Текст книги "Воины Солнца и Грома"

Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Долину же эту с тех пор индийцы зовут Долиной Ракшасов, а горцы – Долиной Дэвов, ибо там живут лишь эти многоименные злые демоны… если, конечно, еще живут, – хитровато усмехнулся бхикшу. – Во всяком случае страх перед ними охраняет долину, а значит – и клад великого царя. Не тебя ли он ждет, о джабгу кушан?

Лицо Куджулы оставалось насмешливым, словно у грека, читающего занятный миф, но глаза уже разгорались, как у кочевника, заметившего добычу среди бескрайней степи. И тот же огонь пылал в устремившихся на предводителя взглядах молодых дружинников. Чаганианский джабгу прищурился и медленно разгладил редкую седую бородку.

– Клянусь Михром, овладевший Царским Кладом докажет не только свою отвагу. Все пять племен тохар увидят за его плечами сияние фарна – царской благодати!

Рука Куджулы сжала рукоять меча.

– Значит, охота продолжается. Царская охота! Со мной поедут только дружинники. Слуги пусть везут добычу в Капису. Мои почтенные гости, надеюсь, тоже не боятся прогулки к дэвам?

Индиец и грек дружно кивнули. Чаганианец, поймав умоляющий взгляд Ларишки, с довольной улыбкой сказал:

– Я уже стар для таких прогулок, но у моей дочери сердце истинной степнячки. Она не уступит в мужестве сарматкам, что выходят замуж только после первого убитого врага.

– Позволь и мне, отец, ехать с тобой, – произнес как-то застенчиво Вима.

– Тебе, наследник, стоило бы посидеть в Каписе – над бумагами. Но, – он подмигнул сыну, совсем вогнав его в краску, – разве можно мужчине отставать от такой отважной воительницы? А ты, Ардагаст, – обратился джабгу к стройному золотоволосому дружиннику, – скачи в Беграм и возьми в сокровищнице старинный меч с бронзовой рукоятью. Догонишь нас за перевалом Чамар.

* * *

Крупный волк мчался по склону долины за горной козой. Его шерсть была черная, как грозовая туча. Ее – нежно-золотистая, как лучи утреннего солнца. Коза пыталась затеряться среди высоких трав и колючего кустарника, но волк ни разу не сбивался со следа. Все выше забиралась она, все уже и круче становилась тропа, но хищник не знал усталости. Исчезла тропа – и он стал перепрыгивать вслед за козой с утеса на утес. Одним прыжком преодолела она глубокую расщелину. Лавина мелких камней из-под ее копыт чуть было не смела прыгнувшего следом волка, но тот успел вскочить на большой камень. Коза подбежала к краю скалы… Отвесная стена уходила вниз на сотни человеческих ростов. Беглянка быстро повернула назад, пытаясь проскользнуть мимо волка, но тот мощным броском повалил ее, прижал сильными передними лапами, с торжествующим рычанием оскалил клыки… И вдруг лапы превратились в человеческие руки, волчья морда – в худое чернобородое лицо, а черная шкура оказалась на плечах человека поверх сарматского кафтана. Рычание перешло в довольный беспощадный смех. А вместо козы под его руками лежала девушка в легком зеленом платье, с прекрасными золотистыми волосами.

– Зачем ты преследуешь меня – от берегов Днепра до этих гор?

– Чтобы ты, вила Злата, знала: я настигну тебя всюду, во всех трех мирах. Моя волшебная сила прибывает от тебя, но я сильнее, я, Сауархаг, Черный Волк! А кроме того, – он властно обнял ее и прижал к себе, – я ведь люблю тебя…

– Врешь ты все, – слабо улыбнулась она, понемногу уступая ему, – никого ты не любишь и не жалеешь. Даже своего племянника. Просто тебе нужен его амулет.

– Вот ты и поможешь мне добыть его, – произнес, Сауархаг тоном, не признающим возражений, и жадно припал к губам Златы.

* * *

Наезженной тропой поднимался из Панджшера к перевалу Чамар всадник, одетый по-сарматски: синий шерстяной кафтан, такие же штаны, короткий красный плащ, мягкие сафьяновые сапожки. Золотистые волосы достигали плеч. Тонкие усы, закрученные на концах, змеились над верхней губой. Голубые глаза осмотрели на мир смело и беззаботно. Слева у пояса висел длинный меч в красных ножнах, расписанных черными головами грифонов. К правому бедру был пристегнут акинак. Еще один меч – с бронзовой рукоятью, в потемневших ножнах – был приторочен к седлу. Породистого рыжего коня вместо чепрака покрывала тигровая шкура.

