Текст книги "Провидец. Город мертвецов (СИ)"

Автор книги: Динар Шагалиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Настя сползла по дверному косяку и зажала рот ладонями, сдерживая крик.

На миг она явственно ощутила вкус крови, заляпавшей кожаный фартук, размазанной по половицам двумя парами подошв, но вскоре осознала, что и боль, и кровь – её собственные: она в порыве ужаса прикусила себе нижнюю губу. От увиденного зрелища ей сделалось дурно и появились рвотные позывы.

Однако, сейчас на ней была маска, и ей пришлось проглотить всё вместе с желчью и потребностью извергнуть из себя невыносимую скверну.

Наконец труп обмяк, и только с последней искрой сознания исчезло в его глазах выражение страха и ужаса кончины. К Насте вдруг пришло осознание того, как коротка жизнь, как мало у каждого осталось впереди дней и как нужно ими пользоваться, чтобы не прожить даром. К тому же, как оказалось бывает – жизнь кончается неожиданно.

Хромой пинками затолкал его под стол, за которым паренёк работал несколько мгновений назад. И лишь тогда Настя заметила, что цыганенок не имел при себе маски.

– Он… – выдавила Настя и чуть не поперхнулась рвотой.

– Только не надо со мной сюсюкать. Он бы сдал нас. Соберись. Нужно делать ноги.

Хромой говорил спокойно, почти равнодушно, с похоронными отзвуками меди в ровно текущем голосе, как старик, который рассказывает детям героическую сказку о давно минувших годах.

– Он… – повторила попытку Настя. – Он был… на нем… на нем не было…

– Маски? – договорил за неё Хромой. – Да, ты прав. Мы свои тоже скоро снимем. Но не сейчас. Нас еще могут выгнать на поверхность.

Шустро заковыляв к следующей двери, он добавил шепотом:

– Лучше лишнее в маске побегать, чем остаться без нее в самый нужный момент.

– Верно. Я… я с вами.

– Вот и молодец, – откликнулся Хромой. – Не отставай.

Глава 18

Я, как умел, силился замедлить падение, но получалось весьма скверно: кубарем летел я вниз, то коленями вперед, то головой, усердно пересчитывая всем телом ребра воздухопровода.

Не видно было ни зги, а все, чего касались пальцы, со свистом проносилось мимо. Но вскоре послышался странный шум и стремительно начал нарастать. На фоне грохота, сопровождавшего безобразное моё падение, его не легко было распознать. Однако вот он, сиплый шелест: вдох и выдох, вдох и выдох – словно на дне трубы дышало, разинув пасть, громадное чудовище.

Неведомо откуда родилось ощущение, что до дна этого осталось совсем немного. Тогда я сделал последнюю отчаянную попытку: выпрямил шею, руки выставил перед собой и прижался ногами к проклятым стенкам трубы.

Наконец мне удалось затормозить. Под ногами нежданно возникла толстая и широкая перекладина, не чета всем остальным. Полы камзола стало с силой засасывать вниз, но вдруг воздушная струя поменяла направление и мощным потоком хлынула наружу, к верхушке трубы.

Через, примерно, десять секунд выброс закончился, и все началось заново.

Внизу густела все та же чернильная тьма, но в промежутках между надсадными вдохами и выдохами невидимого гиганта доносился грохот работающих механизмов и лязг металла, а воздушный прилив с жалобным присвистом накатывал и отступал вновь.

Свесившись с перекладины, ноги вдруг наткнулись на что – то мягкое. Чего бы сейчас ни касались мои сапоги, покоилось оно явно на тверди. Хватило одной этой мысли, дабы измученные руки сами собой разжались.

Под ногами с глухим хрустом лопались сотни косточек. Видимо это птицы, тушки мертвых птиц…

Судя по ломким клювам и истлевшим крыльям, захваченным восходящим потоком, некоторые издохли совсем давно.

