Текст книги "Воины Солнца и Грома"

Автор книги: Дмитрий Баринов (Дудко)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

А золотая полоска, усыпанная каменьями, снова приняла свой настоящий вид. Стратон невозмутимо взял ее и протянул брахману. Тот неторопливо возложил диадему на светлые волосы грека. Вздох облегчения вырвался у заговорщиков: венец остался венцом.

– Ясна ли вам воля богов? Или нужно еще спрашивать саков и их горящее золото?

Один из греков проворно извлек из сумки золотой шлем в виде слоновьей головы. Шиваракшит возложил ее поверх диадемы, поднял трезубец и провозгласил:

– Да правит вечно Штратана Шивадаса, великий царь царей Индии!

– Если царь – раб Шивы, то мы все – рабы Ахримана, – обреченно пробормотал кто-то из парфян.

Когда разбуженный своими воинами начальник дворцовой стражи прибежал на шум, ему осталось лишь поклясться Зевсом, Ормаздом и Шивой в верности царю Шивадасе.

* * *

Валерий Рубрий сидел в караульне пехотной казармы и играл в шахматы с грузным темнокожим тысячником Махасеной. Рядом два сотника резались в кости. Жрец, два царевича, настоятель – каждый из них мнит, что он игрок, а все остальные – фигуры. Нет, фигуры они все, включая его, Рубрия, а играет Рим. Он поставил слона под удар и бросил взгляд на водяные часы – клепсидру. Вараз, начальник пехоты, не пришел ко времени. Значит, в этом мире его уже нет. А Валерий, согласно приказу Вараза, сейчас возглавит вместо него учение – отработку ночной тревоги.

Тысячник клюнул на приманку – и поплатился ферзем. На магическом золотом браслете, охватившем запястье римлянина, на миг вспыхнул красный сердолик. Царствование Фраата окончилось. Пора кончать и партию. Конь Валерия снял слона и разом поставил под удар царя и колесницу. Царь укрылся за пешкой. Нет, игра царей не для глупых и чересчур осторожных тысячников. Удар ферзем через все поле, и горе-царю осталась лишь одна клеточка для бегства. Мертвенным синим огнем мигнул сапфир. Нет уже и Пакора. Так и должно быть: для Рима лучше иметь на Востоке греческое царство, чем еще одно парфянское. Выдвигается колесница – шах и мат! Валерий встал, надел перевязь с мечом. Пора поднимать солдат и вести ко дворцу. Для стоика и римского всадника высшее наслаждение – чувствовать себя фигурой, и не самой мелкой, в руке лучшего из игроков – Бога.

* * *

Царевна Лаодкка читала при светильнике «Извлечения» Аполлодора. Огонек ярко горел на конце фитиля, выглядывавшего из раскрытого рта курносого сатира. Пахло маслом. Стены маленькой уютной спальни тонули в темноте, и там, словно живые, толпились тени древних героев. Ахилл, оказывается, был сущим варваром: на поле боя обесчестил умирающую амазонку Пентисилею. И даже у Гомера он волочит привязанное к колеснице тело Гектора. Да нет, он благороден: выдал тело Приаму, безутешному отцу. И Пентисилею похоронил достойно. А глумившегося над ней Терсита так ударил в зубы, что убил на месте. Золотоволосый герой, гневный и бесстрашный…

Ей вдруг снова вспомнился варвар с золотистыми волосами, рубившийся на ступенях дворца. А рядом с ним – демоница с развевающимися волосами, в кольчуге, легко и весело бьющаяся махайрой. Кажется, тохарская княжна из Бактрии. Не родились ли в их облике снова Ахилл и амазонка? Не зря Ахилла зовут владыкой Скифии. Гермей редко допускал ко двору всех этих бактрийцев, тохар, пуштунов… Но однажды кушаны побывали во дворце на пиру. Куджула непринужденно рассуждал о Диогене и брахманах, а Вима декламировал Эврипидова «Геракла». Она тогда поймала сына джабгу на какой-то ошибке и тонко высмеяла, сохраняя самый любезный вид. А он после этого весь вечер не отходил от раскосой тохарки.

