Текст книги "Очарованная жизнь (ЛП)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Ну, связали вы меня серебром, и что теперь собираетесь делать? – спросил он.

Глаза Уильяма Нострума радостно завращались.

– О, худшее, что только можем, мой дорогой сэр, – ответил он. – Будьте в этом уверены. Нас уже тошнит от ограничений, которые вы на нас накладываете. Почему мы не можем отправиться завоевывать другие миры? Почему мы не можем использовать драконью кровь? Почему мы не можем быть такими злыми, как нам хочется? Ответьте-ка, сэр!

– Вы способны сами найти ответ, если хорошенько поразмыслите, – предложил Крестоманси.

Но его голос потонул в воплях собравшихся ведьм и некромантов. Пока они кричали, Дженет начала тихонько подбираться к дереву. Она решила, что Кот не смеет двигаться из-за ладони Генри Нострума на его плече, а она чувствовала, что кто-то должен что-нибудь сделать.

– О, да, – с ликующим удовольствием произнес Генри Нострум. – Сегодня мы берем искусство магии в наши собственные руки. К вечеру этот мир станет нашим. А на Хэллоуин, дорогой сэр, мы отправимся завоевывать каждый известный нам мир. Мы уничтожим вас, приятель, и вашу силу. Но перед тем мы, конечно, уничтожим этот сад.

Крестоманси задумчиво опустил взгляд на свои руки, безвольно повисшие в серебряных наручниках.

– Я бы не советовал, – сказал он. – В этом саду хранятся тайны с зари всех миров. Он куда сильнее, чем я. Вы ударите по источнику магии и обнаружите, что его потрясающе сложно уничтожить.

– А, – произнес Генри Нострум. – Но мы знаем, что не сможем уничтожить вас, если не уничтожим сад, мой коварный сэр. И не думайте, будто мы не знаем, как уничтожить сад, – он поднял свободную руку и похлопал ею Кота по другому плечу. – Средства здесь.

В этот момент Дженет споткнулась о каменную глыбу, лежавшую в траве рядом с яблоней.

– Проклятье! – воскликнула она, тяжело упав поперек глыбы.

Зрители взвыли от смеха, указывая на нее пальцами, что еще больше раздражило ее. Она пронзила взглядом круг воскресных капотов и шляп.

– Вставай, дорогая Гвендолен, – ликующе произнес Генри Нострум. – Здесь должен оказаться юный Кот.

Он обхватил рукой беспомощного Кота, оторвал его от земли и понес к каменной глыбе. Уильям Нострум поспешил к ним, лучезарно улыбаясь и разматывая веревку. Старательный Чародей тоже с готовностью прыгнул, чтобы помочь.

Кот так перепугался, что каким-то образом сумел сбросить чары. Он вывернулся из рук Генри Нострума и со всей мочи понесся к двум колоннам, пытаясь на бегу вытащить драконью кровь. Пробежать надо было всего несколько шагов. Но, естественно, каждый присутствующий здесь чародей, ведьма, некромант и волшебник наложил чары. Густой запах магии окружил луг. Ноги Кота словно превратились в свинцовые столбы. Сердце колотилось. Он чувствовал себя как в замедленной съемке, двигаясь всё медленнее и медленнее, будто заводная игрушка, у которой заканчивается завод. Он слышал, как Дженет кричит ему бежать, но он больше не мог двигаться. Он застрял прямо перед разрушенной аркой и застыл, парализованный. Он мог только дышать.

Братья Нострумы и Старательный Чародей схватили его оттуда и обмотали веревкой его застывшее тело. Дженет сделала всё возможное, чтобы остановить их.

– О, пожалуйста, перестаньте! Что вы делаете?

– Ну-ну, Гвендолен, – недоуменно ответил Генри Нострум. – Ты прекрасно знаешь. Я самым тщательным образом объяснил тебе, что сад может быть освобожден от чар, только когда мы перережем горло невинному ребенку на этой каменной плите. Ты согласилась, что так должно быть.

– Нет, не соглашалась! Это была не я! – воскликнула Дженет.

– Тихо! – велел Крестоманси от дерева. – Хочешь оказаться на месте Кота?

