Текст книги "Русский агент Аненербе (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шмокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

А вот в рабочих районах картина немного иная: здесь больше следов бомбардировок, так как здесь сосредоточены заводы и фабрики, работающие на вермахт, но постов ПВО немного, поэтому некоторые дома стоят с заколоченными окнами. Константин заметил, что здесь очень много детей в форме гитлерюгенда – в светло-коричневых рубашках с чёрным галстуком и в чёрных вельветовых шортах до колен. Они самоотверженно разбирают завалы развалин после последней бомбёжки, собирают осколки бомб и зенитных снарядов, помогают жителям квартала, разнося продукты и вещи. В одной из развёрнутых палаток совсем ещё молодые ребята из гитлерюгенда организовали медицинский пост и оказывают всем нуждающимся медицинскую помощь. Над палаткой развевалось красное полотнище с белой полосой посередине и чёрной свастикой, вписанной в ромб.

Густав притормозил у небольшого железнодорожного переезда, чтобы пропустить состав с военной техникой, тщательно укрытой маскировочными сетями.

– На Восточный фронт… Парни, задайте жару евреям-большевикам, – пробурчал довольный Густав и кивнул в сторону железнодорожного состава.

Константин открыл окно, так как ему показалось, что снаружи слышны звуки какой-то песни или музыки. И в салон машины ворвался марш гитлерюгенда, звучащий из громкоговорителя, укреплённого над медицинским постом.

Молодежь! Молодежь!

Мы все солдаты будущего.

Молодежь! Молодежь!

Ты вершитель грядущих дел.

Да, разобьются о наши кулаки

Те, кто противостоит нам.

Молодежь! Молодежь!

Мы все солдаты будущего.

Молодежь! Молодежь!

Ты вершитель грядущих дел.

Вождь, мы твои,

Мы верные товарищи твои!

«Господи, эти мальчишки через пять лет будут десятками тысяч гибнуть под зажигательными бомбами американских бомбардировщиков, истекать кровью в панцергренадерских командах, пытаясь одним фаустпатроном поджечь советский танк, будут умирать за фюрера, обороняя позиции в Померании, Нижней Силезии, Зееловских высотах, где их сметёт праведный огненный вал советской артиллерии. Повезёт лишь тем, кто, размазывая детские слёзы на грязном лице, попадёт в плен…», – думал Константин Лебедев, глядя, как молодые ребята, напрягая все силы, выполняют вполне взрослую мужскую работу.

Состав с техникой ушёл, и машина, перескочив железнодорожные пути, через пару минут поехала вдоль большого парка. Хотя это уже было трудно назвать тем привычным для многих берлинцев парком. Всюду проступают следы его перепрофилирования под обычные огороды – жители стали выращивать овощи, готовясь к возможным перебоям с продовольствием. Некоторые статуи и памятники, более-менее ценные, уже на всякий случай обложили мешками с песком для защиты от бомбёжек. Вот так, наглядно, имперское величие соседствует с предчувствием грядущей катастрофы, а помпезность официальных церемоний и гипнотический эффект речей Гитлера тонут в затаённой тревоге жителей Берлина.

По мере удаления от центра городской пейзаж снова поменялся: имперская монументальность уступила место элегантной буржуазной архитектуре начала века. Автомобиль свернул на юго-запад города, направляясь обратно в фешенебельный район Далем. Константин оценил: Густав очень хорошо понял поставленную перед ним задачу и провёз его почти по кругу, так как они вернулись в знакомые для него места. Именно в этом районе находится его дом. И от него до Общества изучения наследия предков всего минут десять езды.

Глава 7

Д алем – престижный район, где в основном селится берлинская элита: высокопоставленные чиновники, промышленники, представители научной интеллигенции. Здесь же расположен знаменитый Свободный университет Берлина, а улицы утопают в зелени ухоженных садов. Штаб-квартира Аненербе находилась чуть выше, на Пюклерштрассе – тихой улице, обсаженной старыми липами. Их кроны создают над проезжей частью восхитительный зеленый тоннель, а сквозь частокол стволов, по обеим сторонам, видны роскошные виллы в стиле югендстиля и неоклассицизма, каждая из которых окружена собственным садом за коваными оградами.

