Текст книги "Легенда о королях"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Ну-ну… хозяин – барин…

– Так что там с этим Граалем? – нарочито грубо перебил я его.

Денница пожал плечами и продолжил:

– Иосиф Аримафейский был дальним родственником Иисуса и, имея оловянные шахты в Британии, часто бывал здесь. После распятия Христа он был заключен в темницу как его ученик и последователь, но позже освобожден вместе с Лазарем (тем самым, которого воскресил Иисус). С Марией Магдалиной и апостолом Филиппом он отплыл в Марсель, но там Мария и Филипп не пожелали продолжить путешествие, а Иосиф с учениками добрался до Гластонбери, где купил землю и построил первую церковь, посвященную Богоматери. Сюда же он привез Грааль. Но найти его нелегко. Он дается только человеку чистой души, так что «толкнуть» его вам, Максим, просто не удастся.

– И на фиг он мне тогда вообще нужен?!

Денница грустно посмотрел на меня, махнул рукой и исчез, не прощаясь.

– Истинный англичанин, – фыркнул я и повернулся на стук в дверь: – Да? Кто там?

– Сир, у нас странное происшествие, – доложил Томас, входя. – Мы обнаружили на побережье… Даже не знаю… До выяснения назовем «вот это»…

И он втолкнул в комнату невероятно толстого румянощекого монаха в серой шерстяной рясе, подпоясанной витым шнуром. Монах не казался ни смущенным, ни испуганным. Улыбался во всю луноликую физиономию, кланялся и блаженно щурил глазки, как китайский содержатель опиумокурильни на допросе.

– Почему «это»? – не понял я. – Ну – монах. Ну – жирный. И что?

– Он появился на Аввалоне недавно, сир, – пояснил Томас. – А, как вам известно, после вашего приказа это попросту невозможно. И это весьма нехороший прецедент.

– Хм-м… Это интересно… Весьма. И кто же вы, человек в рясе?

– Мир дому сему, – густым басом ответствовал толстяк. – Мое имя – отец Патрик. Проповедовал слово Божие в Мексике, а теперь вот направлен с этой миссией к вам.

– И как же вы сумели сюда добраться?

Он возмущенно пожал плечами:

– С Божьей помощью, разумеется! Плыл на корабле, потом на лодке, потом долго брел по берегу, пока не встретил вот этого нехристя, – он ткнул сарделькообразным пальцем в грудь обомлевшего от подобной наглости Томаса. – И, наконец, добрался до вас, Ваше Величество. Теперь можете быть спокойны: дело свое я знаю, благословение от папы римского даром не дается. Вы, сир, когда исповедовались последний раз?

– Иди к бесам! – коротко ответил я, с трудом сдерживая улыбку.

– Угу… Ну, нет, так нет, дело ваше, – не очень-то и расстроился монах. – А пожрать в этом доме скромному служителю Господа нашего что-нибудь найдется?

– Томас, отведи этого нахала на кухню, пусть повара его чем-нибудь покормят, – распорядился я. – Если что-нибудь еще потребуется – дай.

– Поторопимся же с незамедлительным исполнением воли нашего короля, – монах крепко взял Томаса под руку и повел к выходу. – А по пути ты можешь покаяться мне в своих многочисленных грехах, принять наказание и очищение.

Томас еще нашел в себе силы повернуться ко мне, отчаянно прося взглядом о помощи, но я лишь развел руками – на сегодня мне уже хватило бесед о морали и спасении души.

Позвав Иуду, я принялся облачаться в парадную одежду – на вечер был назначен бал для выпускников моей школы. И я постарался сделать этот бал поистине королевским…

Замок был украшен гирляндами цветов, накрытые в залах столы горели золотой и серебряной посудой. Съехавшейся на бал знати предписывалось привозить с собой дочерей и племянниц, дабы выпускники могли найти себя пару для танцев (ну, а там уж как повезет).

