Текст книги "Доброе утро"

Автор книги: Диана Петерфройнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

5

Сначала мы зашли в кадры, я заполнила нужные бумаги и получила пропуск, а потом Ленни повел меня в недра канала. Мы долго-долго ехали вниз на подозрительно старом для такого нового здания лифте. Потом плутали по обшарпанным узким коридорам, а Ленни, не теряя времени, вводил меня в курс дел.

– Планерка у нас начинается в пять утра, – рассказывал он.

– Не поздновато? – спросила я. Даже на Девятом принято оставлять про запас два часа до эфира.

Мы вжались в стену, пропуская толпу технарей с проводами и железками. Казалось, извилистый коридор ведет к самому центру земли. На полу то здесь, то там валялись обломки офисной мебели. Мне все время приходилось уворачиваться, чтобы во что-нибудь не врезаться. А еще нельзя было отставать от Ленни, который знал эту кроличью нору как свои пять пальцев.

– Просто… – сказала я внезапно появившемуся передо мной высохшему фикусу в кадке, за которым скрылся мой провожатый, – я привыкла вставать рано…

– Э-м-м-м… – протянул он, будто прежде такая мысль его не посещала, – может, лучше пончиков возьмем?

По мере приближения к операторской мой спутник стал показывать мне ориентиры.

– Здесь у нас комната отдыха, а женский туалет чуть дальше по коридору.

Но меня не так просто сбить с темы.

– В «Сегодня», – сказала я, – даже высшее руководство приходит к 4:30.

Ленни остановился и с изумлением оглянулся на меня.

– Ага, мы здесь такие же, как в «Сегодня», только у нас нет ни денег, ни рейтинга, ни авторитета, – съязвил он. – Но сходство определенно имеется.

С этими словами он открыл дверь с надписью «Операторская». Комната была похожа на рубку заброшенной подводной лодки времен холодной войны.

Ну, не то чтобы совсем, но скажи мне сейчас Ленни, что задник к программе взят из передачи «Фильм недели», посвященной «Охоте за „Красным октябрем“», я бы не удивилась.

– Э-э-э… а здесь хоть электричество есть? – в ужасе спросила я.

– Иногда монитор вырубается, и мне приходится хватать вешалку и шарахать по нему изо всех сил.

– Ага, – больше мне нечего было ответить.

– Так что, Джерри даст вам денег на новое оборудование и декорации? – спросил Ленни, следя за тем, какое впечатление на меня все это произвело.

– Он сказал, что урежет бюджет на двадцать процентов.

– Черт! А я надеялся хотя бы вешалку новую купить.

Я рассмеялась. Ленни мне понравился.

– Ну да, а чего еще ждать если работаешь на канале, название которого расшифровывается как «Абсолютно Блевотный Суррогат».

«Блевотный» – это точно. Я осматривала до нелепости устаревшую операторскую. А я-то думала, что на Девятом все безнадежно устарело. Но как ни крути, это операторская, а я так по ним соскучилась. Я сделала глубокий вдох. Любимый запах телестудии – что может быть лучше по утрам?

– Послушайте, – сказала я Ленни. – Не держите меня за дуру. Я прекрасно знаю, с какими трудностями приходится сталкиваться программе. Ее никто не смотрит, и в прошлом она ничего, кроме отвращения, не вызывала, но так больше продолжаться не может. Я этого не допущу. Работать на федеральном канале – большая честь. И я не собираюсь упускать такой шанс.

– И что теперь, мы тут плясать начнем? – удивился Ленни.

Я улыбнулась. Если понадобится, я могу и сплясать, только бы расшевелить это сонное царство.

– А как насчет потрудиться? Готовы?

– Ну, если вы настаиваете, – улыбнулся Ленни.

– Отлично! – Я засучила рукава пиджака. – Тогда за дело!

Я подошла к двери и потянула ее на себя.

Ручка осталась у меня в руке.

– Это была одна из наших лучших дверных ручек, – сказал Ленни.

