Текст книги "Ролевик: Кицурэ. Сталкер (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)

Пока кицунэ творили свой ритуал, медицинский дирижабль закончил снижение, пришвартовавшись к широченному низкорослому дереву, а вокруг меня материализовалась большая часть народа, остававшегося внизу.

И молчат все, заразы. Нет бы кто прояснил, что за НЁХ тут творится?

Ладно. Пока глазками все хлопают, хоть делом займусь. Я подошёл к Кейт, положил руку на плечо – горячая, даже сквозь толстое одеяло руку обжигает. Всмотрелся в Суть, облегчённо выдохнув – аура распушилась, жадно собирая разлитую вокруг магию. Цвета уже не тусклые, местами даже очень яркие, внутри всё бурлит, шевелится, заставляя организм исцеляться.

Чую, вынырнет из сна, и опустошит холодильник. Ничего, главное, чтобы запасённых на данный момент веществ хватило на базовый ремонт, а косметические эффекты – дело наживное.

Совсем рядом заметил хороший такой узел Силы, дотянулся до него, запитался, прокидывая магистраль через себя к девушке. Аура Кейт вздрогнула, видоизменяясь, тоненькие пушинки щупов втянулись, а контактный щуп, наоборот, окреп и разбух, прорастив внутри себя сотни мельчайших каналов-энерговодов. Потихоньку подтягивая щуп на себя, я постепенно смог самоисключиться из цепи подпитки, позволив ауре кицунэ напрямую работать с узлом.

Силу она поглощала умеренно, без фанатизма, видимо, какая-то часть подсознания оставалась в фазе бодрствования и не позволяла перенасытиться излишне крупной порцией магии.

Кожа лица ощутила тепло и я отвлёкся от Кейт.

Старейшина стоял на коленях в центре вырезанной на земле фигуры, из углов которой к нему неторопливо тянулись извилистые дорожки пламени. Мундир и рубашка расстёгнуты, свободно висят, удерживаемые ремнём. Тишина какая-то мрачно-торжественная, вызывающая ледяные мурашки вдоль хребта.

В поднятых на уровень лица руках короткий клинок, лежащий на рёбрах ладоней параллельно земле. Лицо белое, под глазами – темнейшие круги, губы беззвучно шевелятся.

– Что он собирается делать? – Шёпот едва слышный. Скосив глаза, вижу сородича Миедджи в форме безопасника.

– Полагаю, как истинный самурай – будет спасать честь клана, – отвечаю так же тихо, не желая нарушить шумом церемонию.

Значит, дуэль отпадает. Это уже хорошо.

А как насчёт вендетты и прочих аналогов кровной мести? Задолбаемся ведь отлавливать кровников, коли такие заведутся.

Аррргх... И хрен с ними. Как-нибудь, да отобьёмся.

Тем временем старейшина закончил беззвучно молиться и, исполненным достоинства кивком попрощавшись, тут же перехватил клинок и воткнул его себе в рёбра. Тёмная кровь потекла из-под лезвия, а на лице старика не проскользнуло ни одной эмоции, только немножко дёрнулось правое веко.

Кисти напряглись, двигая короткий меч сначала вверх, потом вниз и вправо. Из уголка губ протянулась тонкая ниточка крови, а взгляд... Взгляд стал каким-то просветлевшим, одухотворённым.

Последнее движение, отчётливый хруст перерубаемых костей... Клинок падает к ногам, а чёрные ногти левой руки выдирают получившийся треугольник плоти из тела. Вокруг правой руки закручиваются спиральки огня, раскаляя ногтевые пластинки до нестерпимо-жёлтого цвета. С шипением и паром горящая кисть погружается в вырезанную дыру, из-под стиснутых пальцев вырываются длинные струйки крови – ярко-алой, пенистой, пахнущей железом.

Старик напрягается, со счастливым лицом выдирая сердце из грудины. Глубоко впившиеся ногти не дают мышце выскользнуть из скользких пальцев. Сердце трепещет, выталкивая из себя последние капли крови.

Пламя разом взвивается вверх, мгновенно заключая старейшину в купол, и последнее, что успеваю рассмотреть – из глаз старого кицунэ бегут слёзы, а губы расплываются в радостной улыбке.

