Текст книги "Маленький Зверёк из Большого леса (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

   Ночник взбирается на подоконник следом, когти клацают по дереву, хвост гоняет пылинки и тополиный пух.

   Калитку обычно запирают, но Кирилл легко протискивается между прутьями. Вот теперь он действительно в мире, где никогда не показывался один, и, тем более, среди ночи. Озирается по сторонам, воздух в ноздрях колючий от незнакомых запахов, кокон внезапных, как разряды молний, звуков окутывает мальчика и он старается вслушаться по отдельности в каждый. Справа по шоссе проезжает грузовик – пятна света возникают среди деревьев, степенно приближаются, и, сопровождаемые громким кашлем мотора, исчезают за поворотом. Слева парк с асфальтовыми дорожками и одиноким светлым пятном от фонаря. Сейчас там никого нет, точнее, нет людей, а в душистых кустах шиповника шелестит кто-то, играясь с листьями, хлопая по ним снизу не то маленькими ладошками, не то носами.

   – Мне нужен кто-то, кто будет мне петь песенки, если я заблужусь, – говорит Кирилл. – Ты знаешь какие-нибудь песенки?

   – Несколько знаю, – задумчиво говорит Друг. – Можно сказать, раньше петь их было моим основным занятием.

   Кирилл идёт в сторону парка. Там, где начинается дорожка, останавливается, чтобы понаблюдать за фонарём. Вокруг лампочки в металлической сетке кружится мошкара. Он старый, этот столб, но очень любопытный. Днём спит, а ночью просыпается, и ему скучно, поэтому поворачивается на каждый шорох, изгибает шею, чтобы заглянуть за ближайший ствол, иногда почти стелется по земле, как змея, отползает, насколько хватает длины тела.

   Кирилл машет ему ладошкой и шагает мимо. Дорожки здесь поворачивают настолько резко, что порой и не замечаешь; она уже повернула, а ты ещё шагаешь, загребая ногами землю и опавшие листья. Парк вспоминает его, замыкает в свои ладони, обозначая путь серой асфальтовой лентой и отмечая его скамейками.

   На одной из таких скамеек и обнаружился Большиш.

   Полы пальто, несмотря на жаркое время, свешиваются почти до земли. Старик поднимает подбородок, нацеливает его, словно ружейную мушку, на мальчика. Волосы и борода его торчат в разные стороны, стянутые сеточкой синих капилляров, губы приоткрываются:

   – Эй, парень! Иди-ка сюда.

   Поднимается, словно через силу, идёт на согнутых ногах следом.

   Кирилл переходит на бег, ему кажется, что мир свистит вокруг ветром, но топот за спиной приближается, костлявые, обтянутые ветхой жёлтой кожей, руки тянутся следом. Кирилл уворачивается раз, другой, ухабы под ногами больно бьют в пятки, дыхание позади сиплое, дрожит, как натянутая жилка.

   Кирилл сам не заметил, как оказался снова возле фонаря, вроде бежал вперёд, а вернулся почему-то назад. Мальчик обхватывает руками неожиданно гибкое тело столба. Под руками холодное железо, и краска облезает на пальцы серыми струпьями. Фонарь светит на человека в пальто, Голова в железной сетке раскачивается над головой человека в пальто, и вокруг кружатся, бестолково молотя крыльями воздух, мотыльки. Человек загораживается от света руками, орёт что-то невразумительное, машет рукавами, заставляя тени под ногами выплясывать диковинный танец, а фонарь наклоняется всё ниже, и вот насекомые уже врезаются бродяге в затылок, падают за воротник.

   Чёрное лицо плавает в облаке света, рот приоткрыт и над губой виднеются ржавые огрызки зубов. Он смотрит в лицо фонарю, и фонарь смотрит на него, и лампа то вспыхивает, то угасает. Бродяга пятится, потеряв один ботинок, поворачивается, бежит, размахивая руками, оступается, и продолжает бежать, голося и рассыпая вокруг липкие слова проклятий.

   Кирилл никак не может отдышаться. О чем-то тревожно спрашивает в ушах Друг, но он не может его понять. Столб выпрямляется.

   – Спасибо. Я расскажу маме, – радостно, взахлёб обещает Кирилл, – Она принесёт тебе новую лампочку. Две новых лампочки. Всё, что угодно. Она у меня хорошая...

