Текст книги "Письмо в Лабиринт (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Печкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Глава 21. Без времени

1.

...у меня нет ни дней, ни ночей.

Я стою, прислонившись к Моргану, и он крепко держит меня сзади за руки. Вместо груди у меня теперь проволочная клетка, неплотно набитая крупным гравием. В центр клетки воткнут железный кол. Рыжий стоит передо мной и методично, размеренно, неутомимо дергает за этот кол. «Хватит, – прошу я постоянно, – перестань». Он не слышит меня. От тычков камни в моей груди сотрясаются и трутся друг о друга, причиняя до удивительности острую боль.

Я знаю, что если вынуть кол, то в груди образуется дыра, гравий рассыплется, и всё кончится. Единственное, чего я хочу – чтобы кол вынули. Что это за шутки? Так будет теперь всегда? «Я не хочу, – прошу я их. – Прекратите. Вытащите это».

Но у них другие планы.

Иногда я слышу голос. Не каждый раз, но бывает, что от этого голоса Рыжий неохотно выпускает кол. «Вот так, – киваю я, – а лучше совсем отпустите». Я пытаюсь вспомнить, где я слышал этот голос, звонкий, бестрепетный, отчетливый до последней буквы. Он меняется: то становится высоким и мелодичным, как свист птиц весной, то холодным, как звяканье льдинок в стакане; то вдруг начинает спотыкаться и картавить. Но почти всегда, когда я слышу этот голос, мне становится легче. Я понимаю и слова. Но они сразу уходят из моей памяти. Или это разные голоса?..

Но они сразу уходят. Слишком быстро уходят.

И человек с колом снова начинает свою нудную работу.

Однажды тихий беззаботный голос в очередной раз пришел – и больше не отпустил меня. Я понял, что не стою, а лежу, и меня сразу оставил навязчивый бред про Моргана и Рыжего. Я даже понял, что это был бред, хотя боль не стала слабее. Но время снова шло для меня, и иногда боль стала уходить, и в такие моменты я мог даже заснуть. Снова приходя в себя от боли, я иногда спрашивал себя: так я всё еще жив? Это было что-то новенькое, раньше такого вопроса у меня не возникало. И сразу я снова засыпал. Мне снилась птица в яблоневом саду, маленькая птичка зяблик: она сидела, поклёвывая ветку, и прекрасные слова, которые она произносила, тут же уходили у меня из памяти.

Как это может быть, что я еще жив?

Голоса. Я прихожу в себя от голосов и снова засыпаю. Так они мне не снятся? Теперь мне ясно, что это разные голоса. Теперь я понимаю, что большинство из них – знакомые. Первым в моей голове всплывает женский голос, очень тихий и, как обычно, слышный до последней буквы. Как обычно? Я знаю этот голос, я это помню точно. Откуда я знаю его? От его звуков мое помутневшее сознание заметно проясняется.

Потом я идентифицирую Моргана и Баламута. (Это не снится мне?) И вот еще один голос – детский, решительно картавящий. Это Малыш. Еще один женский, холодный голос, твердый, как глуховатое позвякивание льда в стакане с водой. А вот – птичка зяблик. Откуда я знаю их?.. А вот этот голос я точно никогда не слышал: он низкий, и по нему, как пламя по абсенту, иногда пробегает цыганская опасная хрипотца.

Иногда к этим голосам прибавляется много других, совершенно незнакомых, как будто в дом приходит толпа гостей. Но они не мешают мне, наоборот, после каждого такого посещения что-то происходит, и я сплю, и мысли приходят уже связными, и бред отступает на границы сознания. Я засыпаю.

2.

Птичка зяблик (хлопнула дверь):

– Перекидываться опасно. Достаточно посмотреть хоть вон на вашего этого Пса.

Голова у меня на удивление ясная, но ни двигаться, ни даже открыть глаза я по-прежнему не могу.

Шаги нескольких пар осторожных ног. Морган (довольно близко):

– Верно ведь? О чем мы ему и талдычим вот уже три года. Туда-то ты перекинешься, а вот обратно – вопрос!

