Текст книги "Русский агент Аненербе (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шмокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Поскольку на оккупированных территориях общение, неважно, это контакт между гражданскими специалистами, пусть даже представляющими нацистские организации или офицерами СС, с оккупационной администрацией было строго регламентировано, ему понадобился важный документ, предписывающий военным и чиновникам оказывать ему полное содействие. Особенно, такое сопровождение, предписывалось обеспечивать представителям СС и военно-исторических отделов.

Особый, и не менее важный документ, дающий разрешение на проведение археологических работ, прислали из штаба рейхсфюрера. Потому что, он как представитель Аненербе и СС собирался не просто искать какой-то склеп, но и проводить раскопки. В каком объеме неизвестно, но для этого могли потребоваться техника, рабочая сила, охрана. Поэтому он получил еще один документ, предписывающий местным войскам, администрации или гражданским лицам, в том числе сотрудничавшим с немцами, оказывать помощь в поисках, предоставлять транспорт, рабочую силу. Этот документ был подписан представителями Аненербе и СС, завизирован лично Генрихом Гиммлером.

Из рейхсканцелярии прислали три важных документа:

1. Обновленное удостоверение личности Kennkarte. Достаточно стандартное удостоверение личности, выданное Рейхом, которое подтверждало его личность и принадлежность к организации Аненербе и отражающее статус в структуре СС.

2. Военный пропуск на транспорт. Любое перемещение по оккупированным территориям строго контролировалось, особенно в зоне фронта. Поэтому ему были нужны транспортные документы, разрешение на пользование любыми транспортными средствами, включая армейские или захваченные у противника.

3. Документ о сохранении культурных ценностей Kunstschutz. Так как миссия была связана с поиском археологических или исторических артефактов, имеющих особую ценность для Рейха, он получил бумагу от службы сохранения культурных ценностей Kunstschutz, подконтрольной нацистской партии. Это значимость его работы для оккупационных властей. К этому документу прилагалось особое приложение – разрешение на конфискацию ресурсов. Если ему понадобиться рабочая сила, инструменты, транспорт или продовольствие, то на основе выданного разрешения, он свободно мог использовать местные ресурсы в рамках его миссии. Другими словами, мог войти в любой двор русской деревни и забрать все что ему нужно и даже угрожая оружием заставить людей выполнять любую работу не взирая на сложность, тяжесть и возраст рабочей силы

В административном отделе Аненербе для Лебедева подготовили специальную карту с указанием цели миссии, отмеченными координатами предполагаемого места поисков – чтобы оправдать его пребывание на данной территории. Ее сделали на случай встречи с военными или представителями лояльных нацистам местных властей.

К карте прилагались контакты местной администрации и ведомств. Это целый пакет документов для взаимодействия и писем-рекомендаций для формирований из местных вспомогательных органов правления, куда входила полиция, так называемые полицаи, и другие гражданские органы управления.

Таким образом, совокупность всех собранных документов давала Константину Лебедеву не просто возможность свободно действовать в зоне Восточного фронта, сотрудничать с военными и оккупационными властями, легально осуществлять запланированную археологическую миссию, но наделяла его самыми серьезными полномочиями решать любой вопрос, который только может возникнуть на его пути. Лебедев мог только удивляться немецкой педантичности, видя, как из него делают не просто представителя Аненербе, а человеком, с которым будут считаться фельдмаршалы и генералы Вермахта.

В довершении Вольфрам Зиверс сказал:

– Франц, район Луги довольно опасное место. Там действуют советские диверсионные группы и партизаны, они хоть активно, но весьма неэффективно, препятствуют передвижению наших войск и любых их представителей вермахта… Но в любом случае, будьте осторожны. Я связался с фельдмаршалом Вильгельмом фон Леебом командующим группой армий «Север» и попросил его оказать содействие в организации вашей миссии. Он в свою очередь дал приказ генерал-полковнику Георгу фон Кюхлеру, командующему 18-й армией, которая разбила Лужский оборонительный рубеж советов и контролирует, собственно говоря, сам Лужский район предоставить вам взвод охраны СС.

