355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Прохоров » Перебежчики. Заочно расстреляны » Текст книги (страница 15)
Перебежчики. Заочно расстреляны
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:21

Текст книги "Перебежчики. Заочно расстреляны"


Автор книги: Дмитрий Прохоров


Соавторы: Олег Лемехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Вскоре, уже после нескольких встреч, Носенко стал намекать, что подумывает о переходе на Запад. Он спросил, какие у него есть перспективы на этот счет. Бегли ответил, что по согласованию с директором ЦРУ на имя Носенко будет открыт счет в банке, куда положат 50 тысяч долларов, а затем будут добавлять по 25 тысяч в год па весь период действия контракта. Кроме того, за помощь в деле Вассела к первоначальной сумме будет добавлено еще 10 тысяч долларов.

Четвертого февраля Носенко сообщил, что его неожиданно отзывают в Москву. По его словам, это означает, что он попал под подозрение и больше никогда не сможет покинуть пределы СССР. Поэтому он просит защиты у ЦРУ. (Много позже Носенко признался, что история с телеграммой была выдумкой.) Бегли сообщил о просьбе Носенко в Вашингтон. Из Ленгли мгновенно пришел ответ: «Согласны!» Большую роль в этом решении сыграла информация Носенко об Освальде, которая в конечном счете перевесила опасения о том, что Носенко является подставой КГБ. В тот же день, 4 февраля, Носенко вручили американские документы, в гражданской одежде перевезли на автомобиле через швейцарскую границу в ФРГ и поселили на конспиративной квартире ЦРУ под Франкфуртом. Там с ним встретился начальник советского отдела ЦРУ Дэвид Мефри, который подтвердил денежные обязательства ЦРУ и предупредил Носенко, что тот должен пройти проверку на детекторе лжи, дабы подтвердить свою искренность. Спустя неделю, 11 февраля Носенко доставили самолетом из Франкфурта на базу ВВС Эндрюс близ Вашингтона.

В СССР по факту бегства Носенко было заведено уголовное дело, получившее кодовое название «Ирод». В результате проведенных следственных действий было подготовлено обвинительное заключение, в котором, в частности, говорилось:

«Обвиняется: Носенко Юрий Иванович, 1927 года рождения, уроженец г. Николаева, украинец, гражданин СССР, женат, бывший член КПСС с 1957 года, с высшим образованием, капитан, сотрудник КГБ при СМ СССР, проживавший в Москве по адресу: Народная улица, дом 13, кв. 54, в том, что, находясь в служебной командировке в г. Женеве (Швейцария), 4 февраля 1964 года изменил Родине, бежал в США и обратился к американскому правительству с просьбой о предоставлении политического убежища.

14 февраля 1964 г. на встрече с представителями советского посольства в Вашингтоне заявил, что решение изменить Родине вынашивал давно и покинул Советский Союз по политическим мотивам, и в тот же день получил от властей США право политического убежища. В настоящее время, находясь в США, выдает американским властям известные ему совершенно секретные сведения, составляющие государственную тайну, в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» статьи 64 УК РСФСР».

Двадцать второго июня 1964 года обвинительное заключение против Носенко было утверждено заместителем Главного военного прокурора и направлено в Военную коллегию Верховного суда СССР. Состоявшееся 23 июля заседание коллегии вынесло Носенко следующий приговор:

«Носенко Юрия Ивановича признать виновным в измене Родине и на основании пункта «а» статьи 64 УК РСФСР подвергнуть смертной казни – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества.

На основании статьи 36 УК РСФСР лишить Носенко воинского звания «капитан» и внести представление в Президиум Верховного Совета СССР о лишении его правительственных наград.

Внести представление Председателю Комитета Государственной Безопасности при СМ СССР о лишении Носенко медали «За безупречную службу» III степени.

Приговор обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит».

А в результате проведенного в КГБ служебного расследования многие сотрудники понесли наказание. Трое были уволены из органов с лишением воинских званий, еще троих просто уволили, к десятерым применили суровые дисциплинарные санкции. Начальник Второго главного управления генерал-лейтенант Грибанов был отстранен от должности, а больше сотни сотрудников были отозваны из зарубежных командировок и стали невыездными.