Рыжий (нетерпеливо):

– Нет никакого вопроса. Как по мне, так это с вами – большой вопрос. Иметь такую возможность и ни разу не попробовать! И, главное, они называют себя свободными!

Морган (совсем близко):

– Вот так вот он оправдывает и наркотики, и, – он запнулся, – другие вещи. Можешь это себе представить?

Птичка зяблик:

– Тс-с.

Они замолкают. Что-то громко шуршит и передвигается.

– Ну как? – приглушенно спрашивает Рыжий прямо надо мной.

– Без неожиданностей, – отвечает птичка зяблик. – Его еще нет здесь.

Я здесь, думаю я и засыпаю.

...Тихий отчетливый голос (издалека, как в другой комнате, дверь в которую открыта):

– Не беспокойтесь. Я теперь смело могу сказать, что рану мы запечатали хорошо. Главное теперь – последовательно проводить терапию, чтобы стенки прижились. Сейчас только от нас зависит, скоро ли состояние стабилизируется. И не будет ли после этого... поражения функций.

Морган (басит издалека):

– В смысле – поражения функций?

– Сможет ли он нормально ходить и говорить.

Рыжий (испуганно):

– Как! Здесь же нет инвалидов!

В тихом голосе – грусть:

– Ты ошибаешься. Но уверена, что тебе не захочется это проверять... Нам повезло, что ему стреляли не в голову. Иначе ничего сделать было бы нельзя.

Рыжий, издевательски:

– Вот уж точно – повезло!

– Повезло, – говорит издалека Морган. – Исполнитель перестраховался.

Баламут:

– Да он промахнулся просто, наверное!

– Не, – говорит Морган. – Это был профессионал. Движущийся объект. Быстро движущийся стрелок. Ночь, плохая видимость. Первый выстрел – чтобы остановить цель, а второй – контрольный, в голову. Он же не мог видеть, что второго выстрела не получится. Я бы и сам так же стрелял.

Пауза. Рыжий, помолчав, с удовольствием:

– Я так и представляю себе лицо этого стрелка, когда он увидел наше исчезновение на пустом месте!

– Ты же знаешь, что оттуда всё это выглядит по-другому, – возражает ему отчетливый голос. – Он либо в то же мгновение всё забыл... либо увидел иллюзию. Лабиринт – это страна иллюзий.

Боль снова стихает. Я засыпаю.

– …Да вот хоть Баламута возьми и сходите на охоту, – это опять птичка. – Говорят, он хорошо охотится.

– Да я уж лучше сама, – резко и со злорадством говорит низкий хрипловатый голос-абсент. – Зачем мне такой напарник, который от вида крови в обморок валится?

Пауза. Рыжий, неприязненно:

– С чего это ты взяла?

Голос-абсент:

– Да есть тут среди нас такие. Которые истерики закатывают, когда надо человека спасать…

– Айрин! – укоризненно ахает птичка зяблик.

После паузы Баламут отвечает. Его ответ я не буду здесь приводить из соображений пристойности. Снова наступает пауза.

– Зря ты так, Арина, – это голос Моргана, торопливый и искаженный расстоянием. – Зато он потом вполне нормально помогал…

Деревянно стучат шаги, бешено хлопает дверь.

– Свалил, – хладнокровно и очень удовлетворенно комментирует хрипловатый голос. – Об чем и речь. Сбежать-то всегда куда проще.

Я засыпаю.

...Резко звякает крышка кастрюли.

Морган:

– Айрин обладает удивительной способностью мгновенно доводить человека до белого каления.

Птичка:

– Одного конкретного человека. Причем если ты меня спросишь, почему он ее так раздражает, я тебе ничего не смогу ответить.

Часто стучит нож по доске. Морган:

– Не вижу ничего странного в том, что Рыжий кого-то раздражает. Абсолютно ничего.

Птичка (удивилась):

– Да ладно. Конечно, он невежа, и у него не все дома, и сердце у него... закрытое, жестокое. И он не умеет любить. Но вы, лабиринтцы, в основном все такие. Ну, вот ты не такой, пожалуй, но ты – скорее исключение.

