Текст книги "Перебежчики. Заочно расстреляны"
Автор книги: Дмитрий Прохоров
Соавторы: Олег Лемехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
После побега Носенко Кротков подтвердил, что тот является сотрудником Второго главного управления КГБ. Этим он вызвал Ярость Энглтона, и тот рекомендовал англичанам либо вернуть Кроткова обратно в СССР, либо заключить в крепость в Шотландии. Дик Уайт, шеф СИС, сказал на это: «Вы что, с ума сошли? Мы в таком случае не получим больше ни одного советского перебежчика». Это решило участь Кроткова, и ему было разрешено остаться в Англии.
В 1967 году Кротков опубликовал книгу «Я из Москвы», в которой ни одним словом не упомянул о своем сотрудничестве с КГБ. В 1969 году подкомитет сената США по вопросам безопасности пригласил его в Вашингтон для дачи показаний по делу Дежана и ряду других дел. С этого момента он обосновался в Калифорнии и занялся писательской деятельностью. В начале семидесятых годов он дал интервью Джону Баррону, который использовал полученные от него сведения в своей нашумевшей книге «КГБ: секретный мир советских агентов», вышедшей в свет в 1974 году.
Менее счастливо сложилась судьба Александра Николаевича Черепанова. В октябре 1963 года чета американцев из штата Индиана пришла в консульский отдел посольства США в Москве и передала американскому сотруднику толстую пачку бумаг: Эти бумаги, сказали они, попросил передать в посольство гид, который водил их по московским библиотекам. Фамилия гида была Черепанов.
На самом деле Черепанов был сотрудником Второго главного управления КГБ и служил в 1-м (американском) отделе, где занимался работой против американских граждан и сотрудников посольства. Однако в отделе он был не в чести и считал, что его держат за козла отпущения. Однажды вместе с другим сотрудником он расписался на акте об уничтожении отчетов о результатах слежки за некоторыми работниками посольства США, но предназначенные для сжигания материалы сохранил. Именно их он и просил супругов из Индианы отнести в посольство США. Сотрудник консульского отдела, в свою очередь, передал их М. Туну, советнику посла США по политическим вопросам. Несмотря на то, что по установленному правилу в посольстве полагалось извещать резидента ЦРУ о визите добровольных информаторов в течение нескольких часов, Пол Гарблер, тогдашний резидент в Москве, был поставлен в известность об этом лишь на следующий день. М. Тун и У. Стоссел, заместитель главы представительства, исполнявший обязанности посла, доложили Гарблеру о бумагах, добавив, что все происходящее похоже на провокацию. При этом они сослались на случай, имевший место неделю назад в Варшаве. Там кто-то якобы передал американскому военному атташе схему расположения ракетных площадок, после чего атташе был обвинен в шпионаже и отправлен в Америку. Дипломаты приняли решение о возврате документов в МИД СССР. Гарблер настоял на том, чтобы ему была предоставлена возможность ознакомиться с бумагами и переснять их.
«Они дали их мне с неохотой, – вспоминает Гармблер, – заявив, что уже договорились о времени возврата. Я отнес бумаги в свой маленький закуток на десятом этаже и переснял их. В моем распоряжении была пара часов, так как встреча в Министерстве иностранных дел должна была состояться в полдень.
В документах живописалось о том, как пьют и вступают в интимные связи некоторые сотрудники посольства США. КГБ детально излагал эти факты, и все это складывалось в весьма неприглядную, грязную картину. И вывод, например, такой: «помощник военного атташе пьет, и мы собираемся поймать его па этом». Документы служили основанием для шантажа. Если бы я был сотрудником КГБ, то не стал бы использовать подобную информацию для организации провокации, а воспользовался бы информацией о ракетах. Я полагал, что материалы были подлинные».
Возвращая бумаги Стосселу, Гарблер настаивал на том, чтобы оставить их в посольстве, но безрезультатно, и в обусловленное время американский консул Том Фэйн отбыл с ними в МИД СССР.
Бумаги вернулись в КГБ, но благодаря Гарблеру у ЦРУ сохранились копии. Однако судьба Черепанова была решена. На некоторое время ему удалось скрыться из Москвы, и для его поиска было создано несколько оперативных групп. В одну из них, отправленную на север, входил Носенко. Черепанова поймали на юге, на иранской границе, и впоследствии расстреляли.
