Текст книги "Такова спортивная жизнь"

Автор книги: Дэвид Стори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Теперь я видел, как это мое физическое превосходство отражалось в глазах тигров, которых мне предстояло останавливать или, наоборот, прорываться сквозь их строй. Я следил за их глазами с отвлеченным интересом, словно бы и не участвовал в игре, а потом бежал к ним и сокрушал их с таким же равнодушным удовлетворением.

Мне теперь все больше нравилось бежать с мячом – я хотел этого, жаждал, как никогда прежде, все время открывался, опережал противников и бежал, так вскидывая локти и колени, что тем, кто пытался меня остановить, приходилось очень несладко. А настойчивая тренировка сделала меня очень подвижным, и почти каждый раз, когда Фрэнк отпасовывал мне мяч, он выводил меня в прорыв, и я проделывал что-нибудь блистательное. Я отработал симпатичный толчок – каждый раз я бил по носу тигра запястьем, и этот легкий хруст доставлял мне такое же удовлетворение, какое испытывает механик, когда деталь в нужный момент становится на нужное место. Я обнаружил, что в тех случаях, когда мне приходилось закрывать игрока с мячом, я мог бежать очень быстро и в то же время полностью владеть своим телом, – беря на себя крайних, я аккуратно выбрасывал их за боковую линию на бетонный барьер. Это стало настолько привычным и доставляло такое удовольствие зрителям, что партнеры начали оставлять всех крайних на мою долю – чтобы они взлетали пятками в воздух и хлопались башкой о низенький барьер. Своего рода росчерк художника.

К этому времени – в начале весны – я переехал из своего дома в квартиру в центре города; клуб вдруг решил, что меня необходимо снабдить жильем. Квартира была расположена над небольшим магазином дамского платья и обходилась клубу фунтов четыре-пять в неделю. Это означало, что мне придется всегда быть дома для таких людей, как Джордж Уэйд и Райли, а иногда и для быстро стареющего Уивера: в субботу же утром она стала местом встречи всех «ребят». Выпив и поболтав, мы все, как одна большая семья, отправлялись в «Павильон». Морис, который ушел в другой клуб, побывал у меня на новой квартире дважды. Первый раз – вскоре после того, как я туда переехал, и он привел с собой Джудит, возможно, из предосторожности. Ширли, свою дочку, они оставили у матери Джудит.

Во второй раз он явился один. Он уже начинал жалеть, что ушел из «Примстоуна». В нашей лиге мы занимали третье место, и я знал, что Морис был бы рад вернуться. Как и я, он не попал в сборную страны или хотя бы графства.

– Мне приходится каждый четверг проделывать тридцать миль туда и тридцать обратно, чтобы получить жалованье. И то же самое – каждую субботу, – объяснил он. По вторникам его клуб разрешил ему тренироваться в Примстоуне.

– Ты как будто сильно просчитался, что ушел.

Он пожал могучими плечами своего пиджака.

– Как по-твоему, – спросил он, – что они скажут, если я захочу вернуться?

– Твой уход их не очень обрадовал. Они решили, что это как-то связано с твоей женитьбой… и вообще. А почему бы тебе просто не спросить Уивера?

– Не хочется – наверное, ему было неприятно, что я ушел, а кроме того, он и так для меня много сделал. Нет, я его просить не могу. И ведь они должны будут вернуть за меня три тысячи фунтов.

– Порядочно!

– Ты бы мог на них нажать, Арт, – сказал он прямо.

– Как?

– Ты и Фрэнк – на вас же теперь там молятся. Тебе стоит только мигнуть, и уж они приспособятся.

– Так вот почему ты пришел ко мне?

Но Морис, как и положено Морису, не пожелал в этом признаться. Он покачал головой.

– Я не могу пойти и прямо спросить их. Представь себе хотя бы, какую рожу скорчит Райли. Я и так теряю на этом деньги.

Он нахмурился и сделал безнадежное лицо.

И ничего не ответил, когда я пообещал ему сделать, что смогу. Он просто направился к двери, кивнул и вышел.

Я смотрел из окна, как он, незамечаемый, пробирался через субботнюю толпу, возвращаясь домой.