* * *

Ленни показывал мне свои владения. Прежде, чем идти в гримерные, мы заглянули на кухню. Стены были увешены снимками ведущих программы «Доброе утро» за все годы эфира. Меня не удивило, когда я обнаружила, что одежда со временем менялась, а лица и прически оставались теми же. Колин Пек с середины девяностых щеголяла неувядающей жизнерадостной улыбкой и светлыми волосами а-ля Марта Стюарт. Пол Макви был ее противоположностью – темноволосый и неулыбчивый. В общем-то, тоже ничего, но слишком уж смахивает на Энтони Перкинса. И слишком густо – для мужчины – напомажены волосы.

– Колин у нас уже сто лет, – рассказывал Ленни, – только при ней об этом лучше не говорить. А у Макви зарплата больше – об этом тоже лучше помалкивать.

– Хорошо, – кивнула я, схватив со стола рогалик. Странно. Ведь ведущих в программу заманить ничуть не легче, чем редакторов. Может, Макви расценивает это как своего рода надбавку за вредность?

– Они друг друга терпеть не могут, и об этом тоже не стоит распространяться. Просто все дело в Колин, которая вообще никого терпеть не может. И это у нас тоже запретная тема. Раньше она спала с Полом, но тот ушел к ее помощнице – и об этом…

– …тоже лучше, помалкивать, – подхватила я. – Понятно.

– А еще, как поговорите с Колин, разыщите меня. Будет лучше, если к Макви вместе с вами пойду я.

– Почему? – Я нахмурилась.

– Просто поверьте мне на слово, – Ленни остановился у двери в гримерную Колин. – Готовы?

Я кивнула и постучала.

– Войдите! – властно приказали из-за двери. Ничего общего с голоском, которым Колин ворковала с экрана. Я в недоумении взглянула на Ленни.

На лице у него было написано: не говори, что я тебя не предупреждал.

Но оказалось, что никакие предупреждения не смогли бы подготовить меня к волне злобы, которую обрушила на меня Колин с той самой минуты, как я пересекла порог ее гримерной. От экранного образа улыбчивой и добродушной Колин не осталось и следа. Передо мной предстала не Колин Пек, а разъяренный тигр: глаза сверкают, волосы торчат во все стороны, рот перекошен в крике. Она тут же набросилась на меня, не дав мне рта раскрыть, даже представиться.

– Да ты представляешь себе, скольких главрежей я пережила здесь за одиннадцать лет?! Четырнадцать! – она скинула туфли на каблуках и сунула ноги в отделанные мехом тапочки. – Глупых отсюда выгоняют, умные уходят сами. А сейчас… – она смерила меня презрительным взглядом, – сама видишь, с чем я осталась.

– Здравствуйте, я Бекки, – вклинилась я в паузу и протянула ей руку.

– Бекки… – Она взглянула на мою руку, но даже не подумала ее пожать. – Скажи, ты глупая или умная?

– Согласна на «умную», – ответила я. – С той поправкой, что я здесь останусь.

Колин фыркнула и повернулась к гримерному столику.

– Думаешь, мне нравится быть на последних ролях? – спросила она, намазывая лицо увлажняющим кремом. – Думаешь, весело работать на канале, который тратит на съемку одного-единственного сюжета романтического ток-шоу про какого-то урода-коротышку больше, чем на все наши выпуски за неделю?

Неужели она говорит правду? Конечно, «Капельку любви» бывает забавно посмотреть, но все-таки…

– Если меня еще не уволили, то только потому, что мне можно много не платить и меня охотно смотрят скучающие старые клуши, готовые скупить всю ту фигню, что им впаривают рекламщики… У меня в жизни не было нормального соведущего! – Она ткнула в меня безупречно наманикюренным ногтем, заставляя отступить. – Мне все время подсовывают идиотов и кретинов. Наши рейтинги в такой заднице – глубже некуда… Сколько еще программа так протянет? – На этих словах она скрылась в гардеробной.

Я пошла было за ней, но Колин захлопнула дверь у меня перед носом. Я так и не поняла, рассчитывала ли она получить ответ на свой вопрос. А вопрос хороший. Нет, нельзя допустить, чтобы программа продолжала такое жалкое существование.

– Послушайте, Колин, – обратилась я к створкам двери, – я знаю всю историю передачи, знаю всех ведущих и…

Дверь стремительно распахнулась, и на пороге появилась Колин в брюках и облегающей маечке. При этом она смотрелась так же безупречно, как и в костюме для съемок. Но как она ухитрилась переодеться в этом тесном и темном закутке? Не представляю.