   Он смущается, прощается поспешно, и фонарь высокомерно кивает в ответ. На этот раз Кирилл осмотрительно идёт другой дорогой – заросшей тропинкой через мелкую берёзовую поросль. Ветви гладят его по лицу, где-то в переплетении их Кирилл натыкается на пару бродячих собак. Они не стали приближаться к мальчику. Собаки очень хорошо чувствуют Ночников, а его Ночник, изрядно пристыженный тем, что не смог уберечь мальчика от злого человека, теперь следует за ним шаг в шаг.

   Асфальтовая дорожка вновь серебряной лентой плывёт впереди. Над головой висит надкусанная с одного бока луна.

   До нужного ему дома остаётся совсем немного. В стороне высятся громады многоэтажек в которых много-много окошек. Какие-то горят, и эти искорки, расцвеченные в цвета штор, похожи на крупные звёзды.

   В глубине парка, на одной из скамеек – какая-то компания, ещё не дяди и не тёти, но уже далеко не дети. Звучит резкий смех, он парит над их головами чёрными крылатыми существами с дымными хвостами. Вот их Кирюша по-настоящему боится. Они его не видят, но словно бы чувствуют – поворачивают серые лица.

   Кирилл зажмуривается и превращается в самого незаметного человека. Если хочешь, чтобы тебя не увидели, нужно создать вокруг себя темноту, а проще всего сделать это, опустив веки. Однажды он рассказал об этом маме, но она посмеялась над ним.

   – Если ты хочешь от кого-то спрятаться, – говорит она, – тебе придётся прятаться. Под одеялом, например. Или за деревом. Только не вздумай так прятаться от матери. Мать тебя всё равно найдёт...

   Большиши постоянно придумывают для этого мира какие-то сложные правила. А между тем он простой, как коробка с конфетами. И такой же вкусный. Правда, иногда всё же страшноватый. Вот, например, как сейчас.

   Кирилл стоит на месте, изо всех сил жмурясь, и чувствует, как лица одно за другим отворачиваются, чтобы вновь присосаться к пузатым бутылкам.

   Он боится открыть глаза. Откроешь – они тебя тут же заметят. Вытягивает потную ладошку и находит лапу Ночника. Лисица тащит его через темноту, хвост нервно стегает его по ногам.

   Шум, звон стекла и резкие, зычные голоса проплывают мимо огромным чёрным облаком. Кирилл цепляется за лапу уже обеими руками.

   Они на полянке перед старым дубом, откуда виден дом ведьмы. Как большая лодка он выплывает из темноты, деревянный на кирпичном фундаменте.

   Одно из окон мерцает тусклым красноватым светом. Может быть, варится у неё в котле какое-то варево. Кирилл встаёт на цыпочки и заглядывает в окно, но видит разве что кусочек потолка с гуляющими по нему пятнами света.

   Кончики пальцев достают до ручки, и дверь отворяется с тихим скрипом. Так просто.

   Кирилл переступает через порог, прикрывает за собой дверь, и напрягает глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то. Из-под второй двери пробивается слабый язычок света. Под ногами какая-то обувь, Кирилл запинается об неё, и едва не растягивается на полу. Под потолком зажигается лампочка, и всё тонет в море света. Свет забивает глаза, Кирилл жмурится, и садится прямо на пол.

   – Попался, да? – сочувственно говорит Друг.

   Она возвышается над ним, удивительно длинная, странно, как не задевает головой лампочку. В шортах и белой майке, волосы растрёпаны по плечам, и кажется, что там, под потолком, парит оранжевый воздушный шарик.

   – Так-так. И кто тут у нас.

   Голос озадаченный, низкий.

   – Простите, – блеет Кирилл.

   Ее руки перелетают от талии к голове и обратно, бормочет растерянно:

   – Я думала, у меня завелась крыса. Ну, бродячую кошку я тоже могла предположить, не дом, а сыр. Такой дырявый. Но чтобы здесь завёлся ребёнок!..

   Кирилл хочет ещё что-то сказать, но его начинают душить слёзы. Размазывает их по щекам тыльной стороной ладони.

   Женщина хватается за голову.