Было приятно смотреть на юные грациозные пары, кружащиеся по залу. Но куда приятнее было осознавать, что передо мной – блестящее будущее Аввалона. Пятнадцать лет я шел к этому дню…

У стены, справа от меня, собралась кучка выпускников, о чем-то оживленно переговаривающихся и время от времени бросавших в мою сторону странные взгляды. Среди них я узнал и двух своих любимцев – Мордреда и Ланселота. Ланселот был настоящим проклятием для любой особы женского пола старше семи и моложе семидесяти лет. Высокий, широкоплечий, словно сошедший с рекламного плаката Голливуда, со своей ослепительно белоснежной улыбкой, золотоволосый и голубоглазый, он излучал такое немыслимое обаяние, что дамы, попадавшие в эту ловушку, становились восковыми – бери и лепи. Чертенок не стеснялся, он «брал и лепил». Но при этом он не был банальным и слащавым ловеласом. Он был отчаянно бесстрашен, остроумен, с непоколебимыми понятиями о чести, долге и предназначении рыцаря. Женщины были его единственным слабым местом. Впрочем, паршивца можно было понять – трудно ценить то, что валяется у твоих ног в изобилии. Ему очень повезло, что я запретил вводить в моей школе телесные наказания: начиная с двенадцати лет он вряд ли ночевал в своей спальне больше двух-трех раз… А вот Мордред был слеплен совсем из другого теста. К этому серьезному, пожалуй, даже чуть угрюмому пареньку у меня было особое отношение. По рыжим кудрям и зеленым глазам было нетрудно узнать отпрыска Моргаузы и Артура, но я внимательно присматривался к пареньку и не пожалел потраченного на него времени. В этом умном, начитанном, не по-детски обстоятельном юноше за версту чувствовалась королевская кровь. Он даже говорил так, словно отдавал приказы и распоряжения. Он тщательно продумывал каждое свое слово, каждый поступок, словно считая себя ответственным за все, что происходит вокруг него. Больше всего его интересовали римское право, история и экономика. Заметив мой интерес к нему, мальчишка тут же использовал его в своих целях, засыпав сотнями и сотнями вопросов об управлении государством, практике решения спорных вопросов и подборе кандидатов на ключевые государственные посты. Но, невзирая на несомненные таланты в этих областях, чиновником он явно не был. В детских играх он не уступал силой и выносливостью даже такому признанному в школе силачу, как Ланселот. Я ни разу не видел его плачущим. А вот на девушек, в отличие от своего приятеля, он вовсе не обращал внимания, предпочитая их обществу книги и упражнения в воинском искусстве.

Рядом с ними стояли и три лучших ученика этого выпуска: Акколон – юноша невиданной физической силы, Герайнт – неизменный победитель всех юношеских турниров, настолько умелый с оружием, что некоторые уроки я преподавал ему индивидуально, и Мелвис – лучший стратег школы, на него я возлагал надежды как на будущего полководца Аввалона.

«Что-то затевают, негодники, – с улыбкой подумал я. – Ничего страшного. Этот бал должен запомниться им навсегда. Сегодня им можно все. Сегодня их день».

При всей моей нелюбви к «официальным частям» я все же выступил с небольшой речью, над которой кропотливо трудился целую неделю. Я выражал надежду, что в их лице Аввалон найдет надежную защиту и опору, и именно они станут его гордостью в недалеком будущем. Я говорил, а их лица становились все мрачнее и мрачнее. Они как-то странно переглядывались и опускали глаза. Не понимая причины столь странного поведения, я сбился и замолчал.

– Ну, хорошо, – собравшись с силами, сказал я. – Вижу, что есть нечто, чего я не знаю. Кто объяснит мне, что не так? Вы чем-то недовольны? Мы сделали что-то не так? Вы хотите о чем-то попросить? В чем дело?

Вперед выступил рыжеволосый Мордред. Приблизившись ко мне, он опустился на одно колено и, прижав руки к сердцу, горячо заговорил:

– Ваше Величество! Сир! Вы знаете, какой любовью и благодарностью к вам наполнены наши сердца! Вы не только спасли наши жизни много лет назад, вы в прямом смысле заменили нам отца, отдав нам свое внимание, свои силы, свою заботу и любовь. Все, что у нас есть – дано и воспитанно вами. Нет среди нас человека, который с радостью не отдал бы за вас свою жизнь. Сам Бог повернул той ночью наш корабль к берегам Аввалона и передал в ваши заботливые руки. Мы высоко чтим вашу заботу и доброту, а потому осмелились обратиться к вам с нижайшей просьбой, смысл которой может понять только ваше благородное сердце…

Признаюсь, я даже расчувствовался от этих слов. Я был готов выполнить все, что бы они не попросили… Но к этой просьбе я не был готов.