Пребывавший в США Носенко явно нервничал, и не без оснований, опасаясь, что ЦРУ не выполнит своих обещаний, и запил, вскоре дойдя до того, что, как вспоминает Хелмс, не хотел заниматься ничем, кроме попоек и кутежей. Порой доходил до беспамятства. Так, например, однажды он вдруг начал бить посуду в баре в Балтиморе, и лишь с большим трудом удалось замять скандал. И действительно, новая жизнь в США для Носенко вскоре обернулась кошмаром. Для Энглтона и Бегли история с бегством Носенко служила лишь способом отвлечь внимание от информации Голицына о «кротах» в ЦРУ и довести до Запада информацию о том, что КГБ не имеет никакого отношения к Освальду и убийству Кеннеди. Эти подозрения на первый взгляд казались обоснованными. Было очень странно слышать, что КГБ не проявил внимания к Освальду, бывшему морскому пехотинцу, да еще служившему оператором радара на военной базе самолетов «У-2» в Ацуги в Японии. К тому же если Освальд убил президента Кеннеди по собственной инициативе, то вполне вероятно, что советское руководство могло «подкинуть» ЦРУ перебежчика, дабы убедить США в своей непричастности к убийству.

Был и еще ряд обстоятельств, казалось подтверждавших эту точку зрения. Взять хотя бы вопрос о воинском звании Носенко. По словам Бегли, он был майором с 1962 года, а когда приехал в 1964 году, сказал, что он подполковник. Позже, в США, Носенко признался, что он – капитан. Само по себе это не удивительно, так как перебежчики часто преувеличивали свой ранг, чтобы придать себе большую значимость. Но в данном случае Носенко предъявил командировочное удостоверение, выданное ему, когда он ловил Черепанова, где значилось звание подполковник. Аналогичные ситуации возникали при поиске «крота» под псевдонимом САША, о котором предупреждал Голицын. В 1962 году Носенко о САШЕ ничего не знал. А в 1964 году он вдруг сам заговорил о нем и сообщил, что САША был офицером армии США, дислоцированной в Германии, и что он не имеет к ЦРУ никакого отношения. [47]47
  Сотрудник ЦРУ Майлер позднее подтвердил, что показания Носенко помогли установить личность САШИ. Офицер военной разведки США, нуждавшийся в деньгах, он был завербован в Германии сотрудником КГБ М.А. Шаляпиным, и поставлял ему информацию во время кубинского ракетного кризиса. В 1962 г. САША был переведен в Вашингтон и дослужился уже до майора, когда попал под подозрение ФБР. Ему была гарантирована неприкосновенность в обмен на сотрудничество с его стороны. САША представлял интерес для ФБР, пока был нужен КГБ, а потом его отправили в отставку.


[Закрыть]
Что же касается поездки в США в 1957 году высокопоставленного. сотрудника Второго главного управления КГБ Ковшука, то Носенко продолжал утверждать, что тот был командирован для встречи с источником КГБ по кличке АНДРЕЙ. АНДРЕЙ оказался армейским сержантом, который до этого работал в гараже американского посольства в Москве, после чего вернулся в США и жил в окрестностях Вашингтона. Ковшук встретился с ним, передал на связь резидентуре и уехал. На вопрос, чем был занят Ковшук все остальное время, Носенко отвечал, что искал АНДРЕЯ. Между тем подлинная фамилия АНДРЕЯ значилась в Вашингтонской телефонной книге.

По поводу истинного статуса Носенко в ЦРУ существовало два мнения: Энглтон, Бегли и их сторонники придерживались одного, большая часть сотрудников – другого. Возобладала, однако, точка зрения Энглтона, считавшего Носенко подставой. Четвертого апреля 1964 года сотрудники ЦРУ провели допрос с пристрастием. Носенко был подвергнут проверке на детекторе лжи. Чтобы заставить Носенко говорить правду, было решено независимо от фактических результатов проверки сказать ему, что он не прошел.

«Сотрудники ЦРУ начали кричать, что я вру, и в комнату немедленно ворвались несколько охранников, – вспоминал Носенко. – Они приказали мне встать к стене, раздеться и обыскали меня. После этого повели наверх, в одну из комнат на чердаке.

Там была только металлическая кровать, надежно прикрепленная к полу. Мне не сказали, для чего меня сюда поместили и на какой срок. Через несколько дней сотрудники ЦРУ начали допрос. Я старался сотрудничать добросовестно и вечерами даже записывал все, что мог вспомнить о КГБ. Допросы длились два месяца. Характер допросов был очень грубым и враждебным. Затем они вообще перестали приходить».

