Текст книги "Погода массового поражения"
Автор книги: Дитмар Дат
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Дитмар Дат
ПОГОДА МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ
Роман
Перевод с немецкого Сергея Ташкенова
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Мои русские читатели разбираются в некоторых вещах, ключевых для «Погоды массового поражения», лучше меня. Например, книга поднимает вопрос о том, могут ли люди самостоятельно управлять собой, или есть высшие силы и высшие проявления разума, которым они должны подчиняться. Советский Союз, утверждают книги по истории, был государством, идея которого основывалась на том, что жить следует без Бога, без традиции благословенных династий, без – якобы соответствующего законам природы – настоящего имущественного строя. Среди моих русских читателей найдется немало тех, кто еще помнит об этой жизни без Бога; я знаю о ней только по книгам. Роман пытается превратить мое знание об этой попытке жить без Бога вкупе с другими известными мне вещами – в историю, рассказывающую о старости и юности, о любви и гневе, об отваге и страхе. Мои знания о Советском Союзе носят теоретический характер и потому вынужденно остаются уже и беднее, чем практическое знание русских читателей, еще помнящих былую жизнь. Но писать роман – это не теоретическое занятие, а практическое задание, чувственное и коммуникативное, поскольку автор хочет заставить читателей заинтересоваться людьми, о которых рассказывает, – Клавдией и Константином, разделить их надежды, встать на их сторону. Это некая форма обольщения, связанная не только со знаниями, но и с умениями. Ты что-то создаешь – так же, как низвергнутое государство хотело создать новых людей.
Роман играет с мыслью о том, что системе, которой удалось бы создать нового человека – в данном случае новую девушку, – пришлось бы, вероятно, к собственному ужасу осознать, что это новое существо не нуждается в самой системе, потому что было придумано и создано еще старыми людьми. Когда старое творит новое, оно вместе с тем порождает и нечто, приближающее его собственный конец.
Вопрос, самостоятелен ли человек или должен повиноваться, так и не находит в романе однозначного, прямого и пошлого ответа.
Однако тем, кто верит, что было бы правильней положиться на высшую власть, роман напомнит о том, что было известно наиболее мудрым религиям: даже наивысшая сверхъестественная сила, если таковая имеется, не в состоянии заставить мыслящее существо перестать действовать подобающим образом.
В Библии говорится о гневе Божьем на людей и о том, что Он хотел их уничтожить. Но один человек был Ему мил, потому что верил в Бога и хотел повиноваться Ему. Это был Ной. Если же полагать, будто поступки людей не играют никакой роли, поскольку верховная власть над миром находится в руце Божией, то следовало бы признать, что в библейской истории Творец спасает Ноя от уничтожения сверхъестественными средствами. Однако Он этого не делает. Он говорит Ною: «Построй ковчег». Поэтому вопрос, следует ли человеку самому управлять собой или же повиноваться Богу, поставлен неверно, и мне не по душе основные ответы, какие до сих пор на него давались. Ною пришлось самому управлять собой, самому действовать, чтобы повиноваться Богу.
Противоречие – лишь в теории.
На практике, если люди поступают правильно, оно исчезает.
О том, как это получается – или не получается, – и рассказывает роман «Погода массового поражения».
Дитмар Дат
Посвящается Дорис
основано на реальных тайнах
moia sestra. moia sestra?
другая женщина
Alaska's HAARP facility opens gates to community
by 1st Lt. Morgan J. O'Brien and 2nd Lt. J. Elaine Hunnicutt, AFRL Public Affairs
GAKONA, Alaska– Scientists and engineers of the High-Frequency Active Auroral Research Program near Gakona, Alaska, opened their doors to more than 100 guests for the seventh open house of the largest Department of Defense facility of its kind Sept. 28 and 29.
“On the street, off the Internet, and through our hotline, we get many inquiries about the activities we are involved in here,” said Ed Kennedy, the Navy's program manager for HAARP. “In our opinion, a hands-on open house is the best way to interact and tell people the story about HAARP.“
HAARP is a joint Air Force and Navy program. Its scientific research is coordinated with and largely conducted by academia.
Visitors were invited to tour the facility, take photographs and ask questions. The primary focus of this year’s open house was to explain the process for completing the facility. Currently, the facility is approximately one-fourth complete with 48 of 180 antennas in place and functional.
“The purpose of the open house is in line with the importance HAARP places on reaching the people of the surrounding area,” said Dr, Paul Kossey, the Air Force program manager for HAARP. “Through open houses and community outreach to the schools, we want the public to be familiar with the science of our site because it helps them understand what we do here and become more comfortable with the program.”
