Текст книги "Воины Солнца и Грома"

Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Михр! Анахита-воительница!.. Да нет, это же наш Ардагаст с Ларишкой! – разнесся шепот по пещере.

– Ко мне, Ардагаст! – прохрипел джабгу.

Два нага с быстротой кобр метнулись наперерез юноше, но тут же упали со стоном, закрывая руками ослепшие глаза.

– Амулет сюда, быстро!

Бронзовая рукоять меча точно вошла в отверстие золотого оберега. Удар грома потряс своды пещеры, и все подземелье залил нестерпимо яркий свет. Люди-змеи заметались, зашипели, в ужасе закрывая лица. Поднялись с земли, полные сил и ярости, Сунра и его воины. Куджула поднял над головой клинок, обратившийся в узкий язык синего пламени.

– Вы смели назвать себя нашими владыками, мерзкие гады? Мы, скифы, зовем своими владыками лишь отца Ормазда и богиню огня. Наши боги уже здесь – в этом мече! В нем – сила Солнца и Молнии, Михра и Ортагна! Вперед, воины! Людям-червям – смерть!

Орлиной стаей люди устремились на нагов, нещадно мстя за пережитое унижение. Могущественные лишь во мраке, наги ринулись, давя впопыхах друг друга, обратно в свою нору. Только немногие пытались змеиными хвостами обвивать ноги людей, вырывать у них оружие. Сражение обратилось в бойню. Царь нагов, рассеченный грозовым мечом, упал обугленным костяком на трупы своих подданных. Проворно убегавшего бхикшу настиг меч Гелиодора.

– Власть над душами лучше не делить, – пробормотал грек, вытаскивая клинок из трупа своего недавнего сообщника.

Яростнее всех истреблял нагов Вима. Когда тяжелая плита начала вдруг опускаться, перекрывая проход, княжич, оказавшийся впереди преследователей, готов был броситься за уползавшими беглецами прямо во мрак Нагалоки. Ардагаст и Сунра с трудом оттащили его.

Наконец в пещере не осталось ни одного живого нага. Спотыкаясь о трупы, Вима подошел к отцу с низко опущенной головой. А тот вдруг обнял его за плечи и ласково усмехнулся.

– Спасибо, сынок. За то, что избавил меня от унижения перед этими тварями. Теперь я вижу, ты достоин царствовать. Царь должен уметь побеждать не только храбростью, но и хитростью. Или ты и впрямь был готов предаться душой и телом этой бритоголовой гадине?

– Ну уж душу-то я никому просто так не отдам. – Улыбка облегчения разлилась по простоватому лицу княжича.

Куджула перевел взгляд на Сунру.

– Кажется, кто-то хотел добыть мой нос? Предводитель кати опустился на колени.

– Прости меня, о подобный Гиту и Имре Сияющему. Ты царь, великий царь. А я всего лишь багадур. Я отказываюсь от мести за дядю Нилиру. Заплати только выкуп, чтобы не пострадала честь нашего рода. Отныне кати пойдут за тобой на любого врага.

Куджула поднял багадура и крепко обнял его. Потом обратился к Ардагасту:

– Скажи, откуда у тебя амулет Агарфарна, великого мага?

– Агарфарн? Мой воспитатель, волхв Вышата, унаследовал этот оберег от своего предка, великого волхва Огнеслава. Огнеслав… Да ведь это то же, что Атарфарн по-ирански! Еще помню: когда мы были в Пантикапее, у царя Котиса, Вышата назвал себя его родственником и показал перстень; на нем были звезда с полумесяцем и надпись «Царь Митридат Эвергет».

– Отец страшного римлянам Митридата Евпатора и царевны Роксаны! – воскликнул джабгу. – Значит, Атарфарн с Роксаной выбрались тогда из иного мира… Герай Кадфиз, мой предок, обязан был им властью над четырьмя племенами и покорением Бактрии.

– Этот оберег можно отдать лишь великому царю из рода Кадфиза. Так велело нам с Вышатой Братство Солнца.

– Братство Солнца! Его посланцем был Атарфарн… Ну и кто же этот великий царь?

– Клянусь Михром, из шести тохарских джабгу один ты достоин великого царства!

– Ты – наш царь! На что нам Гермей с его яванами! Слава Куджуле! – зашумели, потрясая оружием, кушаны и кати.