В изоляции Носенко находился до декабря 1968 года. С 4 апреля 1964 года по 13 августа 1965 года – на конспиративной квартире близ Вашингтона, с 14 августа 1965 года по 27 октября 1967 года – в тюремной камере на «ферме», и с 28 октября 1967 по декабрь 1968 года на трех, периодически сменявшихся конспиративных квартирах в пригороде Вашингтона. Особенно тяжелыми были условия заключения на «ферме» – в учебном центре ЦРУ. Носенко доставили туда в наручниках и с завязанными глазами и поместили в бетонную камеру с решетками на дверях. В камере была только узкая железная кровать с матрацем, а постельного белья не было. Днем и ночью за ним осуществлялось наблюдение. Чтобы чем-то занять себя, Носенко тайно смастерил шахматы из ниток, но охранники их конфисковали. Спустя год с лишним ему разрешили тридцатиминутные прогулки на свежем воздухе в огороженном бетонным забором дворике и занятия физическими упражнениями. Носенко был убежден, что во время заключения ему давали какие-то препараты, включая галлюциногены. Позднее ЦРУ отвергло эти утверждения, заявив, что ему назначались только необходимые лекарства: торизин (применяемый при маниакальной депрессии и душевных расстройствах), доннатал (средство, устраняющее спазмы желудка при расстройстве), тетрациклин (антибиотик общего назначения) и тому подобное. Все это время проводились интенсивные допросы, часто с применением детектора лжи. Но все они, кроме незначительных деталей, ничего не добавляли к тому, что он уже сказал ранее.

В связи с этим назревала необходимость принятия каких-то решений, и в 1967 году новый директор ЦРУ Р. Хелмс поручил сотруднику управления безопасности Брюсу Соли вернуться к рассмотрению вопроса о причинах ухода Носенко на Запад. Предвидя возможность скандала, Бегли направил Энглтону письмо, в котором изложил возможные пути решения проблемы Носенко. Под 5-м пунктом в перечне возможных акций значилась ликвидация, под 6-м – сделать его неспособным связно излагать свои мысли (специальные психохимикаты и т. д.), под 7-м – помещение в дом для душевнобольных, не ввергая его самого в беспамятство.

В октябре 1968 года Брюс Соли представил Хелмсу доклад, в котором оправдывал Носенко. Доклад Соли был немедленно подвергнут острейшей критике со стороны сотрудников Энглтона, но заместитель директора ЦРУ Руфус Тейлор согласился с выводами Соли. «Я убежден теперь, что нет никаких оснований считать Носенко не тем человеком, за которого он себя выдает; что он преднамеренно скрывает от нас какую-то информацию; что нет противоречий между тем, что сообщил нам Носенко, и тем, что мы узнавали от других перебежчиков или информаторов…»Немаловажную роль в таком решении сыграл и тот факт, что на допросах, которые проводились уже в доброжелательном тоне, Носенко сообщил сотрудникам ФБР еще о девяти случаях советской разведывательной деятельности. [48]48
  В дополнение к докладу Соли в рамках ЦРУ было проведено два анализа дела Носенко. Один Джоном Хартом в 1976 г., а другой Джеком Филдхаусом весной 1981 г. по просьбе директора ЦРУ У. Кейси. Все они содержали вывод о том, что Носенко был действительно перебежчиком.


[Закрыть]

Хелмс положил конец спорам, наградив Соли медалью за работу по реабилитации Носенко и предоставив самому Носенко в марте 1969 года двухнедельный отпуск во Флориде под охраной двух сотрудников ЦРУ.

По возвращении из Флориды Носенко получил документы на новое имя, его зачислили в ЦРУ на должность консультанта и выплатили компенсацию в размере 137 052 долларов. В должности консультанта Носенко проработал до конца восьмидесятых годов, и все это время ему грозила смертельная опасность, но уже со стороны КГБ, занесшего его в список перебежчиков, подлежащих ликвидации. По свидетельству Гордиевского, A.B. Гук, сотрудник КГБ, работавший в конце семидесятых годов по линии внешней контрразведки в нью-йоркской резидентуре, узнав о местонахождении перебежчика Хохлова, предложил Центру план его ликвидации. Но Центр не дал на это согласия, заявив, что их первостепенной задачей является устранение двух более важных перебежчиков – Голицына и Носенко, и вплоть до их ликвидации все прочие «мокрые дела» в США необходимо отложить. Это подтверждает и отставной генерал-майор КГБ О. Калугин, одно время возглавлявший управление внешней контрразведки ПГУ. Он вспоминает, что руководство часто упрекало его за недостаточно энергичные поиски предателей, в частности Носенко.

