Текст книги "Отражение"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 16

Я решил поговорить с бывшим жокеем, который стал одним из главных администраторов Фонда, и после' недолгих поисков обнаружил его в частной ложе, принадлежавшей телекомпании. В ложе было полно народа, но мне все же удалось, хоть и не без усилий, извлечь оттуда нужного человека.

Хотите выпить? – спросил он, поднимая бокал. Я покачал головой. Я уже успел переодеться в цвета Виктора Бриггса: лосины, сапожки для верховой езды и жокейский камзол.　Не стоит, – сказал я. – Мне скоро скакать.　Так чем могу быть полезен? – жизнерадостно спросил он.　Возьмите этот чек.

Он присвистнул, разобрав цифру.

Нам повезло.　Скажите, Элджин Яксли впервые проявляет подобную щедрость?　Нет. Несколько месяцев назад, перед тем как уехать за границу, он пожертвовал Фонду десять тысяч фунтов. Мы их, разумеется, приняли, но… Некоторые из попечителей считают, что Яксли пожертвовал такую сумму, потому что его замучила совесть. Ну… как вам объяснить… ведь он тогда только получил сто тысяч фунтов от страховой компании за пристреленных лошадей, помните? История с душком, а, как по-вашему?　Угу, – кивнул я. – В общем, так… Элджин Яксли снова едет за границу и просил меня передать вам этот чек. Примите.,　Ну что ж, – улыбнулся администратор, – если совесть вновь беспокоит мистера Яксли, почему бы нам не извлечь пользу из этого печального обстоятельства?

Он бережно сложил чек и, спрятав его, довольно похлопал себя по карману.

И часто вы получаете такие крупные чеки? – невинно осведомился я.　Случается. Иногда нам оставляют большие суммы по завещанию, но таких щедрых дарителей, как Элджин Яксли, – нет, не много.　А Айвор ден Релган вносил деньги в Фонд?

Да. Тысячу фунтов в начале сезона, по-моему, в сентябре. Весьма достойный вкладчик.

Я кивнул.

У вас есть список вкладчиков?　Всех учесть невозможно, – рассмеялся он. – Тысячи людей регулярно вносят деньги в течение многих лет. Старики. Дети. Домохозяйки. Да кто угодно. – Он вздохнул. – У нас, наверное, никогда не будет хватать денег на все наши нужды, и мы так благодарны за малейшую помощь… да что я вам рассказываю, вы ведь и сами знаете.　Знаю. Все равно спасибо, что нашли для меня время.　Всегда к вашим услугам.

Засим мы расстались – он растворился в праздничной толпе, а я вернулся в весовую, где взвесился вместе с седлом перед последним заездом.

Вот я и стал таким же злодеем, как Джордж. Не отличишь. И деньги угрозами вымогаю – точь-в-точь, как он. После того, как я сам ступил на эту сомнительную стезю, шантаж уже не казался мне таким постыдным занятием.

На площадке для выводки меня ждал Гарольд.

Сияешь. В чем дело-то? – спросил он неодобрительно.　Ни в чем. Просто доволен жизнью.

Я выиграл заезд. Я почти наверняка нашел Аманду. Много, очень много нового я узнал о Джордже. Правда, в дебете оставались подножки и зуботычины – ну да плевать. Все равно, неплохой сегодня выдался день.

Этот новичок, – вернул меня к действительности Гарольд, – в прошлую субботу нам всю тренировку испортил. Я знаю, ты тут ни при чем, на нем управлялся другой жокей, но… в общем, запомни: он должен четко видеть препятствие. Так что придется тебе сразу вырваться вперед и вести соревнование так, чтобы никто не заслонял твоей лошади изгородь. До финиша ему не добежать, но трасса велика, и мне не хотелось бы, чтобы его затолкали и ослепили раньше времени. Усек?

Я кивнул. В заезде участвовало двадцать три скакуна – количество почти максимальное для скачек подобного типа. Лошадь Гарольда неуклюже топталась на площадке для выводки и от нервного возбуждения уже успела покрыться пеной. Я знал из

опыта, что обращаться с такими животными нужно мягко и ласково.

