей отчине, на великом княжении на Москве, тогда чествую и дарю вас. Ныне?ке кождо подвигнитеся, елико можете, похоронити братию нашу, православное христианьство, избьенное от татарь на месте сем». И стоя князь великый за Доном на томь месте 8 дний, дондеже егда киих возмогоша христиан розобрати от нечестивых татар, еликых возмогоша и успеша – о прочих же бог весть, яко тако сътворися божиими судбами. Грех убо ради наших попусти господь бог таковую напасть, но убо милости ради своея наконець умилосердися молитвами пречистыа его матери и великого чюдотворца Петра, невидимою его божественою силою побежени быша измаилтяне.*

Тогда глагола князь великий Дмитрей Иванович: «Изочтите, братие,⁴ колико осталося всех нас». И изочтоша, и глагола Михайло Александрович,* московьской боярин: «Господине княже, осталося всех нас 40 000, а было всех вяще четырехсот тысящь и конныа и пешиа рати». Глагола князь великий: «Воля господня да будет! Якоже угодно бысть госпо-деви, тако бысть. Воли бо его кто противится? Или хто речеть противу господеви? Его бо волею и хотением вся устрояються». И повеле князь великий священником пети надгробныа песни над избиенными, и погре-боша их, елико возмогоша и успеша, и воспеша священницы вечную память всем православным христианом, избиеным от татар на поле Куликове, межу Дона и Мечи. Таже сам князь великы з братом своим и со всеми воиньствы остаточными велиим гласом възкликнуша им вечную память с плачем и со слезамп многими. И паки рече сам князь великий: «Буди вам всем, братиа п друзи, православнии христиане, пострадавшей за православную веру и за все христианство на поле Куликове, вечнаа наметь межу Дона и Мечи. Сие убо вам место суженое богом! Простите мя и благословите в сем веце и в будущем, и помолитеся о нас, вы бо увязостеся нетленными венцы от Христа бога».

Тогда некто из Володимерова полку Андреевича, представ пред великим князем, глаголя сице: «Аз, господине княже, егда в дубрав© бех со князем Володимером Андреевичем в западном полку, и плака-хомся велиим плачем господу богу, и пречистей его матере, и великому чюдотворцу Петру, видяще избиваемых от татар православных своих христиан, и во мнозе скорби и во умилении быхом, и внезаапу, аки во изступлении бых, и видех множество безчислено венцов, на избиенныа христиане сходящих. И се есть истинное твое слово, яко нетленными венцы от Христа бога венчашяся, и честь и славу велию на небесех приаша и молятся о всех нас».

Таже посем глагола князь великы Дмитрей Иванович к брату своему ко князю Володимеру Андреевичу: «Пойдем, брате, на свою землю Залетскую,* ко славнейшему граду Москве, и сядем на своем княжении и на своей отчине и дедине, а чти и славы есмя себе укупили в род и род». И превезошася Дон реку. И поиде князь великий по Рязанской земле.

Слышев же то князь Олег Рязанский, яко грядет князь великий, победив своа враги, и нача блюстися и плакати, глаголя: «Горе мне, грешному, отступнику веры Христовы! Како ноползохся? Что видех? К безбожному царю приступих!». И отбежа от града своего Рязани, и по-беже к Ягайлу, князю литовьскому, и прииде на рубежь литовьскый, и ту став, и рече бояром своим: «Аз хощу зде ждати вести, как князь велики пройдет мою землю и приидет в свою отчину, и яз тогда возвращуся во свояси». Князь велики же заповедав всему своему войску, аще кто идеть по Рязаньской земле, то никтоже ни единому власу да не коснется.

Прииде же князь велики на Коломну з Дону месяца сентября в 21 день, на паметь святаго апостола Кондрата. И срете его Герасим, епископ коломеньский, во вратех градных со живоносными кресты и со святыми иконами, со всем священным собором. И внидоша в соборную церковь и молебное совръшиша* господу богу и пречистей его матере, и святую литургию служи Герасим епископ. Сице же и по всему граду священници молебны и литургии сотвориша о здравии великого князя, и всех князей, и всего христолюбиваго звоиньства.

