Текст книги "Провидец. Город мертвецов (СИ)"

Автор книги: Динар Шагалиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 19

Хотя походка у Хромого была весьма перекошенная, с подскоком, поспеть за ним оказалось не легко. Даже молодая и полная жизненных сил Настя сопела и пыхтела на бегу. Дышать становилось все тяжелее: с той минуты, как она очутилась в городе, маска успела основательно забиться и с трудом пропускала воздух. А кожу под маской страшно натирало.

– Погодите, – выдавила она.

– Нет, – отозвался Хромой. – Некогда ждать.

Пришлось ковылять следом. Откуда – то сзади уже доносилась нарастающая разноголосица, пронизанная горем и гневом. Солирующему голосу вторили другие – воем, криками и визгом.

Настя догадалась, что их обнаружили, и перед её внутренним взором истекала кровью растерянная и глупая девица, что ослушалась старшего братца. А затем умирала по той единственной причине, что не вовремя оказалась жива.

Чем дальше они забирались, тем хитрее петляли коридоры, тем сильнее давила со всех сторон темнота. Настя поглядывала на своего провожатого с растущим подозрением.

Ей захотелось даже, чтобы вернулась та принцесса, кем бы она ни была. Быть может, получится задать ей пару вопросов. Может, в неё она не станет кидаться ножами. Может даже, она не мертва. Настя искренне на это надеялась.

Но в ушах её до сих пор стоял оглушительный грохот, потолки и стены складывались пополам, заваливая пространство туннеля. Удалось ли ей ускользнуть? Её утешала мысль, что принцесса уже не юна – а слабаки и тупицы до преклонных лет доживают редко. Настю охватило странное чувство, которого она не сумела понять.

А калека все ковылял и ковылял вперед. Потом вдруг обернулся:

– Ты как, мальчик, идешь?

– Иду.

– Тогда не отставай. Не тащить же мне тебя на руках! К тому же у меня опять пошла кровь. Я не могу все делать за двоих.

– Куда мы идем? – спросила Настя, и голос её прозвучал до того жалостно, что стало даже противно.

– Да туда же, куда и раньше. Сначала вниз, потом на подъем.

– Так мы точно попадем во дворец? Вы не раздумали провожать меня?

– Коли обещал, значит провожу, – сказал Хромой. – В этом городе теперича нет прямых путей. И мне дико жаль, что прогулка выдалась не такой приятной, как тебе хотелось бы. Ты уж прости меня, Христа ради. Я не собирался лезть под нож. Вот, гляди – ка.

Хромой остановился под световым окном и указал на штабель ящиков, увенчанный шаткой лестницей. Ближе к потолку та упиралась в круглую дверцу.

– Нам сейчас наверх. Там может быть опасно, предупреждаю сразу.

– Хорошо, – кивнула Настя, хотя ничего хорошего в этом определённо не видела.

С каждым шагом трудности с дыханием делались все заметнее. Она никак не могла отдышаться, а передохнуть тут было негде.

– Помнишь, что я тебе говорил насчет кадавров?

– Помню...

– Каких бы ужасов тебе про них ни набрехали, – начал Хромой, – в жизни они в два раза страшнее. А теперь слушай. – Он обернулся и погрозил ей пальцем. – Бегают эти твари что надо – куда резвее, чем хотелося. А еще они кусаются, как злобные шавки. Коли тебя укусят, то это место придется оттяпать, иначе ты труп. Усвоил?

– Не шибко… – призналась Настя.

– Ну, на усвоение у тебя осталось минутки полторы, Николай Александрович. Если мы сейчас же отсюда не выберемся, кучерявые черти нас прирежут – ни за грош, от нечего делать. Так что уясни вот что: не шуми, не отставай, а если нас заметят – рви наверх, что есть мочи.

– Наверх?

– Ты меня слышал. Наверх. Кадавры, если раздухарятся, могут и по лестнице влезть, но с трудом и не так чтобы быстро. Коли видишь рядом подоконник, лесенку, да хоть выступ какой… не пасуй. Лезь наверх.