– Да много ли ты видела лабиринтцев? – пробормотал изумленный Морган.

Птичка:

– О, довольно много. Все хранители должны изучать Лабиринт. Разве ты не знал?

– Откуда мне что-то знать о хранителях? – с досадой говорит Морган. – А о тебе я вообще знаю только то, что ты сказочно готовишь... и что однажды утром тебе пришла фантазия погулять в саду, и в результате ты нечаянно лишила меня сомнительного удовольствия хоронить лучшего друга.

– Фантазия?!

И птичка вдруг самозабвенно смеется.

– Значит, фантазия погулять в саду? И что, ты в самом деле так считаешь?

Морган (помолчав):

– А как было на самом деле?..

– Хорошим бы я была специалистом, если бы у меня в саду кто-то умер нечаянно! – это слово она произносит с не вполне понятной иронией.

– Так ты, что же – знала, что мы будем там? – помолчав, спрашивает Морган.

– Ты хочешь спросить, знала ли я, что ко мне в сад вывалится истекающий кровью проводник-лабиринтец? – энергично говорит птичка. Звякает крышка кастрюли. – И что все это будет как-то связано с Машей? И знала ли я, что в Лабиринте терпит бедствие компания ее помощников? Я тебе отвечу: нет, всего этого я не знала. Но вот что я знаю точно: в этот сад достаточно регулярно вываливается из Лабиринта кто-то, терпящий бедствие. Профессия хранителя – оказываться в нужное время в нужном месте. А этот сад, он специально так посажен, чтобы в этом нам помогать…

Где я слышал эту птичку? Это было в какой-то очень важный момент.

– Я ничего не понял, – помолчав, признаётся Морган.

– Ну, он больше, чем кажется, и вообще…

От напряжения памяти я выбиваюсь из сил и снова засыпаю.

...Птичка зяблик:

– А центрифуги куда денете?

Льдинки:

– Перетащим в мастерскую. Осторожно, тут препараты!

– О! – (что-то передвигается, шуршит). – Знаешь, я думаю, Айрин с оборотнем скоро подерутся.

Лед (с внезапно очень похожей на Моргана ворчливой интонацией):

– Это хорошо было бы, но только как бы они совсем друг друга не поубивали.

Птичка (смеется):

– Ну уж! Оборотень, конечно, хам, но не настолько же…

Лед (заинтересованно):

– Слушай, а он ведь тебе нравится?

Птичка (энергично):

– Да. Нравится. И во всех смыслах. Он хам и тупица, но он очень предан этим двоим. Интересно, почему.

– Предан? – с сомнением. – А по-моему, он просто их использует, вот и всё.

– Ну а вот Айрин, например. Она нас использует или любит?

– И то, и другое, полагаю.

– Да, иногда бывает и то, и другое. Но рано или поздно приходится выбирать.

– Вот в этом и вопрос. Наступал ли у них уже такой момент или нет.

– Оборотень плакал, когда они несли сюда проводника…

Пауза. Негромкое неторопливое позвякивание, как бы проволокой о стекло. Льдистый голос:

– Ну хорошо, а охотник?

– О, Морган просто душка! Золото же! Правда?

– М-м.

– Да для лабиринтца он просто какой-то уникум! Ты посмотри: у них у всех от Маруси сразу голову сносит. Да? Но ты посмотри, как она у него быстро на место встала!

– А по-моему, он просто хорошо владеет собой... Или осторожничает. Мало ли как мы к этому отнесемся. И он, по-моему, только и думает, что о своем проводнике.

Пауза.

– Аптеке нужно будет переучиваться.

– У-гу.

– Как ты думаешь, Маруся возьмет его на стажировку?

– Пусть он сначала выживет, – сухо звякнули одна о другую льдинки.

– Кстати, что-то мы расшумелись. Он хорошо держится, правда?..

Они понижают голоса, шушукаются, шуршат и хихикают. Как зовут эту птичку? Я вспомнил ее: это она встретила нас в том яблоневом саду. И это она пела, поклевывая ветку, и боль уходила. Но что из этого было бредом?..

