Текст книги "Провидец. Город мертвецов (СИ)"

Автор книги: Динар Шагалиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Это были уволенные в запас. По окончании службы они, промотав бывшие у них на дорогу деньги, решили попытать счастья на большой дороге и вернуться на родину с «капиталами». Не попадись они на последнем деле, их нелегко было бы разыскать, так как они уже решили не откладывать более отъезда. На долю каждого приходилось по шестьдесят рублей, и они решили этой суммой удовольствоваться.

Всё это я отобразил в рапорте и положил на стол к Фёдору Михайловичу, который сегодня так и не явился. Уставший телом, но бодрый душой, покинул я контору далеко за полночь.

Глава 6

Неслыханное кровавое злодеяние навело панику на жильцов дома на Николаевской. С той лестницы, на которой оно произошло, съехали и граф, и генерал. Они предпочли заплатить домовладельцу неустойку по контракту. Остался один инженер. Но вскоре, 22 мая, в доме появился новый жилец, занявший ту самую квартиру, которая пустовала. Это был высокий представительный господин, очень богатый. Обстановку навезли великолепную. С барином появился лакей, другой прислуги не было. Должно быть, барин был веселого нрава и большой охотник до смазливеньких личиков, потому как он очень уж стал заглядываться на хорошенькую горничную инженера. Встретил её будто ненароком у двери квартиры инженера – и давай шутки шутить. Та сначала робела. Видимое ли дело, чтобы такой важный барин и зарился на простую горничную?

– Ну, красавица, как прыгаешь?

Та глазки лукаво опустит, передничек перебирает.

– Благодарствуйте... Живем...

– А что у тебя сережки такие плохенькие? При такой красоте и камушки поддельные! Ай-ай-ай!

Вспыхивала Маша.

– Денег не накопила на дорогие.

И обдавала барина задорно – лучистым взглядом. А на следующий день глядь – барин футляр ей подносит.

– На, воструха, носи такие вот.

Ахнула только Маша, поглядела на сережки. Господи, красота – то какая. За сережками последовали брошь, колечко, браслетка. Дальше – больше, и Маша пригласила доброго барина к себе.

– Барина сегодня не будет. Ужо приходите.

И барин пришел. Но чудным показался он Маше: не к ней с ласками, а квартирой больше все интересовался. Несколько раз за вином ее посылал.

– Сходи, воструха, купи шампанского. Только смотри, чтоб никто не видел. Понимаешь?

– Понимаю.

– А десятку вот тебе на конфеты.

«Чудной, право, чудной! И за что только он мне подарки дает? Ничего от меня не желает...», – думала Машка.

А в то время, когда она ходила за вином, барин все высматривал в квартире, словно искал чего – то.

«В чем разгадка... Гм... Так или не так? Неужели ошибся?» – бормотал он.

Услышав, что Маша вернулась, вышел барин из кабинета особенно радостный.

– Что это вы, барин, вдруг такой веселый? – лукаво спросила Маша.

– Тебя вижу, воструха! – усмехнулся барин. – Вот и весёлый. Однако, пора мне. Дел не в проворот. Смотри, веди себя хорошо.

С этими словами барин покинул квартиру, вышел во двор и сел в бричку, которая отвезла его прямиком в тюрьму, в это унылое и мрачное здание. Тюремный надзиратель, поставив двух конвойных у дверей камеры, ввел барина в камеру.

Осип Лаврентьев сидел, опустив голову на руки. При виде барина он вздрогнул и встал.

– Ваше высокородие, вы ли это? – удивленно спрашивал швейцар, – Обрядились – то как дивно. Не узнать вас.

– Я это, Лаврентьев, я, – улыбнулся Фёдор Михайлович, – Скажи – ка, ты клянешься, что это страшное убийство не дело твоих рук?

– Клянусь, Ваше высокородие. Сам не знаю, за что позор такой, муку принимаю...

– Хорошо. Надейся на меня, может быть, дело это повернется иначе.

– Ваше высокородие! Явите Божескую милость...

– Ладно, ладно... А теперь отвечай на мои вопросы. Того инженера, который живет по вашей лестнице, хорошо знаешь?

– Знаю-с, Ваше высокородие ... Барин добрый, щедрый...

– Живет один, только со своей прислугой?

– Так точно. Он женат, а только, стало быть, с супругой не живёт.