Пребыв же князь великий на Коломне 4 дни, почив мало от труда. Бе бо велми утруден и утомлен, и поиде в славный град Москву. И вниде во град Москву, и срете его отець его Киприан, митрополит киевский и всея Русии, со кресты со всем священным собором. И глагола князь великий к митрополиту: «Отче, божиею милостию, и пречистыа его матери, и великого чюдотворца Петра, и твоими молитвами святыми, и преподобнаго игумена Сергиа одолехом нечестиваго Мамаа и сущих его победихом. Он бо възнесеся гордостию, мы же смирением. Ты бо сам видел еси, колико злата и сребра посылахом ему и колико молихом его. Он же не послуша, но вознесеся гордостию своею и посра-мися. Мы же избавихомся милостию божиею и победихом их, и корысть и богатство их много пленихом, и пригнахом с собою многиа стада: кони, верблюды, волы аргичныа, овцы великиа, имже несть числа, и оружие их, и доспехы, и порты их, и товары без числа, много». Глагола Киприан митрополит: «Слава тебе, господи! Слава тебе, святый! Слава тебе, царю! Яко показал еси на нас великую свою милость и низложи враги наша! Величаем тя, пресвятаа дево богородица! Яко многую милость и великаа чюдеса показала еси на православных христианех! Ублажаем тя, святителю Христов Петре! Яко заступавши от бед стадо свое и низлогаеши враги наша! Како же тебе прославим, господине, мой възлюбленный о Христе сыну, великый княже Дмитрие Иванович, новый Констянтине, славный Владимере, дивный Ярославе, чюдный Александре? Кое ти благодарение и честь и славу въздадим, яко толико под-визася и трудися за все православное христианьство?». И благослови его митрополит честным крестом и брата его, иже из двоюродных, князя Болодимера Андреевича, и, целовавшеся, внидоша в святую церковь Успениа пречистыа богородицы, и молебное совръшиша, и служи сам митрополит божественую литургию со всем священным собором. Сице же и по всему граду священницы молебны и литургии служиша о здравии великого князя, и о всех князех, и о всем христолюбивом воинь-стве. И роздаде тогда князь великий милостыню» многу по церквам, и по монастырем, и убогым, и нищим, и возвеселися со отцем своим Ки-прианом, митрополитом киевьским и всея Руси, и з братом своим со князем Володимером Андреевичем, и с сущими его остаточными вой. И по сем разпусти их, и разыдошася кождо во свояси.

Таже по сем поиде князь великий в монастырь к Живоначалной Троице в Радонеж, ко преподобному игумену Сергию, и помолися с слезами господу богу, и пречистей его матере, и всем святым его, и благословися у преподобнаго игумена Сергиа, и рече ему: «Отче, твоими святыми молитвами победихом измаилтян. И аще не бы твой чюдный послушник инок Пересвет-Александр убил великого богатыря татарскаго, то убо пити было от него многим чаша смертнаа. И ныне убо, отче, божиим попущением за многиа грехи наша избьено бысть от татар многое множество воиньства христианьскаго. И что бы тебе пети пона-фида и служити обедня по всех по них избьенных».* И тако бысть, и милостыню даде, и преподобнаго игумена Сергиа корми, и всю братью его. И паки возвратися во град Москву. И сяди на отчине и дедине своей, на великом княжении, почиваа ото многих трудов и болезней великих, их же подъя за православную веру и за все христьаньство.

О великиа и крепкиа ревности мужества твоего, великий княже Дмитрие! Како не устрашися и не убояся ити за Донь, в поле чисто, противу великих сил татарьских! И како сам преже всех начя битися! И како разсекаше измаилтянь! Но сиа вся быша божиею помощию и милостию и пречистые его матере, и великого чюдотворца Петра, и всех святых, и родительскою молитвою. О владыко Христе, не прогневайся на нас за безакониа наша, но помилуй нас по велицей милости своей, и низложи враги наша! О пресвятаа дево мати божиа, умилост'иви о нас сына своего и бога нашего Исус Христа, и укроти и утиши свары, и брани, и мятежи, востающиа на нас, и подаждь нам, рабом своим, тишину и мир и любовь! О великий и блаженный пастырю Петре, не оставляй нас сирых, и попираемых, и поношаемых ото врагов наших, но заступай стадо свое всегда и сохраняй е невредимо, якоже обещался еси, и далече от нас отжени клевету, зависть, гордость, но молитвами твоими всади в сердца наша кротость, тихость, смирение, милость, любовь, понеже бог любовь есть, емуже слава в веки веком, аминь.

