Текст книги "Отражение"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Господи, что с вами сделали, – прошептала Дана.

Я жив, – ответил я, с трудом ворочая

языком.

т Айвор сказал мне, что будет… честная драка.

Наверное, потом передумал. И пришел не один.　Боже, какой идиот… он не понимает… если

бы они убили вас… чем бы это для него кончилось. Он сказал, что их никто не видел, так что не стоит волноваться.

Вы хотите сказать, что знаете, кто это сделал?　строго спросила Клэр.

Дана бросила на нее умоляющий взгляд.

Не могли бы вы ненадолго оставить нас? Мне

надо поговорить с ним. Наедине.

Но… – Клэр запнулась и обратилась ко мне: – Филип?　Можно, – кивнул я.　Мы будем на кухне, – сказала Клэр. – Если что　крикни.

Подождав, пока Клэр ушла, Дана примостилась на ступеньках – полусидя-полулежа, голова к голове. Наблюдая за ней сквозь неплотно прикрытые веки, я заметил, что она смертельно напугана, но не мог понять, что ее так взволновало. Боится за мою жизнь? Но она, наверное, уже поняла, что я вне опасности. Хочет, чтобы я держал язык за зубами? Но ведь одно ее присутствие здесь, сейчас, выдает ее с головой. Золотистая, пушистая головка склонилась надо мной, почти касаясь лица. Даже разбитым носом я почувствовал запах ее духов. Мягкий голос… по выговору не поймешь, откуда она… и в глазах – мольба.

Не знаю, смею ли я просить, – начала она прерывистым шепотом.

Даже в несчастье эта девушка была необычайно привлекательна. Я и прежде признавал, что она хороша, но попадать под влияние ее чар не случалось. Мимолетные дежурные улыбки, кото-

рыси она меня походя дарила, не позволяли почувствовать истинную силу ее обаяния; теперь же, когда именно на меня были направлены мощные флюиды, я поймал себя на мысли, что готов сделать для нее все.

Чем я могу вам помочь? – спросил я.　Пожалуйста, верните мне то, что я написала для Джорджа Миллейса, – настойчиво попросила Дана.

Я ничего не ответил, лишь прикрыл уцелевший глаз. Дана превратно истолковала мое молчание и вновь страстно, умоляюще зашептала:

Я понимаю, вы, наверное, думаете сейчас, да как она смеет обращаться ко мне с просьбой, пусть даже самой незначительной, как смеет надеяться на снисходительность… на милосердие, когда Айвор такое сделал.

В ее голосе слышались стыд и отчаяние, негодование и мольба. Просить о чем-то человека, которого ее отец… любовник… едва не отправил на тот свет, – задача не из легких, но у Даны хорошо получалось.

Верните мне ее, верните, умоляю вас…　Айвор ваш отец?　Нет.　Тогда кем же он вам приходится?　У нас была… связь…

Ну, уж мне-то могла и прямо сказать, подумал я не без ехидства.

Пожалуйста, верните мне пачку сигарет, – вновь попросила она.

Что-что? Я совершенно не понимал, о чем она.

Не сочтите за труд рассказать о своей связи с Айвором ден Релганом… а также с лордом Уайтом, – сказал я, изо всех сил напрягая одеревеневший язык, чтобы речь звучала внятно.　А если я расскажу… Вы отдадите мне? Для меня это так важно, а вам ничего не стоит, отдайте, прошу вас…

Должно быть, мое молчание внушило ей надежду, и она пустилась в объяснения, поспешные, сбивчивые; просила о снисхождении, но была не слишком строга к себе. Из потока обрушившихся на меня бессвязных слов я должен был' понять, что Дана – всего лишь

маленькая слабая женщина, что ее принудили, воспользовавшись ею, как орудием, сама же она ни в чем не повинна.

Я искоса наблюдал за ней, приоткрыв единственный зрячий глаз.

Мы с Айвором знакомы около двух лет… мы не были женаты, никогда не жили под одной крышей, просто…

«Просто занимались любовью», – холодно подумал

я.

