Текст книги "Маленький Зверёк из Большого леса (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Ахметшин
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
– Подвид?
– Я вот, например, Талисман из подвида тотемов.
– Но я умею только плавать! Мои следы выглядят так, как будто кто-то плыл по снегу на лодке. Может, я на самом деле кораблик?
Талисман повернулся вокруг своей оси (всё время казалось, что его поворачивает ветер, хотя на самом деле Талисман управляет ветром, указывая, куда ему дуть), что значило, что он в раздумьях.
– Нет, к лодкам ты не имеешь никакого отношения. Просто ты слишком тяжёлый, а снег слишком рыхлый. Вчера был большой снегопад. Очень большой.
«Так вот, значит, что такое снег! – подумал Зверёк. – Это то, что откуда-то падает. Наверняка, это те падающие звёзды, которые я видел, когда проснулся. Если так, то сколько же тогда на небе звёзд было до вчерашнего дня!»
Он не хотел спрашивать у Талисмана и показывать тем самым свою глупость. Он был горд, что догадался обо всём сам.
– Что же, если следы не получаются сами собой, мы их нарисуем. Слазай по стволу на верх, там в заброшенном сорочьем гнезде есть краска. Я прошу иногда енота или бельчат меня подкрашивать... Принеси белую.
Зверёк принялся карабкаться по стволу, цепляясь коготками за выступы на коре. Лезть по старой ёлке было забавно – иголки щекотали и приятно массировали его шкурку. Талисман остался где-то внизу. Он висел на этой ёлке очень давно, и все, кто его знал, называли её «Ёлка Талисмана», или «Талисманова Ёлка», и водили вокруг неё во время праздников хороводы. «Жалко, что теперь хороводов не будет», – с грустью подумал Зверёк. По снегу хороводы не больно-то поводишь. Особенно когда у тебя такие короткие лапки.
Наконец он добрался до сорочьего гнезда почти у самой верхушки. Оно замаскировано хвоей и старыми шишками, чтобы какая-нибудь пролётная кукушка не попыталась вывести там птенцов.
Устроившись на ветке передохнуть, Зверёк огляделся и увидел, что вокруг невероятно красиво. Деревья, насколько хватало глаз, стояли укутанные в белые шали. Дом с трубой выглядел очень смешно. Вы непременно заметили бы, что он похож на пончик, на который кондитер вытряхнул слишком много сахарной пудры, но Зверёк не знал, что такое пончик. Он подумал, что дом теперь напоминает большой белый воздушный шарик. Просто удивительно, что он имел представление о воздушных шариках. Наверное, они не раз улетали из рук какого-нибудь рассеянного ребёнка в одном из окрестных городов, и ветер заносил эти смешные гладкие облачка в глухомань вроде той, о которой у нас идёт речь.
В гнезде Зверёк нашёл несколько тюбиков краски и спустился вниз, осторожно держа один из них в зубах.
– Теперь мы будем рисовать, – провозгласил Талисман так, как будто они были на сцене, а на зрительских местах сидели зрители. Подул ветер, и ёлки захлопали ветвями, что и правда немного походило на аплодисменты. – Измажь правую лапу в краске... так... теперь приложи её к стволу. Вот здесь, рядом со мной, кора поровнее.
Зверёк сделал, как было велено. Остался аккуратный белый отпечаток, и тотем, повернувшись к нему «лицом», торжественно сказал:
– Ты – из семейства куньих.
– Что же мне делать? – расстроился Зверёк.
– Хм-м. Скажи мне, где твой ареал обитания.
– Я боюсь орлов, – сказал Зверёк и захныкал. Весть, что у него, оказывается, есть семейство и теперь оно всё потерялось, изрядно его расстроила.
– Где ты живёшь?
– В печной трубе.
– Вот это поворот! Никогда не слышал о куньих, которые живут в печных трубах. Может, ты саламандра?
Ёлки зааплодировали ещё громче. Мимо Зверька и Талисмана пролетел солидный ком снега.
– Саламандра?
– Именно так. Вообще-то саламандры целиком состоят из огня и живут на солнце, в жерлах вулканов, а иногда в печках. И раз ты живёшь в печной трубе, значит, ты тоже саламандра. Посмотри на себя! Ты же весь в саже. Нет, ты точно саламандра.
