Текст книги "Русский агент Аненербе (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Шмокин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Лебедев встал и, превозмогая боль, подошел к зеркалу. В отражении на него смотрел, на первый взгляд, незнакомый человек. Но если приглядеться, а еще расчесать светлые волосы и немного потянуть кожу на скулах назад, чуть шире открыть глаза с голубой радужкой, то Константин Лебедев из двадцать первого века обретал много схожих черт с Францем Тулле из сороковых годов двадцатого века – они становились в чем-то неуловимо похожи, словно братья-близнецы.

«Кто ты, Франц Тулле?» – подумал он, разглядывая себя.

Лебедев вернулся за стол, обхватил голову руками и долго сидел, потом констатировал про себя:

«Как бы фантастично это ни звучало, я воплотился в тело нацистского ученого из Берлинского университета, который входил в узкий круг 'Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков»«. – Константин мысленно перешел на немецкий язык и произнес: – 'Deutsche Gesellschaft zur Erforschung der altdeutschen Geschichte und des Ahnenerbes».

Он еще раз задумчиво окинул взглядом комнату.

«Охренеть! Но как такое возможно? Но, как ни крути, все это похоже на правду, и все это надо принять без истерик, паники, лишних эмоций и ненужных размышлений, как данность. Иначе я свихнусь. А с другой стороны… Что ж, ты, Константин Лебедев, хотел? Изучать „Аненербе“? Получи по полной программе – теперь ты попал в тело человека, занимающего не последнее место в организации».

Но тут же пришла другая мысль:

«А ведь это можно использовать для уничтожения Гитлера или Гиммлера! Может ли это изменить весь ход истории? Спасти миллионы жизней! Но чтобы подобраться к ним, первое, что я должен сделать сейчас, – это понять, кто я».

Он потянул шнур, висевший рядом со столом. Где-то за стенами раздался мелодичный перезвон колокольчика. Не прошло и минуты, как в комнату вошла уже знакомая женщина в переднике. Прямо с порога она, охая и ахая на все лады, начала сетовать на непослушный характер Франца Тулле.

– Ах, мой Франтишек, доктор строго-настрого запретил вам вставать!

– Простите меня, полагаю, мой вопрос будет бестактным и прозвучит грубо, но я не могу его не задать, – сказал Константин. – Кто вы?

Она изумленно уставилась на Лебедева, потом у нее задрожали губы, и слезы потекли по ее румяным щекам. Она запричитала:

– Ах, мой дорогой герр Тулле, мой ненаглядный Франтишек! Я вас нянчила с первых дней, когда ваша дорогая матушка представилась после тяжелых родов. Я – Марта Шмидт! Разве вы не помните меня? Ваш отец принял меня на должность hausdame, но так случилось, что после горестного события я стала вашей кормилицей.

– Простите, Марта, мне очень жаль. Я понимаю, судя по вашим словам, вы заменили мне мать, – сконфуженно пролепетал Лебедев. – Но я ничего не помню. Что со мной произошло? Как я получил все эти травмы?

Женщина несколько раз всхлипнула и начала сбивчивый рассказ:

– Ох, мой Франтишек! Восьмого августа вы ехали ночью на машине по бульвару Унтер-ден-Линден. И в этот несчастный момент, когда все люди спали, проклятые английские самолеты начали сбрасывать на город бомбы. Одна из зажигалок попала прямо в машину. Ваш водитель Уве погиб на месте, от него совсем ничего не осталось… Ах, бедная Бригитта! Тело ее сына собирали обгорелыми частями… А вас выбросило взрывом из машины в окно, но вы застряли в раме… и чудом, благодаря Господу, остались живы. Только сильно обожгли руки и сломали два ребра. Машина начала гореть… Еще немного, и вы сгорели бы совсем… – она достала платок и вытерла обильно текущие слезы. – К счастью, рядом оказался полицейский, он-то и вытащил вас. Потом перенес в безопасное место. А когда вас доставили в больницу, об этом узнал сам Гиммлер. К вам вызвали Герберта Нейдера, лучшего доктора во всем Берлине. Он вернул вас к жизни, но сказал: «Покой, покой и покой!» А вы такой непослушный, вы всегда были таким – сразу за свой рабочий стол.

