Текст книги "Очарованная жизнь (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2

Мисс Ларкинс – дочь мистера Ларкинса из магазина старьевщика – пугала Кота. Она была молодой, хорошенькой и огненно-рыжей. Свои рыжие волосы она собирала в пучок на макушке, и рыжие завитки выбивались из него и красиво переплетались с серьгами, похожими на кольца, на которых сидят попугаи. До того, как стала известна история с кошкой, мисс Ларкинс – очень талантливая ясновидящая – была любимицей округи. Кот вспомнил, что даже его мать дарила мисс Ларкинс подарки.

Кот знал, что мисс Ларкинс предложила погадать ему из зависти к Гвендолен.

– Нет. Нет, спасибо большое, – сказал он, пятясь от столика мисс Ларкинс, заставленного гадательными принадлежностями. – Мне и так хорошо. Я не хочу знать.

Но мисс Ларкинс бросилась к нему и схватила за плечи. Кот принялся извиваться. Мисс Ларкинс пользовалась духами, которые буквально кричали: «ФИАЛКИ!» – ее серьги раскачивались словно наручники, а корсеты скрипели, когда она наклонилась близко к нему.

– Глупый мальчишка! – произнесла мисс Ларкинс глубоким мелодичным голосом. – Я не сделаю тебе больно. Я просто хочу знать.

– Но… Но я не хочу, – ответил Кот, изгибаясь то в одну, то в другую сторону.

– Стой смирно, – велела мисс Ларкинс и заглянула Коту в глаза.

Кот поспешно закрыл их. И начал извиваться сильнее, чем прежде. Он мог бы освободиться, если бы мисс Ларкинс внезапно не впала бы в транс. Кот обнаружил, что его держат с силой, которая удивила бы его даже со стороны Старательного Чародея. Он открыл глаза, встретив пустой взгляд мисс Ларкинс. Ее тело тряслось, заставляя корсеты скрипеть, точно болтающиеся на ветру старые двери.

– О, пожалуйста, отпустите! – попросил Кот.

Но мисс Ларкинс, похоже, не слышала. Кот взялся за пальцы, сжимающие его плечи, и попытался отцепить их. Он не смог их даже пошевелить. После этого он мог только беспомощно смотреть в отсутствующее лицо мисс Ларкинс.

Она открыла рот, и из него раздался совсем другой голос. Это был мужской голос – звучный и доброжелательный.

– Ты снял груз с моей души, парень, – довольно произнес он. – Для тебя теперь многое изменится. Но ты был ужасно неосторожен: четыре уже потрачены, осталось только пять. Ты должен быть внимательнее. Ты знаешь, что тебе угрожает опасность по меньшей мере с двух сторон?

Голос смолк. К этому моменту Кот так перепугался, что не смел пошевелиться. Он мог только ждать, пока мисс Ларкинс придет в себя, зевнет и отпустит его, чтобы элегантно прикрыть рот ладонью.

– Вот, – произнесла она своим обычным голосом. – Вот и всё. Что я сказала?

Обнаружив, что мисс Ларкинс понятия не имеет о том, что сказала, Кот покрылся мурашками. Всё, чего он хотел – убежать отсюда. Он бросился к двери.

Мисс Ларкинс погналась за ним, снова схватила за руки и встряхнула его.

– Скажи мне! Скажи мне! Что я говорила?

От того, как сильно она трясла, ее рыжие волосы прядями выпадали из прически. Корсеты издавали звук сгибающихся досок. Она ужасала.

– Какой голос я использовала? – вопросила она.

– Му… мужской, – запинаясь, ответил Кот. – Приятный, без шуток.

Мисс Ларкинс посмотрела ошеломленно:

– Мужской? Не Бобби или Доддо – то есть не детский голос?

– Нет, – ответил Кот.

– Как необычно! Я никогда не использовала мужчину. Что он сказал?

Кот повторил то, что сказал голос. Он думал, что никогда не забудет этого, даже если доживет до девяноста лет.

Было некоторым утешением обнаружить, что мисс Ларкинс озадачена не меньше него.

– Что ж, полагаю, это было предупреждение, – с сомнением произнесла она, выглядя разочарованной. – А больше ничего? Ничего насчет твоей сестры?

– Нет, ничего.