– Отпустите нас на поиски наших родителей, сир! – попросил Мордред. – Нас лишили матерей, отцов, дома, хотели лишить самой жизни. Вы вернули нам все, что могли. Но с самого раннего детства каждый из нас мечтал увидеть лицо матери. Узнать и полюбить своего отца. Вернуться в дом предков… Это снилось нам во снах. Об этом были все наши разговоры, мечты… В большинстве своем мы не знаем, ни кто они, ни живы ли вообще, но эта мечта наполняла наши сердца долгие годы и лишь в вашей власти сделать нас счастливыми…

В зале стояла такая тишина, что мне казалось, я слышу биение их сердец. А может, так громко стучало мое сердце…

– Ну, что ж… Раз вы мечтали, – растерянно пробормотал я. – Я всегда хотел, чтоб вы были счастливы…

– Ура! – взорвался зал десятками звонких голосов. – Да здравствует король! Слава королю!

– Мы никогда не забудем вас, сир! – с чувством сказал Мордред, вставая с колен. – Стоит вам позвать, и любой из нас, где бы он не был, тут же придет на ваш зов. Чего бы нам это ни стоило. Клянемся!

– Клянемся! – прокатилось по залу.

– Знайте и вы, – сказал я, – что бы не случилось, как бы не повернулась жизнь, у вас всегда есть дом, где вас помнят и ждут. Никто не знает, что ждет его впереди, но Аввалон примет вас, что бы не случилось.

Чувствуя, что у меня предательски щиплет глаза, я поспешно отвернулся, и… оказался лицом к лицу с невесть откуда взявшимся пронырой-монахом.

– Сир, вы – великий человек! – лицемерным голосом просипел Патрик, прикладывая к сухим глазам грязный платок. – Растить их для Аввалона и отдать королю Артуру – это… это…

– У человека должны быть свой дом и своя семья, – сухо сказал я. – Нельзя обретать их по чужой воле. Как и мечту…

– Вот и я говорю, – подтвердил он, глядя на меня из-под платка веселым глазом. – Кстати, о доме… Для братии нужен дом. Монастырь, обитель, община…

– Что?! – не понял я.

– Нужны деньги, люди и материал для построения монастырей и обителей, – пояснил монах.

– И?..

– Дайте.

– Заработайте! – сыграл я с ним в ту игру, в которую обычно играл со мной Денница.

– Как скажете, сир, – подозрительно быстро согласился Патрик. – Пойдем, соберем, выпросим… А вы лично сколько дадите, сир?

– Конрад! – в сердцах крикнул я. – Дай этому вымогателю, сколько попросит и не подпускай его ко мне хотя бы пару дней!

– Сир! – окликнул меня звонкий голос. – Позвольте…

Ко мне пробивались сквозь толпу Ланселот и Мордред.

– Да, ребята, – повернулся я к ним. – Чем я еще могу вам помочь? Оружие, доспехи и коней вам дадут. Деньги…

– Нет-нет, сир! Мы не… Мы хотели спросить… Что мы можем сделать для вас, ваше величество? Как мы можем отплатить вам за вашу доброту?

– За доброту не платят, Ланселот, – сказал я. – Ею можно только делиться. Будьте сами добрыми и честными. Где бы вы не были, помните: вы – рыцари Аввалона! И ваша слава будет мне лучшей наградой.

– Обещаем, сир! Но нам бы хотелось сделать что-то и для вас лично. Приказывайте, мы выполним все!

– Я уже сказал вам…

– Я знаю! – воскликнул Ланселот. – Простите, сир, но я совершенно случайно оказался сегодня в комнате одной… В общем, я оказался рядом с вашими покоями и был свидетелем вашего разговора с кем-то о Святом Граале… Поверьте, сир, я не подслушивал! Вы мечтаете о нем? Мы достанем его вам! Обещаем, друзья?