А в 1966 году имел место случай, оценить однозначно который не представляется возможным до сих пор. В марте 1966 года в США приехал в качестве дипломата Игорь Петрович Кочанов Примерно через неделю, найдя в телефонной книге номер телефона, позвонил домой заместителю директора ЦРУ Ричарду Хелмсу и сказал, что у него имеется информация, представляющая интерес для ЦРУ. Когда сотрудники ЦРУ встретились с Кочанвым после его телефонного звонка, он сообщил им, что является сотрудником КГБ и прибыл в США с заданием установить местонахождение Николая Федоровича Артамонова, бежавшего в США в 1959 году. Суть предложения Кочнова сводилась к следующему: ЦРУ помогает ему найти Артамонова и установить с ним контакт. Что будет способствовать взлету его карьеры и пойдет на пользу ЦРУ, поскольку он, Кочнов, станет внедренным агентом КГБ в ЦРУ.
Предложение Кочнова подверглось серьезному обсуждению в ЦРУ. Николай Артамонов был самым молодым командиром Балтийского флота в составе эскадры, базировавшейся в Гданьске. Перспективного 32-летнего офицера ожидала блестящая карьера, поговаривали о его переводе в Главный морской штаб, где ему было бы обеспечено адмиральское звание. Но Артамонов влюбился в полячку Еву Гору и, бросив все, в том числе жену и маленького сына, бежал с Евой в 1959 году на военном катере в Швецию, где попросил политического убежища. В Швеции он обратился за помощью к ЦРУ, и помощник резидента в Стокгольме Пол Гарблер помог ему решить вопрос о получении политического убежища в США. В Америке Артамонову изготовили новые документы на имя Николая Шадрина и он стал консультантом в РУМО (Разведывательное управление министерства обороны США). В свете вышесказанного предложение Кочнова выглядело не только дерзким, но и вызывающим. В конце концов, после консультаций с ФБР было принято решение свести Кочнова с Артамоновым. «Мы включили его в игру, – вспоминал сотрудник ФБР. Джонс, назначенный куратором Кочнова от ФБР. – Мы чувствовали, что это необходимо сделать, и терять нам было нечего».
Кочнов получил псевдоним КИТТИ ХОК, и его встреча с Шадриным-Артамоновым состоялась. Правда, впоследствии Хелмс утверждал, что не одобрял ни одной детали этой операции. «С моей стороны никогда не было ни малейшего намерения разрешить Шадрину встречи с кем бы то ни было из русских, – говорил он. – Не помню, кто руководил этой операцией, но только не я. Кто-то обращался ко мне с просьбой принять такое решение. И напрасно. Я никогда не одобрил бы иной затеи».
Со своей стороны Кочнов сообщил ЦРУ ряд сведений о работе КГБ в США. Его информация помогла усыновить личность САШИ, майора армии США, завербованного КГБ в Германии и передававшего СССР секретные материалы во время Кубинского кризиса. Второе важное сообщение Кочнова касалось И.Г. Орлова, в котором ЦРУ заподозрило агента-двойника. Кочнов подтвердил, что Орлов в 1965 году посещал посольство СССР в Вашингтоне, добавив, что во время визитов в посольство Орлов рассказывал о допросах, проводимых агентами ФБР, и просил таблетки с ядом на случай непредвиденных обстоятельств. [52]52
Джеймс Нолан, заместитель директора ФБР по контрразведке, с самогo начала считал И. Кочнова подставой КГБ, и говорил, что с САШИН КГБ вновь установило непродолжительный контакт, дабы повысить, доверие к КИТТИ ХОК. Сообщение Кочнова об И. Орлове в свете последующих событий можно считать дезинформацией, запущенной КГБ с целью еще больше дезориентировать сотрудников ЦРУ, занимавшихся поисками «кротов».
[Закрыть]
Под контролем ФБР Н. Артамонов встретился с Кочновым и сделал вид, что раскаивается в предательстве, дав согласие работать на КГБ. Он передал информацию, касающуюся его работы в РУМО, предварительно обработанную ФБР. Через несколько месяцев Кочнов объявил, что его отзывают в СССР, и передал Артамонова другому оперативному сотруднику вашингтонской резидентуры. Артамонов в течение нескольких лет продолжал встречаться с представителями КГБ и передавать им информацию, подготовленную ЦРУ и ФБР. В декабре 1975 года он в сопровождении сотрудников приехал в Вену на встречу с новым оперативником из КГБ. Вечером 20 декабря он пошел на встречу с сотрудником КГБ, назначенную недалеко от американского посольства. Больше его никто не видел.
