Текст книги "Воины Солнца и Грома"

Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Так догоним его! – азартно крикнул Инисмей.

– А ну, тихо! Дай посмотрю, где он. Мгер напряг духовное зрение.

– Нигде не видно. Значит, в курган спрятался, к своему богу. Ладно, пошли. В другой раз умнее будем.

– И такие вот простофили и хвастуны будут лезть в великие цари, рваться к золотым дарам Колаксая, – проворчал Агар, вкладывая меч в золотые ножны. – Хотя… вы еще мальчишки. Посмотрим, что из вас вырастет. Может, и не измельчал народ в степи, а?

Он добродушно ухмыльнулся, прощально взмахнул рукой, с которой свисала обвитая золотой лентой плеть, и поехал шагом к своему кургану.

Вскоре все собрались у костра на Золотом кургане. Стратоник, радостно возбужденный, потирал руки:

– Вот это был опыт, клянусь Афиной! Притом удачный – только не для тех двоих. Теперь сяду за книгу «Об опасности смешения белой магии с черной».

– И такой вот Захария еще учил, что ему подобные вознесутся к Богу, который есть Огонь и Свет. В Шеоле ему место! – сказал Элеазар.

– Там он и попал-таки в огонь, – кивнул Вышата. – По-нашему, в родство огненное. Род, величайший бог, властен над огнем земным, небесным и подземным. Он из богов самый добрый и справедливый.

– Род – это наш Зевс? – спросил Рескупорид.

– Да. А скифы его зовут Папай, персы и армяне – Ормазд, евреи – Яхве… Он создал мир, а править им поставил молодых богов. Сам же без нужды не вмешивается. Вот и находятся такие, что думают, будто ему до земли вовсе дела нет и можно здесь в нечистых делах помощи искать хоть у молодых богов, хоть у бесов.

– Но если Яхве и есть Бог, как же Захария вызывал демонов именем Яхве?

– Злые молитвы, царевич, хоть кому молись, слышит один Чернобог. Аид, по-вашему. Вы, греки, ему храмов не ставите, не молитесь, и правильно делаете.

Снизу послышался стук копыт. Не меньше полусотни всадников подъехали к подножию кургана. Одни держали наготове натянутые луки, другие с мечами наголо взобрались на каменную стену и вал. Но лишь двое поднялись на вершину. Оба были богато одеты на сарматский лад. Первый – весь в красном, с черной бородой и хитроватым курносым лицом. Один пояс стягивал его кафтан, на другом висел меч в красных ножнах, отделанных золотом, и оба пояса сверкали золотыми пряжками с бирюзой. На шее блестела золотая гривна с конскими головками на концах. У второго, одетого в темно-синее, из золота были лишь перстни, скреплявшая плащ фибула с эмалью и лента, стягивавшая длинные светлые волосы. Этими волнистыми волосами и лицом он походил на Реса, только лицо было не гордое, а какое-то тихое и неприметное, хотя и не безвольное. У его пояса висели кривой греческий меч-махайра и акинак.

– Кто вы такие и чем тут занимаетесь? Чародейством? – тихо, но властно произнес второй.

– Чародейством, ибо только им могли сегодня спасти твое царство: мы – эллин, иудей, венед и армянин, – спокойно ответил Стратоник.

– Мое царство? Где мой сын Рескупорид?

– Я здесь, отец.

Рее поднялся и шагнул навстречу отцу, но вдруг зашатался. Котис бережно удержал его за плечи и с тревогой взглянул в лицо:

– Что они с тобой делали, эти некроманты? На этого писаку Стратоника мне уже доносили…

– Ни один некромант на этот курган не сунется. Они колдовали там, на Черном кургане, – сказал Стратоник с тем же философским спокойствием. – И вселили в твоего наследника демона, которого мы изгнали. Пусть твой сын еще полежит у священного костра, это лучшее средство. Потом они пытались разрушить твою столицу…

– А мы с Ардагастом, царевичем росов, убили одного колдуна, а другого прогнали, – гордо произнес Инисмей. – Вели его схватить, царь Котис, это Клавдий Валент, то есть Левий, сын Гиркана.

– На этого благородного иудея тебе, царь, никто не доносил? – ироническим тоном осведомился Элеазар.