Как недавно все это было: дворец с коринфскими колоннами, «Антигона» в театре, она сама, Лаодика, несущая среди ликующей толпы корзину с плодами к алтарю Деметры… Потом лязг оружия, дым, вопли варваров. Она бежит вслед за братом к дворцовой конюшне, спотыкаясь о тела только что убитых и раненных им бактрийцев. Потом отчаянная скачка над берегом Кофена. Стрелы свистят мимо нее, ударяются о панцирь Стратона, и он, зло ругаясь, кричит: «Будь проклята эта страна!» Да есть ли у них вообще своя страна? Кто их ждет в Элладе? Теперь последний огонек эллинства горит здесь, при дворе этого доброго и умного царя, упражняющегося каждый день с диском и копьем и на память знающего «Гераклидов» Эврипида.

Кто-то еле слышно прошел по коридору. Наверняка служанка пробирается к воину или кухонному рабу.

О жившей рядом Михримах, бойкой, но строго воспитанной, Лаодика не могла подумать ничего плохого. Царевна дошла до похорон Ахилла, когда со стороны царских покоев донеслись громкие голоса, шум, топот. Она с детства была наслышана о заговорах и убийствах во дворцах и сначала не на шутку испугалась. Потом, преодолевая страх, встала, набросила гиматий, спрятав в его складках маленький кинжал, и осторожно выглянула в коридор. У двери расположенной рядом комнаты Михримах неподвижно лежал евнух Багой. Хитрый и корыстный, как и все евнухи, но добродушный… Царевна заглянула в комнату подруги, боясь увидеть тело, окровавленное или с темной полосой на горле. На постели – никого, и простыни нет. У постели лежала молоденькая служанка. Лаодика склонилась к ней. Мертва! (Второй служанке, как потом оказалось, спасло жизнь лишь то, что она тайком ушла на свидание со стражником.) Мертв был и Багой. У выхода из гарема лежал еще один евнух. Мимо двери кто-то шел, лязгая доспехами. Девушка прижалась к стене и вдруг явственно услышала: «Царь Стратон». Тогда она распахнула дверь и решительно пошла к комнатам царя, отстраняя рукой воинов. Из-за двери библиотеки она услышала голос брата:

– Дочь Фраата еще до рассвета будет принесена в жертву Шиве. Парфянских царей здесь больше не будет.

Лаодика замерла в ужасе. Потом рванула дверь, растолкала вооруженных мужчин и увидела Стратона – гордого, торжествующего, в золотом слоновом шлеме. У ног его лежали трупы царя и еще одного знатного парфянина.

– Стратон! Ты обезумел! Опомнись, во имя…

Она осеклась, встретив ледяной, безжалостный взгляд нового царя.

– С царем так не говорят, – холодно произнес он и следом прошипел вполголоса: – Дура! Именем твоей подружки с нас с тобой сдерут кожу.

Шиваракшит подошел к ней, взглянул в глаза и голосом всевластного бога проговорил:

– Ты сейчас уйдешь в свою комнату и не выйдешь, и не скажешь ни слова, пока не велю я.

Враз лишенная этим голосом собственной воли, царевна повернулась и пошла назад, ничего не замечая вокруг. Воины почтительно расступались перед царской сестрой.

* * *

А в это время во дворец проник еще один отряд. Вима и его люди воспользовались дверью с задней стороны дворца, через которую с улицы заносили припасы в кладовые. Ключ от двери за немалые деньги добыл им один из таксильских знакомых Сунры. Он же сообщил расположение комнат. Дверь вела в коридор, куда выходили запертые двери кладовых. Кухни, кладовые, комнаты рабов и стражи занимали первый, полуподвальный этаж. Господа жили на втором. Поднявшись туда по лестнице, дерзкие пришельцы оказались у входа в гарем. Толстый евнух с мечом сладко похрапывал и тем избавил себя от многих неприятностей.

Но вот и комната царевны. Вима открыл дверь. Никого! Царевич окинул взглядом коридор и только теперь заметил трупы двух евнухов. Ардагаст склонился к первому из них.

– Ни одной раны. Чары?

Хиранья замер, вытянув перед собой руки.

– Нет. Чар я не чувствую. Надейтесь на свои мечи, воины.

Он сощурил глаза и вдруг заметил темное пятно у основания шеи мертвеца.

– Это не чары. Это… еще хуже. Варма-калаи! Слушайте, воины: если кто-то нападет на вас без оружия – женщина, старик, брахман – рубите его прежде, чем он успеет коснуться вас. Оружие владеющих варма-калаи – их тело.