Чтобы как-то переварить информацию и на время отвлечься от нее, Константин сказал:

– Марта, прошу вас, принесите что-нибудь поесть. Я жутко хочу есть и пить.

Он и на самом деле очень хотел есть. Она всплеснула руками:

– Конечно… Слава Богу и дай он здоровья доктору Герберту Нейдеру! Раз вы хотите есть, значит, выздоравливаете! Сейчас, сейчас, мой Франтишек! Я приготовлю легкий обед для выздоравливающего молодого человека!

И она, улыбаясь, быстрым шагом удалилась. Лебедев осторожно откинулся на спинку кресла.

«Вот так дела! – подумал он. – Она говорила, что бомбежка была 8-го августа, но именно советская авиация нанесла бомбовый удар, а не англичане. Значит, сейчас 1941 год. Самое начало войны».

Он посмотрел на перекидной календарь на столе – 6 августа 1941 года. Константин на пару секунд задумался:

«Значит, здесь, дома, я отсутствовал пару дней… А ведь Марго позвонила мне именно 8-го августа, только было это утром. Надеюсь, что она жива и здорова… Разница во времени между Берлином и Москвой примерно один час. Хотя какое это может иметь значение? Что я пытаюсь объяснить самому себе? Между этими событиями не может быть никакой связи… Господи! Это безумие какое-то, розыгрыш!»

Все, в принципе, так или иначе сходилось, кроме одного. Оставался только самый загадочный вопрос – кто такой Франц Тулле? Потому что Константин Лебедев, изучая историю «Аненербе», даже не слышал о таком человеке. И вот, попав в его тело, ему предстоит выяснить, кто он.

«А попал ли я в его тело? Или я стал им, или он стал мной…» – но подумать об этом как следует он не успел.

Появилась Марта. Она аккуратно вкатила сервировочный стол на колесиках.

– Герр Тулле, а вот и еда для моего Франтишека.

Она подкатила стол и начала выставлять еду на небольшой журнальный столик, стоявший между двух кресел. Константин медленно встал и переместился в одно из них. Он вдруг ощутил зверский аппетит, словно не ел несколько дней.

– Марта, а сколько дней я находился без сознания?

– Два дня, – ответила женщина. – Доктор Нейдер сказал, что сильно пострадали ваши легкие. Он говорил, что допускает возможную контузию… И я вижу, что он, как всегда, оказался прав. Но еще он говорил, что ваша молодость и крепкий организм преодолеют все без препятствий. Вы обязательно встанете на ноги.

– Да, да… – неопределенно сказал Константин.

Он заметил, что Марта Шмидт все время обращалась к нему либо «герр Тулле», либо «Франтишек». В первом случае обращение шло на «вы», во втором – на «ты».

«А „Франтишек“, похоже, мое детское прозвище. Надо запомнить это», – подумал он, принимаясь за еду.

Марта постаралась на славу: ароматный куриный бульон с белыми кубиками куриного мяса, легкий омлет, несколько яблочных блинчиков и кофе со сливками – все пришлось как нельзя кстати. Он обхватил чашку двумя руками и с наслаждением отхлебнул теплый, вкусный бульон.

– Он, как всегда, великолепен, – похвалил Лебедев.

Женщина благодарно заулыбалась и села в соседнее кресло, наблюдая, как он ест.

«Если уж косить под потерю памяти, то надо делать это на все сто и выжимать по максимуму из ситуации, а не истерично метаться в поиске ответов: „Как такое возможно?“, „Как я сюда попал?“» – Лебедев окончательно понял суть своего положения и решил, что нужно принимать вещи такими, какие они есть. Хотя верить не хотелось. И лишь любопытство одерживало верх над желанием «закрыть глаза, открыть и пусть все будет как прежде».

– Марта, – сказал Константин, – не обижайтесь на меня. Я действительно ничего не помню из своей прошлой жизни. Я даже не помню, кто я такой. Не говоря уже о вас.

