Текст книги "Лунный удар"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Ч А С Т Ь 3
Х О З Я Е В А К Е Л Л О

Г Л А В А 1
Р У Б Е Ж

Когда Флоров пришел в себя, лифт стоял и, похоже, уже длительное время.

А может, он никуда и не двигался?

Кряхтя, Алик поднялся и вышел. В подвале было пустынно по – прежнему, но из холла доносились голоса и шум. Ночь прошла, и наступил следующий день.

Пищал металлодетектор, вахрушки проверяли пропуска. Все как всегда. Труп успели уже убрать. Это сколько же он находился без сознания.

Ему на работу надо!

Он заторопился к лифту, и когда кабина приехала, нажал кнопку родного семнадцатого этажа.

Кабина плавно тронулась, и так же плавно остановилась. Двери с легким сожалеющим шорохом растворились. Алик выбежал и едва не свалился. Вместо гладких плит пол покрывал длинноворсовый ковролин жаркого апельсинового цвета. И когда его успели положить? И сколько он в таком случае отсутствовал?

Ворс был даже не примят, будто по нему никто никогда не ходил, но стоило Флорову так подумать, как двери с непрозрачными матовыми стеклами, ведущие из холла, распахнулись, выпуская некую девицу. Она мало отличалась бы от женщин, какие вечно сновали с деловым видом по коридорам Башни, сжимая в руках безликие стандартные папки для бумаг, если бы не одно но: из одежды на девице имелись в наличии лишь туфли на шпильках.

Женщина, как ни в чем не бывало, прошествовала мимо остолбеневшего Флорова и нажала кнопку лифта. Тот успел отъехать, и некоторое время девица прогуливалась по холлу, сосредоточенно постукивая папкой по голой ляжке.

Приехавший лифт тоже был не пустой. Некий довольно полный гражданин говорил по мобильному, сопровождая разговор довольно своеобразным тиком: он словно похрюкивал себе через каждое слово. Лицо у него было обезображено шрамом. Флоров не успел рассмотреть, каким именно, лифт быстро уехал, тем более еще более отталкивающая картинка поразила его воображение, а именно, когда гражданин, скользнув по нему рассеянным взглядом оловянно застывших глаз, равнодушно отвернулся, то на необъятном его заду открылся короткий и толстый хвост, просунутый в специальную прорезь брюк.

"Куда же я попал?" – в панике подумал Флоров. Ноги сами понесли его прочь от лифтов.

Он подошел к своему кабинету и в нерешительности замер: из-за дверей слышались голоса, кто-то засмеялся и, шумно ступая, словно слон, пошел прямо на дверь.

Флоров шарахнулся в сторону как ошпаренный.

Он уж совсем собрался ретироваться, но перед табличкой с фамилией «Голованов» не смог устоять. Дегенерат сидел за своим рабочим столом. И тот и другой нисколько не изменились. Только на Голованове был китель.

Еще незабвенная Келло говаривала, что в эфире все реально, и он показывает истинное положение вещей. Куда уж реальнее?

Голованов был одет в черный китель унтерфюрера СС и перепоясан портупеей. На рукаве примостилась красная повязка со свастикой. Фуражка с черепом лежала на столе высокой тульей к возможным посетителям. На стене за спиной Голованова висел стенд, озаглавленный: "Наши люди в гитлер-югенде." – Почему без формы? – строго спросил Голованов, ни здрасте вам, ни до свидания, впрочем, он и раньше никогда не здоровался. – Почему не работаем?

– Потому что не платят, – ответил Флоров.

– Наш Капитан говорит, что всякие разговоры о невыплаченной зарплате относятся к разряду подрывных. Если вы еще раз начнете их, будете немедленно арестованы.

Идите.

Строгий, но справедливый, подумал Флоров, выходя. Больше ему здесь делать было нечего, он сел в лифт и спустился в холл. Покидавшие Башню женщины, все голые без исключения, словно вспомнив о рамках приличия, направлялись в гардероб, одевались и выходили наружу. Мужчины тоже были, но нормального вида, безо всяких излишеств сзади. Флоров даже подумал, а не привиделось ли ему?

Скажем, разовый глюк.