А из соседнего коридора уже доносились шум и крики: «Слава царю Штратане Шивадасе!» Вима с досадой стиснул золотую застежку пояса. Идти похищать невесту и вернуться ни с чем? Позор для кушана… И он решительно приказал:

– Все в комнату Лаодики! Ардагаст – на разведку. Ардагаст вышел в полный воинов коридор и как ни в чем не бывало спросил по-гречески одного из них:

– Где царевна Лаодика?

– Да вот она идет.

Прямо на Ардагаста шла девушка в тонком белом хитоне. Синий гиматий, в который она куталась, сполз с головы, обнажая распущенные светлые волосы. Синие глаза смотрели… нет, не сквозь него: в них появилось удивление, даже испуг. Но, не издав ни звука, она обошла юношу, будто какую-то колонну, вошла в двери гарема и направилась к своей комнате. Ардагаст шел следом. Встревоженные обитательницы гарема уже выглядывали из дверей. Только из-за суматохи никто из мужчин не задумался: зачем это вошел на женскую половину усатый варвар в кольчуге и шлеме?

Увидев свою комнату полной незваных гостей, царевна не убежала, даже не вскрикнула, только бессильно опустилась на скамеечку и привалилась спиной к стене. Она узнала их всех, штурмовавших тогда дворец, даже горца с боевым топором и фазаньим пером на тюрбане. Но, скованная колдовским голосом брахмана, не смогла бы сопротивляться даже убийцам. Незнакомый низенький скуластый брахман в сакских штанах, подпоясанных красным кушаком и, поверх него, витым священным поясом, подошел к ней, озабоченно произнес: «А это уже чары», и положил руки ей на виски.

От спокойного, дружелюбного взгляда узких темных глаз словно растаяли наложенные на ее волю оковы. Пальцы стиснули скрытый в складках гиматия кинжал. От удара в горло не защитит и кольчуга. Но… кто же из них убийца ее отца? (В вину Гелиодора она, конечно же, не верила.) Нанести второй удар она уже не успеет. К тому же в глубине души ей, молодой и полной сил, вовсе не хотелось умирать. И она только горько рассмеялась:

– Вы, варвары, пришли убить меня с братом? Опоздали: моего Стратона больше нет. Есть царь Шиваракшас – вот кто теперь правит Таксилой!

Вима простодушно улыбнулся:

– Не угадала. Я пришел не убивать тебя, а вернуть тебе царство. Ты будешь моей женой и царицей Каписы, Бактрии и всех стран, какие мы с отцом завоюем.

Еще миг – и она вонзила бы клинок в горло наглому варварскому князьку. А он спокойно продолжал:

– Или тебе больше нравится царь Деванага? Эврипида он не читал, зато любит ставить колдовские опыты над рабынями. А со своими женами и женами вельмож совершает такие обряды, что даже я, дикий скиф, не хотел бы их ни видеть, ни описывать.

Еще днем Лаодика не поверила бы такому, но теперь, когда она убедилась, что брат способен на все…

– Скажи, что с Фраатом и его дочерью? – спросила Ларишка. – Ее комната тоже пуста.

– Фраат убит. А Михримах… Вима, дорогой, тебе ведь не помешает еще одна царевна в твоем гареме? Ее хотят принести в жертву Шиве. Наверное, она в его храме в городе. Если ты поспешишь… Твой предок Герай, говорят, сражался с самим Шивой?

Час назад она не могла бы представить, что отдаст подругу в объятия варваров. Но лучше уж это, чем алтарь Ужасающего.

– Она не в городе, а в ашраме. Такие обряды они совершают только там, поближе к могильной нечисти, – сказал Хиранья.

Потомок Герая Кадфиза вовсе не жаждал еще одного подвига. Риска сегодня и так хватало. Выбраться бы из города, а там, у храма Джандиал, их уже ждут кони. Потом еще нужно доскакать до Инда, переправиться под носом у саков, ненавидящих кушан…

– Может быть, ты повезешь Лаодику в Капису, а я возьму половину воинов и проникну в ашрам? – предложил Ардагаст.

– Ты, сармат, видел, чтобы кушан уклонился от славного подвига? Лучше уж вези ее, а я…

– Нет уж, мы дружинники и не бросим своего вождя, – запротестовала Ларишка.