Вилла Вурмбах под номером четырнадцать довольно сильно выделялась среди соседних особняков. Это внушительное трехэтажное здание из светлого песчаника, построенное в начале века для семьи известного промышленника Вурмбаха, в противовес аскетической архитектуре Третьего Рейха, украшено изящной лепниной и эркерами. Над парадным входом – небольшой балкон с ажурной решеткой. Перед домом – симпатичная круглая подъездная аллея с безупречно подстриженным газоном и розарием.

Территория виллы огорожена высоким забором, окна особняка защищены специальными шторами для светомаскировки в ночное время, а в саду оборудованы скрытые огневые точки. Видно, невооруженным глазом, что это место находится под постоянной охраной СС.

У ворот виллы – часовой в форме СС, что указывает на особый статус нынешних обитателей особняка.

«Невероятно, но это сосредоточие интеллектуального базиса нацизма, центр зловещей сути СС, в будущем станет местом резиденции канцлера Федеративной Республики Германии», – отметил про себя Лебедев, с любопытством осматривая дом.

Дюжий охранник внимательно посмотрел сначала на Константина Лебедева, потом на водителя и махнул рукой. Ворота медленно открылись, пропуская автомобиль на территорию. Густав остановил Opel у парадного входа, где широкая лестница вела к массивной дубовой двери с бронзовым молотком в виде львиной головы. По обе стороны от входа – большие каменные вазоны с красными геранями.

«Ну, Господи, спаси и сохрани! Помоги мне… Не введи меня в утрату…», – прошептал про себя Константин и мысленно перекрестился.

Первый этаж открылся перед ним просторным вестибюлем с мраморной лестницей. Великолепное внутреннее убранство сочеталось с роскошью старинной виллы, построенной для богачей, и функциональностью современного административного здания. Помещения были немного перестроены: протянули провода, оборудовав их новейшими средствами связи и системами безопасности.

На первом этаже располагался большой холл с местами для ожидания посетителей. Несколько дверей вели в разные комнаты. На дверях висели таблички: «Канцелярия», «Административное помещение», «Комната для совещаний младшего персонала», «Архив текущей документации». Лебедев осмотрелся, внимательно читая надписи по несколько раз и запоминая их расположение. Он, работая над диссертацией, отлично знал план особняка Вурмбах, но его появление в прошлом Германии, как он убедился, вызвало некий «эффект бабочки» и цепь исторических событий, о которых он совсем не знал. Значит, надо держать ухо востро:

«Надо внимательно замечать все, что не соответствует моим знаниям об Аненербе, и эта разница и есть „эффект бабочки“», – думал он, стоя в холле.

У самого входа, судя по пирамиде из оружия, находилось обширное караульное помещение службы безопасности. Рядом с охраной – арка и лестница, ведущая вниз. Очень удобно: пара вооруженных людей могла блокировать любое передвижение на первом этаже и держать под прицелом входы и выходы. На стене висел указатель, сообщающий, что находится в подвальном помещении: бомбоубежище, котельная, технические помещения и большое хранилище документов и артефактов. Последний указатель вызвал у Лебедева приступ кашля и тошноты.

«Сука, рефлекс из другой моей жизни», – подумал он и, хрипя, как старик, постарался вздохнуть полной грудью.

Из караульного помещения вышел унтершарфюрер в сером кителе с погонами из черной ткани, с закругленными концами и простыми черно-алюминиевыми кантами.

– Хайль Гитлер! Доктор Тулле, с вами все в порядке?