Я актриса. – Она выдержала небольшую паузу, ожидая, должно быть, что я стану возражать, но что я мог сказать? Попросить ее предъявить документы? Нет сил. Оставалось лишь снять шляпу перед ее профессиональным мастерством.　Однажды, – продолжала она, – это случилось прошлым летом, Айвор явился ко мне возбужденный и довольный, его прямо распирало от гордости, сказал, что ему в голову пришла отличная мысль, и если я помогу ему, он… ну, словом, он меня не обидит… то есть, вы понимаете, он хотел сказать…

Можно было не продолжать. Не обидит… Ясно, что он предлагал ей крупную взятку.

Айвор сказал, что один его знакомый явно ищет любовного приключения. Прежде Айвор никогда не брал меня на скачки, а тут говорит, пойдем, я скажу, что ты моя дочка, посмотрим, клюнет он на тебя или нет. А еще сказал, что его приятеля считают холодным, как лед, то-то

будет хохма, когда он в меня влюбится. Да, так и сказал… Он, говорит, только и ждет, чтобы его кто-нибудь подцепил – по всему виднб: на

молоденьких девушек заглядывается, ручки им

пожимает, треплет по щечке, ну, в общем, вы понимаете, что я имею в виду.

Неужели хорошенькие девушки считают в порядке вещей, когда мужчина средних лет ищет сексуальных удовольствий и пожимает им ручки?

И вы согласились, – сказал я.

Она кивнула.

Он был такой славный, Джон Уайт… он

понравился мне, понимаете… Я просто улыбалась ему… Мне было приятно, совсем не трудно, а он…

Айвор оказался прав: он искал женщину, тут я и подвернулась.

Тут ты и подвернулась, хорошенькая и не слишком строгая. Бедный лорд Уайт, его поймали, потому что он сам этого хотел, одураченный своим дурацким возрастом, ностальгией по юности.

Я понимала, что Айвор использует Джона в своих целях, но не видела в этом ничего плохого. Почему бы и нет? Все шло хорошо, пока мы с Айвором не поехали на неделю в Сен-Тропе.

Красивое лицо затуманилось от неприятного воспоминания. Теперь его черты исказились гневом.

И эта сволочь Джордж Миллейс написал Айвору, чтобы я оставила лорда Уайта в покое, а то он покажет ему наши фотографии… Господи, как же я его ненавидела… но вы ведь отдадите мне… пожалуйста, умоляю вас, отдайте… если кто-нибудь узнает – я погибла… Верните мне, я вам заплачу, только верните…

Пора выкладывать карты на стол, подумал я.

Что же я должен вам вернуть? – спросил я.　Как что? Пачку сигарет, разумеется. Там еще написано…　Ах, да. Но почему вам пришлось писать на пачке сигарет?　Джордж потребовал список, ну а я, конечно, ни за что не хотела давать, тогда он сказал, на, напиши красным фломастером на целлофане – никто не принимает такие вещи всерьез, и ты потом всегда сможешь отказаться… я согласилась и… – Внезапно она прервала свою исповедь. Видно, в душе у нее шевельнулось подозрение. – Она ведь у вас, эта пачка? Вам Джордж Миллейс передал ее вместе с фотографиями… да?　А что за список вы ему написали? – спросил я.　О, господи, – в ужасе выдохнула она. – Я тут перед ним распинаюсь, а у него и нет ничего! – Она резко встала. Гневное лицо стало почти некрасивым. – Дерьмо собачье! Жалко, что Айвор не прикончил тебя, подонок. Уж сделал бы тебя так, чтобы ты никогда не встал. Надеюсь, тебе как следует врезали.

Не напрасно надеешься, детка. И вправду, как следует, подумал я, не чувствуя, как ни странно, ни малейшей злобы на Айвора ден Релгана. Я погубил

его жизнь, он пытался изувечить меня, но, в общем, я вышел из этой схватки с меньшими потерями. Конечно, мне здорово досталось, но это пройдет.