* * *

Заявление Уивера о том что он уходит на покой, совпало с возвращением Мориса в «Примстоун». Все знали, что в другом клубе дела у него не клеились. А его переход объясняли тем, что он женился. Молодой Келли, заменивший Мориса, был слишком неопытен, чтобы играть в основном составе, и чересчур медленно приобретал сноровку. Когда он вывихнул руку, потому что одновременно и чрезмерно мешкал и чрезмерно торопился, вопрос о возвращении Мориса был решен.

Он вернулся слишком поздно, чтобы его заявили в играх на кубок, и в результате, поставив первого хава из дубля, мы проиграли «Уиднесу» и вылетели из розыгрыша. После удачного сезона это оказалось большим разочарованием, и кое-кто был склонен винить Мориса за то, что он слишком долго кочевряжился. В пульке четырех лучших команд мы проиграли в финале. Мы устроили сбор и преподнесли Уиверу серебряную дощечку с перечислением достижений клуба и с подписями. Ни Морис, ни Джордж Уэйд не могли мне объяснить, почему вдруг Уивер выбрал именно этот момент, чтобы переселиться в Торки, однако Джордж был явно встревожен и раза два явился на тренировку без пса. Когда я отправился к Уиверу прощаться, он подарил мне часы.

Как-то утром в субботу я еще раз увидел миссис Хэммонд, когда мы с Морисом направлялись в «Павильон».

Я сказал, чтобы он шел в «Павильон» один, а сам подождал, пока она не поравнялась со мной. Она шла по самому краю тротуара и смотрела на витрины сквозь гущу снующих прохожих.

– Привет, Валли, – сказал я, когда она чуть было не натолкнулась на меня. Она резко повернула голову и пошатнулась. С ней был Йен. Ее лицо стало совсем белым и костлявым – правда, она намазала губы, но неровно, кое-как.

– Привет, Артур, – сказал мальчик, словно мы с ним виделись каждый день. – Мам, это Артур.

Она что-то пробурчала и прошла мимо. Я шагнул за ней.

– Может быть, мы постоим и поговорим?

Она ничего не ответила, и я продолжал идти за ней. Я видел, что она меня узнала и помнит обо мне все.

– Когда на тебе такой костюм? – сказала она. На мне был новый модный костюм.

Йен протянул руку, чтобы потрогать его и сказал:

– Костюм.

– Пойдем выпьем кофе в «Павильоне» наверху, – сказал я.

Она усмехнулась и продолжала пробираться сквозь толпу.

– Мне же все равно, – сказал я. – А уж тебе, должно быть, и подавно.

– Привет, Артур, – сказал Йен. Головенка у него тряслась и подпрыгивала – так быстро тащила его мать.

Люди начали оборачиваться и глядеть вслед нашей процессии.

Мы оказались почти напротив моей квартиры, и, когда она вдруг решила перейти тут улицу, могло показаться, что она направляется именно туда.

Я шел за ней все время, пока она лавировала между машинами, совсем их не замечая. Наверное, ей показалось, что я отстал, или же она просто забыла, что встретила меня, во всяком случае, когда я взял ее за плечо и втолкнул в подъезд, она растерялась.

– Хочешь побывать наверху? – спросил я Йена и, подхватив его на руки, бросился с ним по лестнице.

Он робко и испуганно прижался ко мне, и когда я поставил его на пол, сразу обернулся к двери. Мать позвала его снизу, и он попытался уйти.

Я подвел его к открытому окну и показал ему сверху толпы прохожих и потоки машин. Уличный шум заглушал голос его матери. Йен, открыв рот, смотрел на крыши двухэтажных автобусов, проносившиеся почти рядом с подоконником.

Она встала на пороге и закричала на него.

– Ну, войди и возьми его, – сказал я ей.

Йен начал вырываться и захныкал.

– Если ты его не отпустишь, я позову полицию, – сказала она.

Подождав минуту, она сбежала вниз. Я разжал руки, и Йен кинулся за ней.

– Что она сказала? – спросил Морис, когда я присоединился к нему.

– Ничего.

– Ничего не сказала, малыш?

– Она умерла.

Он поглядел на меня, а потом сказал негромко:

– Не стоит волноваться, Арт.

– Волноваться! – повторил я.

По-видимому, он рассказал про этот эпизод Джудит.(пожалуй, он наблюдал за мной из дверей «Павильона»); во всяком случае, она почти сразу заговорила со мной об этом, когда я в следующий раз зашел к ним в дом.

– Вы часто с ней видитесь? – спросила она с некоторой тревогой.