Ласковый женский голос заставил всадника обернуться.

– Витязь Ардагаст! Зачем так спешишь? Джабгу и его люди еще на гребне перевала.

На развилке старой чинары сидела девушка редкой красоты, с распущенными золотистыми волосами. Легкое зеленое платье сливалось с листвой.

– Кто ты, прекрасная, будто пери?

– Я и есть пери. Мое имя Зарина – «золотая». Разве ты не хочешь отдохнуть? Ведь целый день скакал. Пойдем со мной! Здесь есть озеро – будто хрустальная чаша. А вокруг такие шелковистые травы – приляжешь, не захочешь и рая…

– «Мягко стелешь, да жестко спать», – говорят в моем племени.

– Ты что, веришь тому, что на нас наговаривают, эти занудливые жрецы огня? – Она звонко расхохоталась. – Да они злятся, что мы их не любим. Ведь хорошим волшебником может быть лишь тот, кого любит пери.

– Я воин, а не колдун.

– А воинам и охотникам мы даем большую удачу.

– Такую, как могучему Кересаспе, победителю чудовищ, которого усыпила пери Хнантаити?

– Кересаспа проснется перед концом света, чтобы победить трехглавого царя-дракона Ажидахаку. Вдруг и тебе предназначен великий подвиг, а? Неужели ты боишься заснуть рядом со мной?

– Ты соблазнила бы меня, пери, если бы я не знал девушку, с которой не сравнится ни одна из твоих сестер.

– Вот как! И кто же она?

– Не скажу! – лукаво подмигнул юноша. – Чтобы вы ее в пропасть не столкнули.

– Думаешь, я тебя ревную? А хочешь, я вам обоим помогать буду? Никакая нечисть в горах вас не тронет. А ты мне за это – амулет, что у тебя на шее.

– Вот оно что! А не хочешь ли узнать, куда у нас на Днепре нечистую силу посылают, чтоб людей не морочила?

– И так знаю – я сама с Днепра-Славутича, – теперь она говорила на языке славян-венедов. – И звалась я там: вила Злата! Глупый! Я ведь тебя жалею. Сам не знаешь, какие чары в твоем обереге. Не для тебя, дружинника, он – для великих волхвов и царей. И охотится за ним кое-кто пострашнее дэвов.

– Не дядя ли мой, Сауасп, царь росов?

– Нет. Другой – хуже, страшнее…

– Кто же он – человек, зверь, бес?

– Все вместе. И только я могу его удержать.

– Раззадорила ты меня, вила! – тряхнул золотыми кудрями Ардагаст. – Мне враги сильные нужны. Чтобы вернуться на Днепр великим воином. Тогда уж я дяде припомню все – отца, мать, деда, племя наше…

Ты уж прости, Злата, не для того я сюда забрался, чтобы от смерти спасаться.

И всадник в красном плаще весело погнал коня вверх, к перевалу.

С перевала Чамар спускался небольшой конный отряд. Куджула взял с собой лишь десяток дружинников. Сам джабгу ехал впереди и вел неторопливый разговор с Нагапутрой и Гелиодором.

– Удивительно, до чего греческая мудрость подобна индийской! О переселении души учили еще Орфей и Пифагор. Бескорыстное следование долгу стоиков – та же дхарма. В идеальном государстве Платона – те же сословия, что и в Индии. Киники, подобно джайнам и брахманам-аскетам, довольствуются малым и презирают богатство. Высшее начало мира Анаксагор зовет Умом, Платон – Богом, а индийцы – Брахманом, Атманом, Пурушей. И при этом всем вы, индийцы и греки, обзываете друг друга варварами! – пожал плечами джабгу.

– Мы, греки, всегда подбирали крохи восточной мудрости. Пифагор учился у египетских жрецов, Демокрит – у финикийцев, киник Онесикрит – у брахманов.