Он увидел, как у женщины увлажнились глаза. Она готова была снова зарыдать.

– Прошу вас, помогите мне. Расскажите мне о том, кто я? Кто же это может сделать лучше, чем не вы, моя кормилица?

– Конечно, Франтишек. Я вижу, как это печальное событие изменило тебя. Ты даже внешне сильно изменился, голос твой стал немного другим, словно тебя подменили. Но сердце… Сердце твоей кормилицы не обманешь. Ты жив, и скоро поправишься, а это главное.

Она рассказала о его жизни.

Складывалась очень любопытная ситуация. Родился он в Тюрингии, в семье мелкого землевладельца Альберта Диттера фон Тулле. Землю его предки получили очень давно за какие-то заслуги перед герцогами Тюрингии. Впоследствии права были подтверждены императорами Священной Римской империи и влиятельными аристократами из Эрнестинской линии. Но так как земли было мало и находилась она в пересеченной местности, доход приносила мизерный, поэтому все его предки служили в армии либо становились мелкими буржуа, имея более-менее сносный доход. Вопрос с наследием земли и дворянским титулом у него вызвал сомнения – уж слишком все зыбко было в этом вопросе.

Мать Франца скоропостижно умерла при родах, и Марта Шмидт стала не только экономкой в небольшом поместье, но и кормилицей. Была ли связь между Мартой и отцом Франца, Константин так и не понял.

Отец, по большей части, не занимался воспитанием сына, а лишь выделял деньги для обеспечения его нужд и образования. Вполне возможно, что такое отношение стало следствием того, что Франц являлся «живой» причиной смерти его жены, что и привело к отчуждению.

Через какое-то время он поступил в одну из школ города Мангейма. Продолжая оставаться предоставленным самому себе, но от природы будучи очень смышленым умницей (как сказала Марта), он отлично учился. Нашел и соответствующих себе друзей. Один из них – сын главы гамбургского концерна «Феникс» Эрнст Шефер. Закадычный друг Франца, непоседа и заводила всех шалостей. Вместе они взрослели и много времени проводили на улице: стреляли из пневматического оружия, ходили в длительные и весьма опасные походы, бродя по горам Тюрингии. Франц помогал Эрнесту выводить и растить птиц, насекомых, рептилий. Кроме этого, Франц неожиданно увлекся антропологией и историей.

«Это тот Эрнст Шефер, что возглавил третью нацистскую экспедицию в Тибет, причём негласным покровителем, якобы, выступил сам Генрих Гиммлер. А если судить по фотографии, я не только принимал в ней участие, но и являюсь его близким другом еще с детства. Помимо чисто научных задач, экспедиция занималась поиском следов „арийской“ прарелигии. Изучали разные источники: письменные памятники буддизма и вообще исследовали Тибет на предмет его отношения к арийской расе. А я, как видно из всего этого, принимал самое непосредственное участие», – Константин Лебедев слегка тряхнул головой, освобождаясь от размышлений.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – озабоченно спросила Марта Шмидт.

– Да, все в порядке, продолжай.

Марта хорошо знала историю его детства, но остальную часть жизни – лишь в общих чертах. По ее словам, позже тот же Эрнст Шефер привел его в национал-социалистическую партию НСДАП, где познакомил не только с Гиммлером, но и со всеми лидерами нацистской Германии. Причем сам Шефер вступил в СС в 1933 году, а Франц – лишь в 1938-м, после долгих уговоров Эрнста. А через увлечение антропологией Франц Тулле сблизился с Вольфрамом Генрихом Фридрихом Зиверсом – одним из зловещих руководителей расовой политики нацистской Германии, генеральным секретарем «Аненербе», оберфюрером СС и заместителем председателя управляющего совета директоров Научно-исследовательского совета Рейха. Зиверс бывал у них дома неоднократно. Как охарактеризовала его Марта: «Приличный человек».