– Эта прислуга – её ведь Машей зовут? Не балуется с барином?

Лаврентьев отрицательно покачал головой.

– Нет, Ваше высокородие, коли правду говорить, так у ней шуры – муры заведены с племянником нашего управляющего.

– Часто отлучалась она из дома?

– Частенько.

– На ночь?

– Так точно. Барин её сам отпускал: «Сегодня можешь идти со двора к своим родственникам, потому – что я не приеду ночевать». Возвращался часам к двум дня.

– В ту ночь, когда случилось убийство, была она дома?

– Не могу точно сказать, Ваше высокородие, не приметил.

– Ключа от парадной двери у инженера не было?

– Надо полагать, что нет, потому что они всегда звонили.

Статский советник погрузился в раздумье.

***

Утро сегодня выдалось на редкость прекрасным. Улицы ещё были застланы туманом, однако трава, примятая ночной сыростью, уже расправляла стебли, потягиваясь к солнцу. Ночной ветер, хоть и на короткое время, разметал и выгнал из города серый смог, оттого дышалось удивительно легко. В воздухе ещё пахло травой, бархотками и свежей сдобой. Где-то на соседней улице слышался стук подков первых конок, а перед глазами мелькал редкий рабочий люд, что вставал спозаранку.

Рядом со мной, в легком, серо-зеленом барежевом платье, в белой тюлевой шляпке, в шведских перчатках, свежая и розовая, как это летнее утро, но с не исчезнувшей еще негой безмятежного сна в движениях и во взорах, шла Настенька. В свой выходной день, по обыкновению, она старательно выгуливала меня до начала службы. За плетеным столиком, в тени трактирного навеса, мы выпили по чашечке ароматного кофия, что нынче стали подавать по цене кобылы, и я, нежно распрощавшись с сестрицей, отправился в контору.

Проходя мимо торговой бани, у самого крыльца, попался мне на глаза до полусмерти избитый гражданин, в одном лишь исподнем белье, которого оформляли двое городовых. По всей видимости был он банным вором, которые были головной болью держателей бань. Я этой братии за свою службу навидался достаточно.

Бичом помывочных, особенно простонародных, были кражи белья, обуви, а иногда и всего узла у моющихся. Были целые корпорации этих самых банных воров, выработавших свою особую систему. Они крали белье и платье, которое сушилось в «горячей» бане. В бытность свою, пришлось мне колоть одного такого прощелыгу, который рассказал мне, как эта схема работала. А делалось это следующим образом: воры «наподдавали» на «каменку» так, чтобы баня наполнилась облаком горячего пара; многие не выдерживали жары и выходили в мыльню. Пользуясь их отсутствием, воры срывали с шестов белье и прятали его тут же, а к вечеру снова приходили в бани и забирали спрятанное. За это приходилось расплачиваться служащим в банях из своего скудного содержания.

Была еще воровская система, практиковавшаяся в «дворянских» отделениях бань, где за пропажу отвечали кусочники – заместители хозяина.

Моющийся сдавал платье в раздевальню, получал жестяной номерок на веревочке, иногда надевал его на шею или привязывал к руке, а то просто нацеплял на ручку шайки и шел мыться и париться. Вор, выследив в раздевальне, ухитрялся подменить его номерок своим, быстро выходил, получал платье и исчезал с ним. Моющийся вместо дорогой одежды получал рвань и опорки.

Банные воры были сильны и неуловимы. Некоторые хозяева, чтобы сохранить престиж своих бань, даже входили в сделку с ворами, платя им отступного ежемесячно, и «купленные» воры сами следили за чужими ворами, и если какой попадался – плохо ему приходилось, пощады от конкурентов не было: если не совсем убивали, то калечили на всю жизнь.

Во всех почти банях в раздевальнях были деревянные столбы, поддерживавшие потолок. При поимке вора, его, полуголого и босого, привязывали к такому столбу поближе к выходу. Между приходившими в баню бывали люди, обкраденные в банях, и они нередко вымещали свое озлобление на пойманном.

В полночь, перед закрытием бани, избитого вора иногда отправляли в полицию, что бывало редко, а чаще просто выталкивали, несмотря на погоду и время года...

Размышляя о насущном, я приехал на службу, и застал Купцова за странным занятием – он рисовал женскую головку.