– Совсем не вижусь, – сказал я, и Джудит больше о ней не заговаривала.

Ширли ползала по ковру на лужайке позади дома, и мы все воскресенье возились с ней.

– Ну, давай, давай, подзаборница! – говорил Морис, и девчушка заливалась смехом. – Да, да, именно ты. Такая-сякая симпатичная подзаборница! – И он щекотал ей животик толстым пальцем.

– Он ее иначе не называет, – пожаловалась мне Джудит.

– Еще немного – и ее бы все так называли, – серьезно сказал Морис. Он начал кататься с дочкой по ковру, держа ее, точно мяч.

– Ему бы выступать с ней в цирке, – сказала Джудит. – Ну-ка, Тарзан, идемте в дом за пивом.

Когда мы отошли, она спросила:

– Как вам кажется, Морри нравится быть женатым? Ну, понимаете – в глубине души. По-вашему, он забыл?

Я подумал, что она вряд ли стала бы спрашивать меня об этом, если бы сама не была твердо уверена.

– Иначе он вообще не женился бы. Ему страшно повезло, что все получилось именно так.

– Но, по-моему, ему начинает надоедать. Для такого человека, как он, естественно подыскивать на каждую ночь новую женщину.

– Вы слишком мягки с ним, Джудит. Если хотите чего-нибудь добиться, будьте с Морисом пожестче.

Меня раздражало, что она вот так козыряет Морисом – хвастает прочностью своего положения. Она совсем не была похожа на ту женщину, с которой я разговаривал под навесом лавки. Замужество придало ей самоуверенности.

– Значит, и вам это известно? – сказала она, открыла холодильник и достала пиво. Она смотрела, как я откупориваю его, а потом мы оба принялись разливать его по стаканам.

– А как он сейчас с другими женщинами?

– Они называют его папочкой.

– В самом деле? – Она засмеялась.

– Только не говорите ему, – сказал я, так как это не было правдой. Однако Морис вел себя хорошо, и у меня не хватило духу заставить Джудит усомниться в этом.

Мы вернулись с пивом на лужайку. Его маленькое плотное тело скорчилось над ребенком.

Под вечер мы пошли погулять к замку Колсби. Морис давал характеристику каждому дому, мимо которого мы проходили, распределяя обитателей по категориям: муниципальный тип, тип тайных спортсменов на манер Эда Филипса и учительский тип. Ему нравилось так их определять, чтобы доказывать себе, что сам он не такой. Мы оба уже смеялись, когда перемахнули через перелаз; а там мы бросились в высокую траву в припадке истерической веселости. Как долго мы хохотали, я не знаю. Мы катались по земле, словно двое бродяг, – довольно было хлопнуть друг друга по плечу или просто состроить гримасу, и мы снова принимались хохотать. Когда мимо нас проходила какая-нибудь пара, совершающая вечернюю прогулку, Морису стоило только указать на них и объявить: «Учителя!», как мы опять захлебывались смехом. Мы, пошатываясь, помогали друг другу встать, валили друг друга на траву, держались друг за друга, чтобы не упасть, дрались и шумели, пока припадок не прошел так же внезапно, как и начался: совсем измученные, мы сели на землю по-турецки, смех перешел в судорожное хихиканье и замер совсем.

Мы поднялись на вал замка, обнявшись. Было очень тепло. Мы стояли на вершине холма, а внизу на долину и город уже наползал туман, багровея от мертвого солнца, заходившего за гребень. Раскаленная докрасна монета в щели автомата.

– Чем ты думаешь заняться, когда бросишь играть в регби? – спросил Морис, совсем отрезвев и глядя на солнце так, словно оно было человеком. – По-прежнему работать у Уивера? Открыть пивную?

– Я пока не думал об этом. Рано еще.

– А я подумываю завести какое-нибудь свое дело.

Ему в самый раз было смотреть на багровый диск.

– Когда?

– Как только накоплю нужный капитал. Хочешь быть моим компаньоном?

Он ковырял землю носком ботинка. Это был щебень надвратной башни. Морис не умел стоять спокойно.

– Чья это идея?

– Старика – ну, ты знаешь, моего тестя. Он даже готов войти с нами в долю. Он считает, что мне следует начать сейчас, чтобы дело было уже на ходу задолго до того, как придется бросить регби.