– Клянемся! – громыхнул зал. – Мы добудем для вас Грааль, сир!

– Ну… Пусть так и будет, – сказал я. – А теперь идите и празднуйте. Это ваш день. Запомните его навсегда…

Быстрым шагом я прошел в свою опочивальню и запер за собой дверь. Достал кувшин местного вина, наполнил кубок… И отставил его в сторону, не пригубив. Сутулясь, я сидел за дубовым столом и просто смотрел перед собой – не думая, не чувствуя, не слыша…

Нежные руки легли мне на плечи:

– Не печальтесь, сир. Это, с какой-то стороны, тоже подвиг. И все это понимают…

– Как ты вошла, Моргана? У тебя же нет ключа…

– У меня есть магия. Вы сердитесь, сир?

– Нет, девочка. Я не сержусь. Пожалуй, ты единственная, кого бы я хотел сейчас видеть.

– Я это почувствовала, – она уютно устроилась у меня на коленях и, касаясь острым, кошачьим языком моего уха, зашептала: – А я ведь к тебе по делу, мой король…

– Пожалела бы меня хоть ты, Моргана, – попросил я.

– Обязательно, – в ее голосе появились знакомые хрипловатые нотки. – Позже – обязательно. Просто… Это такой шанс… Мальчишки уходят в Британию… Артур примет их. Он утратил хватку, размяк, он не ждет сейчас подвоха… И если я пойду с ними, то…

Молча я снял ее со своих колен, поднялся. Она смотрела на меня, обиженно надув губки. Объяснять ей что-либо было совершенно бесполезно.

– Делай, что хочешь, – сказал я. – Хочешь тратить свою жизнь на месть – трать. Подчини все этой, единственной цели. Живи ради этого, люби ради этого, предавай, страдай ради этого. Только помни: отомстишь ты или нет, проиграешь в любом случае…

– Не сердитесь, сир, – ничто не могло сбить ее с цели. – Я же вернусь. И вернусь к вам. Мой дом – здесь. Я привязана к нему.

– А ко мне?

– Вы – король, владыка этого места…

– Иди. Иди, Моргана, – попросил я и, когда дверь за ней закрылась, решительно придвинул к себе и кубок и кувшин. – Да и черт с вами! – сказал я вслух. – Живите, как знаете! И мне тоже никто не нужен! Никто!..

Глава 8

Выписка из допроса Святой инквизицией

сэра Томаса Глендауэра, бывшего главнокомандующего морскими и сухопутными силами Аввалона

Снова ветры нас горные сушат, Выдувая тоску из души. Продаем мы бессмертные души За одно откровенье вершин. Всё спешим мы к тому повороту, Где пылает огонь без причин… Так заприте же Волчьи ворота И в ломбард заложите ключи.

    Ю. Визбор

Случилась худшая из всех возможных бед: король полностью утратил интерес к происходящему на Аввалоне. Три дня и три ночи после отбытия его учеников в Британию он пил, не выходя из своей опочивальни. Надежды его были разбиты. Признаться, лично я не испытывал особой грусти по этому поводу, тем более что вместе с юношами уехала с острова и столь ненавистная мне Моргана. О, эта Моргана – исчадие ада и худшее из порождений проклятой Лилит! Она вносила черный поток нечистот в наш светлый и соразмеренный мир так же, как тысячи женщин до нее и тысячи – после. Красивая, порочная самка, затмевающая разум и сбивающая с истинного пути. Я помню, как рассказывал отец Хук о прародительнице всех самок – порочной Лилит. В Библии о ней не говорится, но отец Хук утверждал, что она была первой женой Адама, но возжелала с ним равных прав, за что была наказана – ангелы убили всех ее детей и изгнали из рая. Лучше б они убили и ее. Я вижу, как расплодилась на земле эта проклятая порода. Король когда-то гневался, обвиняя отца Хука в ереси и душевной болезни, но теперь-то я вижу, что сир заблуждался. Во испытание моей веры мне всегда доставались женщины порочные, неверные, лукавые. Опустошив мои карманы, а затем и кладовые моих замков, они сбегали искать новых приключений, а я вновь и вновь оставался у разбитого корыта, раздираемый ненавистью и отчаянием. Я думал, что мне просто не везет с ними, пока не произошло событие, открывшее мне глаза на истинное положение вещей. Но об этом позже.