Скажите Айвору спасибо, – промямлил я.

Но она была слишком взбешена и раздосадована тем, что выдала себя, чтобы как следует оценить мой юмор. Оставляя за собой аромат духов, она прошумела шелками через холл и пулей вылетела из дома, на прощанье хлопнув дверью. Воздух еще долго дрожал от ее мощных флюидов женственности. Слава богу, таких, как Дана, немного, а то и спятить недолго.

Из кухни вышли Джереми и Клэр.

Чего она от тебя хотела? – спросила Клэр.　Неважно… У меня этого все равно нет.

Они принялись расспрашивать, в чем дело, но я попросил подождать до завтра, завтра я все равно расскажу, а сегодня…

Они послушались.

Присев рядом со мной на ступеньки, Клэр погладила мою ладонь.

Ну, как ты? Очень худо? – спросила она.

Я и вправду чувствовал себя неважно, но, не желая в этом признаваться, спросил:

Который час?　Без двадцати четыре, – ответила Клэр, взглянув на часы. – Тебе надо поесть, принести чего-нибудь?　Не надо.

Они разогрели суп и съели его с хлебом – не густо, но жить можно. В голову лезли дурацкие мысли. Я думал о том, что впервые провожу время, лежа на ступеньках и вдыхая паркетную пыль. Раздавленный тяжелой, мучительной болью, я чувствовал, как ноет каждый мускул, каждая косточка. Но ничего, приступы больше не повторились, и я знал, что вскоре ко мне вернется способность двигаться. С каждой минутой все больше хотелось встать и пойти в ванную – видно, действительно я приходил в норму. В конце концов желание принять душ стало настолько непреодолимым, что я отважился сесть.

Медленно, осторожно продвинулся на ступеньках и прислонился спиной к стене.

Что ж, не так все плохо, никаких спазмов.

Мускулы явно восстанавливали свои функции и начали постепенно набирать прежнюю силу. Надо

попробовать встать. Если постараюсь, должно получиться.

Из кухни вышли Джереми и Клэр, и я без ложной гордости оперся на их протянутые руки и поднялся на ноги. Стою. Дрожат колени, но я стою!

Ну а теперь куда прикажете? – осведомилась Клэр.　Пи-пи.

Они дружно рассмеялись. Джереми взял меня под руку, чтобы помочь дойти до туалета, а Клэр пошла на кухню за тряпкой: Джереми попросил ее вытереть засохшую кровь на полу.

Не надо, Клэр…　Иди своей дорогой, это мое дело, – ответила она.

В ванной, ухватившись за вешалку для полотенец, чтобы не упасть, я заглянул в зеркало над раковиной. Распухшее, бесформенное, чужое лицо, все в ссадинах и бурых кровоподтеках. На лбу, щеках, в волосах запеклась кровь, один глаз совсем заплыл, другой стал узким, как у китайца. Лиловые губы рассечены в нескольких местах. Два передних зуба выбиты.

Мочеиспускание было мучительным и отозвалось острой болью в брюшной полости: должно быть, поврежден тонкий кишечник. Но крови в моче не было, и я с облегчением подумал, что ноги, человеческие и конские, которые с такой силой били меня по всем местам, слава богу, ни разу не попали по почкам. Мне повезло. Исключительно повезло. Можно сказать, в рубашке родился.

Я напустил в раковину немного теплой воды и начал смывать запекшуюся кровь, но облегчения не почувствовал да и краше не стал. На отмытых участках обнаружились новые ссадины, только и всего. Я осторожно промокнул лицо салфеткой. Остальное оставил как есть.

И тут я услышал грохот, словно в дальней комнате упало на пол что-то тяжелое.

Резко распахнув дверь, я столкнулся с Клэр. Привлеченная шумом, она спешила ко мне из кухни.

Это ты упал? – спросила она встревоженно. – Ты не ушибся?　Нет, это не я. Наверное, Джереми.