Дженет уставилась на него и продолжала таращиться, когда до нее дошел весь подтекст. Пока она таращилась, Старательный Чародей поднес Кота, застывшего как мумия и обвязанного веревкой, и больно бросил его на каменную глыбу. Кот обиженно уставился на Старательного Чародея. Он всегда казался таким дружелюбным. В остальном Кот вовсе не был так испуган, как мог бы. Конечно, Гвендолен знала, что у него есть жизни, которые он может потратить. Но он надеялся, что его горло заживет после того, как его перережут. До тех пор ему будет ужасно неудобно. Он поднял глаза на Дженет, чтобы одарить ее обнадеживающим взглядом.

К его изумлению, Дженет растворилась в небытии. От нее остался только удивленный вскрик. И такой же крик пронесся по лугу. Все были столь же изумлены, как и Кот.

– О, хорошо! – произнесла Гвендолен с другой стороны камня. – Я попала сюда вовремя.

Все уставились на нее. Гвендолен вышла из пространства между колоннами, вытирая драконью кровь со своих пальцев одним из школьных сочинений Кота. Кот видел свою подпись наверху страницы: «Эрик Эмилиус Чант, улица Шабаша, 26, Уолверкот, Англия, Европа, Мир, Вселенная…» – определенно его сочинение. Волосы Гвендолен по-прежнему были забраны в странный головной убор, но она сняла массивные золотые одеяния, на ней осталось лишь то, что в ее новом мире, должно быть, считалось нижним бельем. И было оно великолепнее любого из шлафроков Крестоманси.

– Гвендолен! – воскликнул Генри Нострум и указал на место, с которого исчезла Дженет.  – Что… кто…

– Просто заместительница, – объяснила Гвендолен самым легкомысленным своим тоном. – Я только что видела ее и Кота здесь, так что поняла… – она увидела Крестоманси, безвольно привязанного к яблоне. – О, хорошо! Вы схватили его! Минутку, – она прошагала к Крестоманси и подобрала золотое нижнее белье, чтобы сильно пнуть его по голеням. – Вот тебе! И вот!

Крестоманси не пытался притворяться, будто ему не больно. Он согнулся пополам. Носки туфель Гвендолен были заостренными как гвозди.

– Так, на чем я остановилась? – Гвендолен повернулась обратно к братьям Нострумам. – Ах, да! Я подумала, что лучше мне вернуться, поскольку мне хотелось посмотреть на веселье, и я вспомнила, что забыла сказать вам: у Кота девять жизней. Боюсь, вам придется убить его несколько раз.

– Девять жизней! – вскричал Генри Нострум. – Глупая девчонка!

После этого поднялся такой крик и вопль от каждого чародея и ведьмы на лугу, что невозможно было расслышать что-либо еще. Со своего места Кот мог видеть, как Уильям Нострум с покрасневшим лицом наклонился к Гвендолен, вращая глазами и бешено вопя на нее, а Гвендолен подалась вперед, крича в ответ. Когда шум немного стих, он услышал, как Уильям Нострум гудит:

– Девять жизней! Если у него девять жизней, глупая девчонка, это значит, что он сам кудесник!

– Я не глупая! – рявкнула Гвендолен в ответ. – Я знаю это не хуже вас! Я использовала его магию еще с тех пор, когда он был младенцем. Но я не смогу использовать ее и дальше, если вы собираетесь убить его, не так ли? Поэтому мне пришлось уйти. Я считаю, с моей стороны было очень любезно вернуться и сообщить вам об этом. Вот так!

– Как ты могла использовать его магию? – вопросил Генри Нострум, еще больше выведенный из себя, чем его брат.

– Просто использовала и всё, – ответила Гвендолен. – Он никогда не возражал.

– Я возражаю, – заметил Кот со своей неудобной плиты. – Я тоже здесь, знаешь ли.

Гвендолен посмотрела на него так, словно удивилась, что он здесь. Но прежде чем она успела сказать что-либо Коту, Уильям Нострум громко потребовал тишины. Он был очень возбужден. Он достал из кармана длинную блестящую вещицу и нервно сгибал ее.

– Молчать! – велел он. – Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас отступать. Нам надо просто найти слабое место мальчика. Мы, конечно, не сможем убить его, если не найдем. У него должно быть слабое место. У всех кудесников есть.

С этими словами Уильям Нострум повернулся к Коту и наставил на него блестящую вещь. Кот с ужасом понял, что это длинный серебряный нож. Нож был направлен ему в лицо, даже если глаза Уильяма Нострума смотрели в другую сторону.