Исчезновение Артамонова ввергло сотрудников ЦРУ и ФБР в состояние шока. Сразу же возник вопрос: кто Кочнов на самом деле? Сотрудники ФБР и ЦРУ, которые вели дело КИТТИ ХОК, так и не сошлись во мнении относительно того, был ли Кочнов внедренным или подлинным агентом. Джеймс Нолан был убежден, что Кочнов был подставой. Его убеждение было основано на том, что Кочнов. больше ни разу не появился как источник ЦРУ. В США он не вернулся, хотя, казалось бы, оперативника, достигшего быстрого и внушительного успеха, следовало и впредь использовать в Америке. Более того, Кочнова случалось видеть в Москве и в других местах, но поговорить с ним было невозможно. С другой стороны, Вася Гмиркин, в конце семидесятых годов проведший для контрразведывательного отдела ЦРУ расследование дела Артамонова, пришел к заключению, что КИТТИ ХОК был подлинным агентом ЦРУ. Новые данные по делу Кочнова сообщил бежавший в США и впоследствии вернувшийся в СССР сотрудник КГБ B.C. Юрченко. По его мнению, Артамонова похитили в Вене сотрудники КГБ, Поскольку он оказывал сопротивление, на заднем сиденье автомобиля, увозившего его из Австрии, ему дали слишком большую дозу хлороформа, и он умер. А в 1990 году ЦРУ получило информацию, что Кочнов умер в Москве естественной смертью.
Относительную ясность в дело Артамонова и Кочнова внес в 1994 году отставной генерал-майор КГБ О.Д. Калугин, в семидесятые годы возглавлявший управление «К» ПГУ КГБ. По его словам, Кочнов был командирован в США после того, как удалось приблизительно установить местонахождение Артамонова, с целью его вербовки. Вербовка Артамонова прошла успешно, он получил псевдоним ЛAPK и поначалу давал информацию конфиденциального характера. Его семье, оставшейся в СССР, была оказана помощь, в частности сына устроили в высшее военно-морское училище, сообщив, что отец выполняет ответственную миссию за рубежом. Но в 1970 году возникли первые подозрения по поводу правдивости его информации. К 1975 году был проведен ряд проверок, убедивших руководство КГБ в том, что Артамонов ведет двойную игру. Поэтому было решено привести в исполнение смертный приговор, вынесенный ему еще в 1960 году. Калугин вспоминает об этом так:
«Артамонову предложили встречу в Австрии для обучения его приемам радиосвязи с целью последующей передачи на контакт офицеру нелегальной разведки КГБ в США. ЛАРКУ для пущей убедительности было обещано личное знакомство с нелегалом в Вене до их рабочей встречи в Америке.
Приманка сработала. В декабре 1975 года ЛАРК прибыл в Австрию с женой якобы в отпуск для катания на горных лыжах. В течение двух дней его знакомили с основными приемами работы на радиопередатчике, на третий – обещали встречу с нелегалом. Когда он пришел на условленное место, в машине, ему набросили на лицо маску с хлороформом, сделали для большей гарантии усыпляющий укол и повезли в сторону чехословацкой границы. Там его перетащили на свою территорию, но обнаружили, что он, не выдержав стресса, скончался от острой сердечной недостаточности. Смерть констатировал словацкий врач, которого мы пригласили через пограничников, а позже, в Москве, куда труп был доставлен на спецсамолете КГБ, начальник 4-го Главного управления Минздрава СССР Е. Чазов подтвердил первоначальный диагноз. При вскрытии оказалось, что у ЛАРКА развивался рак почки и жить ему оставалось недолго».
Смерть Артамонова расстроила планы КГБ. Ведь его собирались после соответствующей обработки заставить выступить на международной пресс-конференции «с покаянием и рассказом о чудовищных провокациях, организуемых ЦРУ». Замысел не удался, и Артамонов был похоронен под латышской фамилией на одном из московских городских кладбищ. А Калугин и остальные, принимавшие участие в похищении ЛAPKA, были отмечены правительственными наградами.