   – Прекрати! Сейчас же прекрати. Я не умею ладить с детьми. Ну как тебя заткнуть-то, а?

   Хватает его в охапку, и прихожая куда-то уплывает, её место занимает комната. Очень маленькая, даже меньше той, в которой Кирилл спит, однако вокруг столько интересных предметов что слёзы мигом высыхают.

   – У меня здесь были друзья, так что прости за бардак... хотя... перед кем я извиняюсь, – бормочет женщина.

   Сажает его в кресло, отдувается, вытирает со лба пот. Всё-таки он достаточно тяжёлый. Сама садится на пол, скрещивает ноги.

   Здесь пахнет мандаринами и кофе, свет от нескольких свечей под красными колпачками бродит по расставленным в беспорядке книгам, каким-то хрупким изящным вещам. На подоконнике несколько яблок, на диване раскидана одёжка. Кирилл вдруг думает, что эта тётя, возможно, не такая уж и большая. Просто кажется взрослой. Правда, мамы у неё почему-то нет. Если бы у неё была мама, она бы мигом заставила всё это убрать.

   Кирилл вертится, ищет глазами котёл. Даже метлы нету, хотя в углу за кроватью сверкает глянцевыми красными боками пузатый пылесос.

   Пока Кирилл размышляет, может ли современная ведьма летать на пылесосе, она нетерпеливо спрашивает:

   – Ты что это? Потерялся?

   – Не-а... – бормочет Кирилл, и неуютно возится. С каждым движением он увязает в кресле всё сильнее.

   – Тогда – что? Не в гости же пришёл?

   – В гости.

   – Давай, колись. А я пока поставлю чайник. Только вот конфет у меня нет. Кончились.

   На спинке кровати висит зонт, и Кирилл вдруг понимает, что он живой. Ручка изгибается, купол шелестит и через складки материала выплывает крошечное сморщенное личико. Глядит с любопытством на Кирилла. Ночник. Кирилл вытягивает шею, пытаясь получше разглядеть существо и зонт хлопает ему своим куполом, как будто крыльями.

   Чай пахнет ежевикой, колючий запах приятно щекочет ноздри. Обхватив чашку двумя руками, Кирилл набирается смелости:

   – А где у вас котёл?

   – Котёл?

   – Да. Я думал, вы ведьма...

   Женщина обескуражена вопросом. Улыбается, и в уголках губ вспыхивают внезапные веснушки, и ещё веснушки каким-то образом сидят у неё в волосах. Кирилл не может это объяснить – просто видит, как они переливаются на свету.

   – Нифига себе. И что же ты хотел от ведьмы?

   – Чтобы вы вернули глаза моим папе и маме.

   Место улыбки занимает озабоченное выражение.

   – А что у них с глазами? Что-то серьёзное?

   Кирилл, как может, рассказывает ей о рыбах в глазах Большишей, и между делом думает, что удивительное не в том, что она его понимает. Она его слушает. Слушает, красиво наклонив к плечу голову, так, что рыжие локоны свешиваются прямо на переносицу. Верит ему на слово.

   – У тебя нет этих рыбок, – заканчивает Кирилл. – И ты меня слышишь.

   – Есть, – многозначительно говорит женщина, – Просто своих рыбок я держу в другом месте. Не в голове. Знаешь, люблю смотреть на мир чистыми глазами. Эта вода, о которой ты рассказывал... я прекрасно понимаю, о чём ты. Попробую тебе объяснить. Но сначала нужно позвонить твоим родителям. Помнишь номер своего дома?

   Кирилл мотает головой.

   – Ты из двадцать пятого. Я тебя помню. У твоей мамы такие роскошные волосы, и пальто с кленовыми листьями.

   Она роется на полках, коричневая книжка с телефонами раскрывается на нужной странице. Пикает кнопками на трубке. Там не отвечают довольно долго, а когда, наконец, берут трубку, Кирилл понимает, что это папа. Тётя мягко рассказывает о нём, мол, вот, нашёлся, вы не теряли? Женщина терпеливо объясняет, где они могут найти своего сына и отключается.

   – Ещё чаю?

   Кирилл мотает головой.

   – Я думал, может это вы запустили в головы папы и мамы рыбок. Но у вас есть Ночники и теперь я понял, что вы не злая.