The facility studies the effects of naturally occurring anomalies in the Earth’s ionosphere that sometimes disrupt communication, navigational and power grid systems – such as region-wide electrical production networks.
“It is important that our work is not confined to the scientific community,” said Cornell University’s Dr. Elizabeth Gerken, a presenter at the open house who has given speeches to a Gakona-area high school.
The HAARP facility is comprised of a large radio frequency antenna array and diagnostic equipment designed to reproduce, characterize and understand natural phenomena similar to those that occur naturally in the ionosphere and space.
The antenna array radiates 960,000 watts of radio frequency energy into the ionosphere; the upper portion of the Earth’s atmosphere that extends spaceward 50 to more than 300 miles. Upon completion, the array will produce 3.6 megawatts of radio frequency energy.
The simulated phenomena, which can only be observed with sensitive diagnostic equipment, provide scientists and engineers with insights to better understand how these naturally occurring phenomena occur and the effects they produce on communication, navigation and radar systems.
“Through our research, we hope to one day predict patterns in the ionosphere 24 to 48 hours out, to help the warfighter prepare for communications outages caused by action in the ionosphere,” said 2 ndLt. Dave Armbruster, a HAARP deputy program manager.
DoD owns the 5500 acres that is home to HAARP. The HAARP antennas are 65 feet high and spaced 80 feet apart in eight columns by six rows. With a slated completion date of 2006, the array will consist of antennas aligned in 15 columns by 12 rows.
“This weekend allowed us to share the global reach of the HAARP program,” said Navy Ensign Noah Reddell, an engineering student at Stanford University, currently involved in a project related to HAARP, in which a remote buoy will be deployed between New Zealand and Antarctica. “This program is not confined to the local area.”
The ionosphere and radio science research facility is located 200 miles northeast of Anchorage, near mile 11 on the Tok Highway.
“What we are doing is similar to DARPA’s creation of the Internet, or the Air Force’s development of global positioning satellites,” said Kossey. “Today, radio science is not glamorous, still the military funds basic research in this area because of its importance to navigation, radar and communication systems.
“We’re a ‘tech push’ facility,” said Kossey, “HAARP assesses the viability of new system concepts for the next generation of these systems. After gaining understanding of areas that will help the military in the near term, our research and insights will be filtered to the commercial sector allowing them to run with it.” [1]1
Официальный печатный орган Исследовательской лаборатории ВВС
news@afrl
Октябрь, 2003 Том IV, выпуск 10
Расположенный на Аляске HAARP открывает двери для общественности.
Старший лейтенант Морган О’ Брайен и младший лейтенант Элен Ханникат, отдел по связям с общественностью ИЛ ВВС.
ГАКОНА, Аляска. Ученые и инженеры Проекта высокочастотных активных авроральных исследований (HAARP), расположенной неподалеку от Гаконы, в штате Аляска, в рамках дней открытых дверей, проводившихся 28–29 сентября, на территории самой большой подобной установки Министерства обороны впустили в свои двери более ста посетителей.
– На улице, вне Интернета, и по нашим горячим линиям мы получаем множество вопросов о том, что мы здесь делаем, – сообщил Эд Кеннеди, руководитель проекта от ВМС. – Мы считаем, что дни открытых дверей – лучший способ пообщаться с людьми и рассказать им о программе HAARP.
HAARP является совместной программой ВВС и ВМС. Научные исследования координируются и по большей части проводятся учеными.
Посетителей пригласили осмотреть установку, разрешили фотографировать и задавать вопросы. Главной темой дней открытых дверей в этом году стал процесс комплектации установки. В настоящее время строительство завершено примерно на четверть, установлены и функционируют сорок восемь антенн из ста восьмидесяти.
– Цель дней открытых дверей – проинформировать людей из близлежащих районов об установке, – сказал д-р Пол Косси, руководитель проекта от ВВС. – Благодаря этим дням и разъяснительной работе в школах мы хотим ознакомить общественность с научной работой, ведущейся на нашей площадке, поскольку это поможет им понять, что здесь происходит, и относиться к этому спокойно.
Комплекс изучает влияние природных аномалий на земную ионосферу, которые иногда приводят к сбоям в коммуникационных, навигационных и электроэнергетических системах – таких, как региональные электросети.
– Очень важно, чтобы наша работа касалась не только научного сообщества, – пояснила Элизабет Геркен, доктор Корнельского университета и ведущая дней открытых дверей, выступившая с речью перед учащимися средней школы из Гаконы.