– Я возьму с собой своего водителя Густава Ланге. Он старый и проверенный член партии, бывший боксер, имеет награды, хороший стрелок.

– Да, – улыбнулся Зиверс, – я его сам лично подобрал для вас. А уже в Пскове получите в свое распоряжение взвод солдат СС.

Константин Лебедев взял из своего кабинета снаряжение для археологических работ в условиях военного времени. Оно было аккуратно сложено и упаковано еще настоящим Францем Тулле.

В небольшом чемодане находились: чистый полевой дневник и коробка с канцелярскими принадлежностями для ведения записей, два фотоаппарата один известный всему миру Leica III и второй Rolleiflex. В герметичной жестяной коробке, выстроился бочонками приличный запас пленки, отдельном свертке лежали измерительные инструменты: рулетка, линейки, угломер, компас и чистые топографические карты местности, большая лупа для детального осмотра находок, кисти разных размеров для их расчистки. К чемодану, с помощью ремней была прикреплена небольшая саперная лопатка и сверток упаковочного материала для находок.

Из ящика в столе он достал пистолет Walther P38 в кобуре и несколько снаряженных магазинов.

В рюкзаке армейского образца лежала полевая форма Wehrmacht зимний вариант, военный бинокль, компас армейского образца, пустая фляжка для воды, полевая сумка в виде планшета для документов, походный набор для бритья, смена носков и смена белья, свернутая плащ-палатка, котелок и походные столовые приборы. Карманный фонарь, спички в водонепроницаемой упаковке, индивидуальная аптечка.

Отдельно стоял газбак с противогазом и прочими вещами в нем – стандартное требование для всех военных.

Документы, пропуска, письма и удостоверения он сразу сложил в сумку-планшет.

Всё снаряжение поместилось в два стандартных военных рюкзака и офицерский кожаный чемодан.

«Вроде бы все», – подумал Лебедев, окидывая взглядом свои вещи.

Честно говоря, его одолевал сильный трепет и волнение перед командировкой. Он отправлялся не куда-нибудь, а на фронт, где его Родина вела тяжелую войну с беспощадным захватчиком, и он будет находится на стороне этого коварного врага. Лебедев несколько раз помышлял о том, чтобы каким-то образом войти в контакт с советскими войсками и дальше выйти на разведку, чтобы наладить устойчивый контакт. Но каждый раз откладывал мысли об этом «на потом» – сейчас стояла самая насущная задача отвезти и максимально обезопасить Маргариту.

За два дня что она жила в его доме девушка заметно стал выглядеть лучше: молодой организм, хорошее питание, спокойная, дружелюбная атмосфера – сделали свое дело. Кожа, которая была бледной, с нездоровым серо землистым оттенком стала приобретать живые румяные тона, темные круги под глазами уменьшились, а пересохшие с «полопавшиеся» болячками губы подживали. Ее движения стали мене напряженными и только ночью она еще продолжала вскакивать, забиваться в угол и стонать. Марта Шмидт сдержала свое обещание перешила несколько платьев, где-то раздобыла две пары обуви и даже принесла что-то подобие костюма для занятий спортом.

Утром следующего дня после раннего завтрака, загрузив вещи Марты Шмидт, небольшой старый чемодан с вещами Маргариты, которые собрала заботливая домоправительница, и усадив женщин на заднее сиденье, они выехали в сторону Тюрингии. Как и во время поездки в Вевельсбург, они сделали несколько остановок в пути для отдыха, ночлега и заправки автомобиля. Бензин, с началом войны для простых граждан, отпускался по нормированным талонам, и даже такой тотальный контроль за топливом не решал проблему его дефицита, а так как Лебедев был офицером СС, входившим в личный штаб рейхсфюрера для него это, не являлось проблемой. На заправках компании Deutsche Benzol-Verband он получал топливо без ограничений по специальным военным нарядам согласно установленным нормам расхода. Лебедев заметил, что обычно на станции работали два-три сотрудника, они заливали бензин используя для заправки механические топливораздаточные колонки с ручным приводом. Один из рабочих держал заправочный пистолет вставив в бак автомобиля, а другой с помощью рычага приводил в действие поршневой насос и следил за количеством отпущенного топлива, которое отображалось на механическом счетчике.