– А всякий ваш колдун и звездочет норовит сочинить бредовую книжку под именем Зороастра, – подхватил Куджула. – Почитали бы они, что сказано о колдунах в Авесте! Впрочем, – насмешливо прищурился джабгу, – есть одно премудрое учение, которого греки, к счастью, не усвоили: о том, что люди, не желающие делать ничего полезного, – святые, а остальные должны их за это кормить. У греков философы, предпочитающие созерцательную жизнь деятельной, по крайней мере, ведут ее за свой счет.

Нагапутра снисходительно улыбнулся:

– Мы, бхикшу, не столь уж бесполезны. Особенно для царей. Откуда берутся измены, бунты, заговоры?

От приверженности ваших подданных земным страстям: одним не хватает хлеба, другим – золота, третьим – власти. Но когда они видят нас, отрекшихся от желаний, то умеряют хоть ненамного свои желания и становятся покорными.

– Вы, последователи Будды, требуете от человека невозможного, – возразил Гелиодор. – Не желать, не действовать, не любить, не убивать врагов… Почитатель Господа Кришны может быть царем и великим воином, поражать врагов миллионами – и стоять выше всех страстей. Ибо его единственная страсть – бхакти, преданная любовь к Кришне. Все, что делает бхакт, он делает не ради земных выгод, но ради Кришны. Буддист лишь покорен царю, кришнаит предан, если сам царь предан Кришне.

– Но и мы не требуем от большинства того, на что оно не способно. Путь бхикшу для немногих. Остальным достаточно быть щедрыми и почтительными к нам – о, не ради нас самих, но ради Будды – и тем заслужить право стать бхикшу в одной из будущих жизней…

Куджула громко расхохотался.

– Вы хвалите каждый свою веру, будто товар на базаре! А разве можно торговать Богом? Истиной? И товар-то ваш гнилой, не для нас, вольных скифов. Да какой могильный демон научил вас не любить этот мир и его радости? Не иметь страстей пристало мертвецу или евнуху! Вдоволь есть мясо выращенного тобой скота, пить кумыс, любить женщин, убивать врагов, что посягнут на твое стойбище, и тем прославить себя – разве не для этого создал нас Папай-Ормазд?

– А если ты, о могущественный джабгу, всего этого лишишься? Станешь бездомным скитальцем… пленником… рабом? – В почтительном, как всегда, голосе Нагапутра зазвучали недобрые нотки. – Что тогда спасет твою душу из бездны страданий?

– Великая жажда жизни и свободы и помощь светлых богов! Все, о чем ты говоришь, изведал мой предок Герай Кадфиз. Но он вернул себе свободу и власть, объединил четыре племени и покорил Бактрию!

Взгляды, которыми обменялись индиец и грек, означали одно и то же: «Наша мудрость – не для этого варвара. Он сам подписал себе приговор!» Но джабгу не заметил этих зловещих взглядов. С вершины перевала он посмотрел на раскинувшееся далеко внизу, в долинах, темное море лесов и обернулся к дружинникам:

– Эй, надеть всем кольчуги и панцири! Это уже не Панджшер с мирными бактрийцами. Это дебри Бандобены, и живут здесь воинственные кати, ашкуны и вайгали [20]20
  Вайгали – современные нуристанцы (кафиры).


[Закрыть].

Вима и Ларишка, ехавшие в хвосте отряда, переговаривались, натягивая броню:

– Этот панцирь я отбил у явана…

– Ты великий воин… а еще больший хвастун. Ну когда твой отец воевал с яванами? Скажи лучше – выиграл в кости.

Тохарка поправила кольчугу, плотно облегавшую ее стройный стан, изящно разбросала по плечам длинные черные волосы и надела остроконечный парфянский шлем.

– Вот Ардагаст хвалиться не любит. Но если у него чепрак из тигровой шкуры – значит, тигра убил он сам.

– А чем ему хвалиться? Степной бродяга без роду и племени. То сарматом себя зовет, то, как его, скифом-пахарем, – проворчал Вима.

– А я думаю, род его не простой. Он гордый, перед знатными никогда не угодничает. Да вот и он!

Златоволосый всадник на ходу кивнул Виме, застенчиво улыбнулся Ларишке и с поклоном протянул Куджуле старинный меч с бронзовой рукоятью. Джабгу тут же пристегнул его к поясу, затем вынул из ножен.

Иссиня-черный клинок напоминал цветом грозовую тучу.