Итак, король не выходил из спальни три дня, требуя все новые и новые кувшины, бутыли, бочонки с вином. А на четвертый день прискакал очередной гонец из Нотингема, от сэра Хотспера. Лесные разбойники разграбили обоз, доставлявший в наш замок провизию. Пытавшихся сопротивляться – убили. Сэр Хотспер уже не первый год просил оказать содействие в уничтожении этой шайки, но король постоянно отмахивался, утверждая, что проблема преувеличена. Отмахнулся и на этот раз:

– Не до них! Пусть сами разбираются. Он отвечает за порядок в городе? Вот пусть и наводит!

– Сир, – осторожно заметил я. – Лесное воинство многочисленно, а у сэра Хотспера всего…

– Я сказал: пусть разбирается сам!

Обескураженный таким приемом гонец счел за благо ретироваться, а король нетвердой походкой подошел к окну, долго всматривался, потом спросил:

– Что там происходит? Пилят, стучат, таскают? Кто-то взялся перестраивать мой замок?

– Почти что так, – подтвердил я. – Этот неугомонный монах – отец Патрик. Занял самочинно территорию бывшей школы и перестраивает под свои нужды. Видимо, считает, что сможет заниматься воспитанием лучше вас.

– Да? Ну-ка пойдем, посмотрим…

Мы прошли к месту гудящей стройки. Толстяк сумел развернуть здесь столь бурную деятельность, какой никто и не ожидал от этого жизнерадостного любителя выпить и закусить. Десятки людей бегали туда-сюда так, как не бегают и под кнутом надсмотрщика. Король поймал за руку одного из них:

– Стой! Где отец Патрик?

– Святой отец в мастерских.

– «Святой», значит, – с угрозой в голосе повторил король. – Пойдем, Томас, покажем этому «святому», кто в замке хозяин…

Толстяка мы застали надзирающим за работой художников, расписывающих стены. В одной руке он держал огромный свиной окорок, в другой – гигантских размеров чашу, и я готов был поспорить, что в ней явно не вода из колодца. Припадая по очереди то к греху чревоугодия, то к греху пьянства, он время от времени радостно восклицал:

– Прекрасно! Клянусь нимбами всех святых – прекрасно!

И было непонятно, что именно приводило его в такой восторг: то ли доброе вино с жирным окороком, то ли работа богомазов.

– И что здесь происходит? – негромко, но с явной угрозой в голосе окликнул его король.

Толстяк подпрыгнул от неожиданности, оглянулся и, бросив прямо на землю обглоданную кость и пустую чашу, подбежал к нам, на ходу вытирая руки о рясу.

– Ну, наконец-то! – радостно завопил он, не соизволив ни приветствовать сюзерена, ни хотя бы поклониться. – А я уж боялся, что вы надолго загулять изволили, уже сам хотел к вам идти… Ну-ка, идемте за мной, сир! Я вам кое-что покажу.

И, подхватив растерявшегося от такой наглости короля под руку, потащил его по комнатам и залам, что-то поясняя, втолковывая, убеждая. Едва поспевая за ними, я слышал лишь обрывки этого длиннющего монолога:

– …по своему историческому и духовному предназначению. Но абсолютно иное, чем эта присно хваленая Шамбала. Да потому что, просто по сути своей. Я даже об этом спорить не хочу, потому что спорить просто невозможно…

– …да-да, именно каждого – от лесоруба до барона. Уверен, что это не составит труда. Десять, двадцать, да даже все тридцать лет – это не срок для Аввалона. С остальным миром сложнее, но ведь главное – организовать центр, определить направления развития, точки отсчета. Книгопечатание, проповедники, паломники сделают свое дело эффективней, чем вы можете себе представить. Но надо торопиться: вы не представляете, сколько разных лжеучений и лжепророков плодится сейчас по всему свету, и если…

– …не зацикливаться на светских книгах, статуях и картинах, ибо духовность без Бога – дьявольская соната. Может быть, это и красиво, и логично, но мир без учета Бога лишен не только правильной точки отсчета, но и смысла…