На миг в горле застревает комок, а перед глазами встаёт мутная пелена, и потому у меня нет ответа для себя: показалось ли мне, или и на самом деле в последний момент из огня вышла редкой красоты черноволосая кицунэ, облачённая в платье цвета раскалённой магмы, и обняла старика, окутывая его пронзительно-жёлтыми язычками пламени?

Нестерпимый жар на несколько секунд заставил отвернуться, оставляя на внутренней стороне век цветные пятна, а когда отступил – магический огонь исчез, оставив после себя идеально ровное выжженное пятно с кучкой пепла по центру.

На лицах прибывших кицунэ застыло выражение безбрежной скорби.

Тяжело вздохнув, я подтолкнул головного носильщика – драки уже не предвидится, а живым нужна помощь.

Тихо попискивал артефакт мониторинга, десятком присосок прицепившийся к Кейт, мелко вибрировал пол – воздушный госпиталь неторопливо двигался в сторону медицинских кварталов, – на такой скорости вибрация наименее болезненно сказывалась на его пациентах.

Рядом с кроватью в специальной подставке стоял огромный кусок хитро огранённого полупрозрачного камня, выполняющий роль мощного аккумулятора. Аура кицунэ протянулась к нему тоненьким хоботком, подпитывалась крошечными порциями магии – основные физические повреждения организм девушки исправил, и теперь потихоньку восстанавливал повреждённые тонкие оболочки.

Медиков, как ни странно, ничуть не удивил факт голода кицунэ до накопителей, из чего следовал вывод, что приключившееся с девушкой не единичный случай. Впрочем, я слишком устал, чтобы лишнего шевелить и без того опухшим от жажды языком, да и из врачей тут только перепуганная сиделка, все остальные в реанимационном модуле колдуют над покалеченной девочкой – чувствами, коим в человеческих языках нет соответствующего названия, ощущаю многократное эхо творимых заклинаний, странный объёмный шелест работающих на полную артефактов, словно шуршание гальки, скатывающейся с осыпи, складывающейся в неуловимый хор почти неразличимых голосов.

Я присел на краешек койки, положил ладонь на ладошку Кейт. Внутри как-то паскудно и горько. И пусто.

И хоть и понимаю уголком сознания, что это только из-за перенапряжения, усталости и запоротых нервов, но всё равно чувствую свою вину за всё случившееся. По факту, ведь именно из-за меня этот ком событий завертелся, и там, где могло обойтись малой кровью – Кейт бы подорвала мастерскую и, сменив личину, сбежала в другой Анклав, – вышло так, как вышло.

С другой стороны – если бы не остановили соскочившего с катушек муда... муженька Кейтерры, то скольких разумных он бы ещё успел лишить жизни?

Я осторожно подцепил ногтём бинт, приподнял – тонюсенькая ровная розовая кожа там, где полчаса назад пузырились волдыри и свисали перетёртые оковами лохмотья кожи и мышечных волокон. На шее чуть хуже, но и тугие бинты на неё не наложить, так, круговые компрессы с многокомпонентными мазями, да похожие на марлю тряпицы со смесью из перемолотых целебных трав внутри.

Кицунэ сильно похудела. Заострившийся носик, впалые щёки, вокруг глаз глубокие тени, ключицы словно оплетены кожей, рёбра – как будто у человека, без воды пересёкшего пустыню – отчётливо выступающие, рельефные.

Сиделка, заметив дрожание век Лисёнки, шустренько смочила её губы платком, пропитанным какой-то целебной жижей отвратительного запаха, и, видимо убедившись, что рвать полуобморочную девушку не тянет, не менее резво подготовила капельницу и воткнула иглы в вены.

– Что это? – я ткнул пальцем в толстостенный стеклянный сосуд, из которого тянулся непрозрачный тонкий шланг катетера.

– Питательный концентрат, – неожиданно ровным голосом ответила сиделка – пришибленно-испуганный вид словно ветром сдуло. – Девочка на восстановление потратила почти все свои запасы, если не сделать инъекцию капель Мерферера, ещё месяца два будет скелет ходячий напоминать.

– Б-благо... дарю, – едва уловимый шёпот, от которого сердце на миг остановилось и тут же ринулось в аллюр.