Зверёк повертелся на месте, чтобы разглядеть свой хвост. Он и вправду оказался таким чёрным, что на снегу смотрелся, как проталина.
– Скажи хотя бы, как меня зовут, мудрый Талисман. Я совсем ничего не помню. Я так хорошо спал, что думаю, будто всё это до сих пор мне снится.
– Ну нет, – сказал Талисман и засмеялся. – Я тебе точно не снюсь. Мы все называли тебя просто Зверьком, потому что твоих маму и папу никто не видел, чтобы спросить, как они тебя назвали. Может быть, ты и правда родился из огня.
Зверьку взгрустнулось. Не может быть, чтобы у него не было мамы и папы, хотя сам он их тоже совсем-совсем не помнил.
– Почему я проснулся так рано? – спросил он у Талисмана. – Все звери ещё спят, и сейчас даже не с кем поиграть.
– Я видел тебя осенью. Ты был какой-то весь сосредоточенный. Такой, что даже топорщились усы. Сказал, что у тебя есть одна идейка и что ты пошёл спать. Я ещё подумал спросить, когда ты проснёшься: индейка у тебя есть или индианка? Шутка.
От волнения Зверёк (теперь мы можем называть его вот так – с большой буквы. Ведь Зверёк – это тоже имя, такое же, как твоё, читатель) заскрёб коготками по дереву.
– Кажется, припоминаю. Я лёг спать с каким– то делом. Ведь когда у тебя есть дело, тебе так плохо спится! А что было до этого?
Зверёк посмотрел на своего друга, и сказал в сердцах:
– Ничего не помню!
– Сходи к ручейному холму. Тогда, по осени, ты возвращался как раз оттуда. Может быть, там ты всё вспомнишь.
– Это хорошая мысль! – обрадовался Зверёк и стал собираться в дорогу.
До холма плыть довольно далеко, поэтому он попросил разрешения взять на время сорочье гнездо в качестве лодки.
– Только не растеряй краски, – строго сказал Талисман.
Зверёк наломал еловых веточек, таких, которые больше других подходили на роль вёсел, и отправился за гнездом. Дорогой он придумал игру в тонущий корабль, на котором он был одновременно и капитаном, и юнгой.
– Флюпки на воду! – зажав веточки в зубах, командовал он, и сам же откликался:
– Ефть, капифан!
И волок свою «шлюпку» с одной ветки на другую до тех пор, пока не сбросил её на снег. Зверёк спрыгнул в неё и погрёб в сторону ручейного холма.
Он плыл как будто по подземному царству. Всё вокруг выглядело таким незнакомым. Ночные птицы молчали, букашки-таракашки спали, укрывшись снежным одеялом. Вот здесь, между двух сосёнок-близнецов, жило семейство мышей, которых звали Тяп-Тяпами. Всех вместе, потому что лесные жители всё время путались, сколько же мышей там живёт, сколько братьев у мыши-папы, сестёр у мыши-мамы и сколько у них, всех вместе, мышат. Сейчас они все ворочаются в своих пуховых постельках и снится им тёплый летний денёк, один на всех.
А вон там, на лужайке, рос папоротник, и по ночам там танцевали и подмигивали друг другу светлячки. За ними так интересно наблюдать. Как за звёздным небом. Теперь же из-за снега ничего не разглядеть.
Мир опустел без друзей и знакомых, и пригорюниться Зверьку не давала только необходимость постоянно грести.
Ручьи на холме все замёрзли, а чтобы забраться туда приходилось подгребать хвостом. Когда Зверёк оказался на верхушке, он уже выбился из сил. Без звона ручьёв здесь стояла дремучая тишина.
Где-то здесь, под кустом смородины, живёт крошечная Кся. Это не просто кся, из тех, что населяют затерявшиеся в лесу полянки, что живут под корнями пеньков, что разбегаются от вас прочь, когда вы ворошите груду опавших жёлтых листьев. Это кся, которая живёт в несуществующей вещи.
Несуществующую вещь Зверёк хранил прямо здесь, в зарослях смородины. Все его знакомцы знали о ней, и все удивлялись: «Что за нелепица! Для чего же она годна?», но самому Зверьку несуществующая вещь очень нравилась. Тем более что в ней жила настоящая кся.