Сдержанная улыбка на миг озарила худощавое лицо джабгу.

– Сначала давайте выйдем из этих проклятых пещер. А потом… Что нам, дошедшим до врат Нагалоки, все земные цари? А чтобы не возвращаться из такого похода без добычи – снимите все золото с мертвых нагов.

* * *

Дружина Куджулы шла наверх, не зажигая факелов: от волшебного меча было светло, как днем. В темных переходах по-прежнему кто-то шипел, и ревел, и стучал копытами, но не смел показаться. И гремели под серыми сводами, среди забытых надписей и рельефов суровые слова Михр-яшта:

 
Он битву начинает,
Выстаивает в битве,
Выстаивает в битве,
Ломает войска строй…
И копья заостренные
Летят с древками длинными
Из рук лжецов напрасно,
Но не наносят ран,
Когда, не признан ими,
Бывает грозен Митра,
Чьи пастбища просторны.
 

Воины не замечали, что из тьмы за ними следили горящие глаза Черного Волка и зеленые глаза златоволосой пери.

– Теперь ни один подземный демон не посмеет встать на их пути. Разве только сам Трехликий…

– И он побоится. – Голос Зарины звучал почти злорадно. – Когда Чернобог пленил Даждьбога, спустившегося в подземный мир за Мораной, на помощь Солнце-богу слетел Перун в облике орла. И повелитель тьмы был сражен собственной стрелой. А здесь тоже сила Солнца соединилась с силой Грома.

Но в хищных глазах Сауархага не мелькнуло даже тени растерянности.

– Кроме богов и демонов, есть еще чудовища, заточенные в недрах земли в начале веков. Громадные, могучие, слишком тупые, чтобы кого-либо бояться. Нужно только уметь разбудить одно из них.

– И что же натворит на воле такая тварь?

– Больше, чем твой бабий ум способен представить…

* * *

Полсотни всадников из племени аспакенов четвертый день пробирались горными тропами Бандобены. Это племя много веков мирно возделывало землю в долине Кабула. Но в его жилах текла непокорная кровь степняков-массагетов. И когда чиновники явились собирать налоги по второму разу, донеся в Капису, будто крестьяне разграбили уже собранные деньги и зерно, несколько селений взялось за оружие. Усмирять бунтовщиков явился сам царь Гермей. Перепуганные старейшины изъявили покорность. Но самые молодые и отчаянные аспакены во главе с пастухом Аспаром сели на коней и скрылись в горах.

Только слишком много кровных счетов было между жителями долины и горцами. Аспакены не раз отражали набеги своих беспокойных соседей, а иногда и сами нападали на их стада и селения, в чем особенно отличался бесстрашный Аспар. Теперь ни пашаи, ни ашкуны, ни кати не пожелали приютить беглецов. Тем более что их преследовал Гермей с полусотней отборных всадников, закованных в железо. Ссориться с царем яванов, недавно опустошившим страну пашаев, не хотелось никому.

Аспар надеялся прорваться через Гиндукуш в Бактрию, к тохарам. Но Гермей (не без помощи кати) отрезал беглецам дорогу к перевалу Чамар, оставив им один путь – в страшную Долину Дэвов. Аспакены плохо знали горы и, только въехав в саму долину и увидев огромные трупы дэвов, поняли, куда попали. «Надо было укрыться в чаще и из-за деревьев обстреливать яванов», – с досадой подумал Аспар. Поздно! В устье долины влетели, сверкая начищенными панцирями и гребенчатыми шлемами, царские гвардейцы – сильные, тренированные юноши, сплошь эллины из лучших семей. Впереди, на белом коне, в панцире с позолоченной головой Горгоны на груди – сам Гермей. Ветер развевал красный плащ за его плечами, шевелил светлые кудри, выглядывавшие из-под изящного шлема в виде головы слона. Красивое правильное лицо царя светилось охотничьим азартом. Этот поход и был для греков не войной, а хорошим развлечением вроде охоты на горных козлов.

– Сдавайтесь, жалкие бунтовщики! Я не кровожадный варвар и сохраню вам всем жизнь… но не свободу, которой вы не достойны, ибо самой природой предназначены для рабства. Так учил Аристотель, которого вы не читали.