– Какое у тебя слабое место, мальчик? Рассказывай.

Кот ничего не ответил. Это казалось единственным способом сохранить хоть одну из своих жизней.

– Я знаю, – сказала Гвендолен. – Я сама его создала. Я заключила все его жизни в книжечку спичек. Так их было проще использовать. Она в моей комнате в Замке. Достать ее?

Насколько Кот видел из своего неудобного положения, все восприняли ее слова с облегчением.

– Тогда всё в порядке, – сказал Генри Нострум. – Его можно убить, не сжигая спичку?

– О, да, – ответила Гвендолен. – Однажды он утонул.

– В таком случае, вопрос только в том, – с громадным облегчением произнес Уильям Нострум, – сколько жизней у него осталось. Сколько их у тебя, мальчик? – нож снова нацелился на Кота.

И Кот снова ничего не ответил.

– Он не знает, – нетерпеливо произнесла Гвендолен. – Мне пришлось использовать несколько. Он потерял одну при рождении и одну, когда утонул. И одну я использовала, чтобы поместить его в книжечку спичек. Почему-то это вызвало у него судороги. А потом вон та жаба, связанная серебром, не захотела обучать меня колдовству и забрала у меня магию, так что ночью мне пришлось взять еще одну жизнь Кота, чтобы она перенесла меня в мой прекрасный новый мир. Он ужасно сопротивлялся, но в итоге подчинился. И это стало концом той жизни. О, чуть не забыла! Его четвертую жизнь я поместила в ту скрипку, на которой он вечно играл, чтобы превратить ее в кошку – Скрипку – помните, мистер Нострум?

Генри Нострум вцепился в крылья своих волос. Ужас снова разлился по лугу.

– Ты глупая девчонка! Кто-то забрал эту кошку. Мы не можем его убить!

На мгновение у Гвендолен на лице появилось очень обескураженное выражение. А потом у нее возникла идея.

– Если я снова уйду, вы можете использовать мою заместитель…

Цепь от часов, связывавшая Крестоманси, звякнула.

– Нострум, вы зря расстраиваетесь. Это я забрал кошку-скрипку. Она где-то здесь в саду.

Генри Нострум резко развернулся, чтобы подозрительно посмотреть на Крестоманси, по-прежнему вцепившись в крылья волос, словно это помогало ему сохранять здравое мышление.

– Я очень сильно не доверяю вам, сэр. Вы известны, как весьма коварная личность.

– Вы мне льстите, – сказал Крестоманси. – К несчастью, связанный серебром, я могу говорить лишь правду.

Генри Нострум посмотрел на своего брата.

– Это так, – с сомнением произнес Уильям, – серебро вынуждает его говорить истину. В таком случае, полагаю, недостающая жизнь мальчика должна быть где-то здесь.

Этого было достаточно для Гвендолен, Старательного Чародея и большинства ведьм и некромантов.

– Тогда я пойду найду ее, – сказала Гвендолен и засеменила по лугу к деревьям так быстро, как ей позволяли заостренные туфли, а Старательный Чародей скакал впереди.

Когда они протолкнулись мимо ведьмы в высокой зеленой шляпе, та сказала:

– Правильно, дорогая. Мы все должны поохотиться за кошечкой, – она повернулась к толпе с пронзительным ведьмовским криком: – Все на охоту за кошкой!

И все устремились на охоту, подобрав юбки и придерживая воскресные шляпы. Луг опустел. Деревья вокруг него дрожали, качались и скрипели. Но сад не пускал никого слишком далеко. Яркие разноцветные ведьмы, волшебники в мантиях и темные чародеи постоянно вываливались от деревьев обратно на луг. Кот услышал, как Крестоманси говорит:

– Похоже, ваши друзья весьма невежественны, Нострум. Путь наружу лежит противосолонь. Возможно, вам стоит сказать им об этом. Кошка, несомненно, находится в лете или в весне.

Уильям Нострум пронзил его завихряющимся взглядом и бросился прочь, крича:

– Противосолонь, братья и сестры! Противосолонь!

– Позвольте сообщить вам, сэр, – сказал Генри Нострум Крестоманси, – вы начинаете меня серьезно раздражать.