– А вдруг мы потеряем друг друга?

– Потеряем так потеряем, и тогда уж каждый за себя, дружок. Жизнь – штука тяжелая. Только умирать легко.

– А если мы просто разделимся?

– Лезь наверх. Как вскарабкаешься на крышу, дай о себе знать, и я приду, коли смогу. Поэтому заруби на носу: далеко от меня не отходить. Я не смогу тебя защитить, коли ты от всего будешь шарахаться как ошпаренный.

– А я и не думал ни от чего шарахаться, – проворчала Настя.

– Вот и славно, – сказал Хромой.

Из коридора вновь донеслись крики; кажется, они приближались. Прислушавшись, Настя разобрала два или три отдельных голоса, звеневшие от ярости и грозящие немедленным возмездием. На душе было тошно, как никогда: только что у неё на глазах и при её молчаливом участии умер человек. А она стояла в трех шагах и даже пальцем не пошевелила. Чем больше она об этом думала, тем гаже ей становилось. Мысли о городе, кишащем мертвецами, тоже не приносили радости.

Но, как ни крути, она уже влипла – и по самые уши. Пути назад нет. Собственно, у Насти не было ни малейшего представления, куда её занесло, – и выбраться из города самостоятельно она ни за что не сумела бы.

Выходит, ничего не оставалось, как двинуться вслед за Хромым, когда дверь отлипла от стены.

Её взору предстала улица – такая же недружелюбная и безрадостная, как и туннели под ней.

Настя с усердием исполняла указания Хромого: держалась поближе к нему и не делала шуму. Ничего сложного в этом не оказалось: на поверхности царила такая всеобъемлющая и тревожная тишина, что нарушать ее совсем не хотелось. Изредка в незримых небесах у них над головами хлопали крылья, но тут же уносились прочь. Настя в очередной раз задумалась, как же местным птицам удается выжить – как они дышат этой отравой, словно чистейшим весенним воздухом в погожий майский день.

Изводить Хромого вопросами было сейчас не время.

Оттого она хвостиком плелась за своим провожатым, старательно повторяя все его движения. Когда калека прильнул спиной к стене и мелкими шажками двинулся вдоль нее, Настя последовала его примеру. Когда тот затаил вдруг дыхание и обратился в слух, Настя поступила точно так же. Однако в маске такие трюки грозили удушьем: приходилось экономить на каждом глотке воздуха, но даже и это не помогло.

Там, где одежда слабо прилегала к телу – на запястьях, между рукавами и перчатками, и над воротником камзола, – кожа начала чесаться. Вовремя заметив, что Настя с ожесточением возит по шее перчаткой, Хромой покачал головой и шепнул:

– Перестань. Только хуже сделаешь.

Здания казались бесформенными грудами камней, наваленных друг на друга. Окна и двери были либо выломаны, либо заколочены и заделаны. Само собой напрашивался вывод, что в заколоченных домах более или менее безопасно; в случае необходимости можно будет поискать там убежище – надо лишь сообразить, как проникнуть внутрь. Но сказать было проще, чем сделать.

Хромой как-то упомянул, что тут повсюду припрятаны свечи. И вот Настя уже вынашивает планы, как бы от него улизнуть.

Когда она поняла, что именно этим сейчас и занимается, то немало удивилась. Она ведь больше никого не знала в этом городе. Не считая калеки, ему тут встретилось всего двое, но одного из них тот прикончил, а другая пыталась прикончить самого Хромого. Даже если провожатый честен с ней, шансы выжить у все равно пополам – так почему бы не взять дела в свои руки?

Тут ей опять вспомнился тот цыган, и содержимое желудка попросилось наружу. Усилием воли она заставила живот подчиниться.

Хромой сутулой иноходью семенил вперед, плечо его поникло. Дорогу он показывал тростью, в которой, как теперича было ясно, умещалась всего лишь пара зарядов. А что такое две пули против своры кадавров?