Меня удивило, отчего останки не уносит наверх. Я стал шарить вокруг себя руками и понял, что в некоторых местах тяга слабее. Походило на то, что попав сюда, трупы птиц стали недосягаемы для воздушного потока.

По всей видимости, меня занесло в укромную пазуху, где скапливался хлам всякого толку. Присев, я расставил руки, пытаясь понять обстановку.

Вдруг пальцы мои уперлись в стену. Под нажимом поверхность слегка подалась. Материал был толще обыкновенной парусины и больше напоминал выделанную кожу. Я подался вперед и стал вслепую ощупывать перегородку, однако всё было тщетно.

Когда гул снова затих, я вдруг проникся уверенностью, что слышу голоса. То ли стена была шибко толстой, то ли звук доносился издалека, но ни языка, ни слов разобрать не удалось. И все – таки то были голоса! Провалиться мне не месте, если ошибаюсь.

Но кричать и звать помощи не решился. Сначала надобно выяснить, что это за братия и какие у них намерения.

Я вытащил нож из голенища сапога и стал медленно давить острием в перегородку пока не прорезалась белая полоска света, что резанула по глазам больнее солнца.

За перегородкой царило марево из пара, освещенное светом пылающих углей. У стен, покрытых толстым слоем копоти, располагалась батарея мехов, поразительных размеров. Они были подсоединены к сложной машине с большими шестеренками. К ним прилагалась пусковая рукоятка, предназначенная, видимо, для накачивания мехов. Однако она лежала без дела на кожухе машины и потому едва ли могла служить основным источником двигательной силы.

Под это дело куда лучше годилась угольная топка, что разинула рядом огнедышащую пасть. От могучих мехов отходил металлический цилиндр, что соединял агрегат с печью, синяя матерчатая труба ныряла в соседнюю комнату, а серая вонзалась в потолок.

Рядом хлопотали трое человек с лопатой. Все до одного щеголяли в длинных кожаных фартуках, прикрывавших ноги и оголенную грудь, и в очках для защиты глаз от света и жара. И только сейчас мне удалось различить их говор – цыгане.

Не по нутру мне эта братия со зловещими оккультными и криминальными наклонностями. Дружбу водить со мною уж точно не станут. Скорее огреют по хребту, и поминай как звали. Однако, выбор у меня не велик и надобно действовать решительно.

Дождавшись нужного момента, я резанул перегородку ножом до самого пола. Выскочил из прорези, как черт из табакерки, и схватив сзади за шею ближайшего цыгана, приставил дуло пистолета к его голове.

– Не шали и сохранишь свою жизнь, – прошипел я ему на ухо.

Те двое, не ожидавших подобного поворота событий, встали как вкопанные, крепко сжимая в руках лопаты. По углам тесной комнатушки, в стороне от раскаленных добела углей и желтого пламени, густо и зловеще чернела тьма. Все тени скакали и дергались, выплясывая бешеный танец на механизмах и стенах.

– Как мне отсюда выбраться? – спросил я как можно громче. – Выйти! Как отсюда выйти?

Из угла послышался односложный ответ, но я его не разобрал. Быстро повернув голову, я разглядел человека преклонных лет, с длинными белыми волосами и всклокоченной, выцветшей бородой. Оба его глаза были затянуты мучнистыми бельмами. Даже оранжево – черный лихорадочный морок, царивший в помещении, не мог скрыть его слепоту.

Старик воздел тощую руку и указал на коридор между одной из топок. Это был всего лишь темный проем в стене, с комод шириной. Видимо, иных способов покинуть комнату или войти в нее не имелось.

Я стал медленно пятиться спиной к выходу, прикрываясь живым «щитом».

Вдруг мир наполнился багрянцем: из темного коридора тихо вылезла кучерявая фигура и пробила мне череп тяжелой шестеренкой...