Секунду он помешкал, но, когда толпа людей, включая Гвендолен и Старательного Чародея, с ужасно раздраженным видом была снова выброшена из деревьев на луг, Генри Нострум помчался к ним, крича:

– Нет, мои дорогие друзья! Моя дорогая ученица! Противосолонь. Вы должны двигаться противосолонь.

На какое-то время Кот и Крестоманси остались одни возле разбитой арки и яблони.

Глава 16

– Кот, – позвал Крестоманси где-то совсем рядом с его головой. – Кот!

Кот не хотел разговаривать. Он лежал, глядя сквозь листья яблони в голубое небо. Время от времени яблоня расплывалась. Потом Кот закрыл глаза, и слезы потекли у него по ушам. Теперь, когда он знал, как мало Гвендолен заботилась о нем, он не был уверен, что ему нужна хоть одна из его жизней. Он слушал крики и треск среди деревьев и почти желал, чтобы Скрипку побыстрее поймали. Время от времени у него появлялось странное чувство, будто он сам Скрипка – взбешенный и испуганный Скрипка, кидающийся и царапающий громадную толстую ведьму в цветочной шляпе.

– Кот, – произнес Крестоманси почти в таком же отчаянии, в каком пребывал Скрипка. – Кот, я знаю, что ты чувствуешь. Мы надеялись, ты не узнаешь про Гвендолен еще несколько лет. Но ты кудесник. Подозреваю, что ты более сильный кудесник, чем я, когда захочешь. Не мог бы ты сейчас воспользоваться своей магией, прежде чем кто-нибудь поймает беднягу Скрипку? Пожалуйста. В качестве громадной услуги. Только помоги мне освободиться от этого несчастного серебра, чтобы я мог собрать свою силу.

Пока Крестоманси говорил, Кот снова стал Скрипкой. Он забрался на дерево, но Старательный Чародей и Аккредитованная Ведьма стряхнули его оттуда. Он бежал и бежал, а потом прыгнул между хватающих рук Старательного Чародея – громадным прыжком с какого-то невероятно высокого места. Это был настолько головокружительный прыжок, что Кот открыл глаза. Листва яблони трепетала на фоне неба. Он видел почти созревшее яблоко.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – спросил он. – Я ничего не умею.

– Знаю, – ответил Крестоманси. – Я чувствовал то же самое, когда мне сообщили. Ты можешь пошевелить левой рукой?

– Назад и вперед, – ответил Кот, попытавшись. – Но я не могу вытащить ее из веревки.

– И не надо. У тебя в мизинце этой руки больше способностей, чем у большинства людей, включая Гвендолен, в целой жизни. И магия сада поможет тебе. Просто пили веревку левой рукой и представь, что она серебряная.

Кот запрокинул голову и недоверчиво посмотрел на Крестоманси. Крестоманси был растрепан, бледен и очень-очень серьезен. Должно быть, он говорил правду. Кот задвигал левой рукой по веревке. Она чувствовалась грубой и веревочной. Он сказал себе, что это не грубая веревка, а серебро. И веревка стала чувствоваться гладкой. Однако пиление требовало немалого напряжения. Кот поднял руку так далеко, как мог дотянуться, и опустил ее ребром на серебряную веревку.

Дзынь. Звяк. Веревка распалась.

– Спасибо, – произнес Крестоманси. – Это были две цепочки от часов. Но на наручниках, похоже, очень сильные чары. Можешь попробовать еще раз?

Веревка стала гораздо свободнее. Со звоном и стуком Кот вырвался из нее – он не был уверен, во что ее превратил – и сел на камне. Крестоманси слабо подошел к нему, его руки по-прежнему безвольно висели в наручниках. В тот же момент из деревьев вывалился Старательный Чародей, споривший с ведьмой в цветочной шляпе.

– Говорю вам, кот умер. Он упал с добрых пятидесяти футов.

– А я говорю вам, они всегда приземляются на лапы.

– Тогда почему он не поднялся снова?

Кот понял, что некогда что-то представлять. Он положил обе ладони на наручники и рванул.

– Оу! – вскрикнул Крестоманси.

Но наручники снялись. Кот вдруг почувствовал огромное удовольствие от своего новообретенного таланта. Он разломал наручники напополам и велел им стать свирепыми орлами.

– Преследуйте Нострумов, – сказал он.