– Да не за что, – сиделка ещё раз смочила губы Кейт и, заметив замигавший камушек на странной настенной панельке, повернулась ко мне: – Мне надо идти, помогать в операционной. Через минуту, если рвотных позывов не будет, дайте ей настой, он на тумбочке, в зелёном флаконе. Если будет плохо, нажмите на рубин в изголовье.

Раз – и исчезла, только дверь тихонько хлопнула, закрываясь.

Я присел рядом с кушеткой, осторожно сжал пальцы кицунэ. Тоненькие, того и гляди – сломаются, как сухой хворост...

– Как ты, Чуда?

Слабая улыбка:

– Как будто... големом... грузовым... передавило...

Нехилые аналогии у хвостатой златоглазки. Видел я пару раз этих грузовых големов – шесть колонноподобных ног, четыре манипулятора, лебёдка и кран – и всё это габаритами с британскую сосиску смерти.

Пальцы Кейт холодные, подрагивают мелко-мелко.

– Замёрзла?

– Есть нем... ного.

Я осмотрел помещение. Пусто. Даже занавесок нет на панорамном окне.

С другой стороны, раз нет ничего подходящего, чем я сам хуже грелки?

Даже додумать не успел, как по пальцам от локтей прокатилась волна жара, стихла до умеренного тепла. Накрыть руку девушки ладонью, медленно провести вверх, стараясь не задеть катетер. Медленно, плавно, на ровной скорости. Вспомнив о циркуляции крови и едва не хлопнув с досады себе по лбу кулаком, оторвался от рук, начал прогрев со стоп. Правая нога, левая, от ледяных маленьких пальчиков до ямки под коленкой, и выше, почти до самого лобка, насколько дают простор ладоням больничные не то рейтузы-паруса, не то штаны реперского покроя – в них девушку облачили, безжалостно посрезав все остатки родной одежды. И вновь вниз. И снова вверх – раз за разом расширяя зону прогреваемых тканей – от ноготков на ногах до ключиц – до тех пор, пока кожа кицунэ не стала тёплой и розоватой.

Я поправил сбившуюся простыню, подоткнул уголки:

– Неудивительно, что мёрзнешь – у пауков паутина, и та потолще.

Кейт виновато улыбнулась:

– Я нечаянно... разру... шила плетение...

Кицунэ устало прикрыла веки, но резко встрепенулась:

– Ге-ри!..

Я спрятал в ладонях ладошку запаниковавшей желтоглазой:

– Он уже не опасен, солнце моё.

– Всё... позади? – неверяще выдохнула кицунэ, пытаясь при этом справиться с вновь накатившей дрожью.

– Почти всё, Лисёнка. Осталась самая малость.

– М?..

Наклонившись к самому ушку, я прошептал:

– Можно, конечно, сослаться на юридический аспект и просто предложить основать свой клан, но это лишь дополнительная польза и подстраховка, – я выдохнул, собираясь с силами, отстранился от рыжего ушка, внимательно глядя в бездонную янтарность глаз. – Понимаю, что знакомы без году неделя, да и я пока что не в том теле, чтобы подобное предлагать, но... Лисёнка... Будь моей женой?

Кейт на несколько мгновений подвисла, взгляд её стал туманным и отрешённым, но вот она вернулась в реальность, начала говорить ровным, экономным голосом практически без пауз:

– Для меня это было бы огромнейшей честью, Саша. Только... ни Лайамэ меня не отпустила, ни покровителя нового мы не нашли.

– Но это стоит расценивать как однозначное "я согласна", да?

– Да. Я согласна, – несмотря на измотанность, улыбка у Кейт получилась чертовски милой и обворожительной.

– Вот и славненько, – настроение из индифферентно-унылого на ходу трансмутировало в возвышенно-одухотворённое, и даже силы словно начали прибывать в болящие от перенапряжения мышцы. – Осталось только найти пыль с подошв, и можно присту...

– Да присыпь хвост кхала пылью дорожной, ушастый, – прямо сквозь окно в комнату шагнула полупрозрачная фигура, на ходу обретая плотность и внешность.

Высокий, жилистый тип, глаза – жёлтые с красными крапинками, длинные белые волосы, заплетённые в сотни тончайших косичек. Длиннополый лёгкий плащ, тяжёлые истоптанные ботинки, брюки свободного покроя, над ними – широченный пояс и стильно помятая рубашка. И в довесок ко всему прочему – два уха и хвост. Лисьи. И шрамы. Старые, белёсые, но до конца не зажившие, из этих ран пробивается дымящаяся краснота.