– Ну что ж, ничего не поделаешь, – с досадой произнесла мисс Ларкинс и отпустила Кота, чтобы снова заколоть волосы.

Как только обе ее руки оказались надежно заняты закалыванием пучка, Кот побежал. Он выскочил на улицу, чувствуя, что его трясет.

И почти тут же его поймали двое других людей.

– А, вот и юный Эрик Чант, – произнес мистер Нострум, идя к нему по мостовой. – Ты же знаком с моим братом Уильямом, не так ли, Юный Чант?

Кота снова схватили за руку. Он попытался улыбнулся. Не то чтобы ему не нравился мистер Нострум. Просто мистер Нострум всегда разговаривал в шутливой манере и через каждые несколько слов называл его Юным Чантом, из-за чего разговаривать с ним было ужасно сложно. Мистер Нострум был маленьким и полноватым, а его седеющие волосы спускались двумя крыльями. А еще левый глаз у него косил и всё время смотрел в сторону. Кот находил, что это делает разговор с мистером Нострумом еще сложнее. Никогда не поймешь, он смотрит и слушает или его мысли потерялись где-то вместе с этим блуждающим глазом?

– Да… да, я встречал вашего брата, – напомнил Кот мистеру Ноструму.

Мистер Уильям Нострум регулярно приходил навещать своего брата. Кот видел его почти каждый месяц. Он был довольно-таки зажиточным магом с практикой в Истборне. Миссис Шарп утверждала, что мистер Генри Нострум вытягивал из более состоятельного брата как деньги, так и действующие чары. Какова бы ни была правда, Кот находил, что с мистером Уильямом Нострумом разговаривать еще сложнее, чем с его братом. В полтора раза толще, чем мистер Генри, он всегда был одет в визитку с серебряной цепочкой от часов на бочкообразном жилете. В остальном он был копией мистера Генри Нострума, за исключением того, что у него косили оба глаза. Кот никогда не мог понять, как мистер Уильям вообще что-то видит.

– Как поживаете, сэр? – вежливо произнес он.

– Прекрасно, – ответил мистер Уильям глубоким голосом с таким мрачным выражением, словно всё было как раз наоборот.

Мистер Генри Нострум поднял на него извиняющийся взгляд.

– Дело в том, Юный Чант, – объяснил он, – что мы встретились с небольшим препятствием. Мой брат расстроен, – он понизил голос, а взгляд его блуждающего глаза бродил где-то справа от Кота. – Речь идет о тех письмах от… Сам Знаешь Кого. Мы не смогли ничего разузнать. Похоже, Гвендолен ничего не знает. А ты, Юный Чант, случайно не знаешь, каким образом твой уважаемый и оплакиваемый отец мог быть знаком с… с… назовем его Августейшей Особой, которая подписала их?

– Боюсь, не имею ни малейшего понятия, – ответил Кот.

– Может здесь быть какое-то родство? – предположил мистер Генри Нострум. – Чант – Хорошая Фамилия.

– Думаю, она может быть и плохой фамилией тоже, – ответил Кот. – У нас нет никаких родственников.

– Но что насчет твоей дорогой матери? – упорствовал мистер Нострум, его странный глаз блуждал вдали, в то время как его брат умудрялся с мрачным видом одновременно смотреть на мостовую и на крыши.

– Ты же видишь, Генри, бедный мальчик ничего не знает, – сказал мистер Уильям. – Сомневаюсь, что он мог бы назвать нам девичью фамилию своей дорогой матери.

– О, это я знаю, – ответил Кот. – Она стоит на их брачном свидетельстве. Мама тоже была Чант.

– Странно, – произнес мистер Нострум, поворачивая глаз к брату.

– Странно и, главное, бесполезно, – согласился мистер Уильям.

Кот хотел убраться отсюда. Он чувствовал, что получил достаточно странных вопросов, чтобы хватило до Рождества.

– Ну, если вы так хотите это знать, – сказал он, – почему вам не написать и не спросить мистера… э… мистера Крес…

– Тише! – свирепо велел мистер Генри Нострум.

– Гм! – почти столь же свирепо произнес его брат.

– Августейшую Особу, я имел в виду, – поправился Кот, встревоженно глядя на мистера Уильяма.