Левый наручник бешено помчался, как было приказано, но правая часть по-прежнему оставалась серебряным наручником и упала в траву. Коту пришлось взять его левой рукой, прежде чем он выполнил повеление.

Тогда Кот оглянулся посмотреть, чем занят Крестоманси. Он стоял под яблоней, и к нему по склону холма, спотыкаясь, спускался разговорчивый коротышка Бернард. Воскресный галстук Бернарда был удобно развязан. Он держал карандаш и газету, раскрытую на кроссворде.

– Волшебство, пять букв, заканчивается на «я», – бормотал он, а потом поднял взгляд и увидел испачканного в древесной зелени Крестоманси.

Он уставился на две цепочки от часов, Кота, веревку и множество людей, бегающих среди деревьев по верхнему краю луга.

– Вот это да! – воскликнул он. – Прошу прощения – я понятия не имел, что нужен. Остальные тоже нужны?

– И быстро, – ответил Крестоманси.

Ведьма в цветочной шляпе увидела, как он отходит от яблони и возвысила голос в ведьмовском вопле:

– Они уходят! Держите их!

Ведьмы, чародеи, некроманты и волшебники с семенящей среди них Гвендолен хлынули на луг, на ходу торопливо накладывая чары. Вокруг сада прокатилось бормотание. Запах магии становился гуще. Крестоманси поднял руку, будто требуя тишины. Вместо этого бормотание возросло и стало сердитым. Но ни один из бормочущих людей больше не приближался. Только Уильям и Генри Нострумы по-прежнему двигались, продолжая вываливаться из-за деревьев, бежать изо всех сил и слабо вопить – каждого преследовал большой хлопающий крыльями орел.

Бернард пожевал карандаш, и его лицо прорезали морщины.

– Это ужасно! Их так много!

– Продолжай пытаться. Я даю тебе всю помощь, какую могу выделить, – сказал Крестоманси, встревоженно глядя на бормочущую толпу.

Кустистые брови Бернарда подпрыгнули.

– Ага!

На склоне над ним стояла мисс Бессемер. В одной руке у нее был часовой механизм, а в другой – ткань. Возможно, из-за склона она казалась выше, а ее платье – более фиолетового оттенка, чем обычно. Она с одного взгляда поняла ситуацию.

– Вам нужен полный сбор, чтобы справиться с таким количеством, – сказала она Крестоманси.

Какая-то ведьма в бормочущей толпе завопила:

– К нему прибывает помощь!

Кот подумал, что кричала Гвендолен. Запах магии усилился, а бормотание стало похоже на долгий раскат грома. Толпа, кажется, медленно продвигалась вперед в подпрыгивании изысканных шляп и изобилии темных костюмов. Рука Крестоманси, поднятая, чтобы останавливать их, начала дрожать.

– Сад помогает и им тоже, – сказал Бернард. – Приложи все усилия, Бесси-девочка.

Он пожевал карандаш и напряженно нахмурился. Мисс Бессемер аккуратно обернула тканью часовой механизм и стала заметно выше.

И вдруг вокруг яблони начала появляться остальная часть Семьи – их всех выдергивало из мирных воскресных дел, которыми они занимались, когда их призвали. Одна из молодых леди держала в руках моток шерсти, а один из молодых людей наматывал его. Следующий мужчина держал бильярдный кий, а еще у одной молодой леди был кусок мела. Старая леди в митенках вязала новую пару митенок. С глухим стуком появился мистер Сондерс. Подмышкой он шутливо зажал дракона, и оба выглядели растерянными из-за того, что их застали посреди возни.

Дракон увидел Кота. Он вывернулся из-под руки мистера Сондерса, запрыгал по траве и, дребезжа и пылая, запрыгнул Коту на руки. Кот, пошатнувшись, невольно отступил под яблоню, держа извивающегося у груди довольно-таки тяжелого и восторженно лижущего ему лицо пламенем дракона. Оно бы сильно его обожгло, если бы Кот вовремя не вспомнил велеть пламени стать холодным.

Он поднял взгляд, увидев, как появляются Роджер и Джулия. У обоих руки были неподвижно вытянуты над головами, поскольку они снова играли в зеркала, и оба были сильно поражены.

– Это же сад! – воскликнул Роджер. – И куча народу!