Конечно, никакой смородины здесь сейчас не было, а был снежный сугроб. Зверёк взял весло и стряхнул снег с голых ветвей. Потом осторожно плюхнулся в снег и начал копать, поднимая настоящие облака снежной пыли.
Несуществующая вещь была на месте. Это довольно большой шар, сплетённый из гибких веточек, внутри которого бултыхались бутоны засохших цветов и ореховая скорлупа. Зверёк осторожно отряхнул с неё снег и постучал по шару коготками.
Кся проснулась мгновенно и просунула голову между веточек.
– О! Ты всё-таки пришёл.
Кся, хоть и была спросонья, но вспомнила всё сразу, как только увидела Зверька. Потому что у неё был папа. Зверёк и был её папой. Это он её придумал как-то летом, когда еды было вдоволь и делать было совершенно нечего. Он подумал: «Почти во всём, что можно найти в лесу, живёт по ксе. Что, если я придумаю что-нибудь необычное и выращу там свою ксю? Такую, которой нет больше нигде.» И сплёл этот шар с бутонами и ореховыми скорлупками. Но это отдельная история с совсем другими приключениями, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.
Кся была маленьким существом с широко расставленными большими круглыми глазами, с тщедушным тельцем, закутанным в стрекозиные крылья, и волосами, которые доставали ей до пяток.
Она скакала по сугробам, оставляя крошечные следы, и вопила:
– Ой, как здесь холодно!
Кся весила очень мало и поэтому не проваливалась в снег, как Зверёк. Она могла ходить даже по воде, если та никуда не текла.
А в следующий миг уже сидела на спине Зверька, свесив ножки, и раздумывала:
– Где бы нам достать еды? Как ты думаешь, этот снег можно есть? Он очень похож на цветочную пыльцу.
Сколько Зверёк ни вертел головой, он успевал заметить только её пятку, или развевающиеся волосы, или выставленный локоток, или кончик носа. Она всё время ускользала и каждую следующую секунду занималась чем-нибудь новым.
– Я проснулся среди зимы, представляешь? – наконец спросил он, обращаясь к смородиновому кусту. И кся тут же появилась среди его веток. – Ни с того, ни с сего. Просто взял и проснулся. Талисман говорит, что у меня была какая-то сумасшедшая идея, но я не могу её вспомнить.
– Бедный Зверёк! Ничего не помнит.
Она залилась смехом, звонким, как треньканье колокольчика. А потом сказала:
– Мы с тобой сидели на берегу ручья – вот прямо там! – думали, как скучно летом и мечтали вдруг проснуться среди зимы. И вот мы здесь.
И тут Зверёк вспомнил. Как всё просто! Они всего лишь хотели посмотреть на зиму. Ведь когда вокруг все засыпают, играть куда интереснее. Это известно всем, даже самым маленьким малышам.
– Ты говорил, что зимой, как ночью, всё время темно и будет очень интересно играть в прятки, а я говорила, что она должна быть невероятно красивой, так что нам будет не до пряток.
Зверёк сам уже вспомнил всё до мельчайших подробностей и ужаснулся:
– И что же, мы до самой весны не увидим солнышка?
– Не беспокойся! – Кся взлетела на самый верх смородинного куста, где ещё оставалась снежная шапка, и заплясала на самой её верхушке, будто на облаке. – Смотри, вон оно уже восходит.
Они уселись рядом в гнезде и стали смотреть, как восходит солнце. Оно протянуло свои лучи среди деревьев, и внезапно весь мир озарился сиянием.
– Что это? – прикрыв глаза лапкой, воскликнул Зверёк.
– Это красивая зима. Как я тебе и обещала.
Снег сиял, словно везде вокруг были рассыпаны драгоценности, солнце улыбалось даже ярче, чем летом. Кто-то трудолюбивый как будто взял и начистил его до блеска.
«Вряд ли хоть одной саламандре приходила в голову идея проснуться среди зимы, – думал Зверёк. – Нужно будет рассказать Талисману. Он-то наверняка думает, что у меня есть дело, нет, Дело, которое не терпит отлагательств до весны. Может быть, с кем-то приключилась беда. То-то он удивится».