Глаза мистера Уильяма смотрели прямо по бокам его лица. Кот боялся, что он может войти в транс, как мисс Ларкинс.

– То, что нужно, Генри, то, что нужно! – вскричал мистер Уильям и с величайшим триумфом поднял с живота серебряную цепочку от часов и потряс ею. – Значит, серебро!

– Я очень рад, – вежливо произнес Кот. – А теперь мне пора идти.

Он бросился бежать по улице изо всех сил. Выходя в тот день после обеда из дома, он позаботился повернуть направо и выйти с улицы Шабаша мимо дома Старательного Чародея. Это было довольно-таки неудобно, поскольку так идти к друзьям было гораздо дольше и приходилось делать крюк, но что угодно лучше, чем снова встретить мисс Ларкинс или мистеров Нострумов. Почти достаточно, чтобы Кот пожелал начала школьных занятий.

Когда Кот тем вечером вернулся домой, Гвендолен как раз пришла с урока от мистера Нострума. Как обычно, она выглядела сияющей и ликующей, но кроме того – таинственной и важной.

– У тебя возникла хорошая идея написать Крестоманси, – сказала она Коту. – Не понимаю, почему я сама не подумала об этом. В общем, я только что написала.

– Почему это сделала ты? Разве мистер Нострум не мог? – спросил Кот.

– С моей стороны выглядит более естественно. И, полагаю, не столь важно, если он получит мою подпись. Мистер Нострум сказал мне, что написать.

– Зачем ему вообще знать?

– Будто тебе не хочется узнать! – ликующе произнесла Гвендолен.

– Нет, – ответил Кот. – Не хочется, – поскольку это напомнило ему о том, что произошло утром, по-прежнему почти заставляя желать начала осенних занятий, он добавил: – Я хочу, чтобы созрел конский каштан.

– Конский каштан! – в величайшем отвращении воскликнула Гвендолен. – Какой же у тебя скудный ум! Он не созреет еще добрых шесть недель!

– Знаю, – ответил Кот и следующие два дня, выходя из дома, старательно поворачивал направо.

Стояли чудесные золотые дни, которые случаются, когда август переходит в сентябрь. Кот с друзьями гулял вдоль реки. На второй день они нашли стену и забрались по ней. За стеной обнаружился сад, и там им посчастливилось увидеть дерево, увешанное сладкими белыми яблоками – того сорта, который рано созревает. Они наполнили карманы, а потом шапки. А потом за ними погнался разъяренный садовник с граблями. Они убежали. Кот был счастлив, принеся домой заполненную, раздувшуюся шапку. Миссис Шарп любила яблоки. Он только надеялся, что она не решит отблагодарить его, сделав пряничных человечков. Как правило, пряничные человечки были забавными. Они выпрыгивали с блюда и убегали, так что когда, наконец, их удавалось поймать, возникало чувство, что имеешь право их съесть. Это была честная борьба, и некоторым удавалось сбежать. Но пряничные человечки миссис Шарп никогда так не делали. Они просто лежали, слабо дергая руками, и у Кота никогда не хватало духу их съесть.

Кот был так занят мыслями обо всем этом, что, повернув за угол возле дома Старательного Чародея, хотя и заметил стоявший на дороге четырехколесный кеб, не обратил на него внимания. Кот бросился прямиком к черному ходу и ворвался на кухню с полной шапкой яблок, крича:

– Эй! Смотрите, что у меня есть, миссис Шарп!

Миссис Шарп там не было. Вместо нее посреди кухни стоял высокий и необычайно изыскано одетый мужчина.

Кот уставился на него с некоторым испугом. Наверняка это новый богатый Городской Советник. Никто, кроме подобных людей, не носит брюки в такую жемчужную полоску, или пиджаки из столь красивого бархата, и не держит в руках цилиндры, блестящие так же ярко, как ботинки. У мужчины были темные волосы, такие же гладкие, как его цилиндр. Кот ни капли не сомневался, что это Темный Незнакомец Гвендолен, который пришел, чтобы помочь ей начать править миром. И ему совершенно не следовало находиться на кухне. Гостей всегда проводят прямо в гостиную.

– О, здравствуйте, сэр. Будьте добры пройти сюда, сэр, – выдохнул Кот.