НТЦ было на месте. Порт тоже. Не успел Алик перевести дыхание, хотя с чего бы радоваться, человек с ума сошел, как к нему подкатило такси. Надежда с ходу умерла.

– Куда едем? – спросил водитель в полосатом как у смертника комбинезоне, на груди был номер, а на спине мишень из концентрических кругов.

У Флорова были сомнения, что его деньги здесь что-нибудь значат, посему он молча показал их водиле. Там было рублей 800.

– За эти гроши только до обводной дороги! – нагло заявил тот.

Алик полез внутрь.

Мимо потянулись мостовые и башенные краны, товарные терминалы, заставленные грузами, светило солнце, и у Алика в очередной раз возникло чувство, что еще не все потеряно. Если он немного сошел с ума, то это еще не смертельно. Еще и пенсию дадут. По инвалидности.

Такси миновало транспортное управление порта, и сердце Флорова ухнуло в воздушную яму. Как сказал бы незабвенный доктор Галузин, именно так зарабатываются инфаркты.

Мрачно темнеющая полоса опоясывала город с востока.

Вскоре он смог разглядеть подробности. Вдоль шоссе возвышались пятиметровые железобетонные столбы, соединенные колючей проволокой. Повсюду висели ядовито желтые таблички, предупреждающие, что через проволоку пропущен ток высокого напряжения. На то, что это не блеф, указывали дохлые птицы и собаки, валяющиеся по всей протяженности забора. С той стороны в разных местах стояли бронемашины с заглушенными моторами, между которыми группами по пять-шесть человек передвигались люди в камуфляже. Вдобавок к автоматическому оружию каждая группа имела на вооружении по могучему псу.

Все пространство за забором, преисполненное отрывистыми командами и свирепым собачьим лаем, напоминало действующий концлагерь.

– Не понял, мы, что в зоне? – спросил Флоров.

– Мы в свободном городе, – ответил водитель. – В зоне все остальные.

– А как проехать?

– Никак, – раздраженно сказал водитель. – Ну что, мы едем домой, нет? Или будем на Рубеж смотреть? Только они этого не любят, могут и огонь на поражение открыть.

Так уж и быть, довезу вас за те же деньги. Если это можно назвать деньгами.

– Поехали, – махнул рукой Флоров и взялся объяснять, как доехать, но водитель сказал:

– Вы меня удивляете, мужчина. У нас есть адреса всех без исключения резидентов порта. Я вашу фамилию с бейджика давно уже в базе пробила.

И только тут Флоров заметил, что водитель-женщина. Ошибиться было не мудрено, потому что у нее черным карандашом старательно были подведены усики. А вот кто ему беджик повесил, он представления не имел.

Вскоре Алик забыл обо всех противоречиях, заметив, что они едут не туда. Мало того, они едут не там.

Город изменился. Не сильно и одновременно разительно. Если бы дома были треугольной формы, а вместо окон иллюминаторы, эффект был бы не тот. Алик бы подумал, что попал в чужой, скажем, марсианский город, и на этом его психика бы угомонилась. Такова природа человеческой психики. Ей легче приспособиться к абсолютно неизвестному, чем к слегка переиначенному обыденному.

Во-первых: цвет. Все как на подбор дома были несерьезного розового цвета. Стены рыхлые на вид. Окна не прямоугольные, а немного на трапецию. Крылец не было, входные двери наоборот утоплены вглубь фасада. И все это в купе сохраненной планировкой, с обычными тротуарами и дрогами смотрелось дико, нелепо, било по нервам. Легче было считать себя сумасшедшим, чем свыкнуться с мыслью. Да вот она такая, твоя родная Алга! Гламурная, авангардистская и далекая как созвездие Тау Кита.

Повсюду рекламные щиты и растяжки странного содержания. С надписями типа: "Для вас, настоящие женщины. Уменьшение грудей хирургическим методом. А также: сужение таза, искусственное оволосение надгубной части лица-усы. Женщина должна быть мужественной. "Последнее утверждение красовалось чаще других.

– Что-то я не припомню в управлении порта мужественных женщин, – проворчал Флоров. – А даже наоборот. Там, по-моему, любят чтобы по старинке: с грудью и желательно побольше.