Мы не спеша прошли в переднюю часть дома,

чтобы посмотреть, что он уронил… и увидели Джереми, ничком лежащего на пороге темной комнаты. Ведро воды, которое он нес, опрокинулось, и вокруг разлилась большая лужа… и запах… сильно пахло тухлыми яйцами. Я знал этот запах…

В чем дело? – начала было Клэр…

Боже милостивый, подумал я, на сей раз не всуе помянув божье имя. Обхватив Клэр за талию, я потащил ее к входной двери и, распахнув дверь настежь, вытолкнул Клэр на улицу.

Оставайся здесь, – приказал я. – Не вздумай заходить в дом. Это газ.

А сам, набрав полные легкие морозного воздуха, вернулся в дом, чувствуя слабость во всем теле… и отчаяние. Я склонился над Джереми и, взяв его за запястья, потащил – из темной комнаты, по белому кафелю, в холл, я тащил его, а некрепкие ноги и руки предательски дрожали. Коридор позади. Я больше не могу. Легкие разрываются. Мне нужен воздух. Но не этот. Только не этот.

Презрев запрет, мне на помощь пришла Клэр, и мы вместе выволокли на улицу безжизненное тело Джереми. Я захлопнул за собой дверь и, жадно глотая ртом воздух, упал на колени на холодную землю. Внутренности выворачивало от позывов к рвоте.

А Клэр в это время барабанила в чью-то дверь и вскоре вернулась с директором школы, который жил в соседнем доме.

Сделайте ему искусственное дыхание, – попросил я.　Рот в рот?

Я кивнул.

Директор присел на корточки рядом с Джереми и, перевернув его на спину, начал без дальнейших расспросов приводить парня в чувство.

Клэр исчезла, но через минуту появилась снова.

Я вызвала «скорую помощь». Они спрашивают, что это за газ. Сказали, что в Ламбурне нет газа, и им важно знать, что привезти.　Скажи им, что это сероводород, – прохрипел я, чувствуя свинцовую тяжесть в груди. Я едва дышал. – Скажи, это смертельный яд. Пусть поторопятся.

В ужасе Клэр бросилась назад в дом директора школы, а я, не вставая с колен, прислонился слабым

телом к стене собственного дома и зашелся в кашле. Мне становилось все хуже. Не от побоев. От газа.

Джереми не приходил в сознание. Боже милостивый, не дай ему умереть. Это мне, а не Джереми предназначался газ в темной комнате. Все время, пока я лежал на ступеньках, газ дожидался меня. Меня, а не Джереми.

Джереми, не умирай. Это моя вина, Джереми. Я должен был сжечь содержимое ящика Джорджа Мил– лейса, сжечь, а не использовать. Как я мог так рисковать жизнью… своей и твоей? Прости меня, Джереми.

Вскоре вокруг дома собралась толпа испуганных, заспанных соседей. Директор школы продолжал делать свое дело, хотя по выражению его глаз я заметил, что попытки привести Джереми в чувство он считает бессмысленными.

Не умирай!

Клэр пыталась нащупать пульс Джереми. Лицо ее было серым.

Ну как? – спросил я.　Очень слабо. Но прощупывается.

Не умирай.

Директор школы, немного переведя дух, неутомимо продолжал делать Джереми искусственное дыхание. Я чувствовал, как ребра стягивает железными обручами и все теснее сжимает легкие. А ведь я всего лишь пару раз вдохнул воздух, насыщенный газом. Джереми достался чистый газ. Клэр…

Как ты себя чувствуешь? – спросил я ее.　Ужасно. Задыхаюсь, – ответила она.

Толпа вокруг дома все разрасталась. Приехали «скорая помощь» и полицейская машина, откуда-то появились Гарольд и спортивный врач, а за ними нагрянула добрая половина Ламбурна.

Директор школы передал Джереми в руки профессионалов, и теперь уже фельдшер вдувал в легкие Джереми воздух, но тщетно. Он по-прежнему не подавал признаков жизни, пока его осматривал врач, и даже не пошевелился, когда его положили на носилки и погрузили в машину.