«Мда-а-а в мое время у вас ребята отвалились бы руки после первой же смены», – подумал он, глядя, как один из заправщиков крутил механический привод.

Дорога, ведущая к родовому поместью Тулле, пропетляв между холмами Тюрингии, наконец вышла на небольшую прямую, ведущую к дому.

Массивные ворота со скрипом отворил, пропуская автомобиль на подъездную аллею, высокий, сухопарый старик с военной выправкой – создавалось впечатление, что он все время здесь стоял, что-то наподобие каменного льва. Машина немного проехала и остановилась у дома.

Стоял солнечный, но холодный день характерный для начала ноября пассажиры, ежась от прохлады вышли из автомобиля. Несмотря на глубокую осень, территория выглядела достаточно ухоженной, листья на аллее были тщательно убраны, розарий подготовлен к зиме, а виноградные лозы аккуратно подвязаны к шпалерам старой беседки. Явная это была заслуга старого управляющего Вальтера, который по словам Марты Шмидт, всегда поддерживал образцовый порядок в поместье.

Константин Лебедев поднял голову и внимательно осмотрел очертания «родительского дома». Старый особняк, построенный еще в середине прошлого века, встретил его непривычной тишиной. Дом казался безжизненным и холодным. Окна первого этажа были закрыты тяжелыми ставнями, а на каменных ступенях крыльца лежало несколько свежеопавших листьев, которые Вальтер, наверное, еще не успел убрать за своим утренним обходом. За спиной у Лебедева раздался хруст щебенки – это Вальтер шел от ворот широкими шагами, раскидывая ноги словно циркуль. Он подошел к Лебедеву и пожав руку обнял его, Константин заметил, что глаза старика увлажнились от слез.

– Молодой хозяин, мальчик мой, вы наконец-то осчастливили старика!

«Ну что ж, похоже Вальтер в какой-то момент заменил мне отца, так же как Марта стала кормилицей», – подумал он, глядя на своего управляющего, который стоял перед ним по-военному и не смотря на свой возраст сохранил безупречную осанку старого солдата.

Но больше всех он, похоже, был рад Марте. Он залихватски подкрутил седые усы, немного сгорбился и как-то забавно проковылял к ней раскинув в стороны мощные, как ветви кряжистого дуба, руки.

– Ах, ты мой сладкий яблочный штрудель с корицей, – забавно проворковал он, и сладко щурясь, достаточно крепко приобнял женщину, прижимая к себе.

Та раскраснелась от смущения и смеясь отстранилась от него:

– Ну полно тебе старый кобель! Никакого стыда перед молодым хозяином и его гостьей!

Вальтер, пожал руку Густаву и увидел Маргариту, скромно стоявшую у автомобиля.

– Фройляйн, добро пожаловать, – поклонился он ей, и представился, – Вальтер…

Видя, что она немного подрагивает всплеснул руками:

– Ах, я старый безмозглый сом! Застудил такую красотку. Простите хозяин, пойдёмте, пойдемте скорее в дом.

Переступив порог, они оказались в просторном холле, где царила легкая прохлада, словно впитавшаяся в стены за долгие годы. Воздух физически прозрачен и напоён тишиной, а лёгкий сквозняк шелестел шторами, будто перешёптывался со скудными солнечными лучами. Плотные портьеры, отливали глубоким бархатом. Вальтер ловко раскинул их в стороны запуская и они, расступились впуская внутрь не просто свет, а живое сияние, которое струилось по паркету, окутывая резные перила лестницы и застыло в воздухе танцующей пылью. Здесь всё дышало упорядоченностью: ни пятнышка на зеркале в золочёной раме, ни соринки на массивном дубовом комоде, чей лаковый блеск вторил мерцанию хрустальной люстры.

– Да если бы я знал… То с утра протопил печь и камин в гостиной, – запричитал старик, ну ничего! Сейчас старый Вальтер все сделает моргнуть не успеете! Я же не знал. Я был на заднем дворе и слышу машина едет, а так, как тут на всю округу таких машин не единой нет, то сразу смекнул, молодой хозяин едет.