– …и если вы поняли, в чем была ваша ошибка, то надо не огорчаться, а радоваться тому, что они покинули остров. Вам знакомо понятие «троянский конь»? Теперь вы в большом долгу перед королем Артуром, ибо…

Поначалу король лишь покорно шел рядом, слабо пытаясь прервать этот мощный поток словоблудия. Потом начал прислушиваться, недоверчиво качая головой и словно пытаясь оправдаться. Потом задумался. Спросил о чем-то раз, другой, третий…

– Кстати, это несколько отличается от официальной позиции церкви, – сказал он, разглядывая странные фрески на стенах. – Я имею в виду позицию римского папы.

– Когда речь идет об истине, мнение конкретного человека, даже такого, как папа римский, звучит лишь в контексте, – загадочно отозвался на это монах. – Я ничего не придумывал и не трактовал. Бог дает Слово, а дьявол – десятки комментариев к нему. Я не хочу ничего прибавлять и убавлять. Я хочу проповедовать и служить.

– Да, но… «Бог есть любовь» – это понятно. Христос доказал, что смерти нет и после нашего пребывания на земле ничего не кончается. Это тоже понятно. Указал путь к жизни вечной – хорошо. Но о жизни Христа – тоненькая книжечка, а его слов там и вовсе…

– Если б Он пришел только учить и проповедовать, то прожил бы до ста лет и написал тысячу томов. Он пришел не для этого…

– Вот именно! А сейчас мы имеем тысячи и тысячи томов, где написано столько всего… Обычный человек начинает пугаться. Все хотят добавить от себя. Меня радует, что вы не несете отсебятину, но вы же тоже строите свое мнение не только на Писании, но и на комментариях Отцов Церкви. Чем больше мнений, тем больше расколов. Я не хочу расколов на Аввалоне. Я верю в Бога… Я даже знаю, что Он есть, потому что встречал в своей жизни… так сказать, доказательства… Но я не хочу, чтоб христиане резали друг другу глотки из-за того, сколькими перстами креститься или на каком языке читать Библию. Я сам не понимаю, как Бог-отец, Бог-сын и Святой дух могут быть единым целым?

– А это не такая уж и тайна. Видите этот трилистник, составляющий единое целое и называемый клевером? А теперь взгляните на солнце, являющееся светом, теплом и шаром. А теперь…

Покачав разболевшейся от этих непосильных для меня диалогов головой, я сделал вид, что отстал, а потом и вовсе удалился из этого мудреного заведения. Когда здесь была школа, я понимал хотя бы что-то… Ставлю золотой против желудя: наворотит отец Патрик дел на Аввалоне. Ох, наворотит! А сир такой увлекающийся…

И я не ошибся: король нашел себе новую игрушку. Теперь дни и ночи сир проводил, обустраивая детище отца Патрика, не жалея на него ни сил, ни времени, ни денег. А от их споров кипел не только мой мозг, но и куда более просвещенные головы. Я помню изумление на лицах лучших ученых, когда в пылу спора король выдал монаху совсем несусветное: «а это давно известно: если Бог существует, то энергия равняется массе, умноженной на скорость света в квадрате». Патрик медленно опустился на скамью и, даже лишившись части несмываемого румянца на лоснящихся щеках, хрипло прошептал: «Это невероятно… Это же объясняет все! Сир, вы гений!» Король скромно потупился и, кокетливо ковыряя пальцем столешницу, добил: «А я с вами никогда не делился своей теорией относительности? Послушайте, Патрик, вам это будет занятно…» И я опять постыдно бежал от них, сберегая в себе остатки здравого смысла и чистоты знаний, не погруженных в ересь…

Впрочем, в окончательную ересь король впасть не успел. Спас его сэр Хотспер. Жизнью своей спас от гнева небесного. Неизвестно, чем бы закончились эти еретические посиделки с лукавым монахом, если б не прискакал тот злополучный гонец из Нотингема. Едва не падая с ног от усталости, покрытый пылью с головы до пят, едва переводя дыхание, он сипло доложил:

– Беда, сир! Сэр Хотспер погиб. Третьего дня, выполняя ваш приказ.