«Жокеям приготовиться», – услышал я голос из репродуктора, после чего мы с лошадью довольно благополучно двинулись на старт. «Только бы мне сразу взять темп, – думал я, – если отстанем – быть беде».

Раздался выстрел стартового пистолета, и мы рванулись вперед. Первая изгородь. Мы лидируем, как нам было велено. Все в порядке, малыш, молодец, хороший прыжок. Вторая изгородь. Мы впереди. Ничего, малыш, сойдет, держись. Третья изгородь. Мы впереди, как нам было велено. Никудышный прыжок, и сейчас я сверну себе шею. Мой скакун вместо того, чтобы выбросить ноги вперед, заплел их под брюхом – точь-в-точь такой же фокус он проделал на субботних тренировках, – и мы вместе рухнули на дерн беговой дорожки под копыта двадцати трем лошадям, мчащимся во весь опор.

Лошади изо всех сил старались перескочить простертых на земле скакуна и всадника, но их было так много и они шли на такой скорости, что могли не задеть меня только чудом. Чудес не бывает. Я сбился со счета, сколько раз летящие в галопе копыта ударили меня по груди, спине, животу, голове… и чувствовал себя тряпичной куклой, которой играют в футбол злые мальчишки.

Такое уже случалось и может случиться опять. Скорчившись от боли, я разглядывал ближний пучок травы и думал, что только последний идиот станет зарабатывать на жизнь таким способом.

И едва не рассмеялся. Не в первый раз посещают меня подобные мысли. Всякий раз, когда я вот так валяюсь в грязи, у меня появляются основания считать себя идиотом.

Подоспела «скорая помощь», ко мне протянулись десятки рук. Вроде ничего не сломал. Спасибо, осподи, за крепкие кости. Я обхватил себя руками, словно так мог утишить боль.

Лошадь поднялась на ноги и ускакала прочь – что ей сделается… Карета «скорой помощи» довезла меня до трибун, я убедил доктора, что у меня более или менее все на месте, и, шатаясь, медленно заковылял в раздевалку, где ждал меня мой надежный гражданский костюм.

Когда я вышел из раздевалки, большинство тренеров уже разошлись по домам, но Гарольд стоял у двери и, поджидая меня, беседовал с Беном, главным разъездным конюхом.

Ну как ты? – грубовато спросил он.　Порядок.　Я отвезу тебя домой, – заявил он не терпящим возражений тоном. – На твоей машине поедет Бен.

Я посмотрел на их добрые встревоженные лица, не стал спорить и, порывшись в кармане, протянул Бену ключи.

Да, грохнулся ты сегодня – врагу не пожелаешь,　сказал Гарольд, выезжая из ворот. – Я здорово испугался за тебя.　Угу.　Когда увидел, что ты поднялся, так обрадовался.　Лошадь не пострадала?　Нет.　Чертова скотина, и откуда только у нее ноги растут.

К Ламбурну ехали молча. Я чувствовал рядом

дружеское плечо Гарольда. Меня знобило. Мучительно ныло тело, но это пройдет. Я быстро поправлюсь, так было и будет всегда, пока не постарею. Жаль, что душа устает раньше тела.

Если Виктор Бриггс вдруг объявится, скажи мне,　попросил я Гарольда.

Он искоса взглянул на меня.

Хочешь с ним повидаться? Ты же знаешь, ни к чему хорошему это не приведет. Виктор всегда поступает, как хочет.　Мне надо знать, чего он хочет.　Почему ты не пустишь все на самотек?　Пробовал, не получается. Я должен с ним поговорить… но ты не волнуйся, я не стану лезть на рожон. Лишаться работы мне, сам понимаешь, ни к чему, и я не хочу, чтобы Виктор передал лошадей другому тренеру. Не бойся, я знаю, как себя вести. Но поговорить надо.　Что ж, валяй, – согласился Гарольд, все еще сомневаясь. – Увижу его, скажу.

Машина затормозила у двери моего дома.

Ты уверен, что с тобой все в порядке? – спросил Гарольд. – Выглядишь ты неважно… И упал ты – как вспомню, так вздрогну…

Сейчас залезу в горячую ванну. Расслаблюсь. Спасибо, что подвез.　Как ты думаешь, через неделю поправишься? В следующую среду скачки в Пламптоне.　Железно, – заверил я его.