Темный Незнакомец одарил его удивленным взглядом. И было чему удивляться, подумал Кот, рассеянно оглядываясь. Кухня пребывала в обычном беспорядке. Плита была вся в золе. К еще большему своему испугу, Кот обнаружил на столе пряничных человечков, которых готовила миссис Шарп. Ингредиенты для чар лежали на одном краю стола – заваленном грязными пачками газет и маленькими старыми кувшинами, – а сами имбирные пряники были разбросаны в центре стола. На дальнем конце мухи собирались над мясом для ужина, которое выглядело столь же неряшливым, как и чары.

– Кто ты? – спросил Темный Незнакомец. – У меня чувство, что я должен тебя знать. Что у тебя в шапке?

Кот был слишком занят осмотром кухни, чтобы по-настоящему слышать его, но уловил последний вопрос. Удовольствие вернулось к нему.

– Яблоки, – показал он их Незнакомцу. – Чудесные сладкие яблоки. Я нарвал их в одном саду.

Незнакомец посмотрел мрачно:

– Рвать яблоки в чужом саду – форма воровства.

Кот прекрасно это знал. И считал, что указывать на это – весьма безрадостно даже для Городского Советника.

– Я знаю. Но спорим, в моем возрасте вы тоже так делали.

Незнакомец слегка кашлянул и сменил тему:

– Ты так и не сказал, кто ты.

– Разве? Извините. Я Эрик Чант. Но все зовут меня Кот.

– Значит, Гвендолен Чант – твоя сестра? – спросил Незнакомец.

Он становился всё более суровым и сожалеющим. Кот подозревал, что он посчитал кухню миссис Шарп настоящим вертепом.

– Верно. Не пройдете ли сюда? – произнес Кот, надеясь увести Незнакомца. – Там чище.

– Я получил письмо от твоей сестры, – сказал Незнакомец, не двигаясь с места. – Она создала у меня впечатление, что ты утонул вместе с родителями.

– Должно быть, вы ошиблись, – рассеянно ответил Кот. – Я не утонул, потому что держался за Гвендолен, а она ведьма. Там опрятнее.

– Понимаю, – сказал Незнакомец. – Меня называют Крестоманси, кстати.

– О! – произнес Кот. Это настоящий кризис.

Он положил шапку с яблоками прямо посреди чар, сильно надеясь, что таким образом испортит их.

– Тогда вам немедленно следует пройти в гостиную.

– Почему? – озадаченно спросил Крестоманси.

– Потому, – ответил Кот, окончательно выведенный из себя, – что вы слишком важный человек, чтобы оставаться здесь.

– Что заставляет тебя думать, будто я важный? – по-прежнему озадаченно спросил Крестоманси.

Коту захотелось встряхнуть его.

– Потому что. Вы носите важную одежду. И так сказала миссис Шарп. Она сказала, мистер Нострум отдаст свои глаза за три ваших письма.

– Мистер Нострум отдал свои глаза за мои письма? – спросил Крестоманси. – Они едва ли того стоят.

– Нет. Он просто дает Гвендолен уроки в обмен на них, – ответил Кот.

– Что? В обмен на собственные глаза? Как неудобно.

К счастью, в этот момент раздались топающие шаги, и в кухню ворвалась Гвендолен – запыхавшаяся, сияющая и ликующая.

– Мистер Крестоманси?

– Просто Крестоманси, – ответил Незнакомец. – А ты Гвендолен?

– Да. Мистер Нострум сказал мне, что здесь кеб, – выдохнула Гвендолен.

За ней появилась миссис Шарп, почти столь же запыхавшаяся. Они взяли разговор в свои руки, и Кот был им за это благодарен. Крестоманси, наконец, согласился пройти в гостиную, где миссис Шарп почтительно предложила ему чашку чая и блюдо со слабо машущими руками пряничными человечками. Кот с интересом заметил, что Крестоманси тоже не хватило духу съесть их. Он выпил чашку чая – пустого, без молока и сахара – и расспросил, как Гвендолен с Котом оказались с миссис Шарп. Миссис Шарп пыталась представить всё так, будто она заботится о них задаром, просто по доброте душевной. Она надеялась побудить Крестоманси платить ей за их содержание, вдобавок к Городскому Совету.

Но Гвендолен решила быть кристально честной.

– Город платит, – пояснила она, – потому что все ужасно сожалеют об аварии.