«Знала бы ты, Марта, что этот „приличный человек“ занимался организацией исследовательских лабораторий и институтов на территории ужасных концлагерей. Этот „приличный человек“ напрямую замешан в жестоких убийствах заключенных-евреев, чтобы создать коллекцию скелетов для структур общества „Аненербе“. И через несколько лет этот „приличный человек“ будет позорно и заслуженно повешен в Ландсбергской тюрьме», – вздыхая, подумал Константин, слушая Марту Шмидт.

Лебедев все больше и больше изумлялся тому, кого он ментально заменил. Выходило совсем не весело: эсэсовец, приближенный к самым матерым фашистским преступникам, фанатикам мерзкой расовой ненависти. Он несколько раз задавал себе один и тот же вопрос: «Франц Тулле тоже был таким?» Но из слов Марты следовало, что Франца больше интересовала наука – антропология и история древних германцев, а вступил он в СС лишь из-за карьерных соображений, следуя примеру своего друга Эрнста Шефера. Константин бросил взгляд на дневник, лежащий на краю стола: «Может быть, он даст ответы?»

Когда с обедом было покончено, Константин лег обратно в постель. В общих чертах, благодаря Марте Шмидт, он получил представление «о себе» и на какое-то время перестал взывать к своей памяти, чтобы снова не разочароваться в бесплодных попытках найти в ней «данные» о Франце Тулле. Неожиданно раздалась трель дверного звонка. Марта Шмидт ушла открывать дверь.

Глава 3

П о лестнице, ведущей на второй этаж, послышался торопливый топот шагов. Сначала вошла Марта.

– Герр Тулле, к вам Эрнст Шефер, – сказала она и поспешно отошла в сторону, освобождая дверной проем.

В комнату, едва не сбив ее с ног, ворвался крепкого телосложения человек в укороченной кожаной куртке и шляпе. Он снял верхнюю одежду, головной убор и кинул их на стол. Зачесал руками растрепанные волосы назад, а потом медленно и аккуратно пригладил их. Прическа выдавала человека, привыкшего к дисциплине и порядку, но с сильным эмоциональным внутренним миром – что характерно для некоторых ярких личностей ненемецкого происхождения, обладающих свойственной им национальной педантичностью и холодной страстью.

Его четко очерченное лицо с выразительными скулами и крепким подбородком отражало внутреннюю решительность, целеустремленность и незаурядный интеллект – качества, присущие исследователям первой половины XX века. Высокий лоб говорил о глубоком уме, а светлые глаза с пронзительным, внимательным взглядом излучали любопытство и неистощимую жажду познания.

«Неудивительно, что Эрнст Шефер стал лидером нашей третьей экспедиции», – подумал Константин, разглядывая гостя. – «И вообще, видно, что человек принадлежит не только к научной элите, но ему не чужд авантюрный дух… Индиана Джонс, только немецкий… или фашистский».

Шефер несколько секунд молча смотрел на Константина, а потом сел в кресло напротив. Достал небольшую серебряную фляжку, отвинтил крышку и сделал глоток.

– Как ты себя чувствуешь, мой друг? Будешь? – он протянул ее Лебедеву. – Отличный французский коньяк.

– Нет, – усмехнулся Константин. – У меня нет сил на алкоголь. Легкие и гортань обожжены. Я медленно прихожу в себя, что уже вселяет надежду, что буду жить.

– Я был в Альпах и, как только услышал, что с тобой произошло, сразу приехал. Как же такое случилось, что единственная зажигательная бомба, сброшенная на бульвар Унтер-ден-Линден, попала именно в твою машину? Но самое невероятное – что ты остался жив. И я чертовски этому рад! Ты всегда был счастливчиком, поэтому судьба бережет тебя.

Эрнст Шефер засмеялся и, сделав еще один глоток, убрал фляжку.

– Лучше бы ты тогда поехал со мной в горы, чем на встречу с этим ненормальным Скрипачом из СС.

Константин покопался в памяти: кого в СС между собой называли Скрипачом?

