Текст книги "Маленький Зверёк из Большого леса (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

   – Если птахи не могут больше летать, это самая настоящая катастрофа! – воскликнула Кся, расстроенная до глубины души.

   – Не слышали ли вы утром что-нибудь подозрительное? – спрашивал у собравшихся Зверёк. Почти все отвечали, что слышали, но все показывали в разные стороны. Сороки не сказали ничего полезного, но утверждали, что тени на снегу – не менее странно, чем утренний шум.

   – Где это видно, – наперебой тараторили они, – что в одном месте снег темнее, а в другом светлее? Вчера такого не было!

   Один детёныш, непонятно какого рода и вида, живущий под корягой, так и вообще сказал, что бурчало у него в животе. Кся признала, что это вполне возможно.

   – Эти малыши, стоит их оставить без присмотра, вечно едят всякую гадость. Я знала одного зайчонка, который вечно набивал щёки землёй. Он говорил, что самой вкусной его угощали человеческие дети. Она, де, была в плитках и в смешных шуршащих и блестящих фантиках. Вот уж выдумщик!

   – Более беспокойной зимы ещё не случалось, – изрёк недовольный Ёжин, который тоже притопал на шум. – Сначала в мою нору кто-то залил солёную воду, отчего испортились запасы груш, теперь вот вся эта беготня...

   «Хорошо бы спросить у кого-то умного, – думал Зверёк. – Или хотя бы кого-нибудь, кто мыслит не так, как другие». Но Ух улетел навестить бабулю в морошковом овраге, а Талисман четыре дня назад погрузился в свою ежегодную медитацию и пробудет бесполезным, болтающимся на ветке куском дублёной кожи до начала весны.

   – Нам нужен свидетель, – сказала Кся, которой беготня по лесу тоже порядком наскучила. Ещё минуту назад она играла во всадника и ездового зверька, восседая у папаши на загривке и дёргая за усы, как будто за уздечку, а теперь повисла на его хвосте, обхватив всеми четырьмя конечностями. – Очевидец. Кто-то, кто не спал ночью.

   Ёжин фыркнул.

   – Скорее всего, сейчас он спит.

   И точно. Ни одна летучая мышь в гроте не отреагировала на попытки друзей их разбудить, ни одна из родственниц Уха не соизволила найтись ни в одном дупле, в какое ни заглядывали бы Зверёк с Ксёй. Летом можно набрать целое ведро зверят, насекомых и различных духов, которые бодрствуют ночью, стоит только пообещать им бутербродов со щавелем и черничным джемом. Сейчас же на зов могут сбежаться только волки, которые джемом явно не удовлетворятся.

   И тут Зверька осенило.

   – А Эхо ведь тоже очевидец?

   Кся, которая носилась вокруг, стряхивая снег с веток, замерла. Пуговицы на её пальто загадочно поблёскивали в рассеянном солнечном свете.

   – Вполне. Да только где ты его сейчас найдёшь? Оно очень быстро бегает.

   – Маленькая его кроха застряла в моей печной трубе.

   – Так чего же мы ждём? – спросила Кся. – Нужно бежать, пока оно не догадалось попросить у сэра Призрака оливкового масла.

   – Да нет, – засмеялся Зверёк. – Оно не такое уж большое. Я же говорю, кроха. Она просто заблудилась среди моих чёрных вещей и чёрных кирпичей в чёрном дымоходе...

   – Тогда оно запросто может спросить свечку или фонарик, – ответила Кся.

   На это Зверьку нечего было возразить.

   Глава вторая. В которой у сэра Призрака нежданно-негаданно появляется новая дверь.

   Крошка Эха была на месте. Она всё так же звучала в трубе, упруго отскакивая от стенок.

   – Теперь я понимаю, что ты имел ввиду, когда говорил про грохот, – сказала Кся, подбирая полы своих одёжек и отчаянно стараясь не запачкаться в саже.

   Зверёк понюхал Крошку Эха и фыркнул. В свою очередь он сделал открытие:

   – Смотри-ка! Оказывается, мы можем её не только услышать, но и увидеть.

   Крошка Эха извалялась в золе и стала заметной: любой из сыновей сэра Призрака сказал бы, что это шарик для тенниса, только очень непоседливый. Он как будто не мог прекратить выбивать из старых кирпичей пыль.