Кот был рад, что она это сообщила, хотя и подозревал, что Гвендолен уже начинает выбрасывать миссис Шарп, точно старое пальто.

– В таком случае, я должен пойти поговорить с мэром, – сказал Крестоманси и встал, протерев свой великолепный цилиндр об элегантный рукав.

Миссис Шарп вздохнула и сгорбилась. Она тоже знала, что делает Гвендолен.

– Не тревожьтесь, миссис Шарп, – сказал Крестоманси. – Никто не желает, чтобы вы остались без средств, – затем он пожал руки Гвендолен и Коту. – Конечно, я должен был навестить вас раньше. Простите меня. Понимаете, ваш отец был чертовски груб со мной. Надеюсь, мы еще увидимся.

Затем он ушел в свой кеб, оставив миссис Шарп угрюмой, Гвендолен ликующей, а Кота нервничающим.

– Почему ты так счастлива? – спросил Кот Гвендолен.

– Потому что он был тронут нашим положением сирот, – ответила Гвендолен. – Он усыновит нас. Мое будущее обеспечено!

– Не говори ерунды, – огрызнулась миссис Шарп. – Твое будущее такое же, каким было всегда. Может, он и пришел сюда во всем своем великолепии, но он ничего не сказал и ничего не обещал.

Гвендолен уверенно улыбнулась:

– Вы просто не видели, какое письмо я написала: растопит даже каменное сердце.

– Возможно. Но у него нечего растапливать, – возразила миссис Шарп.

Кот готов был согласиться с миссис Шарп – тем более, у него возникло неуютное чувство, что до того, как появились Гвендолен и миссис Шарп, он каким-то образом умудрился оскорбить Крестоманси так же сильно, как когда-то его отец. Он надеялся, что Гвендолен этого не поняла. Иначе она будет в ярости.

Но, к его изумлению, Гвендолен оказалась права. После обеда их навестил мэр и сообщил, что Крестоманси устроил, чтобы Кот и Гвендолен жили с ним, как члены его семьи.

– И полагаю, мне не надо говорить, как вам повезло, детки, – сказал он, когда Гвендолен испустила вопль радости и обняла кислую миссис Шарп.

Кот нервничал больше, чем когда-либо. Он потянул мэра за рукав:

– Если позволите, сэр, я не понимаю, кто такой Крестоманси?

Мэр ласково потрепал его по голове:

– Весьма именитый джентльмен. Вы скоро начнете водить дружбу со всеми коронованными особами Европы, мальчик мой. Что ты об этом думаешь, а?

Кот не знал, что думать. Это не говорило ему абсолютно ни о чем и заставляло нервничать еще больше, чем раньше. Он предположил, что Гвендолен написала в самом деле ужасно трогательное письмо.

Так произошла вторая грандиозная перемена в жизни Кота, и он боялся, что она станет весьма печальной. Всю следующую неделю, пока они носились по магазинам, чтобы жены Советников купили им новую одежду, и пока Гвендолен становилась всё более возбужденной и торжествующей, Кот обнаружил, что скучает по миссис Шарп и по всем остальным – даже по мисс Ларкинс, – как будто уже покинул их. Когда пришло время садиться в поезд, город устроил им пышные проводы – с флагами и духовым оркестром. Это расстроило Кота. Он напряженно сидел на краешке сиденья, боясь, что ему предстоят времена странностей и, возможно, даже несчастья.

Однако Гвендолен чинно расправила новое элегантное платье, поправила новую очаровательную шляпку и изящно откинулась на спинку сиденья.

– Получилось! – радостно произнесла она. – Разве это не чудесно, Кот!

– Нет, – несчастно ответил Кот. – Я уже скучаю по дому. Что ты наделала? Почему ты так счастлива?

– Ты не поймешь, – ответила Гвендолен. – Но немного я тебе расскажу. Я наконец-то выбралась из вялого Уолверкота – от глупых Советников и ничтожных некромантов! И я поразила Крестоманси. Ты ведь видел это, да?

– Я ничего такого не заметил. То есть я видел, что ты была с ним мила…

– О, заткнись, иначе я нашлю на тебя кое-что похуже судорог! – велела Гвендолен.

