Текст книги "Копейщик (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Парсиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Глава 23

Глава 23. Возможности хранения данных.

Под полными парусами ладьи шли ходко, а весть о княжеском походе – еще быстрее. Верес почти все время проводил на палубе головного корабля. Он осматривал раскинувшиеся по берегам села и с удовлетворением отмечал, что за последние полвека они разрослись. Приветливо махал рукой, когда население очередной деревни выходило на берег, поприветствовать своего князя. Улыбался, видя мальчишеские ватаги и девичьи стайки. Сто лет худого мира, чтобы не говорили «доброжелатели» всех мастей, пошли на пользу даже в этих краях с суровыми погодами.

Правда, чем выше на север по реке они поднимались, тем реже и меньше становились поселения. Пахоты уступали место рыбацким и промысловым артелям. Еще дальше пойдут совсем уже редкие лагеря лесорубов, пока не начнется полоса отчуждения, предписанная подчиняющим договором. И все равно Верес был доволен, стратегия невмешательства, давала свои плоды, – его народ нельзя было назвать живущим зажиточно, но люди не голодали, жили в относительном мире, а население прирастало, и мало кто знал, каких усилий это стоило.

На пристанях они делали остановки, чтобы взять на борт приписанных к походу Иваном Егоровичем дружинников. Там же дожидались и добровольцы, в том числе, с боевым опытом. И хотя людей не хватало, ладьи шли с половинным составом, кого попало не брали. А только если среди бойцов старой дружины находился поручитель. В этом случае, княжеский казначей выплачивал родственникам приличное пособие, чтобы было на что жить в отсутствие кормильца.

На остановках местные жители выспрашивали дружинников: на кого идет атман всей Урсы? Уж не война ли? – и бывали разочарованы, а иногда и раздосадованы, потому что не верили, что дружинники толком и сами не знают. Однако, проявив сметку, довольно скоро вояки подыскали ответ устраивающий всех, в том числе и самих себя:

– В средиземье идем по княжьему делу, – уже привычно отвечали они с ладей.

– А что ж тогда войско такое?

– А как еще князю в чужие страны прикажешь идти? В одиночку что ли? Значит положено так, чтобы с войском, – и в одном они были уверены полностью, уж кто-кто, а сам князь Верес точно знает конечную цель их похода.

Сам князь Верес, а это и отличало стратега от рядового бойца, собирался достичь сразу нескольких целей. Часть из них была для вдумчивого человека достаточно очевидна: сбор дружины в единый кулак, проверка состояния северного речного пути, торговые переговоры в средиземье. Другая часть – скрытая, глубинная, могла потребовать самых непредсказуемых действий, была не до конца ясна ему самому и требовала вдумчивого осмысления.

На поспешность его выступления в поход повлияло несколько составляющих. Это и отсутствие новостей об украденном камне, и странное поведение Бонифана на переговорах, и новый способ передачи посыла по поводе. А еще новые возможности хранения данных, об этом очень мало кто знал, но в копилке князя это был уже второй прорыв по части увеличения объемов хранения на нифриле. Верес оперся о борт ладьи и, глядя на бегущую воду, погрузился в себя, припоминая как все начиналось…

Четыре года назад ему донесли о том, что на высокогорном прииске Белроги скопилось много копеечных монет. Место и впрямь было труднодоступным. Добраться до него можно было не во всякое время года, требовалась тщательная подготовка и обязательное установление хорошей погоды. Выработка нифрила шла хорошо, а вот спуск его вызывал множество трудностей. Продовольствие, орудия и утварь оставляли чуть ниже, и чухи поднимали его сами, а забирать монеты по договоренности должны были люди Вереса. В итоге, монеты покрупнее забирались полностью, а запас копеек копился год от года, достигнув весьма существенной, даже для княжеской казны, суммы.