– Что ты мелешь?! – поднялся с трона ошеломленный король. – По какому приказу?

– Вы приказали нам покончить с разбойниками, но нас было очень мало, а помощи вы не дали. Мы попали в засаду. Стреляли из луков… Сотни стрел, со всех сторон… Сэр Хотспер ринулся на них, но… Не меньше полудюжины стрел – в голову, в грудь… Я видел это собственными глазами… Он умер сразу… А нас осталось не более десятка…

Король обессилено опустился на трон.

– Сэр Хотспер, сэр Хотспер… Ему бы пьесы писать, а я… Значит, так вот, да… – он поднял голову, и в его глазах я явственно увидел огни преисподней. – Сэр Томас! Поднимай войско. Ополченцев – в строй! Всех, кто может держать оружие. Выходим завтра. Всё.

Никогда еще Аввалон не знал подобной мобилизации. Король поставил в строй всех, от мала до велика. Пыль, поднятая многотысячными колоннами, скрывала людей, и казалось, что к Нотингему движется страшный смерч. Ополченцев король расставил вокруг леса, строго приказав не выпускать ни единой души, будь это хоть пеший, хоть конный, хоть старый, хоть юный. За ослушание – смерть. И с тысячью отборных воинов мы вошли в тревожно стихшие леса Нотингема. Мы настигли разбойников на западной опушке леса, готовившихся к прорыву сквозь жиденькое оцепление ополченцев. Они сражались отчаянно, понимая, что на этот раз пощады не будет. Но разве может выстоять разжиревший в лесах крестьянин против проводящего дни и ночи в тренировках воина? Разнесли, разметали, несмотря на бешеное сопротивление и град длинных стрел с остро отточенными наконечниками. Король, облаченный в свои знаменитые черные доспехи, был, как всегда, впереди, пластая все вокруг себя широким мечом без жалости и сомнения. Я прикрывал его слева. Вот тут-то и случилось событие, за которое я благодарил и благодарю Господа, хотя оно едва и не стоило мне жизни. Метко пущенный из пращи камень ударил меня точно в центр лба, и, невзирая на защиту прочного шлема, свет надолго померк в моих глазах…

Очнулся я в шатре, когда звезды уже рассыпались по иссиня-черному безлунному небосводу. Находившийся при мне воин подал облачение, помог зашнуровать многочисленные завязки на одежде (сир вводил такое странное новшество как «пуговицы», но я предпочитал одежду без новомодных выкрутасов) и дойти до королевского шатра. Я успел застать самое интересное. Король, сэр Конрад и отец Патрик как раз допрашивали стоявшего перед ними отца Хука. Не видев священника со дня его ухода в лесное братство, я отметил про себя, что держится он весьма неплохо для человека, стоящего на краю могилы. Да и жизнь на свежем воздухе явно пошла ему на пользу: ранее тощий, как прут, с иссиня-бледным лицом, теперь он оброс степенной плотью, налился румянцем и, невзирая на присутствие короля, держался явно вызывающе.

– …не только превратили Аввалон в обитель зла и ереси, – обличал он сидевших перед ним, – но и попрали законы отцов и дедов наших! Но вы просчитались! Я успел послать гонца в Рим, перечислив подробнейше все ваши преступления! Сопротивление боголюбивому королю Артуру, удары по его щиту с изображением Богородицы, нежелание ходить на исповеди и причастия, и многое, многое другое!

– Это мой остров, – спокойно сказал король. – Жалуйтесь хоть папе римскому, хоть мулле, хоть раввину, а порядки устанавливать здесь буду я.

– Вы еще не знаете всей власти Рима! – рассмеялся монах. – Папа отлучит вас от Церкви, проклянет, и каждый, кто убьет вас, получит полное отпущение грехов за столь богоугодное дело!

Неожиданно вперед шагнул молчавший доселе отец Патрик. Протянул руку, показывая что-то восставшему монаху, и лицо отца Хука покрылось сероватым налетом страха.

– Перстень посланника папы? У вас? – бормотал он. – Тогда… Почему?.. Вы должны их всех… Как?..