А Ух небось сочтёт это неплохой игрой и будет просыпаться среди полудня.
И это дело – увидеть зиму! – действительно не терпит никаких отлагательств, вот уж правда!
Глава вторая
О том, как Зверёк и Кся составляют карту, а также о том, как в лесу появился первый маяк со смотрителем
Впереди был длинный, сверкающий, как бриллиант, день, и никому не хотелось тратить его на сон. Кроме того, Зверёк боялся, что если пойдёт спать, то уснёт до самой весны. Между деревьями носились сороки, которые сбросили часть своих белых перьев и нарастили вместо них чёрные, чтобы быть заметнее на снегу. Каждая хотела похвастаться нарядом перед подругами.
Зверёк скучал по насекомым. Он ни дня ещё не помнил без их назойливого и успокаивающего жужжания. А тут на тебе! – все букашки спят где-то в земле. Впрочем, мир не выглядел покинутым. По снегу туда и сюда шныряли какие-то невозможные существа, которых никак не удавалось разглядеть. Солнце просачивалось через хвойную лесную шляпу, и существа грелись в блестящих, как монетки, солнечных зайчиках, распушив шёрстку и прикрыв большие и выразительные, как у стрекоз, глаза, а потом исчезали из виду и из памяти, оставляя только ощущение чего-то пушистого и лёгкого, как тополиный пух. Росточком они тоже не вышли – Зверёк мог бы катать их на хвосте тройками. Как и Кся, они не оставляли следов.
Зверёк и Кся сидели на печной трубе и болтали лапками.
– Чем бы заняться? – спрашивала Кся.
Зверёк огляделся вокруг. Мир, за исключением трубы и кое-где выглядывающей из-под снега черепиццы, казался чужим и незнакомым. Всё вокруг белым-бело, будто они оказались внутри огромной пуховой подушки.
– Давай составлять карту!
На том и порешили.
Кся оделась так, чтобы гулять долго и не мёрзнуть. Она соорудила из лоскута синей ткани пальто, а на голову нацепила просторную шапку, похожую на перевёрнутый горшок, так, что оттуда выглядывали только большие глаза и курносый нос. И всё время пыталась повязать на шею в качестве шарфика пушистый хвост Зверька.
Друзья подумали, на чём карту можно нарисовать. Кся предлагала прямо на снегу, но Зверёк сказал, что он всё ещё иногда падает с неба, так что всё рано или поздно засыплет. Кся удивилась.
– Значит, это падают звёзды!
– Именно так, – важно ответил Зверёк. Он чувствовал себя умудрённым жизнью и годами, хотя сам бодрствовал всего на час больше.
Они решили как-нибудь ночью посчитать, сколько же ещё осталось звёзд, и поспорить, скольким ещё суждено упасть на землю в виде снега.
– Давай рисовать её на дереве, – предложил Зверёк. – Чтобы она была общей, и чтобы все, кто в нашем Лесу впервые, вроде Уха, могли здесь ориентироваться.
Они выбрали большую, красивую сосну, потому что дерево должно быть самым высоким. Звери, которые умеют лазать по деревьям, могли залезть на самый верх, удобно устроиться на подушке из хвои и изучать окрестности, сколько пожелает душа.
Зверёк забрался в лодку, в которую окончательно превратилось птичье гнездо, и выставил наружу только кончик хвоста.
– У нас есть белая, оранжевая, зелёная краски... Что, если рисовать зелёной?
Кся залезала на борт и плюхалась оттуда в снег. Следов она не оставляла, но вот «снежные ангелы» получались отменные.
– Сосна и так зелёная. Круглый год, – заметила она из сугроба.
– Тогда вот ещё синяя.
– Синюю будет не видно в ясный день.
– А белая?
– Белую не видно на фоне снега. Это как рисовать на торте из безе творожным кремом!
– Значит, остаётся красная, – сказал Зверёк и вынырнул из лодки.
Только теперь он заметил, что к их беседе присоединился кое-кто третий. Именно ему принадлежала фраза про безе и творожный крем. Кое-кто, уцепившийся за ствол всеми четырьмя лапками и смотрящий сверху вниз, с длинными усами, задорно выгнутым хвостом и рыжей шёрсткой.