Тогда же Мамай со остаточными своими князи не во мнозе дружине утече з Доновскаго побоища и, прибежав в свою землю, пакы начят на великого князя Дмитриа Ивановича гневатися и яритися, и, собрав остаточную свою силу, и возхоте ити изгоном на великого князя Дмитриа Ивановича и на всю Русскую землю, еще бо силу многу събра. И сице ему умыслившу и мало двигнувшуся с силами своими с великою яростию на великого князя Дмитреа Ивановича. И се прииде ему весть, что идеть на него некый царь с востока, именем Тахтамышь,* из Синие Орды. Мамай же, еже уготова на великого князя Дмитреа Ивановича рать, с тою ратью поиде противу его. И сретошася на Калках, и бысть им бой, и царь Тахтамышь победи Мамаа и прогна его. Мамаевы же князи отаи Мамаа <…> совещавшеся межь собою, глаголюще: «Несть добр© нам в Мамаеве царстве жити, всюду бо есмы поругаеми и избиваеми от сопротивных наших. И что ползует нас житие в царствии его? Отъидем убо ко царю Тахтамышу и узрим тамо, что аще будет». И тако Мамаевы князи, сшедше с коней своих, биша челом царю Тахтамышу и даша ему правду по своей вере, и пиша к нему роту, и яшася за него, а Мамаа оставиша отнюдь в мале дружине, посрамлена и поругана.

Мамай же видев таковаа от своих князей, и в той час скоро побеже с своими думцами и единомысленикы. Царь же Тахтамышь посла за ним в погоню воа своя. Мамай же, гоним сый, и бегаа пред Тахтамы-шевыми гонители, и прибежа близ града Кафы.* И сослася с кафинцы по докончанию его к ним и по опасу, дабы его приняли на избавление, дондеже избудет от гонящих его. И повелеша ему, да внидеть. И вниде Мамай в Кафу з думцы своими, и единомысленикы своими, и со множеством имениа, злата, и сребра, и камениа, и жемчюга. Кафинцы же, ви-дяще многое его имение, и совещавшеся, сотвориша над ним лесть. И убиша его. И тако Мамай зле скончя окаанный свой живот.

Царь же Тахтамышь взя Орду Мамаеву, и царицы его, и казны его, и ордобазары его, и улусы его, и богатьство его, злато, и сребро, и жемчюг, и камениа много зело взя и раздели дружине своей. И оттуду тоя же осени отпусти послы своя к великому князю Дмитрию Ивановичу на Москву, такоже и ко всем князем русскым, поведаа имь свое пришествие на Воложское царство, и како воцарися, и како супротивника своего и их врага Мамаа победи, а сам, шед, сяде на царстве Воложьском.

Князи же вси русьстии посла его чествоваше добре, и отпустиша его во Орду ко царю Тахтамышу с честию и з дары многыми, а сами на зиму ту и на весну ту вборзе безо всякого коснениа за ними отпустиша во Орду коиждо своих киличеев* со многыми дары ко царю Тахтамышу, и ко царицам его, и ко князем его.

СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ

РАСПРОСТРАНЕННАЯ РЕДАКЦИЯ

Сказание о безбожнам цари Мамае,¹** како приходил на Рускую землю ратию и како восхотел пленити Рускую землю и покорити пот свою область и попрати веру християнскую до основания, и бог ему не попустил, и сам пленен бысть от великаго князя Дмитрея Ивановича Московскаго *

Лета 6889-е.

Попущением божиим от научения дияволя воздвигся царь от восточныя страны именем Мамай, ельлин верою, идоложрец и иконоборец, злый християнскый искоренитель. И вниде в сердце его подстрекатель диявол, како всегда пакости дея християнству и учиста, како розорити православную християнскую веру и всему християнству потреблену быти, яко да не славитися имени господню в людех. Господь же елико хощет, то сотворит.