В следующий миг я резко развернулся и страшный удар пришелся прямо по лицу моего невольного заложника: тот осел на пол без всяких признаков жизни. Я тут же нырнул под размашистый удар лопатой и выстрелил дальнему цыгану в живот. Вторым ударом разъяренный негодяй выбил пистолет из моих рук. Я увернулся от очередного взмаха и ужом зашел за спину кучерявому мулату, что пытался напасть сзади; крепко обхватил его за талию, приподнял, перевернул в воздухе и в падении приложил его головой об каменный пол. Тот сложился пополам, и хруст шейных позвонков ударил по ушам не хуже выстрела.

На полу я замешкался и тут же получил лопатой по спине. Удар, на моё счастье, пришелся на ложе винтовки, но в глазах всё равно помутнело, а дыхание сперло. Однако, я приложил все силы, кувыркнулся в сторону и вскочил на ноги.

Шагнув неугомонному крепышу на встречу, я перехватил его оружие, ударил коленом по ребрам и крутанул, подбив ему ногу. Как только тот потерял равновесие, я подвернулся и бросил его через себя. Выдернув из его рук инструмент, я, в порыве горячки, с размаху опустил его на голову несчастного.

Всё было кончено.

– Простите меня, – сказал я, запыхавшись, слепому старцу, что даже не шелохнулся, и поднял пистолет. – Простите, – повторил я, уже разворачиваясь, и кинулся к проходу.

Там оказалось тесно, но вскоре я попал в более или менее освещенный коридор. Из щелей в стенах тут и там торчали свечи. Бросив взгляд через плечо, я увидел множество полосок прорезиненной ткани, свисающих с потолка наподобие штор. Они задерживали изрядную часть искр и дыма и не пропускали их в проход.

По левую руку то и дело попадались закрытые окна, завешенные и законопаченные все той же тканью, бумагой и смолой.

В маске каждый глоток воздуха давался с боем. Но сейчас останавливаться нельзя: скорее всего, за мной погоня, а куда меня занесло, я пока не ведал.

Хотя место выглядело знакомым. Я бывал здесь не часто, но пару раз все же заходил – когда жизнь была проще, а небо голубее. В груди саднило, каждый шаг отзывался болью в спине, руки ныли, припоминая мне о позорном спуске по трубе.

Сейчас все мысли были о выходе: где его искать, куда он ведет и что там меня поджидает.

Коридор сменился просторным помещением. Если не считать бочек, ящиков и полок, заставленных всяческими хламом, оно пустовало. На концах вытянутого деревянного прилавка горело по бронзовому канделябру.

Я сбавил ход и попытался как следует отдышаться, однако сзади слышались голоса, которые становились всё громче.

Передо мной вдруг выросла внушительная деревянная дверь со вставками из стекла. Стык с косяком был замазан толстым слоем дегтя. Я толкнул дверь плечом, но та не поддалась и даже не скрипнула. Дело гиблое, не осилю. Слева находилось окошко, заделанное схожим образом: тонкие доски пригнали друг к другу и тщательно законопатили все щели и думается, не от хорошей жизни.

Справа стоял еще один прилавок. За ним виднелись ступеньки, уходящие вниз, в такие же потемки, прореженные свечами.

– Вниз, – пробормотал я сам себе. – Что ж, вниз так вниз.

Одолев лестницу, я очутился в более или менее пустом помещении с укатанным, заметно просевшим полом. В кирпичной стене зияло жерло туннеля, по которому доставляли неведомо куда большие колесные вагонетки с углем.

Как ни удивительно, освещение в туннеле было вполне сносным. Не обнаружив иных путей отхода, я припустил вдоль вереницы тележек.

Рельсов в туннеле не оказалось, зато пол был хорошо укатан и местами вымощен камнем, дабы вагонетки могли беспрепятственно перемещаться. Судя по цепям и рукоятям, торчащим из стен и пола, их приводили в движение хитрые механизмы.

Между потолочными балками, на приличной высоте, была туго натянута перехваченная узлами веревка. С нее свисали стеклянные фонари под сетчатыми колпаками.