– Значит, пойдем все вместе. Ты, милая Лаодика, тоже, раз втянула нас в это дело. А теперь – быстро отсюда, пока нас не заметили!

Царевны хватились, когда Шиваракшит решил проверить прочность своих чар. На людях с достаточно сильной волей – а таких он отличал с первого взгляда – они порой держались плохо. Не тратя времени на расспросы, он погрузился в самадхи и быстро узнал, в какую сторону и с кем движется гречанка. Так вот чего искали кушанские сорвиголовы! А среди них еще и маг… И жрец решил послать по следам беглецов девятерых бхикшу. Их горбоносый предводитель обладал неплохим духовным зрением и владел кое-какими боевыми заклятиями.

Беглецы тем временем покинули дворец, едва успели проскользнуть мимо пехоты, приведенной Валерием, и пробрались к воротам. Северные (и единственные) ворота Таксилы представляли собой целую крепость. Но под ними был ход, через который во время ливней текла вода из города. В темноте безлунной ночи стражники заметили лишь нескольких горцев, что влезли в ход последними. А заметив, решили поймать их на выходе.

Ход был низкий и тесный. Посредине его перегораживала железная решетка. Два прута из нее городские воры наловчились незаметно вынимать и ставить на место. Но для могучего тела Вимы щель оказалась узковатой, и он, недолго думая, выломал еще три прута. Когда же беглецы достигли выхода, перед ними блеснули наконечники копий и раздался голос:

– Кто это путает сточную канаву с городскими воротами? А ну, вылезайте по одному, крысы!

Дружинники уже приготовились прорываться с боем, но тут Хиранья выступил вперед и громко произнес:

– Я не крыса, а брахман, уединившийся здесь для магических упражнений. А за ваше непочтение к брахманам вы сейчас будете наказаны.

И он стал произносить непонятные слова, перемежая их именами самых грозных божеств. Потом возгласил:

– Гнев богов на вас! Падите на ваши лица, вы, достойные возродиться крысами и червями!

Копья сразу опустились. Отряд прошел мимо распростершихся на земле стражников и, прежде чем те успели опомниться, скрылся среди запутанных улочек предместья.

– Это не мантра. Но на трусов и невежд хорошо действует, – со смехом пояснил Хиранья.

Для стражи ворот неприятности на этом, однако, не закончились. Пока стражники вслушивались в ночной шум, пытаясь понять, что происходит в городе, оттуда к воротам подошли девять бхикшу и потребовали именем царя Шивадасы пропустить их. Начальник стражи, не будучи уверен, кто же теперь царь, потребовал письменного приказа. Тогда монахи – или демоны в их обличье – неведомо какой магией расшвыряли, оглушили или покалечили всю стражу и исчезли в предместье.

Дружина Вимы уже достигла стены предместья, когда позади раздался топот босых ног и из переулка появились девять безмолвных теней в желтых тогах.

– Варма-калаи! Берегитесь, воины! – произнес маленький жрец.

Горбоносый бхикшу, вглядевшись в ауру мага, довольно ухмыльнулся: боевыми заклятиями этот явно не владеет. Остальных тем более бояться нечего. Двое самых молодых и нетерпеливых горцев бросились вперед с кинжалами – и тут же поплатились жизнью. Клинок одного монах отбил рукой, как мечом, и следом нанес ногой смертельный удар по печени. Второй успел лишь увидеть, как его противник взлетел в прыжке, и ощутить удар ногой в грудь. Обломки ребер с хрустом врезались в сердце, и тьма обрушилась на отважного кати. Третий горец, стремительно рванувшись вперед, вспорол острием кинжала желтую ткань на груди горбоносого монаха. Но тут руки бхикшу, скрещенные в запястьях, перехватили руку кати, будто клещами, и швырнули его наземь. Подняться горец уже не успел: удар локтем в висок стал для него последним.

Но тягаться в быстроте с багадуром, не раз побеждавшим стремительных барсов, было не так просто. Взметнувшуюся в ударе ногу бхикшу он перехватил боевым топором, как крюком, и развернул так, что монах утратил равновесие. Прежде чем бхикшу коснулся земли, его пронзил кинжал Сунры. Другой бхикшу, поднырнув под руку Вимы, избег его меча, ногой отбил другую руку, державшую акинак, а рукой ударил царевича в грудь. Но наборный панцирь и глыбы мышц ослабили удар, и могучее тело Вимы лишь пошатнулось. В следующий миг шею монаха разрубил меч. В смертельном бою сын Куджулы был не так неуклюж, как казался.