Одетый в красное Фарзой хлопнул сына по плечу и с торжествующей улыбкой сказал Котису:

– Говорил же я, что, пока мы доберемся до города, Инисмей или угодит к далимонам в зубы, или совершит еще один подвиг? Молодец, сынок, не посрамил аланского рода! А ты, золотоволосый, и есть Ардагаст, сын отчаянного венеда Зореслава? Когда это ты успел сделаться царевичем росов?

– Я им родился, великий царь, – глядя прямо в глаза Фарзою, произнес Ардагаст.

– Главное, что никого из вас не придется хоронить в этом кургане, царевичи-разбойники, – облегченно вздохнул Котис. – А теперь сядем к костру, и вы расскажете мне все. Только не слишком громко – я не зря оставил всю дружину внизу. Ты, Рес, ложись. Признаться, когда я прочел твое письмо, то сначала подумал, что вы с Инисмеем перебрали неразбавленного вина, но потом заметил, что твой почерк хуже не стал…

Перебивая друг друга, мальчики принялись описывать события этих двух ночей, удивительные и страшные, как сон, навеянный чарами. Четверо магов лишь иногда поправляли или дополняли их рассказ. Дослушав до конца, Фарзой азартно хлопнул себя по бедрам:

– Такого воинского посвящения не проходил еще никто в нашем племени! Клянусь Ацырухс, вы все достойны царства, да-да, все трое! И ты, Ардагаст, тоже. Только не думай, что я вот сейчас возьму и сделаю тебя царем росов или венедов. Сауасп – мой лучший полководец… хоть и негодяй не хуже Сырдона, губителя бога Солнца. А у венедов царей вообще не бывает.

– У наших предков, сколотов-пахарей, было великое царство, – смело сказал Ардагаст.

– Где оно? И где золотые дары Колаксая, Солнце-Царя, в которых была сила этого царства и всей Великой Скифии? Я, великий царь аорсов, не знаю. Я владею телом Скифии, и то не всем, но не ее огненной душой – пылающим небесным золотом. Может быть, ты, лесной волхв, знаешь, где оно? – лукаво подмигнул Фарзой Вышате.

– Священное золото – там, где укрыли его боги от людей, недостойных им владеть. Взять пылающее золото в руки сможет лишь тот, кто подобен самому Даждьбогу-Колаксаю. Тот, кто совершит великие подвиги, чтобы возродить великое царство, а не разрушить его.

– Вдруг такой уже родился, а, волхвы?

Лица четырех магов оставались непроницаемыми.

– Это уж точно не я. Валялся всю ночь у костра, пока Инисмей с Ардагастом колдунов рубили, – вздохнул Рескупорид.

– Видали, прибедняется! – рассмеялся Фарзой. – Ты хоть знаешь, что у сколотов священным царем избирали того, кто переспит ночь на голой земле рядом с дарами Колаксая? А в них – тот же огонь Табити-Ацырухс, что и в этом костре.

– Ты еще будешь великим царем, Рес. Если твой отец не будет так угодничать перед Римом, как ваши родичи во Фракии и Понте. Фракии уже нет, а Понта скоро не будет. Трусливых и угодливых рабов хозяин не уважает, – сказал венед.

– Кто ты такой, чтобы судить царей? – вспыхнул Котис. – Варвар, лесной колдун…

– Я – твой родственник. – Вышата поднес к лицу царя руку с золотым перстнем на пальце. – Тебе ведь знакомы это имя и этот знак?

– Солнце и полумесяц – знак Митридатова рода! Мы его унаследовали от Ахеменидов. «Царь Митридат Эвергет». Отец Митридата Евпатора…

– И Роксаны, царевны-волшебницы, – добавил волхв. – О ней даже в нашей семье говорят по-разному: то ли ее похитили демоны, то ли она живой ушла в Аид, то ли бежала с колдуном-скифом.

– С Огнеславом, великим волхвом. Я – их потомок.

– Неужели для того, чтобы судить неразумных и трусливых царей, мало мудрости, а нужна еще и царская кровь? – пожал плечами Стратоник.

Котис, опустив голову, шевелил хворостиной ветки в костре.