– Ох, уж и хватит тебе болтать, – засмеялась Марта Шмидт, – давай растапливай печь и разожги камин. Водителя устрой в гостевом доме, а я пока приготовлю комнаты для Франтишка и его гостьи. К ужину принеси гуся, картофель, масло, молоко, лук, яблоки на пирог…

– Бегу, бегу, мой сладкий яблочный штрудель! – засуетился Вальтер.

Лебедев поднялся на второй этаж и прошел в «отцовский» кабинет. Если бы он бывал здесь раньше, то, наверное, мог бы сказать – здесь все осталось как прежде: массивный письменный стол красного дерева, книжные шкафы до потолка, старинные часы на каминной полке. На краю стола, на специальной подставке лежали старые очки и раскрытая книга – словно кто-то только, что вышел и вот-вот вернется. В темном углу притаился большой старый сейф. Лебедев подошел к нему. Солидный, с гладкой полированной поверхностью, на латунном шильдике выбито название фирмы «Häusser». На передней панели красивый поворотный диск шифрования.

«И как тебя открыть?», – спросил про себя Лебедев и сам себе ответил, – «Нужно знать правильную комбинацию чисел, дружок».

Часть стены занимали фотографии: солидный мужчина с очень миловидной женщиной, маленький мальчик, тут же этот мальчик на руках молодой Марты Шмидт, еще какие-то фото – Лебедев потратил много времени внимательно рассматривая все их.

Также на стене висела небольшая карта поместья. Честно говоря, землевладение у него небольшое – вместе с домом он, унаследовал несколько гектаров земли, небольшую конюшню на краю, охотничий домик в лесу, и часть леса с примыкающим к нему озером.

«Вполне не плохо!», – усмехнулся он про себя.

Главное, что он почувствовал, находясь в доме – это спокойствие, которое так нужно Маргарите. Он не сомневался, что в его отсутствие старый Вальтер и Марта Шмидт, создадут все условия для ее восстановления.

– Ну а дальше будет видно, – сказал он и вышел из комнаты.

Марта уже во всю хлопотала на кухне успев до этого подготовить две комнаты. Одну для Константина Лебедева и вторую для Маргариты. Вальтер вовсю растопил печь и благодатное тепло по конвекционным каналам в каменных стенах распространилось по всему дому. В гостиной пылал камин рядом стояло пару кресел. В одном сидела Маргарита укутавшись в шерстяной плед, и смотрела на огонь.

– Как же здесь хорошо, – прошептала она завидев его.

Лебедев впервые за все время увидел на ее лице некое подобие улыбки. Он сел рядом.

– Да хорошо, – неопределенно ответил он.

– Когда ты уедешь?

– Завтра вечером.

– Так быстро…Ты можешь остаться хотя бы на еще один день?

– Я не могу. Я должен как можно быстрее отправиться на Восточный фронт. Надеюсь, что пробуду там не долго и все выяснив вернусь к тебе как можно быстрее.

Вошел Вальтер он принес охапку дров.

– Простите молодой хозяин, – сказал он и остановился у входа.

– Не беспокойся Вальтер, делай свое дело, – ответил Лебедев.

– Я быстро молодой хозяин, вы даже не успеете заметить, – забалагурил он, аккуратно складывая древесину в специальную решетчатую подставку у камина, – вот, сейчас в доме будет тепло! А что ещё нужно? Сейчас моя дорогая Martchen приготовит нам превосходный ужин. И вы отдохнете молодой хозяин. Завтра утром, хотите пройдете посмотрите, как старый Вальтер ваше добро бережет. Все самый порядок, и преумножение всего по хозяйству есть… А то, что ж тогда заехали на две минуты сунули бумаги в сейф и только я вас и видел… Даже парой слов перекинутся не успел. А вот уж сегодня поговорим от души!

– Бумаги в сейф? – переспросил Лебедев.

– А то, как же? Они самые. Бегом мимо меня, слышу только дверца клацнула…

– А ты знаешь комбинацию от сейфа?