Противник Ардагаста ударил ногой, рассчитывая перебить правую руку, державшую меч, но юноша быстро отвел ее. Раскрытая полумесяцем ладонь метнулась к его горлу, но акинак росича успел пронзить руку монаха выше запястья. Ардагаст резко рванул руку с акинаком, и бхикшу, чуть не потерявшему сознание от боли, стало не до новых ударов. Он не смог даже удержаться на ногах, и меч Ардагаста пригвоздил его к земле. Еще один монах, повернувшись на одной ноге, другой сбил с ног Ларишку. Не будь тохарка гибкой, как пантера, и не уклонись в последний миг, этот удар сломал бы ей ногу.

Не считая женщину опасной соперницей, бхикшу бросился на Ардагаста. И напрасно: как только воин Нагасены взвился в прыжке, просвистела кривая махайра, бритая голова отлетела прочь, и к ногам росича рухнул извергающий кровь труп.

Лаодика стояла, прижавшись к глинобитной стене. Бежать? К кому, зачем? Дать этим страшным аскетам увести себя? Она их видела во дворе рядом с Шиваракшитом. Светлый и прекрасный эллинский мир, в котором она пыталась жить, разлетелся вдребезги, и некуда было идти в темноте варварской ночи. Ночи демонов… А демон в желтой тоге, разбросав горцев, уже схватил царевну за руку. Низенький маг рванул его за ноги, и все трое упали наземь. Монах легко отшвырнул мага, занес над ним ногу… Почти бессознательно Лаодика вонзила кинжал в шею бхикшу.

Горбоносый нахмурился. Враги оказались сильнее, чем он рассчитывал, и предводитель бхикшу-убийц решил прибегнуть к боевой магии. Он выставил вперед пятерню. Разноцветные лучи вырвались из пальцев. Неведомая сила повалила Виму и прижала его к земле. Но Сунра, уже испытавший подобное колдовство на себе, бросился вперед и одним ударом разрубил бритый череп ученика Нагасена. Другой монах метнулся к багадуру сзади, но был остановлен одним из горцев, поплатившимся за это перебитой рукой.

Потеряв предводителя, уцелевшие бхикшу тут же обратились в бегство. Как и всякие ночные убийцы, они были храбры лишь перед теми, кто не ожидал их нападения. Долго после этого горожане рассказывали о грозных демонах, карающих врагов сангхи и учения Будды. Но при этом добавляли, что отважный и благочестивый кшатрий может одолеть этих демонов. Особенно если его будет сопровождать мудрый брахман, лучше всего из числа магов-брахманов, жрецов Михра-Сурьи.

Встав на ноги, Вима оглядел свой отряд. Из семи горцев трое погибли, один не мог сражаться. А нужно было еще перебраться через стену предместья. Сунра тихо сказал горцу со сломанной рукой:

– Иди в корчму у ворот предместья и скажи хозяину: «Если спрячешь меня, тебя наградит великий царь кушан. Если нет – будешь иметь дело с Сунрой-багадуром».

Кати молча кивнул и скрылся в темноте. Заметив окровавленный кинжал в руке гречанки, Вима улыбнулся:

– Ты будешь хорошей женой для кушанского воина. – И незаметно бросил взгляд, полный сожаления, на Ларишку.

А на глинобитной стене предместья уже появились стражники. В драку на темной улице они не собирались вмешиваться: на помощь никто не звал, а если в предместье убавится головорезов – тем лучше. Ларишка достала лук и положила стрелу на тетиву. Ардагаст захлестнул арканом зубец и взобрался на стену перед самым носом дородного, неповоротливого десятника.

– Именем царицы Михримах! Дайте нам выбраться из города, – тихо, но решительно произнес дружинник.

– Царица?…

– Царь Фраат убит изменниками. Мы идем спасать от них царицу.

Тем временем на стене оказался Сунра. Десятник замер в растерянности. На войне он был много лет назад. Драться на узкой стене с двумя, сразу видно, опытными бойцами из северных млеччхов… Это ведь не обычное городское ворье. И неизвестно, сколько их еще затаилось внизу, в темноте.