– Ым... Агерстан? – я позволил себе озвучить догадку.

Лис поморщился:

– Идиотское имя. Как и все остальные, – божество дорог вальяжно уселся в кресло сиделки. – Вообще, зовите меня Кадайя. Тот, кто так изощрённо поглумился над будущей пустой аватарой безымянного, имеет право знать моё настоящее имя.

– Ещё раз ым... Как – так?

Широченная улыбка растянула лицо лисобога. Будь он человеком – точно бы пасть пополам порвалась.

– Если ты считаешь, что отмудохать жреца-аватару фаллосом его бога – это не изощрённое глумление, то я пас.

– Каким... фаллосом?

И тут я вспомнил. Деталька, ускользнувшая от внимания ввиду своей незначительности на тот момент. У безликой фигуры над алтарём помимо рук возвышалась ещё одна деталь конячье-фрейдистских размеров. И когда долбил Генно по башке – ничего другого, схожего по формам и габаритам, поблизости тоже оказаться не могло.

Гы. Выходит, я и вправду оходил ге-ри Кейт запчастью его божественного наставника-упыря...

Ай да Шурик, ай да сукин сын! Йа кросавчег? Да ещё какой красавец!

– Хых, – глубокомысленно подвёл я итог своих измышлений. – А что значит – пустая аватара?

Кадайя сжал кулак, и на мгновение вокруг него выросла какая-то не то бронеперчатка, не то кастет закрытого типа.

– Всё очень просто. Безымянный, он же безликий, давно и бесповоротно развоплощён. Но по Эрдигайлу до сих пор разбросано множество артефактов его религии, некоторые из них, как, например, осквернённый и разрушенный вами сегодня алтарь, несмотря на тысячелетия бездействия, всё ещё остаются активны. И если в должном количестве проливать кровь жертв, умерщвляя их чудовищными пытками, вызывающими ни с чем не сравнимую боль и иные тёмные сильные эмоции, а так же творить это всё в рамках процедур, предусмотренных правилами ритуала, то можно было бы стать аватарой богоубийцы.

– Но раз небог мёртв, то подготовленный сосуд остаётся пустым? – Кейт подобралась, взгляд серьёзный, личико – суровое.

– В точку, Подчиняющая духов. Процесс создания аватары паразитными сущностями отличается от аналогичного процесса проводников Аспектов: им нужно не только подготовить тело, необходимо ещё и душу отравить до подходящего состояния, а после того, как сущность одарит вниманием, начнётся ступень окукливания.

– Погоди, – прервал я Кадайю. – Если богоупырь отбросил копыта далеко и надёжно, то кто дал ге-ри Кейт силы?

Лисобог мрачно усмехнулся:

– Правильный вопрос. Подозреваю, что ритуалом он просто распечатал сосуд, а на приманку подтянулось не до конца развоплощённое порождение не-бытия, в пользу чего говорят характерные остаточные следы на других слоях реальности, а так же практически полное отсутствие мыслительной деятельности при явственном доминировании инстинктивных начал. А значит, если бы таковое произошло, в Эрдигайл могло бы прорваться нечто, до сих пор тут не проявлявшееся.

– Суперхоск?

– Вполне возможно. Тонкие слои мира очень искажены, ушастый, и даже сообща мы не скоро сможем определить, что происходит при прорывах хосков. Хотя есть подозрение, что где-то червоточины реальности проходят через изломанные отражения Хаоса – слишком уж заметен в структурах хосков искажающий мутационный фактор.

Я задумчиво почесал за ухом.

– Кадайя, а откуда ты в курсе, в каком роде ко мне обращаться?

Лисобог хмыкнул:

– А я разве не сказал? Прошу прощения в таком случае. Супруга поделилась сведениями, – видимо, заметив мой непонимающий взгляд – всё же не припомню, чтобы кому-то, кроме Кейт, в Эрдигайле проговорился, – Кадайя ровным тоном пояснил: – Антакара Энжетойя, главный координатор Храма пространства, она же – эффектор объединённой силы разумных при нейтрализации последствий Катастрофы, ныне существующая в нематериальной форме Неушедшей, и она же – моя супруга.