– Раньше ты никогда не призывал нас, папочка, – заметила Джулия.

– Это особый случай, – ответил Крестоманси. К этому моменту он поддерживал правую руку левой и выглядел истощенным. – Мне надо, чтобы вы привели вашу мать. Быстро.

– Мы их удерживаем, – сказал мистер Сондерс.

Он пытался говорить ободряюще, но заметно нервничал. Бормочущая толпа приближалась.

– Нет, не удерживаем! – огрызнулась старая леди в митенках. – Без Милли мы больше ничего не можем сделать.

У Кота возникло чувство, что все пытаются привести Милли. Он подумал, что должен помочь, раз она так им нужна, но не знал, что делать. Кроме того, драконье пламя было таким горячим, что ему требовалась вся его сила, чтобы не сгореть.

Роджер и Джулия не могли привести Милли.

– Что не так? – спросила Джулия. – Раньше у нас всегда получалось.

– Нам мешают чары всех этих людей, – ответил Роджер.

– Попробуйте еще, – сказал Крестоманси. – Я не могу. Что-то останавливает и меня.

– А ты участвуешь в колдовстве? – спросил дракон Кота.

Жар, исходящий от дракона, к этому моменту стал мучительным. Лицо Кота покраснело и воспалилось. Но как только дракон заговорил, он понял. Он участвовал в колдовстве. Только он участвовал на вражеской стороне, поскольку Гвендолен снова использовала его. Он так привык к тому, как она это делает, что едва заметил. Но теперь он чувствовал. Чтобы не дать Крестоманси привести Милли, она задействовала так много его сил, что Кота обжигало.

Впервые в жизни Кот разозлился на это.

– Она не имеет права! – сказал он дракону и забрал свою магию – ему в лицо будто подуло прохладой.

– Кот! Прекрати! – завопила Гвендолен из толпы.

– О, замолчи! – крикнул Кот в ответ. – Это мое!

У его ног снова забил ключом из травы маленький источник. Кот опустил на него взгляд, размышляя, почему он забил, когда заметил, что встревоженную Семью вокруг него охватила вроде как радость. Крестоманси смотрел наверх, и его лицо словно озарилось светом. Кот обернулся и обнаружил, что наконец-то появилась Милли. Наверное, дело было в каком-то эффекте склона холма, из-за которого она казалась ростом с яблоню. Но в том, что она также выглядела доброй, точно завершение долгого дня, никакого эффекта холма не было. На руках она держала Скрипку: перепачканного и жалкого, но мурлыкавшего.

– Мне так жаль, – сказала Милли. – Я пришла бы раньше, если бы знала. Этот бедный зверь упал с садовой стены, и я не могла больше ни о чем думать.

Крестоманси улыбнулся и опустил руку. Похоже, он больше не нуждался в этом, чтобы удерживать толпу. Она застыла на месте, и бормотание прекратилось.

– Неважно, – сказал Крестоманси. – Но теперь нам надо приниматься за работу.

Семья немедленно принялась за работу. Впоследствии Коту было сложно описать или вспомнить, как они это делали. Он помнил хлопки и грохот грома, темноту и туман. Ему показалось, что Крестоманси стал выше Милли, высотой до самого неба, но возможно, просто оттого что дракон ужасно испугался, и Кот стоял на коленях в траве, чтобы успокоить его. Со своего места он время от времени видел Семью – они шагали словно великаны. Ведьмы вопили и вопили. Чародеи и волшебники ревели и выли. Иногда начинался кружащийся белый дождь, или кружащийся белый снег, или, может, просто кружащийся белый дым, завихряющийся и завихряющийся. Кот был уверен, что весь сад вертится всё быстрее и быстрее. Среди кружения и белизны пролетали некроманты, или шагал Бернард, или пузырился пиджак мистера Сондерса, у которого был снег в волосах. Пробегала мимо Джулия, завязывая узелок за узелком на своем носовом платке. И, видимо, Милли привела с собой подкрепление. Кот мельком видел Юфимию, дворецкого, лакея, двух садовников и однажды, к своей тревоге, Уилла Саггинса, которые противостояли белизне в воющем, кружащемся, вопящем саду.

Верчение стало таким быстрым, что у Кота прошло головокружение. Всё с гудением кружилось, будто стоя на месте. Крестоманси выступил из белизны под яблоню и протянул Коту руку. Он был мокрым и растрепанным, и Кот всё еще не был уверен, насколько он высок.