Ей нравится Рыжий. И Морган ей нравится тоже.

А я, оказывается, хорошо держусь.

Глава 22. Дом-на-Границе

1.

Когда я открыл глаза, мне показалось, что вокруг нестерпимо светло. На самом деле, как я потом выяснил, лампы в комнате были потушены, а окна – тщательно занавешены. На открытые глаза будто кто-то насыпал песку, и очень хотелось пить. Я открыл рот. Из него вырвалось какое-то невразумительное сипение.

– Ага. Лежи, не дергайся, – сказал голос Моргана. Самого Моргана я не видел: почему-то не мог повернуть голову. Возле лица оказалась изогнутая трубочка, я жадно схватил ее губами и пролил на себя что-то прохладное – воду?

– Глотай, глотай. Вот так, – сказал невидимый Морган.

Проглотить жидкость оказалось трудной работой. Я закрыл глаза. В груди скребло.

– Так они и сказали, что ты сегодня очнешься, – сказал Морган. Выражения его голоса я не могу понять. – Все трубки отключили. Ну, почти все. Лежи. Там лекарство, сейчас опять заснешь. Тебе велено спать, не двигаться и глазами пока не смотреть. И не дышать глубоко.

– Кто? – спросил я. От движения губ у меня закружилась голова, в груди засвербило сильнее.

– Кто велел? Тебе это велела, друг мой, лучшая целительница из всех, сколько их есть в Стране. Как ты думаешь, кто?..

– Кто?..

– Ты не помнишь Машу? – помолчав, спросил невидимый Морган.

– Помню, – подумав, сказал я.

– Ну вот! – сказал Морган неторопливо. – А говорили – мозг поврежден!..

– Как? – спросил я.

– Ты еще не спишь? Спи. Как? Я не знаю, как. Тут такое было!.. Разрыв аорты – явление с жизнью слабо совместимое, даже во Фриланде. Нич-чо я бы там не смог со своим убогим шоковым набором. Если бы не Маша... – Морган остановился.

– Она тогда. Нас нашла.

– Что? Ах да, да нет. Нас нашла хранительша, хозяйка этого дома. Та – просто хорошенькая мышка. Аои-тян. Маша оказалась в этом доме, вот в чем нам повезло…

– А... птичка?

– Какая птичка?

– Ну... мышка.

– Птичка-мышка, – задумчиво сказал Морган. – Давай спи дальше.

2.

Когда я в следующий раз открыл глаза, то обнаружил себя лежащим в глубоком кресле в просторной прохладной комнате, где свет ложился узорной тенью на мебель, птицы галдели за распахнутым окном, а за столом сидела, склонив голову, фриландка с чудесными золотыми кудрями удивительной длины. Ее задумчивое склоненное лицо было освещено снизу, и по нему проходили блики и разноцветные тени от волшебного зеркальца, лежащего перед ней.

– Здравствуй, Галадриэль, – сказал я.

Аои вздрогнула и подняла голову.

– Салют, чемпион, – отозвалась она. – Сейчас ты снова закроешь глаза и уснешь.

Теперь она сидела со мной чаще всех. «На вас надежды больше нет, – сказала Маша Моргану и Баламуту. – Вы все время принимаетесь болтать, а ему пока вредно». Аои выдерживает режим железно: сидит перед волшебным зеркальцем и пресекает всякие разговоры. Или вообще молчком вяжет в углу. Сквозь полудрему я постоянно чувствую ее спокойное мирное присутствие.

Иногда мы все-таки говорим. Если я не наглею и не задаю больше пары вопросов подряд, то она спокойно неторопливо отвечает.

В какой-то момент Моргану разрешили сменять Аои на дежурстве и разговаривать со мной. Я начал вставать: два шага от кресла и два назад, а потом – долгий усталый сон. Я почти ничего не помнил из обстоятельств своего ранения, и Морган рассказывал: про побег через портал, про выстрел, про Дом-на-Границе. Про его обитательниц. По его словам выходило, что в Доме мы живем уже почти месяц.

