Текст книги "Искатель. 1980. Выпуск №2"

Автор книги: Дик Фрэнсис

Соавторы: Владимир Щербаков,Юрий Тарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Свершилось? По аварийному каналу связи я принял радиограмму с Берега Солнца:

«Измерения по проекту «Берег Солнца» показали совпадение параметров солнечного жгута с расчетными. Общий уровень энергии, просочившейся через отражатель и прошедшей к поглотителям, не более чем минус десять децибел. В случае моей

60

гибели система-телеуправления произведет запуск ракеты с материалами исследований. Ракета приводится за пределами области, захваченной тайфуном. Координаты (долгота, широта).

Физик-исследователь Ольмии».

Я пытался представить, что там произошло или должно было произойти...

Стена воды подошла к заливу. Ольмин, наверное, еще готовил аппаратуру. Потом вспыхнул жгут. До этого момента Ольмин ни за что не ушел бы (он сообщал о своей безопасности только для того, чтобы остаться). У него еще было время, но он не спешил. Несколько минут понадобилось, чтобы прочесть показания приборов. Потом передать радиограмму. Ветер и вода, быть может, уже опр'окинули отражатель, смяли его, как лист бумаги. А он еще хотел убедиться, что тайфун заменил поглотители, регистрировал температурное пеле. Потом последовала реакция атмосферы: из-за повышения температуры воздушный вихрь стал сильнее, потом...

Кадр за кадром разворачивались в моем воображении события. Вал обогнул мыс, вошел в зону мелководья, поднявшись мутным зеленым гребнем Ветер сбрасывал вниз последнее из того, что было создано, построено, налажено. Вал накрыл берег...

* * *

...Стальной, упругий звук – ветер боролся с моим элем; он казался теперь сильнее. «Дела неважные, – подумал я, – вот подхватит сейчас буря, понесет над -морем. Вон что делается вокруг: косохлест, пар, пена морская».

Сверкнуло. Высоко-высоко. Наверное, в ионосфере. Свет был синим, быстрым, неуловимым. Вторая вспышка тоже где-то в ионосфере или еще выше. Заметались отблески. Как игра сполохов. «Берег Солнца еще живет, – подумал я, – мбе воображение слишком торопится».

Снова луч. Мелькание узоров, летучее пламя над головой, потом багровое свечение неба, И ветер, ветер, пытающийся содрать обшивку эля...

¹Удар. Эль дрогнул. Обшивка его разошлась. Свежий воздух толкнул меня в грудь; я упал, поднялся, вцепившись руками в кресло. Горькая чужая мысль: «Вот и все».

На полу эля билась большая птица. Белая, обезглавленная. Ветер, ворвавшийся в эль, трепал ее сломанные крылья, точно и здесь не хотел отпускать ее. Я удивился: как это птице удалось пробить обшивку? Эль держался над водой. Нас развернуло, и пробоина оказалась с подветренной стороны.

На цоейодежде светлые сгустки крови. Холод, сырость... Скорость уменьшилась, но машина продвигалась, шла! Одной рукой я придерживался за кресло, другой потрогал лацкан пиджака. Кровь. Не моя. Второе пятно на кармане. Липкое, холодное на ощупь. Внутри, в кармане, что-то твердое. Достал, поднес к глазам... коралловая бусина.

Вспомнил вдруг о ночных огнях в тайге, припомнилось, как по стеклу эля полз желтый круг. Это когда я летел в город.

61

Иссиня-темные тучи, оперенные облаками... Я теперь видел их не только на боковом стекле, которое служило экраном, а и невооруженным глазом'. Там, впереди, край сердца тайфуна. Неясное бормотание донеслось до меня, вслед за ним – раскатистый удар. Как напоминание или как предупреждение.

Я встрепенулся. Солнечный жгут, рукотворная молния с запозданием напоминали о себе. «Теперь держись», – подумал я,

Эль все время двигался навстречу звуковой волне. Наконец мы встретились с ней. Еще раз грохнуло, сильно, резко. И это было только начало. Мгновение относительного затишья – и вдруг...

Гром небесный!