– Я могу вас привлечь к ответственности, – заявила водитель.

– За что?

– За клевету в отношении резидентов порта.

– Вообще-то, я говорил с одобрением, – проворчал Флоров, но в дальнейшем от комментариев решил отказаться, вдруг в этом мире принято не только груди усекать.

Такси въехало на внутриквартальный бульвар и остановилось.

– Ваша квартира номер такой-то, – сказала водитель и укатила.

Сведения оказались нелишними. Неизвестно, куда эта чертова баба с усами его привезла, но то, что он тут никогда не жил, это факт.

Флоров поднялся на четвертый этаж. Нужная квартира имела две двери: железную и деревянную, но обе были незапертые. Флоров позвал хозяев, и когда никто не откликнулся, пожал плечами и вошел.

Как оказалось, он жил в трехкомнатной квартире. Его неприятно поразило, что хоть он и имел теперь квартиру посвободнее, но мебель осталась все та же: старая и неказистая. Флоров опять подумал о неумолимости судьбы: нищий – он везде нищий, во всех мирах.

Однако хоть вещи остались и старыми, но порядок их расположения изменился.

Вернее, порядок не изменился, ибо нельзя изменить того, чего никогда не было. В доме у Флорова вечно царил кавардак, теперь же во всем, даже в заправке постелей чувствовалась чья-то аккуратная рука.

Телефон зазвонил так резко, что Флоров подскочил на месте. Трубка продолжала трезвонить на весь подъезд, и он поспешил ее снять.

– Ты что там делаешь, идиот? – разгорячено завопили прямо ему в ухо.

– Я? – опешил Алик. – Вы куда звоните?

– Да тебе звоню, чучело. Ты что, вообще ничего уже не соображаешь?

Обилие оскорблений вызвало чувство протеста у Флорова, и уже начиная заводиться, он язвительно произнес:

– Если ты закончишь ругаться и вспомнишь о существовании нормальной речи, то может быть, я и начну соображать.

– Когда начнешь соображать, как бы не оказалось уже поздно! Немедленно уходи оттуда!

– Но почему?

– Ты что хочешь встретиться с женой и ребенком?

– С чьим ребенком? – опешил Флоров.

– Да не с твоим конечно! Но если они об этом догадаются, тебе хана. Да уходи же, наконец! Ну что за болван!

Железная дверь загремела, и в комнату хлынули голоса. Флоров бросил трубку и спрятался в закутке за дверью. Когда голоса переместились вглубь квартиры, он выбрался из своего укрытия и опрометью бросился вон. Лишь у самой двери он на мгновение замер, чтобы потрогать прислоненный к стене детский двухколесный велосипед.

Кажется, он действительно начинал понимать.

Он бесцельно шел по тротуару, совершенно не представляя себе, куда двигать дальше, когда рядом тормознула машина.

– Ты чего трубку швыряешь не дослушав? – бросил водитель. – Чуть не разминулись, давай садись.

– Так это ты орал по телефону? – недобро начал Флоров, опускаясь в кресло. – Ну-ка покажись, – и застыл с раскрытым ртом.

На месте водителя сидел его двойник, и надо признать, довольно заправски рулил.

Он покосился на Флорова и произнес:

– Чего уставился? Что, раньше в зеркало никогда не смотрелся?

Флоров осознал, что на некоторое время разучился говорить. Близнец тоже это понял и сунул ему в руки початую бутылку газировки.

– Ладно, тогда говорить буду я, – проворчал он. – Я был предупрежден о твоем визите, но не знал, что ты сразу домой сунешься. Что ты там искал интересно?

– Так это был твой дом? – наконец прервал нервную немоту Флоров.

– И дом, и жена.

– Познакомил бы.

– Зачем? – аж вскинулся близнец, был он в отличие от «оригинала» весь какой-то дерганный.

– Да я пошутил, – поспешил успокоить его Флоров. – Слушай, а где это я?

– Где я? Кто я? Что за детский сад!

– Тебя б на мое место? Кстати, ты кто?

– Флоров!

– Алик?

– Алик это ты, а я Альберт!

– Что это у вас за Рубеж?