– Какие люди, Фёдор Михайлович, – поприветствовал я статского советника, крепко поручкавшись. – Я уж, грешным делом, думал, что не суждено нам больше свидеться.

– Разве? – Он посмотрел на меня, улыбнулся и уселся обратно на стул.

– Ну, разумеется. Второй день от вас ни слуху, ни духу. Это форменное хулиганство.

– Не сердитесь, голубчик: я был очень занят.

– В этом, Ваше высокородие, я не сомневаюсь. Но не будете ли так любезны сказать, чем именно?

– Флиртом.

– Я не ослышался, Фёдор Михайлович?

– Вы ещё молоды, Николай Александрович, на уши, вероятно, крепки.

– Это прекрасная новость, – сказал я искренне. – Уверен, она великолепна.

– О, еще как! – ответил Купцов, не отрываясь от листка.

Карандаш в его руках ловко бросал линии и очертания. К художествам у Фёдора Михайловича был невероятный талант.

– Что рисуете?

– Как видите, хорошенькую женскую головку. Впрочем, вы скоро увидите и оригинал.

Купцов нажал на звонок и тотчас в кабинет вошел дежурный.

– Попросите, Жеребцов, нашу агентшу.

Через минуту вошла наша старая знакомая, принимавшая выдающееся участие в целом ряде замечательных дел, раскрытых статским советником. Звали её Ольгой.

– Ну, душа моя, предстоит нам одно дело, – весело произнес Купцов.

Глаза даровитой профессионалки – сыщицы загорелись огнем фанатической радости.

– В чем дело, дорогой Фёдор Михайлович? Я так рада... Я давно не принимала участия в серьезных сражениях...

– Ну вот, теперь оно у нас на носу. Ведите эту штучку? – Купцов показал свой рисунок. – Перевоплотиться можете?

– Постараюсь, – ответила Ольга, взяла листок и грациозно выплыла из кабинета, покачивая крепкими бедрами.

Я ровным счетом ничего не понял, но и вопросов задавать не стал. Зная Фёдора Михайловича, он сам вскоре всё прояснит. Тем более, он углубился в просмотр каких-то писем.

– Читал давеча ваш рапорт, Николай Александрович, – обратился ко мне Купцов, протягивая конверт. – Я вами горжусь, знайте это. Представляете, как обер – полицмейстер станет плясать от радости?

– Не шибко, – признался я, с улыбкой пряча конверт во внутренний карман жилетки.

– Поверье, это отвратительнейшее зрелище.

Прошло, примерно, с полчаса.

– Хорошо? – раздался звучный голос агентши, впорхнувшей в кабинет.

Перед нами была совсем незнакомая женщина с красивым восточного типа лицом. Черные как смоль волосы были причесаны по – модному, назад, вуаль, касторовая шляпа с загнутыми полями, с огромными перьями...

– Отлично! – воскликнул Купцов. – Я вижу, что уроки грима вы усвоили превосходно. Ввиду того, что я не знаю, когда именно мне потребуется ваше участие, попрошу вас сегодня безотлучно находиться здесь. А покамест ступайте, душа моя, ступайте.

Мы остались одни.

– Николай Александрович, – начал Купцов, прохаживаясь по кабинету, – Вы хорошо знакомы со случаями «преступно – болезненной мании мести»? Такое состояние душевной прострации, патологического аффекта, длительного, существует в психиатрии?

– Безусловно, Ваше высокородие. Мания преследования выражается в том, что одним больным кажется, что их преследуют, другим – что они должны преследовать.

– Так... так, – пробормотал Купцов. – Но, не правда ли, какая художница моя агентша? Молодец! Живой портрет! Живой!

***

Высокий элегантный господин инженер поднимался по лестнице. На третьей ступеньке он столкнулся с новым жильцом, господином с черными бакенбардами.

– Простите, пожалуйста, вы, кажется, инженер Власов?

– Да, это я. Что вам угодно?

– Стало быть, соседушка мой. Очень приятно. – Барин назвал себя, и джентльмены обменялись рукопожатиями.

– Видите ли, господин Власов, швейцар – он у нас новый – по ошибке вложил в мой почтовый ящик это письмо. Не вам ли оно адресовано?

Инженер взял письмо и сильно побледнел.