Греки захохотали. Куда этим скифским деревенщинам без доспехов, с одними луками и акинаками выстоять против тяжелой конницы, которой боится вся Индия? Сейчас они поползут на брюхе, моля о пощаде…

Вдруг из черного зева пещеры под рельефом трехликого бога показались по-скифски одетые воины в доспехах и горцы в плащах из козьих шкур.

– Куджула! Саошьянт, защити нас!

Перебросившись несколькими словами с Аспаром, джабгу сел на коня и в сопровождении дружинников и Гелиодора выехал вперед.

– Оставь их в покое, Гермей. Это самые мирные из твоих подданных.

– Кто же за них поручится? Демоны, которым ты поклонялся в этих пещерах? Эй, аспакены! За вас заступается мерзкий дэвопоклонник!

– Не я кланялся дэвам, а они кланялись моему мечу! – указал Куджула на трупы чудовищ.

– Это тебе, тайком совещающемуся с магами, астрологами и некромантами, впору молиться дэвам, – презрительно бросил Гелиодор.

– Как ты говоришь с царем, дерзкий?

– Ты уверен, что еще царствуешь? – Гелиодор сложил ладони перед лицом. – Харе Рама!

– Харе Кришна! – хором выкрикнули гвардейцы. Гермей растерянно оглянулся на своих всадников.

Все они, кроме пяти или шести, с отрешенными лицами выводили варварское заклятие:

 
«Рама, Рама, харе, харе,
Кришна, Кришна, харе, харе».
 

Цвет эллинского юношества, образованнейшие аристократы…

– Кто ваш повелитель, о бхакты? – торжественно спросил Гелиодор.

– Господь Кришна! – грянул слаженный ответ.

– А после него?

– Ты, о гуру Васудева!

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц. Гелиодор перевел тяжелый взгляд на Гермея.

– Теперь ты понял разницу между властью над телами и властью над душами? Надутый глупец, своим эллинским чванством ты погубишь все царство!

– Дхарма кшатриев – повиноваться царю. Разве не этому учит ваш Кришна? – нетвердым голосом произнес Гермей.

– Моя дхарма та же, что у Пандавов – вернуть себе престол. Я – потомок Деметрия Великого, завоевателя Индии, и Агафокла, царя-кришнаита! А ты – жалкий тиран. Смерть ему!

Кришнапты мигом обступили царя, оттеснив немногих верных ему воинов. Сверкнул меч одного из гвардейцев – и красивая белокурая голова покатилась по траве, а обезглавлгнное тело, извергая фонтан крови, тяжело рухнуло с коня. Другой гвардеец проворно соскочил с седла, снял с мертвой головы Гермея знаки власти и с поклоном протянул своему гуру. Милостиво кивнув, Гелиодор возложил на себя диадему и слоновый шлем.

– Да здравствует Гелиодор Васудева, владыка Бактрии и Индии! Харе Кришна! – в один голос прокричали греки, подняв мечи.

Но варвары настороженно молчали, еще теснее сгрудившись вокруг джабгу. Гелиодор, сияя торжеством, величественно обернулся к Куджуле.

– Брат мой! Наконец этот ничтожный царек не мешает нам, рожденным для великого царства. Я помогу тебе вернуть кушанское княжество и покорить Остальные четыре княжения тохар. Ты сможешь разбить хуннов и усуней, соединиться с восточными тохарами, завоевать все города на Шелковом пути – до самой страны серов. Я же – с помощью твоих северных всадников – овладею Индией и тем завершу поход Александра. Таким образом, мы оба выполним свою дхарму.

Эллинская сдержанность слетела с лица Куджулы. Неукротимой яростью степняка полыхнули его глаза.

– Так твоя дхарма – бороться за власть? А моя – очищать мир от таких, как ты!

Молниеносно выхватив правой рукой из золотых ножен акинак, Куджула всадил его в горло Гелиоклу.

– Смерть яванам!

Мечи кушан, стрелы аспакенов, топоры и копья кати обрушились на греков. Лишенные предводителей, эллины сопротивлялись недолго. Лишь десять из них бросили оружие и тут же были связаны арканами аспакенов.

– В Пурушапуру [22]22
  Пурушапура – Пешавар.


[Закрыть] их, на невольничий базар! Пусть послужат тем, кого они мнили прирожденными рабами. И вспомнят учение киников о том, что рабы ничем не хуже свободных.