– Ты кто такой? – воинственно спросила Кся. Она уже выбралась из сугроба и сидела на краю гнезда, свесив вниз ножки и бултыхая ими в снегу.
– Меня зовут Шкрябл-Шкрубл. Я живу в дупле в этой сосне, клянусь своими кисточками!
Зверёк пришёл в восторг. Сколько новых хвостов за один зимний день и огрызок ночи!
– Я только летом родился, – признался бельчонок. – Но уже нашёл себе дупло! А что вы здесь делаете?
Перебивая друг друга, друзья рассказали о своей задумке, и бельчонок пришёл в восторг.
– У вас есть краски? Если покрасить верхушку сосны в яркий цвет, её будет видно издалека. Как маяк. А я могу быть смотрителем маяка. Вон на тех древесных грибах можно угощать всех гостей орехами и желудями.
Зверёк и Кся страшно обрадовались. Теперь можно нарисовать в центре карты маяк и написать, что каждому, кто захочет подкрепиться и поздороваться со смотрителем, достаточно три раза ударить по стволу.
– Мы будем звать тебя просто Шкрубл.
– Лучше Шкрябл, – признался бельчонок. – Шкрублом меня звали родители, и, когда я слышу это имя, я по ним немножечко скучаю. Они живут по другую сторону озера, и мама готовит замечательный пирог из ранеток. Обязательно отметьте это на карте.
Кся с тюбиком красной краски осталась рисовать карту, вместо кисточки в тюбик она макала кончики своих волос. А Шкрябл со Зверьком, вооружившись вёслами (которые вполне могли служить кисточками) и разговором о весело начинающейся зиме, полезли наверх.
Скоро работа была закончена. Верхушка сосны сияла ярко-оранжевым, и видно её было, наверное, с самой опушки, как настоящий маяк. Брызги краски можно было встретить, спускаясь по стволу до самой середины сосны. Солнце любило здесь бывать – на самых верхних лапах снежок оказался покрыт по-весеннему хрустящей корочкой. Зверёк свесил вниз нос и смотрел, как далеко-далеко внизу рисует Кся. Ему было видно трубу собственного дома, ёлку, на которой висит Талисман, ручейный холм и даже озеро, которое целиком занесло снегом. Снег там казался шапкой мыльной пены.
Спустившись, Зверёк рассказал Ксе, что на маяк любит наведываться Солнце.
– Ну конечно, – с деловым видом сказала она, дорисовывая к покинутому дому трубу Зверька. – Ему же нужно отдыхать посреди пути. Нужно будет оставить ему блюдечко молока.
Кроме покинутого дома, там красовался холм с несуществующим предметом, ёлка с Талисманом и дом Уха, с которым Кся была ещё не знакома. На сосне рядом с дуплом она нарисовала самого Уха, висящего кверху ногами. Получилось довольно узнаваемо, хотя, на взгляд Зверька, филин Кси больше походил на мыльный пузырь с двумя большими глазами.
Пора было отправляться за новыми тайнами. Шкрябл передал им ореховых сушек и пожалел, что не поместится в лодку.
– Хотя я лучше себя чувствую, когда еду верхом на каком-нибудь дереве. Это куда лучше любой лодки! Они все дикие, эти деревья, вы знали? Просто кажутся спокойными, как коровы. Но вы не представляете, как трудно объездить каждое. Особенно когда сильный ветер или когда шторм.
Проплывая мимо Талисмана, они крикнули:
– Мы решили составить карту! Тебя мы тоже нарисовали!
– Зачем вам карта? – откликнулся Талисман. – Ты живёшь здесь уже не один год. Разве ты не всё здесь знаешь?
– Знаю. Но это же летом. А зимой всё по-другому.
– Зима, лето... – Талисман качнулся на ветру. – Всё одно и то же. К чему рисовать карты, если пройдёт время и они устареют? Попробуй повисеть на одном месте хотя бы год – и ты узнаешь тщету всего сущего. Как ветер за три осенних дня обдирает все листья, а среди семейства маслят неожиданно и совершенно бесцеремонно выбирается наружу крот.
Зверёк не знал, что такое «тщета» и что такое «сущего», да его не особо это и волновало. У него уже чесались лапки наконец погрузиться в лодку-гнездо и составить новые карты знакомых мест.