– Кто вы такие, чтобы мы вам верили?

– Дружинники Куджулы, великого царя кушан. С нами его сын Вима и царевна Лаодика, дочь Гермея. Знаете ли вы ее?

– Да… Но пусть госпожа поднимется на стену. Внизу ничего не видно.

Десятник, впрочем, видел в темноте не так уж плохо и разглядел внизу женщину в белой одежде. И другую – с натянутым луком. Тем временем на стену взобрался еще один горец. Вместе с Сунрой они втащили наверх гречанку с помощью аркана, пропущенного под мышками.

– Я подтверждаю его слова. Дворец захвачен моим братом Стратоном. Но настоящий его хозяин теперь – Шиваракшит.

– Шиваракшас! Вишну, спаси нас! – разом воскликнули стражники.

– Вишну, который есть Солнце, спасет вас, если вы сейчас послужите ему и пропустите нас без шума. Это говорю я, Хиранья, жрец Солнца, – раздался голос снизу. – Я недавно изгонял злых духов из твоей жены, десятник Пунджи. Сейчас я поднимусь.

Взобравшись кое-как до середины стены, маг выпустил веревку и свалился прямо на Виму. Тот сквозь зубы выругался по-бактрийски.

– Прости меня, царевич. Лазать по деревьям в тайге мне привычнее.

– Чтоб тебя взяли дэвы! Тащите его наверх на аркане, да быстрее же!

– С дэвами-ракшасами мы сегодня еще встретимся, – невозмутимо произнес жрец и пристроил петлю у себя под мышками.

Десятник Пунджи вконец растерялся. Страшно было вмешиваться в царские распри, но и не вмешаться нельзя – хоть подними тревогу, хоть пропусти этих отчаянных северян. О Вишну, что с ним сделает царь Штратана? А царица Михримах? О том, что сделают слуги Ужасающего, лучше вовсе не думать… Лишь увидев знакомое доброжелательное, спокойное лицо узкоглазого жреца Сурьи, десятник успокоился и сам. Пусть уже боги решают за него, благочестивого вишнуита.

– Идите, и да хранит Вишну Джанардана, Уничтожающий Злодеев, вас и царицу Михримах!

Вима и его воины перебрались через стену и исчезли в темноте безлунной ночи, словно видение, посланное богами для испытания скромных стражников. Пунджи прошипел:

– Пока не кончится эта заваруха, никому ни слова. А если что-то и узнают – маг обморочил нас, мы ничего не видели, кроме драки.

Только теперь десятник облегченно вздохнул. Главное, что эти воины Солнца не позвали его с собой спасать царицу от тех, кого в такую ночь лучше не поминать, не то что встречать.

Вскоре перед дружиной Вимы показался храм Джандиал. Сложенный из порфира, с колоннадой вдоль стен и фронтонами, он казался перенесенным из Афин или Коринфа – если бы не высокая ступенчатая башня посреди здания, посвященная семи светилам. В роще у реки ждали трое горцев с конями. Больше всего кушанскому царевичу сейчас хотелось вскочить в седло вместе с царской добычей – дочерью Гермея – и скакать во весь опор подальше от Таксилы с ее заговорами, жрецами и монахами-убийцами. И славы ему хватит: похищение не прошло без схватки, да еще какой! Но… Он взглянул на Ардагаста с Ларишкой, которые уже сидели на конях и лихо поигрывали уздечками, готовые к новому отчаянному набегу. Нет, уронить себя он не может. Особенно перед Ларишкой.

– Едем к ашраму Шивы. Еще никто из Кадфизов не похищал двух невест за одну ночь! Маг, тебе известна дорога?

Низенький жрец кивнул, не без труда взбираясь в седло. Вима сел на мощного вороного жеребца, посадил впереди себя гречанку, и отряд поскакал к черневшим под сапфирным небом Хатхиальским холмам.

Вопреки ожиданиям Лаодики, варвар не щупал ее, не тискал – лишь твердо, но бережно поддерживал свободной рукой и прижимался щекой к ее распущенным светлым волосам. Хорошо было чувствовать себя под защитой смелого и благородного воина… если бы не мысль о том, что это он мог убить ее отца в страшной Долине Дэвов. Или один из его нынешних спутников, таких же сильных и неустрашимых варваров. И рука царевны по-прежнему сжимала спрятанный в складках гиматия кинжал.