Не удивлюсь, если тут не обошлось без черной магии.

– Ты! – заорала она. – У тебя ничего не выйдет, слышишь?! И ни у кого не выйдет! И тебя отсюда вышвырнут, как и всех остальных! – Она шла на меня, а я пятилась. Да уж, проявила я твердость, ничего не скажешь. – А я так и буду тащить весь этот хренов груз в гору, вцепившись зубами в лямку!

А зубы у нее белые, ровные и явно очень острые – словно в подтверждение она продемонстрировала мне свой оскал.

Интересно, можно ли извлечь из всего этого пользу? Сделать так, чтобы перед камерами предстала деловая и собранная ведущая. Бетт Дэвис. Кэтрин Хепбёрн. Барбара Стэнвик. Народу такие нравятся.

– Ты что, думаешь, приятно, когда тебе все время дают пинка под задницу? – Колин опять ткнула в мою сторону пальцем.

Я пятилась до самого порога. Нет, людям, конечно, нравятся жесткие телеведущие, но только до тех пор, пока те изливают свой гнев на кого-то другого. Колин сейчас очень наглядно мне это продемонстрировала.

– Ну, я…

Колин меня перебила:

– Добро пожаловать в программу «Доброе утро», милочка! – и снова захлопнула дверь у меня перед носом.

– Ну ладно, – сказала я двери. – Хорошо поговорили. Очень конструктивно. С нетерпением жду… – Но мое красноречие иссякло. – Ладно, я тоже не люблю лишних слов.

Колин, конечно, та еще стерва, но, думаю, мы сработаемся. В конце концов, у нас с ней одна и та же цель. «Доброе утро». Мы могли бы… вместе тащить этот чертов груз в гору, вцепившись зубами в лямку. Как-то так.

Я обернулась и увидела Пола Макви.

– Пол! – окликнула я.

Он повернулся, и тут я воочию увидела все его э-э-э… ухищрения. Вблизи, без камеры, это смотрелось несколько… не совсем естественно. Встреть я его в Музее мадам Тюссо, непременно приняла бы за восковую фигуру. Кожа у него была неестественно смуглой от загара, зубы слишком белые, а на волосах слишком густой слой лака. Я изобразила на лице улыбку, столь же неестественную, как ямочка у него на подбородке, и поспешила ему навстречу.

– Бекки Фуллер, – представилась я, – новый продюсер программы. Я так рада встрече с вами. Я…

Он все так же шел к себе в гримерную, не обращая внимания на мои попытки поздороваться. Он не удостоил меня никакой реакции, даже не накричал, как Колин.

– Когда у вас выдастся минутка, – говорила я ему вслед, будто он меня слушал, – я хотела бы с вами обсудить кое-какие мысли. Я постараюсь выбить для нас денег, может, мы сможем снимать больше репортажей с вашим участием…

Перед самой дверью он остановился.

– Да-а-а-а? – протянул он. – Учтите, я категорически не люблю выходить из студии. Я люблю… кондиционеры.

И то правда, иначе все это восковое великолепие растает. Я схватила его за руку, не собираясь так просто сдаваться.

– Ну что же, тогда у вас, должно быть, много других идей относительно…

– Не то чтобы, – передернул он плечами. – Я прихожу на работу. Я ухожу с работы. Никто пока не жаловался.

Ну, погоди у меня!

– Знаете, мы тут с Колин прикинули ряд…

– Конечно, – перебил он меня, распахивая дверь гримерки. – Я буду рад в любое время обсудить эти вопросы с глазу на глаз. – Он пошевелил приклеенными бровями, выразительно на меня поглядывая.

– Ну-у… – может, я все не так поняла. В конце концов, говорили же мы с Колин у нее в гримерке. А что за разговор вышел – дело десятое. Я заглянула внутрь. Подождите, у него там что, кушетка?

Он посмотрел на мои ноги.

– Какой у вас размер? Шесть с половиной? Семь?

– Семь с половиной, узкие, – смущенно ответила я.

– Угу, – кивнул он. – А как вы отнесетесь к предложению сфотографировать ваши ступни?

Тут на нас из коридора стремительно выбежал Ленни.

– А! Бекки, Пол, вот вы где!