– Могу я взять твою драконью кровь? – спросил Крестоманси.

– Откуда вы знаете, что она у меня есть? – виновато спросил Кот, отпуская дракона, чтобы достать тигель.

– Запах, – пояснил Крестоманси.

Кот передал ему тигель:

– Вот. Я потерял из-за нее жизнь?

– Ты – нет, – ответил Крестоманси. – Но счастье, что ты не позволил прикоснуться к ней Дженет.

Он шагнул к верчению и опустошил в него весь тигель. Кот видел, как порошок вырвался и завертелся. Туман стал коричневато-красным, а гудение превратилось в ужасающий колокольный звон, от которого стало больно ушам. Он слышал, как ведьмы и чародеи воют от ужаса.

– Пусть ревут, – сказал Крестоманси, прислонившись к правой колонне арки. – Каждый из них теперь лишился магии. Они будут жаловаться своим членам парламента, и в парламенте начнут задавать вопросы, но, полагаю, мы это переживем, – он поднял руку и сделал подзывающий жест.

Обезумевшие люди в насквозь промокших воскресных одеждах, кружась, возникли из белизны и всосались сквозь разбитую арку, словно опавшие листья в водоворот. Их прибывало всё больше, и больше, и больше. Они проплывали толпами. Крестоманси каким-то образом выдернул из вертящегося множества двух Нострумов и на минуту поставил их перед Котом и драконом. Кот был очарован тем, что один из его орлов сидел на плечах Генри Нострума и клевал его лысую макушку, а другой порхал вокруг Уильяма, проклевывая самые упитанные части.

– Отзови их, – велел Крестоманси.

Кот не без сожаления отозвал их, и они упали на траву наручниками. Затем наручники унесло за братьями Нострумами, и вместе с ними они в водовороте пролетели сквозь врата с остатками толпы.

Последней шла Гвендолен. Крестоманси остановил и ее тоже. Когда он это сделал, белизна прояснилась, гудение затихло, и оставшаяся часть Семьи начала собираться на солнечном склоне холма – они слегка запыхались, но не сильно промокли. Коту показалось, что сад по-прежнему кружится. Но, возможно, он кружился всегда. Гвендолен в ужасе огляделась.

– Отпустите меня! Я должна вернуться, чтобы быть королевой.

– Не будь эгоисткой, – сказал Крестоманси. – Ты не имеешь права срывать из мира в мир восемь других людей. Оставайся здесь и научись делать всё как следует. И, знаешь, эти твои придворные на самом деле не выполняют твои приказы. Только делают вид.

– Мне плевать! – завопила Гвендолен.

Она подобрала золотые одеяния, скинула заостренные туфли и побежала к арке. Крестоманси потянулся остановить ее. Гвендолен развернулась и швырнула последнюю горсть драконьей крови ему в лицо, и, когда Крестоманси был вынужден увернуться и закрыть ладонью лицо, Гвендолен задом наперед торопливо прошла сквозь арку. Раздался мощный взрыв. Пространство между колоннами стало черным. Когда все пришли в себя, Гвендолен уже исчезла. Между колоннами снова не осталось ничего, кроме луга. Даже заостренные туфли исчезли.

– Что сотворило это дитя? – потрясенно спросила старая леди в митенках.

– Запечатала себя в том мире, – ответил даже еще больше потрясенный Крестоманси. – Не так ли, Кот?

Кот упрямо кивнул. Он посчитал, оно того стоило. Он не был уверен, что хочет еще когда-нибудь увидеть Гвендолен.

– И посмотрите, что из этого вышло, – сказал мистер Сондерс, кивнув на склон холма.

По склону мимо Милли, спотыкаясь, спускалась Дженет. И она плакала. Милли аккуратно передала Скрипку Джулии и обняла Дженет. Та тяжело всхлипывала. Остальные столпились вокруг нее. Бернард похлопал Дженет по спине, а старая леди в митенках, что-то утешающе ей говорила.

Кот остался один рядом с руинами, и дракон вопросительно посмотрел на него из травы. Дженет была счастлива в своем мире. Она скучала по матери и отцу. А теперь она перенеслась в этот мир, вероятно, навсегда, и всё из-за Кота. А Крестоманси еще назвал Гвендолен эгоисткой!