– Судите Тиберия Юлия Котиса… Судите, праведники, философы и маги, не обремененные царствами… Котис – римский холуй. Он недостоин своего отца Аспурга, степного богатыря, и прадеда Митридата Евпатора. Он посажен на трон римскими когортами за то, что донес на своего брата и законного царя, Митридата. Он не смеет даже изобразить самого себя на монетах… Но Котису не все равно, будет ли на свете его маленькое царство! – Он вскинул голову. – Я не хочу, чтобы здесь собирали налоги римские мытари. Слышишь, Рес, я не хочу, чтобы тебя казнили по доносу раба, твою мать высекли, как Боудику, королеву бриттов, а сестру обесчестили, как ее дочерей!

Отец и сын сейчас глядели одинаково гордо, напоминая неукротимых степняков.

– Клянусь Зевсом, я хотел бы, по учению Орфея, Пифагора и брахманов, снова воплотиться в этом мире – тогда, когда Рим настолько ослабеет, что его смогут сокрушить даже варвары в звериных шкурах! Но сейчас… это не для рук смертных! – Котис снова сник и опустил взгляд к пламени костра, словно надеясь разглядеть там будущее.

– А нам вот некогда ждать новых воплощений. Мы, иудеи, и в рай-то не все верим. Поэтому и стараемся сделать хоть чуточку лучше эту жизнь. Если Яхве не забудет свой народ, – сказал Элеазар.

– Ну и как, не забывает?

– Мы победили сирийского царя Антиоха. Даст Яхве, победим и кесаря.

– Да поможет вам Зевс! Нет, не ждите от меня помощи, но и мешать вам я не стану.

– Зато мы тебе поможем. Тебе не придется марать руки о тех, кто хочет обратить Боспор в провинцию. Любого из них настигнут кинжалы сикариев, – спокойно произнес медник. – И начнем мы, если ты не против, с Потоса, сына Стратона. Это ведь он нанял некромантов.

– Начинайте! А я велю обыскать дом Валента и схватить его самого.

– Со стражниками пойду я – в доме наверняка есть всякие колдовские штучки, – сказал Мгер.

* * *

Потос, сын Стратона, пил вино большими мегарскими чашами, сначала разбавленное, потом неразбавленное, словно скиф, и не мог опьянеть. Страх, бессильный, тоскливый, безысходный страх прогонял хмель. Он, самый богатый и могущественный иудей в Пантикапее, оказался рабом, игрушкой в руках колдуна-самаритянина. Да, Захария брал у него деньги, и немалые, но цели преследовал свои – страшные, непонятные. Что он готовит сейчас? Может быть, экпирозис – мировой пожар, который пророчат философы и персидские маги?

Глиняный светильник слабо освещал обширный триклиний, и страшно было глядеть в темные углы: не выступит ли вдруг оттуда тот бледный клыкастый демон, не потребует ли уже не денег, а… Отдать бы сейчас все свои деньги, все корабли, доходные дома, рыбокоптильни, только бы…

Поздно! Всех своих денег он, Потос, не отдаст никому и ни за что. Скорее бросится с ними в море, словно германский вождь, потерявший всю дружину. Потому что без денег не будет его, Потоса, уважаемого и уважающего себя. Будет ничто, ам-хаарец, хуже раба. Такой, как его отец, полунищий торговец финиками из Антиохии, всю жизнь трепетавший перед всеми, кто богаче его, и гнувшийся перед каждым чиновником.

Он давно понял без всяких философов: Бог со своими заповедями где-то далеко, выше неба, а здесь правит кто-то попроще, и от него (или от них) можно откупиться. Например, пожертвованиями в храм. Так что Потос даже не грешник: всегда следовал законам, установленным этими владыками земного мира. Если воровал, обманывал, даже приказывал убивать, то единственно ради денег. А если за это награжден богатством – значит, праведен.

Так откуда же берутся в земном мире эти, кого нельзя купить за деньги?! Да люди ли они вообще? Может быть, демоны из неведомого мира, вселившиеся в людей? Или это колдуны из таинственных дебрей Скифии, где нет ни городов, ни денег, приходят сюда и чарами делают людей такими же, как сами?

Что за шум внизу? Да нет, показалось. Охрана в доме надежная: сильные, откормленные рабы-скифы. Шаги в коридоре… Кто смеет бродить ночью по дому, кроме хозяина? Скрипнула дверь, и в комнату вошли четверо иудеев в простых, поношенных, но не рваных хитонах. Трое – крепкие, по виду кузнецы или грузчики, четвертый – худой, остробородый, узколицый. Элеазар из Масады, медник…

– Кто пустил вас?