Ленни со значением на меня посмотрел, мол, я предупреждал.

Надеюсь, он сумел прочесть в моем ответном взгляде фразу на изысканнейшем нью-джерсийском: а мне насрать.

Теперь это моя программа.

* * *

Следующим испытанием для меня стала первая планерка. Все собрались в переговорной. Комната являла собой жалкое зрелище. Впрочем, тут за что ни возьмись, все разваливается. Но с другой стороны – я впечатлилась: народу на программе – на моей программе – раза в четыре больше, чем у нас на Девятом. За столом передо мной сидело человек пятнадцать. И каждый оценивающе на меня смотрел.

Я напустила на себя вид холодной собранности, будто облачилась в боевые доспехи, и села рядом с Ленни.

– Ну что, все собрались? – спросила я.

Колин раздраженно закатила глаза:

– Макви не пришел, мерзавец!

– Макви не всегда ходит на планерки, – Ленни так и подпрыгнул.

Не всегда, видите ли. Я мысленно вычеркнула этого «прихожу на работу – ухожу с работы» из списка ведущих. За спиной у меня сгрудилась стайка стажеров. Кто-то сидел, кто-то стоял. Я с очаровательной улыбкой повернулась к одной из девушек.

– Будьте любезны, – проворковала я, – скажите Полу, что он мне срочно нужен.

А если этот извращенец посмеет что-нибудь сказать о ее ступнях, я ему голову откушу.

– Ну хорошо, – сказала я. – Тогда здравствуйте, я Бекки Фуллер. Так что… давайте просто приступим к работе.

И они приступили. Со всех сторон на меня посыпался град предложений новых сюжетов, сообщений о ждущих нас катастрофах и глупых вопросов.

– Завтра Рокко ди Спирито хочет показать в эфире, как готовить лазанью, – сказала одна из редакторов.

– Отлично! – одобрила я.

– Да, но я ему говорила, что на прошлой неделе лазанью уже готовила Босоногая Графиня, а он уперся и ни в какую. Что мне с ним делать?

Оказывается, не так уж и отлично.

Тут встряла Лиза – ее я узнала, она ведет развлекательную рубрику:

– На следующей неделе я хочу пустить материал о чистке организма свежевыжатыми соками. Сейчас все звезды на них сидят. А какой омолодительный эффект!

– Омолаж…

– У меня вот какая мысль, – она не дала мне и слова вставить, – давайте, я на себе испробую чистку соками, а потом можно будет измерить, ну, скажем, мои токсины.

Ее токсины?!

– А какой делаем задник для сюжета о животных-медиумах? – вклинилась еще одна редактор, – возьмем жилую комнату или просто скамеечки поставим? И кого выберем, длиннохвостого попугая или игуану?

– На Эй-би-си сказали, что мы не имеем права приглашать Эву Лонгория раньше, чем через три недели после того, как ее покажет «Доброе утро, Америка». Что нам теперь делать? – спросила третья девушка.

– Это все ерунда! – подала голос четвертая. – Нам, между прочим, предлагают только третьего напарника Патрика Демпси из нового фильма. Оно нам надо?

– Послушайте, – сказал еще кто-то. – У меня тут тема для настоящего сюжета. В Тампе аферисты потрошат пенсионные счета. Куча жертв, отличные кадры. Но надо пошевеливаться, а то туда все слетятся, как мухи на мед. Свою бригаду пошлем или кому-то из местных поручим?

– Бригаду! – фыркнул кто-то. – Да у нас микшерный пульт барахлит! На ремонт нужно десять штук, не меньше. Откуда взять деньги, как не из бюджета новостей?

И тут метеоролог передачи Эрни Эпплби достал откуда-то из-под стола два огромных железных флюгера, один в форме петуха, а второй – лошади.

– Я хочу рассказать о флюгерах. Это интересно. Вот вы, например, знаете, что слово «флюгер» произошло от голландского «vleugel», что означает крыло?

Тут все замолкли будто по команде. Только одна редакторша прыснула в кулак. Мы как завороженные уставились на флюгеры.

Но в этот момент еще одна сотрудница несмело подняла руку:

– Скажите, а для сюжета о детском питании настоящий ребенок нужен? Если да, то какой: белый? Чернокожий? Латиноамериканский? Азиатский? Черноволосый? Светловолосый? С зубами или без?