– Этот меч зовется Гроза Дэвов. В нем – сила молнии. Герай Кадфиз добыл его в гробнице древнего царя апасиаков с помощью великого мага Атарфарна. Было еще золотое перекрестье, изготовленное магом и наделенное силой Солнца. Но Атарфарн взял его с собой, когда ушел в иной мир, чтобы вернуть оттуда душу своей жены, царевны понтийской Роксаны.

* * *

По склонам глубокой долины теснились глинобитные хижины главного селенья кати. В прохладной полутьме самой большой хижины сидели на низких деревянных скамеечках вокруг уставленного кушаньями ковра старейшина племени, его сын Сунра и гость – сармат с волчьей шкурой на плечах.

– Да, сыр у тебя отменный, а такого вина я и у греков не пил.

– У нас в горах хорошие виноградники, благодарение Индру, богу вина.

– Боги благоволят к вашему племени… Но знаешь ли ты, что в ваши земли заявился Куджула Кадфиз? Этот нечестивец вздумал добыть Царский Клад в Долине Дэвов. С ним всего десяток дружинников.

Глаза Сунры вспыхнули воинственным огнем.

– Сам владыка Имра отдает его в наши руки! Старейшина спокойно допил кислое молоко и вытер седую бороду.

– Ты, сынок, уже убил двенадцать врагов и носишь звание дари-багадура и хочешь, конечно, стать сунари-багадуром. Но для этого нужно, кроме великого подвига, еще и устроить великий пир. У тебя есть четыреста коз и шестьдесят коров? Или ты рассчитываешь на мои стада?

Сунра тряхнул длинной прядью волос, завязанной узлом.

– Я убью джабгу и угоню скот из его поместий! Да как можно торговаться из-за скота, когда дядя Нилира не отомщен?

– Мой брат убит Куджулой в честном поединке. Ты же накличешь на все племя месть кушан и гнев царя Гермея. А что сделают с племенем дэвы, в логово которых ты готов сунуться?

Сармат презрительно скривился.

– Я вижу, кати стали слишком осторожны. Лучше я пойду к вайгали или ашкунам. У них кровных счетов с Куджулой еще больше.

В руке Сунры сверкнул кинжал.

– Ты смеешь оскорблять племя в доме старейшины, жалкий бродяга?

Пришелец выставил вперед пятерню и что-то прошептал. Удар незримой силы повалил юношу навзничь и словно приковал к полу. Он яростно напряг мускулы, но не смог сдвинуться с места. Колдун прошептал еще что-то – и пальцы Сунры разжались, а кинжал оказался в руках сармата.

– Справиться с тупыми дэвами для Сауархага не труднее, чем с юнцом, забывающим законы гостеприимства. Встань!

Под недовольным взором отца дари-багадур встал с опущенной головой.

– Сунра! Немедленно извинись перед гостем!

– Мне не нужно твое унижение, багадур. А честь племени ты защитишь в Долине Дэвов. Ты хочешь славы, воин? Она вся достанется тебе… Что же до Гермея, то он сам хочет избавиться от кушан и их джабгу. Следуйте моим советам – и вы, кати, сможете занять место этих бездомных бродяг.

Старейшина оперся руками о колени.

– Можешь, сынок, взять в поход всех, кто захочет. Но если что – поход этот твой, а не племени. Да поможет тебе Гиш, бог войны!

На следующее утро два десятка молодых воинов с кинжалами, луками и копьями, в белых плащах из козьих шкур скрытно покинули селение. Впереди в белом тюрбане с султаном из фазаньих перьев, с разукрашенным боевым топором в руке широко шагал багадур. За ним черной тенью следовал сармат в волчьей шкуре.

* * *

Отряд Куджулы пробирался вдоль ручья через дремучий лес. Степняки настороженно поглядывали по сторонам: неизвестно, кто следит за тобой из чащи – дэв, леопард или одетый в козьи шкуры охотник за головами? Только Ардагаст был весел и беззаботен. Здесь он словно оказался в родных днепровских лесах. Дубы, ели, сосны… А вот и медведь выглянул – только не бурый, а черный. И златоволосый юноша смеялся, развлекал всю дружину забавными историями, подтрунивал над неуклюжим Вимой и радостно ловил серебряный смех Ларишки.