В свете вышесказанного наиболее близкой к истине представляется версия, согласно которой Кочнов был подставой, доверие же к нему привело ЦРУ к потере действительного перебежчика.
Глава 6
1971–1980 годы
Семидесятые годы стали первым десятилетием кризиса советской командно-административной системы. Внешне страна выглядела великой державой, но проницательный взгляд вполне мог заметить симптомы этого кризиса: перманентный и все более возрастающий импорт зерна, точно такой же экспорт нефти и газа, растущая инфляция, все усиливающееся стремление советских граждан к эмиграции. Подписание в августе 1975 года Хельсинкского соглашения, которое выдавалось за хрупкую победу советской дипломатии, обернулось тем, что Запад смог акцентировать внимание на проблеме соблюдения прав человека в СССР и, активно поддерживая диссидентов, начал расшатывать идеологическую основу страны. Неспокойно было и в ближнем зарубежье: в Польше возникло движение Солидарности, а в декабре 1979 года страна ввязалась в афганскую авантюру.
Надвигающийся кризис порождал цинизм не только по отношению к «идеалам социализма», но и в отношениях к государству и своему народу. Так, в апреле 1978 года остался в США А. Шевченко, глава советского представительства при ООН в Нью-Йорке. Бежали, становясь предателями, и сотрудники советских спецслужб.
В 1971 году попросил политического убежища в Англии сотрудник КГБ Олег Адольфович Лялин. Лялин пришел в КГБ в 1955 году, и после окончания 101-й разведшколы был направлен в 13-й отдел ПГУ. После бегства на Запад Н. Хохлова в феврале 1954 года и Б. Сташинского в августе 1961 года, серьезно скомпрометировавших 13-й отдел, он был расформирован, и в 1969 году вместо него был создан отдел «В» ПГУ КГБ. Отдел «В», в который перешел Лялин, в отличие от 13-го отдела, имел более широкую специализацию. В его функции, кроме проведения собственно террористических актов, входила разработка чрезвычайных планов, которые включали диверсии в различных коммунальных службах, на транспорте, на объектах связи и управления в зарубежных странах в случае начала войны или возникновения кризиса, способного привести к войне. Капитан КГБ Лялин, специалист по рукопашному бою, прекрасный снайпер и парашютист, в конце 1969 года был командирован в лондонскую резидентуру КГБ представителем отдела «В».
Весной 1971 года Лялин был завербован английской контрразведкой МИ-5 и начал передавать англичанам материалы, касающиеся своей собственной деятельности в Лондоне, а в сентябре 1971 года бежал из резидентуры, попросив у англичан политического убежища. После побега Лялин сообщил сотрудникам МИ-5 о разработанном КГБ плане диверсий в Лондоне, Вашингтоне, Париже, Риме, Бонне и других столицах западных государств. Он сообщил далее, что сотрудникам отдела «В» было приказано в каждой из столиц определить круг наиболее важных политических деятелей и следить за их перемещениями, чтобы в случае возникновения критической ситуации ликвидировать их. Кроме того, сотрудникам отдела «В» в зарубежных резидентурах предписывалась вербовка агентов из числа местных жителей, которые могли бы войти в состав разведывательных сетей, которыми руководили нелегалы отдела «В». Этих нелегалов предполагалось использовать исключительно в случае возникновения военной угрозы со стороны Запада.
Касаясь диверсий, которые предполагалось осуществить в Лондоне, Лялин назвал затопление лондонского метро, взрыв станции раннего оповещения о ядерном нападении в Файлингдейле, диверсии на военных объектах, в частности уничтожение на земле стратегических бомбардировщиков. По словам Лялина, его задача заключалась в выявлении наиболее важных объектов, которые необходимо немедленно нейтрализовать в случае начала войны. Одним из безумных планов отдела «В», сравнимым разве что с планом ЦРУ по устранению Ф. Кастро, был план, в соответствии с которым агенты под видом посыльных и курьеров должны разбрасывать по коридорам правительственных учреждений бесцветные ампулы с ядом, которые убьют насмерть каждого, кто на такую ампулу наступит. В результате откровений Лялина в Англии была полностью раскрыта агентурная сеть отдела «В», а в других странах Запада начались активные поиски нелегалов. В отдельных случаях они увенчались успехом. Так, во Франции Управление по охране территории по наводке Лялина сумело обнаружить два склада с оружием в Бретани, которое предназначалось для «законсервированных» агентов на случай волнений или вооруженного конфликта.