– Вернее, это мы с тобой тут живем. А Рыжий как усвистал с первого дня в лес, так почти и не появляется. А еще за это время они приручили ЧП.

– А что Рыжий делает в лесу?

– Понятно что, – сказал Морган без интереса, – любовь крутит. Облез весь да выхудал, и глаза горят, чисто кошка бездомная. В мастерской еще это началось, помнишь, он еще нас познакомить хотел с этой своей барышней. Долгонько что-то у него в этот раз. Осень уж наступила.

Осень!

Нет ничего лучше, дорогой читатель, чем осень во Фриланде.

Тем более что времена года тут меняются непредсказуемо.

3.

Пришел день, когда я самостоятельно выполз в первый раз на террасу Дома. Уцепился за перила и тихонько сполз с крыльца. Прошел десяток шагов и оглянулся.

Вот он, Дом. Терем-теремок.

Кто живет в теремочке?

Прежде всего, конечно, Маша.

Маша оказалась в Доме не случайно. Случайно в него попали мы. А Маша действительно здесь живет: утром уходит, вечером возвращается. Ну, то есть это раньше у нее было так, потому что сейчас она бросила все остальные свои дела для того, чтобы вылечить меня. Так говорит Аои-тян. Верится в это с трудом, но не поверить фриландцу невозможно.

Принадлежит Дом не Маше. Его хозяйка – Аои. «Разве кто-то, кроме хранителя, способен быть хозяином жилья? – пожимает она плечами. – Этак любой дом сразу развалится. Любой дом, тем более – этот».

Еще в Доме живет Нета. Теперь мне ясно, что ее мастерская – совсем недалеко от Дома; по крайней мере, я теперь точно знаю, в каком направлении надо идти, чтобы туда добраться.

Дом стоит вплотную к Границе, буквально чуть не прямо на ней. Граница, совсем близкая, проходит по саду и никогда не исчезает: я постоянно чувствую ее. Через сад к Границе ведет тропинка, которая иногда бывает широкой и торной, но чаще – извилистой, а иногда ее сплошняком затягивают корни яблонь.

Яблоневый сад подходит к Дому. Это не фигура речи: сад то окружает дом сзади, то нависает над штакетником ограды спереди, то скромно стоит сбоку, а то охватывает кольцом со всех сторон. Сад простирается вольно и обширно, а потом переходит в лес. За садом ухаживает Аои-тян. Уход выглядит своеобразно: иногда она отправляется в сад и гуляет там, изредка останавливаясь и разговаривая как будто с воздухом. Далеко не каждый раз она приносит из сада яблоки, и тогда обязательно печет пирог. Пирог как пирог, ничего особенного. Обычный фантастически вкусный Аоин яблочный пирог.

По ее словам, именно яблони спасли мне жизнь, «перенаправив основные векторы дромоса». Я не стал спрашивать у нее, что это значит.

Кроме Аои, яблоки никому собирать нельзя. Да что там – мы в саду даже сухие ветки на хворост не ломаем.

Иногда в доме появляется Айрин – фигуристая жгучая брюнетка. Это ей принадлежит низкий голос с опасной сексуальной хрипотцой. У нее шевелюра – буйные безумные черные кудри, держащиеся так, как будто она только что сделала сильную укладку. Это очень красиво. И глаза у нее тоже опасные, немного сумасшедшие. Я заметил, что Морган держится от Айрин подальше, а Рыжий – стоит только Рыжему появиться в одном помещении с Айрин, как помещение тут же начинает напоминать поле средневековой битвы. Только успевай уворачиваться от заострённых стрел-слов. Поэтому Аои старается не допускать их одновременного появления в гостиной, предполагая, и не без основания, что меня после этого снова придется откачивать. Единственный человек, которого Айрин слушается – это Маша.

Еще в Доме теперь обитает ЧП.