Тогда Верес распорядился придать к отряду, отправленному на очередной нифрильный мен, одного из своих наукарей, как раз из только образованного в ту пору левого крыла НИИ. Этот наукарь по имени Витуся носился с идеями механизации производств, привнесенными им со Старшей Сестры, отчего и был сочтен пригодным для выполнения поставленной князем задачи. Собою он представлял ходячее противоречие. Был почти полностью лыс, но зато остатки волос за его ушами топорщились как загривок рассерженного кота. Ему было далеко за тридцать, но вел себя как сущий ребенок. При этом Витуся действительно был и умел, и мастеровит, и изобретателен.

На прииск его как поклажу затащили с немалыми усилиями, сам он к горным восхождениям оказался совершенно не приспособлен. Зато он довольно быстро разработал нужные чертежи подъемных и спусковых механизмов, блоков, лебедок и рассчитал смету требуемых материалов. Можно было спускать Витусю вниз и приниматься за работу, но тут испортилась погода. Начались пурги, потом сходы лавин, а потом время было упущено, и Витуся застрял на зимовку.

Занять себя на прииске было совершенно нечем, но Витуся не мог сидеть без дела. Он довольно скоро сошелся со старшиной чухов и был допущен, правда в качестве наблюдателя, к «обкатке» нифрила. Он слышал раньше, что добытый нифрил обычно встречается в виде плоских камушков со скругленной кромкой. И полагал, что для придания ему окончательного «монетного» вида его шлифуют. Услышав такое предположение старик чух рассмеялся:

– Нет, Витуся, нифрил не шлифуют, он сильно прочный, – сказал он, – Пойдем, я тебе покажу как «катают» нифрил.

Чухский старшина привел Витусю в «обкаточную», обустроенную в скальной полости. Он объяснил, что нифрил, когда на него накладывают приказ, сам по себе греется и обгорает. Причем задача обкатчика состоит в том, чтобы обжечь с камня все лишнее, сохранив «решетчатый строй», тот который образовывает ячеистую решетку. Ибо именно по количеству ячей определяется ценность монеты. Чух подошел к куче наваленного в углу нифрила и выбрал один из камней.

– Вот видишь, – он показал камешек на раскрытой ладони, – Он довольно крупный, но вот поверхность, видишь, какая рыхлая? На обкатке много обгорит, едва на копейку потянет. А вот этот, – чух взял другой камень, – Он поменьше, но смотри какой ровный, почти как готовая монета, выгорит самая малость, двушка-то получится.

– Любопы-ытно, – протянул Витуся осматривая камень на грязной старшинской ладони, – А вот я не понял, почему это называют «обкатка», а не «обжиг», например?

Чух снова засмеялся:

– На камень приходится иногда по нескольку раз приказ накладывать, пока до ровного обгорит. А проверяют вот так, – чух катнул будущую монету по столу, – По тому как он катится и видно, ровный стал или нет.

– Надо же, – поразился Витуся, – Выглядит не так уж и сложно…

Так Витуся увлекся изготовлением нифриловых монет. Он повсюду таскался за старым чухом, с радостью кидался помогать в любой работе, даже и тяжелой. Одним словом, сделался у чуха самозваным подмастерьем. А больше всего ему нравилось проводить время в хранилище готовых изделий. Он перебирал и расставлял монеты стопками, тужился, пытаясь научиться видеть их «решетчатый строй», и совершенно не расстраивался от того, что ему этого никак не удавалось. В нифрильной могии Витуся был не просто слаб, а совершенно к ней не пригоден, но был он настырен и упорен, каждая новая неудача только повышала его настойчивость.

Дружинники, застрявшие на прииске вместе с Витусей, смотрели на его чудачества со снисхождением, а даже, пожалуй, были и рады. Когда человек при деле, он не ноет, не скулит, и с ума не сходит. Вот только, когда в горы пришла весна и пора спускаться вниз, тут-то Витуся и зачудил «по-крупному». Боец, посланный обрадовать наукаря новостью о скором окончании его затворничества на прииске, вернувшись к десятнику не сразу смог подобрать слова, а только мялся и в недоумении пожимал плечами:

– В общем там такое дело, – сказал он, наконец, – Не хочет наш Витуся спускаться.