И когда поезд, наконец, запыхтел и начал отъезжать от станции, Гвендолен помахала духовому оркестру рукой в перчатке – медленным жестом вверх-вниз, точно особа королевских кровей. Кот понял, что она отправляется править миром.

Глава 3

Примерно через час поезд с пыхтением въехал в Боубридж, где им надо было выходить.

– Ужасающе маленький городок, – критично заметила Гвендолен.

– Боубридж! – крикнул пробегающий по платформе носильщик. – Боубридж. Юных Чантов просят сойти здесь.

– Юные Чанты! – пренебрежительно произнесла Гвендолен. – Не могли бы они обращаться со мной с большим уважением?

Тем не менее внимание было ей приятно. Кот видел, что, натягивая элегантные перчатки, она дрожала от возбуждения. Он съежился за ее спиной, когда они выбрались наружу и наблюдали, как их чемоданы выбрасывают на обдуваемую ветром платформу. Гвендолен прошагала к кричащему носильщику.

– Мы – юные Чанты, – величественно сообщила она ему.

Это не произвело ожидаемого впечатления. Носильщик просто кивнул и поспешил в вестибюль, где было еще ветреннее, чем на платформе. Гвендолен пришлось придерживать шляпу. Там им навстречу зашагал молодой человек, пальто которого пузырилось от ветра.

– Мы – юные Чанты, – сообщила ему Гвендолен.

– Гвендолен и Эрик? Рад знакомству, – сказал молодой человек. – Я Майкл Сондерс. Я буду обучать вас вместе с другими детьми.

– Другими детьми? – надменно переспросила Гвендолен.

Но мистер Сондерс очевидно принадлежал к тем людям, которые не могут спокойно стоять на одном месте. Он уже умчался присмотреть за их чемоданами. Гвендолен была слегка раздражена. Но когда мистер Сондерс вернулся и провел их на привокзальную площадь, они обнаружили, что их ждет автомобиль – длинный, черный и гладкий. Гвендолен забыла о раздражении. Она посчитала, что это полностью подобает ее статусу.

Кот предпочел бы экипаж. Автомобиль дергался, шумел, и от него пахло бензином. Кот тут же почувствовал тошноту. Еще больше его затошнило, когда они выехали из Боубриджа и загромыхали по извилистой сельской дороге. Единственное на его взгляд преимущество заключалось в том, что автомобиль ехал очень быстро. Всего десять минут спустя мистер Сондерс сказал:

– Смотрите: вот и Замок Крестоманси. Отсюда открывается лучший вид.

Бледный Кот и свежая Гвендолен посмотрели в указанном направлении. Серый Замок с башнями располагался на противоположном холме. Когда дорога повернула, они увидели, что у него есть новая часть – с длинным рядом громадных окон и развевающимся наверху флагом. Они видели большие деревья – темные, плотно стоящие кедры и высокие вязы, – между которыми мелькали поляны и цветы.

– Выглядит изумительно, – слабо произнес Кот, удивленный тем, что Гвендолен не сказала ничего.

Он надеялся, что на подъезде к Замку дорога не будет слишком сильно извиваться.

Так и случилось. Автомобиль быстро обогнул деревенские поля и въехал в широкие ворота. Затем была длинная, обсаженная деревьями аллея, в конце которой располагалась громадная дверь старой части Замка. Автомобиль проскрипел по посыпанному гравием повороту перед ней. Гвендолен нетерпеливо наклонилась вперед, готовая выйти первой. Здесь явно есть дворецкий, а, возможно, и лакеи. Она едва могла дождаться, чтобы совершить торжественный вход.

Но автомобиль продолжил двигаться мимо серых неровных стен старого Замка и остановился перед незаметной дверью там, где начиналась новая часть. Здесь росло множество рододендронов, скрывавших ее с обеих сторон Замка – почти тайный ход.

– Я провожу вас этим путем, – весело объяснил мистер Сондерс, – потому что этой дверью вы будете пользоваться чаще всего, и я подумал, что вам поможет сориентироваться, если вы начнете там, где будете ходить в дальнейшем.