Это имя прижилось: никто же не знал, как звали его в Лабиринте. Аои рассказала мне, что Нета привела его где-то с месяц назад, незадолго до того, как появились в Доме мы. «Меня это очень удивило, – заметила Аои. – Потому что, ну, где это видано – бесхозная собака?» К Аои – да и ко всем в Доме – Пес был предупредительно-угодлив. Кажется, он теперь всего боялся; а при появлении Рыжего моментально прятался под Дом и начинал оттуда скулить; так продолжалось, пока Аои очень строго не велела ему прекратить. И он прекратил и постепенно, очевидно, расслабился. Тем более что Рыжий как бы вовсе перестал его замечать, а если и глядел, то сквозь.

Малыш первое время его еще побаивался. Потом привык и простил.

Мое кресло теперь часто вытаскивали днем на веранду.

– Представляешь, у Аои-тян есть курица, несущая золотые яйца, – сказал мне Морган.

– В каком смысле?

– Ну, просто курица. Обыкновенная пеструшечка. Тут при Доме курятник есть. И все курицы как курицы, а эта каждое утро сносит яичко в золотой скорлупе.

– Да ладно.

– И вот Аои каждый день собирает яйца со всех куриц, и золотое вместе со всеми, берет их разом и делает, скажем, яичницу или пирог! А скорлупу выбрасывает! Можешь себе такое представить? Рыжий чуть ума не лишился, когда увидел. Теперь у него по утрам чуть не дежурство возле этой курицы. И вот как только она, значит, снесется, так он, болезный, хватает яичко и тащит его на кухню. – Морган вдруг захохотал. – Потому что у него, у Рыжего, еще ни разу не получилось это яйцо разбить! Жаль, ты не видел его обескураженную морду, когда он в первый раз пытался! Он его чуть к Нете не потащил, под гидравлический пресс! А Аои-тян так тихонько тюк!..

Я не выдержал и все-таки засмеялся тоже, хотя знал, конечно, чем мне это грозит. Но, хотя от смеха камни в груди снова пришли в движение, я таки не отключился. На этот раз обошлось.

Рыжий свил себе гнездо в самом тесном закутке Дома – на северной башенке. Он забирался туда, затаивался и спал, так что его не было ни видно, ни слышно. Иногда возвращалась Айрин и сидела на перилах веранды, молчала и мечтательно смотрела в лес. Приходил Малыш и взахлеб рассказывал о своих приключениях. Черный Пес при его появлении вылезал из-под крыльца и слушал издалека, сидя как изваяние и неподвижно поставив острые уши, похожий на изображения Анубиса. Аои очень ласково обходилась с ЧП, трепала его и чесала, приговаривая побасёнки, а он стеснялся и жался. Однажды я увидел, как Пес сидит под деревьями в лесу, а перед ним совсем близко стоит Малыш и что-то говорит. Пес сидел смирно и слушал, выпучив глаза. Потом они ходили вокруг Дома, и Малыш всё увлеченнее рассказывал ему что-то. ЧП, кажется, боялся сделать лишнее движение.

4.

На обед мы теперь часто собирались вместе (кроме Айрин: она почти никогда с нами не ела, и уж тем более не в обществе Рыжего). Мое выздоровление, по словам Маши, шло хорошо. И однажды я решил, что пора задать ей тот вопрос, который нас троих волновал больше всего.

– Маша, – сказал я.

Видно, было что-то необычное в моем голосе: Малыш даже повернулся на стуле, дремлющий в углу ЧП резко поднял голову, Рыжий перестал хлюпать стаканом, а Маша посмотрела на меня с интересом.

– Расскажи нам, наконец. Что с нами случилось? Что это за проект, которым хвасталась Нета? Почему мы так старательно спасали Колобка? Зачем у нас хотели отобрать твой эликсир?

Морган откинулся на стуле.

– Но ведь вы и так уже поняли, – сказала Маша. Она выглядела удивленной. Я замотал головой.

– Мы поняли только суть. А мне нужны подробности! Я, кажется, заслужил!

– Какая ерунда, – сказала Маша пораженно. – Что это такое – заслужил, не заслужил? Не думаешь же ты, что в этой Стране кто-то от вас что-то сознательно скрывает?

Вообще-то именно так мы все трое и думали, но промолчали.