Помолодевшее вмиг лицо Куджулы светилось простой, бесхитростной улыбкой. Не нужно было больше притворяться, угодничать, скрывать мысли. Вокруг были такие же гордые, прямодушные и смелые варвары. Под восторженные крики воинов Ардагаст снял с мертвого Гелиодора диадему и протянул ее джабгу.

– Слава Куджуле Кадфизу, великому царю!

Куджула обвел взглядом воинов.

– Все ли вы желаете меня своим царем?

– Все! Ты – наш Саошьянт!

Предводитель кушан склонил голову, и Ардагаст увенчал его сияющей каменьями золотой диадемой.

– Поистине, сегодня окончился поход нечестивца Искандера Двурогого, ненасытного в завоеваниях. Он сжег святую Авесту, но правда Заратуштры победила его.

И тут откуда-то сверху раздался протяжный, щемящий душу вой. На черной скале над входом в долину стоял большой черный волк. Несколько стрел полетели в него – и упали, словно ударившись о незримую стену. А вой нарастал, звучал все грознее, беспощаднее – и недра земли отвечали ему гудением, рокотом, ревом. Кони рвались, тревожно ржали. Вдруг черные стены долины дрогнули, покрылись трещинами и стали рушиться. Обвалился рельеф трехликого бога, засыпав вход в подземелья мелуххов. Из других пещер, испуганно ревя, выбегали дэвы. Громадные каменные глыбы завалили выход из долины.

Обезумевшие кони метались, не слушаясь всадников. Дэвы словно забыли о своей вражде с людьми. Земля задрожала, вспучилась, заходила, будто разбушевавшееся море. Казалось, кто-то непомерно огромный ворочается под землей, рвется на белый свет, чтобы обратить все в дикий хаос. Вот и впрямь из одной трещины выступил мощный серый гребень, или это острые обломки камня? Из другой вырвался с шипением ядовитый желтый дым – или дыхание? Рев из-под земли сливался с колдовским воем оборотня в одну страшную, торжествующую песнь смерти и разрушения. Невесть откуда взявшиеся тучи заволокли небо.

Куджула, с трудом сдерживая испытанного коня, с обнаженным грозовым мечом в руке напряженно ждал появления подземного гиганта. А Сауархаг, на миг прервав вой, выкрикнул с хохотом:

– Эй, Куджула, отдай мне талисман, или увидишь того, с кем не сражались ни Ортагн, ни Михр! И воспеть твою славную гибель будет некому!

Сунра-багадур, изрыгая проклятия, с ловкостью горца вскарабкался по обвалившимся глыбам. Но отвесная скала в два человеческих роста оказалась недоступной и для него, и вождь кати лишь бессильно потрясал топором, глядя на оскаленную в усмешке морду волка.

Вдруг откуда-то стремительно выскочила горная коза с золотистой шерстью и с разгона ударила Черного Волка рогами в бок. Потеряв опору, оборотень полетел с огромной высоты, но вмиг поднялся невредимым, спасенный силой своих чар. Навстречу ему уже бежал с мечом в руке Ардагаст. Черной молнией бросился на юношу волколак – и в прыжке напоролся на длинный клинок. Клыки пронзенного насквозь Черного Волка бессильно лязгнули у самого лица царевича росов. Ярость зверя, отчаяние человека и неукротимая злоба демона слились в предсмертном вопле. Пригвожденное мечом к земле, тело колдуна снова превратилось в человеческое, и лишь голова так и осталась волчьей. А земля снова стала неподвижной, и ни звука больше не доносилось из ее недр.

– Ай, Ардагаст, какого славного противника ты лишил меня, – с досадой вздохнул подоспевший багадур.

– А меня – еще более славного, – улыбнулся Куджула, пряча в ножны Грозу Дэвов.

Какая-то неодолимая сила разом обратила взоры всех к скале, с которой только что упал Сауархаг. Теперь там стояла женщина дивной красоты, в золотом венце и плаще из золотистых бобровых шкур, окруженная сиянием. К груди ее прильнула, вздрагивая от беззвучного плача, золотоволосая пери в зеленом платье.

Лишь Ардагаст с Ларишкой на миг увидели вместо них рогатую тигрицу и доверчиво уткнувшуюся ей в грудь горную козу.

– Дизани, владычица жизни и смерти, – благоговейно шептали кати.