   – Нужно её во что-то поймать, – сказал Зверёк, глядя, как Крошка замерла на мгновение, а потом протяжно чихнула.

   Кся хлопнула в ладоши:

   – Я сейчас.

   Сдвинув крышку от кастрюли, она исчезла внизу и вернулась несколько секунд спустя, втащив за собой сеть.

   – Сэр Призрак пожелал нам удачи в охоте, – сказала Кся. – А в этой сетке он хранит лук и картошку. Интересно, зачем их хранить, если можно сразу съесть?..

   Они набросили сеть на Крошку Эха и притянули её к себе. Зверёк продемонстрировал самое страшное выражение мордочки, на которое был способен: наморщил щёки, приоткрыл рот и показал клыки.

   – Приведи меня к грохочущей вещи! – зарычал он.

   Но шарик безмолвствовал и только медленно вращался в импровизированном сачке. Было видно, какой он упругий, как блестят на нём отсветы проникающего в трубу солнца. Если присмотреться, можно заметить влажные ноздри, маленький рот, а ещё глаза, такие большие и выразительные, каких не встретишь даже у людей, только очень бледные.

   – Это же Эхо, – укоризненно сказала Кся. – Пожалей малыша. Он должен не вести к источнику звука, а наоборот, удаляться от него.

   – А ведь точно! – сказал Зверёк и посмотрел на Ксю с обожанием. Какая же она умница!

   Он вытащил сетку с Крошкой Эха на крышу и замер, пытаясь как-то понять намерения упругого шарика. Он качнулся, раз, другой, словно пытаясь поймать ртом снежинки. Наконец друзья увидели, что шарик в сетке совершенно определённо пытается направиться в сторону крыльца.

   Зверёк и Кся переглянулись. По другую сторону дома, то есть в противоположной стороне от крыльца, был грот, поляна и берёзовая роща – в общем, добрая половина леса. Но делать нечего. Они спустились с крыши, цепляясь за водосток, беспрестанно гудящий, будто старинный музыкальный инструмент, и направились в ту сторону. Когда нет тропинки, а есть только направление, идти куда-то довольно утомительно. Казалось бы, что может быть проще – шагай себе да напевай песенку, а нет! Думаешь каждую минуту: не сбился ли ты с пути?

   Перед ними вдруг появился Ёжин, который, кажется, искал место, где можно было уединиться и помечтать о болотах.

   – Опять вы, нарушители лесного порядка, – он был очень недоволен.

   Зверёк не мог ничего ответить, потому что держал в зубах сетку.

   – Осторожнее, – сказала Кся, – у нас в авоське частичка эха большого утреннего шума. Она может лопнуть, и тогда мы потеряем единственного свидетеля.

   – О, о! – сказал ёж. – Тогда я буду вас охранять, чтобы какой-нибудь снежный бурундук не вздумал полакомиться этой малышкой.

   – Только не подходи близко, – попросила Кся, выразительно глядя на ежовые колючки.

   Ёжин затопал впереди, воинственно сопя и иногда проваливаясь сквозь снежный наст. Крошка Эха металась в сетке всё сильнее, грохотала, задевая о деревья, словно над ними, далеко вверху, собрались грозовые тучи. Перебравшись через неглубокий овраг, друзья поняли что пришли.

   Зверёк выпустил Крошку Эха, и она с хлопком испарилась, прогремев где-то среди деревьев. Ёжин обнюхивал что-то большое, одним краем выступающее из снега и зарывшееся в него другим, и задумчиво топорщил иголки.

   Кся вскинула руки.

   – Что-то круглое! Грандиозно!

   Зверёк ни с того ни с сего подумал о ручке от чайной чашки, белой и похожей по форме на мышиное ухо, и сказал:

   – Это точно не деталь от сервиза.

   – К воронам не ходи, – подтвердила Кся. – Больше всего похоже на большую круглую дверь! Вон и ручка торчит!

   Они подошли ближе. Ёжин протянул лапу и поскрёб краешек предмета. Судя по звуку, это было дерево.

   – Так, говорите, оно с неба свалилось?

   Все трое посмотрели вверх, словно ожидая увидеть в небесной синеве круглое отверстие: может, оно раньше закрывалось этой крышкой? Но небо было голубым, с редкими белесыми прожилками, а лежащая перед ними дверь выкрашена в бледно-зелёный цвет. В некоторых местах краска облупилась, показав струганное дерево.