– И о каком же деле ты думаешь?

– Производство транспортеров-конвейеров и прочего, а со временем, может быть, даже и угольных комбайнов.

Я засмеялся, а он добавил:

– У Паркса в этой области большой опыт. Он говорит, что это гораздо легче, чем кажется на первый взгляд. И сам всегда мечтал заняться чем-нибудь таким.

– Может, он и прав, да только для начала нужен капитал.

– Как раз для начала он и не нужен, Артур. На первое время нам нужно только, помещение достаточных размеров, какой-нибудь транспорт и двое-трое рабочих. Сперва это будет только сборка – по заказу.

– Но ведь какие-то деньги все-таки понадобятся.

– Ну, какие-то деньги у меня есть и у тебя тоже. И у Паркса тоже кое-что имеется. – Он многозначительно посмотрел на меня, но в его темных глазах я не мог прочесть, к чему он клонит.

– А остальные тридцать-сорок тысяч откуда возьмутся?

– Да брось ты, Арт. У тебя ведь немножко отложено. И я не на мели. А что у Паркса есть порядочный капиталец, так это наверняка. Пока мы еще играем, мы как раз можем начать что-нибудь такое. Ведь верно? Вначале мы могли бы жить на то, что получаем за регби. Нам не нужно будет беспокоиться о заработке. Это уже большое преимущество. А иначе – либо пивная, либо полное забвение. Вспомни, как Фрэнк цепляется за клуб. Он боится бросить регби – он же привык к деньгам и, перестав играть, не сумеет сводить концы с концами.

– Если бы ты предложил открыть спортивный магазин, я бы скорее с тобой согласился.

– Это ничего не даст. То есть магазин. Страна и так кишмя кишит лавочниками. Нам нужно что-нибудь солидное, чтобы сразу либо прогореть, либо выйти в люди.

– Ну, предположим, я соглашусь. Но ты все еще не объяснил, откуда возьмутся деньги. Наших хватит только на конторский стол.

– Пошевели-ка мозгами, Арт! – Он поглядел на меня с притворным разочарованием.

Длинная тень от развалин замка пересекла холм, на котором мы стояли. Вокруг нас метались ласточки, а внизу двое ребят бросали камешки в темно-зеленую воду небольшого рва.

– Ты, конечно, думаешь про Слоумера, – сказал я.

– Он же набит деньгами.

Взгляд у него стал еще более доверительным, ноги переминались в пыли.

– Ну чего ты? Он даст нам ссуду. Это твердо. Он ведь уже давал деньги самым разным людям.

– Я больше не желаю торговать собой, Морис. Пятьсот фунтов я получил. С меня хватит. Он ведь захочет забрать тебя целиком. Разве ты не знаешь, что такое Слоумер? Ну-ка, спроси Эда Филипса. Слоумер потребует себе все.

– Он захочет получить проценты. Вот что он такое. Ему нужно выгодно поместить капитал, а для этого мы как раз подходим. Вот тут Слоумер молодец. Ему все равно, кто ты такой, лишь бы ты действовал на его лад. А это значит – получал прибыль.

– Он же калека. Он не похож на других людей. Видел бы ты, как он ведет себя, как обращается с людьми, как разговаривает с ними.

– Нам нужны его деньги, а не его фотография… Да ладно тебе, Артур! Ты точно можешь на него повлиять. Он ведь большой человек. Единственный твой крупный козырь. Я знаю. И с этим козырем мы наверняка выиграем.

Я не стал с ним спорить. Мы пошли обратно, все еще обнявшись, и говорили про субботний матч, про то, как играл Меллор.

До конца вечера он был очень тихим, и Джудит подозрительно спросила меня:

– Что, собственно, Тарзан, вы ему про меня наговорили?

4

За прошедший год Джонсон совсем состарился. Каждый раз, когда он проходил под моим окном, на которое иногда поглядывал, я думал о том, как быстро его внешность догнала и перегнала его воздаст. Сивая прядка уже не торчала из-под его кепки слева от козырька, а когда он снимал этот изношенный блин, топорщилась только жалкая бахромка волос. На некоторое время он затормозил одряхление, обзаведясь шикарными вставными челюстями, – когда они улыбались, то молодили его лет на пять, не меньше.