– Не верь глазам своим, – философски изрек близнец. – Это не Рубеж, это граница. А у вас разве не так?

– Не так, – ответил Флоров, чувствуя, что теряет терпение, у него было столько вопросов, а этот еще философствует.

– Городу присвоен особый статус, – беззаботно продолжил близнец. – Мы отделились от России семь лет назад, – и уточнил. – Во время Чернобыля-два, – Флоров суеверно скрестил пальцы. – У нас свой международный порт. За его использование Россия нам платит. У нас свое независимое правительство. Президент.

Флоров сразу спросил кто.

– Ясно кто, – неожиданно зло сказал близнец. – Капитан порта, конечно.

– Фома?

Близнец кивнул.

– А как ты про меня узнал?

– Неделю назад по телефону звонили.

– Кто?

– Он не представился. Голос мужской, грубый. Я Пастух, – говорит. Про тебя все обсказал, что тебе через Рубеж надо. Деньги в почтовый ящик потом кинул. На, кстати, – он передал перевязанную испачканной лентой пачку. В ней вперемежку лежали российские деньги и непривычно розоватые банкноты, а на картинках красовался Дворец спорта и девочки-спортсменки в довольно пикантных костюмчиках, но похвастать достоинствами они не могли, все были по моде узкозадые и безгрудые как мальчишки.

– А на фига мне через Рубеж?

– Он сказал, что ты знаешь.

Плохо дело, кто бы не был Пастух, не зря он про Рубеж сказал, ох, вещует мое сердце, не зря, подумал Флоров. И понял. Там Яна!

– И ты так легко согласился помочь этому Пастуху? – недоуменно протянул Флоров. – Это ж не через забор перелезть, через Рубеж идти надо. Я его видел – там колючка, охрана дай Боже. Собаки!

– Пастух угрожал мне.

– Как?

– Он сказал, что если я не помогу, вся моя семья погибнет, – спокойно продолжил близнец, но Флорова его тон не обманул, он сразу припомнил его истошный крик: что ты там делаешь?!

Пастух вырисовывался довольно безжалостной личностью. Во всяком случае, сантиментами он не страдал.

Машина тем временем оказалась в квартале, граничащим с Южным шоссе. Рубеж отсюда уже просматривался – мощный и неприступный.

– Я тебе тут квартирку снял, – пояснил близнец. – Пересидишь тут до вечера, никуда не ходи, я там все закупил, а вечером придет человек, который нам нужен.

– Что за человек? – сразу поинтересовался Флоров.

– Боевой.

От его слов Флорова передернуло.

Дождавшись того момента, когда близнец уедет, Флоров тотчас вышел следом, обогнул дом и занял позицию за спортплощадкой, откуда наиболее хорошо просматривался оставленный им подъезд. Береженого Бог бережет, рассудил он. Мало ли, что у близнеца на уме. Во всяком случае, его физиономия не вызывает особого доверия.

"Неужели у меня такой же большой нос", – горестно подумал Флоров. На семерых рос – одному достался.

Спустя какое-то время на скамеечку у подъезда опустился пожилой человек с безвольно отвисшими щеками, одетый в темный костюм. Флоров насторожился, словно цепной пес, но тут к пожилому подошла старушка, и тот благословил ее крестным знамением, позволив поцеловать себе руку. Флоров заметил у него молитвенник, и, поняв, что имеет дело с католическим священником, сразу потерял к нему интерес.

Он еще попасся у подъезда, пока не попался на глаза священнику, и тот не кивнул ему головой. Таиться далее не имело смысла, к тому же, хотелось кушать, и Флоров очень вовремя вспомнил про холодильник, про наполненность которого упоминал близнец.

Он прошествовал мимо бормочущего молитвы старика и поднялся к себе. В холодильнике обнаружилась колбаса и масло. Колбаса была с пониженным содержанием мяса, а масло-с пониженным содержанием жиров. Что за фигня? – подумал Флоров, и в это время тренькнул дверной звонок.

Аппетит сразу отшибло. Кто бы это мог быть? Флоров осторожно глянул в глазок. За дверью, осеняя себя крестом, стоял давешний священник. Недоумевая, что ему надо, Алик открыл. У попа руке был объемистый, видавший виды, баул.