Несмотря на огромный политический резонанс, вызванный бегством Лялина, британское правительство не выступило с пространными заявлениями по этому поводу. Генеральный прокурор лишь проинформировал палату общин о том, что Лялину были предъявлены обвинения в «организации диверсий на территории Великобритании», и «подготовке ликвидации лиц, которые считались врагами СССР». Но вскоре правительство Великобритании объявило о высылке из страны 90 сотрудников КГБ и ГРУ. Еще 15 человек, находившиеся в СССР в отпуске, были поставлены в известность, что обратный въезд в Великобританию им запрещен. Этот рекорд до сих пор так и остался непревзойденным.
После предательства Лялина и высылки из Англии 105 советских разведчиков и дипломатов в ПГУ возникла сложная ситуация. По распоряжению Политбюро ЦК КПСС отдел «В» был расформирован, а его сотрудники отозваны из зарубежных резидентур. Почти все руководители Лялина были уволены из разведки, а некоторые и из КГБ. В той или иной степени пострадали десятки людей, знавших Лялина, а две-три сотни сотрудников КГБ стали невыездными. Позднее функции отдела «В» были возложены на 8-й отдел управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ. В деятельности же КГБ в Великобритании массовая высылка его сотрудников ознаменовала, по словам Гордиевского, поворотный момент, после которого золотой век советских разведывательных операций в Англии подошел к концу. По его утверждению, в течение последующих четырнадцати лет КГБ было гораздо труднее добывать информацию высокого уровня в Лондоне, чем в любой другой западной стране.
Приговоренный в СССР к расстрелу, Лялин с женой двадцать три года прожил в Англии на нелегальном положении и умер в конце февраля 1995 года. Его сын Виктор Удачин, родившийся в 1969 году и находившийся во время бегства отца в Москве, в 1984 году решил бежать в Англию, к отцу, и совершил попытку угона самолета. Попытка не удалась, он был осужден по ст. 64 и 70 (антисоветская деятельность) УК РСФСР на десять лет лишения свободы. Срок отбывал в знаменитом лагере «Пермь-35».
В том же 1971 году бежал в США сотрудник ГРУ А.К. Чеботарев, попавший в активную разработку бельгийской контрразведки. Майор ГРУ Анатолий Чеботарев в это время находился в командировке в Бельгии, в брюссельской резидентуре ГРУ, под видом инженера торгпредства СССР. Однажды в конце сентября 1971 года он выехал из торгпредства на встречу с агентом. По пути он был остановлен нарядом дорожной полиции за нарушение правил дорожного движения и, так как у него не оказалось при себе водительских прав, был доставлен в полицейский участок. Там, по его словам, ему неожиданно учинили допрос, в ходе которого он признался в том, что является сотрудником ГРУ. Появившиеся в ходе допроса сотрудники бельгийской службы безопасности Сюртэ, по заданию которых и была осуществлена эта провокация, завершили допрос Чеботарева его вербовкой и дали ему задание по сбору интересующей их информации, касающейся ГРУ.
Морально сломленный Чеботарев частично выполнил задание бельгийских контрразведчиков и в дальнейшем намеревался продолжить сотрудничество. Но страх перед разоблачением оказался сильнее, и, не найдя другого выхода, он 2 октября 1971 года попросил политического убежища в американском посольстве в Брюсселе. Американцы вывезли Чеботарева в США, где в течение продолжительного времени допрашивали на конспиративной квартире ЦРУ, после чего, снабдив новыми документами, предоставили ему вид на жительство. Однако, не сумев адаптироваться к новой непривычной обстановке и тоскуя по родным, Чеботарев решил вернуться домой, в СССР.
