Текст книги "Письмо в Лабиринт (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Печкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16. Собаки не рождаются злыми

День 3.

Перед рассветом мы проснулись от шуршания, потрескивания и невнятного бормотания. Мы высунули носы в утреннюю прохладу и убедились, что так и есть: мимо мастерской неторопливым потоком шла миграция кодама. Неты нигде было не видать. Мы вчетвером влезли на кирпичный забор и наблюдали, как маленькие создания без спешки ковыляют через лес, то и дело скрываясь в листвяной подстилке и траве; иногда какой-нибудь кодама взглядывал на нас и кивал, серьезно глядя детскими глазами. Эти существа безобидны, если их не трогать, и к тому же они ухаживают за лесом. Но им нельзя попадать в Лабиринт: там они быстро дичают, становятся злобными и до крайности агрессивными.

Малыш забрасывал нас вопросами, но мы и сами в первый раз видели, чтобы миграция кодама была такой многочисленной. Кодама постепенно прошли, и мы заспорили. В лесу стало совсем тихо, не было ни ветерка. Мы тоже разговаривали тихо, а потом Малыш сказал «ой» и замолчал, и тогда мы тоже заметили дозорного, который стоял, прислонившись к ближайшему дереву, и смотрел на нас.

– Проводник, нам нужно уточнить, – без вступления сказал дозорный. – Вот этот черный пес, которого вы перевели через Границу – он ваш?

– Какой еще черный пес? – в изумлении проговорил Рыжий.

– В каком смысле – наш? – в изумлении проговорил Морган.

– В том смысле, что не бывает собак без хозяина, – пояснил дозорный. – Или вы такое когда-нибудь видели?

Собак во Фриланде мы с Морганом видели (точнее, слышали) единственный раз. И обстоятельства, при которых это произошло, нам вспоминать решительно не хотелось.

– Ну и что с ним не так? – с вызовом спросил Баламут. Дозорный улыбнулся.

– С ним много что не так, оборотень, и ты это знаешь. Но проблема не в этом, а в том, что он совсем не умеет себя вести. А у нас нет времени заботиться о нем.

Последний кодама торопливо проковылял мимо нас, и мы проводили его глазами.

– Слушайте, – сказал Рыжий, – а почему вы не можете просто его... – он покосился на Малыша и удержался от окончания фразы.

Но потом все-таки добавил:

– Вы же стреляете в чудовищ!

– Ну да. Иногда, – сказал дозорный и хладнокровно оглядел его с ног до головы. – А иногда не стреляем. На твоем месте я бы радовался этому последнему факту.

– Что это ты имеешь в виду? – ледяным голосом спросил Баламут, выпрямившись. Дозорный снова улыбнулся.

– Что смерть – это единственная вещь во всех трех мирах, которую нельзя исправить, – пояснил он. – Думаю, ты это понимаешь, как бы старательно ни пытался убедить всех окружающих в своей интеллектуальной несостоятельности... В общем, мы приведем этого пса к мастерской Неты, а иначе его съедят. Но на этом всё. И он пропадет, если о нем кто-нибудь не позаботится.

– Да пусть пропадает пропадом! – вскричал Рыжий, пропустив на этот раз «интеллектуальную несостоятельность» мимо ушей. Но дозорный уже шагнул в сторону, в заросли, и исчез.

– Собака? – переспросил Малыш, серьезно взглянув на нас. – Тут есть собака без хозяина?

– Что-то мне это всё не нравится совсем, – пробормотал Морган.

Пока мы завтракали, я наконец смог расспросить Малыша о его путешествиях через Границу. Он рассказывал охотно и с удовольствием. Оказывается, он уже научился искать на просторах Пограничья городки и поселения – и не видел в этом ничего удивительного. К мастерской он пришел именно в поисках Неты, и тоже не удивлялся, что так быстро ее нашел. Его мама была смотрителем зала в «Шестерочке», а отец сержантом полиции. Чаще всего гейт открывался для него прямо в его комнате, в рисунке на обоях.

– А ты так же гонял в детстве – через обои? – спросил меня Рыжий.

– Через обои тоже, – ответил я. – Но чаще через дырку в заборе детского сада. Лет до пяти. Потом лаз заделали, малина кончилась. Малыш, ты не забывай: если обои переклеют, тебе надо просто найти другой выход.