Вот это поворот...

– Так что я более-менее в курсе того, кто ты и откуда, а так же какие цели преследуешь, – ровным тоном продолжил Аспект. – Да, инфоблок с инструкциями по работе Стабилизаторов не раскрылся, если судить по тому, как ты варварски надругался над найденным генератором. Не сердись на Анти, она с загружаемыми инфоструктурами не работала много тысячелетий.

– Да понимаю, – я потянулся, подмигнув Кейт. – У нас, хумансов, даже через год пропуска сложно вновь влиться в некогда привычные рабочие процессы, проходившие на автомате. Так что ничего страшного, с кем не бывает?

– Что ж, хорошо. Я помогу инфоблоку раскрыться, но чуть позже. Сейчас, насколько понимаю, у вас, дети мои, первоочередная задача получить статус супругов?

– Увы, без этого клан не создать, – кивнул я, косясь на кицунэ. Кейт попыталась приподняться на локтях, но, увы, безуспешно.

– Лайамэ не позволит случиться такому союзу, – тихо произнесла она.

Лисобог Кадайя только усмехнулся.

– Нехорошо отлынивать от своих обязанностей, сестрёнка, – произнёс он в пустоту.

И пустота закончилась.

Из ничего возникли яркие точки, закружились, заплетаясь столбом, на мгновение просияли тёплым золотом, и исчезли, оставив после себя изящную девушку. Ни ушек, ни хвостов. Хуманс по виду, невысокая, хрупкая. Длинное снежно-белое платье с оборками и рюшечками, красный корсет. В огненно-красных волосах – белые ленты со странным узором из изгибающихся плавных линий – такой же рисунок бежит по лицу и рукам, от ключиц в ложбинку между высоких грудей.

Стильная милашка, конечно, и чертовски красивая. Нечеловечески красивая. Не может у людей быть такой гладкой, молочно-белой кожи без пор, без рисунка вен под ней, без пушка, без складок кожи у век и на фалангах.

Но моя Лисёнка лучше. Даже такая: измождённая, выжатая круче лимона, с глубокими тенями под глазами, иссушённая, исхудавшая ещё более, чем была при нашей первой встрече.

– С каких пор мы стали родственниками, Странник?

Экс-кицурэ неопределённо пошевелил пальцами в воздухе:

– Пожалуй, с тех самых, как перестали быть существами из плоти и крови. Бытие проводником Аспекта, знаешь ли, сближает.

Богиня хмыкнула, но тут же переключила внимание с лисобога на Кейт.

Быстро, невесомо, словно не идя, а плывя над полом, она приблизилась к нам, положила узкую ладошку на руку кицунэ.

– Почему ты, дитя, не попросила моей защиты и помощи?

Желтоглазая грустно улыбнулась:

– Генно запретил приближаться к твоим святилищам, Хранящая клан.

– Когда тебя останавливали запреты, Кейтерра?

Лисёнка только прикрыла веки.

– Меня – никогда. Но ге-ри сказал, что любая попытка расторжения брака выльется в обнародование того, что он с нами делал. Он часто записывал...

Записывал?! Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, с костяшек закапала горячая кровь. М-м-мудак!

Богиня враз стала серьёзной, от неё повеяло холодом и напряжением.

– Выходит, не за себя, а за старших жён волновалась?

– И за них тоже. Но больше за судьбу девочек. Они слишком малы, чтобы пройти такие испытания, – кицунэ сжала мою кисть. – Кайна, я не хотела тебе этого говорить... Это позор... Прости...

Ответить мне не позволила уже сама богиня. Неуловимым движением выметнувшись на середину палаты, она протянула руку в сторону Кейт:

– Будь спокойна за девочек и их матерей – Шитокку уничтожил все иллюзорные кристаллы перед тем, как искупить вину.

– Вину?.. Иссэ-шан?

– Да. Он обменял свою жизнь на клеймо позора клана. Поступок редкой силы воли, достойный настоящего мужчины. И поэтому, в знак своего расположения, именем и силой Аспекта обещаю – они будут под моим надзором, – вновь возникли яркие точки, закружились хороводом вокруг Лайамэ. – Я расторгаю ваш брак ввиду исчерпывающе серьёзных причин, нарушающих все возможные правила и устои семейной жизни. Вы теперь свободны, ты и твои бывшие жёны.