Комплекс HAARP состоит из радиочастотных антенн, выстроенных в определенном порядке, и диагностического оборудования, созданного для того, чтобы воспроизводить, описывать и понимать природные явления, похожие на те, что естественным образом происходят в ионосфере и космосе.
Комплекс антенн испускает в ионосферу, верхнюю часть земной атмосферы, которая простирается от пятидесяти до трехсот миль в высоту, девятьсот шестьдесят киловатт радиочастотной энергии. По завершении работ комплекс сможет излучать 3,6 мегаватта радиочастотной энергии.
Воспроизводимые явления, которые можно отслеживать только с помощью высокочувствительного оборудования, позволяют ученым и инженерам разобраться, как происходят подобные природные явления и как они влияют на коммуникации, навигационные системы и радары.
– Надеемся, что однажды с помощью нашего исследования мы сможем предсказать ионосферные явления с точностью от двадцати четырех до сорока восьми часов, что, например, поможет военным подготовиться к коммуникационным сбоям, вызванным происходящим в ионосфере, – объяснил младший лейтенант Дейв Амбрустер, заместитель руководителя программы HAARP.
Пять с половиной тысяч акров земли, на которых расположился комплекс НАА11Р, принадлежатМинистерству обороны. Антенны достигают 65 футов в высоту и расположены 8 столбцами по 6 рядов на расстоянии 80 футов друг от друга. Когда строительство окончится, предположительно в 2006 году, комплекс будет состоять из антенн, расположенных 15 столбцами по 12 рядов.
– Эти выходные дали нам возможность поближе познакомиться с глобальными исследованиями, проводимыми HAARP, – заявил мичман ВМС Ной Редел, студент инженерного факультета Стенфордского университета, в настоящий момент участвующий в другом проекте, связанном с HAARP, благодаря которому удаленная вышка будет установлена между Новой Зеландией и Антарктикой. – Эта программа не ограничивается данным районом.
Научная установка для исследования ионосферы установлена в двухстах милях к северо-востоку от Анкориджа, рядом с одиннадцатой милей по Ток хайвей.
– То, что мы делаем, напоминает создание Интернета Агентством передовых оборонных исследовательских проектов (DARPA) или развитие GPS военно-воздушными силами, сказал Коси. – В настоящее время радиотехника находится не в таком уж блестящем состоянии, и все-таки военные финансируют исследования в этой области из-за их важности для навигации, радаров и систем связи.
Мы призваны «продвинуть технологии вперед», – добавил Коси, – на опыте HAARP оценивается жизнестойкость подобных систем для следующего поколения установок. Добившись понимания в тех областях, где оно необходимо для военных, наши исследования перейдут в коммерческий сектор и продолжатся там.
Рядом с Гаконой, штат Аляска, установлены антенны высотой 65 футов, они расставленны на расстоянии 80 футов друг от друга восемью столбцами по шесть рядов. По окончании строительства, предположительно в 2006 году, комплекс будет состоять из антенн, расположенных 15 колонами по 12 рядов.
С помощью этой установки изучают последствия природных аномалий в ионосфере Земли, которые иногда становятся причиной сбоев в коммуникационных, навигационных и электроэнергетических системах – таких, как региональные электросети. (Снимок из архива ВВС, сделан младшим лейтенантом Дж. Элейн Ханникат.)
[Закрыть]
Часть первая
мурун
I
013506
потому что по эту сторону, где берет начало река, в тени гор без имен, у тихого края белых холодных земель нет ни мечей пламенных, ни херувимов, чтобы преграждать нам путь
подожгли травяной ковер, тогда как войско
у акулы сводит скулы
вставай, когда услышишь ритм, вставай, потому что зовут, войди в музыку, которую нам играет величайшее высокочастотноантенное решето мира, иначе ты просто никто и живешь нигде, спускайся к реке, бояться нечего, все экзамены позади, здесь нет судей; судей здесь нет
003294
у каждого есть проблемы, но моя мне меньше всего нравится.
все константен со своей настырной манерой доказывать себе и всем остальным, что он еще вовсе не пень трухлявый – с другой стороны клево, что он себе сразу компьютер купил, тогда еще, что он был первым из местных, у кого такая штука появилась, и что он сразу качает себе новейший софт, книги в основном по интернету заказывает, да и диски – с тех пор, как обзавелся плеером, «вся медиатека современности, из англии, франции и америки»
тонкие руки с длинными красивыми пальцами, прозрачная белая кожа, как с легкостью бьющийся фарфор, за столом во время ужина: гармония между этими руками и тонким хрусталем, из которого он пьет, единственного признака богатства в доме; кроме техники
меня только-только отдали в школу, когда он комп купил, играть мне на нем давал; потому я и была, как пошла в гимназию, продвинутее всех, он и правда с ним постоянно возится, и у него там не только пара старых большевиков в круговой поруке – меня больше всего радуют прикольные графические узоры и электронные открытки папе и маме, томасу и мне. а каждое двенадцатое апреля любимая внученька, которая, как и он, без ума от космоса, получает на день гагарина нечто вроде слайдшоу-полета по галактике.