– Везет же некоторым, – с завистью сказал Рыжий.

Нета не появлялась. Рыжий после завтрака опять пропал, Малыш тоже ушел на поиски тлёгов; Морган занялся сортировкой деталей. Я стоял в воротах и размышлял, какую дорогу мне исследовать первой: на юг, в лес и в горы, или на запад, к реке. И в горах, и в реке мог встретиться кто-нибудь, кому нужно было дать мне поручение.

Но решение я принять не успел. Морган во дворе с грохотом уронил какую-то железяку, я обернулся на звук, и тут на меня сбоку полетело нечто черное.

Я думал, что не запомнил ту замысловатую фигуру из пальцев, которую с таким трудом сложил один раз в жизни – на берегу зачарованной реки, под руководством Маши. Но оказалось, что я ошибался. Тело среагировало рефлекторно. Я даже сам удивился. Мои пальцы мгновенно оказались направлены на атакующее животное, и оно обмякло в прыжке и в обмороке брякнулось оземь. Только пыль поднялась.

– Вот те раз! – громко сказал Морган. Он уже стоял рядом со мной, и мы оба с одинаковым изумлением глядели на лежащего перед нами пса угольно-черной масти. Пес был крупный, тяжелый, похожий на обрюзгшего добермана.

– Это же тот… это ведь тот?.. – я даже заикался, не зная, как назвать это существо.

– Это тот бобик, – громко сказал Морган.

Я разнял руки, и черный пес мгновенно вскочил с вздыбленным загривком и оскаленными клыками. Скалясь и рыча, он повел глазами с меня на Моргана и метнулся в заросли.

– Вот, значит, как теперь будет, – задумчиво проговорил Морган, и длинный нож, сверкнув в его руке, исчез в ножнах. – Ну ладно. Сперва попробуем по-хорошему…

Он немного подумал, походил по мастерской, а потом долго лазал по кустам вокруг ангара и чем-то шуршал.

Черный пес попался в его ловушку ближе к вечеру. Мы с Рыжим из летней кухни услышали короткий свист за оградой, а потом громкий грозный вой и рык. Мы прибежали на звуки и увидели Моргана, который хладнокровно стоял с ножом на краю небольшой поляны и наблюдал, как на земле посреди поляны бьется в сети, запутываясь еще сильнее, большой черный воющий комок.

– Немаленькая скотинка, – проговорил Рыжий со странным выражением. – Хорошо, что попался…

– Эй, боец, – негромко позвал Морган. – Отставить панику! Смирно!

Странно, но это подействовало. Черный пес перестал биться и затих. Выпученные красные глаза обратились на Капитана. Тот смотрел на него, хмурясь.

– Ну и что нам теперь с ним делать?

– Вот проблема-то! – воскликнул Рыжий. – Прирежь его, да и дело с концом!

Еще мгновение Морган смотрел в глаза нашему невезучему преследователю. А потом спрятал нож.

– Ты что, – спросил я Рыжего, – дурак?

– В компьютер заигрался, – проворчал Морган – Довакин недоделанный.

Черный Пес лежал, косил вывороченным глазом и скалился, дрожа всем телом. Однако это действительно была проблема.

– Чувак, успокойся, – сказал я. – Слышишь? Никто тут никого убивать не будет. В этой Стране не убивают людей.

– А он что – человек? – насмешливо спросил Рыжий.

Черный Пес снова завыл и как ненормальный забился в сети, запутываясь безнадежно.

– Помогите, – сказал Морган и присел над Черным Псом на корточки. – Надо его вытащить.

– Не выпускай его! – вскрикнул Рыжий.

– Я и не собираюсь, – покосился на него Морган. – Просто он себя удушит сейчас насмерть. Привяжем и решим, что делать.

У меня нехорошо ёкнуло под ложечкой. Никогда еще я не видел, чтобы в этой Стране кто-то сидел на привязи...

Чтобы Пес не кусался, морду ему пришлось обмотать веревками. Пока мы это делали, он все равно успел несколько раз серьезно тяпнуть Моргана за руки. Теперь Пес сидел, привязанный у кованых ворот мастерской, и жался к стене, принимаясь время от времени оглашать окрестности сердитым воем сквозь веревки. Малыш висел на воротах (близко мы ему подходить запретили) и смотрел на Пса во все глаза.