– Кто не хотел пускать, тебе уже не помогут. А остальные… Здесь, слава Яхве, еще не римская провинция, и рабов не станут казнить только за то, что они не прибежали спасать хозяина.

– Элеазар, зачем ты пришел? Я же дал тебе отсрочку…

– Зато я тебе не дам. Я не просто Элеазар-медник, я – Элеазар бен Йаир!

Услышав имя страшного главы сикариев, Потос оцепенел. От этих не откупишься. И все же…

– Элеазар, если ты о деньгах Братства Солнца, то я просто не знал, кому их передать. Клянусь Ершалаимом, святым городом! Сейчас такое время – кругом одни мошенники, никто не чтит заповедей Яхве…

– То, что ты украл, и не только у Братства, я возьму и сам. Но за какие деньги ты воскресишь тех, кто из-за тебя умер на кресте или под пытками? Тех, кого ночью растерзали демоны, а днем – негодяи Клеарха? Могут твои некроманты сделать такое чудо?

– Элеазар, ты важный человек среди бедных, а я – среди богатых. Давай договоримся. Мы же оба евреи!

Нас, сынов Израиля, так мало здесь, среди диких ашкеназов [14]14
  Ашкеназы – скифы (евр.).


[Закрыть]… И что бы ни сделал каждый из нас, скажут: «Виноваты иудеи».

Лицо медника передернулось от отвращения: – Ты не еврей! У таких, как ты, нет своего народа. Если есть враги рода человеческого, то это вы. – Он махнул рукой, и из-под хитонов сикариев серыми змеями выскользнули кинжалы.

* * *

Тиберий Юлий Котис, царь Боспора, восседал на троне, изящно отделанном резной слоновой костью. На светлых волосах сиял широкий золотой венец с изображением Аспурга-всадника, приветствующего богиню, покровительницу царства, которую греки звали Афродитой Небесной, а скифы и сарматы – Артимпасой. Седовласый, наряженный в лучшие свои одежды саддукей Мельхиседек рассыпался в похвалах царю и его наследнику:

– Воистину, вы спасли Израиль, подобно Самсону, Гедеону, Давиду и Иисусу Навину. Вы, подобно пророку Илие, избавили нас от мерзких лжепророков и некромантов, позорящих самое имя иудея. Не уподоблю вас лишь Мессии, ибо Мессия должен явиться из дома Давидова. Наш кагал непременно пошлет августе письмо с просьбой и далее быть милостивой к тебе и твоему дому…

Валерий Рубрий напряженно вслушивался в его славословия, пытаясь угадать: не проговорился ли кто-нибудь из тех пяти (включая пса) об участии в этой колдовской затее его, Валерия, а значит, и Рима. Хуже всего, что сбежал Валент – этот может и к принцепсу ход найти. А саддукей уже обращался к римскому послу:

– Тебя же, почтенный Рубрий, мы просим написать о том же самом Нерону, да хранит его Яхве.

– Кстати, почтенный, ознакомься с этим письмом, найденным в тайнике в доме Валента. Его послал вдогонку Валету Алитур, любимец принцепса. Смотри, здесь о тебе. – Царь протянул римлянину папирус.

Валерий впился глазами в игриво выведенные греческие буквы: «Дураку и солдафону Рубрию можешь обещать что угодно. Но знай: прокуратором Боспора будет Гессий Флор. Это решено по крайней мере с августой и Тигеллином». Папирус хрустнул в руке преторианца.

– Гессий Флор, муж Клеопатры, подружки императрицы! Да он любую провинцию доведет до бунта! Алитур, иудей-актеришка! Я римлянин и живу ради того, чтобы Рим повелевал миром, но если судьбы царств и провинций будут решать актеры и некроманты… – Посол Нерона снова овладел собой и закончил величественно и любезно: – Я напишу кесарю о том, что лучший правитель для Боспора – Тиберий Юлий Котис. А после него – его достойный сын Тиберий Юлий Рескупорид.