Казалось, взорвался воздух вокруг. Его сгущения и разрежения были почти осязаемы. И самые низкие тона заставляли дрожать эль. Острая боль пронзила уши. Я глотнул. Когда утихомирились первые раскаты, неслышимая сила все еще сотрясала меня. Гравитация и скорость уж-е не властны, были нйдо мной и машиной: все пространство заполнил инфразвук.

И снова: «Руудр! Рудр. рудр!..» Грохот, который представить трудно. Я вжал голову в плечи, потом поднял колени и уткнулся в них; закрыл глаза и ждал новых ударов. И за ними следом пришла ипфразвуковая волна, неслышное, грозное эхо. И боль в ушах, и синие пятна в закрытых глазах, и дрожь поверженного тела. Я бросился на пластиковый пол, инфразвук укачивал меня и сжимал в комок. Эль бросило вверх, потом вниз, видно, что-то случилось с автопилотом...

Снова удары. Пронзительный, стоголосый гром: «Руудр! Руудр!» Машину затрясло. Мы коснулись воды. За стеклом – белопенный фонтан. Еще толчок. Я чувствовал губами холодный трепещущий пластик (я надеялся продержаться еще несколько секунд). Волны ворвались в пробоину.

Серо-зеленая мутная вода подобралась к моим ногам, от нее веяло свежестью; белые пузыри лопались, обдавая меня колючими брызгами. Я подложил руки под голову и лежал так некоторое время, сжимаясь при каждое ударе. Потом попытался встать.

Звук опрокинул меня. Особенно сильный удар... Он пришел

откуда-то сверху. Вода захлестывала. Раскаты стали удаляться.

Машина наклонилась вперед... назад. Я понял: автопилот зара

ботал снова. Он поднимал эль.

Выше. Еще выше. Мы вынырнули, подскочили над водой, и только сейчас я понял, как трудно было моему помощнику – электоической машине... Вверх, вверх. Море отступило, оставило нас. Вода нехотя уходила из кабины.

Я поднялся. Рука моя рванула ворот рубашки, как будто только того и дожидалась, чтобы хоть на мгновение освободиться от моей власти С волос стекали на лицо соленые струйки.

Открыл глаза. Прямо передо мной, ' на мокром полу алела бусина. Взгляд искал' мертвую птицу. Я повернул голову. Птицы не было. «Ее смыли водой в море», – подумал я и успокоился. Мысли были медленными, ленивыми да и тело совсем на

62

слушалось меня. Наверное, что-то случилось с глазами: контуры

приборов передо мной расплывались.

Взгляд вернулся к бусине. Она тоже расплылась радужным пятном. Мне показалось, что такое же пятно вдруг откуда ни возьмись появилось на стекле... За стеклом. Глаза опять стали , зоркими.

И тогда на зыбкой грани двух миров – подводного и надводного, – там, где серые космы пены смешались с низкими языками тумана, я увидел вдруг жемчужный шар. Он был как огромный эль, летевший над водой, как бы увеличенная копия моего эля. Легко, споро шел он над волнами. Поднялся и шел впереди меня. Я подтягивался за ним – он удалялся. 'Я чугь свернул в сторону – он сошел без промедления со своего пуги и повторил мой маневр. Как тень моя.

Как. тень... Я свечой взмыл вверх и увидел, что шар чуть отстал. Это меня обрадовало. «Посмотрим еще, кто лучше летает», – подумал я. Передо мной возникли темные крутые бока облачной стены – край «глаза бури». Шар то скрывался в тучах, то появлялся в" их разрывах, иногда рядом со мной.

Между воспоминанием о коралловой бусине и этим светляком-гигантом угадывалась связь. Память озарила вспышка: давний сон о незнакомке, теперь он казался мне снова сущей правдой – никаких сомнений в подлинности! Бусина-то ведь у меня осталась. И как будто снова услышал я ее голос. Спокойные звуки как музыка, как шорох листьев, как вешние звоны ручьев. Не слова. Только звуки. Я догадался о значении их. Уже знакомая мне, близкая, привычная мысль высветилась отчетливо и ясно. Линии событий пересекались, образуя почти математические фигуры. Но точно молния прочерчивала их рисунок светящаяся линия. Так вторгалась стихия. Какая же?..