– Сейчас, святой отец, – Флоров решил, что тот пришел за деньгами и полез за цветной пачкой, но пока он лазил, священник прошел мимо него прямо на кухню.

Флоров поспешил за ним, изумленно наблюдая, как тот выкладывает на стол рядом с кастрированной колбасой и маслом настоящие продукты: сало, банку соленых огурцов и бутылку водки «Капитанская» крепостью в шестьдесят градусов.

– Я тот, кто вам нужен, – пояснил священник.

– Я это уже понял по содержимому вашего баула, – согласился Флоров, но священник церемонно встал, наклонил голову и официально представился:

– Благоволин Лев Яковлевич. Священник прихода святого Карла Густова. Вас должны были обо мне предупредить.

– Так это вы? – вырвалось у Алика. – Но он говорил о некоем боевом товарище.

– В прошлом даже чересчур боевом. В миру я окончил военную академию и дослужился до генерала. И хотел бы оставить эту страницу навсегда в прошлом, но видишь, как все повернулось. На все воля Божья, – глаза его при упоминании о прошлом словно притухли, а сам он как-то пожух, даже увял, словно воспоминания доставили ему неутихающую ни на минуту боль.

Впрочем, так и оказалось.

Поначалу Флоров не хотел пить. Ответственная миссия на носу, к тому же неблагодарное занятие – спаивать попа. Но поп оказался во всех смыслах боевой: заявив, что на дело им идти с утра, он полностью и безоговорочно сломил сопротивление подельника.

Между тем, первая «Капитанская» была сменена второй, Флоров был уверен, что из армии Благоволина могли попереть из-за чего угодно, только не из-за пьянки.

Бывший генерал пил как лошадь Мюнхгаузена и не пьянел. Алик безбожно пропускал тосты, не допивал рюмку, но Благоволин был честным алкоголиком. Он изничтожал все зло на корню.

Скорее всего, он был бездарным генералом. Такие как он превратили армию в ничто, в мусор, а некогда боевая и славная она осталась таковой только в кино.

Благоволин и сам это признал:

– Я плохой генерал, – заявил он, потирая поникшие щеки. – Меня ненавидели все, от командующего до поварихи. Меня ненавидели полками. Потом безо всякого перехода переключился на семью.

– Наталья, жена моя, со мной всю жизнь мучилась, – тяжело вздохнул он. – Она, великая женщина, и, безусловно, достойна лучшей участи. Другой мужчина дал бы ей гораздо больше, чем я. Я кто? Неудачник. Она и заболела из-за меня – нервы.

Стала пить, под первых попавшихся мужиков ложиться. Все из-за меня. В психушку загремела из-за меня.

Он еще долго ныл насчет подорванного здоровья жены, какая она у него хорошая, а он какой плохой. Генерал оказался изрядным занудой. Флоров понял, что если их всех не ухлопают поутру – вот это будет сюрприз. Но по всему выходило, что сюрприза не получится.

Как стемнело, пришел близнец. Пить он не стал, поел своего обезжиренного и обезмясанного и лег спать. Флоров кое-как отвязался от опостылевшего ему священника-генерала, который как раз рассказывал, что, уйдя от дражайшей женушки, оставил ей все-дачу, машину, квартиру генеральскую – "пусть хоть сейчас от меня отдохнет, поживет без мучений, что ей доставил".

Зайдя в спальню, Флоров растолкал близнеца.

– Черт, я ж таблетку принял! – по своей привычке возмущаться возмутился тот. – У меня ж теперь давление подскочит!

Флоров кое-как его успокоил и спросил:

– А нельзя нам генерала не брать?

Близнец сел, нашарил пачку сигарет, закурил.

– Ты не куришь? – спросил он. – Молодец. Слушай, а радикулит у тебя есть? Нет. И миозита нет?

– А что это за зверь?

– Счастливчик, – вздохнул близнец. – И миозита нет. Слушай, я все думал, почему у меня нет чувства, что мы с тобой как бы родные что ли, а теперь я понял. Мы ведь разные с тобой, совершенно разные. У нас болячки разные, да что болячки – жизнь разная. Ты вон какой счастливчик. Деньги не кроишь, наверное, от получки до получки. А у меня жена пятьдесят рублей на дите получала, и то правительство отняло: противокризисная программа, брат. Как раз этого жалкого полтинника не хватало сволочам.