   – Вот уж спасибо. А кто такие ночники?

   – Они приходят из подкроватя. Сначала тебе снятся, а когда ты просыпаешься, они вылазают за тобой следом.

   – Правда? И что же они делают?

   Тётя задумчиво оглядывается, обшаривает взглядом комнату.

   – Я сам точно не знаю. Охраняют, наверное, или как-то помогают. А ещё я люблю с ними играть. А вы о них не знаете?

   – Не-а.

   Как же так? – думает Кирюша, – Ведь у неё нет рыбок в голове. У неё самый чистый взгляд из всех, что он видел у Большишей.

   Она размышляет. Раскачивается из стороны в сторону, ерошит себе волосы.

   – Извини, пожалуйста, но я закурю.

   Сигареты у неё не как у папы, тоненькие, пахнут вишней. Пальцы плывут ко рту, и на фильтре остаются алые пятна от помады. Кирюше даже нравится этот запах, он кажется не злым, как от папиных сигарет, а просто очень ворчливым. Кирилл выставляет вперёд ладошку, пытается почесать дымного вертляка, и он, ворочая за собой длинный хвост, довольно урчит.

   Тётя смотрит на него сквозь облачко дыма, голова её кажется солнышком, таким, которое Кирюша видел в деревне над рекой. Тогда стоял туман, и везде, даже между лучами солнца, прятались смешные комки влаги.

   – Иногда я их чувствую. Я живу одна, как ты видишь, у меня нету ни мужа, ни мамы с папой. Но я никогда не ощущаю одиночества. За мной словно бы всё время кто-то наблюдает. Иногда с подоконника, иногда из темноты под лестницей. И знаешь, тогда я чувствую себя спокойно, как будто под присмотром. Это очень приятно.

   Она улыбается, и дымный вертляк трётся своей серой шёрсткой об её щёку. Зубы у неё красивые, крупные и похожи на маленькие ледышки.

   Кирилл важно кивает:

   – Такие ночники есть у всех малышей. И почему-то у вас, хотя вы уже большая. Вообще, Большиши, взрослые, много чего не видят. Вертляков они не видят никаких. И апельсиновых искорок. И того, что денежки, которые они кладут в карман, живые и могут разговаривать.

   – Меня твой батя так и не услышал, хотя я орал ему в оба уха, – хмуро говорит голос в наушнике.

   – Не слышат моего Друга из музыкальной штучки, – послушно прибавляет Кирилл. Медлит секунду, потом приближает к ней лицо и говорит еле слышным шёпотом: – У тебя в волосах запуталось солнце. Только не стряхивай его! Ему нравится в твоих волосах, и оно прячется туда ночью. Оно просило меня не говорить, но я тихо-тихо... и ты сделай вид, что ничего не знаешь.

   Она улыбается, многозначительно кивает.

   – Знаешь, что я тебе скажу. Сейчас ты видишь все эти чудесные вещи. Но рано или поздно они будут прятаться от тебя всё глубже. Все эти вещи, которые не видят взрослые и видят дети, они будут становиться для тебя всё менее и менее значительными. В твою жизнь ворвётся множество других вещей, будет вытеснять эти невидимые мелочи из твоей головы, пытаться залить их водой, вырастить там морскую траву. Понимаешь? Но не забывай, что они есть. Ни на минуту не забывай.

   В дверь громко стучат и женщина вздрагивает.

   – Сейчас ты поймёшь, что твои родители состоят не только из зелёной воды. В них есть то же, что есть в тебе, просто оно уже погрузилось настолько глубоко в ил, что так сразу не заметишь. Каждый день вспоминай, что это есть в каждом человеке, и ни на секунду не забывай, что оно есть в тебе. Оно тушит сигарету в пепельнице и кричит:

   – Открыто! Дёргайте дверь сильнее.

   В комнату вбегает мама.

   – Милый мой, – всхлипывает она и утыкается Кирюше в макушку влажным носом.

   Кирилл изворачивается, поднимает голову. Заглядывает ей в глаза, и больше не видит там ни зелени, ни рыбок. Обыкновенные испуганные глаза, карие и влажные, словно их только что намочило дождём. Волна облегчения накрывает его подобно пуховому одеялу, и он снова утыкается носом ей в грудь. В глазах влага, на губах ощущается вкус соли, и он понимает, что разрыдался. Как маленький. Кирилл чувствует на голове большую и тёплую руку отца. Он не видит его глаз, но знает, что рыбки ушли и из них.