Не успела она подумать о них, как откуда – то поблизости донесся негромкий стон.

Оба застыли на месте.

Хромой судорожно завертел головой, высматривая путь к отступлению.

Следом послышался и второй стон, словно в ответ на первый. Вслед за ними послышались шаги – медленные, нерешительные.

Обернувшись, Хромой схватил Настю за лацканы, притянул к себе и тихо прошептал:

– Слушай меня внимательно: пару кварталов отсюда стоит высокая башня, белая такая. Залезаешь на второй этаж. Будет что мешать – сломай. – На одну долгую секунду калека закрыл глаза. Затем открыл и произнес: – А теперича давай деру.

Увы, Настя сейчас никому и ничего не могла дать. Грудь стянуло словно канатами, а ноги вдруг стали ватными.

Первым сорвался Хромой. Увечья увечьями, а бегать он умел. Только не тихо.

При первых же звуках топота стоны взмыли на высокую, визгливую ноту, и где – то в глубинах тумана начали сбиваться в стаю хладные тела. Силы стягивались. Охота начиналась.

Настя часто – часто задышала, пытаясь себя то ли успокоить, то ли раззадорить. Она бросила последний взгляд через плечо. Не увидев ничего, кроме ненасытной клубящейся мглы, собралась с духом и побежала.

Трещины в мостовой чередовались с кочками, причиняя огромные неудобства. Настя оступалась, спотыкался и падала на руки, что раз за разом, словно пара пружинок, тотчас же возвращали её на ноги.

А за спиной катилась шумливой волной орава кадавров.

Дабы не оглядываться, она глядела на кособокую фигуру Хромого, маячившую впереди и неуклонно набиравшую скорость; как это ему удавалось, Настя не представляла. Возможно, Хромой привык разгуливать в маске и не так уж от нее мучился. Или приврал, когда рассказывал о своих увечьях. Как бы то ни было, до белого строения, вынырнувшего неожиданно из желтой пелены, бежать оставалось всего ничего.

Туман разбивался о башню, словно прилив о скалу, затерянную посреди океана.

Вот Настя очутилась уже у ее подножия… и тут начались затруднения. Она понятия не имела, как попасть на второй этаж. Никаких лестниц – ни обычных, ни пожарных. Одни лишь высоченные бронзовые двери, потускневшие от времени и завешенные теперь цепями да заложенные бревнами.

Выставив перед собой ладони, Настя с разбегу налетела на стену башни и лишь так сумела остановиться. От удара руки, которым и так хорошо досталось, засаднили пуще прежнего, но она тут же кинулась ощупывать кладку между заколоченными окнами с затейливыми рамами.

Провожатого нигде не было видно.

– Хромой! – пискнула она, потому как от страха не могла ни кричать как следует, ни хранить молчание.

– Я здесь! – отозвался тот из тумана.

– Где?!

– Здесь, – прозвучало снова, и на сей раз куда громче: теперь калека стоял совсем рядом с ней. – Визжишь, как кисейная девка. Нам за угол, идем. Живей, они на подходе.

– Я их слышу. Они прут…

– …со всех сторон, – закончил за неё Хромой. – Так и есть. Чувствуешь?

Он подтолкнул руку Насти к какому-то карнизу.

– Да, – часто закивала Настя.

– Дуй наверх!

Зацепившись тростью, Хромой взобрался на карниз и полез по хитрой лестнице. Теперь Настя знала, где искать, и без труда ее разглядела: доски и прутья были вделаны прямо в стену.

Только вот подтянуться на выступ оказалось не таким простым делом. Ростом она была пониже калеки, уступала ему в силе и задыхалась от нехватки воздуха.

Вернувшись, Хромой сграбастал её за руку, втащил на карниз и развернул лицом к лестнице:

– Ты как у нас, быстро лазишь?