Снова звуки. Те звуки, что напомнили музыку, ручьи в распадках, ветер – тише, тише... они словно обещали помощь. Я понял, ведь стихия эта—разум! Его проявления более всего и похожи на стихию, если только мысль наблюдателя не в силах уследить за ними.

Я прикоснулся к тайне. Но теперь и мой собственный разум был сродни этой стихии, я сам был ее частью. Я стал другим. Годы сделали свое дело...

* * *

...Тишина. Гул ветра внезапно смолк. Даже близкие тучи остановили свое движение. Как во сне.

Да это и был сон.

Рядом со мной незнакомка, та самая, я сразу узнал ее. Она была в эле, рядом со мной. На шее ее коралловые бусы. И одной бусины как будто не хватало. Я только смотрел на нее и не проронил ни слова, пока она сама не заговорила.

– Есть у вас желание? – спросила она мягко. – Теперь я

могла бы его исполнить.

Я задумался, потом ответил:

– Нет. Пусть все будет так, как есть.

Удивительная улыбка осветила ее лицо.

– – Я не об этом, – возразила она, и я понял, что она хотела' сказать.

63

– Тогда пусть минуты, которые пройдут во время нашего раз

говора, вернутся ко мне. Не отнимайте у меня их.

Она рассмеялась. И я увидел, как заразительно умеет она смеяться. Я тоже улыонулгя, но совсем другое, невеселой улыбкой. Должно быть, я неважно выглядел: волосы спутаны, на костюме пятна крови, рубашка разорвана.

Лицо ее стало серьезным, как будто она читала мои мысли. Наверное, так оно и было.

– Это само собой разумеется, – сказала она.

Если можно, – попросил я, – если можно, я хотел бы

видеть Землю. Не Землю вообще... понимаете?

Да, – тихо ответила она.

Конечно, Берег Солнца я смогу увидеть только сам, —

предупредил я возможное возражение. – Ведь иначе это будет

как бы вмешательством в эксперимент, я заранее буду подго

товлен..

Она– кивнула.

...Я увидел странно-спокойное море и берег. Было ясно, светло. Под скалой застыли волны, над ними 'остановились ветры. " Место было дальнее, незнакомое. Потом синее пространство, овеянное дымкой Я летел над тайгой. Серые и голубые ленты рек. Крутые берега, глыбы гор, долины

Передо мной открывались русские космические просторы. На краях обозримого пространства впереди меня сиял свет и за плечами моими сиял свет, за спиной моей отступали все дальше излуки великих рек и складки земли.

Возникали светлые леса, сквозь сумятицу листвы я видел поляны с травой и цветами, и кустарники, и поля, открытые ветрам.

При моем приближении над головой оживали золотистые облака. Внизу"—города, мосты, холмы, обрывы, зеленые балки, озера с опрокинувшимся в них небом. Воздух был зеленоватым, чистым, как на рисунке акварелью. Солнце еще низкое, оно не успевало за мной; я увидел, как оно прикоснулось к земле, и как запылал рассветный окоем, и как под сильными нежным огнем поползли длинные тени. Птичья стая низко-низко стелилась над землей, словно тоже торопилась вместе со мной...

И тогда я вернулся. Я снова был в своем эле. И грозная сила, перенесшая меня вдруг за тысячи километров, казалось, отступила. Незнакомки не было рядом. С минуту я еще мог различать летающий шар Он шел слева от меня. Далеко...

Мы еще поборемся, думал я. В этом весь смысл. И пусть вечен океан. И вечен <>гонь звезд. Пусть вечна Земля с континентами, рожденными древним материком Гондваной, и вечен ветер над ней. Стихии древних... Но, значит, вечна, неуничтожима жизнь. И вечна любовь. И вечен разум.

Я поднял эль выше Шар отстал от меня. Его свет заслонили быстрые облака, караванами бежавшие над водой. Он остался за моей спиной, растаял.

Я спешил, очень спешил...

На север и на юг, во все стороны разбежались штормовые волны. Чайками пронеслись облака и скрылись под густыми туманами. Мой эль вышел из ядра тайфуна и устремился прямо

64

к берегу. Одно из стекол треснуло, и сквозь микроскопический зазор на мое лицо попадала водяная пыль. Ольмин был там, я верил... И спешил.