Они побывали везде, где любили бывать летом. В месте, где один из сбегающих с холма ручьёв раздувался аж до небольшого водопада, нашли пещерку. Раньше её не было видно из-за падающей воды, теперь же она открылась, скользкая и промёрзшая насквозь, похожая на большую ноздрю. Лезть в неё было очень страшно, но её торжественно нанесли на карту.
Шкрябл носился за ними, прыгая с ветки на ветку и роняя на головы снег. Он то и дело свешивался вниз и кричал:
– Ну? Что нашли? Какие-нибудь тайны, секреты, логова чудовищ? Или откопали клад?
Ксе нравилось его дразнить. Она кричала:
– Да! Здесь под снегом такое чудо-юдо, которое ты не видел никогда в жизни.
И Шкрябл метался с ветки на ветку, требуя показать ему, какие у чудища зубы, и требуя сосчитать глаза. Они с Ксёй друг друга стоили. Зверёк прижимал к голове уши, потому что в одно кричала Кся, а в другое – Шкрябл.
Наконец нераскрытых тайн в округе больше не осталось. Забравшись на нижнюю ветку какого-то дуба, они перекусили.
– Поедем теперь на озеро, – решил Зверёк.
Ему очень хотелось посмотреть, что стало с большим и печальным прудом, на который перед осенью всегда прилетали погостить утки.
– Ура! На озеро! – Кся подпрыгнула и два раза хлопнула в ладоши. – А что мы с собой возьмём?
– Шкрябла не возьмём. Он ещё очень маленький, наверняка ему нельзя в такие походы.
Впрочем, бельчонок и сам хотел вернуться на свой маяк.
– Карту уже почти нарисовали, а у меня ещё ничего не готово. Чем я буду кормить гостей? Наверняка все уже видели сигнал с маяка и куча народу со всех концов леса уже в пути.
Не дождавшись ответа, Шкрябл унёсся прочь. Он был жутко шебутной, но и жутко хозяйственный тоже.
– Возьмём удочку. Может, удастся половить рыбку, – сказал Зверек.
Ходить на озеро без удочки так же нелепо, как отдыхать под вишнёвым кустом с закрытым ртом. Всегда есть шанс, что в рот упадёт сладкая, созревшая ягода.
Они поплыли к дому. Зверёк залез в трубу и забрал оттуда удочку. В трубе можно было обнаружить очень много вещей. Зверёк любил вещи, – всё интересное так или иначе оказывалось там. Если, конечно, никому другому не принадлежало. И так же щедро он делился вещами, поэтому имущество у него не залёживалось. Он считал, что у каждой вещи должен быть хозяин, а он хозяин так себе, потому как всё время забывает, что у него в кладовой, и вообще – забывает всё на свете. Правда, какого бы цвета эти предметы ни были до того, как попадали в кладовую Зверька, там они неизменно становились чёрными, как ночь.
Вот и удочку он достал такую чёрную, что ей можно было рисовать на снегу, ещё захватил немного сушёной ежевики, просто потому, что её не требовалось отмывать от сажи и можно было есть прямо так. Она же и так чёрная! Кроме того, её можно использовать в качестве наживки. Какая рыба не любит ежевики?
Они отправились в путь, разглядывая по дороге следы диковинных животных. Кся напустила на себя деловой вид, нацепила очки, которые Зверёк когда-то ей подарил, и говорила:
– Это мурмурыбр, а это бурбукубр.
– Таких зверей не бывает, – сказал Зверёк.
– Меня тоже не бывает, но ты же меня придумал, – возразила Кся. – Значит, я тоже могу придумать, кого захочу.
– Только придумывай неопасных, – сказал Зверёк. – У твоего бурбукубра больно уж большие следы. И, кроме того, с когтями.
Дорога была длинной, и Кся устала. Она давно уже ехала на спине Зверька, несмотря на то, что они по-прежнему плыли в лодке. Отчего-то она думала, что так будет уставать меньше. Вцепившись пальчиками в шёрстку, она спрашивала:
– Когда мы уже дойдём до озера?
– Мне кажется, мы уже дошли. Мы сейчас плывём по озеру.