– Хайль Гитлер… – специально еще сильнее просипел Константин. – Все в порядке…

По-видимому, все уже были в курсе его проблем с потерей памяти, поэтому унтершарфюрер спокойно представился:

– Ганс Майер.

– Ганс… Все в порядке, Ганс.

Ганс протянул ему ключ, и Лебедев поднялся на второй этаж. Он совсем не представлял, где находится его кабинет, но предположил, что, скорее всего, это кабинет изучения оккультизма. Да, конечно, Франц Тулле был ученым-антропологом, специалистом по культуре и древней истории, но, судя по бумагам в кабинете его дома и вещам, скорее всего, он чаще изучал оккультизм. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что настоящий Франц Тулле, скорее всего, являлся «скептиком-оккультистом». Как, например, в католической церкви: прежде чем утвердить чудо, отдел «Конгрегация по делам святых» рассматривает все «за» и «против», и если есть хоть какое-то сомнение, то жестко отвергает очередного соискателя на святость.

Он прошел по коридору, на секунду задержавшись у кабинета рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, припомнив, что этим кабинетом Гиммлер пользовался во время своих визитов на Пюклерштрассе, четырнадцать. Напротив, находился другой рабочий кабинет – президента Аненербе Вальтера Вюста, великолепного знатока индогерманской арийской культуры, языков и индогерманского арийского языкознания, а также соответствующей культурологии. В 1936 году он вступил в СС, и уже в следующем году был приглашён занять пост президента Аненербе. А через два года, в 1939 году, пост президента занял рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, а Вальтер Вюст стал фактически исполнять функции директора и научного куратора общества.

По обеим сторонам длинного коридора располагались кабинеты для работы старших офицеров и руководителей исследовательских групп. За некоторыми дверями, по-видимому, шла какая-то работа: например, слышался голос – кто-то диктовал текст, а речь сопровождалась параллельным стуком печатной машинки. Дальше коридор упирался в большой конференц-зал для важных совещаний, а рядом с ним находился вход в библиотеку оккультной и научной литературы.

Лебедев уже хотел развернуться к лестнице, ведущей на третий этаж, но неожиданно с правой стороны, на выходе, открылась дверь, и вышел человек в эсэсовской форме. Слегка округлое, тщательно выбритое лицо, открытый, даже несколько наивный взгляд. Черные, тщательно набриолиненные и гладко зачесанные на правую сторону волосы. Все черты в нем выдавали натуру педантичную и простую, но после секундного флера первоначального впечатления Лебедев констатировал: перед ним был очень умный, образованный и просто обаятельный человек. На сером кителе, идеально отглаженной формы, черные петлицы с одним дубовым листом, на плечах – черные погоны с переплетенной каймой из матовой алюминиевой нити. Лебедев чуть кашлянул и немного «покопался в памяти», отыскивая знакомый образ. Перед ним стоял штандартенфюрер СС Вальтер Вюст.

Тот посмотрел на Лебедева и слегка вскинул руку.

Константин ответил таким же жестом. Вюст дождался, когда Лебедев первым произнесет нацистское приветствие, и небрежно сказал низким, с легкой бархатной тональностью голосом:

– Хайль Гитлер.

Потом пожал Константину руку.

– Франц, я очень рад, что вы вновь в наших несгибаемых рядах, – сказал он.

Они немного прошли по коридору, и Вальтер Вюст, открыв дверь своего кабинета, пригласил Лебедева зайти к нему:

– Прошу, Франц, заходите… Разделите со мной пару чашек отличного английского чая, – улыбнулся он.

Константин принял приглашение.

Кабинет Вальтера Вюста выглядел под стать хозяину – специалисту, занимающемуся индологией. Много старых книг на санскрите, хинди и пали. Статуэтки слонов и индийских многоруких божеств. На стене – несколько бумажных плакатов со стихами индийских поэтов и философов. И посреди всего этого индуистского антуража – портрет Гитлера над массивным столом в восточном стиле. А на столе, среди аккуратных стопок бумаг и пишущей машинки, – небольшая фотография Ганди в простой деревянной рамке.