* * *

Трое всадников стояли на берегу Боспора Киммерийского. Через обмелевший от жары пролив можно было вброд достичь песчаной косы, уходившей на северо-восток, в алое царство восходящего солнца. Мгер положил руку на плечо росичу:

– Теперь твоя дорога – на восток, в Хорезм, Землю Солнца. Там тебя встретят наши братья. А оттуда – в Бактрию. Двести лет назад Герай Кадфиз, царь тохар, освободил ее от ига греческих царей. Но греки еще цепляются за власть в тех землях. Хуже всего, что они ищут опоры в древних тайных учениях Индии. Перед овладевшими этим проклятым знанием Захария с Валентом – все равно что шакалы перед тигром. Твой амулет был перекрестьем грозового меча Герая. Но его царство давно распалось на враждующие княжества. Найди среди потомков Герая того, кто сможет соединить меч с амулетом и употребить их на борьбу с рабами Разрушителя. Братья помогут тебе в этом. Братство хотело послать меня, но богиней и амулетом – ее воплощением – избран ты.

– Я поеду с тобой, но только до Хорезма, – сказал Вышата. – А потом вернусь – готовить для тебя царство. Кто ты сейчас для росов и венедов?

– Я – царевич, внук царя росов и великого старейшины венедов!

– Ты – изгой, дичь для Черного Волка. А с востока ты должен вернуться великим воином, известным всей степи. Вернуться дорогой Даждьбога-Колаксая, Солнце-Царя. И тогда тебе, если будешь достоин, откроется солнечный клад.

* * *

Махмуд закрыл книгу и потянулся за чарой меда – промочить уставшее горло.

– Зело славная повесть, – довольно разгладил бороду десятник Щепила. – И душеполезная: о посрамлении еретиков и чернокнижников. А ты, Мелетий, все соблазн да соблазн.

– Только посрамлены-то были ваши, христиане, – заметил Лютобор. – Захария крещеный был. А Симон-волхв, учитель его, крещение принял от самого апостола Филиппа.

– Это где такое сказано? – вопросительно взглянул десятник на попа.

– В Деяниях святых апостолов, глава восьмая, – неохотно ответил тот.

– И посрамили их наши, язычники, – безжалостно продолжал волхв. – А вы про нас: бесам-де молятся и Сатане, во бездне сущему.

– А разве ваши Чернобогу не служат, бесов не вызывают? – окрысился Мелетий.

– Пока есть Свет и Тьма, будут у них свои жрецы и свои воины. А уж какому богу служить – каждый сам решить может. И должен.

Щепила поднялся из-за стола, натянул кольчугу.

– Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, а нам пора. Метель хоть сегодня улеглась. Ежели замешкаемся – придут сюда лесные тати атамана своего отбивать, твою усадьбу с дымом пустят.

– И вам спасибо, гости дорогие. Жаль, книгу только начали. Что ж за храбрецом вырос тот Ардагаст, если отроком таков был? Книга не по-нашему писана, а то купил бы ее.

– Ничего, боярин. Когда книгу переложат по-русски, список тебе пришлют. Братство Солнца добра не забывает, – сказал волхв.

Вечером отряд Щепилы остановился в большом полурусском, полумерянском селе, в обширной избе старейшины. Старейшина, степенный светловолосый мерянин, принял дружинников хорошо. В красном углу у него стояла новенькая икона Николы-Угодника и даже лампадка горела. Но в ожерельях жены и невестки хозяина рядом с крестиками так вызывающе вызванивали всякие богомерзкие уточки с коньками, что другим разом Мелетий непременно проверил бы: не спрятались ли за Николой деревянный Велес с медным Перуном. Но сейчас лучше было не ссориться со старейшиной – приведет еще, кого не надо. Да и не хотелось драться ни с мужиками, ни с разбойниками. Хотелось поесть, посидеть в тепле и послушать дальше удивительную повесть о храбреце-царевиче, жившем тогда, когда и святой Руси еще не было, а росы для славян были едва ли не тем же, что теперь половцы с печенегами.

Снова за книгу принялись после ужина. Читал на этот раз волхв.

ЦАРСКИЙ КЛАД В ДОЛИНЕ ДЭВОВ

Четыре века назад Александр Великий распространил свет эллинства до Инда и Гифаса [15]15
  Гифас – р. Беас в Пенджабе.


[Закрыть]. Ныне же остался лишь островок этого света – здесь, в долине Кофена [16]16
  Кофен – р. Кабул.


[Закрыть]. Но и его готова поглотить тьма варварства. На севере – тохары, на западе и востоке – парфяне, на юге – саки, в горах – разбойные дарды и пуштуны. И для всех них мы – «проклятые яваны». Еще один натиск тьмы – и никому не будет дела до Гомера и Платона, а обломками коринфских колонн станут выкладывать очаги в грязных хижинах… Здесь последний осколок Эллады!