* * *

Непрерывен поток жизни, сильнейшей из стихий: она чем-то сродни и огню и воде, натиску ее не могут противостоять ни ледовые пики, ни океанские впадины, ни отдаленные от нас небесные тела, купающиеся в звездном море. За ней и рядом с ней идут любовь и разум – два начала созидания, две другие стихии, подобные светлому племени и неукротимым ветрам* над земными далями. Их действие порой незаметно, словно вечная работа рек, растящих мели и острова близ своего устья.

...Что щадит время? То, что передано другим несказанной силой любви, искусства, разума, как это смогли сделать Аира и Ольмин. Иное исчезает. Волны размывают наши следы. Ветер засыпает прахом угасшие костры, которые когда-то нас согревали. Наши тени уходят с нами. Иначе и после смерти казалось бы, будто мы еще живы.

Глава I

Г

раф Октобер появился на видавшем виды бледно-голубом «холдене», а следом в мою жизнь вползли непрошеные гости – опасность и смерть. Когда машина въехала в ворота, я шел к дому через небольшой загон, и ее приближение не вызватю у меня никакого интереса. Очередной агент по продаже, кто же еще? Голубая– машина мягко остановилась между мной и дверью моего дома.

Из «холдена» вылез шатен лет сорока пяти, среднего роста, широкоплечий, с крупной, правильной формы головой и гладко причесанными волосами... На нем были серые брюки, рубашка из топкой шерсти, строгий темный галстук, в руках – неизбежный портфель. Я вздохнул, перелез через изгородь и пошел к нему – сказать, что всучить свой товар ему здесь не удастся.

– Где я могу видеть мистера Дэниэла Рока? – спро

сил он.

Даже мое нетренированное ухо уловило, что это англичанин, и сама по себе пришла мысль о дорогих частных школах. Держался он солидно и с достоинством, а не как торговцы и коммерсанты, которые с ходу начинают нахваливать свой товар. Я взглянул на него повнимательнее и решил не говорить, что меня нет дома. Чем черт не шутит? Возможно, это хороший клиент.

– Дэниэл Рок, – без особой радости объявил я, – вас

слушает.

Веки его дернулись от удивления.

– О-о, – только и произнес он.

К такой реакции я давно привык. На хозяина процветающего конного завода я никак не тяну – сам знаю. Во-первых, я слишком молодо выгляжу, хотя и не чувствую себя молодым. Моя сестричка Белинда говорит, что не часто встретишь бизнесмена, которого можно принять за итальянского крестьянина. Умница моя сестричка. Просто волосы у меня черные, глаза карие, а кожа желтоватая и быстро загорает. К тому же в тот день на мне были старые, затасканные джинсы, нечищеные ездовые сапоги – и больше ничего.

Какое-то время мой посетитель смотрел по сторонам. Аккуратные загоны с выкрашенными белой краской изгородями, впереди – конюшенный двор, справа – обшитьЛ кедром стойла для жеребят. Первое впечатление, что дело здесь поставлено хорошо и солидно, не было обманчивым. Я работал не жалея сил и мог с чистой совестью просить за своих лошадей хорошие -деньги.

Гость повернулся налево и посмотрел на сине-зеленую лагуну, дальний конец которой обрамляли прекрасные скалистые горы с покрытыми снегом вершинами. Вокруг каждой вершины – венчик перистых облаков. Дивная, величественная картина, когда видишь ее впервые.

А для меня это диво давно стало каменным мешком.

67

– Поразительная красота, – восхитился он. Потом кру

то повернулся ко мне,, чуть помедлил и начал: – Я, видите

ли, в Иерлуме я услышал, что у вас... у вас работает ко

нюх, англичанин... и что он якобы хочет вернуться домой. —

Он сделал паузу, потом продолжил: – Не удивляйтесь, но

при некоторых обстоятельствах, и если он, конечно, согла

сится, я бы с удовольствием оплатил ему проезд и предо

ставил работу на другом конце... – Он опять умолк.

Интересно, неужели конюхи в Англии стали таким дефицитом, что их приходится вербовать в Австралии?

– Может быть, пройдем в дом, – предложил я, – и вы

мне все объясните?