«Гиммлера пренебрежительно называли Куриным герцогом, памятуя его неудачный эксперимент с постройкой большой куриной фермы, который он предпринял в молодости. Еще, второго по могуществу в Рейхе человека, за глаза называли Хайни или Рейхсхайни, что даже обиднее так как аналогично русскому Иванушка или Ваня дурачок, или французскому Жак простак. Но чаще его уважительно называли Черный Герцог или просто Генри, Генрих. Нет… Речь не про него», – размышлял Константин. – «Скрипач СС – это Вольфрам Зиверс. Прозвище ему дали за несоответствие его манер и внешнего образа, которые многим казались совершенно неподходящими для его высокой должности в нацистской иерархии».

– А зачем я понадобился Зиверсу? – спросил он Шефера.

Эрнст Шефер удивленно уставился на Лебедева.

– Эрнст, я ничего не помню, – сказал Константин. – Вернее, я помню очень немногое из своей жизни. Я не узнал свою кормилицу и вспомнил, кто я, лишь с ее помощью. Воспоминания приходят кусками и урывками.

Шефер продолжал некоторое время в недоумении смотреть на друга, а потом сказал:

– Меня ты вспомнил, это уже хорошо. Своего друга. Надеюсь, ты помнишь наше фантастическое путешествие в Тибет?

Константин молча покачал головой.

«Как я вообще мог принимать в нем участие? Состав экспедиции был из пяти человек, и меня там не было!» – Лебедев снова, уже в который раз, попытался припомнить имя Франца Тулле.

– Надеюсь, со временем к тебе вернутся все воспоминания, – сказал Эрнст Шефер, откинувшись в кресле.

– Что хотел от меня Зиверс? – повторил вопрос Константин.

– Понятия не имею. Ты же знаешь мое отношение к нему… Ах да! Ну, если ты не помнишь, то теперь знай: я не особо люблю этого сумасшедшего жреца от науки. Мне всегда было непонятно, что ты общего нашел с ним?

– Жрец от науки, – усмехнулся Константин. – Какое меткое сравнение.

– Они с Генрихом вечно ищут специфические, я бы сказал, фантастические теории в антропологии и истории. Вспомни, как он нас отчитывал перед экспедицией. Я думал, что меня пошлют послушником в языческий монастырь.

– Что ты имеешь в виду?

– Мда-а, хорошо тебя приложило, братец… – Эрнст Шефер сочувственно покачал головой. – Нас в 1937 году перед экспедицией собрали в кабинете рейхсфюрера, что-то вроде торжественного фуршета и напутственного слова. Он очень хотел знать, можно ли встретить на Тибете человека со светлыми волосами и синими глазами. Но я был там до этого с Доланом, поэтому сразу отверг такую возможность. Он же поинтересовался, как я, собственно, представляю себе возникновение человека. Я воспроизвел официальную точку зрения антропологов. Говорил ему о питекантропе, хайдельбергском человеке, неандертальцах, сенсационных находках, сделанных иезуитом Тейяром де Шарденом близ Пекина. Гиммлер спокойно меня выслушал. Затем он покачал головой…

Эрнст Шефер выпрямился и состроил гримасу, которая олицетворяла собой снисходительное выражение и бесцветность натуры рейхсфюрера:

– Академическое образование, школьная премудрость, надменность университетских профессоров, которые сидят, как понтифики, за кафедрой. Однако они понятия не имеют о силах, которые движут нашим миром. Может, то, что вы рассказали, и касается низших рас, но нордический человек пришел с неба при последнем, третичном падении Луны, – процитировал он Гиммлера. – Представь себе, Франц! Вам еще многому надо научиться, – сказал он мне. И продолжал поучительно говорить о руническом письме, индоарийской лингвистике. И самым настоятельным образом он рекомендовал мне ознакомиться с бредовой теорией Гербигера, апеллируя к тому, что фюрер давно занимается изучением теории о мировом льде. А затем добавил, что и сейчас имеются многочисленные остатки людей, живших до падения третичной Луны – непосредственных наследников некогда бесследно пропавшей Атлантиды.

Шефер возмущенно фыркнул:

– «Как я полагаю, они находятся в Перу, на острове Пасхи и, может быть, в Тибете…» – закончил он цитировать Гиммлера. – Вспомни, он говорил тихо, словно священник на проповеди. Все молчали… и мы с тобой молча слушали эту ахинею. Откуда он вообще, черт возьми, это взял?