   – Вы закрываете на ночь окна? – слышит Кирилл голос тети.

   – Нет, – отвечает мама. – О господи, сейчас нет. Жарко же...

   – Наверное, спросонья вывалился в окно. С ними такое бывает, проснутся почему-то, и куда-то идут. Деловые. В таком возрасте они ещё не совсем отличают сон от яви – особенно если только что проснулись. Закрывайте окошко, оставляйте только форточку. И приглядывайте за ним. Он славный малыш.

   – Спасибо вам, – говорит мама.

   Кирилл идёт, не отрывая зарёванного лица от маминой юбки, идёт вслепую, ощущая под ногами сначала скользкий линолеум, потом траву и кочки, а потом земля уходит из под ног, и вот уже он на шее у папы.

   – Если хочешь, я тебе спою, – говорит Друг. Кирилл про него совсем забыл, один проводок болтается где-то внизу, другой по-прежнему в ухе, и голос Друга звучит совсем тихо.

   – Да, – мычит Кирилл. Лицо обдувает тёплый ночной ветер, шевелит волосы, а вокруг жужжат насекомые.

   Что-то щёлкает там, в ушах, сквозь странный шум к сердцу поднимается музыка. Он уже слышал такую раньше – папа включает её иногда после работы. Рваный электрический шум карябает уши, но вот голос Друга, мощный, он с упоением выжимает из себя чужие, незнакомые слова. В этот раз он звучит в записи, и Кирюша вдруг понимает, что разговаривать с Другом, как прежде, он уже не будет никогда. Этот голос пропадёт, как пропадёт постепенно дар видеть Ночников, слушать голос снега и разговаривать с камнями.

   Но он будет помнить о том, что говорила ему рыжая тётя.

   И Кирилл закрывает глаза, позволяет мерным покачиваниям отцовских плеч и музыке утащить его прочь.

   Про Ласку и ее Друга

   Присказка.

   Облака бывают разные. Совсем маленькие облачка, состоящие из пара, поэтому белые. Кучевые бело-серые облака, которые имеют разнообразную форму. Смотря на них, можно вообразить себе любую картинку. Всё зависит от фантазии смотрящего. Есть перистые облака, похожие на росчерки кисти невидимого художника.

   Туча – тоже облако, только тёмное, налитое большим количеством воды. Ее капельки создают огромный электрический заряд, который пробивает воздух и с сильным грохотом летит на землю. Так мы видим молнию и слышим гром. В туче скапливается столько много воды, что она больше не может в ней удержаться и устремляется на землю в виде дождя. Отдав лишнюю влагу, туча становится облаком, которое снова впитывает в себя испарившуюся с земли воду, и опять становится грозной чёрной тучей. Так происходит круговорот воды в природе. Облака и тучи – наши друзья. Они не дают земле высохнуть.

   А ещё говорят, что на облаках живут маленькие человечки, и когда у них хорошее настроение, то они добрые, белые и пушистые, а когда плохое – злые, мрачные и плаксивые (тогда облако превращается в тучу и идет дождь).

   Так начинается сказка.

   Сказка.

   Жила-была Ласка, и был у нее Друг.

   Бывало, они беседовали на опушке леса, где много сочной травы.

   Иногда Ласка выходила к полноводной тихой реке и устраивалась под кустом вишни, укрыв хвостом нос, и тут же сверху показывался Друг (симпатичное облачко, похожее на белого барашка) и располагался на верхушках деревьев (ниже опускаться он не умел; самое большее – мог сидеть на верхней ветке какой-нибудь сосны). Они часто гуляли вместе по окрестным холмам, и Ласка слушала рассказы друга о том, что видит он с высоты своего полёта.

   Но вот настали суровые времена. Пришла великая Засуха. Голод погнал Ласку через холмы, леса и поля. Каждый день она пыталась наловить на пропитание себе хотя бы кузнечиков, но с каждым днём их попадалось всё меньше. Солнце прожигало в лугах целые дыры, и земля ёжилась, пытаясь укрыться таким дырявым одеялом от горячего воздуха.