Смеркалось. Я прошелся по комнатам, зашторил окна, включил свет, сварил себе кофе. А теперь – ванна, бутерброды, телевизор, аспирин – и спать, спать, бог даст, до утра оклемаюсь.

Бен поставил машину на стоянку, занес мне ключи и на прощанье пожелал спокойной ночи.

Зашла соседка, миссис Джексон, жена водителя фургона для перевозки лошадей, и сказала, что ко мне наведывался налоговый инспектор.

Вот как?　Му да. Впустила я его в дом, только вы не ругайтесь, мистер Нор, он документы предъявил, все честь-честью. Ну, думаю, все равно глаз с тебя не спущу, ходила за ним по пятам. У него всего и забот-то было на пять минут, ничего не трогал, уж я за этим проследила, комнаты посчитал и ушел. Не сердитесь?　Вы правильно сделали, миссис Джексон.　Телефон у вас трезвонил с утра до ночи – все звонил, звонил, мне-то через стенку все слышно, когда тихо, но вы же не велели поднимать трубку. А захотите, чтобы поднимала, только скажите, я всегда готова.　Ну, спасибо, миссис Джексон, – сказал я. – Я вас предупрежу, если мне понадобится помощь.

Миссис Джексон довольно кивнула и удалилась восвояси. Она охотно усыновила бы меня, дай я ей волю. Я подозревал, что она страшно обрадовалась налоговому инспектору и охотно впустила его: ей было любопытно взглянуть, как я живу. В общем, она неплохая соседка – дружелюбная, шумная, всюду сует свой нос и все замечает; всегда передаст посылку, охотно посплетничает и любит давать советы. Как-то раз ее мальчишки, играя в футбол, разбили мне окно.

Я позвонил Джереми Фоуку, но не застал его дома. На другом конце провода вежливо осведомились, что ему передать, и я попросил сказать, что объект наших поисков найден.

Едва я положил трубку, как телефон зазвонил нова. Пришлось ответить, и я услышал запыхавшийся детский голос:

Я знаю, где конюшня. Скажите, я первый?

Мне, к сожалению, пришлось его огорчить. В

течение последующих двух часов я был вынужден разочаровывать подобным образом еще с десяток детей. Некоторые из них не желали сдаваться сразу и переспрашивали, верно ли мне назвали место -^! Конюшня Фермы Зефир? Другие пытались выяснить, знаю ли я, что конюшня уже много лет принадлежит сектантам. Я начал расспрашивать, каким же образом Братству удалось приобрести конюшню, и тут мне случайно повезло: к телефону подошел папаша,

который взялся объяснить, как было дело.

Мы очень дружили с владельцами школы верховой езды, – сказал он. – Они собирались переезжать в Девон и начали искать покупателя. В один прекрасный день явились эти фанатики, помахали у него перед носом тугими кошельками и купили конюшню, не торгуясь.

Но как им стало известно, что конюшня продается? Ваши друзья дали объявление?

Нет, объявления они не давали. – Он замолчал, припоминая. – Ах, да, там была одна девчушка, хорошенькая такая, как ее звали-то – Мэнди, Сэнди, что-то в этом роде, не помню. Так вот, эта Мэнди очень любила кататься на пони. Она неделями жила у моих друзей, я часто ее там видел. Говорили, вроде, у нее мать при смерти, а сектанты о ней заботятся. Вот от матери они и узнали, что конюшня продается. Секта тогда занимала полуразвалившийся дом и подыскивала себе что-нибудь получше.　Вы, конечно, не помните имени матери?　К сожалению, нет. Я, собственно, и тогда толком не знал, как ее зовут, а уж теперь – где там. Столько лет прошло…　Большое спасибо за помощь, – поблагодарил я его. – Я вашему Питеру пошлю десять фунтов, хоть он и не первый мне позвонил.　Ну что ж, – рассмеялся отец. – Он будет очень I рад.

Я взял у него адрес и записал имя прежних' владельцев конюшни, но отец Питера сказал, что они уже много лет не переписываются и он не знает, где они сейчас живут. Ничего, если понадобится, Джереми их разыщет.