– Я про генерала говорю, – напомнил Флоров, разговор был ему почему-то неприятен, а больше всего были неприятны торчащие тощие коленки близнеца, неужто и у него такие же.

– А что генерал? – не понял близнец. – Нормальный генерал.

– Бестолковый он. Он сознался, что его даже свои ненавидели.

– Свои его ненавидели, за то, что он их гонял до седьмого пота! – согласился близнец. – Но ты не спросил, а он, конечно, не сказал, что сумиты ненавидели его еще больше. Кстати, за то же самое. У него в Суметии самые малые потери были, потому что он разгильдяев, которые на посту спали, собственной рукой в расход пускал!

– Слушай, а что у него там с женой?

Близнец некоторое время неразборчиво шептал себе под нос энергичные выражения.

На лице у него возникло скучающее выражение, видно тема успела ему порядком опостылеть.

– Все ей оставил, вышел в отставку и подался в религию! – выпалил он, наконец. – По-моему, она порядочная стерва, сумевшая внушить ему путем многолетнего пиления и капания на мозги, что он, боевой генерал, прошедший две войны, никто, что это она его в генералы «провела». А разве туда проведешь? Это тебе не по аллее за руку вести.

Похоже, что она сама в это поверила, в результате чего совершила чреватую для себя ошибку – она его выгнала.

Флоров сразу спросил, чем же это для нее чревато.

– Она ж не работала никогда, – сказал близнец. – Тунеядка.

– Ты уж полегче, брат, – осадил его Флоров. – Чего ж ты на бедную женщину напустился?

Близнец, как и все вспыльчивые люди, так же быстро успокоился.

– Я тебе не сказал самого главного, из-за чего я его пригласил, – сказал он. – Благоволин до своего ухода в религию руководил обороной города и лично управлял строительством Рубежа. Усек? Он строил Рубеж! Теперь дай мне, наконец, поспать.

Иди-ка, братец, к черту.

Машина стояла с заглушенным мотором в метрах ста по ту сторону Рубежа. Дверцы были распахнуты, и подвывающий ветер нес утреннюю прохладу, хотя сидящей на заднем сидении женщине он вряд ли приносил облегчение.

Рот женщине намертво склеивал скотч. Той же лентой она была спелената словно мумия. Яна была связана в сидячем положении уже несколько часов, нестерпимо хотелось выпрямиться, но успевшая задубеть липкая лента не давала даже пошевелиться.

– Здесь они пойдут, – процедил Сергей.

Паучьи глаза Могула, сидящего за рулем, воровато забегали.

– Уходить надо, Черный, – заныл он. – Пока время еще есть.

– Один поедешь, мне с этим настырным программистом расквитаться надо, – он приблизил лицо вплотную, вперив в лицо Могула неподвижный взгляд мертвых глаз. – Как приедете на место, начинайте рыть могилу.

При упоминании могилы Яна застонала и стала раскачиваться. Черный положил на нее холодную ладонь и провел по всему ее телу – от макушки, до самых пяток. От этого жеста женщина застыла, словно кролик перед удавом и только смотрела.

Черный потянулся к ее глазам, а когда она их закрыла, упер в сомкнутые веки большие пальцы рук. Могул шумно сглотнул слюну, ему показалось, что Сергей сейчас выдавит глаза.

Черный сделал паузу, чтобы точно так же подумала и жертва, потом сделал пальцами несколько круговых движений. Из-под ресниц женщины покатились слезы.

– Не надо плакать, – сказал Черный. – Все когда-нибудь умирают.

Потом он резко оставил женщину и выбрался из машины.

– Не вздумай слинять, – предупредил он Могула. – Вместе с ней в могилу ляжешь.

Гараж «Факир» существовал и здесь, только теперь он назывался «Гуманизм». На входе стояла стеклянная будка со сторожем, выкрашенная по местной моде в ярко розовый цвет. С некоторой робостью Флоров протянул в окошечко пропуск.