Пульс прощупывался. Слабо, но прощупывался. Вот все, что я смог добиться от врача, прежде чем за Джереми захлопнулась дверь машины и «скорая помощь» увезла его в Суиндон.

Господи, господи, не дай ему умереть, молился я. Это моя вина.

Джереми, не умирай.

Подъехала пожарная машина, из нее выпрыгнули люди в противогазах с измерительными приборами в руках. Через заднюю дверь они зашли в дом и через некоторое время вышли на улицу с парадного входа. Прислушиваясь к их беседе с полицейскими, я понял, что расследование начнут не раньше, чем воздух в доме освободится от токсических элементов.

Что это за газ? – спросил инспектор полиции.　Сероводород.　Смертельный?　Да. Парализует органы дыхания. Не заходите в дом, пока мы все не очистим. Там находится источник, продолжающий генерировать газ.　Что у вас с лицом? – обратился ко мне инспектор.　Упал с лошади.

Мой ответ не вызвал ни малейших подозрений. Жокей, расквасивший лицо во время скачек, в Ламбурне явление обычное. Огромная толпа двинулась к дому Гарольда. Все смешалось.

Клэр дважды звонила в больницу справиться о здоровье Джереми.

Он в реанимации, – сказала она. – Хотят получить сведения о его ближайших родственниках.　Он живет с родителями в Сент-Олбансе, – сказал я в отчаянии. – Адрес у меня в доме, а там газ.

Порывшись в справочниках, Гарольд нашел координаты отца Джереми.

Не умирай. Ну, пожалуйста, постарайся выжить.

Всюду шныряли полицейские. Пришел инспектор и снял показания с меня и Клэр. Мы рассказали, ему, что и как случилось.

Нет, я не знаю, как сероводород попал ко мне в фотолабораторию. Джереми вдохнул его чисто случайно – газ предназначался для меня. Кто мог желать моей смерти? Понятия не имею.

Инспектор сказал, что не верит мне. В моем собственном доме мне расставили смертельную ловушку, а я не знаю, кто бы это мог сделать! Так не бывает. Я покачал головой. Говорить было все еще трудно. Если Джереми умрет, я им все расскажу. Если выживет – нет.

Как мне удалось так быстро распознать газ? Клэр сказала, что я отреагировал мгновенно. Почему?

Я узнал его по запаху. Есть такое вещество – сульфид натрия, его раньше использовали в фотостудиях, а теперь почти всюду отказались… из-за запаха. Я им никогда не пользовался. У меня его не было. Это… не мой.　Сульфид натрия – газ? – спросил он, озадаченный.

Нет. Это кристаллическое вещество, очень ядовитое. Их обычно продают в небольших серо-коричневых коробках, я видел в магазине «Кодак»… Называется Т-7 А, вроде так…

Но вы сразу определили, что это газ.　Из-за Джереми. Я увидел, что он умирает… И потом я сам его вдохнул, и мне сразу стало плохо. Из сульфида натрия можно получить газ… Ну, в общем, газ есть газ, и все тут, не могу объяснить как, но я его сразу узнал.　А как получить сероводород из кристаллов сульфида натрия?　Не знаю.

Он продолжал настаивать на ответе, но я и вправду не знал.

Ну, а теперь, сэр, поговорим о вас лично. О вашем лице, например. Или о состоянии вашего здоровья – вы же еле на ногах держитесь. Вы уверены, что все это – следствие падения на скачках? Потому что мне кажется, что вас просто били, да еще как. Я таких в свое время навидался.　Я упал с лошади, – повторил я.

Гарольд встревоженно наблюдал за нашей беседой, но когда инспектор обратился к нему, не колеблясь, ответил:

Вы бы видели, как он упал, инспектор. Я со счету сбился, сколько раз его ударили копытом. Если вам нужны свидетели… это произошло на глазах у шести тысяч человек.