   Но дверь эта совершенно точно свалилось с неба. Тут и там валялись ветки деревьев, которые странная штука обломала в падении.

   Ёжин пренебрежительно фыркнул.

   – Что за шутки среди уток? Дверь есть, а дома нет.

   Кся отважно вскарабкалась на дверь и тут же обнаружила проржавевшие петли. Видимо, однажды они устали держать такую тяжесть и просто взяли, да отломались.

   – Нужно пометить её на карте, – предложил Зверёк.

   Кся со знанием дела ответила:

   – Двери просто так не валяются. Они должны кому-то служить. Затворяться перед нежданными гостями, пропускать жданных и музыкально звучать, оповещая хозяина об их приходе. Какой смысл в двери, если она ничего не закрывает? Если мы расскажем о ней Шкряблу, она так и будет лежать здесь до скончания веков и соответствовать карте. По мне так, если старые владельцы не объявятся, наш долг – найти ей новых.

   – Точно! – обрадовался Зверёк. – Давайте спросим у сэра Призрака!

   Поразмыслив, Кся прибавила:

   – Наверно, она отвалилась от летающего дома. Я слышала, такие бывают. Называются – це-ппе-ли-ны!

   – Чтоб дома летали!.. – фыркнул Ёжин. – Тебе приснилось это в одном из твоих цветных снов, дорогуша.

   Но Кся не стала затевать спор. Гордо вскинув голову, она зашагала обратно, и скоро они со Зверьком уже сидели на подоконнике призрачьего дома (Ёжин предпочёл остаться снаружи, наедине со своим скверным характером).

   – Я бы не отказался от новенькой двери, – сказал сэр Призрак. – Говорите, она совсем круглая?

   – И совсем зелёная тоже, – подтвердила Кся.

   – Мальчики! – крикнул Призрак, и в окне показалась растрёпанная голова Томми. – Собирайтесь скорее. Мы идём за новой дверью. Возьмите с собой сушёных яблок, если вдруг проголодаемся.

   – У тебя закрыта форточка? – как бы между делом спросил Зверёк. – Одна сойка сказала, что ветры поменяли направление из-за того, что у кого-то открыта форточка.

   – Ох уж эти сойки, – вздохнул Призрак, надевая свою выходную шляпу. – Если бы всё в мире делалось по принципу «одна сойка сказала», мы бы жили в платяном шкафу и выращивали в карманах пальто гибискусы и розы.

   Следующий день начался под стук молотка и скрежет пилы.

   Зверёк выбрался из трубы и осторожно съехал на хвосте до края крыши.

   – Доброе утро, – поздоровался он.

   Сэр Призрак, насвистывая детскую песенку, прилаживал новую дверь к косяку, а сыновья поддерживали её с двух сторон, чтобы не укатилась. Проржавевшие петли Призрак снял, поставив новенькие, пахнущие маслом. Старая дверь стояла, прислоненная к стене. Томми показал на неё и сказал Зверьку:

   – Сделаем из неё ещё один стол.

   Сэр Призрак прибавил с улыбкой:

   – С некоторых пор мы перестали умещаться за одним. Знал бы ты, какие существа приходят из леса ужинать с нами поджаренной картошечкой в морошковой подливке!

   А Йен раскинул руки.

   – Вчера был один во-от с такими рогами! А в бороде, представляете, в бороде у него жили хомяки. Мы кормили их лапландским сыром.

   Обзаведшись новой дверью, дом стал более округлым. На карнизах лежал снег, сглаживая очертания, все углы стёрли снежные наносы. «Пожалуй, круглая дверь очень здесь кстати», – решил Зверёк. В доме с такой дверью непременно хочется погостить, выпить чашку кофе, травяной чай или ягодного морса. Наверное, предыдущие её владельцы, кем бы они ни были, были существами очень мягкими и приятными.

   Сэр Призрак отступил, чтобы полюбоваться работой. Борода у него была заплетена в короткую косичку, вместо привычного пиджака на плечах красовалась рабочая куртка, застёгнутая на все пуговицы, а на ногах – подбитые мехом высокие сапоги. Они погружались в снег так глубоко, что видна была только меховая оторочка, но когда он переступал ногами, было видно, что следов не остаётся.