– Ардивисура Анахита! – восклицали кушаны и аспакены.

– Кибела, мать богов, многоликая, многоименная! – бормотали потрясенные эллины.

Непобедимые воины, только что крушившие чудовищ, как один преклонили колени и воздели руки к безоружной богине. И то же сделали необузданные и свирепые дэвы.

– Не довольно ли вам битв и подвигов, дети мои? Да, все вы – люди и звери, боги и демоны – мои дети. И если вы не можете жить без сражений, то хотя бы не прибегайте к силам, способным разрушить этот мир. Вы, дэвы, расчистите выход из долины! А вы, люди, покиньте ее и впредь не приходите! Здесь больше нет для вас ни храмов, ни сокровищ.

Богиня подняла руки – и небо снова стало ясным, а развороченная земля – ровной. Дэвы быстро разобрали завал, и войско Куджулы – все на конях, в новых греческих панцирях – выстроилось, готовое к походу. Царь окинул прощальным взглядом Долину Дэвов, затем обернулся к своим воинам.

– Все-таки я нашел в этой долине Царский Клад. Это вы – кушаны, аспакены, кати. Без вас, воинов, пахарей, пастухов, самый великий царь – ничто, как тот высохший труп на троне в подземелье… А теперь – на Капису! Я знаю, вы все устали, но мы должны успеть в столицу, пока яваны не опомнились и не избрали еще одного наследника Искандера на погибель всем нам.

– На Капису! – подхватили воины. – Веди нас, Саошьянт! Мы все – твой народ!

* * *

– Да, были люди в давние времена. Истинные могуты телом и душой, даром, что во Христа не веровали, – задумчиво разгладил бороду Щепила.

– А они и не могли веровать. В Бактрии тогда апостолы не бывали, – хитро прищурился волхв.

– В Скифии сам Андрей Первозванный был, – поднял палец Мелетий.

– Да ушел несолоно хлебавши. Тогда еще не было у русичей такого князя, чтобы силой их в Днепр креститься загнал.

– Смирения в вас, язычниках, нет. И страха Божия. Потому и не хотите добром принять истинную веру, свои же души спасти. Кому противитесь – тому, кто небо и землю создал? – как можно грознее вопросил Мелетий.

– Бога бояться надо! – кивнул головой старейшина. – Кугу-юмо, Великий Бог, сильный, но добрый. А Кереметь злой. Его если жертвой обойти – так накажет!

– Кереметь – это Чернобог. Сатана то есть, – пояснил Лютобор. – Вот он, ваш страх Божий.

– Ну уж Сатаны бояться – грех! – хлопнул по столу широкой, в мозолях от меча ладонью Щепила. – Ардагаст вот не испугался ни бесов-дивов, ни змеев, ни богов подземных.

– Кто злых богов не боится, тот сам как бог. Как Перун, что бьет чертей огненными стрелами. Разве теперь есть такие люди? – сказал мерянин.

– Есть. Я вот Христа не боюсь, – ответил Лютобор.

– А мы со Щепилой медведя не испугались. Того, в котором, по вашей вере, сам Велес сидел, – нашелся Мелетий.

– Велес добрым людям только помогает – пастухам, пахарям, купцам, волхвам, певцам. А Христос у тех, кто ему поверил, волю и силу отбирает: не противьтесь-де злому. Совсем как тот змеиный царь. Да не от змей ли галилеянин ваш мудрости набрался? Говорил же: «Будьте мудры, яко змии». А в храме Иерусалимском медный змей стоял, самим Моисеем сделанный.

– Змея того разбил царь Езекия, – возразил Мелетий.

– Змеи, они живучие. И змеиные ученики тоже. На то и есть Перун в небе и воины его на земле, чтобы змеиное племя этим миром не завладело. В том воинстве и я, и люди мои.

– А где же ваши грозовые мечи? – усмехнулся один из дружинников.