Я принял ванну и, поужинав, выдернул телефон из розетки и перенес в гостиную, где он надрывался еще битый час и мешал мне смотреть телевизор. Да благословит вас бог, дорогие дети. Интересно, сколько вас #ще: тысяча, две, миллион? Ни один из моих маленьких мучителей не знал, что там, за тяжелыми бревнами мбора. Только мамы и папы могли похвастать, что в детстве брали уроки верховой езды на конюшне.

К девяти часам мне порядком надоело отвечать на вонки. Я устал. Хотя я долго отмокал в горячей ванне, разбитое тело вновь наливалось болью, ныл каждый мускул, и лучшее, что я мог сейчас сделать, улечься г. кровать. Скоро мне станет совсем паршиво, и раньше, чем через сутки, вряд ли полегчает, уж я-то знаю. Надо поскорее принять горизонтальное положение – может, когда начнет ломать по-настоящему, я уже буду спать. Я выключил телефон и в пижаме спустился в ванную почистить зубы. Раздался звонок в дверь.

Чертыхаясь, я пошел посмотреть, кого это принесло на ночь глядя.

Открыл.

На пороге с пистолетом в руках стоял Айвор ден Релган.

Я смотрел на пистолет, не веря своим глазам.

Назад, – сказал ден Релган. – Руки…

Сказать по правде, я здорово испугался. Я понял:

Айвор ден Релган пришел меня убить. Кровь ударила мне в голову, застучала в висках, перед глазами поплыли кровавые круги, я перестал чувствовать свое тело, ощутив неожиданную легкость и пустоту. Во второй раз за сегодняшний день я смотрел в глаза ненависти, правда, в сравнении с Айвором I ден Рейганом, Элджин Яксли мог показаться безобидным брюзгой.

Черным стволом пистолета Айвор ден Релган показал, куда мне следует отойти, и я на непослушных ногах отступил на несколько шагов.

Он переступил порог и захлопнул за собой дверь.

Ну а теперь, – сказал он, – ты мне заплатишь а все.

«Будь осторожнее», – предупреждал Джереми.

Я забыл об осторожности.

Джордж Мгллейс был негодяй, – сказал ден Релган, – но ты… ты хуже.)

Я не ожидал, что смогу произнести хоть слово, и когда мне это все же удалось, сим не узнал свой голос.

Так это вы, – хрипло, с трудом выдавил я, – это вы сожгли дом Джорджа?

Глаза Айвора ден Релгана зловеще вспыхнули. Беседа с лордом Уайтом, нисколько не сбила с него гонор, напротив, неприятности, казалось, усугубили его самовлюбленность, лицо приняло еще более надменное выражение, как будто вера в собственную значимость – единственное, что осталось ему в этой жизни. Что ему мои вопросы – ведь он наверняка считает меня уже покойником.

Да, это я, – ответил он, нимало не смущаясь. – Взломал замок, обшарил каждый угол, унес все, что мог, и сжег. А ты, сука, то, что я искал, преспокойно хранил у себя…

Я вышиб у него почву из-под ног. Лишил власти. Попросту раздел донага, да так и оставил голеньким, как на балконе в Сен-Тропе.

Джордж угрожал ден Релгану обнародовать фотографии, если тот будет рваться в «Жокей-клуб». Я использовал те же фотографии, чтобы ден Релгана из клуба вышвырнули.

Если прежде он еще имел какой-то вес в конноспортивных кругах, теперь он потерял все. Раньше ден Р'елган все-таки считался фигурой среди жокеев, конюхов, тренеров, распорядителей. Теперь каждый, кому не лень, мог посмеяться над ним. Одно дело, когда тебя просто не принимают в «Жокей-клуб». Совсем другое – когда тебя приняли, а потом дали под зад коленом.

Джордж не показывал фотографий никому, кроме самого ден Релгана. Я показал.

Давай сюда, – сказал Айвор ден Релган, и пистолет в его руке качнулся в нужном направлении. – Сюда, живее.

«Автомат», – подумал я. Идиот, какое это имеет значение?

Соседи услышат выстрел, – сказал я безнадежно.