Царь Гермей окинул взглядом снежные вершины Гиндукуша, обступившие долину, где лежала его столица Каписа-Беграм, и горы показались ему похожими на стены охотничьей ловушки. В изнеможении привалился он к мраморной колонне дворцового портика, сминая изящные складки белого с золотым шитьем хитона и красной хламиды китайского шелка. Он звался царем Бактрии, но сама она давно уже в руках тохар.

Стратег Гелиодор, возлежавший за пиршественным столом в тени портика, спокойно отпил хиосского вина из стеклянного фиала. Скептическая усмешка тронула его потемневшее под индийским солнцем лицо.

– А за что нас, яванов, любить всем этим аспакенам, бактрийцам, пуштунам? Они для нас – «царские люди», которых можно дарить вельможам целыми селениями. Друзья царя – только эллины, даже самых знатных варваров в этот круг не допускают. В наших бесчисленных Александриях полноправные граждане – опять-таки эллины. Мы постоянно охотимся за рабами для наших мастерских и рудников и ради этого поощряем варваров к набегам друг на друга. Знаете, как нас прозвали горцы? «Демоны, похищающие людей».

Гермей горделиво вскинул красивую голову, увенчанную светлыми, как у Ахилла, кудрями. Самоцветы, усыпавшие золотую диадему, заиграли на солнце.

– Тупых варваров сама природа предназначила к рабству и грубой работе, как эллинов – к наукам и искусствам. Да варварам чужда сама любовь к свободе, они готовы повиноваться любому деспоту.

Третий собеседник, темнокожий бритоголовый индиец в простой желтой тоге, деликатно кашлянул. Царь досадливо прикусил губу и деланно улыбнулся.

– О, это не относится к немногим мудрым варварам, подобным тебе, почтенный Нагапутра. Индиец усмехнулся снисходительно.

– Идущий благородным путем Будды не гневается даже на насилие, не только на необдуманные слова. Может быть, поэтому нас, смиренных бхикшу [17]17
  Бхикшу – буддийские монахи.


[Закрыть], слушают цари. Такие, как ваш Менандр. Он не только завоевал Индию, но и принял наше учение. Его наследники были не так мудры. Вот почему твое царство ныне столь мало. Вы, яваны, умеете покорять тела, но не души.

– Да, – подхватил Гелиодор, – мы отгородились своими обычаями, как стеной, чтим только своих богов, читаем только эллинские книги. Мы не желаем толком изучить ни Авесту, ни Веды, ни божественную Бхагават-гиту.

– Зато в Египте и Сирии эллины чересчур усердно читали варварские писания и поклонялись звероподобным богам, пока варвары не возгордились и не утратили почтения к своим повелителям, – возразил царь. – А ты, Гелиокл, все учишь эллинов молиться Кришне и даже взял себе в честь его это варварское имя – Васудева. Не знаю, что вреднее – обращать эллинов в варваров или наоборот. Возьми хотя бы Куджулу Кадфиза: получил хорошее эллинское образование, запросто беседует о божественных тайнах с магами и брахманами, а в душе – такой же дикий скиф, как и все тохары.

– О да, – кивнул Нагапутра, – его дух порабощен низшими страстями. Охота, вино, мясо, набеги, стычки с горцами – вот что для него жизнь. Нас, бхикшу, он зовет бездельниками.

– Чем же он опасен? – пожал плечами Гелиодор. – Тем, что по твоей милости зовется джабгу кушан и чеканит свою монету? Три сотни семей кушан, бежавших от джабгу Санаб-Герая, – вот и все его подданные.

– Три сотни степных волков! И еще больше горных барсов – дардов, кати и прочих разбойников, что уважают его. А еще – тысячи крестьян. Защищать «царских людей» от эллинов – он сделал это своим ремеслом. Его уже зовут саошьянтом – «великим спасителем». А многие тохары мечтают вместо шестерых враждующих джабгу поставить царя, конечно же, Куджулу! – Гермей заходил по портику, сжимая виски руками. – Не знаю, кто царь этой страны, я или он? О Зевс! Кто избавит меня от этого коварного тигра? Убить его, отравить, заточить – взбунтуется вся чернь…

– Значит, он должен не просто погибнуть, но и потерять лицо в глазах этой самой черни, – медленно проговорил Гелиодор-Васудева с видом математика, наткнувшегося на интересную задачу. – Здесь, на земле Зороастра, самый большой позор – поклоняться злым дэвам… Не заманить ли этого скифа в Долину Дэвов?