   – Хорошо бы повесить вот сюда, над дверью, какие-нибудь яркие цветы в горшках, – сказал он, потирая руки. – Например, кустовые розы.

   Кся сидела на краешке трубы и болтала ногами, задумчиво глядя вверх.

   – Ночью была полная луна, – сказала она.

   – Её право, – Зверёк слепил снежок и бросил в Ксю, но не попал.

   Луна нимало его не беспокоила. Он гадал, где можно найти кустовые розы и как опознать их среди подснежников, колокольчиков и полевых маков, когда (если когда-нибудь!) те выглянут из-под снега.

   – А прошлой ночью луна была убывающая. Месяц! Я ещё подумала, какой, мол, неудобный гребень, всего с двумя зубчиками. Что-то странное происходит.

   – Опять странное? – ужаснулся Зверёк.

   – Всё ещё странное, – сказала Кся. Задорный носик её расстроено поник. – Я всю ночь смотрела на луну, и совсем не спала, но так и не разгадала загадку. Как так? Вчера – убывающая, а сегодня полная? Сейчас бы спросить Талисмана.

   – Талисман в нирване, – напомнил Зверёк.

   – Да, я помню, – Кся улыбнулась: – Как думаешь, он не будет против, если я привяжу к его косам банты? Всегда мечтала это сделать.

   К полудню лес укутал трескучий мороз. Зимнее бодрствование пошло шубке Зверька на пользу – когда он проснулся в начале зимы, шерсть была гладкой и короткой, теперь же отросла и топорщилась, почти как ежовые колючки, а тёплый подшёрсток скрипел, когда Зверьку вздумывалось потянуться. Правда, в зеркале или в начищенных блюдцах сэра Призрака он по-прежнему видел себя угольно-чёрным, но кто знает, может, под слоем сажи он побелел, как заяц-беляк?

   После обеда Кся вытянула Зверька на прогулку, на поиски новых странностей, за которыми даже не пришлось гоняться.

   Первым делом в глаза бросились птичьи следы – столько Зверёк и Кся не видели за всю жизнь. Путь друзьям пересекла ворона; она важно шагала в сторону сосновой рощи, держа в клюве пёстрый камешек. Зверёк спросил:

   – Извините, пожалуйста. Почему все птицы не летают, а ходят?

   – Леталка шломалаш, – хмуро прошамкала ворона. Она замедлила шаг, но не остановилась, так что Зверьку приходилось семенить то справа от неё, то слева.

   Вороны вообще довольно ворчливы. Кто-то полагает, что ежи – это вороны, у которых вместо перьев выросла колючая шкурка. Но зато эти птицы славятся умом. От них всегда можно получить внятный ответ на интересующий вопрос, без экивоков и странных шуток, которыми через раз сыплют другие умные птицы – совы и филины.

   – Неужели у всех сразу? – Кся показала мордочку из густого загривка Зверька.

   Ворона смерила её взглядом – сначала одним глазом, потом другим. Пожалуй, она попыталась бы склевать малявку, если бы клюв у неё не был занят. Вороны никогда не позволят себе выпустить изо рта вещь, которую уже считают своей, даже ради более лакомого кусочка.

   – Не у нас шломалаш. Шломалаш мировая леталка. Если поднячша высоко – ворона показала кончиком крыла в небо, – выше деревьев, то тебя зашошот.

   – Куда засосёт?

   – Кто его жнает? Отраштите шебе крылья и попробуйте. В какую-то небешную дыру. Там теперь дует очень щильный ветер. Приходится вот, – ворона развела в стороны крылья, – ходить как обыкновенные курицы.

   – И что же, – спросила Кся, – никто не жнает... то есть, не знает, что там?

   Ворона хрипло каркнула, не выпуская свою ношу из клюва. Камешек задорно сверкал на солнце.

   – Синицы жнают – они поднялишь высоко-высоко и пропали. Всегда подозревала, што у них не всё в порядке ш головой. Только вы их не шпрошите. Никто не вернулша.

   Зверёк попрощался с вороной, и они с Ксёй отправились дальше.