– Ну, и что мы будем делать? – спросил я. Мы сидели в летней кухне и удрученно слушали панические вопли Пса. – Это так нельзя оставить. Предлагаю попробовать с ним поговорить.

– А ты прямо так уверен, что он теперь понимает человеческую речь? – недовольно спросил Баламут.

– Ну, когда ты в лисьей шкуре, то ты ведь понимаешь, – необдуманно ляпнул я. Рыжий аж взбеленился.

– А ты меня не путай с этим! Он не оборотень! Он даже не лис!

– Тихо, тихо, – примирительно заговорил Морган. – Аптека не хотел сказать ничего обидного.

– Не хотел бы – не говорил бы, – ядовито сказал Рыжий. – Был бы он лис, я бы первый предлагал поговорить. Даже обычная лиса почти всё понимает, что люди говорят…

– Дело не в том, что он собака, – сказал Капитан, задумчиво разглядывая на руках только что затянувшиеся после моего лечения следы от укусов. – А дело в том, что он сволочь большая. И Фриланд его не изменил. Что само по себе удивительно. М-да. Допустим, он сейчас пообещает вести себя прилично, и мы это как-то даже поймем. И вот какая у нас гарантия, что он обещания не нарушит?

– А ты думаешь, звери умеют врать? – спросил я, и мы немного подумали.

– Все такие гуманные, – насупленно проговорил Рыжий. – А вот он не задумывался, когда в нас палил почем зря.

– Он не в нас палил, а в машину, – неуверенно запротестовал я.

– А в Кэпа выстрелил без проблем, – сверкнул глазами Рыжий. – Там, сразу после Границы. Чуть не в упор.

Это была правда.

– Вот скажи, Кэп, – продолжал Баламут, – вот если бы ты не знал, что он был человеком – стал бы ты сейчас с ним валандаться?

Морган не ответил.

– Но мы же знаем, – сказал я, и мы снова подумали.

– Можно дождаться Нету, – предложил Морган. – Ну, или Машу. Вернется же она когда-нибудь? Спросить, что они думают. Сколотить загон, закрыть его. А пока их нет, попытаться с ним найти общий язык.

– А ты бы нашел общий язык с тем, кто тебя под замок сажает? – насмешливо спросил Рыжий у Моргана. Тот пожал плечами.

– Ну, а почему нет?

– Стойте-ка, – сказал я. – Что там происходит?

Пауза в истерическом скулеже Пса как-то слишком затянулась. И теперь мы поняли, почему. Малыш, который уже давно отлепился от ворот, зачарованно стоял от него в паре метров, и Пес стелился по земле, кивая ему. Выглядело это очень скверно.

– Малыш! – гаркнул Морган, рывком распахнув ветхое окошко летней кухни. – Ну-ка отойди от него сейчас же!

Малыш вздрогнул и обернулся. Лицо у него было страдающее, он чуть не плакал.

– Какое-то сплошное ЧП, – сказал Морган в сердцах.

– Это нельзя так оставлять, – сказал я. – Мы за ним не уследим, он полезет к собаке обязательно.

– Можно подумать, что если мы эту тварь выпустим, это для Малыша будет безопаснее, – сказал Рыжий.

– По Пограничью бродит много разных тварей, – сказал Морган. – И многие – похуже этой. Раньше это нас не смущало.

Морган долго и, по-моему, убедительно говорил с Черным Псом насчет правил поведения в Стране. Тот перестал скулить, слушал внимательно, жался к стене и иногда прикрывал глаза. Он спокойно позволил нам распутать веревки, но, оказавшись на свободе, проделал такую штуку: извернулся и прицельно быстро снова пару раз вцепился Моргану в запястье. Малыш вскрикнул, Пес отскочил и замер, глядя на нас. А мы уставились на него. Поймать его снова не было никакой возможности.

– Ах ты паршивец, – сказал Морган, задумчиво разглядывая руку. – Мелкий шкодливый фраер.

Я мог бы дать честное слово, что ЧП улыбнулся. Он прыгнул в кусты и был таков.

– Малыш, ты это видел? – позвал Морган. Малыш, зачарованно глядящий на капающую с его локтя кровь, кивнул. – Надеюсь, теперь тебе больше не надо объяснять, почему от него лучше держаться подальше?