Инспектор пожал плечами, но, по-видимому, остался при своем мнении. Когда он ушел, Гарольд сказал мне:

Ври что хочешь, дело твое, я тебя отмазал. Но, между нами, когда мы вчера расстались, с рожей у тебя было все в порядке.　Потом расскажу, – пообещал я, с трудом ворочая языком.

Что случилось? – спросил он у Клэр, но она лишь в измождении покачала головой и сказала, что ничего не знает, ничего не понимает и сама чувствует себя ужасно.

Жена Гарольда накормила нас, успокоила, как могла, и уложила спать. В полночь Джереми все еще был жив.

Несколько страшных часов я провел без сна: зверски болело тело, и я сидел в кровати, потому что так было легче дышать. В крохотную спальню вошел Гарольд и сообщил, что юная дама уехала в Лондон на работу и позвонит сегодня вечером. Меня хотел снова видеть инспектор. А Джереми? Джереми жив, не приходит в сознание, и жизнь его висит на волоске.

День прошел отвратительно.

С утра явились полицейские и, предварительно открыв все окна и двери и устроив сквозняк, начали осматривать дом. Через некоторое время к Гарольду пришел инспектор, чтобы сообщить результаты.

Мы встретились в кабинете Гарольда, и я смог рассмотреть инспектора при дневном свете – моложавый блондин с красноватыми глазами, неприятно щелкающий костяшками пальцев. От вчерашнего разговора осталось ощущение враждебности, которое не пропало и сегодня.

В вашей фотолаборатории обнаружен водяной фильтр, – сказал он. – Для чего вы его используете?　Я использую его по назначению, – ответил я. – В фотографии применяется только чистая вода.

Воспаление вокруг глаз и рта начало понемногу проходить. Теперь я мог лучше видеть и говорил свободнее – хоть какое-то облегчение.

Ваш водяной фильтр, – сказал инспектор, – генерирует сероводород.　Этого не может быть.　Почему?　Понимаете… я с ним все время работаю. Это обычный опреснитель воды. Откуда тут взяться газу?

Он долго изучающе рассматривал меня, потом исчез и вернулся только через час. Он пришел не один. С ним был молодой человек в джинсах и свитере с плоским ящичком в руках.

Ну а теперь, уважаемый, – обратился ко мне инспектор по всем правилам полицейского хорошего тона, – смотрите. Это ваш фильтр?

И открыл ящичек, чтобы продемонстрировать содержимое. Нет, он явно подозревал меня. Только вот в чем? В ящичке действительно лежал мой фильтр с привинченным к нему резиновым шлангом, который я обычно надевал на кран.

По-моему, да. Похож. Но в чем дело? Как он может генерировать газ?

Инспектор подал знак молодому человеку, тот извлек из кармана резиновые перчатки и, надев их, взял из ящичка фильтр – черный пластмассовый шар размером с небольшой грейпфрут. Раскрутив его посередине, он протянул мне две половинки.

Вот, – сказал он. – Смотрите. Обычно внутри помещается очищающий патрон, но с этим фильтром дело обстоит несколько иначе. Я обнаружил в нем два сосуда, один над другим. Сейчас они оба пусты… но в нижнем содержались кристаллы сульфида натрия, а верхний… – он выдержал театральную паузу, – вот этот верхний сосуд заполняла серная кислота. Сосуды разделяла пленка, не позволявшая веществам смешиваться, но когда ваш приятель повернул кран, напор воды нарушил изоляцию, и они соединились. Произошла реакция замещения, в которой вода играла роль катализатора. Ваш фильтр, таким образом, стал мощным генератором газа. Сероводород продолжал вырабатываться даже после того, как кран закрыли… Предположительно это сделал мистер Фоук.

Наступила тишина – долгая, многозначительная, гнетущая.

Как видите, несчастье произошло не случайно, – резюмировал инспектор.　Да… – сказал я упавшим голосом, – но я не знаю, честное слово, не знаю, кто мог поместить эти вещества в мой фильтр. Ведь он должен был знать, каким типом фильтра я пользуюсь.　Прежде всего, он должен был знать, что у вас есть фильтр.　Фильтр есть у каждого, кто занимается фотографией.