Вместо ответа, Настя ящеркой поползла по стене. Проверять каждую перекладину на прочность было некогда, авось выдержат. За ней пыхтел Хромой, уже далеко не так резво. Хотя на земле он справлялся более чем пристойно, на подъеме искалеченное бедро давало о себе знать, так что каждый его шажок сопровождался ругательствами и ворчанием.

– Стой, – прохрипел Хромой, но тут на глаза Насте попался небольшой балкончик с окном. Зрелище вселяло надежду.

– Сюда?

– Что? – провожатый вскинул голову, и его шляпа чуть не слетела.

– Смотрите, там окно. Это…

– Да, оно самое. Заползай.

Поперек окна шла скоба, прямо как на печной заслонке. Видимо, ее и надо было дергать. Так она и поступила; рама с протяжным скрипом шевельнулась, но и только. Настя потянула сильнее, и неожиданно створка вышла из переплета, а сама она едва не кувырнулась с балкона.

Меж тем на улице под ними стало темным – темно из – за напирающих друг на друга стонущих тел.

Она перекинула через подоконник одну ногу, потом вторую и через мгновение стояла внутри башни с белеными стенами.

За ней последовал Хромой, но не удержался на ногах и кубарем покатился по полу. Некоторое время он пластом лежал на спине и надсадно дышал.

– Затвори – ка окошко, малой. Отравы напустишь.

– И то верно.

Настя принялась задвигать створку на место. Нашарив трость, калека поднялся на ноги. Сперва его пошатывало, но он быстро поборол слабость. Настя обвела помещение взглядом. Окна не заколочены, воздух явно почище, чем снаружи. Повсюду стояли призрачные силуэты; при ближайшем рассмотрении они оказались мебелью в чехлах. Пощупав один из них, Настя наткнулась на подлокотник – видимо, стул. Вон там – кушетка, а это – стол… Подняв глаза, она увидела скелет люстры – некогда, несомненно, очень красивой, но растерявшей с годами половину хрусталя. Она узнала это место – Царская башня. Выходит, они сейчас в третьем секторе второго кольца.

Вдруг, из отдаленного уголка башни донесся отрывистый треск. По всему строению прокатилось громкое эхо и постепенно растаяло.

– Что это было? – спросила Настя.

– Будь я проклят, если знаю, – отозвался Хромой.

– Мне кажется, это внутри...

– Верно мыслишь, – произнес калека.

Покрепче обхватив трость, Хромой оторвал её от пола и приготовился открыть огонь.

За первым всплеском шума последовал второй, теперь его ни с чем было не спутать: несколькими этажами ниже что – то обрушилось.

– Не нравится мне это, – проворчал Хромой. – Надо бы спуститься.

– Нельзя! – сердито зашептала Настя. – Звук шел снизу. Нам надо наверх!

– Дурак! Вот сунемся туда, кончится лестница и что? Бери нас кто хочет.

На этом их спор и скис, потому как в другой стороне послышался еще один звук – громче и непонятнее. Над головами у них зашумели мощные машины; со свистом и грохотом на башню надвигалась некая громада…

– Господь всемогущий, что за…

Настя так и не закончила вопроса. В один из верхних этажей врезался чудовищных размеров дирижабль. Стекла в окнах задребезжали и мир заходил ходуном.

Хромой бросился к лестнице, словно здание и не сотрясала сверху донизу дрожь.

– Вниз! – скомандовал он и неуклюжей побежкой исчез во мраке.

Сбивчивый топот провожатого бил по ушам не хуже, чем завывания ветра и глухой стук, с которым колотился о стены дирижабль. Когда Настя добралась наконец до лестницы, вздыбившаяся тьма поманила её в свою утробу, но она пересилила себя и тронулась к вершине башни.

А потом тьма стала гуще и хлынула со всех сторон; обрушилась на неё, как вода, как земля, как сам небосвод.