– Сестрёнка, ты сегодня в ударе, – обезоруживающе улыбнулся лисобог. – Может, сразу и заключишь брак между этими храбрыми кицунэ?

Лайамэ на миг окинула нас взглядом небесной синевы.

– Не вижу проблем. Зовите супруга, и приступим к ритуалу.

– Кхм, уважаемая богиня, – вмешался я, – я за супруга.

– Нет.

Какой исчерпывающий и ёмкий ответ...

– А если...

– Нет, нет и нет. Невозможно. И даже не проси, одолевшая аватару. Испокон веков заведено, что брак возможен только между разнополыми супругами.

– В общем, девчонки, моя божественная сестрёнка на стороне ключа и скважины, меча и ножен, ложки и тарелки, чайника и чашек, – встрял в отчитывание лисобог. – Я прав, Лайамэ?

– Прав. Найдёте супруга – обращайтесь в любое святилище. А пока – я вас оставлю в компании этого невоспитанного и давно не мывшегося бога, – гордо вскинув голову, богиня рассыпалась быстро гаснущими огоньками.

Лис, задрав руку, тщательно обнюхал подмышку, даже полу плаща подцепил, поелозил носом по ней, и обиженно, совершенно детским тоном изрёк:

– И ничего я не воняю. И вообще, меньше суток прошло, как в плазме купался.

– Кадайя, а может, стоило ей сказать, кто живёт внутри девичьего тела?

Лисобог по прозвищу Странник, вмиг утратив обонятельный интерес к своей одежде, хитро прищурился.

– Я же ясно вроде бы сказал – ей без разницы, кто в чьём теле, главное, чтобы имелись внешние атрибуты. У мужчины – то, что вкладывать, у женщины – то, куда вкладывать.

– Печально это... Хотя и правильно. Это уж с какой стороны посмотреть.

– Не боись, ушастый. Твои мотивы я понимаю. Подчиняющая духов, судя по ауре и общим возмущениям энергетических оболочек, тоже не горит желанием делить постель с каким бы то ни было мужчиной с соответствующими полу атрибутами, – на этих словах Кейт вздрогнула и попыталась натянуть простыню на голову. – Так что кхал с Лайамэ, я вам помогу.

Кицунэ чуть приспустила ткань, ровно настолько, чтобы блестящие любопытством глаза торчали над блекло-зелёной простынёй.

– Только сразу проясним пару вопросов, – продолжил Кадайя, – ибо с такой просьбой ко мне никто ни разу не обращался. Во-первых, символ клана. Он у вас есть?

Я кивнул на вопросительный взгляд Лисёнки, и Кейт осторожно вытащила наружу слегка помятую ажурную подвеску.

– Хорошо, – удовлетворённо кивнул воплощённый Аспект. – Во-вторых, метод формализованного проявления брачных уз. Могу предложить на выбор несколько вариантов. Физический объект типа браслетов или кулонов, зачарование уже имеющихся предметов, или же энергетическую Печать, способную проявляться в материальном мире.

Я подобрался, уловив интересный момент:

– Что за Печать?

– Ровно тот же набор прав, инструкций и плетений, что и в физических объектах: ваши то-хэй – слепки ключевых неизменяемых точек ауры, подтверждение вашего брака моим именем, отпечаток Силы Аспекта как гарант неотрекаемости метки и её оригинальности, символ клановой принадлежности и место в его иерархии, и прочая служебная муть. В отличие от материальных объектов, строгой привязки к какому-либо предмету не имеет, располагается в энергетических оболочках, по желанию может проявляться узором на коже.

– Люблю татушки, – расплылся я в неконтролируемой улыбке, уже прикидывая, где бы на теле разместить грядущую Печать. Впрочем, думал недолго – накопившаяся усталость равномерно-серым нахлынула, затопила разум, разгладила все неровности в индифферентную плоскость безразличия. Глаза начали слипаться, и, чтобы окончательно не отрубиться, пришлось преодолеть лень и зачерпнуть немного энергии из накопителя Кейт.