– Что это? От неё?.. Благодарю вас... Да, письмо адресовано мне.

Он тут же нервно разорвал конверт и стал читать. Лицо его стало принимать все более злорадно – торжествующее выражение.

– Ох, как я вам благодарен, что вы вручили мне это письмо!

– Помилуйте, за что же... вы поступили бы, я не сомневаюсь, точно так же.

– Глупый швейцар! – злобно прошептал инженер. – Хорошо, что так вышло...

– А вы, господин Власов, жили еще при старом?

– Да.

– Скажите, правда, будто в этом доме недавно случилось зверское злодеяние?

– Да. Здесь нашли убитую женщину… даму из высшего света... Разве вы не читали?

– Я мало читаю газеты... До меня доходили какие – то слухи... Где же её нашли?

– Вот здесь... Видите, там... ниже… на площадке...

– Горе то какое, – покачал головой господин с черными бакенбардами. – Какой негодяй на такое способен?

– Швейцар. Он арестован и сидит в тюрьме.

– Слава Богу! – вскинул господин руки. – За что загубили то, не знаете?

– По-видимому, с целью грабежа... У него нашли бриллиантовое кольцо с руки убитой... Вообще это очень темное дело. Я сильно сомневаюсь, чтобы правосудие пролило истинный свет на злодеяние. Инженер сухо рассмеялся.

Глава 7

Я, предчувствуя, что в эту ночь должно разыграться нечто знаменательное, находился в кабинете Купцова и вел оживленный разговор с Олей. Статский советник вошел в кабинет с часами в руках, что – то чиркнул на бумаге и, позвонив, отдал дежурному чиновнику.

– По назначению! – лаконически бросил он. Потом повернулся к нам.

– Ну, душа моя, одевайтесь. Где ваше домино и маска? А вы, голубчик, имеете желание проехать в маскарад?

Я, само собой разумеется, согласился.

Затем он стал подробно объяснять Оле, что она должна делать и говорить:

– Вы приедете в маскарад. Встаньте у третьей колонны справа. К вам подойдет высокий господин в черном домино, с красной гвоздикой в петлице. Имейте в виду – это ваш муж... Вы же, голубчик, ходите в стороне и будьте на чеку. Уже на месте получите распоряжения. Отправляйтесь сейчас же, я прибуду чуть погодя.

Бал благородного собрания проходил в богато убранной зале дома на Невском проспекте, к которому съезжались вельможи и важные дворяне, в своих огромных высоких каретах с откидными лесенками у дверец. Сзади на запятках стояли, держась за ремни, как правило, два огромных гайдука, два ливрейных лакея, а на подножках, по одному у каждой дверцы, по казачку. На их обязанности было бегать в подъезды с докладом о приезде, а в грязную погоду помогать гайдукам выносить барина и барыню из кареты на подъезд дома. Карета запрягалась четверней цугом, а у особенно важных особ – шестерней. На левой, передней, лошади сидел форейтор, а впереди скакал верховой, обследовавший дорогу. На самоходных колясках таким особам передвигаться было не по чину.

Внутри огромная зала была битком набита веселой маскарадной публикой. От массы ярких разнообразных костюмов рябило в глазах. Пахло духами, разгоряченным потом и косметикой. Прелестные звуки томного штраусовского вальса заглушали тихий смех и оживленную болтовню масок. Я был в домино, чувствовал себя, признаться, чрезвычайно глупо. Несколько масок с веселым смехом окружили меня, стали тормошить. «Это, наверное, какой – нибудь ученый медведь!» – «Или ревнивый муж, отыскивающий свою благоверную!» – «Маска, да не будь таким букой, пойдем пить шампанское. Бокал холодненького?». Я отбивался от этих хорошеньких маскарадных пчел и вдруг услышал тихое восклицание:

– Бедный помощник!

Я живо обернулся: «Кто меня узнал?» – пронеслось в голове. Высокая дама в домино и маске прошла мимо. Я последовал за ней, расталкивая толпу. Несколько раз маска оглядывалась: «Ах, помощник, помощник!»

– Кто ты, прелестная маска, почему ты думаешь, что я – помощник?

Высокое домино рассмеялось.

– Я Аэндорская волшебница, мне ведомо абсолютно всё, – кокетливо ответила она и растворилась среди масок.