Они сели в кресла друг напротив друга. Вюст на небольшой спиртовой плите вскипятил воду и на правах хозяина налил Константину чай в изящные фарфоровые чашки. Пока вода не закипела, они разговаривали на разные темы:

– Отличный индийский чай! У меня остались небольшие запасы этого превосходного напитка компании «Brooke Bond Company». Отличный чай от фирмы, основанной Артуром Бруком в 1869 году. А ведь мы, начав войну, существенно разрушили чайную торговлю англичан, лишив их, так сказать, стратегического товара для поддержания морального духа британцев, как сказал Черчилль… Как, впрочем, и себя тоже, – засмеялся Вюст. – Есть такая пословица: «Злорадство – лучший вид радости». Чем больше мы создадим островитянам проблем, тем ближе наша победа.

Они еще какое-то время поговорили о здоровье Франца Тулле, о новостях с фронта, а потом Вальтер Вюст перешел к делам.

– Франц, ваши последние исследования древнегерманских рун вызывают… определённые вопросы. Краузе в замешательстве от вашего смелого предположения.

– Чем именно, герр президент?

Вюст чуть вскинул брови и, кивнув неопределенно, сказал:

– Ваша интерпретация рунического письма немного противоречит общепринятой версии. Вы утверждаете, что древние германцы использовали руны не только для письма, но и для… как вы это называете, любопытный термин… «программирования реальности».

Лебедев заметил мимическую реакцию на официальное обращение:

«Похоже, и с этим фашистом у меня дружеские отношения», – подумал он, отпивая из чашки.

– Можно более конкретно? О чем идет речь?

Константин Лебедев попытался найти хоть какие-то зацепки в теме.

– Я про дневник того торговца из Ганзы, что вы нашли в архивах, и-и пришли, скорее нет… Его записи подтолкнули вас к этому странному выводу.

Константин сразу же вспомнил про дневник немецкого купца, который ему отдала на исследование Маргарита Белова в заброшенной части архива ФСБ. Но решил ответить более обтекаемо:

– Мои исследования основаны на тщательном анализе не только его записей, но и археологических находок, древних манускриптов, герр президент. Я обнаружил определённые закономерности в расположении рун, которые указывают на их более глубокое применение.

Он рискнул и добавил к своему высказыванию:

– Особенно это касается интерпретации рунического письма из Экстернштайне, известного места силы германского народа. Я думаю, что этим записям не хватает лишь еще одного кусочка головоломки, который подтвердит мои гипотезы.

Лебедев почувствовал, как пара капель пота стекли по спине.

Вюст подался немного вперед и поставил чашку:

– Интересно… И вы можете это доказать?

«Ну что ж, капитан Лебедев, играть… так играть по-крупному», – мысленно подбодрил он себя, видя, что «угадал тему».

– Я работал, до ранения, над практическим подтверждением теории. Но нужно время и ресурсы…

Вальтер Вюст задумчиво посмотрел на него:

– Рейхсфюрер Гиммлер проявляет особый интерес к подобным исследованиям. Если ваша теория верна, это может иметь… стратегическое значение для всей Германии. Это я о том, насколько важно ваше утверждение.

Президент Аненербе обхватил ладонью лоб и медленно помассировал пальцами виски.

– Франц, я выделю вам дополнительное финансирование и помощников. И знаете почему? Хотя ваше предположение звучит весьма фантастично… – он сделал паузу и продолжил, – Одна из зондеркоманд нашла склеп с захоронением того самого немецкого купца из Ганзы. Работайте, но результаты должны быть убедительными, Франц. Очень убедительными.

– Где нашли этот склеп?

– В каком-то районе Советской России. Наши войска успешно продвигаются к их бывшей столице, которую большевики назвали Ленинград… Наши люди оказались где-то недалеко от Великого Новгорода, с которым ганзейские купцы в прошлом имели очень тесные торговые связи… Или где-то рядом. Более точно можете узнать у Герберта Янкуна.