– Давай сюда руку, – сказал я ему.

День 4.

– Надо бы его поискать, – сказал Морган с утра, когда мы обнаружили, что Малыш пропал из мастерской. – Ты ведь сможешь его найти, если захочешь?

Я подумал и понял, что смогу. Следопыт из меня нулёвый, но иногда я просто чувствую, как найти человека или место. Жаль, что в Лабиринте это не работает: было бы очень удобно.

– Кажется, он вон там. Надо идти в сторону гор. Не очень далеко.

– Ну и что мы теперь ему – няньки? – недовольно сказал Рыжий. – Ему самому надо учиться защищаться.

– Идем, – сказал Капитан. – Просто посмотрим, всё ли хорошо. А ты можешь и не ходить вовсе, никто не расстроится.

– Нет, пошли, – сказал Рыжий. – Заодно я вас кое с кем познакомлю.

Сделав это загадочное заявление, он на месте перекинулся и ускакал в лес.

– Кстати, Малыш учится гораздо быстрее, чем я в свое время, – заметил я. – Ориентируется он уже лучше меня.

Мы шли с Морганом по лесу, я ел землянику, а он ставил кроличьи западни. Он был, в принципе, не любитель такой примитивной охоты, но, с одной стороны, не хотел сидеть на шее у Неты, а с другой – был постоянно занят в мастерской. Поневоле приходилось выбирать самый быстрый способ добыть провизию: такие петлевые капканы, совсем простенькие, был способен установить даже я. Но я всегда охотился только за компанию.

– Ему и надо учиться быстрее, – проворчал Морган. – Не всем проводникам везет с родителями.

– Это мне, значит, повезло? – переспросил я, кидая в рот землянику из горсти. – Ну, я теперь буду знать, как выглядит везение.

– Ты можешь сколько угодно брюзжать, – проворчал Морган, – но все-таки твои тебя очень долго терпели. Вряд ли сержант полиции будет спокойно слушать сына, в шестнадцать лет рассказывающего про фантомные путешествия по волшебным странам.

– Малышу лучше просто остаться в Свободной Стране, – сказал я.

– Но он не останется, сам понимаешь. Но, между прочим, в случае чего – никто ведь не сможет помешать нам разыскать Малыша в Сети и напомнить о Фриланде. Далеко он еще?

– Вон видишь прогалину? – сквозь деревья просвечивал широкий луг, освещенный ярким полуденным солнцем. – Кажется, он там.

– Мы просто посмотрим, что всё хорошо, – повторил он.

– Существует степень лжи, после которой отношения невозможны, – сказал я. – Ну вот ты сам, например. Неужели ты бы простил родителям, если бы они поступили так, как мои поступили со мной?

– Я, – усмехнулся Морган. – Я никого из взрослых не интересовал до такой степени, чтобы они когда-нибудь удосужились придумать какую-нибудь ложь.

Из лесного сумрака мы вышли на ярко освещенный чуть заболоченный луг. И сразу увидели их.

Метрах в ста от нас, на противоположном краю луга, к дереву спиной прижимался Малыш. Даже с такого расстояния было видно, что он хочет и не может закричать. Перед ним, расставив лапы, стоял Черный Пес, и Малыш прижимал к груди окровавленную руку, а Пес весело скалился.

Потому что ему было очень весело.

От ярости и отвращения меня даже замутило! Но я ничего не успел сделать: Морган вдруг схватил меня за рукав.

– Погоди, – он спокойно показал глазами куда-то на край луга. – Смотри.

Я увидел. Через луг в бесшумном беге стремительно двигалось нечто: маленькое, гибкое, рыжее, сверкающее под солнцем, как целеустремленный язык огня в траве. Пес был так занят, что заметил Баламута только в самый последний момент.

Лис был ниже его раза в полтора и раза в два раза ýже в кости; но я сразу понял, что Морган был прав. Лис победил в первую же секунду.

Лис упал на черный загривок, как маленькая рыжая молния, и принялся драть. Пес, зарычав, перевернулся было на спину, но, придавленный его весом, лис и не подумал выпустить его холку; он трепал и драл пса задними лапами так, что черные ошметки хлопьями сыпались в разные стороны. Вот это и называется – полетели клочки по закоулочкам, подумалось мне.