– Они – не на таких, как вы. А те, на кого нужно оружие богов, в этом мире еще не перевелись. И не дай Перун, чтобы в их руки попала эта книга, слышишь, купец? Хоть и нет в ней ни заговоров, ни заклятий…

* * *

В лесу поблизости от Суздаля стоял небольшой монастырь. Владел он всего-то одним селом, и братия жила больше трудами рук своих, отчего в трудах молитвенных была не слишком усердна. Зато любили здесь чтение книжное, собирали и переписывали книги, порой такие, что и не всякий князь или епископ имел. Даже летопись свою вели. Сюда и привезли своего пленника Щепила с Мелетием, решив не заезжать в город. От разбойников за крепким монастырским частоколом оборониться можно, а если горожане прослышат да решат отбить знаменитого волхва, такая лихая ватага может собраться… К тому же келарем в обители был давний друг Мелетия Хрисанф, тоже изрядный любитель книг. Он-то и принял дружинников, поскольку игумен Иоасаф был в отъезде. Услышав о хорезмийской книге, Хрисанф загорелся:

– Давай-ка почитаем ее здесь. Я и братию приведу.

– Да годится ли в обители такое читать…

– Разве там ересь какая или богохульство?

– Такого там нет, а все же… Язычники ратоборствуют славнее царя Давида, о вере судят, будто отцы вселенские. Соблазн, ох, соблазн! – покачал головой Мелетий.

– Так на то и монастырь, чтобы соблазны одолевать.

– А вдруг донесет кто игумену или самому владыке?

– Не бойся, я таких позову, кто в книгах толк знает и зря болтать не будет, – заверил Хрисанф.

После ужина в трапезной остались не только дружинники, но и человек шесть монахов во главе с келарем. Волхв хитро улыбнулся и раскрыл книгу.

НОЧЬ ДЕМОНОВ

В это летнее утро улицы Таксилы, как всегда, заполняла пестрая многоязыкая толпа. Важно разъезжали на откормленных конях парфяне в шелковых кафтанах и широких складчатых шароварах – нынешние хозяева города. Помахивая плетками, раздвигали конями толпу саки – длинноволосые, бородатые, в высоких башлыках. С видом аристократов, для которых мало что важно, прохаживались греки в белых хитонах и гиматиях. Из-за занавесок паланкинов выглядывали знатные индийцы, и усыпанные самоцветами браслеты и ожерелья блестели на их смуглых полуобнаженных телах.

Но больше всего на улицах было простых индийцев. Их тела, то золотистые, как у загорелых греков, то почти черные, как у эфиопов, прикрывали лишь набедренные повязки – дхоти. Они больше всех суетились, спешили, зазывали, кланялись и торговались. Но именно они кормили, одевали и украшали и парфян, и саков, и греков, и своих знатных соплеменников. А еще – брахманов и бхикшу, сакских магов и джайнских аскетов-дигамбаров. Им, отрекшимся от мира, нужно так мало, но их самих так много, а их боги так требовательны и грозны… И никто лучше их, мудрейших, не знает, исполнил ли ты свою духовную дхарму и не родишься ли презренным чандалой, лишенным касты, или каким-нибудь скверным животным.

Внимание привычной ко всему толпы не привлекли трое всадников, въехавших в северные ворота: два молодых воина и женщина тех же лет. Все трое были одеты, как тохары или саки, и вооружены мечами и акинаками. У женщины, кроме того, был лук, а вместо тяжелого длинного меча – кривая греческая махайра. В седельных сумах лязгали доспехи. Один воин был темноволос и отличался мощным, но неуклюжим телом, другой, наоборот, строен, ладно сложен, с редкими здесь золотистыми волосами и такими же усами, лихо подкрученными на концах. Женщина держалась в седле не хуже своих спутников, но при этом не выглядела мужеподобной воительницей. Ее пышные черные волосы изящно падали из-под башлыка на плечи, а раскосые глаза с веселым любопытством разглядывали город и его обитателей. Вот она заметила уличного заклинателя змей, и все трое придержали коней.

Глядя на кобр, которые, раздув капюшоны и открыв пасти, покорно колебались вслед за движениями факира, могучий воин усмехнулся и сказал по-бактрийски:

– У них, наверное, ядовитые зубы вырваны.

– И все-таки змеи слушаются его, – возразила женщина.

– Его бы к тем змеям, что сами завораживают людей. Они тогда вот так же качались…

Засмотревшиеся на факира степняки не замечали сидевшего напротив с чашей для подаяний брахмана-аскета. Худой, жилистый, сложением он все же напоминал скорее воина, чем изможденного подвижника. Высокими скулами и желтоватой кожей он походил бы на жителя Уттара Куру [23]23
  Уттара Куру – Тибет.