В ответ на мои слова он лишь ухмыльнулся. Под

дулом пистолета я медленно отступал в глубь квартиры. Мы поравнялись с лабораторией. Попро

бовать укрыться там? Не годится. Дверь, хоть и тяжелая, не запирается. Живым мне оттуда не выйти. Я прошел мимо.

– Все. Стоять, – приказал Айвор ден Релган.

«Надо бежать, – лихорадочно застучало в мозгу. – Бежать. Хотя бы попытаться». – Я уже собирался сделать рывок к задней двери, как вдруг услышал оглушительный треск.

Я было подумал, что ден Релган промахнулся и пуля разбила стекло, но уже через секунду понял, что он не стрелял вовсе. Это взломали дверь на кухню.

Сзади в дом входили люди, их было двое, двое дюжих молодых парней в натянутых на лицо эластичных чулках. Широким шагом, толкаясь на ходу, они приближались ко мне, им было тесно на маленькой кухне и не терпелось поскорее начать ломать, крушить, убивать.

Я пытался сопротивляться. Пытался.

Господи боже мой, ну сколько можно? Ведь это уже третий раз за сегодняшний день. Если бы я умел им объяснить, что на мне и так нет живого места, меня уже дважды сегодня били, с меня хватит, больше не надо, ребята, не надо, это уже в третий раз, в третий… Если бы я умел им объяснить… да что толку. Они бы, наверное, только обрадовались. И продолжали лупить по самым больным местам.

Потом я и вовсе перестал думать. Я ослеп, онемел, с трудом дышал. От грубых перчаток моих мучителей попалась кожа, а удары по лицу вышибли из меня последние мозги. Я упал – и тогда меня начали бить ногами – по груди, ногам, спине, животу, голове. Я потерял сознание.

Когда я очнулся, кругом было тихо. Я лежал на белом кафельном полу, вокруг щеки растекалась лужа крови. Чья это кровь? И снова потерял сознание. Это моя кровь, сообразил я, очнувшись. Попробовал открыть глаза. Не смог, веки не поднимались. Ладно. Жив и слава богу! И опять погрузился в забытье.

Айвор ден Релган не стрелял в меня. Или стрелял? Надо проверить. Я попытался сдвинуться с места. Идиот…

Едва я попробовал шевельнуться, как у меня начались спазмы и чудовищная боль скрутила тело. Не думал, что будет так худо. Вывихи, переломы,

разрывы – чего только я не навидался, но никогда прежде не мучился такой нечеловеческой мукой. Видно, слишком много тканей повреждено внутри, слишком много разорвано кровеносных сосудов, и нервные волокна посылают мозгу приказ: лежать, не двигаться. Опасно.

Господи, взмолился я, ну сделай так, чтобы боль прошла, я больше не могу, господи. Помоги мне, господи, я больше не сдвинусь с места, буду лежать здесь, сколько надо, только помоги мне, я больше не могу.

Но боль отпустила не скоро. Наконец, спазмы прошли. Обессиленный, изнемогший, я лежал на ступенях грудой расплющенных мышц, и только и мог, что молиться, чтобы приступ не повторился.

В голову лезли такие мысли, что лучше бы мне вообще ни о чем не думать. Я вспоминал случаи, когда люди умирали от разрыва внутренних органов: печени, почек, селезенки. А я? Что же

у меня разорвано, если малейшее движение вызывало такую жуткую реакцию? А еще я думал, что вот сейчас вернется ден Релган, чтобы прикончить меня.

В ушах звучал его голос:

– Ты заплатишь за все… заплатишь…

Ранами, кровоподтеками, чудовищной болью. Страхом, что еще немного, и я умру. Умру от внутреннего кровотечения, как умирают избитые до смерти.

Прошла вечность.

Если бы хоть один из жизненно важных органов – печень, почки или селезенка – был поврежден и кровоточил, это бы уже проявилось в учащенном пульсе, прерывистом дыхании, жажде, усиленном потоотделении. Но я не замечал таких симптомов.

Время шло, мне не становилось хуже, и я слегка приободрился. Может, если тихо, осторожно попробовать пошевелиться, ничего и не произойдет.

Но я напрасно надеялся. Меня снова скрючило от боли, и приступ оказался ничуть не слабее предыдущего.