Он по-прежнему приходил на все городские матчи, и у него было на трибуне свое место. Когда я рассказал ему про план Мориса, он заметил:

– Это самое лучшее, что можно сделать с деньгами. А помнишь время, когда у тебя их не было? И мы ездили в Примстоун на автобусе, а в Хайфилд на десятом номере? Что же, Артур, мы таки добились своего. Просто слов нет, до чего мне приятно видеть тебя на поле в Примстоуне и вспоминать, как мы начинали. Помнишь тот вечер, когда ты подписал контракт? И как ты меня разыграл? Сколько раз я смеялся, когда вспоминал! Уж наверное, ты давненько не ездил в Примстоун на автобусе.

– Мы тогда часто бывали вместе, папаша.

– Ты и эта миссис Хэммонд, Артур, – сказал он и криво усмехнулся. – Старая кляча, верно? Я ее просто видеть не мог.

– Морис приглашает меня в компаньоны… в этом его деле, – сказал я ему.

Он раздвинул тонкие губы над розово-белой пластмассой.

– Ты весь в этом, Артур. Широко шагал всю дорогу, так чего же тебе сейчас останавливаться?

– Но ведь надо где-то раздобыть деньги.

– Деньги? – повторил он, словно не понимая, какое они имеют отношение ко всему этому.

– Морис считает, что я должен обратиться к Слоумеру. Он думает, что я могу договориться с ним о ссуде.

В уголке его рта возник небольшой пузырек и лопнул.

– Ты думаешь, он это зря? – спросил я.

– Меня ты лучше не спрашивай… Но ведь ты знаешь, как я отношусь к таким людям, – он старался догадаться, чего я от него жду и почему я его об этом спросил. – Если ты хоть за чем-нибудь обратишься к Слоумеру, то сделаешь большую ошибку, – заявил он наконец.

– Я рад, что ты так говоришь, – сказал я ему. – Именно это я и ответил Морису. Вся эта затея гроша ломаного не стоит.

За две недели до начала сезона я отправился отдыхать вместе с Морисом, Джудит и их девочкой, с Фрэнком, Элси и их Кеном. Мы все поохали в Скарборо: Фрэнк и его семья – и моем автомобиле, а Морис – в своем. Мы домчались туда через Йорк и Молтон за пару часов и остановились в отеле, где Джордж Уэйд заказал нам номера. В воскресенье он приехал с женой – посмотреть, как мы устроились, и отработать комбинации, которые мы подготовили на тренировках.

Скарборо мне понравился. Мы сидели в шезлонгах на пляже в Южной бухте и смотрели, как Ширли впервые пытается делать пирожки из песка, а Кенни плещется возле берега. Город пропах работой. Но он был полон моря. Его окутывал запах моря и запах работы. Округленные туманные очертания утесов, больших, дружелюбных, уютных, маленький порт, свернувшийся калачиком вокруг покачивающихся рядов рыбачьих баркасов, серебряная рыбья чешуя, инкрустирующая причалы, черные камни в водорослях и песок – да, это был древний и успокоительный запах. Я откинулся, впивая его всем телом, ощущая его внутри себя. Я чувствовал, что бухта вошла в меня – и скалы и песок. Она была древней, в ней жил суровый народ, и они смягчали друг друга. Века придали Скарборо нежность.

– Я забыл вам сказать, – внезапно, но неторопливо объявил Фрэнк, – что мы ожидаем прибавления семейства.

Элси резко обернулась и хихикнула.

– Он собирался держать это в секрете, – сказала она. – Но ему до того хотелось поделиться с вами, что все пуговицы, чуть не поотлетали – так его распирало. А ведь правда, он стесняется?

– По-моему, у него просто в карманах стесненье, – сказал Морис.

– Поздравляю, – сказал Джордж Уэйд и легонько потянул поводок. Он перегнулся через широкий фасад своей жены, которая посмеивалась так, словно ей это было давно известно. – Кого же вы хотите на этот раз, Фрэнк? Еще одного доктора или, может быть, фельдшерицу?

– Уж лучше пусть будет девочка, – сказала Элси. – Мне надоело сидеть дома одной.

– Осталось только дождаться того дня. когда мы увидим женатым вас, Артур, – сказала Джудит.

– Да, это будет денек! – сказал ей полушепотом Морис. Он засыпал ноги Ширли песком, гугукая, как она.