Через пару аршинов коридор разделился на четыре ветви. Все как один, ходы были завешены длинными полосками то ли кожи, то ли прорезиненной материи – такими же, как рядом с приснопамятной котельной.

Два коридора были озарены светом; в двух царил мрак. В одном из них метались отзвуки перебранки. В другом – тишина. Я поспешно юркнул во второй, уповая на удачу. Однако, через шагов эдак двадцать, коридор уперся в железную решетку.

Основанием своим она уходила глубоко в землю. Вкапывали её на совесть, явно не красоты ради. Сверху решетка топорщилась прутьями с заостренными наконечниками, способными устрашить и самую грозную силу. К ней примыкала глухая деревянная стена, отделанная колючей проволокой. Бросался в глаза огромный брус, который при желании можно было поднять и отвести назад. Приглядевшись, я увидел тонкие щели, обозначившие дверь.

Как следует прощупав прутья, я нашарил запор. Тот ни к чему не крепился, так что достаточно было его выдвинуть.

Я ухватился за засов и потянул на себя, но дверь сидела как вкопанная.

Значит, попробуем от себя… На этот раз дверь со скрипом покорилась, и под землю хлынул воздух.

За дверью обнаружился лестничный пролет, ведущий прямиком наверх – на мертвые улицы Нового Петрограда.

Винтовка давала некое чувство безопасности. Сжав ее в руках, я мысленно поблагодарил покойного отца за пристрастие к хорошему оружию и французской борьбе.

Затаившись у подножия выщербленной каменной лестницы, я не торопясь перевел дух, восстанавливая душевные силы. Никто так и не распахнул дверь. До ушей не доносилось ни звука – даже лязга и грохота механизмов, оставшихся позади.

Собравшись с силами, я мягко ступил на мостовую, чтобы ни единым шорохом не выдать своего присутствия.

В Петербурге я слышал немало россказней о живых мертвецах, что сновали бездушными тенями на улицах города. Но сколько их еще оставалось? Право слово, рано или поздно даже мертвецу полагается издохнуть, выбиться из сил, сгнить или попросту пасть жертвой времени и стихий. Надо думать, сейчас они в ужасном состоянии и слабы, как котята, если вообще способны передвигаться.

Перед взором тянулась развороченная улица, слякотная и скользкая от прошедшего недавно ливня. Кирпичи потрескались и местами расползлись от частых дождей и гнилостного тумана. Мостовая изобиловала ухабами и была завалена мусором. Разбитые повозки лежали кверху дном, грудами валялись давно истлевшие и основательно расчлененные трупы лошадей и собак – горки липких костей, непрочно связанных серо – зелеными волокнами плоти.

Я неспешно осмотрелся: видимость во всех направлениях была весьма скверной. Улица просматривалась самое большее на половину квартала, дальше все скрадывала густая пелена зловещего тумана. Кругом было тихо, как в склепе.

На краю косогора, среди торговых рядов, лежали огромные часы без стрелок. Стало быть, похождения занесли меня на Толкучий рынок, что на Третьей Прибрежной. С одной стороны, мне стало ясно где я – это прекрасно. С другой – до Императорского дворца путь не близкий – это дурно. Ладно, как говорится – план война покажет.

Перехватив удобнее винтовку, я глубоко вздохнул, собираясь двинуться дальше, как вдруг причудливым эхом донесся еще один вздох. Я в растерянности помотал головой и крепко прислушался. Ноги мои застыли, как вкопанные, цепенели и руки. Я не решался даже повернуть голову, опасаясь вновь наделать шуму… или не наделать. Если звук повторится вновь, это еще полбеды. Страшнее услышать его и понять, что мои собственные движения тут не повинны.

Нащупывая себе подошвами путь, я стал пятиться назад. Снова послышался тот же звук, то ли стон, то ли свист. Словно придушенный вздох. Он был очень тихим и доносился словно бы ниоткуда. Как вкрадчивый шепот.