   – Внезапно пополневшая луна, а теперь ещё нелетающие птицы, – горячилась по дороге Кся. Она копошилась в шкурке Зверька и никак не могла успокоиться. Сугробные малютки-кси с визгами и смехом цеплялись за хвост Зверька и скользили по снегу, перебирая ножками; наша Кся никак на это не реагировала, хотя обычно не давала малюткам спуску, считая, что только она имеет право эксплуатировать хвост Зверька.

   Из-под корней одной из встречных сосёнок, словно бобёр из запруды, выплыл Ёжин. Красная шапочка была надвинута на глаза, наколотые на колючки коричневые листья делали его похожим на слоёный пирог. Зверёк пересказал ему последние новости.

   – Хорошо, что ежи не летают, – ответил Ёжин. – Если кто-нибудь запретит сопеть, вот тогда я буду по-настоящему волноваться.

   Кся сжала руки в кулачки.

   – Как ты можешь быть таким бессердечным? Птица без полёта – не птица.

   Ёжин фыркнул.

   – Так же, как и ёж без бажин, точнее, без болота – не ёж.

   Кся собиралась ещё что-то сказать, даже открыла рот, но промолчала.

   – Ко всему можно приспособиться, – продолжил Ёжин. – Это только кажется, что не можешь без чего-то жить, а потом ничего, привыкаешь.

   Он фыркнул и грустно побрёл прочь, жалуясь встречным корягам:

   – Вокруг вода, но она совершенно не мокрая. Куда это годится?

   Кся впала в глубокую задумчивость.

   – Может, он поэтому всегда такой сердитый, что потерял своё болото? Бедняжка.

   – Не думаю, – сказал Зверёк. – Мне кажется, ежи все со скверным характером. Поэтому они мало общаются между собой. Туда, где встречаются два ежа, например, в пасмурную погоду, может ударить молния.

   – Мы должны ему помочь, – сказала Кся. – Он же скучает! Можно выбрать ничейную полянку и натаскать из ручья в листиках воды... Или попросить у сэра Призрака большую кружку!

   – Один сом уже скучал по большой воде, – напомнил Зверёк. – Помнишь, к чему это привело?

   – Да, верно, – Кся совсем расстроилась.

   Несмотря на расспросы, до конца дня Зверёк и Кся не узнали больше ничего нового. На ужин они заглянули к Шкряблу, обеспокоенному, как и все. Впрочем, никто не мог вспомнить ни одного дня, когда бы он был спокоен.

   – Можете заночевать у меня, – сказал Шкрябл и признался: – Я ужасно боюсь. Хорошо, что я не белка-летяга... но вдруг нельзя будет скакать по веткам или кувыркаться через голову?

   Бельчонок устроил их у себя в дупле среди еловых лап. Одна из веток каким-то образом проросла вовнутрь древесного ствола, иголки выцвели до равномерно коричневого оттенка и совсем не кололись. В них было тепло и уютно: будто ночуешь в густой шёрстке кого-то большого и доброго.

   Зверьку снилось, как Ёжин, сам того не заметив, утащил на своих колючках луну, и теперь наверху темным-темно, зато лес освещён голубым призрачным сиянием, и тени перемещаются по снегу, прячась за деревьями от упрямо семенящего по рыхлому снегу ежа.

   «Он отправился на поиски своих болот», – подумал вдруг Зверёк. Это ужасно сложно – думать во сне, но у некоторых зверей получается. Правда, они всё равно почти ничего не помнят наутро.

   Проснувшись посреди ночи, Зверёк обнаружил, что Кся пропала, хотя гнёздышко из хвойных иголок ещё хранило тепло её дыхания.

   Луна сияла так, будто кто-то спустил её на верёвочке сюда, к самой земле. Снег сочился в ответ слабым голубоватым сиянием, совершенно не разгонявшим таинственные тени под кустами и в переплетениях хвойных ветвей. Морозный воздух отказывался течь в ноздри, и приходилось отгрызать от него по кусочку зубами. Казалось, весь мир заморожен в глыбе льда.

   По стволу Зверёк спустился вниз и обнаружил, что на него смотрит из-за дерева пара больших круглых глаз.

   – Кто здесь? – от испуга он сел прямо в снег.

   Глаза мигнули.

   – Тебе подсказать или догадаешься сам?

   – Ух!