Мозг всего лишь послал телу сигнал – вперед, но этого было достаточно, чтобы перекорежило каждый мускул. Должно быть, тело включило лучшие меха

низмы самозащиты, но терпеть эту муку было свыше моих сил.

Боль долго, слишком долго не отпускала и утихала медленно, постепенно, как бы предупреждая, что может вернуться в любую минуту. Больше не буду, пообещал я. Только, пожалуйста, не надо так со мной. Не надо.

В доме горел свет, но отопление было выключено, и я ужасно замерз, просто окоченел. Ну что ж, может, оно и к лучшему. Холод остановит кровотечение из внутренних органов, склеит стенки порванных сосудов, и красная жидкость перестанет течь, куда не следует. А там, бог даст, и полегчает.

Не помню, сколько времени я пролежал в ожидании облегчения. Тело горело и ныло, но я был жив. Мало того, во мне нарастала уверенность, что я выживу, что мне повезло. Если эти сволочи не отбили мне внутренности – выкарабкаюсь. Не привыкать.

Сколько сейчас времени? Я не мог посмотреть на часы. Попробую поднять руку. Одну только руку. Может, удастся, если буду осторожен.

Но это оказалось не так-то просто. Правда, на сей раз приступа не последовало, но рука не повиновалась приказу, лишь слабо дернулась и все. Не работает. Видно, все сухожилия порваны.

Выждав некоторое время, я попробовал снова. И перестарался. Болевые спазмы повторились, меня скрючило так, что не вздохнуть, зажало в тиски; сильно кололо в области желудка, а в мышцах рук почти ничего не ощущалось, но остальные части тела болели зверски, мучительно, и приступ длился так долго, что я испугался.

Я пролежал на полу всю ночь. Наступило утро, а я все лежал. Лужа крови под моей головой стала вязкой и постепенно высохла. Лицо распухло, как набитая песком подушка. Рассеченные в нескольких местах губы воспалились и болели; языком я нащупал неровные края сломанных зубов. Машинально попытался приподняться. Никаких спазмов.

Я лежал в дальнем углу прихожей, головой почти касаясь нижних ступенек лестницы. Жаль, что спальня на втором этаже. И телефон там же. Я бы мог

позвать на помощь, если бы мне удалось подняться по лестнице наверх.

Осторожно, все еще опасаясь, что приступ повторится, я попробовал сесть, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная слабость разлилась по телу, дрожал каждый мускул. Полулежа, мне все же удалось продвинуться по полу на несколько дюймов и доползти до ступеней. И снова одуряющая слабость, и снова я лежу – голова и плечи на ступенях, бедра и ноги на полу – и боль, возвращается боль.

Господи, ну сколько можно так мучиться?

За час мне удалось подняться на три ступеньки. Спазмы. Опять спазмы. Ну все. Дальше не поползу. На ступеньках куда удобнее, чем на полу, нужно только лежать и не дергаться.

И я перестал дергаться. Благодарность за то, что больше не болит, затопила усталое тело, и я лежал и не дергался целую вечность.

В дверь позвонили.

Кто там? Я никого не желаю видеть. Мне уже не нужна помощь, оставьте меня в покое. Покой вылечит меня, дайте срок. Кто бы ни пришел, я не сдвинусь с места.

Звонок повторился. Кто бы ты ни был, уходи, мне лучше полежать одному.

Звонки прекратились, и я было подумал, что посетитель угадал мое желание, но тут услышал шаги: некто проник в дом через взломанную заднюю дверь – ее можно было открыть пальцем – и теперь приближался ко мне, стуча каблуками по коридору.

Только не Ден Релган. Господи, только не ден Релган!

Это был Джереми Фоук.

Эй, Филип, где ты, Филип? – кричал он, заглядывая во все двери. И остановился как вкопанный, едва зашел в холл. Он был потрясен.　Господи Иисусе, – пробормотал он, увидев меня.　Привет, – ответил я.　Филип, – он склонился надо мной. – Что у тебя с лицом?　Порядок.　Помочь?　Отдыхай. Посиди со мной. Садись вот сюда, на ступеньки. – Язык распух и плохо слушался, болели

губы. «Как у Мари, – подумал 9. – Совсем как у Мари».