Вдруг незаметные за деревьями скалы подступили к самым берегам ручья, а среди деревьев появился узкий просвет. По руслу ручья путники въехали под зеленую арку – и оказались в долине, где не росло ничего, кроме негустой травы. Черные, почти отвесные каменные стены окружали долину со всех сторон, а в них на разной высоте темнели отверстия пещер. Ничто, кроме шума ручья, не нарушало зловещей тишины. Хотя долина была залита солнечным светом, невольно хотелось вернуться из этого каменного колодца (или охотничьего загона) в полумрак лесной чащи.

В дальнем конце долины, над пещерой, из которой небольшим водопадом вытекал ручей, был высечен огромный, выветрившийся от времени рельеф. Трехликий бог в рогатом головном уборе восседал, поджав ноги и положив руки на широко раздвинутые колени. Бога окружали звери: тигры, слоны, буйволы, носороги, антилопы. Вход в пещеру охраняли изображения двух кобр с человеческими головами.

Нагапутра почтительно сложил ладони перед лицом и склонил бритую голову.

– Вот лик Великого Разрушителя, Владыки зверей! Арьи зовут его Шивой – Благим и Махадевой – Великим Богом, Яростным и Милосердным, Мужеубийцей и Великим Аскетом. Яваны же видят в нем неистового Диониса. – Неизменно спокойный голос монаха звучал теперь торжественно.

– Дионис радостен, и спутники его – веселые менады и сатиры, а не гнусные кладбищенские демоны, – неприязненно скривился Гелиодор. – Шива же, как и все боги, лишь воплощение Господа Кришны. А он не требует от своих бхактов умерщвления плоти.

– Трехликий бог, что все губит, зовется у нас Чернобогом. И служат ему одни злые колдуны, – сказал Ардагаст.

– Добро? Зло? Великий Бог выше этого, ибо он создает и разрушает мир. – Монах пристально взглянул на молодого дружинника. – Бхикшу не молится никому из богов, ибо ему не нужны мирские блага, а достичь нирваны, несуществования, помогает лишь Будда. Вы же, отважные воины, ищущие здесь земного, – опасайтесь прогневить Ужасающего! В этой долине и в этих пещерах ваши арийские боги не властны…

Поеживаясь от суеверного страха, почтительно воздели руки Вима и дружинники. С достоинством сложили ладони джабгу и грек. Лишь Ардагаст и Ларишка не воздали почестей рогатому богу.

– Даждьбог-Михр спустился в пещеры Чернобога, одолел его и вызволил свою жену Морану, – тихо произнес юноша, и тохарка, улыбнувшись, кивнула ему.

Путники двинулись к дальнему концу долины. Среди травы повсюду белели кости и черепа. Другие кости – пожелтевшие, побуревшие – торчали из берегов ручья.

– Наверное, следы того побоища арьев с мелуххами? – спросил Куджула.

– Не только, – покачал головой наблюдательный грек. – В ручье – да, вот среди них и слоновьи кости. Какие бивни, о Кубера, бог богатства! А те, в траве, совсем свежие. Бычьи, оленьи, человеческие… Много расколотых. Да, у долины есть хозяева!

Воины спешились, развьючили коней. Вдруг из лесу выбежала горная коза с удивительной золотистой шерстью и, словно дразня охотников, поскакала через всю долину. Вслед ей полетело несколько стрел. Но коза легко прыгнула в одну из пещер, а миг спустя оттуда выглянула с довольным хохотом златоволосая красавица в зеленом платье и тут же скрылась во тьме.

– Ну вот, накликали, – протянул Вима. – Это пери, а они с дэвами знаются…

Где-то в толще скалы зародился неясный гул. Потом все громче, все ближе стали доноситься тяжелые шаги, ворчание, рев, вой. Из темного зева пещеры вылетело несколько камней. И вот уже будто сама подземная тьма сгустилась в громадную, в два человеческих роста, уродливую фигуру, сплошь заросшую черными волосами, с остроконечной головой, увенчанной толстыми бычьими рогами. От глыб мускулов, от низкого лба и мощных клыкастых челюстей веяло безжалостной нечеловеческой силой. Но подземный житель не был тупым животным. Об этом говорили дубина в когтистой лапе, юбочка из медвежьей шкуры на чреслах и ожерелье из черепов.