Вальтер Вюст встал и, пожимая на прощанье руку Лебедева, сказал:

– Благодарю за компанию, приятно было видеть вас здоровым и готовым к дальнейшей работе. Я должен ехать – дела в Вевельсбурге. И вот что… Франц, вижу, что вы перенесли серьезную контузию… Я о том, что обращайтесь ко мне не так официально… мы все же с вами друзья.

– Danke, герр президент. Я не подведу.

Вюст засмеялся, а Лебедев немного стушевался.

– Я не подведу, Вальтер.

– Ну вот и отлично. Вы к себе?

– Да, надеюсь, работа быстрее восстановит мне память.

Вюст по-дружески похлопал его по плечу:

– Прошу прощения, Франц. Я едва не забыл. Генрих передал вам от своего имени особый пропуск и документы, определяющие ваши высокие полномочия. Он говорил о поручении вам разобраться с каким-то делом в Заксенхаузене, допросить ведьму. Кстати, Август Хирт первым хотел ее осмотреть, говорит, что это весьма любопытный экземпляр, но рейхсфюрер решил, что сначала вы должны допросить ее. Вы, кстати, слышали, Франц, что Август планирует создать особую большую коллекцию скелетов и запрашивает разрешение на использование для этих целей тел заключенных из лагерей?

«И ведь это чудовище в конце концов создаст свою зловещую коллекцию, умертвив пару сотен человек, а потом выварив тела так, что плоть отделится от костей… Господи! Куда я попал⁈» – Константин почувствовал, как у него мурашки побежали по спине.

«Нужно срочно придумать, как выкрутиться. Знания из будущего о реальной истории рун здесь явно недостаточно… Мне срочно нужен дневник этого барыги из Ганзы, это первое, и второе – как-то решить вопрос с ведьмой из лагеря Заксенхаузен. Еще хорошо бы знать, что от меня вообще хочет этот упырь Гиммлер? Допрошу я ее, а потом? Она отправится в лапы людоеда Августа Хирта… И это преступление будет на моей совести. Нет, если все преподнести как то, что это настоящая немецкая колдунья, как сам говорил Гиммлер – одна из древних матерей германской нации, то у женщины появится шанс выжить и не стать скелетом коллекции…» – думал Константин Лебедев, поднимаясь на третий этаж в поисках своего кабинета.

Третий этаж виллы Вурмбах и штаб-квартиры Аненербе не сильно отличался от второго. Те же лаборатории для проведения экспериментов и исследований, так же по коридору вытянулись двери, ведущие в кабинеты ученых. За железной дверью – специальный архив с повышенным уровнем безопасности, и в нем помещение для хранения особо ценных артефактов. Чуть отдельно – небольшая башенка с комнатой для шифровальщиков и связистов.

Наконец он остановился перед дверью с небольшой табличкой: «Франц Тулле. Отделение исследований оккультных наук».

«Ну, привет, кабинет-т», – усмехнулся про себя Константин и вставил ключ.

Честно говоря, ему очень понравился кабинет Франца Тулле – просторный, уютный. В воздухе витал сладковатый аромат лигнина – запах старых книг, чуть табака и легкий флер благовоний.

– Настоящий парфюм для брутала-ученого из прошлого века, – усмехнулся Константин.

На окнах – тяжелые бархатные шторы темно-бордового цвета, которые создавали не только таинственную атмосферу, но и выполняли функцию светомаскировки. Несколько книжных шкафов с застекленными дверцами окружали большой стол, заваленный бумагами. Он прошел вдоль шкафов, заполненных редкими фолиантами в кожаных переплетах.

– Охренеть!

Но тут же одернул себя, огляделся по сторонам, четко дав установку ни при каких условиях больше не озвучивать вслух свои мысли.