– Но где же вода? – и, осенённая неожиданной догадкой, приложила ладошку ко рту. – Неужели замёрзла?
Зверёк попробовал пухлый снег веслом. Вокруг не было ни одного деревца, все они сгрудились далеко позади, а ещё далеко впереди.
– Именно.
– Как же мы будем удить рыбу? Бедные мальки останутся без кормёжки.
Нужно сказать, что рыбу в этом лесу удили по-особенному. Ели рыбу только большие звери, вроде медведей и лис, а мелкие, вроде Зверька, её подкармливали. На удочке не было крючка, была только леска из прочного длинного вьюна. А к его кончику привязывалась наживка. Если рыба съела наживку, рыбак радовался, с умилением смотрел сквозь толщу воды на рыбьи морды и позволял себе в награду тоже полакомиться ягодами. Зверёк сказал:
– Они наверняка спят зимой. Может быть, у них выпадает особенный, подземный снег и засыпает их до самого верху? И они в нём спят, как будто под одеялом? А может, вода просто замерзает до самого дна?
– Я знаю, что мы сделаем!
Кся соскочила со спины Зверька, пробежалась по краю лодки, наступив Зверьку на хвост. От волнения она этого даже не заметила.
– Мы закопаем ягоды прямо в снег! Как можно глубже, чтобы никто не нашёл. И непременно перевяжем каждую ленточкой, чтобы рыбки знали, что это подарок. Угадай, что будет, когда придёт весна?
Зверёк закивал и зашевелил усами. Ему эта идея нравилась.
Они закопали в разных сторонах озера все ягоды, которые у них были, сначала просто ковыряя неглубокие ямки удочкой. На ленты пустили вьюн-леску. Потом Зверьку стало интересно. Он выкопал большую яму и спустился в неё, чтобы проверить, как далеко до льда.
– Эге-гей! – кричала сверху Кся.
А Зверёк приложил ухо ко льду. И выставил вверх палец.
– Тише. Мне кажется, я их слышу.
– Кого? – кричала Кся. – Эге-гей!
Кажется, ей просто хотелось покричать.
– Рыбок. Я слышу, как они плавают.
– Бедняги. Они же совсем не видят солнышка! Эге-ге-ге-гей!
Она непременно хотела докричаться до рыбок: спят они или, может, при свете фонариков читают книжки?
Зверёк слышал, как вздыхает огромная масса воды, как там творится какая-то своя, особенная жизнь: как каракатицы, вращаясь, создают водовороты, как различные течения там, в темноте, перекрещиваются и переплетаются, будто пряжа. Как кто-то большой шевелит у самого дна плавниками. У Зверька на самом деле был очень хороший слух! Он не отрывал ухо до тех пор, пока оно совсем не замёрзло. Лёд был слишком мутный, чтобы что-то рассмотреть.
Кся сбросила вниз то, что осталось от лески, и спустилась по этой верёвке к Зверьку.
– Мы непременно должны что-то сделать. Пустить к ним хотя бы немного тепла и света. Смотри, какое яркое солнце! Так жалко, что оно не проникает туда, под воду.
– Сначала нам нужно дорисовать карту, – проворчал Зверёк. – Я хотел нарисовать там вместо озера – поле. То-то все удивятся весной! Пойдут искать поле, а там озеро...
Но эта потаённая жизнь, происходящая подо льдом, по-настоящему его заворожила.
– Где у нас любит гостить Солнце? – спросила Кся, встав на голову.
Зверёк знал, что кроме того, что ей так лучше всего скучается, так лучше всего ещё и думается.
Впрочем, думать-то тут как раз было нечего. Друзья переглянулись и хором сказали:
– На маяке!
Шкрябл вовсю готовился к приёму гостей. В стволе сосны у него было просторное жилище, по которому он носился, с грохотом сшибая хвостом полки в кладовых.
– Клянусь моим хвостом, если я хоть раз видел, как Солнце присаживается передохнуть на мою сосну, – сказал он, почесав за ухом.
Втроём они поднялись наверх. Кся нацепила очки, чтобы ни за что не пропустить, когда светило приземлится на одну из покрытых снегом еловых ладоней, и старалась даже не моргать. Зверёк был настроен менее оптимистично и думал, чем бы его подманить.