А из соседних пещер уже вылезали, злобно рыча, такие же косматые великаны с дубинами, луками, кривыми мечами, Из самой большой расселины вышел, пригибаясь, черный слон. На спину ему легко взобрался покрытый белой шерстью трехглавый гигант с копьем в семь локтей. Следом выехал на громадном вепре рыжий дэв, за ним – синеволосый на собаке величиной с верблюда.

Белый дэв потряс копьем, и громовой рев вырвался из полутора десятков глоток, отразился от скал, многократно усиленный, залил долину, словно буйный поток. Грохот лавин, завывание бурь, шум ветра слились в этом реве. Сами горы в обличье косматых великанов поднялись на кучку дерзких людей. Ржание перепуганных, готовых умчаться прочь лошадей потонуло в могучем голосе гор. Но сильная рука Куджулы уже сжала повод коня, а другая высоко подняла старинный клинок, загоревшийся вдруг грозным синим пламенем. Голос джабгу перекрыл стихший вдруг рев.

– Эй вы, обезьяны Ахримана! Мы не запуганные пастухи, что приносят вам жертвы. Мы – воины степи! Глядите, чтобы ваша долина не сменила имени, потому что дэвов в ней не останется! – Он вскочил в седло, обернулся к дружинникам. – Всего-то по одному дэву на человека. Покажем этим тварям скифский бой! По коням! Ортагн с нами!

Развернувшись лавой, маленький отряд понесся навстречу ревущим громадам. Потом совсем близко от них выпустил по стреле – и врассыпную помчался назад. С диким хохотом и улюлюканьем дэвы погнались следом. До чего, оказывается, трусливы эти наглые человечки! Может, хотя бы вкусны? Слюна стекала с мощных белых клыков… Каждый присмотрел себе добычу. Два самых неспешных дэва натянули огромные луки. Одного дружинника стрела длиной в человеческий рост пробила насквозь вместе с панцирем, другого вмиг лишила коня. Удар дубины превратил человека в груду мяса и переломанных костей прежде, чем тот выбрался из-под упавшей лошади. Дэв сгреб когтистой лапой его останки и, чавкая, принялся пожирать. Возмущенный лучник подбежал, двинул соплеменника кулаком в спину. Два воина, заметив это, подскакали с мечами наголо. Лучник дохнул пламенем, дубинщик – облаком ядовитого дыма, и оба всадника упали вместе с конями, крича от боли. Указывая на них пальцами, дэвы довольно заржали, потом добили раненых ногами.

Синий дэв на псе-великане настиг всадника, и могучие челюсти зверя сомкнулись на туловище человека, сокрушая панцирь и ребра, вгрызаясь в легкие. Но обреченный воин успел сильным ударом меча рассечь череп дэва, всадить кинжал в шею пса, и все трое рухнули на траву, истекая кровью.

Хладнокровнее всех вели себя грек и индиец. Бхикшу неподвижно стоял, сложив руки на груди, с отрешенным лицом. К удивлению воинов, ни один дэв почему-то не соблазнился такой легкой добычей. Впрочем, не будь воины поглощены тяжелым боем, они бы заметили, что иногда Нагапутра негромко обращался к дэвам на языке, не знакомом никому из людей джабгу.

Таким же отрешенным и сосредоточенным было лицо Гелиодора. Без единого лишнего движения он уклонялся от ударов чудовищ и ловко поражал их в самые уязвимые места. Вот он двумя стрелами ослепил бегущего на него дэва и точным мясницким ударом пронзил печень обезумевшего от боли великана. Другой дэв кривым мечом снес голову коню Гелиодора, но грек тут же спрыгнул наземь и миг спустя подрубил неповоротливому исполину поджилки, а затем всадил упавшему меч под лопатку.

Тем временем белый и рыжий дэвы на своих чудовищных зверях преследовали Куджулу. Огромный вепрь рыжего несся впереди ураганом, готовым смести все на своем пути. Неожиданно джабгу резко повернул коня и обрушил Грозу Дэвов на загривок вепря. Словно молния ударила в зверя: вспышка, грохот – и вепрь рухнул бездыханной грудой мышц. Еще вспышка-и рыжий дэв, едва успев подняться, упал обезглавленный.