Мы вошли в гостиную, и за спиной я услышал его восторженное восклицание. Эта комната поражала всех. Почти всю дальнюю стену занимало окно, и оно словно окаймляло самую эффектную часть лагуны и гор, приближало их. Мне же казалось, что они сомкнулись еще теснее обычного. Я сел к ним спиной в старую качалку из гнутой древесины и шестом предложил гостю занять кресло напротив.

Итак, мистер.,. – Я помедлил.

Октобер, – с готовностью подсказал он. – Только

не мистер. Граф.

–Я с любопытством взглянул на него. В моем представлении граф должен был выглядеть как-то иначе. Этот скорее похож на хваткого президента компании, выехавшего в отпуск. Впрочем, никто ведь не мешает графу быть президентом компании. Вполне возможно, что иногда им приходится становиться президентами против своей воли. Он едва заметно улыбнулся.

– Наверное, следует начать с того, что в Австралию меня привели дела, у "меня интересы в Сиднее, приезд же в ваши края – это последний этап частной поездки по местам, где готовят и растят скаковых лошадей. Я один из руководителей национального английского жокей-клуба по стипль-чезу и скачкам с препятствиями. Так вот, когда я обедал в Перлуме, то разговорился с каким-то человеком. Он по акценту узнал во мне англичанина и сказал, что в этих краях обитает лишь один мой соотечественник, он работает у вас конюхом и настолько глуп, что хочет вернуться обратно.

Верно, – согласился я. – Это Симмонс.

Артур Симмонс, – кивнул он. – Что он– за чело

век?

Очень хороший конюх, – сказал я. – Но желание

вернуться в Англию возникает у него, только когда он пьян.

А пьяным он бывает только в Перлуме. Здесь – никогда.

Понятно, – сказал он. – Так, может быть, этот

Симмонс поедет, если предоставить ему такую возможность?

Не знаю. Смотря зачем он вам нужен.

За последние пару лет у нас участились случаи при

менения допинга на скачках, – решительно заговорил он, —

и мы приняли серьезные меры. Люди привлекались к су

дебной ответственности, попадали в тюрьму, в конюшнях

была введена строгая дисциплина, у лошадей регулярно

68

брали на анализ слюну и мочу. Для борьбы с допингом на выигрыш мы стали выборочно проверять первую четверку лошадей. Мы проверяли всех проигравших фаворитов, чтобы выявить допинг на проигрыш, особенно если проигрыш этот выглядел подозрительным. Почти все результаты анализов после введения новых правил оказались отрицательными.

Прекрасно, – сказал я без особого энтузиазма.

Ничуть. Кто-то изобрел средство, выявить которое на

ши врачи-ветеринары не могут.

– Но разве такое возможно? – вежливо поинтересовался я. Время проходило впустую, а дел было по горло. Он понял, что его проблемы меня заботят мало.

– Таких нераскрытых случаев было десять, лошади

средних возможностей пришли к финишу первыми. Доста

точно было "одного взгляда, чтобы понять: этих лошадей чем-

то стимулировали. Но результаты анализов не показали аб

солютно ничего. – Он помолчал немного, затем добавил: —

Допинг почти всегда дело рук конюхов.

Я понимающе кивнул – в Австралии тоже жулья хватает.

– Надо проследить за введением допинга изнутри, через персонал, то есть...

– Чтобы какой-то конюх шпионил для вас? – -подска

зал я.

Он поморщился.

– Вы, австралийцы, не любите ходить вокруг да около.

В общем-то мысль была именно д'акая. Впрочем, дальше раз

говоров дело не пошло, потому что здесь много трудностей,

и, откровенно говоря, у нас нет никакой гарантии – ведь

вполне возможно, что конюх, к которому мы обратились бы,

уже давно работает для... другой стороны.

Я усмехнулся.

А с Симмонсом такая гарантия есть?

Да. К тому же он англичанин, и в мир скачек войдет

совершенно незамеченным. Мне пришло это в голову сего

дня во время обеда. Поэтому я спросил дорогу и поехал

–прямо к вам – посмотреть, что он за человек.

Пожалуйста, вы можете поговорить с ним, – сказал

я, поднимаясь. – Но, думаю, это бесполезное дело.

Мы хорошо ему заплатим.

– Я не о том. Предложение ваше он, может, и примет. Просто эта работа ему не по плечу – он с ней не справится. Мы вышли в залитый солнцем двор.