Кажется, он шел от торговых рядов, где вот уже два с лишним года никто ничего не продавал и не покупал.

Шептание перетекло в глухой ропот… и оборвалось.

Сиюминутно мне хотелось обратиться в статую, стать невидимым, но укрытий поблизости не оказалось. За спиной выстроились ряды старых лавочек. Все двери и окна их наглухо заколочены доскам. Отходя мало – помалу от рынка, я уперся вдруг плечом в угол здания.

Шум прекратился.

Этот новый вид тишины пугал куда сильнее чем шорохи. Теперь все стало куда ужаснее, потому как затянутые туманом, замусоренные улицы не просто молчали. Они затаили дыхание и слушали.

Прильнув к стене, я на ощупь прокрался к дальнему концу здания. Так меня нельзя было заметить хотя бы со стороны рынка. Маска начинала неприятно жать и нестерпимо захотелось чихнуть. Дабы прогнать эту напасть, пришлось до боли прикусить язык.

За углом по городскому безмолвию мазнул шелестящий хрип. Смолк, потом зазвучал снова, теперь громче. А затем к нему присоединился второй осипший голос, и третий, превратившись в какофонию.

Сердце бешено заколотилось и в голове мелькнула лишь одна мысль – «Бежать!». Я закинул винтовку за спину и дал такого стрекача, что в пору было бы и удивиться.

Я рискнул оглянуться, потом еще разок. И мне стало совершенно ясно, как же жестоко я заблуждался…, бегали они быстро.

Не то чтобы мне наступали на пятки – в эту минуту они как раз вынырнули из – за угла, по – дурацки ковыляя и подпрыгивая, но при том развивали ужасающую скорость. Скорее голые, чем одетые, они катились шумной волной, наваливаясь друг на друга, перехлестывая через обломки и обтекая, словно протухший ручей, все преграды на своем пути.

Не ведающие страха и боли, их измочаленные тела налетали на препятствия и отскакивали от них, но тут же возвращались в строй. Они проносились по отсыревшим доскам, оставляя за собой одни щепки, и растаптывали тела упавших сородичей.

Это нескончаемая беготня совершенно кончила мои силы, сводя и так скромную фору на нет. Жуткие хрипы, в которых звучал звериный голод, раздавались все ближе. Меня постепенно нагоняли и чувство паники стало накрывать с головой.

Однако, случай мне благоволил: сквозь кромешную мглу, на стене одного из зданий, показался кусок пожарной лестницы. Немедля ни секунды, я повернул к ней и подпрыгнул, ухватившись за нижнюю ступень.

Ноги беспомощно шарили по стене, но в конце концов нашли опору, и мне удалось подтянуть их повыше.

Тут подоспел первый мертвец и попытался схватить меня за сапог. Он промахнулся, однако сцапал край камзола и рванул на себя. Пальцы мои едва не соскользнули со ржавой перекладины. Просунув руки за лестницу, и оперившись одной ногой на стену, я принялся отчаянно лягаться. Хватка этой гадины оказалась воистину мертвой.

Пока мы бестолково болтались на лестнице, к дому уже подтягивалась оставшаяся часть своры, жаждущая расправы.

Наконец, очередная порция пинков возымела успех, и уродец отправился вниз, к своим товарищам. Те без промедления воспользовали его в качестве ступеньки и потянули ко мне костлявые руки, однако, я был уже высоко.

Но останавливаться было еще рано. Судя по тому, как тряслась и дребезжала лестница, они и впрямь намеревались последовать моему примеру или же сдернуть её со стены. Видимо, непреодолимых препятствий для этих гадин не существовало.

Слева и справа от меня противно заскрипели болты, вылезающие из гнезд, а вершину лестницы всё ещё скрывала пелена тумана.