– Эрнст, как я попал в экспедицию?

Лебедев задал очень важный вопрос. Он совершенно четко помнил, что экспедиция нацистов в 1938 году в Тибет состояла из пяти человек: Эрнст Шефер, Карл Винерт, Эрнст Краузе, Бруно Бегер и Эдмунд Геер. И никакого Франца Тулле там не было!

«Я не могу понять… Кто я? Да, есть мнение, что потом к официальным членам экспедиции присоединилась тайная группа, но об этом нигде нет ни слова! Ничто не подтверждает! Ни один источник», – Константин мысленно додумал остатки своего вопроса.

Шефер удивленно посмотрел на Лебедева, но потом понимающе кивнул:

– Я давно тебя звал в Тибет. Наконец, Генриху тебя рекомендовал Зиверс, а Бруно Бегер и я поддержали твою кандидатуру. Твою персону включили в состав экспедиции, но ты следовал отдельно, как профессиональный альпинист, под чужим именем.

Константин закрыл на несколько секунд глаза:

«Объяснение этому может быть только одно – я каким-то образом, попав в прошлое, изменил весь ход исторических событий. Создав цепь событий в прошлом… Чертов эффект бабочки. Я повлиял как на прошлое, так же могу повлиять и на будущее. Хм, любопытно будет теперь перечитать книгу Эрнста Шефера „На крышу мира“. А еще более любопытно будет посмотреть нацистский фильм „Таинственный Тибет“, где я увижу себя в образе не менее таинственного Франца Тулле».

– Франц, ты как себя чувствуешь?

– Более чем хорошо, – ответил Лебедев. – Чем я занимался в экспедиции?

Эрнст Шефер развел руками:

– Тем же, чем и занимался всегда: антропологией, культурой, своей проклятой мистикой…

– Конкретнее, Эрнст.

Тот бросил удивленный взгляд на друга.

– Ты как-то странно потерял память, тебя словно подменили, – заметил он, но продолжил: – Генрих заинтересован в поиске доказательств своей расовой теории. Ты и Бегер занимались сбором антропометрических данных среди местных жителей, чтобы попытаться подтвердить представления о происхождении арийской расы. Но этим больше занимался Бруно, ты же больше фокусировался на исследовании тибетской культуры, традиций и религиозных практик. Насколько я помню, Зиверс, Хефлер и Вирт по отдельности, через Генриха, поручили тебе программу по изучению существования древней цивилизации, которую они связывали с «арийскими» корнями. Ты собирал научные данные об экологии, антропологии и географии региона и… – он наклонился к Лебедеву, – тебе было дано особое указание, помимо научных изысканий, осуществлять разведывательную миссию. Исследовать местность, провести анализ политической ситуации и отношения стратегических интересов Германии. На основе нашей с тобой записки был разработан план нанесения серьезного ущерба интересам Британии в Индии и Китае. Причем России отводилась транзитная роль, но судьба, как видишь, распорядилась иначе. Мы теперь со Сталиным ведем войну.

– Эрнст, я знаком с Канарисом?

– Именно ты и составлял для Абвера окончательный секретный доклад, помимо твоей работы на Генриха, Зиверса и всех остальных… И насколько я знаю, Хитрый Лис остался очень доволен им.

«Ну что ж, если я работал на Канариса, то вполне возможно, официально не значился в списках экспедиции. Это, конечно, очень шаткий довод, но хоть как-то объясняет существование Франца Тулле», – Константин снова попытался найти оправдание существования своей загадочной фигуры.

Он кивнул в сторону стола:

– А за что я удостоился чести получить от Гиммлера фото с личной дарственной надписью и кольцо Totenkopfring?

Шефер, похоже, уже смирился с тем, что его друг напрочь потерял память, поэтому ответил без выражения удивления на лице:

– Ты нашел для него ценный артефакт – драгоценный камень Чинтамани.

«Ни хера себе!» – Лебедев чуть не вскочил.

Мысленный вихрь едва не сорвал его с кровати.