– Подождите, сейчас его позову, – сказал я, завер

нул за угол дома и резко свистнул. В окне небольшого до

мика на другом конце двора показалась голова, и я крик

нул:

,– Позови Артура!

Голова кивнула, исчезла, и вскоре Артур Симмонс засеменил ко мне – не первой молодости, низкорослый, кривоногий, весь облик его говорил, что человек этот сама простота. Я отвел его к графу Октоберу и оставил их наедине.

С Артуром, как я и ожидал, у графа ничего не вышло.

69

Симмонс уже много лет живет здесь, прижился, стал таким же австралийцем, как и все мы. Нет, в Англию его никаким пирогом не заманишь, а по пьянке человек может сказать любую глупость. Через полчаса Октобер уехал, и я забыл о нем раньше, чем он успел скрыться из виду. Забыл. Однако нам суждено было встретиться снова.

Он вернулся на следующий день, перед заходом солнца. Когда я увидел его, он терпеливо сидел в своей голубой машине и курил – конечно, уже выяснил, что в доме никого нет. Я шел из конюшни – вечером там всегда полно работы – и отметил про себя, что он снова застал меня в самом неприглядном виде.

На сей раз он не торопился начать разговор. Не было в его облике и смущения. Наоборот, сейчас любой бы понял, что человек этот привык верховодить, и мне стало ясно сразу, что приехал он по мою душу.

С легким сомнением я взглянул на него, потом жестом пригласил в дом, и мы вошли в гостиную.

– Что-нибудь выпьете? – предложил я. – А я цока

переоденусь.

Я принял душ, надел хорошие брюки, носки, домашние туфли, белую поплиновую рубашку и темно-синий шелковый галстук. Аккуратно причесал перед зеркалом влажные волосы и вычистил грязь из-под ногтей. Деловой разговор желательно вести на равных, тем более с графом, настроенным столь решительно.

Когда я вошел в гостиную, он поднялся, одним едва заметным взглядом оценив происшедшую со. мной перемену.

Наверное, – сказал он, – вы догадались, зачем я

приехал.

Возможно.

Чтобы предложить вам работу, которую вчера предла

гал Симмонсу, – объявил он без обиняков, но и без лиш

ней спешки.

Я так и подумал, – ответил я. – ^fНо, увы, принять

ваше предложение не могу.

Мы стояли и смотрели друг на друга. Я знал, что Дэниэл Рок, стоящий перед ним, здорово отличается от вчерашнего. Более солидный. Наверное, более похожий на человека, которого он ожидал увидеть здесь вчера. Известное. дело, подумал я, по одежке встречают.

– Я многое узнал о вас, – медленно произнес он. —

Вчера, возвращаясь, я вдруг подумал: как жаль, что вы не

Артур Симмонс. Вы бы прекрасно подошли для этой рабо

ты. Вчера вы выглядели... извините меня... как раз то, что

нам надо. – В его голосе послышались виноватые нотки.

– А сейчас нет?

– -Вы сами знаете, что нет. Вы, наверное, специально и

переоделись. Не сомневаюсь, что, если бы вы предстали

передо мной в таком виде вчера, мне бы и в голову не при-.

шло предложить вам что-нибудь подобное. Но когда вы шли

через загон, полуголый, в драных джинсах, похожий на цы-

70

гана, я действительно принял вас за наемного работника... Ради бога, извините. Я чуть усмехнулся.

Такое случается часто, я не обращаю на это внима

ния.

Внешне вас не отличишь от настоящего конюха, да и

акцента почти никакого. Вы бы нам подошли по всем стать

ям. О такой удачной кандидатуре я и не мечтал.

В смысле физических данных, – сухо заметил я.

Во всех смыслах. Я ведь сказал, что многое узнал о

вас. Вчера но дороге в Перлуму я решил... навести о вас

справки, если можно так выразиться, узнать, что вы за че

ловек... выяснить, не может ли вас хоть как-то заинтересо

вать предлагаемая нами работа. – Он отпил виски и выжи

дательно, смолк.

Мне это совершенно ни к чему, – сказал я. – Ра

боты у меня и здесь хватает.