[Закрыть], если бы не крупный острый нос. При виде трех всадников лицо его осталось по-прежнему отрешенным, но узкие черные глаза вспыхнули, как у змеи, заметившей добычу. Как только всадники подъехали к храму Сурьи-Солнца, аскет поднялся и зашагал к городским воротам. По дороге через предместье, населенное мясниками, актерами, палачами и другими людьми низших каст, он перебросился парой фраз с несколькими ражими молодцами. Из-за их засаленных дхоти торчали рукоятки ножей, лица же были таковы, что оставалось лишь удивляться беседам их обладателей с саньясином, устремленным духом к Высшему Началу.

За глинобитной стеной предместья он двинулся в гору, через безлесные холмы Хатхиал, в сторону золотого, увенчанного зонтом шпиля ступы [24]24
  Ступа – буддийское святилище.


[Закрыть] Дхармарад-жика. Заметив пастухов, тщетно пытавшихся согнать отару, он усмехнулся, поднял посох-трезубец и произнес нараспев:

– Ом, намашивая, мари, мари! – О, поклонение Шиве, овцы, овцы!

Повинуясь взмахам трезубца, овцы вмиг сбились в кучу, а саньясин небрежно прошествовал дальше, провожаемый восхищенными взглядами и низкими поклонами темнокожих пастухов. Он спустился с холмов, дошел до окружавшей ступу ограды, внутри которой в скромных каменных домиках ютились десятки бхикшу, но тут же свернул налево, в заросшую густым лесом долину реки Тамра-наль.

Уверенно раздвигая заросли посохом, аскет вышел к реке прямо у места трупосожжений. Босые ноги его бестрепетно ступали по серому пеплу и обломкам костей, нос не морщился от смрада наполовину обглоданных стервятниками трупов посаженных на колья преступников. Он подошел к каменной ограде, толкнул калитку. Мускулистый раб-стражник с мечом и молоденький ученик-брахмачарин почтительно сложили ладони. Ашрам – священная обитель – во всем напоминал соседнюю вихару, только вместо ступы в середине стоял храм Шивы, черные каменные стены которого покрывали причудливые и страшные резные изображения богов и демонов.

Саньясин пересек двор, без стука вошел в самый большой домик и небрежно сложил ладони перед сидевшим на циновке худым, но еще крепким стариком. Седина побелила его окладистую бороду, но почти не затронула завязанные узлом длинные волосы. Плечи старика прикрывала шкура тигра, чресла – оленья шкура.

– Да хранит тебя Шива, почтенный гуру! Большая опасность грозит не только ашраму, но и всему царству. Могу ли я говорить все… при рабе? – Саньясин бросил взгляд на стоявшего у окна высокого смуглого воина с пышными усами, в алом тюрбане. У пояса его висели кинжал и длинный двуручный меч-кханда.

– Говори все. Вишвамитра – не просто раб, но отважный кшатрий и начальник стражи ашрама. Он наделен лишь одним недостатком: почитает Вишну, но не Шиву.

– Знай же: в городе появились трое богомерзких нечестивцев из тех, что осквернили священные подземелья в Долине Ракшасов – Вима, царевич кушан, бродяга-сармат Ардагаст и его жена Ларишка, чаганианская княжна. И все трое сейчас в храме Солнца у Ашвамитры. А в предместье видели разбойных горцев-кати и среди них самого отъявленного святотатца – Сунру-багадура, любимца Куджулы. Я пытался духовным взором проникнуть в храм, но встретил магическую завесу.

– Похоже, Куджула решил прибрать Таксилу к рукам. Стоило бы известить царя…

– Если бы им не был Фраат, этот миролюбец и почитатель Солнца. Он не тронет ни людей Куджулы – чтобы не нарываться на войну, ни Ашвамитру – чтобы не ссориться с саками. Остается следить за всей этой шайкой.

– Вот ты и следи. Тебе ведь известны все темные мирские дела в городе, – улыбнулся гуру. – Это о тебе ничего не знают, кроме того, что ты пришел из царства Крорайна за Гималаями, в долине Тарима, где чтут наших богов.

– Меня зовут Шивасена – «Воин Шивы», и этого достаточно для почитающих Разрушителя.