«Чинтамани, согласно легендам, обладает способностью исполнять желания и предоставляет владельцу глубокое понимание и духовное прозрение. Его присутствие символизирует высшее знание и просветление, которыми славится Шамбала. Чинтамани усиливает магические способности, гармонизирует внутреннее состояние и дарует защиту своему обладателю», – продолжал думать он.

– Что тебя так удивило?

Внутренняя реакция Лебедева не осталась незамеченной.

– Я не верил в его существование… Вернее, как я его нашел?

– Друг мой, у тебя любопытная потеря памяти. Ты помнишь какие-то вещи, очень хорошо ориентируешься в предметах, людях, событиях, но как-то отстраненно… Не можешь связать их между собой необходимыми воспоминаниями.

«Еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу», – усмехнулся про себя Константин Лебедев.

Лебедев устал лежать, и чтобы как-то разрядить атмосферу со «своей странной потерей памяти», предпринял попытку сесть на кровати.

– Такая реакция моего организма, – неопределенно ответил он.

Эрнст Шефер помог ему сесть и продолжил рассказ:

– Ты исчез на три недели, а когда тебя нашли, ты утверждал, что отсутствовал всего пару дней, а беседовал с оракулом всего несколько часов. И вернулся ты с камнем.

– Вот как! Эрнст, прошу, подробнее. Какой оракул? Где я пропадал?

– Прости, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты потерял память… Мы получили возможность аудиенции у малолетнего Далай-ламы, вернее у регента Радэна Друкпа Гьямцо, который управлял Тибетом при трехлетнем правителе до его интронизации. Это вообще для нас, и для него, было счастливое стечение обстоятельств: халатность английских чиновников, потерявших бдительность, мои связи при княжествах, которые входили в Тибет, боевые действия с континентальным Китаем. И Тибет вел их достаточно успешно. Но остро нуждался в поддержке цивилизованной европейской страны: международная поддержка и, возможно, в будущем оружие, боеприпасы. Поэтому Лхаса радушно приняла нас, желая все это получить от Германии. При дворе Далай-ламы, когда происходила встреча с регентом, присутствовал один загадочный человек – Гадонг. Что-то вроде монаха, главного министра по экзорцизму или мистического жреца… Черт его разберет. Но точно одно – он играл и играет значительную роль в церемониях и, главное, в принятии всех важных государственных решений, предоставляя какие-то мистические консультации и предсказания самому Далай-ламе. Он сразу обратил на тебя внимание и назвал «баршанг грулд бхуд па». Точного перевода я не знаю, но примерно звучит так: «космический путешественник в мирах времени». Именно он посоветовал регенту Радэну отправить тебя в древний монастырь Дрепунг, чтобы ты мог получить некое послание от высших сил, которое передаст оракул Нечунг. Это еще более мистическая и загадочная личность. Говорят, его готовят с самого рождения. Он проходит специальное обучение по нескольку часов в день, учась запоминать очень длинные и сложные сценарии ритуалов и практик. Большую часть времени монах, которого выбрали, проводит в медитации, в результате чего он может без труда входить в особый транс и контактировать с духом-защитником, передавая послания, предсказания или советы.

«Становится еще интереснее!» – подумал Лебедев.

– Из нас никто толком не понял, для чего это было нужно Гадонгу. Но регент Радэн Друкпа Гьямцо отнесся к его совету со всей серьезностью. Дал тебе небольшой браслет с четками – обычный такой тибетский браслет, где есть серебряная четка с иероглифом «Ом», ничего примечательного. И ты с провожатым отправился в самое святое место тибетского буддизма – храм Дрепунг.

– И что было дальше?