существование фотошопа «приветствуется всеми разумными людьми» (Константин старик), для меня же прогресс в доме Константина часто влечет за собой самые напряженные
все эти социалистические фильмы с их допматериалами: когда до него дошло, как из дисков выуживать больше, чем один только фильм – поначалу он их просто вставлял и ждал, пока эта штуковина сама не запустится, – бог ты мой сплошное мучение: две серии дефавского [3]3
ДЕФА – ведущая киностудия в ГДР.
[Закрыть]карла либкнехта на три часа, а потом еще и биографии всех участников проекта текстовыми файлами по нескольку страниц; сидеть полагалось благоговейно, иначе ты нацист, а если какое-нибудь завоевание прогресса вдруг не фурычит, то сразу: «Клавдия, мне сегодня нужна твоя помощь», день насмарку.
так в принципе возникла и история с аляской: он-то упорно думает, это подарок к окончанию школы, и я конечно очень рада, новый мир ура-ура
возможно, я – нечто, ищущее себе проблем; иначе откуда у меня любовник, о котором никому знать нельзя?
я даже Константину об этом ни гугу. может, скажу на аляске. а пока лавирую, всё от всех скрываю и лезу на стенку, когда слышу: «клавдия, мне сегодня нужна твоя помощь».
могла бы я сказать нет, забить на аляску, хотя бы раз чего-то не починить, не отвезти его? неa, не могла бы.
ведь тачку-то он мне подарил, всегда так прикольно, когда он складывает свои длинные стариканские ноги в «гольф» и при этом успевает меня воспитывать: «да собери же ты свои волосы, это неаппетитно, не понимаешь, что ли, вынь их изо рта, клавдия, ну на что это похоже?», «сейчас середина января, можно и потеплее прикид выбрать!»
кто бы говорил, сам старпёр, а весь год в одних джинсах таскается, к счастью еще не застиранных вусмерть, вполне себе такой гэдээровец.
но хотя бы не называет меня никогда «клашей», как штефани. это было бы уже извращением, или как говорят: слишком интимно, почти что инцест, ну ладно, я его тоже Константином зову, поэтому все нормально – такая надежная официальность, имя можно, прозвище нельзя, ну в крайнем случае, нечто поэтичное из его допотопной юности, когда он называет меня «непоседой» или «сорвиголовой», в этом скорее присутствует некая галантность, которая особым образом сохраняет дистанцию – ту, что нужно, и даже устанавливает новую, а-ля секретное имя у заговорщиков или «обиходные обращения, принятые у товарищей», главное, никакого «дитя мое», или «юная леди», или подобной фигни, думаю, если назову его когда-нибудь «дедушкой», у меня язык отвалится, шлепнется на пол и поскачет от меня прочь ыыы как противно
вопросы – тяжкое бремя, а ответы – тюрьмы для
резкое падение температуры, и рулоны облаков на конспиративной стыковке в ярости таранят друг друга, когда он говорит: «и опять все те же ожидаемые меры: звукоизолируйте получше свои квартиры и держите рот на замке, не ездите на машинах, не летайте на самолетах, ешьте не мясо, а только соевую бурду, подыхайте дешевле, больше денег с ваших налогов получат преступники с атомной бомбой, ты ничто, гайа [4]4
«Теория Гайа» (от Гея– древнегреческая богиня земли; автор теории – Джеймс Лавлок), по которой планета земля обладает «разумом» и стремится к самосохранению, поэтому на негативное воздействие человека природа отвечает климатическими катастрофами.