Но слева над всадником уже нависло огромное копье белого дэва. Один дружинник бросился наперерез, метнул копье, но оно лишь скользнуло по толстой коже слона. В следующий миг удар бивней подбросил коня вместе со всадником. Слон на лету поймал хоботом воина и дважды ударил его оземь. Невозмутимый грек покачал головой, затем подобрал копье и точным броском попал слону в шею за ухом. Жалобно взревев, черный великан повалился на бок, придавив собой трехглавого седока. В Индии Гелиодор не раз охотился на слонов и знал: уязвимых мест у этих гигантов немного, и каждое – не больше ладони.

А к упавшему чудовищу уже спешил джабгу. Дэв, не в силах вытащить ногу из-под туши слона, ударил копьем, но взмах меча-молнии обратил его оружие в обугленную палку. Три пасти разом выдохнули дым и пламя, но синий огонь меча развеял их враз. Три новых громовых удара – и все три головы, яростно скаля клыки, покатились по траве.

Даже потеряв своих предводителей, дэвы продолжали наседать на поредевший отряд, тесня его к скалам. Трое обступили джабгу, но никто не мог подойти к нему ближе, чем на длину клинка его неутомимо сверкавшего грозового меча. Ларишка слала одну меткую стрелу за другой. Ее небольшой, но сильный скифский лук с двумя изгибами не уступал огромным лукам дэвов. Один лучник уже корчился со стрелой в горле, другому тохарка ухитрилась перебить тетиву. Вима и Ардагаст бились рядом с Ларишкой, не давая дэвам подобраться к лучнице ни справа, ни слева.

А со скал восхищенно следили за боем четыре десятка глаз. «Сам Гиш вселился в этого Куджулу. Он разит дэвов, как Манди, великий бог», – в восторге шептал Сунра. Несколько раз он был готов вскочить и броситься со своими воинами на помощь кушанам, но на его плечо ложилась рука сармата, а в ухе раздавался властный шепот: «Помни о мести, багадур. Ты еще сразишься с дэвами – за тело Куджулы, и вернешься с его черепом».

Клинок Ардагаста ударил по пальцам дэва. Взвыв от боли, великан выронил дубину и вцепился здоровой рукой в грудь юноши. Мощные когти разорвали вместе с кафтаном панцирь. Посыпались железные чешуйки, и на груди юноши блеснул золотой оберег. В маленьких глазах дэва под мощными надбровьями блеснул вдруг ужас, и из пасти, до сих пор издававшей лишь рев и вой, вырвался полный страха крик: «Атар-фарн!»

– Атарфарн, Атарфарн! – разом завопили дэвы, и все бросились бежать к пещерам, словно помраченные эллинским Паном. С торжествующим кличем кушаны устремились за ними. Впереди всех вырвалась в охотничьем азарте Ларишка. У самых скал она настигла убегавшего дэва, взмахнула кривым греческим мечом… Но тут великан неожиданно быстро повернулся, перехватил руку девушки и рывком стащил ее с коня. Вскрикнув, тохарка выронила оружие, а дэв сгреб ее в охапку и бросился в отверстие пещеры. Следом прямо с коня прыгнул Ардагаст, за ним – Вима. В темноте злобным огнем вспыхнули два красных глаза, и в следующий миг Ардагаст едва успел уклониться от летевшей в него каменной глыбы. Глыба ударилась о каменную колонну, та треснула, и потолок пещеры с грохотом стал оседать. Ардагаст, не обращая внимания на падавшие рядом камни, бросился в глубь пещеры – вслед за дэвом. Чуть замешкавшийся Вима еле успел отскочить назад, чтобы не быть похороненным под рушившимися глыбами. Из-за обвала доносились рев великана и крики людей. Досадуя на себя, Вима бросился разбирать завал, но сверху стали рушиться еще более тяжелые камни, и ему пришлось выбежать наружу.

– Отец! Все сюда, скорее! Расчистим ход, они там еще живы!

Еще одна огромная глыба осела, замуровав вход в пещеру.

– Перестань вопить! Такую громаду сдвинет только дэв или слон!

– Они еще живы, клянусь Ормаздом!

Бросив преследовать скрывшихся под землей великанов, Куджула, четверо уцелевших дружинников и грек с индийцем собрались вокруг Вимы. Нагапутра спокойно слез с мула и сел наземь в такой же позе, как у бога на рельефе.