В 1963 год список изменников пополнился еще четырьмя – Н. Черновым, Д. Кашиным, Ю. Кротковым и А. Черепановым – и тем самым почти достиг «результативности» 1961 года.

«Открыл счет» Николай Дмитриевич Чернов. Чернов, 1917 года рождения, служил в оперативно-техническом управлении ГРУ. В начале шестидесятых годов он был командирован в США на должность опертехника нью-йоркской резидентуры. Образ жизни Чернова был весьма необычным для советского служащего за рубежом. Он часто посещал рестораны, ночные клубы, кабаре. Это требовало немалых денежных расходов. Поэтому неудивительно, что однажды, в 1963 году, поехав вместе с майором КГБ Д. Кашиным (фамилия изменена) на оптовую базу одной американской фирмы за материалами для ремонта посольства, Чернов уговорил хозяина базы не отражать в чеке скидку за оптовую покупку. Таким образом Чернов и Кашин получили 200 долларов наличными, которые и поделили между собой.

Однако, когда на следующий день Чернов приехал на базу за стройматериалами, в кабинете хозяина его ждали два агента ФБР. Они предъявили Чернову фотокопии платежных документов, свидетельствовавшие о присвоении им двухсот долларов, а также фотографии, на которых он был запечатлен в увеселительных заведениях Нью-Йорка. Заявив, что им известно, что Чернов является сотрудником ГРУ, агенты ФБР предложили ему начать сотрудничество. Шантаж подействовал на Чернова – в те годы за однократное посещение увеселительного заведения запросто могли отправить в Москву и сделать невыездным, а за присвоение казенных денег тем более. [49]49
  Чернов уверен, что агентов ФБР на него вывел Д. Поляков, бывший в то время заместителем резидента ГРУ в Нью-Йорке и завербованный американцами в 1961 г. Агенты ФБР показали ему три фотоснимка, сделанных, по-видимому, миниатюрным фотоаппаратом, на которых были запечатлены коридоры резидентур КГБ и ГРУ, а также референтуры советского представительства при ООН в Нью-Йорке. Надписи на фотографиях указывали, кому из сотрудников какой принадлежит кабинет, в том числе и кабинет Чернова.


[Закрыть]

До своего отъезда в Москву Чернов, которому в ФБР дали псевдоним НИКНЭК, провел ряд встреч с американцами и передал им таблетки для тайнописи, применяемые в ГРУ, а также ряд фотокопий материалов, которые оперативные офицеры ГРУ приносили ему в лабораторию для обработки. При этом американцы требовали от него фотокопии тех материалов с пометками: «НАТО», «военное» и «совершенно секретно». Перед самым отъездом Чернова в СССР в конце 1963 года сотрудники ФБР условились с ним о контактах во время его следующей поездки на Запад и вручили ему 10 тысяч рублей, фотоаппараты «Минокс» и «Тессина», а также англо-русский словарь с тайнописью. Что касается денег, полученных Черновым от американцев, то на следствии по этому поводу он поведал следующее:

«Я посчитал, в следующий раз приеду за границу лет через пять. На пропой мне требуется каждый день десять рублей. Всего где-то тысяч двадцать. Столько и запросил».

Переданные Черновым материалы были весьма ценными для американской контрразведки. Дело в том, что на переснятых Черновым документах, полученных резидентурой ГРУ от агентуры, значились выходные данные и регистрационные номера документов. По ним ФБР могло установить личность агента. Так, например, занимаясь обработкой секретного «Альбома управляемых ракетных снарядов ВМС США», полученного от агента ГРУ ДРОНА, Чернов передал копии «Альбома» ФБР. В результате в сентябре 1963 года ДРОН был арестован и осужден на пожизненное тюремное заключение. Также по наводке, полученной от Чернова, в 1965 году в Англии был арестован агент ГРУ БАРД. Им оказался Френк Боссард, сотрудник министерства авиации Великобритании, завербованный в 1961 году И.П. Глазковым. Обвиненный в передаче СССР сведений об американских системах наведения ракет, он был осужден на двадцать один год тюремного заключения. О важности для ФБР агента НИКНЭК говорит тот факт, что отдел разведки ФБР намеренно ввел в заблуждение МИ-5, приписав сведения о Боссарде, полученные от Чернова, другому источнику – ТОПХЭТУ (Д. Полякову).