Глава 20

Где – то неподалеку раздался треск дерева. Стоны сразу зазвучали громче – мертвецов не просто стало больше, у них появился какой – то новый повод для волнения.

Я схватил винтовку и прислушался. Могло стать, что гадины проникли в здание, тогда придется расчищать себе путь до самого подвала, но если эти твари последуют за мной вниз, то могут загнать в ловушку.

Хотя, что вверху застрять, что внизу – невелика разница: так и так несдобровать. Лучше держать оружие наготове, а ухо востро.

Вдруг уличная какофония грянула с новой силой. Неужели через подвал уже не сбежать? Дослав патрон, я еще разок выглянул за карниз.

Мертвячья свора то сбивалась в кучу, то распадалась на группы. Число их возросло по меньшей мере втрое. Скромные потери, понесенные ими на лестнице по моей вине, были с лихвой возмещены.

Кажется, входа они так и не нашли. Вместо этого уродцы бросались на доски и кирпичную кладку, но без особого успеха.

Снова послышались грохот и характерный треск сырой древесины. Гадины ответили воем и засуетились.

Да откуда эти звуки? И кто их производит?

– Эй, ты, на крыше «Приморской»! Ты в маске?!

Раздавшийся внезапно глухой голос поначалу меня даже смутил. Звучал он резко и казался особенно чужеродным в этом гиблом месте. Слова доносились откуда – то снизу, но не с самой улицы.

– Кому говорят – ты, на крыше гостиницы! Есть у тебя маска, или ты там помер уже?

Конечно, я не приметил названия гостиницы, но к кому еще мог обращаться голос, как не ко мне? Так что я проорал во всю глотку:

– Да! Есть у меня маска!

– Что?!

– Есть говорю маска!

– Чего орешь! Кто бы ты ни был, пригнись и заткни уши, так их перетак!

Мой взгляд лихорадочно метался над бурлящей внизу толпой.

– Где вы?! – закричал я и почувствовал себя дураком, потому как бушевавшая на улице мертвецкая симфония заглушала любые слова, кто бы и где бы там ни сидел.

– Кому сказано – пригнись и заткни уши, чтоб тебя!

Тут, через дорогу, в окне еще одного заброшенного дома, я заметил возню. Сверкнула ослепительная голубая вспышка, потухла ненадолго и сверкнула ярче прежнего. Одновременно ушей достиг пронзительно жужжащий гул. Звуковая волна рассекла ядовитый туман и со свистом пронеслась мимо, вколотив смысл предостережения мне прямо в мозг.

В третий раз просить не пришлось. Я пригнулся, забился в ближайший угол и прикрыл голову руками. И хотя локти крепко сдавили уши, заглушая все звуки, этого оказалось недостаточно, дабы спастись от всепроникающего электрического писка, острого, как игла. Так я и сидел, таращась на кирпичи, пока по кварталу не прокатился мощный взрыв, сопровождавшийся треском, от которого хотелось вывернуться наизнанку и который длился слишком долго для обычного выстрела.

Когда звуковой шторм растерял свою разрушительную силу и сошел на нет, до меня вновь донесся голос, чеканящий новые команды. Только вот я его не слышал и не мог даже шевельнуться. Руки тисками сжали голову, колени совершенно оцепенели, и мне никак не удавалось с ними совладать.

– Живо поднимайся! – услышал я наконец. – У тебя есть три минуты, пока кадавры не очухались! А если не поспеешь, то пеняй на себя!

Приложив все силы, я сустав за суставом расшевелил сначала руки, затем ноги и рухнул на колени.

Потом присел еще раз, чтобы подобрать соскользнувшую винтовку. Закинув ремень на плечо, подтянул под себя ноги. В ушах все еще звенел тот кошмарный звук.

Позади зиял выход на гостиничную лестницу, дверь тоскливо осела на петлях. Я налетел на неё и чуть не укатился кубарем по ступенькам. Меня изрядно пошатывало, но силы по – тихоньку возвращались. Добравшись до первого этажа, я без особых трудностей перешел на подобие бега.