* * *

Нагасена, настоятель вихары Дхармараджика, медитировал перед искусно вырезанным из красного дерева изображением Калачакры – Колеса Судьбы. Как всегда после визита госпожи Девики, супруги градоначальника Гударза, трудно было отвлечься от сансары – мирской суеты – и ее соблазнов. Нет, Девика явилась к нему не с обнаженной грудью, а в скромном сари, но из очень уж тонкой ткани, и так восторженно глядела своими черными бездонными глазами, внимая его рассуждениям о четырех благородных истинах… Пожелает он – и эта изнеженная красавица обреет себе голову и станет нищей бхикшуни [25]25
  Бхикшуни – монахиня.


[Закрыть]. Но… Не стоит уподобляться иудею Фоме, что учил знатных женщин не жить со своими мужьями, дабы заслужить рай, где властвует его распятый гуру. В конце концов среди разъяренных мужей оказался царь Майлапура. Он велел заколоть иудея копьем, что с удовольствием исполнил один брахман, забывший по такому случаю об ахимсе. Нет, пусть лучше Девика и Гударз и дальше осыпают вихары дарами и шепчут в ухо царю то, что нужно сангхе.

Вообще зачем так спешить вырваться из сансары, соскочить с Колеса Судьбы? Гораздо лучше стать чакравартином – хозяином этого колеса, владыкой душ царей и вельмож. Так учили их с братом наги, чья змеиная мудрость выше человеческой.

Размышления настоятеля прервало появление позади резного колеса благообразного седобородого старика с тигровой шкурой на плечах. Губы Нагасены презрительно скривились.

– Не пытайся меня уверить, будто можешь проходить сквозь стены. Это не твое тело и даже не душа, а иллюзия, внушенная на расстоянии. Морочь этим невежественных пастухов.

– Не всем же морочить знатных дур… Но я пришел к тебе не для препирательств. Общий враг – вот что объединяет мужчин. Знай: в город проник Вима Кадфиз с шайкой головорезов. Это те, кто погубил в Долине Ракшасов твоего брата… нашего брата.

– Брата! Так, значит, почтенный гуру Шивачарья действительно нарушил кое-какие обеты, в результате чего появились мы с Нагапутрой – вероотступники и лжеучители, недостойные звания брахманов? – иронически взглянул на гуру монах.

– Наш отец далеко продвинулся по пути совершенства, если боги, дабы уменьшить его духовную силу, послали к нему не обычную женщину, а нагини – змеедеву.

– А нас за это звали чандалами и змеенышами. И куда же нам было идти, кроме как к тем, кто вовсе не признает каст? Но зачем ты явился – подстрекать меня на месть? Оставь этот обычай диким сакам, парфянам и тохарам. Я же не стану не только мстить, но и ненавидеть убийц брата, дабы не погрязнуть в сансаре.

– Я говорю не о мести. О ней ли думать, когда в эту древнюю землю лезет еще одна северная орда, которой не нужна каша мудрость? А во главе орды – Куджула с его колдовским мечом…

– Перед которым не устоял твой Трехликий? Знаешь, я вряд ли заплачу, если тохары разорят твой ашрам, – почти злорадно усмехнулся бхикшу.

– Смотри, как бы не настала очередь твоих вихар. Перед тем мечом не устояли и твои… родичи и наставники.

– Здесь ты прав. Но что можем противопоставить мечу варваров мы, владеющие лишь силой духа?

– Не будем прибедняться – мы не перед чернью… Я владею знанием астравидьи – оружия богов. А твои кроткие бхикшу – искусством варма-калаи, убийства без оружия.

– Но этот солнцепоклонник Фраат ни за что не согласится принять от нас такую помощь, – возразил монах.

– Вот поэтому нужен другой царь – постигший древнюю мудрость и не ужаснувшийся ей. Он будет владеть Индией, а мы – его душой. И не важно, кто он будет по крови…

Призрачные руки шиваита легли на Колесо Судьбы. Рядом, чуть помедлив, легли тонкие, не сильные, но цепкие руки бхикшу.

* * *

Четверо дюжих рабов внесли в главные ворота ашрама паланкин и опустили его наземь. Из-за роскошно вышитых занавесок, беззаботно смеясь, выпорхнули две девушки. Одна – в белом хитоне без рукавов, с задорным острым носиком и стянутыми в строгий узел светлыми волосами. Другая – в коротком красном платье и складчатых шароварах, с черными кудряшками, выбивающимися из-под остроконечной шапочки.