– Идем-ка, – сказал Морган.

Пока мы торопливо пробирались по краю топкого луга, рычание Пса, грозное, гордое и какое-то обиженное, вдруг перешло в тонкий скулеж. Теперь мы были уже довольно близко и видели их очень хорошо. Они катались по траве, а лис, не останавливаясь, драл и трепал, мертвой хваткой вцепившись в черный загривок. Зрелище было ужасное: как будто безумный маленький рыжий мотор наматывает на себя черную мохнатую ветошь, и во все стороны летят красные брызги. Малыш наконец очнулся. Неуклюже повернулся, потопал к нам, налетел на меня. Я подхватил его на руки, он облапил меня, уткнулся мордочкой в плечо и с облегчением заревел.

Пес визжал. Он наконец сумел извернуться и распластаться на спине, вжимаясь в болотную жижу, и лис встал над ним, страшно скалясь и жестоко кусая время от времени беспомощно молотящие в воздухе лапы.

– Баламут! – громко позвал Морган. – Рыжий!

Я был уверен, что Баламут его не услышит. Но тот, продолжая скалиться, скосил на него один бешеный светлый глаз.

– Хватит с него, – громко сказал Морган.

Лис фыркнул – как мне показалось, насмешливо, и перевел глаза на Пса. Пес скулил и жалко кивал ему, дрожа распластанными лапами.

Лис убрал клыки, стряхнул кровь с морды и порванного уха. Сел и коротко исполнил победную песню.

– Не знаю, что он понял, – с сомнением проговорил Морган, провожая глазами ЧП, который, роняя недоободранные клочья шерсти, припустил к лесу со всех хромающих лап. – Наверняка его и раньше уже так трепали.

– Ну, значит, получит еще трепку, – сказал я. – Малыш, ну-ка, давай. Слезки на колесиках. Показывай руки-ноги, целый или нет.

Рыжий подошел к нам через десять минут: вид безразличный, руки в карманах, кровь с царапин на морде стерта очень тщательно. Малыш к тому времени уже успокоился: серьезных повреждений на нем не было, а покусанную руку я ему залечил в два счета.

– Аптека, – сказал Рыжий с независимым видом, потряхивая чем-то в карманах, – почини-ка мне ухо. Шрамы не в тренде. Не хочу, чтобы на меня в приличных местах смотрели, как на... нашего неоспоримого.

Морган улыбнулся и ничего не ответил – очевидно, в порядке исключения. Тем более что Баламут явно еще не успел погасить эмоцию.

– Дядя Ыжий, – вдруг, серьезно насупившись, сказал Малыш, – спасибо.

Он решительно подошел к нему и крепко обнял.

– Что там насчет богадельни-то, а, дядя Рыжий? – спросил я у Баламута, который, хлопая глазами, смотрел на уткнувшегося в него Малыша и как-то странно разводил руки, как будто боялся обжечься. – Давай сюда ухо свое, герой.

После обеда в мастерскую вернулась Нета. Она вытащила во двор ворох фонариков и гирлянд, и мы впятером весь вечер развешивали всё это по двору. Мы пытались выпытать у Неты, к какому празднику мы готовимся, а она, смеясь, отнекивалась от наших вопросов, и наконец сказала: «Ну, хорошо. Я жду гостя. Он должен прийти сегодня или завтра. В общем, на днях. Это очень важный гость, и мне бы очень хотелось, чтобы его приход не сорвался. От того, придет он или нет, зависит успех одного нашего большого проекта. Так что, пожалуйста, постарайтесь встретить его хорошо, тем более что эта история и вас прямо касается».

Больше мы, как ни старались, ничего из нее выудить не смогли.

Пару раз в проеме ворот мы замечали в подлеске что-то черное. Малыш теперь старался держаться поближе к нам, но ЧП не подходил к воротам. Оказалось, что Нета уже знала о нападении на Малыша и о взбучке, которую Псу задал Баламут.

– Сглупили мы с ним, конечно, – сокрушенно сказал ей Морган.

– Почему сглупили?

– Да мы его поймали и попытались договориться. Потом отпустили, а он вон чего. Ошиблись, конечно.