Все ждали от меня ответов. Пауза затянулась. Колин выразительно глянула на Ленни. И в этот самый момент к нам пожаловал Пол Макви собственной персоной.

– Ах вот вы где! – сказал он, непринужденно опираясь на дверной косяк. – Строите планы, как испортить и без того худшую передачу на телевидении? Такое собрание грех пропустить.

Он свысока оглядел меня и спросил, вкладывая в голос всю доступную ему насмешливость:

– И что вам от меня угодно?

Собравшиеся посмотрели на Пола, потом перевели взгляды на меня. Они все считали меня неудачницей, от Колин до последней стажерки, строчившей в блокноте у меня за спиной.

Ну, погодите!

Я собралась с духом и стала давать указания.

Первой девушке:

– Скажите Рокко, что со своей лазаньей может идти куда подальше.

Лизе:

– Токсины измерить нельзя. И надо говорить «омолаживающий».

Второму редактору:

– Жилая комната. Попугай.

Третьей:

– Скажите агентам Эвы, что если мы не покажем ее через неделю после «ДУА», они могут забыть о рекламе нового фильма на нашем канале.

Четвертому:

– Мне не нужен третий напарник. Мне нужен Демпси. Можете сказать его агентам, что мы пустим его в первый час и дадим вволю поговорить о макулатуре, о вымирающих соколах… короче, о чем угодно.

– Эрни, – повернулась я к метеорологу. – Какие еще флюгеры?! Ладно вам! Вы что, смеетесь?

Дальше:

– Сюжет из Тампы должен получиться отличный, но мы привлечем местных, потому что… – взгляд в сторону следующего, – нам нужно починить микшерный пульт. Найдите десять штук в бюджете. По моим наблюдениям, на парикмахеров и стилистов заложено слишком много, – взгляд в сторону Колин. – Мы можем приглашать одного стилиста, а не двух в те дни, когда работаете вы и Лиза.

Колин захлебнулась от возмущения.

Я постучала себя карандашом по подбородку.

– Так, все ли я сказала? Ах, да! Ребенок нужен с азиатской внешностью, без зубов. Было бы здорово, чтобы родители были лесбиянки.

Редактор записала мои указания. Те, кто не строчил в блокнотах, глядели на меня, раскрыв рты. Но я еще не все сказала. Далеко не все.

Я кивнула Полу Макви:

– А теперь с вами, Пол. Вы уволены!

7

Из надежных источников мне было известно, что с тех пор, как Майк Померой стал ни за что получать деньги от Ай-би-эс, он пристрастился к охоте. Слухи про его оружие оказались правдой. Вот, скажем, сегодня он поехал на небольшую загородную ферму охотиться на фазанов. Не могу назвать себя любительницей подобных забав. Нет, я люблю, чтобы мясо было расфасовано в удобные пенопластовые лоточки и обернуто прозрачной пленкой. А вот Майку, очевидно, перья милее упаковки.

Забавное хобби для человека, который в свое время взял десяток интервью в прямом эфире у главы Национальной ассоциации стрелков. Впрочем, охотничьим снаряжением он наверняка дорожил, а вот людям хамил вовсю. К тому же между стрелковыми видами спорта и съемками определенно есть что-то общее.

Может, мне стоило надеть один из этих ярких оранжевых жилетов?

Майк Померой обнаружился у реки, одетый в грязную полевую куртку с протершимися локтями. Сжимая в руках дробовик, он высматривал в небе фазанов.

Мне пришлось прокладывать к нему путь через камни и дерн, попадавшиеся в мягком торфе. Между прочим, не так уж это просто. Для такого надо было, конечно, обуть кроссовки. Но уже поздно. К тому же что-то мне подсказывало, что вопрос о моей обуви волнует Майка Помероя в последнюю очередь.

Впрочем, по телевизору его никогда не показывали в полный рост, так что он вполне мог позволить себе ходить в мокасинах. Насколько мне известно, он так и делал.

– Простите, мистер Померой.

Он обернулся, не опуская дробовика, и я отпрыгнула. Сейчас он был куда больше похож на вооруженных солдат из его афганских репортажей, чем на новостного диктора.