– Что значит не хочет? – десятник насупил бровь, он был терпелив к Витусиным чудачествам, но терпение это имело предел.

– Говорит, что здесь обождет доставку материалов, – боец развел руками, – Говорит, от него там все равно толку никакого.

– Что значит обождет? – взорвался десятник, – Здесь княжеская служба, а не девичьи смотрины. Где он?

– Так в хранилище торчит. Где ж ему еще… – боец осекся, не договорив, потому что договаривать было уже некому. Хлипкая дверь каморы бабахнула об косяк. Боец хмыкнул и решил пару минут подождать. Зная крутой нрав десятника, он не сомневался, что Витуся сейчас будет притащен как щенок за загривок. Однако десятник через пару минут не вернулся. Не вернулся и через полчаса. Его возвращения боец прождал больше часа. Когда десятник зашел в камору, Витуси при нем не было:

– Здесь останется, – сухо бросил он, и, проявив благоразумие, никто задавать вопросов не стал.

Зато, когда они спустились с горы и добрались до ближайшей заставы, десятник запросил связь со столицей и сделал очень подробный доклад. Доклад этот был тут же доведен до сведения Вереса. И вот, когда к подножию Белроги прибыл обоз с материалами для возведения канатного пути, прибыл туда и сам князь, чтобы лично оценить размер «копеешной горы», а заодно пообщаться с изобретательным Витусей, смогшим по словам десятника «разглядеть в нифриле скрытые ячейки».

Во время разговора с Вересом, Витуся остался верным своей натуре представлять собой ходячее противоречие. Он одновременно раздувался от гордости, что все-таки научился видеть ячеистый строй, и отчаянно трусил от того, что привлек к себе внимание самого князя.

– В копеечной решетке девять ячей, – говорил он, опасливо косясь на князя, – Четыре парных, а одна пустая…

Осознав, что отнимает княжеское время, сообщая очевидности, Витуся испугался и замолк. Чтобы вернуть Витусе дар речи, Верес согласно прикрыл глаза, давая понять, что слушает.

– Да, одна пустая, – повторил Витуся и снова испугался. Тогда Верес протянул ему кружку воды. Поскольку разум Витусин был застлан, питье он принял, даже не отдав себе отчета в том, чья рука его подала. Питье его слегка успокоило, и он смог продолжить, – Вот я и подумал, что просто ей пары не хватает.

Тут Витуся внезапно забыл о своих страхах, засиял как девица на выданье и заговорил с жаром:

– Понимаете, эту лишнюю ячейку то «темным окном» называют, то «дырой», а ей просто пары не хватает! – Витуся счастливо засмеялся.

– Но если сложить две копеечные монеты, то вместе они дают эту дополнительную пару, – проявил осведомленность не пожелавший присоединиться к веселью Верес.

– Да верно, – Витуся посмотрел на князя с удивлением. Удивление постепенно, но неумолимо перерастало в новый испуг.

– Да, это не новость, – мягко сказал князь, – Но, как я понял, это не единственное ваше открытие. Витуся, не надо меня так бояться, просто рассказывайте.

– Да, конечно, – Витуся попытался взять себя в руки, – Итак, если взять две монетки, то каждая из них имеет по одной безпарной ячейке. И когда мы их сложили вместе, то мы их, если так можно выразиться поженили.

– Хорошая метафора, – похвалил Верес.

– Благодарю, вот, князь, извольте смотреть, – наукарь извлек из-под стола и выставил перед Вересом берестяную коробочку, в которой копеечные монеты были плотно уставлены в столбики, – Я пробовал различные расстановки монет, и получил довольно любопытные показатели, – Здесь монеты составлены в столбцы по девять монеток в каждом.

– Я так понимаю, что число девять здесь не случайно? – уточнил Верес.

– Все верно, – подтвердил Витуся, начиная понемногу увлекаться, – Девять монет дает четыре дополнительные пары, и плюсом к ним снова остается одна безпарная ячейка.

Верес кивнул, давая понять, что следит за мыслью.

– Теперь вот, как вы можете видеть, в коробочке умещается девять раз по девять столбиков.