Сторож, древний дед в изношенном мундире каппелевца, судя по всему принимавший личное участие в знаменитой атаке на чапаевцев, повел себя странно: стал вертеть и мять пропуск в руках.

Да он же слепой, понял Флоров. Как оказалось, в гараже работали исключительно инвалиды.

– Проходь, не задерживай очередь! – прикрикнул дед.

– Да никого ж нет, – удивился Флоров.

– А я вижу? – вполне логично возразил слепой.

Как у них еще все автомобили не поворовали при такой охране, недоумевал Флоров.

Вдвоем с генералом они вскоре были у нужного бокса. Ключ, как ни странно, подошел.

– Хороша машинка! – не сдержал восхищения Благоволин, когда увидел броневик.

Генерал аккуратно положил на заднее сидение изрядно потяжелевший баул. Флоров знал что там. Проснувшись сегодня поутру, он нашел генерала на кухне, занятого тщательным притиранием и смазыванием многочисленного оружия – пять или шесть пистолетов разных систем, Калашников, «муха» и вроде бы «борз». Боеприпасы лежали отдельно, причем, генерал протер каждый патрон, каждую гранату.

Он был весь взмокший от пота, под глазами набрякли мешки – генерал так и не ложился. Аккуратист, решил Флоров.

Заливая бензин в баки и масло в мотор, он поразился дальновидности Вандерхузе.

Ведь он еще когда знал, что такая машина с тяжелой защитой может ему понадобиться. Но тогда выходило, что Сашка также знал о том, что этим все и кончится, что Яну украдут, что ее вывезут за Рубеж – вот такая вот апория получается.

– Генерал, ты что? – севшим голосом спросил Флоров. – Ты это брось, слышишь.

Благоволин переодевался в принесенную с собой военную форму и, первым делом, надел чистую исподнюю рубаху. Генерал ничего не ответил Флорову, словно не слышал. Когда он закончил переодевание, то превратился в офицера-пограничника.

Даже финка была не забыта. Аккуратист, опять констатировал Флоров. Наплакались, наверное, с ним подчиненные. Впрочем, вполне достаточной компенсацией им должно служить то, что в холодильнике потом не пришлось лежать. В очереди на опознание.

Когда все было готово, Благоволин провел краткий инструктаж:

– Когда пройдем Рубеж, самыми опасными будут посты ГАИ – не вздумай нигде останавливаться.

– Может, откупимся?

– Деньги не помогут, – отрубил генерал. – Все инспектора-мутанты, их много расплодилось после Второго взрыва. Если все-таки остановят, бей всех насмерть, иначе от них не избавиться.

– Вместе будем бить.

– Может быть и вместе, – рассеяно пожал плечами Благоволин. – Но моей основной задачей остается Рубеж. Я его сам в свое время хорошо укрепил и знаю, что пройти его будет нелегко. Так что все может случиться.

– Бросьте вы, генерал, что вы все за упокой?

– Отставить! – рявкнул Благоволин. – Это всего лишь констатация факта, и я не девочка, чтобы вы меня тут уговаривали.

Хам, подумал Флоров. Правильно, что тебя подчиненные не любили.

Генерал тем временем продолжал:

– Когда съедешь с дороги, ни в коем случае не вздумай заезжать, а тем паче заходить в леса.

– А там что за черти?

– Не черти. Шурале.

Перед глазами Алика как живой предстал Аксак, живописующий ужасы шурале, и ему самую малость стало не по себе.

– А это что за звери? – спросил он.

– Не звери, соображают они получше нашего! – поправил Благоволин. – Про этих тварей ничего доподлинно неизвестно – ни сколько их, ни какие они. Ни одна не поймана, но стоит человеку шагнуть в лес, как нет человека. Никаких следов.

После этого генерал с чувством выполненного долга уселся на заднее сиденье.

– Чего застыл? Поехали, – велел он.

Флоров лишь пожал плечами в ответ на такое обращение. Он повернул ключ, мощный дизель взревел, выбросив вверх через трубу гейзер едкого дыма. Флоров приоткрыл спереди шторки и надавил на газ. Покачивая тяжелыми боками, броневик выкатился на открытое пространство.

На улице к ним подъехал привезший их сюда близнец.