– Боже упаси! – испуганно уставился на него Вальтер, чуть не выронив небольшое поленце, – Да что же это вы удумали про старого доброго Вальтера! Это никак не мое дело. Только ваш батюшка знал… И вот вы. А уже, как он представился, только вы и знаете молодой хозяин.

«Вот как раз я то и не знаю нихера!», – угрюмо подумал Константин, – «ладно разберемся».

– Извини, – засмеялся Лебедев, – я неправильно выразился. Я его забыл после контузии и подумал может быть где-то он здесь есть.

Вальтер отрицательно замотал головой.

На следующий день после полудня, ближе к вечеру, Константин Лебедев под слезные причитания Марты Шмидт уехал в Берлин. Она незаметно сунула Густаву объемистый сверток сопроводив настоятельными инструкциями:

– Одну рыбу и половину гуся заберешь своей семье, а остальное возьмешь в дорогу и будешь кормить своего начальника.

Густав Ланге задумчиво почесал затылок, но спорить с ней не стал. В свою очередь Вальтер притащил две бутылки шнапса, оплетенные тонкими ивовыми прутьями, и тоже вручил водителю.

– Самое лучшее средство от холода. А в России мороз такой, что зубы трещат.

Константин подошел к Маргарите. Как же ему хотелось ее обнять и прижать к себе. Но все что он мог это пожать ей руку и сказать:

– Выздоравливайте и быстрее приходите в себя. Фрау Марта Шмидт и герр Вальтер Шульц позаботятся о вас как о своей дочери. Когда я приеду мы начнем работу на благо нашей Родины и партии.

Лебедев кинул быстрый взгляд на домоправительницу и управляющего поместьем. Те, улыбаясь согласно кивнули. Он смотрел в глаза девушке в которых уже не было того бесконечного страха, в них он видел надежду.

«На благо Нашей Родины! Это не нацистская Германия уж поверьте мне», – подумал он, садясь в машину.

Глава 17

В Берлине он до утра отпустил Ланге домой, а сам занялся последними сборами в командировку на Восточный фронт: собрал кое-какие документы, которые прислали из организации, разные мелочи и дополнил форму экипировкой для зимы. Ее прислали из административного отдела снабжения Вермахта. А ее стоило рассмотреть отдельно, решил он, разворачивая объемный сверток с формой. Там лежало обязательное для офицеров СС длинное зимнее пальто-шинель Mantel. Качественный материал из плотной шерсти должен был хорошо защитить Константина от холода и обеспечить «презентабельный» вид офицера СС.

Он накинул пальто на плечи.

– Отлично… Блять, не думал, что так скажу, – упрекнул Константин себя.

Оно сидело на нем как влитое. Цвет соответствовал, так называемому «стандартному полевому серому» Feldgrau – цвету, характерному для униформы Вермахта. Пальто с конструктивным «запахом», двойной ряд крупных пуговиц для надёжности, отложной воротник, который можно было поднять и закрепить – великолепно защищали от холодного ветра. Удлиненный крой, завершался примерно на уровне колен, что очень важно, позволяя сохранить тепло в нижних частях тела. И конечно качество пошива отвечало социальному и военному положению обладателя.

Лебедев снял пальто пару раз встряхнул и повесил на деревянную вешалку, чтобы отвиселось до утра – в нем он поедет в поезде.

Он вытащил из свертка весьма практичную для полевых условий вещь – утепленную куртку-парку Winteranzug. С началом войны на Восточном фронте и с наступлением суровой зимы 1941 годов Вермахт столкнулся с реальной необходимостью усиления зимней экипировки. Тогда в войска начали поступать специальные утепленные куртки и штаны наподобие парок, которые шили с учетом низких температур.

Надо было отдать должное этой куртке с многослойной системой утепления: теплая шерстяная подкладка, меховые двойные воротники, манжеты с утеплением и герметичные швы значительно уменьшали потери тепла. Эта куртка имела еще одну особенность, которая делал ее весьма удобной: с одной стороны – обычный серо-зеленый или полевой серый цвет для маскировки, с другой – белый, который использовался бы на снегу. Такая реверсивность обеспечивала удобство маскировки в зависимости от местности и времени года.