– Ага, восемьдесят один столбик по девять монет, – подсчитал рачительный князь, – Что означает, в коробке 729 копеек, семь рублей с небольшим.

– Верно, – согласился Витуся, вслед за князем проделав те же арифметические вычисления, – Но важно другое. Девять монет в столбике дают четыре пары и одну безпарную ячейку, затем эти девять безпарных от каждого столбика в ряду точно так же объединяются в четыре пары и одну безпарную, а потом и в девяти рядах точно так же.

– Вообще-то, от перемены мест слагаемых, – сказал князь веско, – Сумма чисел не меняется. Как бы их не расставить, семьсот двадцать девять монет создадут…Так, сейчас подсчитаем… Создадут 364 новые пары. Так в чем же ваше открытие?

– Суть открытия в том, – в голосе торжествующего Витуси проявилась напевность, – Что при таком способе расстановки, вот эти наши 364 новые пары обретают свойство самостоятельной монеты. А все крупные монеты…

– …Имеют трехмерную решетку, – догадался князь. Он откинулся на спинку сиденья и посмотрел на Витусю одобрительно.

– Вы правы, князь, – Витуся лучился.

– Так, и сколько дополнительных пар получилось?

– Новые пары обрели свойства куба с гранями 19 на 19 на 19. То есть порядка трех тысяч четырехсот новых пар, что равнозначно объему памяти 857 копеек!

– Ну, что ж, неплохо, – похвалил Верес, – Только благодаря особому способу расположения монет, мы более чем удваиваем хранительные возможности нифрила.

– Но это еще не все, князь.

– Удивите меня.

Витуся стал извлекать из-под стола и выставлять на нем другие точно такие же коробочки с уложенными в них монетами. Когда на столе оказались девять таких коробочек, Верес с опаской глянул на ножки стола, все-таки тяжелее нифрила на свете ничего нет. Наукарь составил эти девять коробок в куб.

– К сожалению, запас копеечных монет ограничен, – сообщил он со вздохом.

– Витуся, не зарывайтесь, – Верес погрозил ему пальцем, – Вы и так распоряжаетесь здесь объемами нифрила, которые не снились ни одному наукарю в мире. Ну, и каков итог с девяти коробок? Я так понимаю, что коробки, собранные вместе, объединяются в еще более крупную «монету»?

– Верно, и в случае с этими коробками речь уже идет не об удвоении, а об увеличении на порядок, а что будет, если количество коробок увеличить еще в девять раз, пока остается только строить предположения…

– Полагаю, это будут довольно смелые предположения? – усмехнулся Верес.

Потупив взор, Витуся изобразил такую рисованную скромность, что, казалось, ее можно поставить в рамочку. После этого достопамятного разговора с наукарем Витусей князь Верес четвертый год занимался «монетизацией» его изобретения, ибо хотя оно и состояло целиком из монет, все же само по себе никакой прибыли не приносило. И теперь, если Бонифан затеял свою игру, князь, получив при помощи Ясеня новые возможности в использовании нифрила, получил и возможности для ответного хода. Общее направление действий прояснялось, для целостной картины еще осталось добрать детали, подробности, точные имена вовлеченных игроков. Но Верес не сомневался, все это у него будет. Теперь ему только осталось добраться до средиземья.

Глава 24

Глава 24. Бой с рубильниками.

Вот оно. Вроде бы и ждали, и готовились, а все одно как обухом по голове. Прошло чуть больше двух суток со времени веселой обороны снежного городка и последующих за ней сборов. Макарка напоследок получил на указательный палец наложенный нифрилом знак пластуна, – три камыша, а Аким – знак оружейника в виде плотницкого топорика. И вот после двух дневных переходов их посреди ночи пригнали на эту поляну с простой боевой задачей, – сдержать возможную попытку прорыва неприятеля в тыл. Им выдали высокие щиты, которые можно ставить прямо на землю, и длинные толстые копья. Это значит, что сегодня скорее всего будет бой против конницы.