– Езжай домой, твоя миссия завершена, – приказал Благоволин, но тот неожиданно заупрямился.

– Я тебя втравил в эту историю, я пойду с тобой до конца.

– Езжай – езжай, ты нам еще понадобишься, – уже более миролюбиво сказал Благоволин. – Через неделю будешь ждать на повороте у Волосатовки, примешь нас обратно.

Когда близнец отъехал, генерал сказал Флорову:

– Не вздумай там возвращаться – не пройдешь.

Вдвоем с генералом они смотрели вслед близнецу, пока тот не скрылся за поворотом.

– Семья все ж, – буркнул генерал.

– Может, я один пойду? – как бы невзначай предложил Флоров.

– Отставить, – опять невежливо оборвал его генерал (все-таки, большой мужлан, подумал Флоров). – Прорвемся, лишь бы они танк на выезде не поставили. Но я провел рекогносцировку – он у них на профилактике.

Танков только нам не хватало, подумал Флоров.

Блокпост огораживали два массивных, обвитых колючей проволокой, шлагбаума – на въезде и на выезде. Между ними в шахматном порядке на дороге лежали бетонные плиты. Так что водителю пришлось бы сбавить скорость и пропетлять. На территории блокпоста также располагались вышка с часовым и обложенный мешками с песком дот с двумя пулеметами, развернутыми на триста шестьдесят градусов.

Командовал постом лейтенант Виктор Борзов, заносчивый, самоуверенный парень. Он носил броскую прическу – гладко выбритый череп с заросшей макушкой. Одетый в шорты цвета хаки и безрукавку, лейтенант лающим голосом отдавал команды солдатам, а когда ему казалось, что те недостаточно быстры, безотлагательно пускал в ход кулаки.

Черный остался доволен результатом осмотра. Здесь Флорову не пройти. Разве что напрягало отсутствие тяжелой техники. Единственный приданный этому блокпосту танк ремонтировали.

Ремонтный ангар располагался в метрах ста. Механик-водитель Куликов лежал под днищем танка. Руки его были стянуты ремнем к корпусу танка, так что со стороны казалось, что ремонт идет со страшной силой, на самом деле Куликов спал.

Шум открываемых ворот разбудил его.

– Васильич, ты? – крикнул он, но башенный стрелок, сидящий снаружи с тлеющей еще сигаретой в руке, по причине сломанной шеи мог разговаривать разве что с Богом.

Черный молча прошествовал по пустому ангару и без лишних разговоров полез внутрь танка. Куликов с ужасом услышал звук заводящегося мотора. Механик стал судорожно отвязывать руки, и в этот момент танк поехал.

Куликов судорожно подтянулся и повис под корпусом машины, подскакивая на каждом ухабе и опасно раскачиваясь между грохочущих траков. Он понял, что долго ему не выдержать.

Надо признать, что Черный не хотел его убивать. Целью его был танк, а на остальное ему было наплевать.

Танк доехал до конца ангара и, когда казалось, что он неминуемо врежется в стену, крутанул полный разворот. Дикая центробежная сила кинула Куликова вбок, и наехавшая на талию гусеница располовинила тело.

Услышав шум, в ангар заглянул один из бойцов, но, разглядев повисшего под днищем механика, успокоился и одобрительно заметил:

– Наконец-то ты за ремонт взялся, Куликов.

Перед блокпостом машин не было, они стали первыми. Генерал достал видавший виды блокнот и стал быстро его листать.

– Пароль меняется каждую неделю, но ключевые слова все время повторяются, – пояснил он. – Я тут просчитал прошлой ночью, получается, что пароль: родник.

– Надеюсь, что ты не просчитался, – сказал Флоров. – Иначе нас обоих в колючку закатают.

– Будь на всякий случай наготове.

– Я уже месяц наготове.

– Добро, – заключил Благоволин.

Шлагбаум перекрывал всю дорогу, оставляя лишь узкую щель в размер машины. Флоров стал заезжать, но стоящий за шлагбаумом часовой велел ему остановиться. Половина машины оказалась на территории поста, половина – снаружи.

– Без команды не встревай, – процедил Благоволин. – В разговор не лезь, говорить буду я.