В комплекте к куртке прилагались зимние утепленные штаны Winterhosen с мягкой многослойной шерстяной подкладкой. Аналогично куртке, штаны имели реверсивные свойства. К тому же они шились по свободному крою, что позволяло носить их поверх стандартной полевой формы, и при случае заправлять в зимние сапоги.

На ноги ему прислали зимние сапоги Filzstiefel. Очень теплые сапоги из войлока, с подкладкой из натурального меха. Лебедев покрутил их в руках – легкие с отдельным дополнением в виде бахил из прочного материала, что обеспечивало особые изоляционные свойства и дополнительную защиту от мороза.

Константин последовательно надел на себя всю экипировку и водрузил на голову меховую шапку-ушанку Feldmütze, а на шею намотал шерстяной шарф. На руки натянул черные кожаные перчатки с меховой подкладкой. Еще одну пару, простые шерстяные заранее положил в карман куртки, «на всякий случай».

Лебедев попрыгал, пару раз присел, раскинул руки покрутился из стороны в сторону.

«Неплохо. Очень удобно», – подумал он, – «в такой экипировке сорок градусов мороза не страшны».

Он вытащил холщовый мешок и вытряхнул из него небольшое маскировочное покрытие на зимнюю униформу Schneetarnanzug и маскировочный чехол на каску М40. Обычная белая накидка, которая должна помочь скрыть очертания тела в снегу в заснеженной местности, если бы пришлось на нем лежать. Потом он все снял, скрутил и упаковал обратно в мешок, оставив лишь шинель на плечиках, фуражку и черные кожаные сапоги.

Потом еще раз проверил все бумаги и составил вещи внизу у двери.

«Все, нахер, отдыхать», – отдал он сам себе приказ.

Но ночь выдалась без сна. Он до самого утра лежал в темноте уставившись в потолок. И лишь перед рассветом, ушел в зыбкую дремоту, из которой его вырвала трель будильника.

– Ну вот и все, – ка-то неопределенно сказал он сам себе и сел на диване, – Пора. Бля… Деваться некуда.

* * *

На путях стоял длинный состав из темно-зеленых вагонов Deutsche Reichsbahn. Военный эшелон в направлении Кёнигсберга отправлялся с Силезского вокзала Берлина Schlesischer Bahnhof, построенного еще в 1842 году, и через который шел поток католического населения Силезии в протестантский Берлин, за что вокзал и получил неофициальное название «Католический». Теперь перрон затопила огромная серо-зеленая масса военных Вермахта. Они потоками заходили в вагоны, чтобы отправиться на страшный Восточный фронт.

День выдался промозглый – моросил мелкий дождь с мокрым снегом, ветер с порывами бил в лицо.

«Ну чего ты еще ждал от такого события?», – спросил себя Лебедев, – «атмосфера под стать…».

Несмотря на то, что его офицерское пальто отлично сохраняло тепло, на руках черные кожаные перчатки – все его тело била мелкая дрожь. Он хотел поднять воротник шинели, но не стал, видя, как другие офицеры стоически переносили непогоду, подавая пример личному составу.

«Главное успокоиться и не бздеть. В этом вся причина», – думал он, шагая к середине состава.

Первые вагоны заполнялись солдатами. Там царила, теснота, нецензурная брань, терпкий запах мокрых шинелей и табачного дыма, иногда неожиданно накатывали легкие волны алкогольного перегара, сапожной ваксы и ружейного масла. И никакого комфорта, только деревянные скамейки и двух или трёхъярусные стеллажи, забитые вещами и сидящими или лежащими вповалку телами. В основном люди находились в приподнятом настроении, еще бы – сводки с фронта только хорошие: советские войска несут большие потери и отступают, непобедимая немецкая армия скоро выйдет к Москве – каждый тешил себя мыслью, что скоро война закончится победой и согласно обещаниям фюрера, получит землю и все причитающиеся награды. Поэтому в некоторых солдатских вагонах слышались песни и веселый смех.