– Почему ошиблись? – удивилась Нета. – Очень правильно сделали, что попробовали договориться. И в любом случае – правильно, что отпустили. Где это видано – на привязь кого-то сажать?..

Очень у нас, видимо, были сомневающиеся морды, потому что она оглядела нас и добавила:

– Ни люди, ни собаки не рождаются злыми. Смотрите – он вернулся.

– Вернулся, потому что ему не прожить в одиночку в лесу, – сказал Морган.

– Не только поэтому, – возразила Нета. – Он мог бы направиться в Глухомань. Но он вернулся, хотя у него теперь поджилки трясутся от одного вида Рыжего. Человеку нужен человек. Так, а теперь самую длинную гирлянду.

Она ушла в мастерскую.

– Он больше не человек, – сказал Баламут. – Надо будет его отогнать.

– Не знаю, – проговорил Морган в сторону. – Мне его как-то жаль.

– С чего это?!

– Не знаю, – повторил Морган. – Может, потому, что сам таким же был.

– Уж ты-то, наверное, не пулял без вопросов в невиноватых людей, только потому что тебе так скомандовали! – легкомысленно брякнул Рыжий.

– Вот как, значит, ты уверен, что я так не делал, – тяжеловесно сказал Морган в сторону. – А как ты, интересно, представляешь себе современные военные действия?

У Рыжего вдруг нашлось какое-то срочное дело к Нете, которая шла через двор, не спеша разматывая длинную гирлянду.

Морган пошел в летнюю кухню, вынес оттуда миску с супом и поставил за воротами.

Глава 17. Контрабанда

День 4 (продолжение)

Потом мы развели костер в круге камней посреди двора. Гирлянды гроздьями висели вокруг, все фонарики горели, и двор теперь напоминал волшебную шкатулку с драгоценностями: всё сверкало и переливалось, разноцветные блики ложились на землю, стены ангара, листву, лица. Мы сидели вокруг костра и пили пунш, который варила на костре Нета. Это был не совсем пунш, он не опьянял, но кружил голову и веселил сердце.

– Самое время сжечь хвосты, – сказал Морган, и Рыжий согласно кивнул.

Морган первый вытащил из кармана коробок, вытряс оттуда несколько спичек и кинул их на угли. Спички ярко вспыхнули и мгновенно сгорели.

Я поискал по карманам и достал карандаш. У меня всегда с собой несколько простых карандашей: они часто теряются. Я бросил карандаш в огонь.

Баламут поступил проще всех: он выдрал у себя несколько волос, протянул над жаром, и рыжие волоски скрутились и исчезли.

Малыш смотрел на нас с любопытством. Видно, ему еще не приходилось прибегать к этому совсем простенькому волшебству, которое было доступно здесь каждому. Мы много раз видели, как оно работает. Все замыслы, которые злонамеренные люди в Лабиринте имели против нас, с этого момента начнут разрушаться. Арчев, контора, Григоренко-старший и прочие экспонаты этой кунсткамеры – все они забудут, что имеют на нас какой-то зуб, и займутся другими интересными и полезными для общества делами. Для этого нужно было просто сжечь на любом огне что-то, принадлежащее тебе.

Можно было сделать еще круче: сжечь что-нибудь, принадлежащее им. Например, какую-нибудь деталь от БМВ. Тогда всех причастных к этой истории вообще ждала бы веселая жизнь, наполненная удивительными событиями. Мы видели случаи, когда особо неустойчивые персонажи после этого оказывались где-нибудь в тихом специализированном санатории.

Но такими крайними мерами мы пользовались редко.

– Жалко только, что Саша в больнице остался, – проговорил Рыжий с неожиданной печалью. И я подумал, что это правда. С той скатертью-дорожкой у нас наверняка получилось бы его вытащить. А теперь он тоже нас забудет; хотя, может быть, и нет. Ведь у него не было злых намерений.

– Вы хотите обезопасить себя для выхода в Лабиринт? – неожиданно спросила Нета. – Правильно я вас поняла? – и мы воззрились на нее.

– Ну да, – с недоумением ответил Морган. – Мы так всегда делаем. А что?

– Нет, ничего, – сказала Нета. – Всегда делаете – молодцы. Только на этот раз могли бы и не делать.

– Почему?

– Ну, это не сработает, – поморщившись, сказала Нета. – Возможно, частично. Но основная опасность останется.