Поднявшись вдоль тихого полноводного ручья, всадники выехали на гребень холма. Внизу лежала заросшая густым лесом долина реки Тамра-Наль. Оттуда доносились верещанье обезьян, рык леопарда и изредка тигриный рев. Хиранья придержал коня.

– В лесу только узкие тропы, верхом проехать трудно. Спрячем коней вон там, в распадке.

– Зачем? – тряхнул волосами Ардагаст. – Налетим по-степному: внезапно, с гиком, со свистом. Отобьем царевну – и назад.

– Жрецы Шивы не из пугливых, – покачал головой маг. – Спокойные, как змеи, и такие же злые. Чары у них сильные, да еще в таком нечистом месте.

– Да, – кивнул Вима. – Лучше подобраться осторожно, тайком.

– По-нашему: незаметно, как барсы, – подхватил Сунра. Бесшумно спрыгнув с коня, он обернулся к своим кати. – Вы двое останетесь с конями. Глядите в оба: в лесу полно хищников. А уж если заявятся здешние дэвы – не посрамите племени, и пусть сила Гиша будет с вами. Остальные пойдут к ашраму.

Вима слез с коня, легко ссадил гречанку.

– Тебе лучше остаться здесь. Если мы не вернемся, скачи к моему отцу. Он не отдаст тебя никакому Деванаге. Кстати, твои книги в Беграме все целы.

Лаодика вздрогнула. Остаться ночью с двумя незнакомыми варварами ей показалось еще страшнее, чем идти вместе с кушаном навстречу новым опасностям.

– Вима, не оставляй меня. Я тоже пойду с вами. Ты видел, я не боюсь сражаться.

– Клянусь Анахитой-воительницей, ты мне нравишься все больше, – довольно усмехнулся Вима. Да, эту тихую, но храбрую царевну не стоило отпускать одну от себя – что ей еще в голову придет? Другая во время схватки с бхикшу просто убежала бы от страха.

– Подожди, – вынула кинжал Ларишка, – я тебе обрежу хитон, чтобы было удобнее. Вот так, до колен… Будешь как Артемида-охотница, хоть ты из лука и не стреляешь…

* * *

Вишвамитра, начальник стражи ашрама Шивы, прохаживался вдоль каменной ограды обители, положив руку на длинный меч-кханду. В обители отрекшихся от мира подвижников есть что охранять. Припасов – как в крепости, готовой к осаде. Есть откуда взять: немало деревень подарено храму, немало рабов трудится на его полях. А в сокровищнице – золото, серебро, самоцветы, статуэтки тонкой работы из слоновой кости, бронзы, эбенового дерева… К тому же многие не любят шиваитов за их темные и жуткие обряды. Вишнуиты, буддисты, почитатели Сурьи, джайны – сколькие из них с удовольствием разнесли бы храм и обитель и при этом поживились бы «нечистыми» богатствами. Так что жизнь стражника ашрама хоть и сытна, но не так спокойна, как думают глупые рабы с полей.

Вот и сегодня. Посты проверены, но отоспаться можно будет только завтра днем. В храме снова всю ночь справляют какой-то долгий тайный обряд. Говорят, туда из-под земли приходят ракшасы и пожирают людей. Говорят, хотя никто сам не видел. И он также не видел. И криков в храме никогда не слышал. Да и какое ему, вишнушу, дело до всех этих шиваитских обрядов? Его ведь не принуждают участвовать в них. И вообще не принуждают к делам, недостойным кшатрия. Так что своей кармы он не ухудшит и снова родится кшатрием. А кормят здесь хорошо. И вино с храмовых виноградников не сравнишь с пойлом в иных городских корчмах, и с покладистыми девадаси развлекаться не мешают, если они не шакти каких-нибудь важных подвижников. Чего еще желать храмовому рабу, кроме свободы? Свободы, которую он сам проиграл в кости.