Неверный свет луны едва освещал поляну, а окружающий лес и вовсе тонул во мраке. Рота получила приказ закрепиться на местности, Васина десятка как обычно оказалась с левого края. Укрепления готовили рьяно и молча. Понукать никого не приходилось. Все работали на пределе сил и в полном сосредоточении. Бобры завалили чахлое дерево. Оно послужило остовом оборонного укрепления. Ветки, торчащие в сторону противника, подрезали и заточили, остальные ветки обрубили, повтыкали их в землю повдоль заваленного ствола как частокол и закидали землей. Землю брали сразу за поваленным деревом, так чтобы на пути нападающих сначала оказался пусть небольшой, но все-таки земляной ров, а уже за ним насыпное укрепление с торчащими из него заостренными ветками.

Вершок установил в дно рва стоймя заостренные колья, Короток, прикрыл ров ветками, а сверху травой. Хорошо сообразил, если враг не заметит рва, провалится и прям на торчащие колья. Вася оторвался от работы, чтобы оглядеть укрепление. Если бы им дали еще час времени, они бы, наверно, успели соорудить целую крепость, но его не дали, прозвучал приказ строиться.

Десятка встала в боевое построение. Заняв свое место, Вася осмотрелся и только теперь обнаружил, что уже рассвело, он видел всю роту вплоть до передового десятника первой сотни, а также и противоположный край поляны, откуда ожидался удар противника. Там уже тоже строились конники в атакующий боевой строй. По рядам прошел глухой шепоток – рубильники. Каждый, кто слышал, подхватывал и повторял – рубильники, рубильники…

Вася вдруг четко разглядел, как один из конников на том конце поляны перешел на оборотка: проявилась скалящаяся, готовая к прыжку рысь. Значит и впрямь рубильники. Тяжелобронированная элита кошачьего войска. Считается, что копейщики и рубильники находятся на противоположных концах шкалы боеспособности. Копейщики, скудно вооруженные бойцы, пригодные по преимуществу только для строевой обороны. Рубильники, лучшие из лучших. Вот тебе и первый бой, который, скорее всего, станет и последним.

Вслед за рубильниками из леса выходили глаки, парные рысьи нелюди, почти дикие, почти звери. Рысьи моги сгоняли их впереди конного строя, как передовую ударную силу. Глаки могут передвигаться как на задних конечностях, так и на всех четырех, причем бежать на четырех им даже удобней. Доспехов им не дают, вооружают штыками. Одним словом, расходный материал, который не жаль потерять. Их кидают в пекло сражения, не особо заботясь о выживаемости. В бою глаки часто забывают об оружии, предпочитая рвать врага клыками.

Атман Вепрь и мога нападения Грач расположились позади своей роты и разглядывали готовящихся к атаке, а точнее сказать, к бойне противников через наведенную Грачом приближающую линзу.

– Полусотня рубильников и сотня глаков, – заговорил Вепрь, – Как видите дальнейшее развитие событий?

– Полагаю, все довольно очевидно, – Грач-ловкач потрепал по холке своего рыжего конька и пожал плечами так, будто обсуждать тут нечего, – Сначала они пустят вперед глаков. Те сомнут ряды наших новобрашек, изгрызут, измотают. Мы, естественно, вынуждены будем до донышка использовать у парней запасы стойкости под нифрилом. И когда бойцы подойдут к откату, ну, или чуть раньше, минуты через полторы с начала боя, ударят рубильники, и размажут нашу роту по сырой земле так, что и косточек не соберем.

– Да, так все и будет – согласился Вепрь – Есть соображения?

– А что тут поделаешь? Если мы каким-то чудом уйдем отсюда живыми, вернемся в лагерь и наберем новую роту. Она ведь у нас не первая, да, Вепрь?

– Не первая, – снова не стал спорить ротный Атман, – А-а, леший закрути, но может можно хоть как-то порушить их план?

– Извините, Вепрь, но, если только мы растворимся в воздухе, – Грач поморщился, – А я такой силой не владею.

– И все же, – не отступал Вепрь, – Думайте, мога. Ищите. Найдите способ этих глаков задержать как-то, может мороком их погонять по поляне? Да, хоть что-нибудь.