– Кто вы, черт возьми, такая?! – рыкнул он. – Вы мне тут всех птиц распугаете!

– Меня зовут Бекки Фуллер, – поспешила представиться я, поднимая руки в знак того, что сдаюсь. – Помните, мы с вами в лифте виделись?

– Не-а! – Он отвернулся и принялся высматривать в небе птиц.

Может, и хорошо, что он не помнит, как я опозорилась. Я собралась с духом и сказала, стараясь не думать о Дике Чейни и статистике несчастных случаев при неосторожном обращении с оружием:

– Я продюсер программы «Доброе утро» и сейчас мы э-э-э… ищем нового ведущего.

– А тут-то вы что делаете? – спросил он, не оборачиваясь.

– Я просто подумала…

Он отвернулся и пошел прочь.

– Уходите!

– Вы меня только выслушайте! – побежала я за ним. – У нашей программы большой потенциал…

Ответом мне было презрительное фырканье.

– Мы сейчас начинаем с чистого листа. С таким ведущим, как вы…

– Уходите, уходите, уходите… – твердил Майк, не сводя глаз с неба.

Он был намного выше меня, и я не представляла, как вернуть его внимание. Может, крылья отрастить? Может, надо было взять на прокат самолет и развернуть в небе транспарант: «Эй, Майк! Вы никогда не думали поработать в „Добром утре“? Позвоните Бекки!»

Или нет.

А что если так:

– Мы сейчас разрабатываем новый формат…

– Слушай сюда, фанатка! – прошептал Майк и остановился.

Я смотрела на него с выжидающей улыбкой. Значит, он меня запомнил! А может, он был польщен?

– Я сказал: уходи, – с этими словами он прицелился и выстрелил в небо.

Я от неожиданности завизжала.

– Моли бога, чтобы я не промазал! – Он направился в ближайшие заросли, а я семенила следом. У меня имелись серьезные опасения, что в следующий раз мишень Майка будет без перьев.

– Послушайте, – говорила я, пока мы продирались сквозь заросли. Майк то и дело заглядывал под ветки и в кусты в поисках подстреленной птицы. – Вы же всю жизнь были журналистом, с самого детства. В начальных классах вы писали статьи в школьную газету под названием «Бивертонская пчелка».

– И как ты, – тут он остановился и уставился на меня, – разнюхала все это? Ты что, шпионишь за мной?

Нет, просто я тоже работаю в новостях. И умею добывать информацию. В конце концов, есть «Гугл».

– Вы наверняка безумно скучаете по репортажам. Готова поспорить, вам до смерти хочется снова оказаться в гуще событий.

Майк наклонился и достал из камышей подстреленного фазана. Я отвела глаза.

– Может, оно и так, – сказал он. – Но вы ведь тоже не в гуще событий. В утренних программах. Не показывают. Новости.

Он с противным хрустом свернул птице шею. Я поморщилась.

Предупредила ли я кого-нибудь, что еду сюда? А вдруг когда-нибудь в этих кустах найдут изуродованное тело продюсера утренней программы, по глупости досадившей знаменитому в прошлом новостному диктору, которого она встретила с дробовиком в руках? Выражение лица Майка наводило на мысли, одна мрачнее другой.

– Боже мой! «Доброе утро». – Он засунул мертвого фазана за пазуху и пошел дальше. – Да половина ваших зрителей просто потеряла пульт от телевизора, а вторая ждет не дождется, пока придет сиделка и перевернет их.

– Да, зато все они наши постоянные зрители! – возразила я.

Он остановился и с одобрением поглядел на меня. Я осмелилась улыбнуться, и на миг мне показалось, что Майк готов меня выслушать. Но он покачал головой и пошел дальше.

Я не отставала. Мы вышли из кустов на тропинку. Интересно, не перепачкает ли птица своей кровью Майку рубашку под курткой? И теплый ли фазан или уже остыл?

– Можете не рассказывать мне про наши рейтинги. Именно поэтому я считаю, что вы нам очень нужны. Уверена, вы подберете ключ к сердцам зрителей, и мы увидим, как рейтинги пойдут в гору. Согласитесь, если утренняя программа хорошо сделана, у нее огромный потенциал…

– Если бы я хотел вернуться, – сказал Майк, – я бы нашел себе работу по душе.