[Закрыть]всё – вместо самоочевидного: поменьше бы людей, в первую очередь в богатых странах, потому что они потребляют больше всех остальных, это шаг, о котором нельзя говорить, потому что чем меньше людей, тем сильнее схуднут кошельки спекулянтов: меньше зависящих от зарплат – выше зарплаты, меньше арендаторов – ниже аренды», ветер подхватывает газетенку и пытается ее растрясти, не выходит, она слишком тонкая, слишком потертая, слишком рас
«клавдия, мне сегодня нужна твоя помощь», и показывает мне бумажку, от таможенников, в которой нет ничего конкретного, ни содержания посылки, ни почтовых сборов, ни таможенных расходов, лишь то, что взятие посылки и/или разъяснение положения дел подлежат благословению отречению, ненужное отыметь, по адресу улица кауля 8, в течение семи рабочих дней, в противном случае уплатится уплата налога за истечение срока оплаты или возьмется штраф взимаемых пошлин.
«отвезешь меня?», и этот эффект от глаз за гигантскими старомодными очками, как у персонажа манга: ну пожалуйста, милый-милый такой, без этих стеклянных глыб и прежде всего без черной роговой оправы его никак не назовешь милым, скорее строгим и сильным.
камуфлировать таким каркасом эти гиперсветлые голубые глаза, которые серьезным своим светом проникают во все и каждого – гениальная маскировка: целенаправленное самообезоруживание, иначе всем грозит ослепительный синтез из пола ньюмена и понтифика Сталина.
конечно отвезу, а ты знаешь, где она, эта улица кауля? «разумеется, знаю, я уже бывал там, на таможне, такое редко случается – это, видимо, исключения из правил, которые не вписываются ни в какую систему, иногда посылку доставляют на дом и требуют таможенный сбор лично, иногда ее удерживают и надо самому ехать, бюрократическая лотерея», он мне это объясняет, постепенно заводясь, но я начеку, потому что если его распорядок дня уже изничтожен чем-то подобным, то там и до вспышки гнева недалеко, это видно по взгляду, если не обращать внимания на очки.
пока он наматывает на шею свой бесконечный шарф, натягивает поверх него джинсовую куртку и не без моей помощи залезает в свое жуткое черное пальто (которое, по-моему, больше смахивает на потустороннюю униформу), мы говорим о моем страхе перед устным экзаменом: «ты что боишься? чепуха, ты просто не можешь предугадать, о чем они спросят, и тебя это беспокоит, да и откуда знать – чего там могут спросить эти учителя, которые сами ничего не знают?»
ну чудесно, опять проповедь, должна же куда-то вылиться агрессия ото всей этой мути с таможней, ты, кстати, переспрашиваю на всякий пожарный, уверен, что знаешь, где эта улица кауля «я часто не знаю», он пыхтит, выходя и на шесть замков запирая входную дверь, я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу, хочу поскорей в машину, снаружи холод собачий, «говорить ли мне о счастье или содрогаться от того, что благодаря тебе и твоей матери я получаю удручающие впечатления от безрассудства, именуемого нынче гимназией, до чего все докатилось, невообразимо, – как же партия еще во времена маша [5]5
МАШ (MASch) – марксистская вечерняя школа.
[Закрыть]не…», он делает паузу, чтобы дать мне возможность спросить, что это еще за маш такой, такая или такое, но я не включаюсь в игру, а вместо этого закуриваю сигарету, обгоняю его, обхожу машину, открываю ему дверь, побурчав, он наконец продолжает: «ап-чххии, как только партия в те времена не склоняла своих мелко– и крупнобуржуазных интеллигентиков использовать приобретенное в лучшей школе в целях классового предательства – передачи пролетариату отточенного оружия, а сегодня? что ты сможешь передать кроме того, что выучил сам? вы радуетесь, если вам зачитывают статью из “шпигеля”, те, кто идут в университет, не читали ни евклида ни петрарки, ни декарта ни Шекспира, ни мильтона ни гете. вы больше не можете свести баланс овощной лавки, не говоря о том, чтобы в шестнадцатеричных вычислить отклонение венеры от эклиптики, на смену приходит поколение серых и вялых, вы живете и, боже правый, учитесь в немом эфире», он неловко поворачивается, кряхтит, я уже сижу.
все померзло белесым воском, луг, фонари, лавочка, тротуар, наверху вместо облаков плавает депрессивная кремовая жижа, липнущая к чистым крышам благопристойного района, в котором живут в красивых домах архитекторы, мелкие предприниматели и богатый коммунист Константин, в основном семьями, только Константин бобылем, мне его часто жаль; я бы ни за что ему этого не сказала, но риск рака отшельника лучше бы я сразу потушила свой окурок, сейчас, когда ему так не хватает воздуха, раз папа и мама «против» того, что я курю, ему приходится быть «за», «в эфире», повторяет он, пристегиваясь, я доставляю ему небольшую радость: «ну-ну, может, мы сейчас на кондиционере опыт майкельсона-морли поставим и удостоверимся, что эфира нет? твои идеалы образования весьма буржуазны и ммм элитарны!»