Он же, безбожный царь, научением дияволим нача завидети первому отступнику Батыеву и новому Ульяну возревнаваша.* И ²нача испытовать³ от старых ельлин: како и той безбожный Батый пленил землю Русскую и како случися ему. Они же сказаша ему, како пленил Батый Киев и Владимерь* и всю Словенскую Русь, а великого князя Юрья Дмитреевича уби,* и мнози православный князи изби, святыя монастыри многия оскверни, а вселенскую церковь златоверху разграби.* Ослеплен-нии очима, того не разумеша, яко господу годе, тако и бысть, и будет тако же, яко во оны дни Иерусалим пленен бысть Титом Римским и Новходоносором Вовилонским* пленен бысть за их согрешение. А⁴ не да конца прогневается господь, ни во веки враждует.*

Слышав же то, безбожный царь от своих агарян,* нача подвизатися, дияволом палим непрестанно,⁵ ратуя на християнство. И быв в собе, нача разсылати ко отступным еупатом и князем и воеводам, яко: «Не хощу сотворити, яко Батый. Егда дойду Руси, то убью князя и княгиню, а Готорна его городи красный довлеет нам тут сидети и ведаем, и владети Русию, и тихо и безмятежно поживем».⁷ А не ведый того, яко рука господня высока.

По малех днех по глаголех сих перевезеся⁸ великую реку Волгу со всеми своими силами, иных же много отряди и присовокупи многи орды, глаголя им, яко: «Обогатеете рускпм златом». И поиде на Русь, ревый яко лев и пыхая яко неуталимая ехидна. Доиде устья реки Воронежа* и рос-пусти облаву свою и заповеда улусом своим всем яко: «Ни един хлеба пе панш – да будете готови на русские хлебы».

Слышав же то Олег Рязанский,* яко царь Мамай идет ратию на Русь, а стоит на Воронеже, а идет на великого князя Дмитрея Ивановича. Скудость же бе ума в голове у Ольга и сатанина ухищрения в сердцы его. Послал пасла своего к Мамаю со многою честию и дары, а ярлык свой ииса к нему сим) образом: «Восточному царю царем Мамаю! Твой поса-женик и преселник Олег Рязанский много тя молит. Слышах, господине, яко хощеш итти ⁹на Русь¹⁰ на своего служебника* Дмитрея Московского, огрозитися с ним. А ныне, господине, приспе ти время, яко злата и сребра наполнися земля та. Вем бо, светлый царю, яко кроток есть Дмитрей. Егда же слышит издалеча царствия твоего и ярости твоея, то отбежит далеча от того, где же есть место пусто и неключимо, злато же, царю, все в руце твоей будет. Мене же держава твоя– пощади, царю. Аз бо ти вельми¹¹ страшу Русь и князя Дмитрея Ивановича. Еще, царю, молю тя: яко оба есмя раби твои, но и яз обиду велику приях от него, от того же Дмитрея. Еще не то одно: и егда о своей обиде, царю, твоего царствия имянем погрожу ему – он же о том не радит. Еще град мой Коломну взял за собя.* О том о всем, царю, молю тя!».

Другаго вестника скоро посла к великоумному и велеречивому Ольгерде Литовскому.* Последища явившесь безумна, яко детище младо. Писа же к нему послание сицево: «Мудру и премудрому в человецех, Ольгерду Литовскому, великому князю и кралю милостивому и честну, многым¹² землям государю, Олег Резанский радоватися пишу! Вем бо, яко издалеча еси мыслил московского князя Дмитрея згонити, а Москвою владети. Ныне же нам приспе время. Аще есть ведомо твоей милости, аще ли ни, то аз возвещу: царь великий и сильный царем царь, грозный Мамай, идет на его землю. А ты ныне приложися к нему. Тебе даст Москву и иных ближних градов, а мне Коломну и иные близь мене: Во-лодимерь и Муром. Аз дары ему послах, еще ты к нему пошли своего посла и кацы имаши дары и пиши к нему книги, елико сам веси паче мене».