   Друг страдал особенно. Он уверял Ласку: «Со мной всё будет хорошо. Солнышко мой друг, оно никогда не даст меня в обиду», и смачивал ее шкурку водой, чтобы облегчить путь. Ласка видела, что Другу всё хуже, всё меньше становилось в вышине его тучное тело, всё больше в нём возникало дыр и прорех, через которые проглядывало безжалостное небо.

   И вот однажды его не стало. Испарился, успев пролить последние слёзы. Ласка горевала две ночи, не сходя с места. Трава вокруг выгорела до жёлтого цвета, деревья растрескались. Мухи и стрекозы отбрасывали крылья, превращались в жуков-жужелиц и зарывались в землю. Кроны деревьев вдруг стали превращаться в факела пламени, и только тогда Ласка закончила свой траур по погибшему Другу и обратилась в бегство. Она уже понимала, что не уйдёт от стихии, но удирала изо всех сил, на длину хвоста опережая катившуюся позади волну жара.

   И вот тогда на горизонте появилась туча. Потом она закрыла всё небо и загрохотала на разные голоса: «Привет тебе, и не бойся. Я твой Друг, и я тебя спасу от огня». Пролился дождь, и пожар потух, оставив после себя море дыма. Ласка сказала, обратив мордочку к небу: «Спасибо тебе за спасение. Но, увы, единственный мой Друг погиб». На что туча ответила: «Вот он я – твой Друг. Я собрался, подтянул к себе все силы, какие только смог».

   «Значит, ты не погиб?» – спросила, отряхивая свою шкурку, Ласка.

   «Пока хотя бы часть меня бродит где-то по миру, я не могу погибнуть».

   Туча засмеялась раскатистым смехом, засверкала зубами молний и унеслась, крикнув напоследок:

   «Теперь прощай, мне нужно лететь дальше, тушить пожар. Помни, что ты можешь обратиться ко мне каждый раз, когда увидишь над собой облако или тучу. Всякий раз это буду я, твой Друг»...

   Про Волчонка, который подружился с мальчиком

   Однажды волчонок подружился с мальчиком. Они часто вместе бродили по лесу. Один раз, ранней весной, когда расставались на опушке и стали договариваться о следующий встрече, мальчишка сказал: «Ты говорил, твоя стая уходит вслед за дикими козами на восток. Через сколько мы встретимся? Через неделю? Через две?..». Волчонок указал носом на молодую ёлочку, чахлую после суровой зимы, и произнёс: «Я не знаю, что такое неделя. Встретимся здесь, когда в тени этой ёлки сможет укрыться семейство лис из двух взрослых и трёх детёнышей. Вот когда я вернусь».

И мальчик стал ждать. Он несколько раз в день мерил шагами тень деревца. Иногда тень была широкая и короткая, как лужица, оставшаяся после дождя, иногда лежала на траве едва видным длинным росчерком, но всё ещё недостаточно длинным или недостаточно полным. И однажды, спустя месяц и четыре дня, когда ёлочка подросла и опушилась, тёплым ранним утром мальчик нашёл в её тени волчонка, тоже подросшего и окрепшего.

«Считать время днями и неделями гораздо удобнее», – сказал тогда мальчик.

«Зачем что-то считать? – удивился волчонок. – Если можно смотреть, как растёт трава или падают листья? Они всегда точны и никогда не обманывают. Эти цветы распускаются ровно, когда кроличий молодняк начинает выбираться из норок, а вот эти ягоды наливаются цветом, когда болотные птицы снимаются с мест и летят в теплые края на востоке».

   И мальчик задумался. А где всему этому можно научиться? Наверное, у волков есть своя, звериная школа, решил он, и нам, людям и зверям, надо уметь слышать и слушать друг друга. Тогда жизнь на земле будет намного богаче и интересней.

   Про Енота и болотную клюкву

   Жил-был Енот. Вполне обычный Енот, серый, с черной полосой на мордочке вдоль глаз. Но вот хвост у него был лисий: рыжий и пушистый. Однажды, минуя лесное болото, Енот увидел растущую на проплешине клюкву, и ему жутко захотелось отведать ягод. И вот Енот по топким болотным кочкам добрался до куста и с жадностью стал есть. Он поспешно срывал ягоды и отправлял их себе в рот, а так как Енот был толстым, как и все Тануки, то почва под ним разошлась, и задние лапы погрузились в жижу. Когда куст клюквы был уже наполовину ободран, появился болотный демон, представший пред Енотом в виде парящего в воздухе огонька, вроде огонька свечи.