Он открыл дверцу. Несколько древних гримуаров, труды по нордической мифологии, исследования рун и оккультных практик. Особое место занимали книги по арийской мистике и эзотерическим учениям. У окна, на специальной подставке, белел череп с вырезанными на нем руническими символами.

Константин, не беря его в руки, внимательно осмотрел. Кость пожелтела от времени и местами покрылась глянцем.

«Похоже на ритуальный артефакт».

Рядом стоял старинный глобус с довольно необычной картографией, отражающей эзотерические представления о мироустройстве. На стенах, не загороженных шкафами, развешаны карты древних цивилизаций, пара схем астрологических соответствий и таблицы рунических комбинаций. Но центральное место занимала большая карта предполагаемой Гипербореи с отмеченными на ней сакральными местами.

«Любимая гипотеза Гиммлера», – подумал Константин, проведя по ней пальцами и останавливаясь на время в самых любопытных местах.

В углу комнаты, в полумраке, как древний каменный тролль, спрятался массивный сейф немецкого производства…

«Для особо ценных документов и артефактов. Еще бы знать, где ключ», – он вспомнил о двух ключах, что остались лежать в ящике письменного стола дома.

Рядом с сейфом поблескивала витрина с различными ритуальными предметами: кинжал с рунической гравировкой, хрустальный шар, старинный компас необычной конструкции. Тут же, на отдельном столике, стоял фонограф для записи и прослушивания этнографических материалов. Небольшим штабелем высилась коллекция восковых цилиндров с записями.

Он посмотрел маркировку некоторых из них: «шаманские песнопения», «ритуальный обряд народа такого-то», «шум тибетского высокогорья», «предсказание оракула Нечунга»…

«Похоже, в экспедициях собрали», – Константин отложил один из восковых валиков.

Он подошел к окну и чуть отдернул шторы, давая возможность проникнуть в помещение солнечному свету. Рядом с окном – массивное кожаное кресло, в котором лежал свежий номер журнала «Germanien» – официального издания общества Аненербе. Плотная обложка цвета фона предгрозового неба, по середине – древнее солнечное колесо, чьи спицы, как ему показалось, медленно вращались в полумраке. Четкие готические буквы названия чем-то напоминали копья древнегерманского войска, выступающего из тумана веков против римских легионов в Тевтобургском лесу.

– Ну-ка, иди-ка сюда!

Лебедев сел в кресло, пролистал журнал. Страницы прошелестели между пальцев, раскрывая свои тайны: замелькали причудливые узоры рун, похожие на следы птичьих лап на снегу, и черно-белые фотографии древних курганов, хранящих вековечное молчание. Характерные для методик экспедиций прошлого века ручные зарисовки археологических находок, словно выхваченные из глубины времён, мелькали, как китайские тени в фенакистископе.

Много статей – строгие научные тексты перемежались с романтическими описаниями туманных вересковых пустошей и тёмных лесов, где священные дубы шептали авторам свои пророчества. Несколько подробных схем археологических раскопок помечены мистическими символами, открывая портал в зыбкий мир германских легенд и мифов. Константин Лебедев внимательно разглядел несколько глянцевых вклеек с черно-белыми фотографиями: массивные менгиры, одиноко стоящие среди полей, загадочные узоры на древних браслетах, суровые северные пейзажи. Он оторвал свой взгляд от страниц журнала и посмотрел в окно – странно, как этот журнал мистически точно отражал всю Германию своего времени. Каждая иллюстрация словно пропитана меланхолией и гнетущей тоской по утраченному величию, которые в поисках своих корней, с ледяным спокойствием, готовы идти на немыслимые преступления, чтобы в конце концов утянуть всю страну и народ на дно ужасной бездны.