– Нет, дело не в этом – правда, – произнесла окруженная Семьей Дженет.

Она попыталась сесть на упавшую каменную глыбу и тут же вскочила, вспомнив, как ее использовали, когда она видела ее в последний раз.

Коту пришла в голову галантная мысль. Он послал за голубым бархатным креслом из комнаты Гвендолен и поставил его на траву рядом с Дженет.

– Очень мило, – Дженет засмеялась сквозь слезы и начала садиться.

– Я принадлежу Замку Крестоманси, – сказало кресло. – Я принадлежу Зам…

Мисс Бессемер строго посмотрела на него, и оно замолчало.

Дженет села в кресло. Оно немного шаталось, поскольку земля была бугристой.

– Где Кот? – встревоженно спросила Дженет.

– Я здесь, – ответил Кот. – Я достал для тебя кресло.

Он подумал, что со стороны Дженет очень мило так обрадоваться при виде него.

– Как насчет небольшого обеда? – спросила Милли мисс Бессемер. – Должно быть, уже почти два часа.

– Согласна, – ответила мисс Бессемер и величественно повернулась к дворецкому.

Тот кивнул. Лакей и садовники выступили вперед с громадными корзинами, похожими на бельевые, которые, когда сняли крышки, оказались наполнены курятиной, ветчиной, мясными пирогами, мороженым, фруктами и вином.

– О, прекрасно! – воскликнул Роджер.

Все расселись вокруг, чтобы пообедать. Большинство устроилось на траве, и Кот постарался сесть так далеко от Уилла Саггинса, как мог. Милли села на каменную плиту. Крестоманси плеснул себе в лицо немного воды из журчащего источника – что, похоже, чудесно восстановило его силы – и сел, прислонившись к плите. Старая леди в митенках извлекла из ниоткуда низкую табуретку, сказав, что так удобнее, а Бернард задумчиво встряхнул остатки веревки, которые Кот оставил у камня. Они превратились в гамак. Бернард натянул его между колоннами арки и лег в него с вызывающе комфортабельным видом, даже несмотря на то, что ему было нелегко одновременно сохранять равновесие и есть. Скрипке дали куриное крылышко, и он поднялся с ним на яблоню, чтобы поесть подальше от дракона. Дракон ревновал к Скрипке. Он попеременно то обиженно выдыхал дым на дерево, то тяжело наваливался на Кота, выпрашивая курицу и мясной пирог.

– Предупреждаю тебя, – сказал мистер Сондерс. – Это самый избалованный дракон в мире.

– Я единственный дракон в мире, – самодовольно произнес дракон.

Дженет по-прежнему была близка к слезам.

– Моя дорогая, мы понимаем, – сказала Милли, – и нам правда очень жаль.

– Я могу отправить тебя обратно, – предложил Крестоманси. – Это не так просто, учитывая, что мир Гвендолен теперь выпал из серии, но не думай, что невозможно.

– Нет-нет. Всё хорошо, – сглотнула Дженет. – По крайней мере, будет хорошо, когда я привыкну. Я надеялась вернуться… но всё равно тоскливо. Понимаете…

Ее глаза наполнились слезами, а губы задрожали. Из воздуха возник носовой платок и сам вложился в ее руку. Кот не знал, кто это сделал, но пожалел, что не догадался сам.

– Спасибо, – произнесла Дженет. – Понимаете, мама и папа не заметили разницы, – она яростно высморкалась. – Я вернулась в свою спальню, а другая девочка – на самом деле ее зовут Ромиллия – писала дневник. Ее отозвало в другой мир на середине предложения, и дневник остался лежать, так что я его прочитала. И всё там было о том, как она боится, что родители заметят, что она не я, и как она рада, что была достаточно умна, и они не заметили. Она жутко боялась, что ее отправят обратно. В своем собственном мире она была сиротой с просто ужасной жизнью и очень несчастна. Она такое написала, что мне стало ее на самом деле жаль. Заметьте, – сурово добавила Дженет, – она напрашивалась на неприятности, держа дневник в одном доме с моими родителями. Я так и написала ей прямо в дневнике. И сказала, что если ей так необходимо вести дневник, пусть прячет его в одном из моих тайников. А потом… потом я сидела там и надеялась, что вернусь.