Через несколько месяцев пребывания в США Чеботарев обратился в советское посольство в Вашингтоне с просьбой помочь ему вернуться на родину. Начальник линии KP вашингтонской резидентуры КГБ Соболев срочно запросил Москву на предмет дальнейших действий. Из Москвы последовал приказ задержать Чеботарева, опросить совместно с резидентом ГРУ и под личную ответственность Соболева обеспечить его надежную доставку в Москву. В ожидании прибытия Соболева с Чеботаревым в СССР между руководством ГРУ и КГБ возник конфликт. Заместитель председателя КГБ Цинев, курировавший военную контрразведку, требовал немедленного ареста и допроса Чеботарева в Лефортовской тюрьме. Начальник же ГРУ Ивашутин настаивал на предварительной его беседе с Чеботаревым с глазу на глаз у себя в штаб-квартире. Цинев же стоял на своем и категорически возражал против передачи Чеботарева в руки ГРУ. Окончательное решение принял председатель КГБ Ю.В. Андропов, приказавший сотрудникам управления «К» ПГУ КГБ организовать встречу Чеботарева и его допрос на вилле КГБ под Москвой. Персональная ответственность за выполнение этого приказа была возложена на начальника управления «К» О. Калугина.
В московском аэропорту в момент встречи Чеботарева возник конфликт между Калугиным и группой офицеров ГРУ, пытавшихся увезти Чеботарева к Ивашутину. Конфликт был улажен после звонка Калугина зампреду КГБ Циневу, который дал согласие на беседу Ивашутина с Чеботаревым в присутствии Калугина в штаб-квартире ГРУ на Хорошевском шоссе. Во время этой беседы Ивашутин пытался в завуалированной форме добиться от Чеботарева подтверждения того, что все случившееся – провокация спецслужб НАТО, из которой тот более или менее достойно выпутался. Но Чеботарев не оправдал надежд Ивашутина, подробно рассказав обо всем, случившемся с ним в Бельгии и США. Он категорически отрицал применение какого-либо насилия со стороны Сюртэ и ЦРУ, но высказал предположение, что в выпитом им во время допроса в полиции стакане воды могло содержаться какое-нибудь наркотическое вещество, так как он ощущал себя совершенно безвольным.
Допрос Чеботарева на вилле КГБ сотрудниками управления «К» во главе с Калугиным продолжался неделю. Чеботарев ничего не скрывал и проявил полную готовность к сотрудничеству. По окончании следствия Калугин, учитывая факт добровольного возвращения Чеботарева в СССР, подал докладную на имя Андропова, в которой рекомендовалось:
«– отдать Чеботарева под суд, как того требовал закон;
– по вынесении приговора ходатайствовать перед Президиумом Верховного Совета СССР о помиловании Чеботарева;
– в случае освобождения из-под стражи устроить его на работу по гражданской специальности за пределами Москвы, разрешив вернуться в столицу по истечении двухлетнего срока;
– довести до сведения сотрудников разведки КГБ и ГРУ, что всякий, совершивший ошибку и даже преступление при исполнении служебных обязанностей, не обязательно будет подвергнут наказанию, если он честно признается в содеянном и если нанесенный ущерб будет носить ограниченный характер».
Предложения Калугина были приняты, и через полгода Чеботарев был освобожден из тюрьмы. При содействии КГБ он получил место преподавателя французского языка в одной из школ рязанской области.
В начале семидесятых годов сотрудниками ГРУ было совершено еще несколько предательств. Среди них был Владимир Константинов, ставший агентом-двойником. Он был довольно быстро изобличен, срочно отозван в «отпуск» в Москву, где сразу же угодил под следствие.
Другим фигурантом в этой роли явился Георгий Федосов. Федосов в начале семидесятых годов был военным атташе и резидентом ГРУ в Стокгольме. Тогда-то у него и созрел замысел бежать на Запад, о чем проведали сотрудники шведской полиции безопасности (СЕПО).
«Мы получили достоверную информацию о том, что Федосов хочет остаться на Западе в Швеции, и провели тщательные приготовления, – рассказал уже в середине 90-х годов тогдашний начальник СЕПО Карл Перссон. – Это была крупнейшая в истории Швеции добыча. Федосов был военный атташе и наверняка имел доступ к очень важной информации».