   – Как хорошо, что здесь кто-то помнит старого филина с таким простым именем. Но боюсь, тебе придётся звать меня как-то по-другому. Я раздумываю между «Шлёп» и «Хлоп».

   – А мне старое имя нравится, – расстроился Зверёк.

   Филин сердито хлопнул крыльями, и в ноздри Зверьку ударил порыв ледяного воздуха.

   – Ух! Как я могу быть старым добрым Ухом, если не способен даже взлететь?

   – Как ты сюда добрался? – спросил Зверёк. – Насколько я помню, до твоей бабули немало хвостов.

   – Твоих – четырнадцать тысяч восемьсот девяносто шесть, – важно сказал Ух. – А моих в полтора раза больше. Но всё это неважно, ведь я изобрёл скользящие лапы.

   К ногам филина гибкими веточками и сухой травой были привязаны куски коры – по одному к каждой.

   – Если правильно махать крыльями, можно уехать довольно далеко.

   Вокруг птицы и Зверька поднялась снежная вьюга: то распахнулись крылья, а Зверёк покатился со смеху – Ух ехал задом наперёд, а чтобы не врезаться в зазевавшееся дерево и не зацепиться за кусты, просовывал голову себе под крыло.

   – Подожди! – завопил Зверёк, видя, что филин уезжает всё дальше. Он бросился в погоню. – Ты знаешь, почему все птицы разучились летать?

   – Там, наверху, дуют очень сильные ветра. Это небо – теперь самое пустое небо в мире, – сказал Ух. Он перестал махать крыльями и вздохнул, отчего перья на его груди затрепетали.

   – Мы с Ксёй хотим выяснить, в чём дело, – воинственно сказал Зверёк.

   – Не стоит ради нас рвать усы, – ответил Ух без особой убеждённости. – Играть в наземных жителей очень увлекательно. Кроме того, столько вкусного, оказывается, можно найти у земли! Я тут попробовал ивовые почки, мне кажется, с кленовым сиропом это будет просто объедение.

   Вспомнив, что выбрался искать Ксю, Зверёк спросил у филина, не попадалась ли ему малявка.

   – Кажется, я видел её силуэт на вершине сосны, – проухал он. – Что-то ночи последнее время стали слишком светлы. Если так пойдёт дальше, мне придётся охотиться с чёрной повязкой на глазах.

   Малютка и в самом деле нашлась на самом верху лесного маяка. Укутавшись в плед, она расположилась на припорошенной снегом лапе, в выемке, которую протопило для себя Солнце, и глазела на луну. Застенчивый ночной свет рисовал по её мордашке невидимой кисточкой, окуная её в голубовато-серебристые акварели.

   – А вот и ты! – сказала она, увидев Зверька. – Я кое-что хочу тебе показать.

   Зверёк расположился рядом с Ксёй. Звезды отсюда казались такими ясными, будто их только-только отполировали.

   – Там тоже живёт какая-то малявка, – сказала Кся. – Такая же, как я.

   – Где?

   Зверёк тоже задрал голову, но увидел только жёлтый круг, огромный, как никогда. У маленьких зверьков не такое хорошее зрение, как у ксей, мелких духов или крупных птиц, зато отличный нюх. Луна ничем не пахла, хотя что-то похожее на столе у сэра Призрака обычно пахло сыром.

   – Она спряталась. Стесняется, когда на неё смотрят сразу много глаз. А меня одну не стесняется, потому что я тоже не великого роста.

   Кся продемонстрировала Зверьку рассеянную улыбку.

   – Ей очень страшно. Смотри-ка, всю ночь жжет свет!

   – Почему страшно?

   Зверёк попробовал встать на задние лапки, но всё равно ничего не разглядел. Зато нос мгновенно замёрз.

   – Потому что она там одна. Может, её родители никак не вернутся с какого-нибудь праздника. Но сейчас она не плачет. Смотрит на меня и понимает, что она не единственная малявка на свете.

   Зверёк привык доверять чутью Кси и поэтому сразу поверил в небесную малявку.

   – Как же нам ей помочь? – спросил он.

   – Мы такие маленькие – как мы сможем помочь? Нужно ждать взрослых.