– Не сможем мы глаков обморочить. Вы сами видите, их свои моги пасут. А хотя… Леший забери, Вепрь, вы подали отличную мысль!

Губы Грача растянулись в улыбке:

– Мы не будем обманывать глаков, но мы попробуем обмануть рубильников. Глупых, самодовольных рубильников, – Грач-ловкач, полез за пазуху, – А ну-ка, где там моя любимая кричалка.

Копейская рота вздрогнула, когда над полем загрохотал издевательский смех, многократно усиленный нифрильным рупором:

– Эй, вы, кошечки! – заорал Грач-ловкач – Чего мнетесь? Чего приуныли? Побаиваетесь напасть на роту храбрых новобранцев Вепря? – Грач подбавил в голос ядовитой заботливости, – А-а, понимаю, ждете подкрепление. Без глаков-то вы не бойцы!

– Это се он их поднасивает-то, а? – в ужасе зашептал Короток, – Се он их поднасивает? – Короток глядел, как рубильники один за другим оборачиваются на рысей, злых, страшных, скалящих клыки, – Они-ж кинутся ссяс!

– Я в вас Рысях никогда не сомневался, – кобенился Грач-ловкач, его издевательский голос гремел по всему полю так, что вороны с карканьем разлетались, – Из всех отчаянных бойцов, вы – Рыси, самые… ОСТОРОЖНЫЕ! – и тут мога атаки сделал то, что моги вражеского войска прозевали, потому что «слепую ярость» по всем законам тактики боя, насылают на своих бойцов, а никак не на противных. И потому под рукой никакого подходящего приказа, чтобы противопоставить такому заклятью у них не было.

Глаза рысьих воинов налились багряным светом, даже их кони, захрапели и заплясали нетерпеливо. Сдержать их на месте теперь можно было только чудом, но Грач для верности отправил еще один посыл, тонкий, и только на одного единственного конника, носящего на шлеме плюмаж вожака. Этот посыл «на слабо» он сопроводил заключительным высказыванием, ставящим точку всей предыдущей речи:

– А ты – вообще не воин, а так, – кошка драная…

Последнего оскорбления, ослепленный яростью вожак рубильников снести не смог и, начисто забыв про заранее разработанную тактику боя, рванул коня вперед, на ходу возжигая ускорение на коня и морок на раздвоение. Остальная полусотня ринулась следом. Не усомнившись ни на мгновение, они разметали конями глаков, которые усилиями могов-погонщиков только-только начали обретать подобие боевого строя.

– Ну, как вам маневр, Атман Вепрь? – довольно улыбаясь, спросил Грач-ловкач.

– Неплохо, – ответил Вепрь с усмешкой, – Весьма неплохо. Вероятность положительного исхода, по моей оценке, увеличилась на два процента.

– Вот как? – несколько уязвленный такой низкой оценкой свих стараний, Грач поднял бровь, – И какова же теперь общая сумма вероятности «положительного» исхода, очень хотелось бы узнать?

– Общая сумма теперь эти два процента и составляет, – Вепрь еще раз усмехнулся и потрепал Грача по плечу, – Один шанс из пятидесяти все-таки лучше, чем ноль из ста.

– Копья, щиты поднять, – услышал Вася приказ сотника, – Стрелки товсь.

В этот раз Вася приказал Бобрам взять копья. Для отпора конной атаки они подойдут лучше топоров. Стрелять по рубильникам, скачущим под заклятием ускорения почти бесполезно, а с учетом морока, раздвоившего их войско, – вдвойне бессмысленно. Вася понимал это, и бросил через плечо Акимке:

– Стреляй, когда остановится.

Он обернулся на волка, из его горла вырвался затравленный рык, обдавший тугой волной передний ряд его бойцов:

– Упереть копья. Чтоб их…

Тяжелые копья с глухим звуком легли на особые углубления в верхней части поставленных на землю высоких щитов, тупые торцы копий уперты в землю и для крепости придавлены правой ступней.