он чихает, я рывком трогаюсь с места.
Константин наклоняется вперед и роется в пальто, отыскивая платок, «пчччххи, буржуазны, буржуазны, мне так не кажется, после возникновения империализма вообще больше не стало так называемого буржуазного идеала образования, разбазарили, последний идеал образования, у которого еще найдутся защитники, это социалистический, даже придурок Троцкий это усек», ура социализму, и какие все идиоты вокруг: проповедь достигла цели, теперь он может высморкаться и откинуться на спинку, я его люблю, он это знает и втайне этим наслаждается, старая школа.
выясняется: не помнит он никакой карты города, просто наугад машет мне пару раз налево, пару раз направо – вождение жестикуляцией, а когда надо ехать прямо, моргает.
спустя какое-то время проповедь – я уж было подумала, что она благополучно кончилась, – продолжается: «и в этой беспримерной разрушительной работе постмодернистского дезобразования», он это любит – начинать предложения с «и» и употреблять смешное бессмысленное слово «постмодернистский» как ругательство, «в этом великом предприятии, цель которого все, что было достигнуто в культуре со времен ура и вавилона, с тех времен, как вышли из пещер, даже с тех, когда охоту и собирательство сменили земледелие и скотоводство, – все это вымыть напрочь из ваших мозгов, если благодаря личному любопытству или семейной предрасположенности», я тяжело вздыхаю, «что-то из этого все-таки застряло в вашей памяти; так вот всем этим чистеньким школам в подобной деятельности содействуют, во-первых: пресса, да, твой отец, а во-вторых: все остальные сми. последовательной борьбой, постоянным отторжением любого нестандартного подхода и…», сглатывает, дрожащей рукой возбужденно указывает мне на парковку перед старым зданием за грязной заправкой. приехали, что ли?
рыцарский замок кажется ржавым, как часть старого вокзала, который лет восемь назад снесли и заменили новой коробкой – будто кто-то эту фигню, некогда, возможно, крыло прислуги, пытался спасти от демонтажа и сказал: давайте прихватим его с собой в квартал безработных, там ее никто не найдет, да здравствует сохранение того, что еще со времен ура и вавилона
у южной стены, за заправкой, мы наконец кое-что находим, но не то, что хотелось бы: архитектурное бюро – новая дверь из стекла и металла, вделанная в старый красный кирпич, красивая вывеска, выходит молодая женщина, смахивает на подозреваемую из дешевого детектива: с забранными высоко волосами, накрашена до абсурда, «мы ищем таможню», говорю я, чтобы не дать заговорить костантину, который в пылу классовой борьбы того и гляди загонит ее в угол – таких он на дух не переносит.
«таможня… нет-нет, ее уже давно здесь нет, она на улице кауля. там, в промышленном районе, где драйв-ин…»
«вот как, спасибо, теперь все ясно: улица кауля, хмм…», и бросаю на Константина укоризненный взгляд, который он оставляет без комментариев.
разве не так: если б мы сверились с картой, то не заехали б в эту глухомань, блин, название улицы мне что-то напоминает, я ведь сразу об этом тогда подумала – я уже там была в закусочной, после кино, с любовником, о котором никто не знает, в машине Константин потом все же признается: «ну хорошо, это было четыре года назад, в моем возрасте это уже не столь долгий срок, все проносится».
спустя десять минут молчания мы добираемся до дурацкой конторы, не успели выйти из машины, как он тут же нахохлился: вы же не хотите проблем, ренегаты, диверсанты, свиньи вражеские, только не со мной, а то всех перестреляю.
в здании, которое одновременно и новее, и старее прежнего – того, где мы только что были, – за игровыми приставками перед горой осиротелых почтовых грузов сидят две тени.
«ваше… извещение… пожалуйста…», бубнит, поднимаясь, более мертвый призрак, он забирает формуляр из краснющей Константиновой руки – снаружи мороз, а здесь этот вот перегретый бункер, кошмар – и пикометрами шаркает к стеллажу с бандеролями, блуждая взглядом по мертвым предметам и издавая какие-то тихие стонущие звуки, я озабоченно поглядываю на Константина, не впадет ли тот в бешенство, но он лукаво поглядывает назад и кажется вполне веселым.
«а… что… там… было?» спрашивает мутант. Константин, весь ирония, весь спокойствие: «из вашего извещения, к сожалению, не следует, о какой конкретно посылке идет речь».