Лебедеву было тяжело на все это смотреть. За все время нахождение здесь, в Германии1941 года, он ни разу не видел немцев, осуждающих нацистский режим. Его мрачный вид вселял в Густава Ланге трепет и тот всячески старался ему угодить – он настоял на том, чтобы вещи нес именно он, и пыхтел, нагруженный, тащась за своим начальником.

До этого он нашел каких-то своих, то ли приятелей, то ли свояков, едущих на фронт, и попросил, чтобы они заняли ему место. Он быстро отнес вещи Лебедева в офицерский вагон, Константин вручил ему одну бутылку шнапса и Ланге, предвкушая веселую поездку, счастливый на всех порах убежал в солдатский вагон.

Дальше, по составу, в товарных вагонах перевозили технику, припасы, укрытые брезентом грузовики, ящики с боеприпасами и продовольствие.

В офицерском вагоне первого класса царила совсем иная, относительно комфортная атмосфера, резко контрастирующая с теснотой солдатских вагонов. Купе рассчитаны на четверых пассажиров, с мягкими диванами, обитыми темно-красным плюшем. Между диванами установлен откидной столик из красного дерева, на стене висело небольшое зеркало в позолоченной раме. Шторы на окнах из плотного бордового бархата, создавали уютный полумрак.

Попутчики подобрались разные. Напротив Лебедева сидел группенфюрер СС Рихард Глюкс, высокий, очень коротко стриженный, светловолосый мужчина лет сорока с холодным взглядом серых глаз, казалось его лицо напрочь лишено мимики и проявления каких-либо эмоций. Он был одет в старого образца черную форму СС и держался подчеркнуто официально, говорил мало и сухо.

Когда в купе вошел Лебедев на его лице возникло подобие улыбки, он вяло вскинул руку в нацистском приветствии и довольно приветливо поздоровался с ним, из чего Константин пришел к заключению, что как-то знаком с ним.

Лебедев мельком глянул на объемную папку с бумагами, лежащую перед ним, и понял, что это тот самый Рихард Глюкс, заместитель Теодора Эйке, неутомимый организатор, в ведение которого входит создание концентрационных лагерей. Среди его бумаг лежала небольшая брошюра для внутреннего пользования войск СС занимающихся охраной концентрационных лагерей.

«Дисциплинарный и штрафной устав для лагеря заключенных», – прочитал про себя Лебедев.

Книжица была вся утыкана закладками и испещрена карандашными подчёркиваниями. Этот зловещий устав разработал Теодор Эйке еще в 1933 году, для лагеря Дахау и позже ставшего проклятой эталонной моделью для всей системы. Он перехватил взгляд Лебедева.

– Дорогой Франц, не могу в пути предаваться пустому времяпровождению. Занимаюсь разработкой дополнений к уставу, разработанному Теодором, хочу свести их в один набор инструкций под названием «Лагерный порядок».

У Лебедева мурашки поползли по спине от воспоминаний о Заксенхаузене и о том, что пережила там Маргарита. А еще он никак не мог привыкнуть к этому обращению нацистов к себе – «дорогой Франц».

– А что устав Эйке нуждается в каких-то дополнениях, – спросил он, предавая своему голосу сарказм.

Одно из свойств личности бесчеловечных маньяков – это полное отсутствие не только крошечных проявлений эмпатии, но и само извращенное понимание своей социальной роли в обществе, поэтому он не уловил сарказма, а вполне деловито ответил:

– Есть несколько важных моментов, как сделать работу лагерей более эффективной и мене затратной.

– Это какие?

– Например необходимо четко установить статус заключенного, чтобы он был понятен и не обсуждался. Заключенный является врагом государства, лишённым абсолютно всех прав. Он даже не человек больше, а только номер. Все что он должен знать о себе это то, что любое, подчеркиваю, любое нарушение, начиная от побега и до банального неуважения к охране, будь то даже взгляд, который не понравится охраннику, карается неминуемой смертью или, в лучшем случае для заключенного, особыми мерами физического воздействия, которые тоже приведут к смерти…

– То есть пытками.