   Зверёк растерялся ещё больше. Среди лесных обитателей встречаются умники, вроде Талисмана, встречаются находчивые, как, например, Ух, непоседы, как Кся и Шкрябл, и даже самые настоящие упрямцы – например, Ёжин, который до сих пор помнит болота, где жили его предки. Но все они, на самом деле, малыши, и ничего тут не поделаешь. Если не можешь достать до луны, то жди того, кто может. Ведь даже море вспять повернул не Зверёк, не Шкрябл и не Талисман – а могучий и всеведающий сом.

   Пока он размышлял, глазки Кси закрылись – сон отыскал её даже здесь, накрыв своим чёрным цилиндром. Зверёк смастерил из пледа люльку, поместил в неё Ксю и, взяв в зубы этот драгоценный груз, отправился вниз, в дупло с уютным хвойным гамаком.

   Утром он попросил рассказать Ксю подробнее о малютке и о том, как она могла удержаться на совершенно круглой луне.

   – Луны на самом деле нет, – со знанием дела сказала Кся. – Это пустота, дырка в небосводе. А по ту сторону живёт малютка с мамой и папой, которых сейчас нет дома. Так что ей приходится целыми днями смотреть в окно и скучать.

   Зверёк мог бы списать это на детские фантазии, тем более что с фантазией у его дочки всё было в порядке. Не зря он собрал несуществующую вещь из стольких подчас самых неожиданных вещей! Как тут не проснуться фантазии? Но среди прочего там было и пёрышко от перьевой ручки, которое всегда означает честность и добрые намерения, так что Зверьку иногда казалось, что даже обыденность благоволит к маленькой Ксе, поворачивая своё громоздкое тело в угоду её выдумкам.

   Глава третья. В которой случается день нежданных гостей.

   Первое, что услышал Зверёк наутро, когда вернулся домой, был взволнованный голос Призрака:

   – Зверёк, это ты? Спустись к нам, у нас на завтрак шарлотка из консервированных абрикосов и всякие приключения.

   Почёсывая бороду, Призрак смотрел, как Зверёк выбирается из дымохода. Фартук топорщился на животе мужчины, а между пальцами остались следы муки. На столе исходило жаром готовое блюдо. У порога Зверёк увидел две пустые банки из-под абрикосов. Сэр Призрак ткнул пальцем с бороздкой сахарной пудры под ногтем и сказал:

   – Представляешь, эти банки лежали в погребе почти двадцать пять лет. Их закатали ещё в моём детстве! Пыль там настолько благородная, что даже я кланялся ей в пояс. Но сами ягоды прекрасно сохранились.

   Зверёк с удовольствием втянул ноздрями воздух, пухлый, горячий и ароматный. Сэр Призрак держал слово и не растапливал камин. У него была маленькая газовая печка, прекрасно подходившая для приготовления всяких вкусностей.

   – У нас был занятный гость, – заговорческим тоном сказал Призрак, но чуткий Зверёк уловил в голосе растерянность.

   Мужчина устроил Зверька на подушке в любимом кресле-качалке и начал рассказ. Ранним утром в дверь – да-да, в ту самую, большую, круглую и зелёную! – постучались. Свежеприлаженной ручкой-молоточком, из чего сэр Призрак заключил, что это не кто-то из зверят и мелких духов, а существо нормального, человеческого роста, и заранее приготовился к неожиданностям. Но то, что он увидел за дверью, превзошло все ожидания.

   Там стояла собака. Настоящая собака какой-то дворовой породы, только изрядно отощалая. Она покачивалась на задних лапах, наполовину утопших в снегу, а передние были трогательно сложены на груди. На шее красовался кожаный ошейник, красный, с пожелтевшими металлическими бляхами. Уши настороженно приподняты, из пасти свешивался язык, казавшийся в отражённом от снега лунном свете почти белым.

   – Что такое собака? – спросил Зверёк.

   – Это... такой зверь, – сэр Призрак взял карандаш и скупыми движениями набросал для Зверька собаку прямо на скатерти. – Но странность в том, что ходить он предпочитает на четырёх лапах и никогда не забирается далеко от людей. И уж точно никогда-никогда не будет стучать в дверь дверным молоточком.

   При виде сэра Призрака собака растерянно махнула ушами. Язык заполз в пасть, словно слизень под корягу, и животное бросилась наутёк, как ему и полагается, на четырёх лапах, через несколько секунд растворившись в подлеске.

   – Мне кажется, она растерялась не меньше меня, – заключил мужчина.