   – Что ты делаешь? Разве ты не видишь, что сейчас утонешь?

   На что Енот ответил, пачкая соком мордочку:

   – Если бы я мог, я бы остановился. Но я так хочу этой клюквы, что должен съесть её всю.

   – Если ты не остановишься, то погубишь не только себя, но и обеднишь мою сущность. Ведь всё живое на этом болоте – лягушки, водомерки, маленькие рачки, камыш и эта клюква – является частью меня, – сказал болотный демон, – срок этого куста выходит, а если ты съешь все ягоды, он не сможет дать новые побеги.

   – Мне тебя жаль, но я ничего не могу с собой поделать, – сказал на это Енот, погрузившийся в трясину уже по самое пузо. – Знаешь, что я сделаю? Я зажму последнюю ягодку во рту и не стану ее глотать.

Енот съел все ягоды и, хотя ему безумно хотелось проглотить последнюю, сдержал обещание.

   На следующий год на этом месте вырос куст клюквы в форме  хвоста Енота с ягодами морковного цвета. А в огоньке болотного демона появился рыжеватый оттенок.

Должно быть, дух Енота стал частью болотного демона и этого болота? Стал частью природы и всей земли?

   Про Валун, похожий на голову младенца

   В одной деревне, на горе возле озера, находится необычный валун, похожий на голову младенца. К нему часто прибегают играть дети, говорят даже, что он их оберегает: возле валуна никогда не нападают змеи и дикие звери, что забредают днём к водопою. Будь то лисица или молодой олень, никогда не подойдут к тому камню. Рассказывали ещё, что иногда голова шевелится, смотрит то в одну, то в другую сторону, или склоняется набок. Летом гладкую с мелкими выщерблинами голову покрывает мох и живёт в глазнице лягушка. Зимой голова печально наблюдает из сугроба, как бегают по льду дети. Говорят, что этот валун лежит здесь столетия и, должно быть, поднимался вместе с горой к небу, смотрел, как исчезают далеко внизу леса и как растут вокруг новые деревья.

Однажды, холодным осенним вечером, одна волшебница решила поболтать с «головой младенца». Она хотела услышать из каменных уст о том, как и почему голова оказалась возле озера, как она стала камнем, послушать, как танцуют ночью на озёрной глади водяные духи, как прыгают они с одной звезды на другую, словно по камушкам. Она бегала вечерами или ранним утром к валуну с разными эликсирами и, чтобы голова заговорила, лила их на губы. Клала под выступ, напоминающий нос, горькие травы. Любой человек – да что там человек! – даже зверь от всех этих зелий начал бы говорить без умолку, пока все слова из него не вышли. Впрочем, поговаривали, что в то лето дети стали необычайно разговорчивыми и совсем не было от них спасу.

Молчала одна только голова. Тогда волшебница решила, что голова еще совсем маленькая и сначала ей нужно вырасти – младенцы же, на самом деле, говорить не умеют – и стала поливать валун волшебной водой для роста. Земля вокруг камня выпила тогда достаточно зелья, от которого потом выкапывали червей длинной с кошачий хвост, а букашки и жуки разбегались уже размерами с подушечку для иголок. Не рос только валун.

   И вот однажды в деревню прибежали мальчишки с криками, что голова шевелится. Волшебница услышала эту весть и со всех ног рванула к озеру. Голова не просто шевелилась, а приподнялась над землёй и неспешно двинулась к озеру. Обуреваемая чувствами, волшебница готова была броситься следом за камнем в воду, но подоспели люди, подняли валун и обнаружили под ним огромную черепаху. Похожие черепашки, но размером с лист орешника, в изобилии водились в озере.

   На самом же деле валун умел говорить, но говорить на языке природы. Волшебница поняла, что совершила ошибку, заливая землю своим зельем и создавая тем самым мутантов огромных размеров. Надо сначала найти общий язык с природой, решила она, а потом уже разговаривать с камнем.