– Помолчите все! Сейчас я узнаю, есть ли там кого спасать. Входить в самадхи – священный транс кажется, никто из вас не умеет, о могучие воины? Лишь Васудева, да и тот плохо…

Несколько минут лицо монаха оставалось отрешенным, будто у статуи.

– Вам незачем ворочать камни. Дэв мертв, девушка и воин живы. Я чувствую вокруг воина силу – силу могущественных богов. Если они того желают он выйдет и без нашей помощи. А тебя, о джабгу, ждет Царский Клад. Озарение самадхи открыло мне путь к нему. Идите за мной, если не хотите блуждать во тьме пещер, подобной тьме вашего невежества.

Не оборачиваясь, он зашагал ко входу, осененному рельефом трехликого бога. Весь отряд молча двинулся за ним.

Воины кати горели нетерпением напасть на кушан, но скалы были слишком высоки и круты для спуска. Когда кати наконец вошли в долину, они увидели лишь трупы людей и дэвов да еще десяток лошадей привязанных у пещеры под рельефом. Сунра окинул взглядом долину и весело тряхнул головой в белом тюрбане с фазаньими перьями.

– Ха! Эти глупые дэвы сделали за нас половину работы. Осталось поймать под землей самого Куджулу.

– Глядите, воины, – прищурился Сауархаг. – Джабгу идет поклоняться подземным богам мелуххов, перед которыми дэвы – как вепри перед слоном. Вот над пещерой дэв Сарва, самый могущественный из них. Не лучше ли подстеречь кушан, когда они выйдут из этой норы вместе с кладом?

– Если мы уступим в мужестве кушанам, то нам лучше не вернуться из этой долины! А почитать старых богов мы не боимся. Мы ведь не бактрийцы, запуганные Заратуштрой и его магами. – Сунра простер руки к рельефу. – О Манди-Махадева, громовержец, победитель демонов! Дай нам овладеть Царским Кладом, и я пожертвую для твоего ожерелья черепа Куджулы Кадфиза и всех его спутников!

Следом за багадуром все воины опустились на колени и простерли руки к рогатому богу.

– Хоть я и не жрец, но в богах смыслю, – с торжеством глянул Сунра на Сауархага.

– Ты не только отважен, но и мудр. Воистину, не будет тебе соперника в земном мире… если выйдешь живым из подземного! Так вперед же, багадур! Царский Клад ждет тебя, а это – власть, власть великого царя!

И еще один отряд исчез в темном зеве пещеры.

* * *

С мечом в руке Ардагаст мчался подземными коридорами. Распаленный погоней, он не боялся заблудиться в запутанных ходах, а мрак перед ним почему-то рассеивался, словно от яркого светильника. Тяжелый топот дэва впереди увлекал юношу все дальше в глубь горы. При мысли о том, что может сделать с Ларишкой волосатое чудовище, дружинник готов был преследовать его хоть до самых врат Ахримана-Чернобога.

За очередным поворотом Ардагаст наконец увидел великана, бессильно привалившегося к стене и почему-то закрывшего глаза лапой. Он не сопротивлялся когда меч дружинника пронзил его сердце. Даже не вытерев клинка, Ардагаст бросился к Ларишке. Та уже пришла в себя. Юноша осторожно помог ей встать.

– Ой, спасибо, Ардагаст! А где Вима?

– Он бежал следом за мной. Может быть, попал под обвал?

– Вряд ли. Ты его еще не знаешь, он такой осторожный.

– А у тебя самой кости хоть целы?

– Ой, не знаю… Эта тварь меня сжала, словно виноград в давильне. С руками вроде ничего… Слушай, отвернись, пожалуйста! Ну вот, теперь можешь смотреть. Ребра тоже целы. Хорошо, что у меня под кольчугой кожаный кафтан, а то бы все тело было в синяках. А как это получается – ты отвернулся, и сразу темнее стало?

Ардагаст указал на золотой амулет у себя на груди.

– Мне его дал волхв Вышата, мой воспитатель. Он светится, если близко нечистая сила. Видишь, оберег круглый, в середине отверстие, а вокруг него – пять грифоньих голов, будто скачут друг за другом вправо, посолонь. У Даждьбога-Михра в колесницу четыре грифона запряжены, пятый – он сам.

– У тебя самого волосы золотые, как у Михра. А глаза голубые… Говорят, когда-то все тохары такими были. И Ахилл, которого яваны славят, был такой же.