– Пожар! – внезапно заверещал Шкрябл.
Кся подпрыгнула, очки едва не свалились с её носа.
– Где?
Хвоя в одном месте слегка побурела и задымилась. Друзья уставились на этот дым, не зная, что предпринять.
– Может, это какая-нибудь букашка попала в беду и зовёт на помощь? – предположила внимательная ко всем Кся.
– Теперь там! – воскликнул Шкрябл и показал на другую еловую лапу.
Хвоя дымилась, корочка снега, которая её покрывала, лопнула и капелью потекла вниз.
Кся завертела головой, задымилось в третьем месте.
– Тише, тише! – сказал Зверёк. – Это всего лишь солнечный свет, который...
В этот момент запах гари коварно заполз ему в ноздри, и Зверёк громко чихнул. У него тлел кончик хвоста. От неожиданности он перекувыркнулся через голову и, оставляя дымный след, понёсся к ближайшему сугробу. Кся уже была здесь, работая крылышками и шапкой, как совком, она забросала Зверька снегом с ног до головы. Он высунул из сугроба голову и сказал:
– Скорее сними очки и спрячь их в шапку.
Она так и сделала. Бельчонок со свистом носился вокруг, забрасывая снегом очаги пожара.
Кся заглянула в шапку и ахнула:
– Смотрите! Смотрите! Оно в линзах. Господин Солнце, как Вы туда попали?
Зверята и Кся благоговейно обступили очки, из которых смотрело суровое светило. Оно было не такое яркое, как на небе, и можно было разглядеть, что на голове у него высокий цилиндр, а под жёлтым подбородком – галстук-бабочка. Солнце любило одеваться перед выходом в свет; кроме того, оно было волшебником, поэтому такой наряд ему подходил.
– Так же, как оно попадает в озеро в солнечный день, – сказал Зверёк. – Это от-ра-же-ни-е.
– А я думал, это их собственное солнце, под водой, – сказал Шкрябл. – Давайте возьмём очки и отправимся исследовать пещеру!
Кся подёргала Зверька за хвост.
– Господин Солнце! – сказала она торжественно. – Вы, наверное, и не знаете, какие дела творятся в пруду, потому что Вы там больше не отражаетесь? Он замёрз, вот какие! И все рыбы и подводные гады вынуждены всю зиму провести в полной-полнючей темноте. Представляете, каждый день – ночь! Им там холодно и страшно. Мы оставили ежевики, но они могут только смотреть на неё через лёд.
Шкрябл и Зверёк утирали слёзы. А Кся взяла двумя руками очки и повернула их в сторону озера.
– Вот, посмотрите сами!
И в этот момент что-то произошло. Зверята увидели, как воздух там, куда были направлены очки, накалился так, что случайные снежинки тут же превращались в дождь. А на озере, как раз в том месте, где недавно сидел и прислушивался к подводному шуму Зверёк, лёд растаял и образовалась лунка, через которую с удивлением выглядывали наружу рыбы. В зимнее подводное царство проник свет, а такого не случалось ещё ни разу за всю его историю.
– Теперь мы можем заниматься подлёдной рыбалкой, – сказал Зверёк, приставив лапку козырьком ко лбу.
– Ура! – крикнул Шкрябл. – А возьмёте меня с собой? Я страсть как люблю покормить рыбок, клянусь своими усами! Тем более, что всегда можно попросить их поднять со дна какие-нибудь интересные вещицы, вроде обломков кораблекрушения.
– Решено, – сказал Зверёк. – Отправимся завтра же утром!
И принялся прикидывать в уме, какие из его чёрных вещей лучше выглядят белыми и согласятся ли рыбы для него как следует их выполоскать.
Кся бережно спрятала очки во внутренний карман. Она сказала:
– Я хотела бы поговорить с Луной, а она каждый раз так высоко... Может, она тоже захочет пожить немного в моих очках?
Талисман, глядя на сверкающий на вершине сосны огонёк, осуждающе раскачивался на ветке.
– Ох уж этот Зверёк! Угораздило же его проснуться в самые спокойные зимние месяцы и превратить их в самые шумные! Завтра он обязательно вляпается в какое-нибудь приключение.