«ааа ну даа…», зевает привидение, «… ээ но аах… вы-то… сами… наверняка знаете… чего вам там прислали…»
«боюсь, мне отправляли несколько посылок, несколько фильмов из англии, которые…» ни за что бы не подумала, что этот ушлепок способен кого-то перебить, но и такое бывает: «а ну-ка тут… не, не она… мне надо… сзади глянуть…»
в заде, тебе туда самая дорога, закурила бы сейчас, но внутри, естественно, нельзя, лемур уползает, его коллега за столом со времени нашего появления ни разу не шевельнулся; экономит заряд.
через тыщу лет мы с Константином начинаем понимать, где находится это «сзади»: справа от Тасмании, бледненький возвращается с большущим синим пакетом, скрепленным наверху черной скобой, из этого мешка он выуживает посылку и мямлит: «там… внутри… нет квитанции…»
посылка от амазона, государство ее вскрыло и наклеило на нее бумажку.
«квитанция должна быть внутри, в таких случаях», говорит Константин, этот тип даже не слушает: «я же должен… знать, что это… такое, сколько… стоит…» при этом даже мне видно, что на единственной ненемецкой наклейке ясно и четко стоит сумма в 107 долларов.
«послушайте, я понимаю, здесь все должно быть вскрыто, но, может, до такой наглости все же доходить не стоит», бурчит мой очаровашка. служащий плетется к своему компьютеру, коллега оседает, как труп, должно быть пытаясь укрыться, «простите… я с вами говорю!» выкрикивает Константин первому, который, словно в замедленной съемке, тянется к мышке на рабочем столе.
«мне надо выйти покурить, не могу больше на это смотреть», шиплю я Константину, тот сердито кивает, я вываливаюсь из бункера на своих каблуках для фламенко, сама бы себя в зад пнула за такую юбку и чулки – с чего я должна ходить, как штефани, если я ее сегодня даже не увижу, и вообще: никто же не заставляет меня ходить во всем этом, как японскую анимэшку, господи исусе, ну и холодрыга тут. воронам на крыше мебельного салона досадно: мы-то не можем тепло одеться, а вот ты могла, да сглупила.
третий окурок летит на землю, когда таможенный олух открывает дверь Константину, чье побагровевшее лицо и сдвинутые брови наглядно свидетельствуют о том, что творилось внутри: «спасибо, очень любезно, какое счастье, что всех вас скоро вышвырнут на улицу, сами заслужили! все вы там, в этом вашем… немецком…», человек качает головой, закрывает дверь, благоговейно и осторожно, будто это церковные врата. Константин кладет на капот истрепанную посылку.
«эти бастовать не станут или еще как-нибудь возражать начальству, но если кто отдан им на поживу, то некогда испытанное ими на себе насилие будет передаваться и дальше, из одной бессмысленной долгой жизни в другую. всё они заслужили, что творит с ними правящий класс, всё», он разрывает бумажные тесемки, это книги; для меня, об аляске.
003896
в полтретьего я, безбилетница, выскакиваю из трамвая – в качестве исключения: не везде же можно на машине проехать, мы сегодня вместе обедаем, ты сидишь там, как тайская принцесса; чарующе холодно раскрываешь ты мне свою последнюю тайну, моя лучшая подружка, она настолько покрыта мраком, эта тайна, что я даже не смогу ее повторить, из моих глаз выступает ледяная вода, глубоко из моей души поток болезненных непристойностей – ах, я умерла, пока ела картофель фри, в ресторанчике на углу, когда из-за тебя разбилось мое сердце, я не смогла сдержать слез, потому что прикусила себе язык, так как
правда падет на тебя ударом
003900
если б у меня был не только брат, но и сестра, то я бы определенно была другой; не такой озлобленной и холодной. но для этого другими должны быть родители, а они такие, какие есть, потому что их родители есть или были такими, какими они были или есть, и все это уходит глубже в среду, историю, и тому подобное, наматывая все более широкие круги, по спирали; это, собственно говоря, значит, что если б у меня была сестра, то не только я была бы другой, но и весь мир был бы совершенно другим
сначала 960 киловатт, конечная цель 3,6 мегаватт, сигнал и пение сирен, послание в ионосферу, чтобы узнать, правда ли
потому что все мы еще здесь
у кафки: «но у сирен есть оружие более страшное, чем пение, а именно – молчание, хотя этого не случалось, но можно представить себе, что от их пения кто-то и спасся, но уж от их молчания наверняка не спасся никто» [6]6
Пер. с нем. С. Апта.
[Закрыть].