А ракшасы тут действительно есть. Такое уж место: кладбище, лес, могильные подземелья. Он и сам раза три видел ракшасов, когда они по ночам выходили из леса. А еще видел, как дергался, пытаясь слезть с кола, труп, в который вселился кровосос-ветала. И бхуты, неприкаянные души-оборотни, тут наверняка есть, и пишачи-людоеды. В лесу не раз находили обглоданные человеческие кости. Правда, здесь мог постараться и тигр-людоед. Словом, не больно веселое место. Вот и молятся усердно здешние крестьяне увешанному черепами Шиве, владыке нечисти. Не зря эта нечисть в самом ашраме никогда не показывается.

Раздумья Вишвамитры прервал шорох, мгновенно уловленный его чутким слухом воина. Со стены во двор почти бесшумно слез человек в широких штанах, с кинжалом за поясом. С головы свисала длинная прядь волос, завязанная узлом. За ним второй, следом – еще один. Пусть лезут: лучше поймать их всех во дворе, чем отпугнуть и отогнать в лес. Шестеро горцев-разбойников, два сака или тохара. Еще и женщины с ними, да еще брахман из служителей сакского Сурьи. Не похоже на обычных грабителей… Ничего, кто уцелеет, все расскажет. Вишвамитра пронзительно свистнул, созывая своих стражников, и одним движением выхватил из ножен кханду и кинжал. Тяжелый двуручный меч он легко держал одной рукой.

В это время в храме узкоглазый саньясин тщательно, не спеша готовился к ритуалу. Предстояло не просто принести человеческую жертву – это может и темный деревенский колдун, – но вызвать ею могучие силы стихий и заключить их в особый амулет. Он многократно усилит оружие богов, вызываемое избранником Разрушителя. Стратон – ученик очень способный, но еще недостаточно сильный.

Два бронзовых светильника едва рассеивали полумрак, казавшийся еще глубже из-за сложенных из черного камня стен зала, покрытых замысловатыми рельефами в виде богов, демонов и чудовищ. Друг против друга возвышались две большие статуи. Одна, из черной меди, изображала Шиву нагим нищим, опоясанным кобрами, с чашей для подаяний, сделанной из черепа. Вторая, червонного золота, – буйным десятируким танцором, окруженным пылающим кольцом. В глубине зала, пока еще не освещенная, таилась третья статуя – в виде яростного чудовища, клыкастого, в ожерелье из черепов, с двенадцатью руками, полными оружия. Только накопив аскетическим воздержанием магический тапас, Бродячий Подвижник может стать Ужасающим, неодолимым для врагов, и Царем Танца, разрушающим и созидающим миры. Есть Сила, и есть способные ею овладеть. А моральное совершенство – болтовня, нужная лишь для обуздания черни, которую к Силе нельзя и близко допускать.

Между тремя статуями стоял каменный жертвенник. Только он сохранился от разрушенного арьями поминального храма мелуххских царей. Два века назад алтарь нашли и раскопали саньясины, обитатели ашрама. На изъеденной временем поверхности была высечена звезда с шестью загнутыми в одну сторону лучами, увенчанными головами шести зверей: тура, носорога, слона, тигра, буйвола и быка. Шесть времен года (не четыре, как на севере), и шесть зверей-демонов, повелевающих ими. А сторон света восемь, и восемь курильниц, каждая с особым курением, расставлены вокруг алтаря. Восемь владык мира будут призваны под их старыми мелуххскими именами.

Сейчас звезда закрыта смуглым обнаженным телом девушки с черными кудряшками. Царевна, тем более царица, – лучшая жертва для такого обряда. Глаза ее открыты. Она все видит и понимает, но не может ни двинуться, ни издать хоть звук. Женский визг ритуалу только мешает – это ведь не жертвоприношение диких арьев посреди поля боя. Сейчас ее черные глаза готовы сжечь саньясина за те нескромные взгляды, что он бросает на ее стройные ноги и великолепную грудь. Ничего, скоро ей станет не до стыда – когда восемь ракшасов станут пожирать ее тело, расчленяемое древним обсидиановым ножом. Она не потеряет сознания и не умрет от потери крови слишком быстро – чары уже наложены. И чести ее, кстати, ничто не угрожает: придут не какие-то скоты из бывших чандал, а те, кто в прежней жизни были царями. С ними, знатоками древней мудрости, есть о чем поговорить после ритуала. Ее дух, конечно, к беседе не присоединится. И напрасно: в небесной Обители Солнца, куда рвутся подобные ей, такого не услышишь.