Мы переглянулись. Во что же мы ввязались?

– Единственный способ для вас сейчас оставаться в безопасности – не ходить в Лабиринт. Не спрашивайте, почему. Просто имейте в виду. Вы же хорошо помните, что Маша просила вас не ходить пока в Лабиринт? Особенно это касается тебя, проводник.

Она оглядела наши вытянувшиеся лица и засмеялась.

– Да вы не расстраивайтесь, что вы! Это всё такие пустяки! Мы разберемся с этим. Только нужно время. – Она помолчала. – Если хотите знать, мы с Машей доработаем этот проект, и вообще будет всё по-другому. Вы ведь хотите побывать в Городе? – вдруг спросила она.

– Город далеко, – от изумления откинувшись назад, проговорил Морган. Нета энергично помотала головой.

– Город тут в двух шагах, – сообщила она. – Я туда чуть не каждый день хожу. Мастерские почти всегда строятся в Предместьях. Но дело не в этом, а в том, что сейчас у вас все равно ничего не получится. А когда мы доработаем проект… Ну вот между прочим, Аптека ведь наверняка уже подходил к Городу. Ты ведь ходил по пустыне?

– По пустыне? – машинально переспросил я. – А!

И я вспомнил и рассказал им про свое путешествие по пустыне.

Однажды – очень давно, еще до знакомства с Морганом – я в очередной раз отправился вглубь страны и оказался на ровной, как стол, равнине. Она простиралась от горизонта до горизонта: твердая каменистая земля, редкие травинки, прозрачное безоблачное небо. Иногда вдалеке, на горизонте – неровные очертания циклопических каменных башен. Я шел, и воздух искрился прозрачной взвесью тончайших песчинок, которую нес легкий ветер. Я шел и шел, много дней, и я не уставал и не падал, и не испытывал ни голода, ни жажды, я просто шел без единой остановки, и я совсем не помню, о чем я думал.

А потом я остановился. И в то же мгновение, как будто так и надо, оказался посреди леса. Граница была совсем недалеко. Был солнечный вечер, на листве лежали желтые теплые блики, а в двадцати сантиметрах от моего лица по ветке дуба прыгала крупная белка. Белка села на ветке и посмотрела на меня.

– Труд – это еще не всё, что нужно, – сказала белка. Ее глазки-бусинки поблескивали в пронизанном лучами полумраке. – Труд не даст тебе погибнуть, но и спастись не даст. Ищи дальше.

Белка уронила мне прямо в руки полупрозрачный орешек изумрудного цвета, юркнула по ветке и скрылась в кроне. Попытавшись сделать шаг, я обнаружил, что мою ногу оплел вьюнок.

– И что? – спросил Рыжий.

– Ничего, – сказал я. – Больше я говорящих белок в Стране не встречал.

– Нет, – Рыжий нетерпеливо помотал головой. – Что случилось с орешком?

– Он оказался вкусный. А что?

– Возможно, это был единственный случай, когда ты мог вернуться из Фриланда не нищебродом, – улыбнувшись, пояснил Рыжий.

– Всё это замечательно, – сказал я, – но при чем тут Город?

– Как правило, когда кто-то хочет найти Город, он не избегает пустыни, – сказала Нета. – Но коротким путем, через Предместья, ходить гораздо лучше. Мы с Машей посоветуемся по этому поводу, только дайте нам время. Целители могут очень много, гораздо больше, чем мастера.

– Слушай, Нетка, – вдруг сказал Баламут, ковыряя палочкой землю. – А скажи. Целители случайно не умеют воскрешать мёртвых?

Я смотрел на Рыжего украдкой. К чему задан вопрос, понятно было сразу. Непонятно было, как он вообще решился на этот разговор.

Баламут сосредоточенно ковырял землю.

– Ну, все-таки… не настолько много, – сказала Нета.

– А вернуть человека из Ямы? – слишком быстро выпалил Рыжий. Палочка в его руках замерла.

Нета сидела неподвижно, опустив голову. В какую-то секунду мне вдруг показалось, что она сейчас встанет и уйдет. Но, конечно, она не сдвинулась с места.