В Москве Чернов до 1968 года работал в оперативно-техническом управлении ГРУ в фотолаборатории 1-го спецотдела, а потом перешел в Международный отдел ЦК КПСС на должность младшего референта. За время работы в фотолаборатории ГРУ Чернов обрабатывал поступавшие в Центр и направляемые в резидентуры материалы, в которых содержались сведения об агентуре. Эти материалы, общим объемом свыше трех тысяч кадров, он передал сотрудникам ФБР в 1972 году по время зарубежной командировки по линии МИД СССР. Имея на руках дипломатический паспорт, Чернов без особого труда вывез за границу в двух упаковках экспонированные пленки.

На этот раз улов ФБР был еще более значителен. Согласно выдержке из судебного дела Чернова по его вине в 1977 году был осужден на восемнадцать лет тюремного заключения за шпионаж в пользу СССР командующий войсками ПВО Швейцарии бригадный генерал Жан-Луи Жанмер. Он вместе с женой был завербован ГРУ в 1962 году и активно работал до самого ареста. МУР и МЭРИ были выявлены на основании поступивших в швейцарскую контрразведку данных от одной из иностранных разведывательных служб. При этом, как отмечалось в прессе, информация походила от советского источника.

В Великобритании на основе материалов, полученных от Чернова, был арестован в 1972 году младший лейтенант ВВС Дэвид Бингем. Он был завербован офицером ГРУ Л.Т. Кузьминым в начале 1970 года и в течение двух лет передавал ему секретные документы, к которым имел доступ на военно-морской базе в Портсмуте. Поеме ареста он был обвинен в шпионаже и приговорен к двадцати одному году тюремного заключения.

Наибольший урон от предательства Чернова понесла агентурная сеть ГРУ во Франции. В 1973 году ФБР передало сведения, касавшиеся Франции, полученные от Чернова, Управлению по охране территории. В результате розыска, проведенного французской контрразведкой, была раскрыта значительная часть агентурной сети ГРУ. Пятнадцатого марта 1977 года был арестован 54-летний Серж Фабиев, резидент агентурной группы, завербованный в 1963 году С. Кудрявцевым. Вместе с ним были одержаны 17, 20 и 21 марта Джованни Ферреро, Роже Лаваль и Марк Лефевр. Суд, состоявшийся в январе 1978 года, приговорил Фабиева к двадцати годам тюремного заключения, Лефевра – к пятнадцати годам, Ферреро – к восьми годам. Лаваль, у которого во время следствия обнаружились провалы в памяти, был помещен в психиатрическую лечебницу с диагнозом «слабоумие» и на суде не фигурировал. А в октябре 1977 года Управлением по охране территории был арестован другой агент ГРУ – Жорж Бофис, давний член ФКП, работавший на ГРУ с 1963 года. Учитывая его боевое прошлое и участие в движении Сопротивления, суд приговорил его к восьми годам тюремного заключения.

После 1972 года Чернов, по его словам, прекратил отношения с американцами. Да это и неудивительно, так как в это время он уже «пил по-черному» и был изгнан из ЦК КПСС за пьянку и за утерю секретного справочника, в котором содержались сведения обо всех нелегальных коммунистических лидерах. После этого Чернов пьянствовал уже совсем беспробудно и даже пытался покончить с собой, но остался жив. В 1980 году, разругавшись с женой и детьми, он отправился в Сочи, где ему удалось взять себя в руки. Потом переехал в Подмосковье и, поселившись в деревне, занялся сельским хозяйством.

Однако после ареста в 1986 году генерала Полякова Черновым заинтересовались в Следственном управлении КГБ. Дело в том, что на одном из допросов в 1987 году Поляков заявил:

«Во время встречи в 1980 году в Дели с сотрудником американской разведки мне стало известно, что Чернов передавал американцам тайнописи и другие материалы, к которым имел доступ по роду службы».