Но планы Федосова и шведов нарушил Стиг Берглинг, агент советской разведки, работавший в СЕПО и исполнявший обязанности офицера связи между контрразведкой и штабом сил самообороны Швеции. [53]53
Стиг Берглинг родился в 1938 г. После службы в полиции, а затем офицером ООН, он, несмотря на возражения коллег, был принят на службу в шведскую службу безопасности (СЕПО), где выполнял обязанности офицера связи со штабом обороны. Будучи завербованным КГБ, Берглинг передавал важные данные о работе спецслужб Швеции и НАТО. О его деятельности сообщил англичанам завербованный ими в 1974 г. сотрудник КГБ О. Гордиевский, после чего в марте 1979 г. Берглинг был арестован и в декабре осужден (Стокгольмским судом первой инстанции на пожизненное заключение. Ему были разрешены короткие отлучки из тюрьмы домой под бдительной охраной, и во время одной такой отлучки в загородный ном семьи в местечке Ринкебю под Стокгольмом в ночь на 6 октября 1987 г. он вместе с женой Элизабет Сандберг осуществил побег в СССР.
Некоторое время супруги Берглинги проживали на территории СССР, позже они перебрались в Ливан, где выполняли задания ГРУ. По неожиданно в августе 1994 г. вернулись в Швецию, где Берглинг «новь был помещен под стражу. В 1998 г., после неоднократных попыток адвокатов добиться его досрочного освобождения, Берглинг по состоянию здоровья был выпущен из тюрьмы и в настоящее время живет в Швеции.
[Закрыть]Узнав о намерениях Федосова, Берглинг, по его словам, забеспокоился, что советский военный атташе мог быть в курсе того, что он работает на СССР, и в случае бегства сможет раскрыть его. Поэтому Берглинг немедленно сообщил своему куратору о планах Федосова, после чего тот ныл немедленно отозван в Москву. Но следствие не нашло никаких доказательств измены Федосова, а руководство ГРУ сделало все возможное, чтобы дело было спущено на тормозах. В результате Федосов не был осужден и продолжал жить в Москве, хотя более никогда не выезжал за рубеж.
А в 1974 году пошел на сотрудничество с ЦРУ Анатолий Николаевич Филатов, о котором небезызвестный Д. Баррон говорит, что он пытался как можно эффективнее навредить «родной и любимой» партии.
Филатов родился в 1940 году в Саратовской области. Его родители – выходцы из крестьян, отец отличился в Великой Отечественной войне. После окончания школы Филатов поступил в сельскохозяйственный техникум, а затем непродолжительное время работал в совхозе зоотехником. Будучи призванным в армию, он начал быстро продвигаться по службе, окончил Военно-дипломатическую академию и был направлен для прохождения службы в ГРУ. Хорошо зарекомендовавшего себя в первой командировке в Лаосе, Филатова, теперь уже в чине майора, направляют в июне 1973 года в Алжир. В Алжире он работал под «крышей» переводчика посольства, в обязанности которого входили организация протокольных мероприятий, перевод официальной переписки, обработка местной прессы, закупка книг для посольства. Такое прикрытие позволяло ему активно перемещаться по стране, не вызывая каких-либо подозрений.
В феврале 1974 года Филатов вошел в контакт с сотрудниками ЦРУ. Позднее, на следствии, Филатов покажет, что попал в «медовую ловушку». В связи с поломкой автомобиля он вынужден был в течение некоторого времени передвигаться пешком. Вот как об этом рассказывал на суде сам Филатов:
«Однажды в конце января – начале февраля 1974 года, находясь в городе Алжире, я ходил по книжным магазинам в поисках литературы по этнографии, быту и обычаям алжирцев. Когда я возвращался из магазина, на одной из улиц города возле меня остановилась машина. Приоткрылась дверца, и незнакомая молодая женщина предложила подвезти меня. Я согласился. Мы разговорились, и она пригласила меня к себе домой, сказав, что у нее есть интересующая меня литература. Подъехали к ее дому, зашли в квартиру. Я выбрал интересующие меня две книги. Выпили по чашке кофе, и я ушел.
Через три дня я пошел в магазин за продуктами и вновь встретил ту же молодую женщину за рулем в машине. Мы поприветствовали друг друга, и она предложила заехать к ней еще за одной книгой. Женщину звали Нади. Ей 22–23 года. Она бойко говорила по-французски, на с небольшим акцентом.
Зайдя в квартиру, Нади поставила на стол кофе и бутылку коньяка. Включила музыку. Мы стали выпивать и беседовать. Беседа закончилась в постели».