Все окна в холле были заколочены и мрак стоял кромешный, не считая полосок унылого дневного света, сочащегося из щелей. Привыкнув немного к темноте, я разглядел запыленную стойку портье и опять – таки мозаику следов на полу. Парадная дверь оказались заложена толстенным брусом. Я рванул его вверх и задергал ручкой, но проклятая дверь никак не поддавалась. Не теряя времени, я что есть силы ударил её ногой. Та прогнулась, но выстояла. От второго удара треснули петли, а третий вынес всю дверную коробку.

Сразу за порогом я налетел на своего спасителя. Им оказался невысокий, ниже меня на голову, щуплый господин в потрепанном пальто. Плечи незнакомца укрывали стальные пластины, а на запястьях и локтевых сгибах были вставлены куски самодельной кольчуги. Лицо его закрывала маска с очками и широкополая шляпа.

– За мной, живее! – скомандовал он и легкой поступью сорвался с места.

Хоть и голос его показался совершенно мальчишеским, мне не оставалось ничего как подчиниться.

И улица, и тротуары были завалены трепыхающимися и рыкающими телами живых мертвецов. Под подошвами ломались руки и трещали ребра. Неудачно поставив ногу, я проехался каблуком по лицу покойницы и содрал с ее черепа лоскут гнилой кожи, который тут же размазался по мостовой.

Они лежали повсюду: прямо под ногами и чуть поодаль, пластом вытягивались вдоль бордюров и приваливались к стенам, безвольно высовывали языки и ворочали мутно – желтыми глазами.

Однако, вскоре стало понятно, что к ним возвращалось некое подобие жизни. Руки подергивались бодрее, чем прежде, и уже не так беспорядочно. Ноги изгибались так и сяк, стремясь принять вертикальное положение. С каждой секундой они все ощутимее приходили в чувство, если таковое у них еще имелось, или, по меньшей мере, припоминали простейшие двигательные навыки.

Наконец, мы миновали последний завал из мертвых тел.

– Давай туда!

Незнакомец указал на облицованное камнем строение, украшенное скорбными изваяниями сов. Надпись над входом гласила, что некогда в нем располагался банк. Парадная дверь была наглухо заколочена обломками ящиков, окна перегорожены решетками.

Тот вдруг выудил из-за пояса причудливо изогнутый молоток, к которому крепилась длинная пеньковая веревка, и забросил на балкон. Там крюк за что – то зацепился, незнакомец дернул его на себя и выдвинул раскладную лестницу. Та, лязгая, развернулась с размеренной грацией разводного моста, опущенного слишком поспешно.

Под моим весом лестница заходила ходуном. Когда ко мне присоединился незнакомец, конструкция затрещала и дрогнула, но удержалась на месте. Держать на себе двух человек зараз ей было явно не по душе, о чем она и сообщала при каждом нашем движении, испуская зловещие скрипы.

Незнакомец похлопал меня по заднику сапога, привлекая внимание:

– Вот. Третий этаж. Окно не бей. Открывается как обычно.

Кивнув, я перелез с лестницы на балкон. Окно было затворено, но не заколочено. У самого подоконника виднелась деревянная задвижка. Я поднял ее, и створка открылась.

Когда мой спаситель перебрался вслед на балкон, лестница сама собой стала складываться. Хитрые пружины, опускавшие и поднимавшие ее, вернулись на место и подняли конструкцию, так что мертвецам не достать, даже самым долговязым и длинноруким.

Я пригнул голову, повернулся боком и влез в окно.

Незнакомец юркнул следом. Спешки его как не бывало: ускользнув от гадин под надежное прикрытие старого банка, он позволил себе расслабиться и улучил минутку, дабы проверить свое снаряжение.