Впрочем, вполне возможно, что сведения о предательстве Чернова были получены от Эймса, завербованного весной 1985 года.

Так или иначе, но с этого времени Черновым занялась военная контрразведка, однако никаких доказательств его контактов с ЦРУ не было выявлено. Поэтому никто из руководства КГБ не решился дать санкцию на его арест. И только в 1990 году заместитель начальника отдела Следственного управления КГБ B.C. Васиннко подвигнул Главную военную прокуратуру на задержание Чернова.

На первом же допросе Чернов стал давать показания. Видимо, он решил, что его предали американцы. Когда через несколько месяцев Чернов рассказал все, следователь В.В. Ренев, который вел его дело, попросил его представить вещественное доказательство содеянного. Нот что он сам вспоминает по этому поводу:

«Я сказал: «Представьте вещдок. Это вам зачтется на суде».

Подействовало. Чернов вспомнил, что у него был друг капитан 1-го ранга, переводчик, которому он поварил англо-русский словарь. Тот самый, что в свое время он получил от американцев. В этом словаре в определенном месте имеется лист, который пропитан тайнописным веществом и является тайнописной копиркой. Адрес друга такой-то.

Я тотчас позвонил каперангу. Мы встретились. Я объяснил суть дела и с нетерпением ждал ответа. Недь скажи он, что сжег словарь, – и разговор окончен. Но офицер ответил честно, да, было такое. Нома у меня или нет этот словарь, не помню, надо посмотреть.

В квартире огромный стеллаж с книгами. Он достал один словарь – нет, не подходит под описанный Черновым. Второй – именно он. С надписью «Подарок Чернова. 1977 г.».

На титульном листе словаря – две строчки. Если подсчитать количество букв в них – можно определить, на каком именно листе имеется тайнописная копирка. Когда эксперты исследовали ее, удивились: ничего подобного они ранее не встречали. И хотя тридцать лет прошло, копирка была абсолютно пригодна к использованию».

По словам же самого Чернова, во время следствия у КГБ не было вещественных доказательств его вины, а произошло на самом деле следующее:

«Мне сказали: «Прошло много лет. Поделитесь своими секретами о деятельности американских спецслужб. Мол, сведения будут использованы для обучения молодых сотрудников. И за это до суда мы вас не доведем». Вот я и выдумывал, фантазировал, рассказывал то, что когда-то в книжках вычитал. Они же обрадовались и взвалили на меня все провалы, которые были в ГРУ за последние тридцать лет… Ничего ценного в переданных мною материалах не было. Документы были отсняты в обычной библиотеке. И вообще, если бы я захотел, то мог бы развалить ГРУ. Но я этого не сделал».

Восемнадцатого августа 1991 года дело Чернова было передано в суд. В судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР Чернов признал себя виновным и подробно охарактеризовал обстоятельства своей вербовки сотрудниками ФБР, содержание выданных им сведений, способы добывания, хранения и передачи материалов разведывательного характера. О мотивах предательства он сказал так: преступление совершил из корыстных побуждений, вражды к государственному строю не испытывал. 11 сентября 1991 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Чернова Н.Д. к лишению свободы сроком на восемь лет. Но спустя пять месяцев Указом Президента России. Б.Н. Ельцина Чернов, а также еще девять человек, осужденных в разное время по статье 64 УК – «Измена Родине», были помилованы. В результате Чернов фактически избежал наказания и спокойно вернулся домой.

Теперь несколько слов о соучастнике Чернова Дмитрии Кашине (фамилия изменена). Сотрудник ПГУ КГБ Кашин прибыл в Нью-Йорк в начале шестидесятых годов и довольно быстро сошелся с Черновым. Они часто ходили в гости друг к другу, где, по словам Чернова, нередко выпивали. В 1963 году Кашин вместе с Черновым присвоил 200 долларов. После этого его, как и Чернова, путем шантажа завербовали сотрудники ФБР. Дальнейшая его судьба доподлинно не известна. По словам Чернова, они передали встречаться, а позднее, в Москве, виделись только один раз. Впоследствии Чернову стало известно, что Кашин умер еще до того, как сам Чернов был арестован.