На них мчались четыре рубильника. Нет. Не четыре, половина – морок. Значит два только. Однако, оценив их оборонное сооружение, один из рубильников в последнее мгновение отвернул коня, решив атаковать соседнюю десятку, у тех укрепление выглядело не так внушительно.

Вася глядел на Рысь, летящую на него быстрее птицы. Видел губы, шепчущие заклятие, а сразу затем его хлестнуло волной нифрильной атаки – «сковывающий ужас». А тут же следом еще одна волна, но уже ответная из-за спины, посланная Вепрем – «стойкость духа».

– Дерррржать!

В то мгновение, когда скачущему на них коню оставался один прыжок до неизбежного удара грудью об их щиты, Вася вдруг увидел гримасу изумления на лице летящего на копья рубильника, потому что летел он уже без коня. С той же дурацкой изумленной рожей рубильник пролетел над тяжелыми копьями Васиной щитовой линии, и шлепнулся за их спинами, а его конь, угодивший передней ногой в замаскированный ров, перекувырнулся и задом вперед влетел в их насыпь, как булыжник в рыхлый снег.

Ох не зря они гребли землицу целый час как проклятые, их насыпь взяла на себя основную тяжесть удара конской туши, которая проломив и пропахав укрепление, бойцов раскидала как кегли, но зато не раздавила в лепешку.

На том месте, где только что находились Макарка, Бобры и, стоящие за ними стрелки Цапли, Вася видел лоснящееся конское брюхо и задранные кверху копыта. Конь был мертв, видимо свернул себе шею при падении. Какая-то неуместная мысль прилетела из далекого далека: «Первым нашим приношением богу войны был конь». Вася тряхнул головой, отгоняя неуместный образ, и развернулся в сторону пролетевшего над их головами рубильника. Тот приземлился удачней своего коня, что не было удивительным, рысь – она рысь и есть. Вася ткнул пальцем во встающего на ноги рубильника и приказал:

– Акима, пли!

Пока рубильник поднимался, поудобнее перехватывая в руке свой длинный палаш, больше пригодный для верховой рубки, а для пехотного боя скорее тяжеловатый, Аким развернулся, обежав вместе с арбалетом вокруг опорного костыля, как будто чертов костыль быль несъемной осью мира, прицелился и выстрелил. Как он не попал с пяти шагов, целясь с упора, уму не постижимо, тем более, что раздваивающий морок уже исчез. Арбалетный болт просвистел у виска рубильника, даже не оцарапав. Рысий воин ухмыльнулся с таким довольным видом, будто получил знак свыше, что ему дарована неуязвимость. Он кинулся на Акимку, намертво вцепившегося в свой бесполезный теперь разряженный арбалет.

Васе вспомнилось почему-то одно из наставлений сотника Куча: преимущество состояния оборотня – это отсутствие свойственных человеку сомнений. Перехватив копье у пуза, Вася подшагнул, выйдя из-за Акимовой спины, и всадил копье вниз живота под защитную пластину, когда рысий боец уже вскидывал оружие для удара. Благодарение бесконечным упражнениям с копьем, он не промахнулся ни на волос: удар и доворот, все точно по науке сотника. Затем выдернул обагренное кровью копье и рубильник рухнул замертво. Вот теперь они убили по-настоящему страшного зверя.

– Пуля дура, а штык молодец, – прошептал Аким побелевшими губами. Не шутить он не мог даже перед лицом смерти.

Вася огляделся. Макарка с Дукой уже вскочили на ноги. Пользуясь копьями как рычагами, они приподымали конскую тушу, чтоб помочь выбраться из-под нее застрявшему Баке. Цапли тоже поднялись, поскольку стояли вторым рядом, отделались легким толчком и краткой потерей равновесия. Короток маячил с кистенем за спиной Вершка, который сместился на правый фланг на то место, где только что стоял сам Вася. Он старался прикрыть всех остальных, одиноко выставив тяжелое копье, готовясь встретить смерч, крушащий соседнюю десятку. Скорость движения рубильника была умопомрачительной, очертания размазывались, превращаясь в размытое пятно. Он рубил палашом направо-налево, стремясь достать оружием или растоптать конскими копытами катающихся по земле копейщиков.