И вновь воцарилась тишина. Они, наверное, ждали,

что я назову, кого подозреваю, но я не знал, что сказать. Ден Релган? Не может быть. Зачем ему было утруждать себя такой замысловатой конструкцией, когда еще пара ударов могла прикончить меня на месте. Элджин Яксли… исключено. У него просто не хватило бы времени. Вне подозрений были другие адресаты Джорджа Миллейса. Двоих он уличил в неблаговидных поступках так давно, что они наверняка уже не помнили, в чем было дело. С третьим я пока не разговаривал, и он не знал, что письмо у меня. Но в любом случае он, конечно, не стал бы меня убивать.

Оставалось предположить одно, самое неприятное и страшное: кто-то думает, что у меня есть то, чего у меня нет. Он знает, что я стал наследником Джорджа, знает, что часть наследства уже пущена в ход, и хочет остановить время. Любой ценой. Ясно, что в ящике Джорджа в свое время хранилось больше, чем мне удалось обнаружить. Я, например, не нашел целлофановой обертки, на которой Дана нацарапала список поставщиков наркотиков. Что там было еще? Что!

Ну так как, сэр? – спросил инспектор.　Я работал в темной комнате в среду. С тех пор в доме не было посторонних. Только соседка приходила да налоговый инспектор.　Какой налоговый инспектор? – оживились они.　Спросите миссис Джексон, – посоветовал я. – Они сказали, что непременно спросят.　Миссис Джексон уверяла, что он ни к чему не притрагивался.　Но он мог запомнить тип вашего фильтра.　А это мой фильтр? – спросил я. – Вообще-то похож.　Возможно, – сказал молодой человек.' – Но я все равно заберу его с собой – измерить и записать данные… Кстати, я вычислил: на то, чтобы вынуть опреснитель и вложить на его место сосуды с химикалиями, нужно всего тридцать секунд. Чистая работа.　Джереми будет жить? – спросил я.　Я химик, а не врач, – ответил молодой человек, пожав плечами.

Вскоре он ушел и унес с собой фильтр.

Я позвонил в больницу. Никаких изменений.

Днем я отправился туда сам. Жена Гарольда вызвалась сопровождать меня, сказав, что я еще не в состоянии держать руль.

К Джереми не пускали, но я повидался с его родителями – оба не помнили себя от горя и были слишком подавлены, чтобы упрекать меня. «Это не ваша вина», – сказали они, хотя, возможно, потом будут думать иначе. Джереми держался на аппарате искусственного дыхания. Легкие парализовало. Сердце билось. Мозг не был поврежден.

Мать плакала.

Не убивайся так, – сказала жена Гарольда, когда мы ехали домой. – Он поправится.

В больнице она попросила знакомую сестру наложить мне на ссадины швы, и теперь лицо болело сильнее прежнего.

Если он умрет…　Он не умрет.

Позвонил инспектор и сказал, что я могу вернуться домой, но в темную комнату заходить нельзя: опечатано полицией.

С тяжелым сердцем я медленно бродил из комнаты в комнату. Я был разбит физически, уничтожен морально, я был виноват, боже, как виноват.

Всюду я находил следы обыска. Что ж, этого следовало ожидать. Копии писем Джорджа не обнаружили – я запер их в багажнике. На кухонном шкафу стояла коробка с негативами, на вид пустая – ее не тронули.

Коробка…

Я открыл ее. Рядом с разгаданными загадками в ней по-прежнему хранилась одна, ключ к которой я не подобрал до сих пор: черный

светозащитный конверт, а в конверте на вид чистый пластиковый квадрат и два листка кальки. А вдруг… вдруг именно из-за них мне устроили газовую ловушку?

Но что это? Что?

«Плохи мои дела, – подумал я. – Нужно найти ответ, да поскорее, пока мой невидимый враг, кем бы он ни был, не предпринял еще одну попытку убить меня. В другой раз он не промахнется».