В мозгах чуток прояснилось, а серая пелена подёрнулась, позволив вновь увидеть краски мира. Огненно-рыжую копну волос кицунэ, разметавшуюся по подушке и простыням, ненавязчивую зеленую краску деревянных панелей внутренней отделки палаты, ярко-оранжевую половинку монеты светила, выбирающегося из-за горизонта и яростно продирающегося сквозь с виду такие непрочные стеклянные преграды окна. Бурые, почти чёрные полоски свернувшейся крови под моими ногтями. Засохший травяной сок вперемешку со следами земли на ногах. Понимание и мудрость в жёлтых глазах Кадайи.

– Что... – голос внезапно сел, язык высох и так и норовил прилипнуть к не менее сухому нёбу. – Что нам нужно делать?

Воплощение Аспекта неуловимо быстрым движением оказался на ногах, с видимой ленцой потянулся:

– Да, собственно, ничего особенного. Можете взяться за руки – так синхронизация Печати пройдёт в ускоренном темпе, – лисобог только договаривал, а ладошка Кейт уже сжала мою ладонь. Крепко-крепко. Горячо. – Вы готовы?

– Да.

– Да, – хором.

– Что ж, тогда начнём.

Кадайя встал рядом с постелью, прикрыл глаза.

– Именем и Силой Аспекта я, Кадайя Энжетойя, Странник, Хозяин дорог и девятый страж Эрдигайла, известный как Нарушитель традиций и Осквернитель устоев, перед лицом Вечности и Старших, заверяю брак кицурэ Кайны из рода Огнелис и кицунэ Кейтерры из клана Танкара, а так же подтверждаю, что сим действием даю начало клану Огнелис и принимаю на себя обязанности покровителя новорожденного клана. Моё слово – Печать, моя сила – отблеск Закона, моя воля – воля Провидения, – с каждым произнесённым словом вокруг лисобога загорались призрачные огоньки, вспыхнувшие нестерпимым оранжевым огнём с последним словом. На несколько мгновений под рефлекторно прикрытыми веками заплясали цветные пятна. – Можете скрепить Печать поцелуем.

Упрашивать не надо. Мягкие, сухие, искусанные, но, в то же время, удивительно упругие губы Кейт встретились с моими губами, и сквозь непроизвольно прикрытые веки тут же пробилось серебристо-оранжевое сияние. Сияет, и кхал с ним, нечего отвлекаться, когда такой нямкой занят.

Время, споткнувшись, замерло, остановилось, заглушив фон, оставив меня и желтоглазую наедине, в гулкой тишине друг с другом, нарушаемой только дыханием и ни с чем не сравнимым ароматом уже моей кицунэ. Ни лёгкие покалывания по всей коже, ни вибрации ауры и иных структур не важны. Есть только я, всем сознанием, всем существом сконцентрированный в нервных окончаниях языка и губ, и есть Кейт, существующая в данный момент в той же ипостаси. Остальное неважно и несущественно...

– Не могу солгать, что мне не нравится ваше представление, – ворвался в наш тесный мирок голос Кадайи, – скорее даже наоборот – более воодушевляющего зрелища не наблюдал кхалову бездну лет, однако мне пора выдвигаться, а сделать предстоит ещё очень многое.

От губ кицунэ отрываться не хотелось категорически, но – лисобог грозился новыми знаниями, а без них, чую, вновь наворочу делов.

С трудом и сожалением отлипнув от Кейт, я повернулся к Аспекту:

– Что мне нужно делать?

– Ровным счётом ничего, – пожал плечами Кадайя и молниеносным движением впечатал ладонь в мой лоб. И окружающая действительность с тонким стоном рвущейся струны рассыпалась тускнеющим калейдоскопом, стёрлась, сместив сознание далеко в сторону, и в мою многострадальную голову хлынула информация, начисто выбив разум из тела.

На ногах Кейт держалась крайне неуверенно, то и дело норовя упасть, так что, игнорируя её полувозмущённый писк, я собственноручно внёс свежеиспечённую супругу в дом.

Сам я выглядел немногим лучше, самого штормило и качало, аки перебравшего моряка на суше, но, видимо, всё же достаточно презентабельно и неронябельно выглядел, чтобы убедить охрану, выделенную Департаментом, не следовать за нами и остаться снаружи.