Филатов был сфотографирован с Нади, и эти фотографии предъявил ему спустя несколько дней сотрудник ЦРУ, назвавшийся Эдвардом Кейном, первым секретарем специальной американской миссии службы защиты интересов США при посольстве Швейцарии в Алжире. [54]54
С 1967 по конец 1974 г. дипломатические отношения между США и Алжирской Народной Демократической Республикой были разорваны в связи с ближневосточной войной.
[Закрыть]По словам Филатова, он, опасаясь отзыва из командировки, поддался шантажу и согласился встречаться с Кейном. То, что американцы решили шантажировать Филатова с помощью женщины, неудивительно, так как он еще в Лаосе не отличался разборчивостью в связях. Поэтому совершенно неправдоподобной и абсолютно бездоказательной выглядит версия установления контактов Филатова с ЦРУ, выдвинутая Джоном Барроном. Он пишет, что Филатов сам предложил ЦРУ свои услуги, прекрасно сознавая, на какой риск он идет, но не видя, как по-другому можно навредить КПСС.
В Алжире Филатов, получивший псевдоним ЭТЬЕН, провел с Кейном более двадцати встреч. Он передал ему информацию о работе посольства, о проводимых ГРУ операциях на территории Алжира и Франции, данные о военной технике и участии СССР в обучении представителей ряда стран «третьего мира» методам ведения партизанской войны и диверсионной деятельности. В апреле 1976 года, когда стало известно о скором возвращении Филатова в Москву, его оператором стал другой сотрудник ЦРУ, с которым он отработал безопасные способы связи на территории СССР. Для Филатова два раза в неделю транслировались зашифрованные радиопередачи из Франкфурта на немецком языке. По установленным правилам информативные передачи начинались с нечетной, а отвлекающие – с четной цифры. В целях маскировки радиопередачи начались заранее, до возвращения Филатова в Москву. Для обратной связи предполагалось использование писем-прикрытий, якобы написанных иностранцами. На крайний случай была предусмотрена личная встреча с оперативником ЦРУ в Москве в районе стадиона «Динамо».
В июле 1976 года перед отъездом в Москву Филатову передали шесть писем-прикрытий, копирку для тайнописи, блокнот с инструкциями, шифроблокнот, прибор для настройки приемника и запасные элементы питания для него, шариковый карандаш для тайнописи, фотоаппарат «Минокс» и несколько запасных кассет для него, вставленных в прокладку стереофонических наушников. Кроме того, Филатову вручили 10 тысяч алжирских динаров за работу в Алжире, 40 тысяч рублей и 24 золотые монеты царской чеканки достоинством 5 рублей каждая. Помимо этого, заранее оговоренная сумма в долларах ежемесячно перечислялась на счет Филатова в американском банке.
Вернувшись в августе 1976 года в Москву, Филатов приступил к работе в центральном аппарате ГРУ и продолжил активную передачу ЦРУ разведывательных материалов через тайники и с помощью писем. Сам он после возвращения в Москву принял восемнадцать радиосообщений из Франкфурта. Вот некоторые из них:
«Не ограничивайтесь сбором информации, которой располагаете по службе. Завоевывайте доверие близких знакомых и друзей. Посещайте их по месту работы. Приглашайте в гости домой и в рестораны, где путем целенаправленных вопросов выведывайте секретные сведения, к которым сами доступа не имеете…»
«Дорогой «Э»! Мы очень довольны вашей информацией и приносим вам за нее глубокую благодарность. Очень жаль, что вы пока не имеете доступа к секретным документам. Однако нас интересует не только то, на чем имеется гриф «Секретно». Сообщите подробности об учреждении, в котором теперь работаете. Кем, когда, с какой целью оно создано? Отделы, секции? Характер подчинения вверх, вниз?
Очень жаль, что вам не удалось воспользоваться зажигалкой: срок ее годности вышел. Избавьтесь от нее. Лучше всего забросьте ее поглубже в реку, когда никого не будет поблизости. Новую получите через тайник».
Не забывал Филатов и о себе, приобрел новую автомашину «Волга» и кутил в ресторанах. Однако, как и в случае с Поповым и Пеньковским, в ЦРУ недооценивали возможности КГБ по слежке за иностранными и собственными гражданами. Тем временем в начале 1977 года контрразведка КГБ, ведя наблюдение за сотрудниками посольства США, установила, что сотрудники резидентуры ЦРУ с недавних пор стали осуществлять тайниковые операции с агентом, находящимся в Москве.