   – Очень странно, – признал Зверёк. – И больше ничего не случилось?

   Он забрался на подлокотник кресла-качалки и свесил хвост. Кресло вздыхало, будто живое существо, кренясь на одну сторону.

   – Мои мальчики с трудом дождались утра и отправились на поиски. Они хотели идти ещё ночью, но, несмотря на то, что они прозрачные и причинить им вред невозможно, я их никуда не отпускаю в такую темень. – Призрак бросил взгляд на улицу и прибавил: – Они, конечно, никого не нашли.

   Зверёк попытался представить себе диковинного зверя, но получалось что-то невразумительное с глупо висящим языком, с большими влажными глазами, с собирающейся на ляжках в складки шкурой. Конечно, такой нелепости не может существовать на свете!

   – Мы пробовали пойти по следам, – Сэр Призрак положил на блюдце кусочек шарлотки для Зверька и налил молока. – Сейчас их затоптали белки и всякие сухопутные вороны, но утром они были. Начинались от крыльца и кончались буквально через два десятка шагов. Как будто эта собака так усердно махала хвостом, что поднялась в воздух и улетела.

   Пока гость лакомился шарлоткой, Призрак задумчиво смотрел в окно, и заоконье отвечало ему столь же задумчивым взглядом. Набежали облака, даже, кажется, местами грозовые тучи, потому что стало совсем темно. «Может, будет большой-большой снег, – подумал Зверёк, слушая, как дом скрипит всеми своими старыми костями и сочленениями. – Заметёт все эти странности, замажет белой краской птичьи следы и заполонит метелью память о болоте в некоторых беспокойных головах».

   А потом дверь содрогнулась от удара. С полки для обуви посыпались катышки пыли, будто мышата, спасающиеся бегством с тонущего корабля, в прихожей задрожало зеркало, на столе запрыгала посуда. Призрак вскочил, сел на стул и снова вскочил.

   – Кто это там так стучит? Мои знают, что дверь никогда не запирается. Кроме того, Томми, например, любит пообезъянничать и проходит прямо сквозь неё...

   Он до того растерялся, что спрятал в нагрудный карман деревянную лопатку, которой накладывал шарлотку. Подкрался к двери и посмотрел в замочную скважину. Тени туч на снегу внезапно закачались, как будто это не тучи вовсе, а кто-то повесил над домом гигантские качели.

   – Теперь я понимаю, что ты чувствуешь, удирая из-под копыт какого-нибудь глупого лося, – сказал сэр Призрак Зверьку. Глубоко вздохнув, он распахнул дверь. Там на корточках сидел великан. Он был, по крайней мере, в пять раз больше Призрака. Гость раскачивался на пятках, положив ладони на колени.

   – Простите, – сказал он, с интересом и некоторым смущением уставившись Призрака.

   Великан был не один: рядом нервно топталась великанша. Зверьку были видны только её ноги. Обутые в высокие, отороченные мехом сапоги, они вытоптали перед домом солидную лужайку: там, где были заросли акации, теперь не осталось ничего. Кроме того, забор, на который опирался вьюнок, изрядно покосился.

   Великанша наклонилась и протянула к Призраку руки. Тот побледнел и начал мерцать, будто мираж в струях затяжного дождя. Пальцы, каждый из которых в обхвате был как молодая осинка, а цветом напоминал ножку ядовитого гриба, схватили его за борта жилетки. У женщины это получилось на удивление аккуратно, хотя стоило бы удивиться, что вообще получилось. Сэр Призрак запросто поглощал бутерброды с морошкой, но это единственное исключение: сквозь его тело преспокойно проходил даже ветер.

   Если не принимать во внимание размер, мужчина и женщина выглядели вполне обычно, но почему-то до того поразили Зверька, что он юркнул под вязаный чехольчик, которым накрывают чайник.

   – Где наша дочь? – спросила женщина. Она качала головой, грозя стукнуться о козырёк крыши.

   – Какая дочь? – сэр Призрак, болтаясь в пальцах великанши, как гроздь винорада, умудрился сунуть руки в карманы. Он оглянулся на Зверька, но увидел только, как ворвавшийся в помещение сквозняк играет бахромой скатерти. – Клянусь, здесь только я, да два моих сына, да всякие лесные зверята.