– Сомкнуть щиты. Стрелки, пли, – Вася кинулся на место рядом с Вершком, пытаясь образовать новый щитовой строй. Цапли выпустили короткую очередь из стрел. Одна слегка зацепила плечо мечущегося рубильника. Особого вреда ему это не принесло, только переключило внимание на Васину десятку.

Видимо забыв, что глаки до сих пор не вступили в бой, разметанное соседнее отделение рубильник уже просто списал со счетов. Он выровнял коня и развернулся в их сторону. За это время Макарка с Бобрами встали на места, дополнив защитное построение. Стрелки Цапли выпустили еще по стреле, теперь одна из них щелкнула по намордному конскому доспеху. Хотя и этот залп не нанес никакого урона, конь испугался и отпрянул, отсрочив на миг удар рубильника.

Вася оценил слабину противника, воспользовался мгновением неуправляемости коня и сделал ложный выпад, махнув копьем перед конским глазом, еще раз его испугав. Следующим чудеса изобретательности проявил Короток, решивший, что теперь их задача в том и заключается, чтобы отгонять от себя неприятельского коня. Он зачерпнул горсть земли и швырнул в глаза противной скотине. Возмущенный таким бесчестным обращением к себе, конь поднялся на дыбы и заржал.

– Жалкие щенки, – Рубильник осаживал коня, скаля зубы. Он быстро зашептал заклятие, а уже в следующий миг круп коня окутала нифрильная зелень, не делая его неуязвимым, но делая – невосприимчивым. Конечно, Вася и не рассчитывал, что их потуги отпугнуть животное помогут избежать боя. Он лишь следовал простому волчьему разуму, используя любые доступные средства.

А затем, как музыка, дзинькнула стрела арбалета. Аким наконец-то перезарядился. Того краткого мгновения остановки, пока рубильник читал заклятье на коня, ему хватило чтобы кое-как прицелиться. И на этот раз его арбалетный болт нашел самую лучшую цель, какую только можно было пожелать, пробив горло рысьего воина.

– Минута сорок, – бросил Грач торопливо, и вновь быстро зашептал на пятак. Теперь они с Вепрем оба работали только на оборонные заклятья.

– Ждать больше нельзя, – откликнулся Вепрь, – Глаки очухались.

– Тогда наш выход, Атман, – Грач закончил читать заклятье и убрал ненужные больше пятаки.

Дальше насылать заклятия на копейщиков было не только бесполезно, но даже и вредно. Нифрил усиливает, но вопреки сложившемуся представлению, сила эта берется отнюдь не из камня. Она черпается как бы в «долг» из глубинных запасников самого же бойца, делает его на пару минут сильнее, а потом наступает откат и истощение. Именно поэтому копейщик ограничен самой малой монетой, с наступлением отката он не становится совсем беспомощным и способен продолжить бой.

Рубильники необычайно устойчивы к воздействию нифрила. Благодаря особой подготовке они способны сражаться на очень мощном усилении до трех минут. А это очень много. Однако Вепрь был прав, глаки перестали метаться. Могам-погонщикам наконец удалось взять нелюдей под управление. Сбитые в небольшие отдельные отряды, они уже спешили на помощь коннице.

Вепрь перекинул круглый щит на левое плечо, поднял копье и пришпорил коня, направляя его на конника с плюмажем. Теперь он воспринимался не столько человеком, сколько самим Вепрем, крупным и мощным зверем с двумя торчащими вперед и вверх нижними клыками. Звериный рык оповестил рысьего вожака, что его вызывают на бой. Вожак рубильников развернулся навстречу и поднял палаш в вытянутой руке, давая понять, что вызов принят. Схватка вожаков – событие особое. Такое зрелище стараются не пропускать даже в горячке боя. И Вепрь делал на это расчет, надеясь, что самоуверенные рубильники пропустить эту схватку не захотят и подарят копейщикам несколько секунд передышки.