– Теоретически, – сказала она наконец. И встряхнулась. – Теоретически это возможно. – Она подняла руку, останавливая вскинувшегося Рыжего. – Но на практике... Ты же понимаешь, что туда никто не попадает против воли. Если человек там оказался, то... он сам там оказался. Он сам это выбрал, пусть даже и не понимая, что делает. И чтобы выйти, он должен тоже принять решение сам. Но карабкаться по скользкому склону из... того места, которое ты называешь Ямой... это ведь совсем не то, что катиться вниз. Теоретически – да, обитатель этого места может оказаться способен на свободное волеизъявление. Те, кто там управляет, к этому и апеллируют, когда говорят, что человек там тоже свободен. Что он может мыслить по-человечески, говорить по-человечески, заявлять о человеческих желаниях, действовать в согласии с ними. Но чтобы сказать даже просто: «Я хочу жить в Лабиринте» – для этого человек должен о нем хотя бы вспомнить. Не говоря уж о том, чтобы быть в состоянии открыть рот для произнесения несанкционированных звуков. И мы... не знаем способа напомнить обитателям Ямы о чем-то еще, кроме Ямы. Это и в Лабиринте-то тяжело, напоминать о свободе. Сколько героев на это жизнь положили, – она вздохнула. – Но в... том месте, о котором ты говоришь... Понимаешь, мало ведь вспомнить... – она помолчала. – Нет, Рыжий Лис. Мне очень жаль. Я не знаю способа спасения из этого места.

– Я понял, – сказал Баламут, безразлично глядя в сторону.

– Но я знаю примеры спасения, – сказала Нета. – Я даже знаю вот что: тот, кто умудрился выйти из Ямы, как правило, не задерживается в Лабиринте.

– А ты кого-нибудь знаешь из таких людей? – спросил Морган, посматривая на Рыжего. – Не теоретически? Здесь, в нашей Стране?

– Не лично, – ответила Нета.

– Все говорят: «не лично», – глядя в сторону, произнес Рыжий. – Говорят: «я не знаю способа». Лучше бы уж вообще ничего не говорили.

– Кто ищет, – сказала Нета, – тот находит.

Легко сказать – кто ищет, тот находит!..

Пока что мы находили на этом пути только неприятности.

Малыш спал, свернувшись калачиком, на одеяле возле костра. Я смотрел в огонь и думал о Маше. «С кем и где ты провела эту ночь, моя сладкая N?»

– Странно знаете что? – снова заговорила Нета. – Что в последнее время в Яму попадает всё больше людей. А во Фриланд всё меньше. Проводников-лабиринтцев стало очень мало. Может быть, это потому, что жизнь в Лабиринте стала комфортной? Человек привык антидепрессантами глушить желание свободы?

– Человек обленился, – сказал Морган. – Человек сидит в своем выбранном закутке Лабиринта и ничего не делает, и думает, что это нормально. Там люди ведь ничем не занимаются. Время занимают только. Все вот эти договора, полеты в Челябинск, пельмени, ссоры с женщинами – что ж во всем этом, интерес, что ль, какой-то есть? Кому от всего этого становится лучше? А ведь так привыкаешь ничего не делать, что от мизерных усилий устаешь! От усталости падаешь, болеешь от усталости! ...А во Фриланде ты постоянно занят. И тоже устаешь, конечно, особенно на первых порах. Попробуй-ка с людьми снова в нормальном тоне научись говорить, когда уже только рычать привык, и не смотреть на другого, как будто тебе всё заранее про него известно! Или посиди, почитай книги в Тесле, когда мозги уже насквозь заржавели, потому что последняя твоя интеллектуальная активность – задачки по арифметике в армейской учебке! Или походи с проводником по Пограничью. Я от этого сначала до обмороков уставал. От непредсказуемости больше. Не знаешь, когда надо будет, удирая от синюшек, по болоту полдня прыгать, а когда в схроне сидеть, пережидая, пока бобовые стебли вокруг тебя до неба дорастут. А на переходах меня Аптека по-первости знаешь как уматывал! Хотя я не подавал виду, конечно. Да как так: дохляк вроде, ботаник, а идет тишком да посвистывает, да еще болтает без умолку, а с тебя уже семь потов сошло и ноги подкашиваются!..

Когда Морган смотрит на Нету, он почему-то сразу начинает улыбаться. Довольно бессмысленной улыбкой.