– Именем папы подтверждаю, что все, сделанное королем Максимусом, сделано во славу Божию и на пользу Святой Церкви, – торжественным голосом объявил отец Патрик. – Действия брата Хука, вдохновившего разбойников на бунт и братоубийство, признаются преступными, сан с него снимается, и, как гражданское лицо, он передается в руки гражданского правосудия. Что вы решаете с его судьбой, Ваше Величество?

– Повесить, – решительно сказал король. – Вместе с остальными. Всех до последнего, на опушках этого леса. И пусть этот приговор станет последним приговором Аввалона. Пусть только хоть кто-нибудь попробует отнять жизнь у моего подданного! Пусть только…

– Увести! – распорядился Конрад, и поникшего Хука утащили за дверь.

Всю ночь солдаты вешали пленных. К исходу ночи свой конец нашло более трехсот выживших в этой битве разбойников…

Несмотря на все мастерство лекарей, моя голова после травмы болела нещадно. Боль вступала в левый висок, пылающим огнем охватывала мозг, и ничто не могло помочь мне, ни травы, ни вино, ни молитвы. Боль мучила меня днем и ночью, утром и вечером, и не было от нее ни спасения, ни отдыха. Я обошел всех лекарей острова, обращался к знахарям и колдуньям, но проклятая боль была сильнее их мастерства. Избавление пришло оттуда, откуда я его и не ждал.

Как-то раз, темным зимним вечером, в опочивальне короля раздался мелодичный звон. Я уже знал, что это сигнал, означающий, что у ворот Волчьего Перевала стоит гость, желая войти в замок. По случаю я оказался рядом, и король просил сопровождать его. По ту сторону переливающегося, как рассветные воды, портала, я увидел двух всадников. В одном по стройной фигуре и длинным рыжим волосам я опознал Моргану. Но как она изменилась! Ведьма и в ранней юности была весьма привлекательна, но сейчас она превратилась и вовсе в сногшибательную красавицу. Я давно подозревал, что ее красота – дело рук не только природы, но и наведенных ею чар. Но как бы там ни было, а ради именно вот таких женщин и совершаются как самые великие подвиги, так и самые черные преступления. А они с небрежностью и безразличием принимают и то и другое…

А вот второй всадник, худощавый, в странном темном балахоне, огромных сапогах и с короткой косой подмышкой, был никто иной, как сам Мерлин!

Король молча выжидал. Моргана грациозно спрыгнула с седла и склонилась в изящном поклоне:

– Приветствую тебя, король! – сквозь портал ее голос звучал слегка приглушенно. – Хотела бы обнять тебя, но, как вижу, ты не слишком торопишься впускать меня в свой дом.

– Я не очень доверяю твоему спутнику, – спокойно отозвался король, в упор разглядывая великого колдуна.

Я давно привык к его манере разговаривать на равных с императорами и колдунами, но откровенное пренебрежение мощью самого Мерлина повергло меня в ужас. Однако великий бессмертный, создающий страны и королей, лишь грустно улыбнулся в ответ:

– Приветствую вас, Максим. Можете не беспокоиться на мой счет. Я прибыл к вам с миром.

– Ага, – король скрестил руки на груди. – Человек, называющий Моргаузу «сосудом, в котором растет меч, смертоносный для Артура», человек, советующий уничтожить всех детей, родившихся в этот день, человек…

– Максим, разве кто-нибудь погиб? – укоризненно спросил Мерлин. – Я вам как-то пытался объяснить, что есть события, которые произойдут в любом случае, как бы ты их не пытался изменить. И если их знать, то говорить и делать можно что угодно… Проку все равно не будет.

– Сир, ну пожалуйста! – Моргана надула губки, гримасничая от нетерпения. – Мерлин теперь со мной… С нами. Он обещал научить меня всему, что знает сам, а это… Подумай сам: если ты примешь нас, у Артура больше не будет самого могущественного союзника. А Эмрис может быть полезен и на твоем острове.

– Чем? – холодно спросил король.

– Знаниями, Максим, чем же еще, – вздохнул чародей. – Больше у меня ничего нет, только знания и опыт.

– Максимус, ну поверьте мне, – просила фея. – Я вам сейчас докажу… Мерлин, превратись в зайчика.