Кот не возражал. Он подумал, что эта дверь выглядит более уютной. Однако Гвендолен, обманутая в своей надежде торжественного входа, бросила на мистера Сондерса испепеляющий взгляд и задумалась, не наложить ли на него какие-нибудь неприятные чары. Но решила, что не стоит. Она всё еще хотела произвести хорошее впечатление. Они вышли из автомобиля и последовали за мистером Сондерсом, чье пальто продолжало пузыриться, даже когда не было никакого ветра, и попали в прямоугольный отполированный коридор. Там их встретила невероятно впечатляющая леди. На ней было облегающее фиолетовое платье, а черные как смоль волосы возвышались настоящей башней. Кот подумал, что она может быть миссис Крестоманси.

– Это мисс Бессемер, экономка, – представил ее мистер Сондерс. – Эрик и Гвендолен, мисс Бессемер. Боюсь, Эрика немного укачало в машине.

Кот не знал, что его проблема настолько очевидна. Ему стало неловко. Гвендолен, которая была ужасно раздражена тем, что ее встречает экономка, холодно протянула мисс Бессемер руку.

Мисс Бессемер пожала ее с видом императрицы. Кот подумал, что никогда еще не встречал настолько внушающей благоговение леди, и тут она повернулась к нему с самой доброй улыбкой.

– Бедняжка Эрик, – произнесла она. – Я тоже не люблю ездить на машинах. Теперь, когда ты выбрался из нее, тебе станет лучше. Но если не станет, я дам тебе какое-нибудь лекарство. Идите умойтесь и посмотрите ваши комнаты.

Они последовали за узким фиолетовым треугольником ее платья наверх по лестнице, по коридорам и снова по лестнице. Кот нигде еще не встречал такой роскоши. Весь путь покрывал ковер – мягкий зеленый ковер, точно трава росистым утром, – а пол по краям от него был так отполирован, что в нем отражался ковер, гладкие белые стены и висящие на них картины. Всюду царила тишина. В течение всего пути они не слышали ничего, кроме собственных шагов и шелеста платья мисс Бессемер.

Мисс Бессемер открыла дверь в блеск послеполуденного солнца.

– Это твоя комната, Гвендолен. Здесь же ванная.

– Спасибо, – Гвендолен величественно вплыла внутрь, чтобы вступить во владение.

Кот заглянул из-за спины мисс Бессемер и увидел, что комната очень просторная, а большую часть пола покрывает роскошный мягкий турецкий ковер.

– Когда нет посетителей, Семья ужинает рано, вместе с детьми, – сообщила мисс Бессемер. – Но подозреваю, вы всё равно захотите выпить чаю. В чью комнату его послать?

– В мою, пожалуйста, – тут же ответила Гвендолен.

После небольшой паузы мисс Бессемер сказала:

– Что ж, значит, с этим разобрались. Твоя комната наверху, Эрик.

Путь наверх шел по винтовой лестнице. Кот был доволен: похоже, его комната находится в старой части Замка. И он оказался прав. Мисс Бессемер открыла дверь, за которой обнаружилась круглая комната с тремя окнами, по которым можно было понять, что стены здесь почти в три фута толщиной. Кот не удержался от искушения пронестись по яркому ковру, взобраться на один из широких подоконников и выглянуть наружу. Мимо плоских крон кедров открывался вид на громадную поляну, похожую на кусок зеленого бархата, а за ней со склона холма уступами спускался цветник. Затем Кот осмотрел саму комнату. Изогнутые стены и внушительный камин покрывала побелка. На кровати лежало стеганое лоскутное одеяло. Здесь имелся стол, комод и шкаф с интересными с виду книгами.

– О, мне здесь нравится! – сказал Кот мисс Бессемер.

– Боюсь, твоя ванная дальше по коридору, – сообщила мисс Бессемер так, словно это недостаток.

Но поскольку у Кота раньше никогда не было личной ванной, он нисколько не возражал.

Как только мисс Бессемер ушла, он поспешил посмотреть на ванную. С благоговейным трепетом Кот обнаружил там красные полотенца трех размеров и большущую как дыня губку. Ванна стояла на львиных лапах. Один из углов комнаты был выложен кафелем под душ и отделен красными резиновыми шторами. Кот не удержался от искушения испробовать его. К тому моменту, когда он закончил, ванная изрядно намокла. И сам немного мокрый, он вернулся в комнату. Его чемодан и коробка уже стояли там, а рыжая горничная распаковывала их. Она сказала, что ее зовут Мэри, и спросила, в правильные ли места она раскладывает вещи. Она была невероятно славной, но Кот очень ее стеснялся. Рыжие волосы напомнили ему мисс Ларкинс, и он не мог придумать, что сказать.