– Но вы еще два года не имеете права переходить на другой канал, – напомнила я.

– Да, а пока наслаждаюсь жизнью, и Ай-би-эс мне за это платит! – Он поднял ружье и сделал широкий жест, охватывая луг и ручей. Там было донельзя вонючее болотце.

Мне всегда казалось, что жизнью надо наслаждаться на песчаном пляже где-нибудь на острове в Карибском море. Нет, похоже, я все-таки зацепила Помероя. Если бы ему совсем неинтересно было снимать новости, зачем он в тот день притащился в здание Ай-би-эс? Скорее всего, выведывал, не найдется ли для него работа. Работа по части новостей.

Я прекрасно понимала, каково это для него, сидеть без работы.

Но по угрюмой физиономии Майка невозможно было сказать, что он увидел во мне родственную душу.

– Это самое малое, что могли сделать эти болваны, разогнав лучший отдел новостей за всю историю телевидения и смешав меня с дерьмом ни за что ни про что.

– Ни за что ни про что? – изогнула я бровь. – А кто обозвал министра обороны мелким врунишкой?

Майк поднял руку, словно защищаясь.

– Да он же врал на всю страну…

– Он политик! – не сдавалась я. – Вы ведь не впервые видели политика, не так ли?

– …А что еще важнее – он врал мне в лицо.

Я согласилась с его доводом, но только Майк собрался развернуться и уйти, как я его припечатала:

– Ладно. Я не хочу этого говорить. Правда не хочу.

– Так не говори!

– Я прочла ваш договор. Вы правы, они обязаны выплачивать вам деньги в течение двух лет. Но есть одно условие…

Он посмотрел на меня так, что перед моим мысленным взором снова пронеслись страшные картины. Героическим усилием мне удалось справиться с паникой.

– …Если вы в течение шести месяцев не появитесь на экране, а потом канал предложит вам работу, и вы откажетесь, они вправе расторгнуть с вами договор.

Мне послышался щелчок или Майк действительно снял дробовик с предохранителя? А у дробовиков вообще есть предохранители?

– И не видать вам шести миллионов долларов, – закончила я.

На Майка было страшно смотреть. Впрочем, такое выражение лица я у него уже видела – когда он разговаривал со священником, который воровал деньги с пенсионных счетов своих прихожан. Или с производителем детских игрушек, который добавлял в них свинец. Или с главой секты изоляционистов, когда довел его до слез в прямом эфире.

Я выпрямилась и одернула на себе пиджак.

– Делаю вам официальное предложение: Майк Померой, телеканал Ай-би-эс предлагает вам должность соведущего в программе «Доброе утро».

Да, похоже, он меня сейчас убьет. И ребятам из «Доброе утро, Нью-Джерси» будет о чем рассказать в эфире. Может, Чипу даже Пулитцеровскую премию дадут.

– Вы не можете так со мной поступить.

Я была уверена, что взгляд этих карих глаз прожигает меня до затылка.

– Могу.

– Да вы представляете, что сейчас в мире происходит? Вы имеете хоть малейшее представление о том, на каком уровне я работал? А теперь вы хотите, чтобы я рассказывал в эфире о торте «Печеная Аляска»?

– Я…

– Я согласен произносить слово «Аляска» в эфире только в трех случаях, – он принялся загибать пальцы, – если речь идет о газопроводе, о землетрясении или о губернаторе, – он посмотрел на третий палец. – Хотя, пожалуй, нет, обойдемся первыми двумя. От губернаторов я устал.

– Ну откуда у вас столько предрассудков? Поверьте, в утренних программах охват тем гораздо шире, чем…

– Охват тем шире, – перебил меня Майк. – Отличный эвфемизм, – он уже нависал надо мной – или мне так только казалось? – Ты что, не понимаешь, что твоя программа относится к отделу новостей? – Новости – это священный храм, а ты, Бекки Фуллер, плетешь здесь свои интриги, чтобы этот храм разрушить, набить всяким дерьмом!

Я споткнулась. Майк Померой только что назвал дело всей моей жизни дерьмом. Я захлебнулась, будто меня проткнули насквозь. Этого не должно было случиться. Тот Майк Померой, которого я знала, никогда не произнес бы слово «дерьмо».