Двадцать тысяч фунтов вас бы устроили? – спросил

он словно между делом.

Я молчал и' смотрел на него. Словно прочитав мои мысли, он опустился в кресло, удобно скрестил ноги и сказал:

– Хотите, расскажу, как вы распорядитесь этой суммой?

Вы заплатите за учебу в медицинском колледже, о котором'

мечтает 'ваша сестра Белинда. Ваша младшая сестричка

Хелен хочет пойти учиться в школу живописи – вы дади

те ей эту возможность. Вы отложите деньги для того, чтобы

ваш тринадцатилетний брат смог стать адвокатом – если

он, когда повзрослеет, не раздумает. Вы сможете также

взять еще нескольких работников, иначе заботы о том, как

прокормить, одеть и выучить брата и сестер, быстро дове

дут вас до могилы.

Наверное, можно было бы не удивляться, что он все разнюхал основательно, но зачем совать нос в мои личные дела? Я разозлился, но молчал.

– Я тоже должен дать образование двум дочерям и сы

ну, – продолжал он, – поэтому знаю, во что это вам об

ходится. Моя старшая дочь уже в университете, а близне

цы – мальчик и девочка – совсем недавно окончили

школу.

Я продолжал молчать, и он заговорил снова:

– Вы родились в Англии, но еще ребенком попали в

Австралию. Ваш отец, Говард Рок, был адвокатом, хорошим

адвокатом. Когда вам было восемнадцать лет, ваши роди

тели погибли в океанской катастрофе. На ваши плечи лег

ли заботы о себе, сестрах и брате, и вы стали зарабатывать

на жизнь разведением и продажей лошадей. Как мне извест

но, вы собирались пойти по стопам отца, но деньги, отло

женные ими на вашу учебу,, вы пустили на создание соб

ственного дела. Можно сказать, что вы преуспеваете. Ло

шади, котррых вы продаете, пользуются хорошей репута

цией.

Он с улыбкой взглянул на меня. Я стоял не шевелясь. Кажется, это было еще не все.

– Директор вашей бывшей школы в Джилонге, – про-

71

должал он, – говорит, что у вас хорошая голова и вы способны на большее. Директор вашего банка говорит, что вы почти ничего не тратите на себя. Ваш доктор говорит, что вы не были в отпуске вот уже девять лет, если не считать месяца, который пролежали в больнице со сломанной ногой. Ваш пастор говорит, что вы никогда не ходите в церковь, и его это очень печалит. – Он неторопливо отпил из стакана.

Похоже, перед графами, если им что-нибудь нужно, открываются все двери.

И наконец, – добавил он с легкой ухмылкой, – бар

мен из «Золотой долины» в Перлуме говорит, что не побо

ялся бы оставить вас со своей сестрой, хоть вы и красав

чик.

И какие же вы сделали выводы? – спросил я, уже

вполне успокоившись и держа себя в руках.

Что вы зануда, работяга и педант, – с удовольстви

ем выложил он.

Я с облегчением рассмеялся и сел в кресло.

Вы совершенно правы.

С другой стороны, все говорят, что если вы беретесь

за что-либо, то обязательно доводите дело до конца, что

вам нидгочем тяжелая физическая работа. А о лошадях вы

знаете столько, что вполне можете работать конюхом с за

вязанными глазами.

Весь ваш план никуда не годится, – со вздохом про

изнес я. – С этой работой не справлюсь ни я, ни Артур

Симмонс, вообще никто. Она просто невыполнима. Сколько

в Англии скаковых конюшен? Сотни! Вы можете жить в

них месяцы и ни о чем не слышать, хотя махинации вокруг

вас будут идти полным ходом.

Не думаю. – Он покачал головой. – Бесчестных ко

нюхов у нас на удивление мало, гораздо меньше, чем ка

жется вам да и многим другим. И если пройдет слух, что

какой-то конюх падок на даровые деньги, к -нему потянутся

мошенники всех сортов, как к неохраняемой золотой жиле.

Нашему человеку потребуется сделать одно – намекнуть,

что с ним можно иметь дело. Его завалят предложениями,

можно не сомневаться.

Но теми ли, которые вам нужны? Не уверен.