– Дорогой Франц, это можно называть по-разному. Мы предпочитаем называть убийство заключенного «специальной обработкой» Sonderbehandlung, депортация его в лагерь смерти «эвакуация» Evakuierung, систематическая беспощадная жестокость «рабочий процесс». А как иначе? Например, в обязанности надзирателей нужно четко прописать: подавлять волю заключенных чрез страх, запрещается проявлять любую жалость «тот, кто мягок с врагами Рейха, предатель», обязательное безжалостное избиение во время переклички, «каждый удар должен быть нанесен с полной силой» и не как иначе, категорически запрещено разговаривать с заключенными, только отдавать жестко команды, обязательно использовать для устрашения голодных собак – ритуализированое насилие, вот ключ к поддержанию порядка. Каждый надзиратель должен помнить пятый пункт из Устава «эмоции – слабость, ваша задача – не люди, а контроль».

Константин почувствовал, как кровь прилила к лицу и застучало в висках.

«Сука, мразь нацистская, клянусь, как только предоставится возможность, я убью тебя. Я выброшу тебя из тамбура, сначала размозжив твою башку сделав тебе твою Sonderbehandlung!», – в нем ненависть и негодование, буквально полыхали.

Но Рихард Глюкс, большую часть времени проводил, сидя на диване, изучая какие-то документы или глядя в окно, при этом закинув ногу на ногу и медленно, словно метроном, покачивал начищенным до блеска сапогом.

В купе с ними также ехали два офицера Вермахта – майор артиллерии Хайнц Вебер, пожилой кадровый военный с седыми висками и моноклем.

Он единственный из попутчиков Лебедева, невербально отреагировал на разглагольствования Глюкса. Старый солдат, со вздохом снял фуражку, опустил голову и несколько раз провел ладонью по наголо бритой голове.

– Страх… – сказал он, – однажды попав в тебя он остается в тебе до конца жизни.

Он достал трубку и набил ее табаком.

– Никто не против?

Не встретив отрицательного ответа, он неспеша раскурил ее.

– Это случилось осенью 1916-го, во время битвы на Сомме. Я тогда был ещё молодым парнем полным сил и надежд, верил… – он затянулся, не долю секунды задумался, – Наш полк держал позиции недалеко от деревни Курселет. Дожди не прекращались неделями, с неба лилась вода, как из ведра, окопы превратились в непроходимые грязевые канавы. Мы спали стоя, прислонившись к стенам окопа, и друг к другу, потому что присесть было невозможно – везде стояла вода по колено. Я слушал, что несколько солдат упав от усталости захлебнулись этой грязной водой. Однажды утром начался очередной британский обстрел. Мы уже привыкли к этому – каждое утро начиналось с артподготовки. Но в этот раз что-то было иначе. Сквозь грохот снарядов я услышал странный механический рев. Наш унтер-офицер Мюллер закричал: «Танки!». Наш взвод, в основном деревенские парни… Мы никогда раньше их не видели. И вот из утреннего тумана выползли эти стальные чудовища. Они двигались медленно, но неумолимо, как огромные ужасные черепахи, изрыгая огонь из своих пушек. Наши винтовки были бесполезны против их брони. Я видел, как молодой Курт, новобранец откуда-то из-под Дрездена, в панике выпустил всю обойму по головному танку – пули просто отскакивали с металлическим звоном. Мы перенесли позицию пулемета, но все тщетно. танк неумолимо прошел прямо через наши проволочные заграждения, сминая их как бумагу. Но потом произошло чудо то, что спасло нас. Один из танков застрял в воронке от снаряда, а второй соскользнул по грязи в траншею и накренился, не в силах выбраться. Наши артиллеристы наконец пришли в себя и пристрелялись, третий танк загорелся после прямого попадания. Я видел, как британский экипаж выпрыгивал из горящей машины. В тот день мы удержали позиции, но все поняли – война изменилась навсегда. Эти стальные чудовища стали нашим новым кошмаром. По ночам я часто просыпаюсь от того же механического рева, хотя вокруг тишина. Даже спустя годы после той войны этот звук преследует меня во снах…