Ольгерд же, слышав се, рад бысть вельми, а захвали другу своему повелику и рече предстоящим паном пред ним: «Милыи мои велицыи па-новя, слышите великую, крепкую¹³ любовь милого друга моего князя великого Ольга Резанского, видите, како един Олег владети Москвою не восхоте, но и мне, другу своему, поведати, яко и аз с ним владети имам Москвою». Яко безумнии, не ведят, что глаголют. Предстоящий же паны прикликнувши и реша к нему: «Подобно есть, государю, милости вашей владети Москвою, а сего гусаря Дмитрея згонити, а вся грады его себе разделити, злато же и сребро и все узорочие Московские земли пре-дати великому государю Мамаю. И рука ваша безмятежна царствовати имат». Слышав же сия словеса Ольгерд от панов своих, рад бысть зело и рече к ним: «Много отечества и имения имам даровати в земли Мос-ковстей». Они же падше¹⁴ покланишася ему. Паки же посла Ольгова почти честию великою и дав ему дары многи и отпусти его и рече: «Рци ¹⁵ милому другу моему, великому князю Ольгу Резанскому – ныне тя, друже, нарицаю господином единой земли Рязанстей, по малех же днех будем государи всей земли Московстей и тамо видетися имам, яко брата любезна. Землю же Московскую под нашу державу разделим, сами же радостно и безмятежно царствовати имам».

О горе безумным ¹⁶сим властелем,¹⁷ яко не разумеюще писания, еже отричет во главизне псаломстей: «Въскую шаташася языцы и без ума по-учишася тщетных, царие и князи*…». Ему же хощет бог, да вручит царьство.

По сем князь великий Ольгерд Литовский скоро отряди посла своего к Мамаю именем Бартяша,* человека родом Чесские земли, мужа мудра. И посла его скора и дав ему дары бесчисленны и многия, дары драгии зело. И книгу посла к нему сицеву: «Великому и грозному царю царем всесветлому царю Мамаю! Ольгерд, литовский князь, про твою милость присяжник, многа тя, припадая, молит. Слышах. господине, яко хощеши казнити улусы* своя и московского князя Дмитрея. Того ради моля тя* царю, яко велику беду сотворих твоему улуснику, Ольгу Резанскому, и мне тако же пакости дея. Молим тя оба, да приидет держава твоя царствия твоего, да от таких сих да видит смотрение нашей грубости».

Все ¹⁸ же сие глаголаху лестию на великого князя, а ркуще себе оба смеющеся: «Егда слышит Дмитрей имея нашу присягу к нему, то отбежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве й на Коломне. Да егда же царь приидет, и мы ему все злато и сребро и все узорочие Московской земли царю изнесем и срящим его яко дары пред ним предложим. Се же взем царь, возвратитися, а мы княжние Московское разделим – ово к Литве,* ово к Резани,* а царь нам ярлыки* подает, нам и родом нашим по нас». Не ведяху бо, что глаголаху, яко не-смысленнии младии дети, аки не ведуще божия силы и владычня смотрения. Поистинне бо рече: «Аще бо кто держится добродетели – не может быти безо многих враг».

Князь же великий Дмитрей Иванович образ смиренномудрия нося, и смирен в высоких ища, а не чюя бывших сих ни единого совета, еже совещаша ближнии его о нем. О таковых бо пророк рече: «Да не помысли суседу своему зла, да не постигнет тебе кончина».* Давид же ясно глаголет в книзе псаломстей: «Изры, ископа яму, впадется сам в ню».*

По словесех сих приидоша книги от Ольгерда Литовского и от Ольга Резанского к безбожному царю Мамаю и дары ему вдаша от них и писание от треклятых царю поднесоша. И возрев царь в писание. И чая¹⁹ в себе обольсти пишут к нему в писании сем, и сице нача глаголати с– темными своими. И рече царь: «Разумею, яко сии писания облесть есть. Слышите, яко оставшим Дмитрея и обратися противу своея веры?». Они же разумеша, яко истинна, рекоша ко царю: «Ты, царю, во веки царствуй, мы разумеем, яко несть льсти от них. Но и боятся имени твоего грозного, а сий Дмитрей Московский и пред ними предступи и обиду им сотвори». Царь же к ним рече: «Аз мнех, яко во едином совокуплении будут на мя, ныне же разнество межу има. Имам бо присно на Русь быти». И писа²⁰ писание им²¹ сицево: «Ольгерду Литовскому и Ольгу Резанскому! Елико писасте ко мне, на дарех ваших хвалю вам. Елико хощете²² отчины руские – тем дарю вас, но токмо присягу имейте ко мне. И ныне срящите мя со своими силами елико где успеете, да одолеете ^22а своему недругу. А мне ваша пособь не удобна. Аще бы хотел своею силою, то бы древний Иерусалим пленил, якоже халдейский царь,* и на отчине вашей и вас рядих. Но моим именем,²³ а вашею рукою разспу-жен будет Дмитрей, князь московской, да огрозится имя ваша в странах ваших. Мне бо, царю, достоит победити подобна себе и довлети ми царские почести. Сице тако ко князем своим рцете».