Входную дверь во время вечернего забега, к счастью, не выбил. Ну, почти не выбил – с одной петли сорвал только. Почесав репу, пришёл к выводу, что ну её в баню, деревяху эту, тем более раз замок есть, и на нём неплохо продержится до утра. Да и ступеньки, мягко говоря, сильно прохладные, а то и дело клюющая носом Кейт в сидячем положении держится пару секунд, не больше. Завалится спать там, где сидит, и всё, привет, простуда. Так что к кхалу дверь.

Стараясь идти по кромке между стеной и ковром, чтобы не запачкать последний грязными ногами, я всё же донёс мою кицунэ до кровати. Почти донёс, да. На самом пороге спальни девушка встрепенулась, посмотрела жалобными глазками:

– Пить...

Губы сухие, потрескавшиеся, язычок с заметным шуршанием движется во рту.

А ручки крепко так держатся за меня, не расцепить без членовредительства. И ладно, самому отпускать не хочется своё сокровище.

На кухне стопка чистых полотенец – не успел раскидать по шкафам. И кусок мяса на полу. Мясо отопнуть в сторону, смочить краешек полотешки, протереть губы, увлажняя, иначе полопаются только в путь. Усадив Кейт на стул, раненой в филейность ланью ковыляю к холодильнику:

– Молока, воды, кофейных корешков?

Крылья носа кицунэ мило трепещут, по бледным щекам растекается румянец:

– Покрепче чего-нибудь... Саша...

Хм... Это чего, Кейт унюхала глинтвейн?

Налил стаканчик, ещё один с водой – если вдруг крепким или горячим окажется, лучше разбавить, чем давиться через силу.

Кицунэ надолго прилипла к стакану, пила маленькими глоточками, часто-часто – варево терпкое, по раздражённым и высушенным слизистым прокатывается с несколько некомфортными эффектами – это я ещё по прежнему телу помню – набегаешься так по заснеженному лесу, язык на плечо и ноги ватные, кружечку горячего глинта опрокинешь в себя – поначалу словно наждачку жидкую пытаешься проглотить. Потом-то, конечно, дискомфорт пропадает, но тут уже мой косяк – люблю, когда пряностей много. Очень много.

Выпила. Сидит полулёжа за столом, жмурится. Румянец красиво так возвращается на обескровленное лицо – маленькое пятнышко, – и раз! – и уже щёчки розовые, целовабельные.

Набулькал себе стаканчик, девушке порцию обновил. Кейт, не открывая глаз, сцапала свою порцию и снова мелкими глоточками начала уничтожать напиток. А ведь хорошо получился! Специй в меру, алкоголь почти не чувствуется, аромат просто потрясающий – фрукты и пряности прекрасно гармонируют, температура жидкости самое то – маленький огонёк стремительно проносится по пищеводу, на миг затихает, и тут же взрывается крохотным солнышком, принося уставшему телу тепло, а душе – умиротворение.

– Благодарю, Саша, – улыбнулась кицунэ, отставив опустевший стакан. С удивлением посмотрела на синеватые рукава пижамы: – А это откуда?

– Ну, доктора сказали, что у тебя просто переутомление сильное, и причин для госпитализации нет, вот и реквизировал у них больничную одёжку – твою они порезали при осмотре. Надел, как мог, и домой.

Желтоглазая смутилась:

– А я не помню почти ничего...

Я дотянулся до девушки, ласково погладил потеплевшую щёчку.

– И не удивительно – с таким-то перерасходом сил. У самого всё как в тумане.

Ведь и вправду как в тумане: смутные образы не желают фокусироваться, расплываются от внимания, и по памяти проплывают расхристанными ошмётками, не поддающимися идентификации.

Кейт, вздохнув, потянулась из-за стола. И если бы не кицурская реакция, фиг бы я её успел поймать – ноги девушку не держали от слова совсем.

– Ты куда это так спешишь?

Кицунэ смутилась:

– В туалет надо.

– Я отнесу, – и, подхватив желтоглазую на руки, отправился в вышеназванный опорный пункт, замешкавшись только на входе: – Питьё обратно просится, или посидеть?

Кейт милейшим образом залилась краской:

– П... присесть.

Фигня вопрос, главное – задать девочке устойчивое вертикальное положение хотя бы на пару секунд. Прислонил к стене, стянул пижамные штаны и усадил на трон. Сидит пунцовая, молчит.