– Пожалуй, я смогу это. Помните преданье о Царском Кладе? Его хватит, чтобы разжечь варварские страсти Куджулы: алчность, властолюбие, любовь к риску, – сказал Нагапутра.

– Чем же я смогу отблагодарить за это тебя, отрекшегося от земных благ? – улыбнулся Гермей.

– Не меня, но нашу общину-сангху. Позволь нам основать вихару [18]18
  [Вихара – монастырь.


[Закрыть] и пожертвуй земли с крестьянами и рабами на ее содержание. Идущие путем совершенства должны быть свободны от земных забот.

– Хорошо. Поезжай же немедленно к Куджуле, он сейчас охотится в Панджшере. И ты, Гелиодор, тоже – тебя джабгу знает.

– Слушаюсь и повинуюсь, о царь. Надеюсь, ты позволишь построить храм Аполлона-Кришны. И тебя в нем будут почитать как дхармараджу – праведного царя.

Как только стратег и монах с поклонами удалились, царь легонько постучал по одной из колонн. Бесшумно открылась дверца, и из колонны вышел, щурясь на солнце, человек в сарматском кафтане и штанах, с длинными черными волосами. Острая черная борода окаймляла худое лицо. Темные глаза хищно и цепко глядели из-под густых бровей. Плечи, вместо обычного у сарматов плаща, прикрывала волчья шкура необычной черной масти.

– Ты, конечно, все слышал. Так вот: эти двое тоже не должны вернуться из Долины Дэвов. Они еще опаснее Кадфиза, потому что хотят растлить эллинский дух варварским учением, сделать эллинов еще одной индийской кастой! Да, сармат, я не скрываю от тебя своих мыслей, – ты ведь не домогаешься, как они, власти над моим царством. Тебе нужно только золото. – Гермей достал изящную книжечку из табличек, покрытых воском, отломал одну, нацарапал несколько слов и приложил перстень-печать. – Это приказ моему казначею выдать тебе пятьсот драхм золотом.

– Ты прав, о владыка. Зачем мне твое царство, если сам я – сын царя росов? – сказал сармат, а про себя подумал: «Что твои драхмы перед тем сокровищем, которое я уведу у тебя из-под носа? Чтобы его оценить, нужно быть магом, а не царем».

* * *

В долине Панджшер, под сенью зеленой рощи, пировали охотники. Добыча в горах досталась знатная: десять козерогов, шесть архаров, пара винторогих козлов. А могучего снежного барса поразил мечом главный охотник – Куджула Кадфиз. Теперь он восседал, опершись спиной о дерево, и запивал шашлык кумысом из узорчатой мегарской чаши. Узкое, худощавое лицо с высоким лбом, чисто выбритое, как у грека, выглядело суровым, но не грубым. Стройную фигуру прирожденного наездника обтягивали серый шерстяной кафтан и штаны, заправленные в кожаные постолы. Джабгу не носил ни перстней, ни браслетов, лишь золотой пояс тонкой работы да золотую пектораль с греческой камеей – знак власти. Никаких украшений не было на деревянных, обшитых кожей ножнах длинного тяжелого меча. Зато кинжал и нож у пояса сияли золотом и бирюзой. На их ножнах чудища – грифоны, драконы, крылатые барсы – терзали друг друга, словно напоминая о степной жизни, воинственной и безжалостной, где все решали сила и отчаянная храбрость, а не придворные интриги. И, будто в насмешку над пристрастием горожан к утонченной роскоши, на пыльных постолах блестели изящные золотые застежки с изображением китайского вельможи на колеснице.

По правую руку от Куджулы сидел гость – чаганианский джабгу, круглым скуластым лицом и редкой седой бородкой скорее напоминавший хунна, чем тохара. Он довольно щурился, глядя, как с его дочерью Ларишкой, такой же круглолицей и раскосой, шепчется сын Куджулы Вима, высокий парень с могучей медвежьей фигурой.