Но что случилось? Ты что, на скачках разбился?

Джереми присел на ступеньки подле меня, неуклюже подобрав под себя ноги.

И кровь… ты весь в крови… лицо и волосы… весь.　Пустяки, – сказал я. – Она давно высохла.　Ты меня видишь? – спросил Джереми. – Глаза у тебя… – тут он запнулся, решив не огорчать меня еще больше.　Вижу. Одним глазом, – утешил я его. – Мне этого вполне достаточно.

Он, разумеется, захотел оттащить меня в ванную, смыть кровь и вообще привести в божеский вид, но я не желал двигаться с места. Спорить с Джереми у меня не было сил, и, видя, что он настроен решительно, я рассказал ему о приступах, чем поверг в еще больший ужас.

Я схожу за доктором.　Уймись. Со мной все в порядке, – сказал я. – Говори, если хочешь, но, умоляю тебя, – ничего не делай.　Ну ладно, – сдался Джереми. – Может, тебе чаю принести? Или еще чего-нибудь?　Пойди на кухню, там в буфете есть бутылка шампанского. Принеси, пожалуйста.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Откуда ему знать, что для меня шампанское – лучшее средство от всех болезней. Я услышал, как хлопнула пробка, и через минуту в холле появился Джереми с двумя бокалами в руках. Он поставил мой бокал на ступеньки так, чтобы я мог дотянуться до него левой рукой.,

«Ну вот, – подумал я. – Заодно и проверю. Должны же эти приступы когда-нибудь прекратиться». Я с трудом приподнял руку и сжал пальцами толстую ножку, после чего попытался поднести бокал ко рту; мне удалось сделать три больших глотка – и снова пронзило болью, скрючило, парализовало.

На сей раз испугался Джереми. Я видел, как дрожат его руки, когда он подхватывал на лету бокал, который я выронил.

Подожди, – процедил я сквозь зубы.

Приступ был короче и легче предыдущих. Должно быть, начинаю выздоравливать.

Страшно подумать, сколько энергии порой приходится тратить, чтобы всего лишь убедить доброжелателей оставить тебя в покое. Особенно тяжко иметь дело с друзьями. Видит бог, я был благодарен Джереми за то, что он сейчас со мной, лишь бы он поменьше суетился и хоть ненадолго притих.

И снова раздался звонок в дверь. Я не успел предупредить Джереми, что никого не жду, – он уже пошел открывать. Сердце у меня упало. Что-то слишком много посетителей. Не к добру.

Вошла Клэр. Ну да, я же сам приглашал ее.

Присев подле меня на корточки, она внимательно посмотрела на мое расцвеченное лицо и сказала:

Нет, ты не упал. Тебя избили, верно?　Выпей шампанского, – посоветовал я.

Она встала и пошла на кухню за стаканом. Я слышал, как она заступается за меня перед Джереми:

Хочет лежать на ступеньках – пусть лежит. Ему лучше знать, что делать в таких случаях.

Господи, впервые встречаю девушку, которая хоть что-то понимает. Уму непостижимо.

Клэр и Джереми сели на кухне и, представившись, начали пить мое шампанское. Между тем мне полегчало. Я попробовал вытянуться на ступеньках – никаких спазмов. Выпил шампанское. Тело гудело, но я уже не чувствовал себя таким больным. Еще немного, и смогу сесть.

Позвонили в дверь. Прямо эпидемия какая-то.

Клэр пошла открывать. Я был уверен – кто бы ни пришел, она отправит его обратно. Но, видно, ничего не вышло – новую посетительницу было невозможно задержать на пороге. Не слушая возражений Клэр, она буквально ворвалась в дом, и я услышал быстрый приближающийся стук каблучков.

Мне нужно видеть его, – сказала она порывисто. – Я должна убедиться, что он жив.

Взгляд красивых глаз заметался по холлу: она искала меня, а увидев, замерла, потрясенная. Каждая черточка прекрасного лица исказилась смятением и ужасом. Я мог бы узнать ее с закрытыми глазами: довольно было услышать этот голос.

Передо мной стояла Дана ден Релган.