– Э… могу я спуститься выпить чаю? – пробормотал Кот.

– Как вам угодно, – ответила она, как показалось Коту, несколько холодно.

Он побежал обратно вниз, думая, что, наверное, произвел на нее плохое впечатление.

Чемодан Гвендолен стоял посередине ее комнаты. Сама Гвендолен с царственным видом сидела за круглым столиком у окна, а перед ней стоял большой оловянный чайник, блюдо с черным хлебом с маслом и блюдо с печеньем.

– Я сказала девушке, что разберу вещи сама, – заявила она. – У меня в чемодане и коробке есть секретные вещи. Я попросила ее немедленно принести чаю, поскольку я умираю от голода. И только посмотри на это! Ты когда-нибудь видел что-нибудь столь убогое? Даже джема нет!

– Возможно, печенье вкусное, – с надеждой произнес Кот.

Но оно не было – ну, или не особенно.

– Мы умрем от голода посреди роскоши! – вздохнула Гвендолен.

Ее комната несомненно была роскошной. Казалось, обои здесь из голубого бархата. Ножки и изголовье кровати были оформлены как ручки кресла, обитые голубым бархатом с кнопками на нем. С ними прекрасно сочетался голубой бархат покрывала. Стулья были расписаны золотом. Здесь имелся туалетный столик, достойный принцессы: с маленькими золотыми ящиками, щетками для волос с золотыми спинками и длинным овальным зеркалом в позолоченной раме, сделанной в виде венка. Гвендолен признала, что ей нравится туалетный столик, хотя она и не была так уверена насчет платяного шкафа, который был разрисован гирляндами и танцующими вокруг майского дерева людьми.

– Он нужен, чтобы вешать в него одежду, а не для того, чтобы смотреть на него, – сказала Гвендолен. – Он отвлекает меня. Но ванная очаровательна.

Ванная была выложена голубым и белым кафелем, а ванна утоплена в кафельный пол. Голубые душевые занавески над ней образовывали словно бы детскую люльку. Полотенца сочетались с плиткой. Коту больше нравилась его собственная ванная, но, возможно, это оттого, что в ванной Гвендолен ему пришлось провести немало времени. Гвендолен заперла его там, пока разбирала вещи. Сквозь шипение душа – Гвендолен могла винить только себя в том, что потом нашла ванную залитой водой – Кот слышал, как ее голос раздраженно поднимается на кого-то, кто пришел забрать убогий чай и застал ее с открытым чемоданом. Когда Гвендолен, наконец, открыла дверь ванной, она всё еще злилась.

– Похоже, слуги здесь не больно-то воспитанные, – сказала она. – Если бы эта девица сказала еще слово, она заработала бы себе фурункул на носу – пусть даже ее зовут Юфимия! Хотя, – милосердно добавила Гвендолен, – я склонна счесть, что именоваться Юфимией – достаточное наказание для кого угодно. Ты должен сходить надеть новый костюм, Кот. Она говорит, ужин через полчаса и мы должны переодеться для него. Ты когда-нибудь слыхал о чем-нибудь столь церемонном и противоестественном?

– Я думал, ты стремилась именно к подобному, – ответил Кот, который уж точно к этому не стремился.

– Можно быть величественным и естественным, – возразила Гвендолен, однако мысль о приближающемся величии все-таки успокоила ее. – Я надену голубое платье с кружевным воротником. И я считаю, зваться Юфимией – достаточно тяжелое бремя для любого, как бы груб он ни был.

Когда Кот поднимался по винтовой лестнице, Замок наполнился таинственным гулом. Кот встревожился: это был первый услышанный им шум. Позже он узнал, что это гонг, предупреждающий Семью, что у них осталось полчаса на то, чтобы переодеться. Коту, конечно, не требовалось столько времени, чтобы надеть костюм. Так что он принял еще один душ. К тому времени, когда горничная, которой не посчастливилось зваться Юфимией, пришла проводить его и Гвендолен в гостиную, где ждала Семья, он чувствовал себя промокшим, ослабевшим и почти вымытым из реальности.