Очередным перебежчиком в 1963 году стал Юрий Васильевич Кротков. Он родился в 1918 году в Тбилиси. Его отец был известный художник, а мать – актриса. По счастливой для Кроткова случайности Л.П. Берия, и то время секретарь Компартии Грузии, в 1936 году заказал отцу Кроткова свой портрет. Работа художника понравилась Берия, и до самой смерти Кроткова-старшего он оставался его покровителем.

В 1941 году Ю. Кротков приезжает в Москву, где успешно сдает экзамены в Литературный институт и зачисляется на первый курс. Но вскоре началась Великая Отечественная война, и его вместе с остальными студеными эвакуировали из Москвы. Когда спустя восемнадцать месяцев он вернулся в столицу, то обнаружил, что г. ого комнате живут чужие люди. После обращения в органы НКВД, к друзьям своих родителей, он вернул себе свое жилье. В дальнейшем Кротков еще не раз прибегал к помощи покровителей из НКВД при устройстве на работу в ТАСС и на Московское радио.

В 1946 году Кротков, подписав соответствующие бумаги, стал внештатным сотрудником Второго главного управления МГБ. Его обязанностью была работа среди иностранцев, находившихся в СССР. Как писатель в круг семьи Б. Пастернака, он был благожелательно принят в среде иностранных дипломатов, работавших в Москве. Этому способствовало хорошее знание английского языка, умение вести беседу на самые разные темы, нудь то искусство, история или политика. Кроме того, Кротков занимался вербовкой красивых девушек, которых потом использовал в роли «ласточек». Главным образом это были актрисы, с которыми ему, как режиссеру, приходилось постоянно общаться. В качестве вознаграждения они получали деньги, модную одежду, лучшие роли. Для обольщения нужного объекта использовались так называемые «ласточкины гнезда» – специально оборудованные двух-, реже трехкомнатные квартиры. В одной комнате обычно находилась девушка с иностранцем, а в другой сотрудники МГБ фиксировали все происходящее на фотопленку. [50]50
  Классической операцией такого рода служит история сотрудницы американского посольства в Москве Аннабеллы Бюкар. По приезде в Москву в 1948 г. у нее возник роман с артистом Московского театра оперетты Лапшиным, который сблизился с ней по заданию Второго главного управления. После того как Аннабелла Бюкар забеременела, Лапшина «арестовали» и, играя на чувствах девушки, заставили ее попросить политическое убежище и подписать гранки книги, вышедшей в 1949 г. под хлестким названием «Правда об американских дипломатах». Единственное отличие от установленного шаблона – жертвой в данном случае оказалась женщина, а соблазнителем – мужчина. Правда, именно такая ситуация позднее была применена на практике главой разведслужбы ГДР Макрусом Вольфом.


[Закрыть]

В июне 1956 года Кротков участвовал в операции по дискредитации посла Франции в СССР Мориса Дежана, прибывшего в Москву в декабре 1955 года. Санкцию на проведение операции дал сам Н. Хрущев, а непосредственное руководство осуществлял начальник Второго главного управления генерал-лейтенант О.М. Грибанов. К проведению самой операции были привлечены полковник Л.П. Кунавин, лейтенант Б. Черкашин, внештатный сотрудник КГБ певец Михаил Орлов и еще несколько человек. Процесс компрометации Дежана занял длительный период. На одной из вечеринок, устроенной на предоставленной для этой цели председателем КГБ И. Серовым собственной даче, Дежан познакомился с Грибановым, которого ему представили как Олега Михайловича Горбунова, ответственного работника Совета Министров СССР. После этого к Дежану стали осторожно подводить «ласточек», сначала Лидию Хованскую, а затем Надежду Чередниченко и Ларису (Лору) Кронберг-Соболевскую.

15 конце концов к маю 1958 года успех был достигнут. Воспользовавшись тем, что госпожа Дежан уехала отдыхать в Европу, Грибанов решил завершить операцию, длившуюся к тому времени уже более двух лет.