Во всяком случае, мне кажется, этим путем можно

докопаться до истины. Честно говоря, положение таково, что

мы готовы ухватиться за любую возможность. Мы ведь уже

все испробовали. Безрезультатно. Хотя всех, кто имел какое-

либо отношение к «порченым» лошадям, подвергали тща

тельным допросам. Полиция заявила, что помочь ничем не

может. Поскольку мы не знаем, какой именно допинг при

меняется, мы не можем дать полиции никаких сведений.

Мы наняли фирму частных агентов, но они тоже ничего

не добились. Прямые действия не дали результатов,

косвенные и того хуже. Я готов поспорить на двадцать

тысяч фунтов, что вам удастся добиться большего. Итак,

согласны?

72

– Не знаю, – ответил я и тут же мысленно обругал се

бя за слабость. Я должен был ответить: «Нет, разумеется,

нет».

Он заметил мою оплошность, подался всем корпусом вперед и заговорил быстро, вкладывая в каждое слово страстную убежденность:

Я хотел бы, чтобы вы поняли, как сильно я и мои

коллеки обеспокоены этими нераскрытыми случаями приме

нения допинга. Во время первой большой волны допинга пе

чать и телевидение не поскупились на злые шутки, и мы не

можем позволить, чтобы это повторилось. Пока нам удается

усыплять бдительность репортеров, потому что случаи эти

происходят не так уж часто, первый произошел больше го

да назад, и, если у кого-то возникают вопросы, мы просто

отвечаем, что результаты анализов отрицательные. Но мы

обязаны раскрыть эту новую форму допинга сейчас, пока она

не получила широкого применения. Иначе над скачками на

виснет смертельная угроза. Представьте себе – число ло

шадей, победивших под воздействием допинга, все растет,

зрители теряют веру, разочаровываются... стипль-чез полу

чит такой удар, от которого не скоро удастся оправиться,

если вообще удастся. Речь идет не только о приятном вре

мяпровождении. Скачки – это ведь целая индустрия, в

ней заняты тысячи людей... далеко не последнюю роль игра

ют и владельцы конных заводов, такие, как ¹вы. И если по

читатели конного спорта откажутся финансировать скач

ки, это может привести к катастрофе.

Но неужели в самой Англии нельзя найти человека,

который смог бы собрать нужные вам сведения? – возра

зил я. – Человека, который знает мир ваших скачек вдоль

и поперек. Я-то о них не знаю абсолютно ничего. Я распро

щался с Англией, когда мне было девять лет. Какой от меня

может быть толк? Нет, это исключено.

Вот так лучше, похвалил я себя. Главное – держаться потверже.

Он посмотрел в» свой стакан и заговорил, словно с не

охотой:

Видите ли... мы пробовали найти такого человека в

Англии... Спортивный журналист, специалист по скачкам.

Очень хорошее чутье. К тому же мы чувствовали, что на не

го можно положиться. Одним словом, он занялся поиска

ми. Увы, он потратил на них несколько недель, 'и все впус

тую. А потом бедняга погиб в автомобильной катастрофе.

Но можно попробовать еще кого-нибудь? – не усту

пал я.

Он погиб в июне, в соревнованиях по стипль-чезу, как

раз был летний перерыв. Новый сезон начался в августе, и

только тогда нам пришла мысль о конюхе.

Попробуйте сына какого-нибудь фермера, – предло

жил я. – Говорит с акцентом, отлично знает лошадей...

такой вам подошел бы.

Он покачал головой.

– Англия слишком маленькая страна. Сыну фермера до

статочно будет несколько раз вывести лошадь перед на-

73

чалом скачек, и его разоблачат. Слишком многие его узнают и начнут задавать вопросы.

Наступила тишина, и он поднял голову от стакана. Лицо его было строгим, почти суровым.

– Итак? – сказал он.

Я собирался твердо сказать «нет», по вместо этого снова произнес:

Я не знаю.

Какие нужны слова, чтобы вас убедить?

Никаких. Я подумаю. Ответ дам завтра.

Что ж, прекрасно. – Он поднялся, отказался от мо

его предложения пообедать и вышел. Этот человек излучал

силу, как печь – тепло. Когда машина уехала и ввернулся

в дом, он показался мне пустым.

Глава II

«Боинг-707» доставил меня в Англию девять дней спустя.