Послы же их возвратишася к нему и сказаша, яко: «Царь здравит вельми вам и захвали по велику». Они же скуднии умом возрадавашася о суетном совете, аки не ведый бога: кому же хощет, дает власть.

Не вем, что нареку. Аще быша были врази себе, то бы особь брань себе сотворили. Ныне же едина вера и едино крещение, а ко²⁴ безбожному приложились, въкупе гонити хотят православную веру.

По сем же Ольгерд Литовский нача вопрошати посла своего Бартяша. И рече Ольгерд послу своему: «Вем тя, яко муж еси тверд разумом, воинская же приправления вся знаеши и много царства обычна ти есть. Каков есть великий царь Мамай? Мню, яко страшен есть вельми видети и воинство его крепко и много зело?».

Бартяш же к нему рече: «Милостивый государь мой! Аще ми пове-лиши, вся о нем истинне повем. Царь Мамай, господин, человек серед-ней возростом, разумом же не вельми тверд, в речи не памятлив, но горд вельми, воинство его бес числа много множество, но вси яко овцы бес пастыря, гордостию превознесени. Аще ли, господине, устремится противу их Дмитрей, князь московский, мню, господине, яко распудит их». Ольгерд же, слышав то слово, напрасно вскочи от места своего и приим в руце, сердитуя, меч свой, хотя убити Бартяша, посла своего, глаголюще: «Како смееши такие словеса глаголати про такого великого царя? Сему весь свет не может стояти противу».

Пановя же ею скоро сунувшеся ²⁵и удръжаша²⁶ Ольгерда, рекущи: «Престани, господине!». Бартяша отхватиша от него. И рече: «Что серди-туеши, господине, яко вопрошал еси сам об нем, и аз ти всю истинну изрекох про него!». Мнози же пановя ужасошася сердцем, слышавше о царе Мамае, яже сказаша им Бартяж всю истинну, «по видя и что слыша. Ольгерд же князь сердцем желая к Мамаю. И Олег тако же внимая. О таковых убо написа блаженный Лука евангелист во апостольских беседах и рече: «Жестоковыии, необрезанныи сердцем и ушесы, вы убо противистеся духу святому, каменносердечнии и коснии умом».* О сих же есть писано в книзе пророчестей, яко «отсекошеся от своея масличны и присадишися к пустынной лозе горцей и неплодной».*

Олех же нача поспешевати и посылати послы к Мамаю царю, яко да подвизается вскоре к Русской земли. О таковых пророк рече: «О неразсу-ждение! Пути злых и не поспеются и собирает себе дасаждение и понос.

Правых же пути общуются».* И ныне же сего Ольга, князя резанского, втораго Святополка* нареку. Братаубийца, оставя породу свою и единоверных братий своих, и приложися к безбожному царю губити православный люди.

Слышав же то князь великий Дмитрей Иванович, яко идет на него безбожный царь Мамай со многими силами, неуклонно яряся на хри-стиянскую веру, ревнуя безбожному Батыю царю. Князь же великий Дмитрей Иванович опечалися вельми о безбожном царе нахождении, во-став, иде пред икону владйчню и нача молитися: «Аще, господи, смею молитися, смиренный раб твой, простры уныние мое. На тя, господи, воз-верзу печаль мою, ты бо свидетель, владыко, всему созданию своему. Не сотвори нам, господи, якоже отцем нашим: попустил еси, грех ради наших, на род наш християнский и на град злаго отступника Батыя. И еще убо тому страху и трепету в нас и до сего времени. Ныне, господи великий, не до конца прогневайся на нас! Бем, господи, яко мене ради хощеши истребети землю сию, аз бо пред тобою согреших паче всех человек, и сотвори ми, господи, яко Иезекию,* укроти, господи, сердце свирепому сему!». И рече: «На господа уповах и не изнемогу!».* Сшед из ложницы своея, скоро посла по брата своего, князя Володимера Анд-. реевича, он же бысть во облости своей в Боровске,* и по вся воеводы своя местныя.