«Не просто журнал… Каждый номер – это целая симфония шрифтов, изображений и текстов… В причудливом переплетении академической строгости и оккультного романтизма, смелых научных амбиций и безумных мистических грёз. Этот рупор Аненербе пытался облечь древние мифы и выдумки сумасшедших в форму настоящих научных теорий, а археологические находки сделать оправданием инструмента безжалостной идеологии. Немцы, пытаясь найти ответы в туманном прошлом, едва не погубили свое будущее», – подумал он, вставая и кладя журнал обратно.

Он подошел к письменному столу, заваленному бумагами. Некоторые помечены грифом «Geheim» (секретно). На правом краю – папка с пометкой на корешке «Tibet-Expedition» и аккуратная стопочка фотографий археологических раскопок.

Среди этой «бумажной пересечённой местности» небольшим айсбергом возвышалась великолепная печатная машинка Olympia Elite 1929 года, произведенная компанией AEG. Константин затворил дверь и, сев за стол, пару раз щелкнул клавишами.

«Великолепно! Настоящая немецкая печатная машинка! Лучшая в своем классе», – он не удержался и восхищенно провел ладонью по клавиатуре. – «Механический привод на прочной металлической конструкции, очень четкая печать с возможностью использования копировальной бумаги. А литеры! Сегментная система расположения, корзина с литерами, каретка с валиком, механический переводчик строк, регулировка силы удара, двухцветная лента, табуляция и переключение регистра… Не мудрено, что некоторые технические решения используются в современных устройствах ввода текста».

И довершал интерьер еще один современный элемент эпохи новейшего времени – телефонный аппарат на столе, необходимая связь с внешним миром.

«Да-а, неплохо ты устроился… Франц Тулле», – восхищенно подумал он, понимая, какой исторический пласт у него в руках.

Константин на пару минут позабыл, что он не только сотрудник Аненербе, но и офицер зловещего СС.

То, что он увидел в следующее мгновение на столе, вернуло его к реальности и дало надежду на решение некоторых важных загадок – перед ним лежала небольшая книжица в кожаном переплете, с записями ганзейского купца.

«А вот и ты… Моя прелесть. Давно не виделись…», – подумал Лебедев, беря в руки дневник немецкого купца.

Глава 8

Основную часть дневника занимали сухие отчёты о торговых сделках и рутинных происшествиях на корабле. Между страницами, словно жемчужины в раковине, попадались лаконичные заметки о посещённых землях – конечно, бесценный материал для историка, но сейчас Константин искал иное. Пальцы скользнули по пожелтевшим листам, пока внезапно взгляд не зацепился за странный фрагмент. Здесь, среди скупых записей о ветрах и грузах, расстилалось подробное повествование, от которого замерло дыхание…

'Я, Дитрих фон Любек, купец из славного города Любека, члена достославного Ганзейского союза, пишу сии строки дрожащей рукой в день святого Михаила лета Господня 1387. Возвращаясь с торговой миссии из Бергена, где я успешно сбыл партию фландрских сукон, византийских вин и закупил норвежскую сушёную треску, наш когг попал в жестокую бурю у берегов Ютландии. Но Волею милостивого Господа и всех святых нас прибило к небольшому заливу, на неизвестном острове, где мы вынуждены были встать на якорь, дабы переждать непогоду и починить разрушенные непогодою снасти.

На третий день вынужденной стоянки, измученный бурей, что едва нас всех не погубила, и встревоженный мыслями о безызвестной кончине своей в ледяном море, я прилёг отдохнуть на палубе, укрывшись тёплым плащом. Незаметно для себя я погрузился в глубокий сон. Мне снились удивительные видения: величественные чертоги, подобные тем, что описывают скальды в своих сагах, могучие воины в сверкающих доспехах и седобородый старец с вороном на плече, чей единственный глаз, казалось, пронзал самую душу. Проснувшись в холодном поту, я почувствовал странное беспокойство и непреодолимое желание сойти на берег. Отправив людей на поиск пресной воды, я сам пошел, повинуясь неизвестному могущественному зову, идущему в мое сердце не известно откуда.