Правда, Майк Померой, которого я знала, вещал из маленького ящика у нас в гостиной, и не появлялся передо мной во плоти. Если бы он сказал такое слово в эфире, Федеральная комиссия оштрафовала бы его на бешеную сумму. Мне пришлось быстро усвоить, что у того Майка Помероя, чье лицо мы привыкли видеть на экранах, столько же общего с живым человеком, сколько у куклы Барби с Колин Пек.

– Так нечестно! – Слова сорвались у меня с языка помимо воли. – Первые полчаса утренней программы – чертовски отличное время для новостей.

– Полчаса! – сказал Майк. – Да ты успокойся, нечего так нервничать.

– А еще у нас есть другие рубрики, развлечения, погода – все то же, что и в газетах. Что вам не нравится?

Майк с отвращением покачал головой, положил дробовик на плечо, отстранил меня и пошел прочь.

Я плелась следом.

– Мы будто добрые соседи, которые уже успели прочесть газеты, приходим к людям с утра поболтать, поделиться новостями…

Майк ускорил шаг. Я не отставала.

– Том Брокау работал на утренних новостях, – перечисляла я, – и Чарли Гибсон.

– Хм…

– И Уолтер Кронкайт в начале своей карьеры был ведущим утренней программы на пару с марионеткой по имени Шарлемань…

Майк резко остановился. Ужасно, но теперь я, кажется, по-настоящему его достала. Я как чувствовала, что пример Кронкайта сработает.

Майк пристально посмотрел на меня.

– Отлично, – едва слышно прошипел он, – вот и найди себе марионетку.

Хм… или не сработает.

* * *

На следующее утро я подумала, что, может, и хорошо, что Майк не купился на мое предложение. В конце концов я так расхваливала свою передачу, наплела, что случись в мире нечто серьезное, мы расскажем об этом лучше и раньше всех. А на деле? Вот что у нас сегодня была за тема?

Папье-маше.

Папье, блин, маше. Всякий раз, когда камера выключалась, по лицу Колин было видно, как ее это достало. Что-то мне подсказывало, что она не в восторге от необходимости портить себе маникюр клочьями мокрой газеты. Честно говоря, я ее понимала.

Но она, как всегда, натянула на себя маску приветливости. Она вся светилась деланным восхищением, пока ведущая рубрики «Делаем сами» объясняла зрителям, почему сегодня студия «Доброго утра» завалена бумагой и уставлена баночками с клеем и водой, и откуда взялись все эти пестрые комковатые безвкусно раскрашенные артефакты.

– Вот за что я люблю папье-маше? – щебетала эта мастерица на все руки, не удивлюсь, если она горстями пьет антидепрессанты. – За то, что это дешево и всегда под рукой. Можно делать шары, шляпы… – Лицо Колин на миг исказилось от ужаса при мысли, что этой пакостью придется испортить безупречную прическу. – И даже кухонные горшочки!

– Ну надо же, кухонные горшочки! – Колин широко улыбнулась в камеру. – Но ведь «маше» по-французски значит «жевать», я надеюсь, мы не потащим все это в рот, а?

– Конечно же нет! – ответила ведущая рубрики, и обе залились смехом. Я сделала себе помеху, что шутки даже вполовину не такие глупые надо исключить.

– Далее в нашей программе, – объявила Колин. – Вы слышали, как она поет, а сегодня услышите, как она любит сладкое. Оставайтесь с нами, и мы будем печь шоколадное печенье вместе с личным поваром Селин Дион.

Вот интересно, хоть кто-нибудь из зрителей купился на то, что Селин Дион обожает шоколадное печенье?

– Все это и многое другое в программе «Доброе утро», – огонек камеры погас, и улыбка на лице Колин сменилась выражением омерзения. – Кто-нибудь, сотрите с меня эту дрянь, – потребовала она, отряхивая покрытые липкой массой руки. К ней на помощь поспешил реквизитор с пачкой влажных салфеток.

– Ну, хорошо, – сказала я, выходя к ней в студию. – На последнем сюжете времени рассиживаться у нас нет, так что просто запустим отснятый материал…

– Как ты? – Колин протянула мне свои обработанные салфетками руки, будто утешая.