004911
я прихожу к своему любовнику, о котором никому нельзя знать, уже в пять вечера, на улице темно, потому что при свете дня я стыжусь или злюсь, нет, конечно, дело тут не во мне: так хочет природа, поэтому и стемнело. день был дождливым и остается пасмурным, ковыляет за угол и превращается в ночь пока моя тень
то стыдно, то злюсь.
неправду говорят… что все тайное клево, меня просто тошнит: что я, к примеру, дома вру, будто гуляю со штефани, так как случайно знаю, что этим вечером штефани в самом деле где-то гуляет и в худшем случае треплет мне нервы по мобильнику – это же ужасно, штефани ничего не знает, папа и мама ничего не знают, Константин ничего не знает, потому что никто ничего не должен знать.
поначалу у меня еще есть желание рассказать своему любовнику эту историю с таможней, пока я к нему еду: спускаясь в машине по склону, рассматривая книги в кафе, и когда, припарковшись подальше за спортзалом, иду к его дому – чтобы никто не увидел тачку там, где он живет, но едва он открывает дверь и я юркаю в желтый пушистый свет, как желание мое сразу пропадает: с чего это я должна рассказывать в этом убежище о своей прочей жизни, когда в этой моей прочей жизни нет моего любовника?
в одиночество превращается эта любовь, которую даже нельзя
поначалу этот балласт сбивает меня с толку и надламывает изнутри.
потом мы переплетаемся и скользим по кушетке, по полу, теперь меня наконец-то радуют юбка и все эти вязаные черные тряпки на мне, все, что ему нравится, мы целуемся, и я опять думаю, это все равно что пить: мне, пожалуйта, бокал красного или коньяк, что-нибудь крепкое, а ему, наверно, воду со льдом, чтоб кололо в горле, потому что я молода.
еще так молода, твердят мне каждый раз его глаза и руки, хотя сам он до смерти боится об этом говорить: о разнице в возрасте, но совсем забыть об этом – все равно, что не признавать наших половых различий, что нам так нравится? вот именно, я лежу, взъерошенная и наполовину раздетая, на нем, пока он, приостановившись, любопытствует: «по-прежнему ничего?» очень романтично, спасибо, детка.
нет, извини, пока нет вестей с панического фронта, это бы его сковало, чего мне с одной стороны не хочется, потому что похоть уже медленно разлилась повсюду, в нас и вокруг нас, на стене, в воздухе, вплоть до мочек ушей и мизинцев ног – но, с другой стороны, мне кажется, было бы вполне уместно, если б у него случился маленький приступ страха или что-то в этом роде, из-за задержки, из уважения ко мне.
раньше бы сказали: он привел меня в отчаянное положение, м-да. вместо этого он роется языком у меня в ухе, так что я начинаю смеяться, и шлепает меня ладонью по правой ягодице, в принципе, самое оно – и не больно, и все тело разогревает, я приподымаюсь и хочу скатиться вниз, чтобы устроить маленькое шоу, но сегодня он, вероятно, не расположен, или просто не может ждать, пока я это сделаю, а раздевает меня сам, мне же потом, повернувшись на бок, можно повозиться с ремнем и рубашкой с семьюдесятью тысячами пуговиц. но сейчас нам не стоит говорить об опасности залететь, о проблемах, связанных с
только сейчас я замечаю, что он поставил музыку, опять кейт буш. фу? фу. не то чтобы я ее не любила, но каждый раз одно и то же, есть в этом что-то автоматическое, слишком постановочное для меня, равно как и большая белая козья шкура, на которой мы кувыркаемся. куплена ради меня, наверняка, чтобы меня поразить.
он переворачивает меня на живот и целует мой позвоночник, еще раз, еще раз, еще раз, с интервалом в ладонь между поцелуями, от затылка до копчика, я кладу голову вбок на волосы и ощущаю, как они щекочут мне щеку на вдохе, как он целует, трогает, гладит.
затем он меня переворачивает, осторожно, не забывая при этом лишний раз сжать мои ягодицы, ему это кажется самым прелестным: твой зад, как будто у меня одной среди всех детей человеческих зад есть; в этом он нелеп, но мил. ни о чем другом он никогда не говорит, будто не знает, как у девушек все это называется, ступни, соски, все, что доступно его взгляду, талия, ляжки, раздвинутые ноги, волосы, йенс говорил больше, это правда, и мне всегда нравилось, как он меня воспевал, но то, из-за чего я сюда прихожу, из-за чего я всегда стремлюсь к своему любовнику, о котором никому нельзя знать, этого йенс во время секса никогда не говорил.