Что – то знакомое уловил я в голосе таинственной незнакомки. Тут я, однако, вспомнил, что явился в маскарад, чтобы наблюдать за таинственной историей, начатой Купцовым. Где же он сам? Как найти его в этой толпе? Я взглянул на третью колонну, около нее стояла женщина в черном домино – наша Оленька. Я подошел ближе, стараясь оставаться незамеченным. К ней подходил высокий господин в черном домино с красной гвоздикой.

– Итак, это вы, сударыня? – Сколько злобы, презрения и ненависти звучало в голосе. – Я получил ваше письмо и, как видите, явился.

– Благодарю вас, – отвечала агентша.

– О, не за что! Это не будет для вас особенно приятно. Почему вы назначили мне свидание здесь?

– Потому, что я знаю, что вы часто бываете в маскараде.

– Ого! Вы следите за мной? С какой целью?

– Я – ваша жена, если вы запамятовали!

– Что? И вы... вы смеете еще говорить об этом после того, как покрыли меня позором?

– Я сознаюсь... Я согрешила... но вот уже два года я искупаю вину невыносимыми страданиями. Вы вышвырнули меня с ребенком на руках, без всяких средств. Голод, холод, унижения... Мой малютка умер...

– Лукавая тварь! Вы так умеете притворяться, что даже меняете голос, я не узнаю его...

– Два года таких страданий... Сжальтесь надо мною! Вы очень богаты...

– Никогда, ни за что! Я поклялся мстить вам страшно, и не только вам, но и всем женщинам, изменяющим своим мужьям.

Что – то зверское, фанатически – безумное зазвучало в его голосе.

– Нет, нет… вы сжалитесь... поедемте отсюда...

– Хорошо, поедемте. Очевидно, сама судьба требует этого!

Парочка публично взялась за руки и направилась к выходу.

– Скорее, голубчик, к выходу. Нам надо ехать! – Высокая дама в домино, что манила меня с собой, вдруг, откуда не возьмись, схватила меня за руку.

Великий Боже, это был Фёдор Михайлович ...

***

Мы мчались в карете с быстротой молнии. Купцов посмотрел на часы. Я машинально потянулся к своим, однако вспомнил, что их у меня отняли те бродяги с дороги. Надо бы прибарахлить себе новых, как только подвернется оказия.

– Второй час. Это отличный час, – говорил взволнованно Фёдор Михайлович.

Карета остановилась у подъезда дома на Николаевской.

– Скорее, скорее, голубчик!

Купцов открыл парадную дверь своим ключом. Нас встретил швейцар – агент.

– Ну, прячьте Николая Александровича и притворитесь спящим. А кстати, возьмите этот дурацкий балахон, – И статский советник, оставшись в женском платье, бросился вверх по лестнице.

Прошло несколько минут, показавшихся мне вечностью. Вдруг наш агент тихо прошептал:

– Тс-с, ни звука... ключ...

Дверь беззвучно распахнулась... Появились дама и господин.

– Идите тише! – господин осторожно приоткрыл дверь швейцарской, из которой доносился богатырски храп. – Отлично, – еле слышно пробормотал он.

Пропустив даму вперед, инженер стал подниматься по лестнице.

Едва горничная впустила барина с дамой, как Купцов, ловко открыв замок, как тень скользнул туда же. Расположение комнат было ему хорошо знакомо, и через несколько секунд он очутился в комнате горничной. Та при виде высокой дамы с седыми бакенбардами испуганно вскрикнула.

– Молчи, Маша, не кричи, голубка! Ведь это я! – прошипел Купцов.

– А зачем же вы в платье женском? – в тон ему спросила Маша.

– Я в маскараде был...

– Так вы с черной бородой?!

– Я тогда красился, – улыбнулся Купцов и быстро стал снимать женское одеяние. Через несколько секунд перед Машей стоял действительно «тот самый барин», но только постаревший, с седой бородой.

– Ах, уж и затейник же вы, барин...

– Слушай, Маша, внимательно. Я – статский советник сыскной полиции. Надо мне страшного злодея поймать, вот для чего я с тобой амурную канитель разводил.

– Злодея? Какого злодея? – обомлела Маша.

– Барина твоего... Ведь это он зарезал ту женщину, а вовсе не швейцар Осип.

– Барин убил?!