– Ах да, – задумчиво сказала Маша. – Я всё время забываю, что вы лабиринтцы. У вас же всё по-другому в голове устроено. Нет, поверь мне. Сначала я не хотела рассказывать, потому что сама не знала, что у нас получится. Не о чем было еще говорить. Потом, когда мы вернулись, мне надо было сразу быть в Городе – отчитаться и узнать новости. А потом... ты оказался очень занят.

– Помирать – работа трудная, – криво усмехнулся я.

– А не помирать иногда – еще трудней. Да. Хорошо, Митя. Я предпочла бы дождаться, пока ты окрепнешь, но… я расскажу вам.

– Значит, Колобок вам нужен был как объект эксперимента? Вы дали ему «выпейменя», чтобы посмотреть, сможет ли обычный лабиринтец после этого ходить через Границу? Но зачем для этого было ездить так далеко и с такими хлопотами? Взяли бы первого попавшегося. Вон, Моргана или Баламута.

– Потому что нам нужен был не просто лабиринтец, а потенциальный проводник. Да. Мы пока не знаем, как эликсир действует на людей без такой способности. Мы проверяли поступенчато, тестировали сначала на квалифицированных проводниках, потом на студентах Академии. Потом на абитуриентах, которые не прошли экзамены из-за недостаточной, э-э... можно сказать так: восприимчивости. Эликсир раскрывает потенциальную способность организма к распознаванию гейтов. Он, образно говоря, продирает человеку глаза. Но для этого надо, чтобы глаза были, ну, не совсем еще запечатаны. Конечно, нужны и еще кое-какие другие факторы, но это уже не относится к нашей истории. Ну и вот, мы выяснили, что после эликсира потенциальные проводники-фриландцы сразу получают огромный балл лабильности... и некоторые другие приятные бонусы. Ну, и мы поняли, что пора переходить на следующую стадию. Тестирование на потенциальных проводниках-лабиринтцах. – Маша помолчала.

– И вы откопали Колобка, – сказал Морган.

– На самом деле мы, конечно, нашли несколько десятков потенциальных проводников. Точнее, сорок шесть. – Маша опять помолчала. – Разного возраста, пола, в разных странах. Сорок шесть групп с эликсиром готовились к выходу в Лабиринт. И пока мы готовились, с нашими кандидатами стали происходить... катастрофы. Почти все они приобрели... Как бы сказать. У нас есть термин, который можно условно перевести как... Страх. Страх, печаль, сон, апатия. Митя должен понимать, о чем я говорю.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказал я.

– Безусловно. Больше всего от этого страдают взрослеющие проводники, не имеющие поддержки из Фриланда. Как-то так. Так вот, наши кандидаты в результате теряли свою способность. Даже в том редуцированном состоянии, которая у них была. Для лабиринтца случившиеся происшествия были неотличимы от обычного несчастного случая... или вовсе незаметны ни для кого, кроме самого переживающего их.

Меня мороз продрал по коже.

– Но это же были не случайности? – перебил ее Рыжий. Он побледнел и кусал губы.

– Да. Никто в здравом уме не мог бы подумать, что это были случайности. В Лабиринте против нас действует очень мощная сила, которая многое там держит в подчинении.

– Что это за сила? – спросил Морган неторопливо.

– Ну, если есть Лабиринт – должен ведь быть и Минотавр! Хозяин Ямы распоряжается не только в Яме. Чем дальше, тем больше он влияет и на Лабиринт, постепенно и его превращая в Помойку. А уж проводники всегда были его особой заботой. Любит он их, знаете ли... Ну и вот, способных кандидатов осталось всего пятеро, и к ним все-таки отправились группы. В числе этих групп были и мы с вами. – Маша снова помолчала. – Когда я вернулась во Фриланд, то узнала, что мы – наша группа – единственная уцелевшая. Все остальные фриландцы в Лабиринте погибли, не успев добраться до цели.

– Аптека! – вскрикнул Рыжий. – Маша, он опять!..

Опять, подумал я, в очередной раз падая в глухую вязкую пелену.

…Маша и Аои, конечно, снова меня реанимировали. В ближайшие дни им это придется делать еще не раз.