Грибанов собрал свою группу в одном из номеров гостиницы «Метрополь». В нее входили Кунавин, Лора, Вера и еще несколько агентов КГБ. План операции был следующим: Лора и Дежан после пикника на природе отправляются к ней на квартиру. «Неожиданно» возвращается «муж» Лоры, геолог, который как она не раз говорила, страдает маниакальной ревностью и подозрительностью. Затем, естественно, следует сцена ревности с рукоприкладством. На роль «мужа» Лоры был привлечен некто Михаил, часто использовавшийся Грибановым для подобных дел. «Я хочу, чтобы вы его сломали, – инструктировал Грибанов своих сотрудников. – Сделайте так, чтобы он действительно испытал боль. Повергните его в ужас. Но боже упаси вас оставить хоть малейший след на его лице. Я вас засажу за это и тюрьму».

На следующее утро Кротков вместе со своей «очень хорошей знакомой» Аллой Горбуновой, а также Дежаном и Лорой отправились за город. Оба автомобиля находились под наблюдением сотрудников КГБ. Тем временем Грибанов, Кунавин и Миша расположились в соседней с Лориной квартире, постоянно получая донесения от наружного наблюдения за Дежаном. Миша, игравший роль мужа, и Кунавин, его «друг», были одеты как настоящие геологи с рюкзаками.

В три часа дня Кротков предложил вернуться в город, чтобы продолжить там отдых. Как только они оказались в квартире Лоры, расположенной в доме № 2 по Ананьевской улице, она сказала, что получила телеграмму от мужа, который завтра возвращается в Москву. Слушая шум, доносившийся из квартиры Лоры, Грибанов и Кунавин с Мишей с нетерпением ждали условного сигнала. Наконец Лора произнесла кодовое слово «Киев». И сразу же Миша с Кунавиным направились в соседнюю квартиру. Они набросились на Дежана и принялись с остервенением его лупить. Заодно досталось и Лоре, которая во время этого спектакля плакала и вопила; «Прекратите! Вы сейчас его убьете! Это же посол Франции!» Миша в свою очередь кричал, что подаст на обидчика в суд. Дежану в конце концов все-таки удалось в сопровождении своего шофера ретироваться из Лориной квартиры. А там после его бегства началось шумное празднование по случаю успешно проведенной операции: шампанское рекой текло в фужеры и на пол.

Дабы замять дело, Дежан обратился за помощью к своему высокопоставленному другу Горбунову, чего и добивался Грибанов. Установившиеся между ними дружеские отношения активно использовались Грибановым для получения конфиденциальной информации, в частности о поездке Дежана в мае 1960 года в Париж на встречу представителей США, СССР, Франции и Великобритании для поиска путей урегулирования кризиса, возникшего в результате уничтожения над территорией СССР самолета-шпиона «У-2», пилотируемого Пауэрсом. К тому же, чем ближе станут отношения между Дежа-ном и Грибановым, тем легче будет последнему при случае нанести сокрушающий удар.

За участие в деле Дежана Кротков был награжден золотыми часами. Но осада французского посольства продолжалась. Предпринимались все новые и новые акции. Так, Кроткову было поручено соблазнить одну из секретарш посольства, но он потерпел фиаско – секретарша отказалась с ним встречаться. Однако летом 1961 года был все-таки достигнут очередной успех. При помощи «ласточки» был скомпрометирован военно-воздушный атташе Франции в СССР полковник Луи Гибо. Его сфотографировали в момент сексуальной близости, после чего подвергли шантажу. Но шантаж на этот раз не сработал. Гибо предпочел пустить себе пулю в лоб в служебном кабинете в посольстве.

По словам Кроткова, смерть Гибо послужила толчком к решению о бегстве на Запад. Возможность бежать представилась ему в 1963 году. В сентябре он в составе туристической группы приехал в Лондон. Второго сентября Кротков покинул гостиницу, где разместилась вся группа, и попросил защиты у сотрудников МИ-5. Его допрос дал англичанам массу интересной информации, а приглашенные ими представители французской контрразведки тщательно допросили Кроткова по поводу Дежана. В результате анализа данных, полученных от Кроткова, они пришли к выводу, что его информация была подлинной. О случившемся ныло доложено лично президенту Франции де Голлю. 11 феврале 1964 года Дежан был отозван из Москвы и отправлен в отставку. [51]51
  После отставки Дежан стал одним из руководителей ассоциации «Франция – СССР» и был назначен генеральным директором небольшого завода по производству часов «Слава», созданного в 60-х гг. и Гзезансоне на советские средства. Умер Дежан в Париже 14 январи 1982 г. в возрасте 82-х лет.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю