Текст книги "Учение гордых букашек (СИ)"

Автор книги: Димитрий Стариков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Храм

Любой человек, что верит в Гебу, мог прийти в великий храм без страха перед насмешками или отказом. Грязные людские реки из Гнилья сливались с родниками из белокаменных домов только здесь. Здесь вечерами терся плечами богатый и бедный народ. Вся Гаана текла к двум башням храма, и они как руки молящего тянулись в небо. К Матери.

Наутро Писарь с Рассалой отправились к мраморному храму. Его величина заставляла взгляды невольно подниматься вверх. Перед воротами выдавались два ряда белых колонн. Между ними на черной рыхлой земле росла трава и низенькие деревья. Рой прислужников поливал маленький сад из глиняных кувшинов. Писарь, опустив голову, плелся за Рассалой, именно так, ему думалось, должен себя вести ученик, когда его ведет учитель. Ряса Рассалы заставляла всех вокруг кланяться. У дверей храма их ждала черная фигура. При храме всегда только один монах. Писарь потянул Рассалу за рукав. Моряк, не поворачивая головы, напряженно прошептал

– Не ерзай, что случилось?

– Тот монах меня знает, – ответил Писарь.

– Чтоб тебя. Уже поздно поворачивать. Опусти голову пониже и не смотри на него.

Когда они подошли к монаху, он из глиняного кувшина облил ноги Рассале, моряк не изменился в лице, будто все шло своим чередом.

– Жрец будь отцом нашим, как Геба Мать наша. Клянемся служить тебе, как служим ей, – громко сказал монах.

– Клянемся, – повторил хор.

Монах поклонился, и все, сколько было прислужников, упали на землю. Рассала уже привычным жестом благословил коленопреклоненных. Вдруг сзади появилась, запестрела на белом фоне, пара, разодетая в красные колпаки. Издалека шуты – вблизи Аден и Фатэль. За ними еще двое из дома Адена с горой кувшинов в руках. Прислужники схватили палки, и уже двинулись на шумную труппу, но Рассала остановил их. Аден весь в красной с желтыми треугольниками одежде, улюлюкая, подошел к Рассале и, явно сдерживая улыбку, поклонился.

– Отче у нас шутов к вам нижайшая просьба, будет шествие позади храма, и нам приказано протянуть приветственные флаги. Придется залезть на крышу благословенного дома Гебы

Его прервал монах:

– К храму следует проявлять почтение. Со смирением приходите вечером и молитесь вместе с нами, а пока, отче, я выгоню нечестивых.

Аден, кривляясь, скрючился, и закрыл лицо руками.

– Отче в шествии нашем мы хотим славить Гебу, и жонглировать мы будем кувшинами, как знак смирения перед Гебой.

Монах ударил Адена палкой, но тот взял кувшины, и начал перебрасывать их в руках.

– Хвала Гебе, хвала, вот так отче, мы смиренно просим вас.

Монах еще раз огрел Адена, и попал по кувшину. Сосуд тяжело ударился об пол, но не разбился. Рассала положил руку на плечо монаха.

– Спокойно сын мой, видишь, в гневе своем ты осквернил символ Гебы, но глиняный кувшин не разбился, это знак благоволения. Пойдемте, шутной люд, я исполню вашу просьбу.

– Великий жрец, прошу, послушайте. Вы не знаете нашего города, стены храма не место чтобы вешать флаги, под которыми пройдет пьяное знатное шествие.

– Мы еще поговорим, гневливый сын, и я объясню, что всякая радость не противна Гебе.

Монах все не отступал от ворот. Рассала обратил взгляд в сторону других прислужников, и приказал увести упрямца в черном. Те подчинились, и взяли под руки удивленного монаха.

– Откройте врата храма. А ты – обратился Рассала к Писарю, – помоги шутам, нести кувшины.

Сосуд оттянул ему руку, явно не глина, а черный метал, но Писарь смог его поднять, значит внутри полый.

В храме с внутренних балконов на них любопытно смотрели девы прислужницы. Все в одинаковых серых передниках, и грубосуконных платьях от шеи до пола. На них тут же налетела пожилая наседка. Потряхивая розгой, она построила девочек в ряд.

– Какая несправедливость, – толкнул Фатэль Писаря. – Девочкам сироткам еда, кров, а мальчишкам и в рабство попасть недолго.

– Не все променяют свободу на полный живот, – ответил Писарь.

– Все всегда меняют свободу на благо.

Сказав это, Фатэль весело подпрыгнул, махнув рукой девицам. Еле сдерживаемое хихиканье откликнулось с балкона. В Гаане всякую девочку сиротку забирают с улиц и отводят в храм, здесь они учатся, живут свои жизни в служении Гебе и поют на общих молитвах. Прислужницы – единственные равные мужчинам женщины в Гаане, правда, выходить им не дозволялось. Потому они и разглядывали шутов как чудо.

В храме у алтаря стояла огромная кремниевая чаша с блестящими сколами. Мимо алтаря они прошли к лестнице в башню. Прислужники хором перешептывались, но никто не решился воспротивиться воле отца. Уже Рассала вступил на первую ступень, когда в святилище вбежал монах.

– Отче, прошу вас, накажите меня палками за непочтительность к знаку нашей Матери.

– Я велел увести тебя, но ты ослушался, хотя недавно дал клятву верности. Клятвопреступникам не место в храме Матери.

Тут подоспели с окровавленными лицами те двое, что увели монаха.

– Отче, вы поручили им увести меня, и они исполнили ваше веление, но мне вы не приказали идти с ними.

– Так уходи!

– Со мной говорила Геба, пока я молился. Сегодня во храм придут нечестивцы, сказала она.

– Эти люди вошли сюда с чистым сердцем, ты же, напротив, вступаешь на святое место со злом в душе. Матерь не говорит понапрасну. Ты нечестив и ты все еще здесь.

Монах ударил себя палкой по лицу, из носа потекла кровь.

– Отче я виноват и отлучусь от храма. Согласно обряду омойте руки, в воде, ведь вы коснулись сегодня моего плеча. Тогда я удалюсь и не войду во храм без вашего слова.

Рассала опустил руку в чашу, и тут же отшатнулся. Крик моряка заставил и Писаря отступить. Ладонь Рассалы покрылась желто-зеленым налетом, но орал и трясся, пока его кожа кипела. Аден тут же выхватил кувшин у растерянного прислужника, зачерпнул из той же чаши и облил руку Рассалы. Чистая вода смыла едкую жидкость.

– Схватить самозванца, – приказал монах.

Его слово исполнили без колебаний, прислужники ринулись на них с палками. Смиренные доселе служители захотели крови. Рассала, и шуты бросились вверх по винтовой лестнице, Писарь замешкался и бежал последним, прислужник схватил его за подол, и Писарю пришлось выбросить чугунный кувшин ему в лицо. Обмякшее тело создало толкучку на узкой лестнице. Аден рванул массивную задвижку люка, и они очутились у подножья первой башни. Фатэль выдернул из-под рясы Рассалы немного пуха и бросил в люк. Будто невесомый снег, пух закружился, падая вниз. Аден чиркнул кресалом, и яркая искра полетела следом. Пух стерло огнем. В тот же миг Рассала закрыл и навалился на люк. Дым вырвался из щелей, тут же послышался кашель и стук, но моряк не двинулся. Он сжимал ладонь, но уже смирился с болью.

– Выживут если побегут назад, – сказал Фатэль.

Рассала судорожно начал скидывать с себя мантию, а Фатэль, смеясь, сказал:

– Стой толстяк, пух вылетит!

– Да чтоб сгорел этот пух, ты не носил его целый день, думаешь, я заснул хоть на секунду сегодня? Концы этих Агребовых перьев меня искололи!

– Писарь, лезь наверх, посмотри, что у гильдии творится, – велел Аден. – Остальные, набиваем кувшины пухом.

Две башни возвышались из крыши спереди и сзади храма, каждая стояла на пяти высоких колоннах. Обхватив колонну, Писарь забрался по ней. Дальше ступенями послужили каменные завитки на теле башни. Сверху открывался вид на ближайшие улицы, а ветерок доносил далекие крики. Народное месиво пришло в движение, потоки недовольных, шли к зданию кузнечной гильдии. Кузнецы ломали лавки, били дорогие витражи, толпа поглощала все новых людей на пути. Стражники покинули посты и даже не пытались остановить движение. Они бежали, подгоняемые мечами в руках кузнецов. Когда Писарь спустился обратно, кувшины набитые пухом уже стояли в основании четырех колонн, все перевязанные горючими шнурами, концы которых сходились в центре. Фатэль помогал Рассале слезть с крыши храма по веревке, усеянной флажками. Остальные шуты тащили кувшины на другую сторону длинного храма. Писаря встретил только Аден. Писарь доложил о том, что видел, и Аден протянул ему огниво.

– Писарь, останешься здесь, когда я дам сигнал, запалишь, и вниз по веревке. И я прошу, когда подожжешь, беги быстро.

Писарь остался сидеть, окруженный чугунными кувшинами. А мятеж все разрастался, уже кулак толпы стучал в здание гильдии, двери гнулись от напора, но с другой стороны близилась подмога. Ровный строй пеших и конных стражников спешил плотным клином.

На второй башне гнездился Аден. Орлом он смотрел на улицы, сейчас они принадлежали не Йордану, сейчас Аден король. Когда строй стражи вышел на последнюю прямую, Аден посмотрел на Писаря и опустил руку. Фитили цветком загорелись. Писарь, не оглядываясь, помчался к краю крыши, свесился, скользнул вниз, так что кожи на ладонях не осталось. На другой стороне, у входа в дом верховного жреца его звал Рассала. Времени оказалось достаточно. Они забрались на крышу, а стража тем временем уже вошла в длинный проход между храмом и домами духовенства. Резкий взрыв колыхнул воздух, камни в небо, летящий песок оцарапал кожу. Колонны, превратились в каменные ошметки, башня рухнула и отрезала страже путь назад. Конные не сдержали лошадей, началась давка. Снова гром. Вторая башня обвалилась и заперла небольшую армию стражи в каменный короб. Многих похоронило под обломками. В узком проходе испуганные кобылы, носились, спотыкались, копытами проламывали кости пешим, капкан наполнился пылью и криками. Рассала наслаждался успехом, он, кажется, забыл про руку и приобнял Фатэля.

– Браво, смотри, как легли!

Писарь стоял с убийцам, мятежниками, на одной крыше, и восхищался ими. И все же восстание этих двоих, осознанное, просчитанное так отличалось от бунта людей внизу, на площади. Также как правители во дворцах смотрят на мирные улицы, так они взирали сверху на бурлящий котел протеста. Власть проникает во все норы только зарождающегося движения, и обещает в случае успеха перерасти в новое чудовище, взамен побежденного. Кузнецы единым потоком, возмущенные, бились в здание гильдии, бросали камни в окна, таранили живой массой двери все они – лишь сила в руках Адена. Он оберегал свою паству. То, что не мог сделать личный протест, сделал первый шажок обдуманного переворота. Зарождался новый круг власти, зажигался маленький огонек, и если не потушат, если старые дворцовые угли не засыплют его золой, тогда он разгорится. Спалит все с чем не согласен и потухнет, превратится в то, с чем боролся, а тех, кто не сможет погаснуть, выкинут из кострища. Тогда Писарь стоял с ними на крыше, стоял и смотрел на стражу, на кузнецов, а видел мальчика. А потом в пыли воскрес другой человек.

Усмирение

– Закрыть лошадям морды, за каждую покалеченную, спишу со всадника!

Беладор прокашлялся, пыль покрывала коркой горло, но страже нужно слышатьголос командира, потому он продолжал орать.

– Кто без коня бросайте щиты, за мной, через камни.

Беладор спешился. Каждый шаг наверх по живым камням давался тяжело, мраморный завал сыпался вниз. Стражники карабкались за командиром по каменной гробнице первого ряда конницы. Сверху Беладор увидел размах своевольного шествия. Разогнать такую толпу без лошадей, с половиной бойцов – нелегкая задача. И храм. Они разгромили храм, нет, конечно, это Аден постарался. Преодолев преграду, стражники двинулись к зданию гильдии, толпа уже близко, а вместе с ней смертельная опасность. Люди в толпе единятся инстинктом, чувствуют себя частью общего сознания. Если нападет один человек, все ринутся за ним, не думая о последствиях, с обнищавшими силами стражи это станет приговором. Пока толпа думает, что она сильнее, она действительно сильнее. Есть у этого многоголового создания и слабые стороны. Те кому действительно есть за что воевать собраны у гильдии, основная масса легко уйдет, если ее осторожно оторвать от ядра. А с разгневанными кузнецами справится легко, если они одни.

– Не давайте повода, у толпы оружие, у нее сила, у вас власть, пусть думают, что умрут, если решатся напасть. Не машите мечом, но сделайте вид, будто готовы это сделать, – на ходу говорил Беладор

Башни храма как молот по зубам ударила по строю солдат, теперь поредевшие, шатающиеся шли они за предводителем. Меч жалом вперед, рыхлая у краев толпа шарахается от острого клина, а Беладор орет «Кто тронет стражника, будет казнен, кто тронет стражника, будет казнен». Когда толпа поплотнела, командир завернул дугой, отрезая от бунта ломоть. Стража с выставленным вперед оружием, уколами обратила часть толпы в бегство. Другой ряд стражи не сдавал позиции, кольями встав по дуге. Понемногу Беладор отрывал куски толпы, но к зданию гильдии не приближался. Там собрались самые горячие ребята с кузнечными молотами и мечами. Долгая осторожная операция по отделению краев прошла бескровно, глаза скопления направлены в центр, назад никто не смотрит. Когда на площади остались только те, кто без боя уходить не собирался, стража полукругом обступила толпу и начала теснить. Осознание одиночества в кругу красных плащей, колыхнуло уверенность кузнецов, теперь ярость в глазах превратилась в страх. Один из толпы захотел ударить стражника рядом, но ловкий меч Беладора отсек кисть, кузнеца схватили за кровоточащую культю и выдернули из толпы через первый ряд.

– Этот человек будет казнен, если вы не сложите оружия, – заорал Беладор.

Еще трое с криками кинулись на Беладора, но стражники приставили к их шеям мечи. Слюна Беладора прыснула на испуганные лица кузнецов.

– На колени!

Трое нападавших послушались, их вытянул второй ряд солдат. Толпа все больше уплотнялась. Ни двинуться, ни назад, ни вперед.

– Эти люди будут казнены, если вы не сложите оружия.

– Кто заплатит нам за работу? – выкрикнули из глубины толпы.

– Сложите оружие и ваши жалобы выслушают, сложите оружие, и никто больше не умрет.

– Пошел ты!

Еще один человек кинулся на Беладора. Его остановили свои, вырвали клинок и придержали за плечи. Звон падающих мечей, заставил Беладора облегченно выдохнуть, солдаты отступили на пару шагов, дав толпе воздуху.

– На колени, – приказал Беладор.

Все покорно опустились

– Кто главный – встать!

Головы показали назад в самый конец толпы у здания гильдии. Встал мощный мускулистый кузнец.

– Будет вам плата, старых господ казним.

– Они уже мертвы, им раскрошили черепа, – ответил кузнец.

– Ничего, они заслужили смерть своими преступлениями. Ты теперь новый глава Гильдии.

Кузнец поклонился.

– Кто убил этих злодеев? Встаньте! – Двое поднялись. – Выйдите ко мне и, ты новый глава. – Беладор взял руку главного кузнеца и поднял ее вверх. – Все вы собрались не без причины, вас обобрали, я понимаю. Но сегодня на этой площади совершено преступление. Бунт! За бунт полагается казнить каждого из вас.

Солдаты резко шагнули в сторону людей на коленях, и толпа приникла к земле.

– За порогом война, я не позволю разногласий внутри дома. Знать возмутится, если никого не накажут за смерти. Мне придется кого-то казнить, чтобы сохранить мир. Почему вы не пришли ко мне с вашей просьбой? Почему вы решили все силой? Вы двое, вы убили высших членов гильдии, вы участвовали в бунте против гильдии вы дважды преступники.

– Мы просили, Беладор, посылали многих. Слуга всегда отвечал, что вы заняты. В башню нас не пускали! – молил глава кузнецов.

– Простите меня, – шепнул Беладор, и снова громко продолжил, – кто из вас всех готов встать под топор вместо них?

Наступила напряженная ищущая тишина.

– Никто? Хорошо. Новый глава, впишите имена убийц в эту грамоту.

Главный кузнец смотрел на тех двух, на их глазах слезы, они начали злобно и беспомощно вырываться.

– Они мои люди, я не могу их приговорить!

– В таком случае я закончил, стража, вы знаете что делать.

Солдаты резко шагнули еще раз. Послышались крики толпы, но стражники остановили общий замах в миге от гибели первых рядов.

– Я подпишу, подпишу, казните меня вместо них.

– Нет, ты глава гильдии, забыл?

Молчание, и терзания нового главы прервал усталый голос Беладора

– Стража…

Кузнец заскрипел пером по пергаменту.

Аден и змий

Пока городская стража разбиралась с протестующими, выкапывала людей из-под завала, и успокаивала город после беспорядков, Писарь с Фатэлем, Рассалой и еще парой шутов двинулись к опустевшей башне стражи. Аден пропал после взрыва, но бунтари не выказывали беспокойства. Конечно, Аден будет ждать их у ворот, подумал Писарь, еще и упрекнет, что долго добирались. Шли и впрямь не слишком проворно, Рассала пытался скрыть боль, но обожженная рука постепенно забирала силы. Фатэль все уговаривал моряка вернуться в дом. Рассала, качаясь и спотыкаясь, стоял на своем.

– Может там полно сторожевых будет, кто скажет им подвинуться? Ты? Писарь?

– Сейчас ты даже меня подвинуть не сможешь, от тебя пользы как от засохшей акулы на берегу. Да ты как акула, от тебя вообще никогда никакой пользы, так что уплывай в дом и жди нас. – Фатэль подхватил моряка, чтобы тот не упал.

– Нет, нужно помочь Адену, если что-то пойдет не так, корона уже никогда не падет.

– Если что-то пойдет так, как ты сейчас ходишь, то да мы обречены. Но все будет хорошо, если просто вернешься. Аден уже завтра станет королем.

Рассала оттолкнул Фатэля и зашагал твердо.

– Думаешь, он как все? Думаешь, просто хочет власти, да? Аден ненавидит ее! Он построит другой мир, а потом уйдет, и я и все мы уйдем.

– Ладно, Рассала, как скажешь.

– Нет, мне интересно, что скажешь ты!

– Ты и Аден идейные, вы лучшая порода людей. Дело в других, посмотри вокруг, думаешь, они смогут жить как вы? Смогут выдержать свободу? Я расскажу тебе, как все будет. Когда не станет короля, народ перегрызет друг друга, собьется в стаи, чтобы не умереть. Стаи начнут расти, сливаться. Снизу безопасность сверху власть.

– Я не дам, и Аден со мной, и все наши. Мы будем дробить, вырезать всех кто хочет власти, а когда их не останется, люди перестанут воевать. Они уживутся, уравняются. После шторма придет штиль.

– Если останетесь при своем, то увязнете. В конце концов, поймете, что придется надеть корону. Вся история учила людей подчиняться ей, тысячи лет, власть въелась в сердца, она в голове, в крови, им нужно знать за кем идти. Может когда-нибудь, через новые тысячи лет придет тот прекрасный мир. Где вместо законов правит паутина людских интересов. Эпоха гордого бесстрашного народа. Где каждый будет бояться лишь одного – обидеть другого. Может завтрашний переворот станет первым шагом, может. Но Аден скоро поймет, что люди не готовы, наденет корону и начнет править.

– Он начнет учить, и люди послушают. Сейчас, когда мы у цели ты сомневаешься? Ты думаешь, Аден не знает что делать, но каждый с кем он говорил без сомнений шел за ним, – последние слова Рассала сказал с особой силой.

– Может он правильно выбирал собеседников.

Рассала споткнулся, Фатэль тут же усадил его, и дал воды. Двое молодцов осторожно подняли моряка, и по приказу Фатэля потащили домой. Остаток пути Писарь с Фатэлем промолчали. У башни стражи их встретил Аден с черным рулоном выше его роста. Рядом стоял однорукий караульный, они весело разговаривали. Когда Писарь с Фатэлем приблизились, Аден дружески пожал караульному руку, а потом стукнул того по голове так, что шлем слетел и покатился вниз по лестнице.

Внутри они также не встретили серьезного сопротивления, Беладор так испугался за кузнечный бунт, что приставил лишь пару калек да негодных стариков охранять казармы и подземелья. Да и зачем кому-то башня стражи? Разве что освободить и так полупустые камеры. Но в плане Адена, башня служила сигнальным огнем восстания. Аден осторожно раскатал флаг, и вынул завернутую бутыль с Агребовой кровью.

– Фатэль, ты наверх, ждем тебя на рассвете, – сказал Аден.

Фатэль уложил черное знамя на плечо.

– Присмотрите за Рассалой, – сказал он. – Старик слишком рвется в бой.

– Еще остались травы, что привозила Мара, выживет наш капитан.

Писарь с Аденом спустились под башню. Темницы холодили душу. Мокрые каменные стены, облеплены страхом, на решетках еще осталась кожа, стесанная с сотен рук. Аден по-домашнему не сомневался в поворотах. Факелы на стенах догорали, из окошек бились заключенные, взбудораженные отсутствием стражи. В самом конце прохода с камнем слилась узкая дверь. Прихватив тусклые факелы, они боком вошли в катакомбы. Здесь не пахло смрадом, но приглушенное журчание наполняло зал. Аден указал на потолок, там протянулись ровные черные трубы.

– Никогда не задумывался, откуда в городе вода? – спросил Аден.

По дороге Аден объяснил, что вода забирается из реки Златоводной, и подземными каналами бежит в Гаану. Оказалось, что трубы делались еще сотни лет назад, и все они из чистого серебра. Трубы множились, и через полмили привели к центру, огромному сплетению прямых линий. Дальше они пролезли вверх. Вовнутрь приземистой башенки на главной улице, откуда люди набирали воду. Журчание переросло в напорный шум. Под потолком из широкого отверстия падала вода в первый сосуд. Между стенками они взобрались и влезли в бурлящий свежий холодный котел. Воды по пояс. Аден поймал желтый листик и показал Писарю

– Долго он сюда добирался.

Писарь нагнулся и провел пальцами по дну, там залегал серебряный песок. Через него поток очищался, и накапливался в резервуаре на следующий день. Аден откупорил бутыль.

– Аден, что это за кровь?

– Для нашего ритуала кровь не нужна, это сок одного растения. Он только зовется Агребовой кровью. Посмотри сколько воды, никто ничего и не почувствует, так, безвредная приправа.

– Ритуал? Едва ли Геба поможет тому, кто разрушил ее храм.

– Не Геба, нет. Агреб. Его же кровь.

– Червь, что точит чрево земли?

– Все произносят его имя, но никто не знает, о ком говорит. Когда Геба родила землю, Агреб связывал ее и наш мир.

– Как пуповина. От Матери к ребенку. Я слышал кое-что, но ведь сказания о нем сожгли задолго до пожара в библиотеке.

– Я расскажу что знаю. Через него Геба говорила с людьми, питала их и творила чудеса. Агреб служил посланником, нес благие вести, он орудие в руках Гебы, мост между небом и землей. Геба любила Агреба как свою часть. Но однажды Агреб увидел, что люди делают что хотят, а он вынужден всю жизнь служить посланником.

– Он позавидовал человеку, ведь у того два великих дара: любовь Матери и свобода. И Агреб восстал против Гебы, – встретив удивленный взгляд Адена, Писарь добавил, – Я подслушивал за спинами многих жрецов.

– Нет, он не завидовал, он просто хотел перестать быть вещью. Это мои домыслы, но, думаю, Агреб во всем был согласен с Гебой. И все же сделал наоборот. Он вырвал свою свободу, он сотворил зло, первое на земле. Раньше люди знали только слово Матери, но теперь… Агреб начал нашептывать им злые мысли. Геба в гневе отсекла пуповину, но Агреб выжил. Червь отрастил вторую половину и укрылся под землей. Тогда мир наполнился страданиями. Но силу творить Агреб сохранил, только теперь от своего имени. И это могучая сила.

Аден вылил бутыль в воду, но коснувшись поверхности, сок превратился в кровавый пар. Он закружил, сложился в червя с тремя клыками и заплелся вокруг серебряных труб. Из пасти послышались звуки, червь сжимал и разжимал рот, не попадая в такт рокочущих слов:

– Ты уплатил цену, маленький вождь?

– Храм разрушен, – ответил Аден.

– Тогда шепчи тихо, и тебя услышат. На рассвете весь город пойдет за водой и ритуал совершится. – Червь обогнул Адена и зарокотал с другой стороны. – Но разве ты хочешь говорить? Нет, ты только помнишь что хотел, еще вчера хотел. Это ведь началось, недавно началось, когда луна не сошлась, началось. Да. Тебе не нужен этот мир. Ляг, огонек, ты устал.

Дым растворился в воде, и Аден с плеском упал. Он миг продержался на поверхности лицом вниз, но поток из верхней трубы прибил его к песку. Писарь вытащил Адена, и прислонил к стенке. Писарь ждал жадный вдох утопающего, но Аден только лениво втянул воздух. Безучастный, бледный человек стоял предо ним, и глядел мимо.

– Что он с тобой сделал, Аден, ты слышишь?

– Лишь открыл глаза, – медленно ответил Аден.

– Мы здесь закончили? Куда дальше?

– Я постою еще, ты делай что хочешь, в этом смысл.

– Хорошо, давай постоим, но что потом?

– Миру не помешает пара человек, что просто стоят и смотрят на воду.

Писарь вспомнил слова Рассалы, его беспокойство за Адена в последний день. С молодого рьяного рыжего главаря вода смыла все желания. Теперь Писарь тащил Адена за собой. Пока они спускались, руки Адена не цеплялись за трубы, он даже упал с высоты и вывихнул плечо. Боль-то лютая, но Аден только глянул и отвернулся вверх. Пришлось нести его почти весь обратный путь до швейной мастерской. Дома он сел в кресло, где недавно Писарь отдыхал от безумной авантюры с кораблем. Под белокаменными сводами собралась чуть не сотня бойцов, но все они поникли, когда увидели в каком расположении главарь.

– Уйдите от меня, все уйдите, – приказал Аден набухавшей в комнате толпе.