Он ловко обернул веревку вокруг локтя и ладони, смотал в кольцо и вместе с искалеченным молотком навесил обратно на пояс. Следом запустил руку в заплечную кобуру и поставил на пол устройство в форме длинной трубки. Оно могло бы сойти и за бракованное ружье, только спусковой крючок заменяла медная лопатка, а дуло перекрывала мелкая решетка.

– Эта она так пищала? – спросил я, переводя дыхание.

– Она родимая, не я же, – откликнулся господин. – Перед вами, сударь, Оглушающая Пушка Кулибина, в народе – Глушило. Вещь ядреная, но не без изъяна.

– Три минуты?

– Агась, около того. Питание вот тута, – он показал на рукоять, опоясанную тоненькими медными и стеклянными трубками. – Только опосля её вечность заряжать надобно.

– Вечность?

– Ну, минут пятнадцать. Тут от всякого зависит.

– От чего же?

– От статического электричества, – пояснил он и махнул рукой. – Дальше можете не вопрошать, темный лес это всё.

– Никогда таких не видел. Весьма полезная в хозяйстве. А кто такой этот Кулибин? Он же ещё в 1818 помер.

– А мне почем знать, – пожал он плечами. – Зовёт себя Кулибиным. Умелец он тутошный.

– Скажите, голубчик, сколько ему примерно лет?

– Много будешь знать – скоро состаришься, – прищурился под очками незнакомец. – Оченно уж вы, сударь, словоохотливый... Кто ты и что делаешь в нашем городишке?

– Так, хожу по своим надобностям, – ответил я, опасаясь болтнуть лишнего. – Местный я.

– Коли ещё раз обманешь, – показал он на меня пальцем, – я уйду, а ты сгинешь тут задарма. Усёк?

Юнец был прав, и я прекрасно это понимал. Оттого, глубоко вздохнул и сказал:

– Я ищу сестру. Скорее всего, она проникла сюда прошлой ночью, или чуть раньше, через старую канализацию.

– Она обрушена, – возразил он.

– Да. Мне уже сказали... – согласился я, присаживаясь на подоконник. – Вы уж не серчайте. Дело тонкое. Кому тут доверять я не ведаю. Оттого и спросить не решаюсь.

– Так как ты её найти сумеешь, если и спросить у людей не можешь? Чудной ты, сударь.

– Вы первый, кого я встретил. К тому же – я знаю куда она держит путь...

– И куда же?

– Будешь много знать – скоро состаришься, – хмыкнул я.

– Ладушки, окунул, – глухо рассмеялся незнакомец, – Счёт открыт. Чудной ты, и не злобный. Пойдем. Отведу тебя к людям. Поспрошаешь за свою сестричку. А то, от меня проку точно нет.

– К каким людям?

– К надежным, – ответил тот, положив «Глушило» на плечо.

– Быть может, хотя бы познакомимся, ради приличия? – спросил я, поднимаясь на ноги.

– Позже, – ответил он, разворачиваясь к двери. – Время уходит.

Он повел меня вниз по лестнице. У входа в главный вестибюль, напрочь лишенный окон, стояла керосиновая лампа. Незнакомец зажег ее и двинулся в сторону подвала.

Вволю насмотревшись на его спину, маячившую впереди, я уже на лестнице сказал:

– Я вам безмерно благодарен. Надобно было сделать это сразу, каюсь. Простите меня.

– Просто делаю свою работу, только и всего, – отозвался он.

– Так вы здесь на правах встречающего?

Он покачал головой:

– Нет, но приглядываю за шумливыми чужаками вроде тебя. Детишки – то обычно пробираются сюда тихой сапой да помалкивают. А вот если заслышим выстрелы и грохот, то мне уже положено выходить на проверку, – язычок пламени затрепетал и ему пришлось встряхнуть керосин в светильнике. – Всякий люд тут околачивается, так их перетак.

На первом этаже нас поджидала дверь, промазанная дегтем по всем стыкам. Поверх каждой щелочки были прибиты полоски прорезиненной кожи.

– Как только я открою дверь, мигом ныряй внутрь. Усек? – Он передал мне лампу. – Я тотчас за тобой.