Молодые дружинники, уминая жирные шашлыки, с усмешкой посматривали на бритоголового индийца, который, согласно заветам Будды, ограничивался лепешками и молоком. Его спутник, грек, наоборот, не пренебрегал дичью: это же не мясо священных коров, а сам он кшатрий, а не аскет-саньясин, чтобы слишком усердно соблюдать правило ахимсы – неубиения живых существ.

– Ну что, правда ли, будто мы, степняки, в городах изнеживаемся и сохраняем лишь привычку к обжорству и пьянству? – с улыбкой спросил джабгу кушан.

– О нет, свидетель Кришна, ты – великий охотник и славный воин! – восторженно произнес Гелиодор. – Но, говорят, настоящий скиф ради знатной добычи не побоится сразиться не только со зверями и людьми, но и с демонами… Слышал ли ты о Долине Дэвов?

– Горцы о ней говорят всякое, но никто там не бывал, хотя трусов среди них нет.

– Я тоже там не был, но древнее знание открыло мне то, чего невежественные горцы не могут знать. Слушайте же! – Спокойно-любезный голос Нагапутры стал вдруг твердым. – Тысячи лет назад народ мелуххов был могущественен и богат, ибо следовал наставлениям мудрых жрецов, учивших о тщете всего земного. На берегах Инда стояли великие города, чьи имена ныне забыты. Дикие и буйные арьи ступали на их улицы только в рабских оковах. Но постепенно добродетель стала угасать в великом народе. Знать погрязла в чувственных наслаждениях, а тупая чернь умела лишь роптать на высших, в особенности на жрецов, мудрость которых была неспособна постичь и потому считала их бездельниками и злыми колдунами. – Он бросил пристальный взгляд на Куджулу. – Наконец гнев богов постиг развращенный народ. Невиданное наводнение опустошило города и погубило урожай. Инд изменил русло, и многие каналы пересохли. Начался голод. Царь сурово взыскивал подати зерном, чтобы прокормить уцелевших горожан. Но крестьяне вместо покаяния и смирения преисполнились мятежным духом. «Пусть пропадут жрецы с их суемудрием, неспособным отвратить гнев богов! Хватит кормить жирных вельмож и их прожорливую челядь!» – кричали они. Царское войско легко рассеяло скопища бунтовщиков. И тогда эти презренные трусы и рабы плоти призвали на помощь варваров. Лавиной обрушились с гор разбойные племена брагуи, следом устремились арьи на своих колесницах. Город за городом обращался в руины. Не споры мудрецов – пьяные гимны кровожадным богам оглашали теперь разоренные храмы и разрушенные дворцы.

Наконец пала столица. Царь со жрецами и остатком войска скрылся в северных горах. Арьи преследовали их, как стая волков, пока не загнали в глубокую долину, стены которой были изрыты множеством пещер. Царь, укрывшись в пещере, наблюдал за боем внизу. Сверкали молниями бронзовые топоры, тучи стрел сеяли смерть. Слоны топтали колесницы, но и сами гибли от метких ударов копий. Когда пал последний слон и арьи прижали уцелевших мелуххов к стене под самой пещерой, царь упрекнул жрецов: «К чему ваша мудрость, если она не может спасти от варваров даже эту долину, последний остаток царства, что кормило вас?» – «Не сожалей о ничтожном земном царстве, – ответил верховный жрец. – Иди вместе с нами, стань бездомным саньясином, и ты обретешь великое царство духа». – «Как я могу бросить своих воинов? Моя дхарма, священный долг – защищать царство. Неужели ваши молитвы и обряды бессильны дать мне хоть эту победу? Призовите на помощь страшных богов, принесите любую жертву! Или все, что вы говорите о могуществе богов, – обман?»

Тогда жрецы воззвали к Великому Богу, Разрушителю Мира, и принесли ему в жертву трех пленных арьев. И свершилось великое чудо: воины мелуххов обратились в чудовищных могучих ракшасов, которые сокрушили и истребили войско арьев. Слушая хруст костей врагов, пожираемых демонами, царь ужаснулся и сказал: «Воистину, моя дхарма исполнена до конца, ибо некем мне больше править». Утративший привязанность к жизни, ушел он в глубь пещеры, воссел на трон и умер в одиночестве среди сундуков с сокровищами. Жрецы же перед уходом наложили на этот царский клад заклятие: овладеть кладом сможет лишь тот, кто будет достоин возродить великое царство – от Окса [19]19
  Окс – Амударья.


[Закрыть] до Гифаса.