– Да, да... Ну, а теперь слушай. Я тебе дам награду, но ты сейчас должна молчать и не выходить из комнаты. Я пойду туда и буду следить...

Кабинет тонул в полуосвещении карсельской лампы, прикрытой зеленым абажуром. Инженер крупными шагами ходил по кабинету.

– Вы помните ту ночь, когда я застал вас с любовником?

– Пощадите... Неужели вы не имеете ни капли милосердия?

– А вы меня тогда щадили?! Ну, вы помните?.. Негодяй успел удрать, а вас... я не тронул и пальцем. Я дал себе клятву мстить всем женщинам, изменяющим мужьям! Мстить страшно, так, чтобы они ревели и стонали от боли, корчились в нечеловеческих муках!

Что – то животное и кровожадное зазвучало вдруг в голосе инженера. Он сделался страшен.

– И я... сдержал свое обещание, – продолжил он, – Я стал подло ухаживать за чужими женами с единственной целью: добившись их падения, тут же кончать с ними, вспарывая им живот. Я решил наслаждаться, упиваться их стонами... И я, – он подошел к своей «жене», – и я уже отправил одну тварь на тот свет. Я отомстил ей за мужа, подло ею одураченного...

– Так это страшное убийство женщины... вспоротый живот... дело твоих рук?!

Безумный хохот прокатился по кабинету.

– Да, да, моих!

Охваченная паническим страхом, женщина заметалась по комнате.

– Ты не уйдешь отсюда... мстя за свой позор другим женщинам, я было совсем забыл о тебе. Но ты, незваная, сама явилась ко мне... прошлое воскресло... это перст судьбы... Ты должна кровью искупить свой проклятый грех!

Инженер выхватил большую бритву и бросился вперед. Женщина упала, сбитая сильным ударом ноги.

– Спа... спасите!

– Не кричи, проклятая!

Купцов вышел из засады с револьвером в руке.

– Инженер Власов, вы арестованы!

С диким криком испуга и бешенства он повернул голову к Фёдору Михайловичу. В ту же секунду, не вставая с ковра, Оля ухватила его за ноги.

Действовать стоило быстро. Я, покинув свое укрытие, за два шага взмыл в воздух, подтянув под себя ноги. Словно пушечное ядро, ударились инженеру в грудь подошвы моих ботинок. От удара маньяка подняло в воздух и отшвырнуло на пару саженей. Он упал на спину, ударился затылком об пол и застонал. Страшная бритва со звоном отлетела в сторону. Ещё через мгновенье всё было кончено – Власов был скручен прибежавшим на помощь «швейцаром» и мной.

Прошло около часу, и в кабинете несчастного убийцы находился уже полный состав судебно – следственных властей. Все поздравляли Купцова. Инженер, как ни странно, совершенно успокоился.

– Вы распорядились об освобождении Лаврентьева, Вадим Петрович? – обратился статский советник к прокурору.

– Да, дорогой Фёдор Михайлович. Как удалось вам напасть на верный след?

– Я с самого начала был убежден, что швейцар не повинен в убийстве. Так простые люди не убивают. Руку он мог порезать, а кольцо могли подбросить или потерять. Осматривая комнату убитой, я нашел маскарадную маску. Узнав, кто живет на этой лестнице, я остановил свое внимание на инженере. Заведя интрижку с горничной, мне удалось проникнуть в его квартиру, где нашел письма жены и ее портрет, на обороте которого была надпись: «Каждый раз, когда я буду мстить, я буду глядеть на твое проклятое лицо». Тогда мне все стало ясно. Но у меня не было прямых, бесспорных улик. А я ведь, как вам известно, господа, люблю ясные, неопровержимые факты. Моя милая барынька чудесно сыграла роль жены. Остальное вам известно.

Купцов подошел к Власову, который стоял, закрыв лицо руками.

– Мне искренне, глубоко жаль вас, господин Власов. Вы, очевидно, страдаете нервным расстройством. Я постараюсь облегчить вашу участь своими показаниями. Я надеюсь, господа, что и вы поможете? – обратился он к следователю и прокурору.

– Безусловно, Ваше высокородие! – воскликнули оба, – Вместо каторги он попадёт на излечение. Уж мы постараемся.

– Ну что же, господа, – торжественно сказал Купцов, – тогда предлагаю на днях отметить это блестяще закрытое дело.