Пляж дышал солёной свежестью отлива, когда мои ноги погружались в зернистый песок, оставляя за собой цепочку чётких отпечатков. Ветер, пропитанный запахом водорослей и дальних штормов, нёс с собой крики встревоженных чаек, но внезапно что-то вспыхнуло в луже, оставленной отступающей морской волной. Искра, холодная и непохожая на солнечный блик, заставила замереть мою душу. Я благоговейно, предчувствуя божественное провидение, опустился на колени, счищая влажные пласты песка, пальцы наткнулись на ребристую поверхность – не на камень, слишком гладкий, не на раковину, слишком тяжёлый.

Мое сердце забилось чаще, когда я вытянул находку наружу. Время будто сжалось в тиски: в моих ладонях лежал клинок, чьи очертания нарушали все знакомые мне истории. Древний металл, прекрасный, переливающийся, как полуденное море, играл перед моими очами, голубоватыми прожилками, словно в его поверхность мастера вплели звёздную пыль. По грани, от основания к острию, бежали руны, выгравированные великолепной рукой неведомого кузнеца, точностью – их завитки напоминали то ли письмена, то ли рисунки неведомых механизмов. От прикосновения к ним моей по коже пробежали мурашки, будто наконечник хранил в себе эхо древних молний.

Но больше всего потрясла острота. Лезвие, скрытое под слоями ила и соли, не имело ни царапины, ни пятна ржавчины. Оно разрезало воздух с шипящим звуком, будто жаждало вернуться в бой. Солнце, пробиваясь сквозь тучи, отразилось в его гранях – и на миг показалось, что письмена вспыхнули изнутри…

Я спрятал свое находку в походную сумку.

На острове я встретил старого забытого людским миром рыбака, иссохшего, как корень древа в магометанских песках, увидев находку, старик поведал мне древнее предание о том, что в этих местах некогда Один, великий предводитель языческих богов, потерял свое копье Гунгнир во время великой битвы с ётунами. С тех пор копье ждало того, кто окажется достоин поднять его из песков забвения.

Я обратился к старику с самыми ласковыми просьбами забрать его к себе на корабль, имея самые добрые намерения отвезти его на родину или туда куда он сам пожелает. Но он, громко посмеявшись надо мной, и удалился, восвояси шагнув в неизвестно откуда взявшийся туман.

Я человек торговый, привыкший иметь дело с весами и счётными книгами, но эта находка наполняет мою душу странным огненным трепетом. По ночам мне чудится шепот на древнем языке, а над наконечником порой вспыхивают синие искры. Я по прошествии времени решил доверить эти строки пергаменту, ибо чувствую, что нашел нечто большее, чем просто древнее оружие.

С наступлением попутного ветра я вернулся в Любек.

Местный священник на моем корабле, из церкви Святого Николая Мирликийского, горячо убеждает меня передать находку церкви, дабы избавиться от языческого наваждения, и избежать гнева Господа нашего. Но некая сила удерживает меня от этого шага. Возможно, сам Господь направил меня к этой находке с неведомой пока целью.

Наконечник копья будет надёжно спрятан в моей личной сокровищнице, под защитой крепких стен и верных слуг. Молюсь, чтобы это решение не навлекло беду на мой дом и моих близких. Более я страшусь гнева церкви…

Post Scriptum: странно, но с тех пор, как я обнаружил наконечник, все мои торговые предприятия приносят небывалую прибыль, а конкуренты словно теряют разум, совершая одну ошибку за другой. Воистину, пути Господни неисповедимы…

Писано в гавани Скаген, собственноручно, Дитрих фон Любек, купец первой гильдии'.

Константин Лебедев откинулся на стуле и закрыл глаза.

«Чёрт побери… Если бы я собственными глазами не видел этот наконечник копья, то я бы сказал – это все фантазии средневекового человека. Все мореплаватели тех времен рассказывали небылицы и сказочные истории о заморских странах и чудесных землях. Но я видел этот наконечник!».