– Усек.

Выудив из кармана штанов почерневшую связку железных ключей, он подобрал нужный и ткнул прямиком в пломбу, где я никак не думал увидеть замок; однако ключ провернулся, механизм щелкнул, и все было готово.

– Грамоте обучен? – уточнил незнакомец.

– Да, – кивнул я. – Не смейте волноваться.

– Тогда на счет «три». Раз, два… три.

Он потянул задвижку, дверь со чмоканьем ушла внутрь, и я скользнул в темноту. Мой провожатый, как и обещал, влетел следом, плотно притворил дверь и запер ее.

– Чуток осталось, – заверил он, после чего забрал у меня светильник и зашагал дальше, раздвигая свисавшие с потолка резиновые ленты.

Куцый коридорчик упирался в странного вида дверь, которая больше походила на матерчатую ширму, чем на преграду. Как и все остальные двери, по краям она была уплотнена специальными полосками, но, в отличие от остальных, пропускала воздух.

Прижав к ней ухо, я явственно ощутил сквозняк.

– Внимание. Правило то же, что и раньше: не мешкать. Раз, два… три.

На этот раз копаться с замком надобности не было. Дверь по рельсу уехала в стену, заскрипев всеми своими уплотнителями.

Заскочив в следующую комнату, в тусклом свете лампы я увидел на столе свечные огарки. К нему же были приставлены шесть старинного вида венских стула; за ними виднелись какие – то ящики, снова свечи, и еще один коридор с шелестящими резиновыми завесами, к которым я уже и подпривык.

После непродолжительной возни незнакомец управился наконец с дверью, прошел в дальний конец комнаты и начал зажигать свечи от лучины.

– Чувствуй себя как дома. Маску можно снять.

Стальные наплечники и наручи незнакомца один за другим с лязгом перекочевывали на стол. Последней туда плюхнулась звуковая пушка.

– Пить хочешь? – спросил он, стягивая очки и маску.

– Было бы весьма не...

Я осекся и застыл в смятении.

– Чего рот разинул? Смотри – вмиг бубенцы отстрелю.

– Что вы, – ответил я, смутившись. – И в мыслях не было. Просто я...

– Не ожидал увидеть девицу? – спросила она, распуская пучок на макушке. Пряди черных вьющихся волос легли на её плечи.

Несмотря на хамоватую манеру речи, в выражении миловидного лица было нечто особенно ласковое и нежное. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза с неприкрытым интересом смотрели на меня.

– Пелагея, – протянула она мне руку.

– Николай. Николай Александрович.

Я пожал маленькую, поданную мне руку и, словно чему – то особенному, обрадовался энергичному пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула мою руку.

– Будем знакомы, Николай.

Она не была похожа на светскую даму, а скорее походила на двадцатилетнюю девицу по гибкости движений, свежести и установившемуся на её лице оживлению, если только не грустное выражение глаз, которое поражало и притягивало к себе.

Запустив руку в один из ящиков, Пелагея достала оттуда две кружки и две же рюмашки. Она щедро зачерпнула воды из стоящего в углу бочонка и выудила из другого ящика початую бутыль.

– Это местная наливочка, – пояснила она, разливая мутную, дурно пахнувшую жидкость по грязным рюмкам. – Для гостя можно и с ежевичкой плеснуть. Давай, вздрогнем за знакомство.

Мы чокнулись, соблюдая приличия, и я махом осушил содержимое. Внутри вдруг разразился настоящий пожар, а настойка тут же стала проситься обратно.

– Ну как? – спросила она, хлопнув рюмашкой по столу. – Чувствуется вкус ежевики?

– Как с куста откушал, – ответил я, протирая слёзы.

Пелагея звонко рассмеялась.

– Если к ней привыкнешь – вполне сносная вещь, – пояснила она.

– Будем знать...

– Ну что, Николай Александрович, добро пожаловать в подполье.