Эрнст Шефер потянулся и развел руками:

– Это, знаешь, только ты, приятель… Вернее, принимая твое сегодняшнее состояние, знал только ты. Через неделю мы начали беспокоиться, так как этот храм находится всего в десяти милях от Лхасы, и ты уже должен был вернуться. Я попытался выяснить у Гадонга и регента, что происходит. Но он нес какую-то чепуху, что ты перенесся в мир высших существ, нужно подождать, и скоро ты должен вернуться. Я через местных жителей узнал, что тебя видели, как ты уходил из Дрепунга в горы без сопровождения, совсем один. Это уже было серьезно и совершенно не смешно. Поэтому через неделю, не добившись от этого мистического министра ничего, я с парой верных шерпов отправился на твои поиски. Через неделю мы нашли тебя в сотне миль к северу, в пустынной местности среди гор, камней и снега. Ты держал в руках камень, похожий на метеорит, и сказал, что нашел легендарный «камень Чинтамани». По мне так это просто метеорит. Ты ни мне… никому не рассказал, что с тобой произошло, только утверждал, что отсутствовал всего пару часов. После возвращения ты вручил метеорит рейхсфюреру. Он представил тебя фюреру и наградил серебряным кольцом «Мертвая голова». Я тоже получил из его рук кольцо и почетный кинжал СС.

«Вот тогда бы мне и надо было попасть в тело Франца Тулле, чтобы эту гадину Гитлера завалить», – подумал Константин Лебедев. – «Не было бы войны».

Их прервала Марта Шмидт. Она вошла и с укоризной посмотрела на Эрнста Шефера. Тот примирительно поднял руки:

– Прошу прощения, матушка, – засмеялся Шефер. – Понимаю по вашему взгляду, что мне пора уходить и дать моему другу отдохнуть.

– Вы совершенно правы, герр Шефер, – она сжала ладони в кулаки и уткнула их в бока, давая понять, что ее воля непреклонна.

– Марта, – обратился, усмехаясь, к домоправительнице Константин, – прошу, позволь Эрнсту остаться на ужин.

Она сначала поджала губы, потом снисходительным тоном четко сказала:

– Но после ужина – полный покой, как говорил доктор Нейдер!

Но вопреки ее воле Шефер и Константин Лебедев проговорили еще часа три. И Константин открывал все новые и новые черты своего образа, понимая, что судьба перенесла его в личность человека, который, не имея высокого звания в нацистском высшем обществе, тем не менее вращался в кругах приближенных к Гитлеру и стоящих у руководства «Аненербе». Но, слушая Шефера, который был его «другом», его не покидала мысль, что Франц Тулле и он, Константин Лебедев, – это одна личность. Сначала ему стало не по себе от этого осознания. Быть замешанным в преступления фашистов, даже по воле фантастического случая, он не хотел. Пока что Эрнст Шефер не обмолвился, что Тулле принимал участие в разработке расовых теорий нацистов или как-то косвенно повинен в тех кошмарах, что они творили.

«Но кольцо СС Totenkopfring?» – подумал он, одновременно косясь на черный эсэсовский китель, что висел на его стуле.

Глава 4

Н а следующий день Константин Лебедев почувствовал себя гораздо лучше. Он уверенно ходил и самостоятельно спустился на первый этаж, чтобы позавтракать в столовой, а не в постели. Дыхание стало более ровным, да и легкие уже не так болели. Марта Шмидт, прошедшая когда-то какие-то курсы медсестер, делала ему перевязки, а доктор Нейдер, посетивший его рано утром, с удовлетворением отметил, что раны заживают очень быстро, и выразил надежду на скорое выздоровление. Проблему с памятью он посчитал не слишком угрожающей, сказав, что, скорее всего, это кратковременная реакция организма на контузию от взрыва. Прописал ему капли раствора кокаина для тонуса и перед уходом сказал, что будет наблюдать за процессом восстановления памяти. Но потом остановился и, подумав пару секунд, добавил, что позвонит доктору Эрнсту Рюдину, известному берлинскому психиатру, ученику легендарного немецкого врача-психиатра Алоиса Альцгеймера и последователю Альберта Молля, чтобы тот осмотрел его.

«Час от часу не легче, твою мать!» – Константин чуть не поперхнулся, когда до него дошло, кто его будет осматривать. – «Пионер в области психиатрических исследований наследования, который выступал, разрабатывал, оправдывал и финансировал массовую стерилизацию и клиническое убийство взрослых и детей. Настоящий вурдалак от психиатрии! Но с другой стороны, разве у меня есть выбор?»