Вдруг лестницу сотряс страшный удар, что – то звучно треснуло, и одна из опор отделилась от стены. Не дожидаясь, пока меня стряхнет наземь, я перекинул руку на ближайший подоконник с огромным трудом удержав равновесие. Следом достал винтовку, и с размаху выбил грязное стекло. Затем, что есть мочи оттолкнулся и рванул в окно.

Прыжок оказался неудачным: левая нога повисла в воздухе, а в правую впились осколки. Пропустив сей факт, я напружил бедро и подтянулся поближе к оконной раме. Угораздило же так застрять – и не снаружи, и не внутри. Я развернулся и наставил ствол винтовки на лестницу. Тут же показалась лысая, обезображенная шрамами голова.

Грохнул выстрел. Голову гадины разнесло на куски, и стену забрызгали сочные коричневые ошметки. Сразу за первым полз и второй.

Взобраться выше ему не удалось: я взвел скобу и выстрелил снова. Его жёлтый глаз взорвался фонтаном желчи, и труп рухнул вниз, оставив на память одну из истлевших рук, которая так и не отпустила перекладины. Еще ниже маячил третий мертвец, и сбросить его удалось лишь со второго выстрела: одна пуля оцарапала страшному созданию лоб, другая угодила в шею и перебила позвонки, что держали череп на месте. Первой отпала челюсть, а за ней и вся голова отделилась от тела.

Им на смену спешили другие, однако, на некоторое время, лестница была очищена. Пользуясь недолгой передышкой, я влез в разбитое окно. Мелкие осколки, засевшие в ноге, жалили болью, но покамест мне было не до них.

Упершись в стену, я снова поднял винтовку, но стрелять на этот раз не стал, а как рычагом поддел ею болты, которые удерживали железную конструкцию. С одной стороны их уже не было вовсе, другая же со скрежетом отставала от стены, уступая моему усердию. Наконец, лестница плавно завалилась назад и, зависнув на миг, обрушилась на свирепую толпу.

Я отошел от окна и сполз по стене, переводя дух. Уставшие руки предательски тряслись, не давая толком заряжать винтовку. Патроны то и дело, с глухим стуком, падали на дощатый пол.

Покончив с делом, я огляделся по сторонам. Моё случайное убежище, судя по остаткам убранства, была гостиницей. На полу перед окном валялось битое стекло, часть попала и на старую кровать с потускневшим медным изголовьем. У стены притулилась раскуроченная тумбочка, выдвижные ящики которой были разбросаны по комнате. В углу покоился таз с черепками кувшина.

На доносившийся снаружи злобный гомон стягивались новые и новые силы. Рано или поздно они отыщут путь внутрь. Но об этом можно поволноваться и потом. Пока что я в безопасности. Сейчас, перво – наперво следует подняться на крышу и оценить обстановку.

На лестнице за дверным проемом царила непроглядная, угольная тьма. Шаг за шагом, на ощупь, преодолевались ступеньки. Стенания живых мертвецов звучали теперь приглушенно, а вскоре и вовсе утихли. Ко мне помаленьку возвращалось присутствие духа, а с ним и ровное дыхание.

Наконец лестница вывела меня к двери, отворявшейся на крышу. Тут обнаружились признаки недавней побывки: защитные очки, явно сломанные, изорванная сумка, мокнущая в луже раскисшего дегтя и смазанные отпечатки ног в угольной пыли.

Пройдя по цепочке следов, я встал на краю крыши. На карнизе следы обрывались. Любопытно, что сталось с любителями высотных прогулок – спрыгнули или все же свалились? Однако, это так и останется тайной.

Обойдя всю крышу, я с прискорбием обнаружил, что всё здание гостиницы окружено ордами мертвецов, что несут свою беспокойную стражу, жаждая моих костей.

Какое – то липкое чувство тоски и безысходности пронзило всё моё существо.

Я устало опустился на корточки, положил перед собой винтовку и принялся лечить пострадавшее бедро, совершенно не представляя, как быть дальше.