– По-моему, он самая завидная партия в городе, – сказала Элси. – И непонятно…

– И нельзя сказать, чтобы он не нравился девушкам, – объяснил Морис, не спуская с меня глаз. – Но Артур верит, что для этого надо влюбиться.

– И правильно делает, – сказала Элси. – А то с какой стати он стал бы жениться? – Тут она покраснела и постаралась не смотреть на Джудит.

– Вот правильно, – сказал ей Морис. – Теперь все ясно.

– А разве вы не хотите жениться, Артур? – спросила Элси. – Разве вы не верите в брак или же… – Она вытянула шею, чтобы увидеть меня в общем ряду.

– Да пойми ты, дурочка, – словно в шутку сказал ей Фрэнк, – что Морис тебя просто разыгрывает.

– Конечно, но все равно хотелось бы знать, – ответила она. – Вы ведь верите в брак, Артур? Правда?

– Да, – ответил я, краснея за нее, к большому удовольствию Мориса.

– Вот видите, Морис, – сказала она. – Так на что же вы намекаете?

– Я ведь ничего другого и не утверждаю, – ответил он. – Я просто сказал, что он верит в любовь.

Элси промолчала, пытаясь разобраться, что за всем этим кроется.

– Ты думал о моем предложении? – сказал Морис Фрэнку.

– Это еще что? – спросил я его. – Неужто ты и к Фрэнку обращался за деньгами?

Морис сморщился.

– За кого ты меня принимаешь? Я спросил, не хочет ли он работать с нами, только и всего.

Я поглядел на Фрэнка, который не спускал глаз с Ширли, копошившейся между его ног.

– Да не серьезно же ты ему это предлагал? – сказал я. – Ведь денег нам взять негде. И в конечном счете откроем мы ларек со сластями.

– Деньги у нас будут, – сухо сказал Морис. – Об этом, Фрэнк, можешь не беспокоиться.

– Я тут ни при чем, – предупредил я Фрэнка. – Откуда этот маг и волшебник собирается доставь деньги, мне неизвестно, а ведь я считаюсь одним из компаньонов.

Фрэнк наклонился, подхватил Ширли и посадил ее на свое широкое колено.

– Сама идея, по-моему, неплоха, – сказал он. – Но мне-то нужны твердые гарантии, Морис.

– И мне тоже! – Морис яростно указал на Ширли.

– Я это знаю, Морис. Но ведь ты только начинаешь. А с Кенни дело продвинулось уже далеко. И у нас все рассчитано, так что мы ничего не можем менять, разве уж будет что-то вполне определенное и надежное. Я ненавижу чертову шахту, но, во всяком случае, я твердо знаю, чего могу ждать. А вот твой план – я не говорю, что ты должен его бросить, – еще неизвестно, к чему приведет.

– Но разве ты не понимаешь, Фрэнк, что тут перед тобой возможность заняться чем-то новым, достигнуть положения, которого в твоей шахте ты никогда не добьешься? Тебе больше не придется работать под землей!

– Да, верно, – сказал Фрэнк, поглаживая ноги Ширли. Элси с тревогой посмотрела на него. – Я бы не знаю что дал, лишь бы выбраться из шахты. Понимаешь, как это все для меня получается?

– Он подманивает тебя морковкой, – сказал я ему. – И незачем относиться к этому серьезно.

– Черт! Да брось ты, наконец, свою морковь! – сказал Морис.

Некоторое время никто ничего не говорил. Мы глядели, как какая-то парочка старается выгрести против волны. Потом Джордж сказал:

– Мне кажется, сейчас вам не стоит начинать ничего такого. Вам обоим лучше подождать, пока вы не оставите регби, а я надеюсь, что до этого пройдет еще много лет.

– А потом вы возьмете Артура тренером и мы останемся с носом? – сказал Морис.

Джудит сняла Ширли с колен Фрэнка, потому что девочка захныкала.

– Иди, иди сюда, маленькая!

– Возможно, для него это будет лучше.

– Вы мямлите не хуже Артура, Джордж. Сейчас-то и надо начинать, пока мы можем жить на заработок от регби.

– Это еще ни одного игрока до добра не доводило – попытка жить только на заработок от регби, – сказал Джордж. – Толку из этого не выйдет. Будь это сразу после войны, так я бы первый с вами согласился. Но теперь – только если вам очень повезет.

– А у меня рука счастливая, – сказал Морис.

– Для регби. А за остальное не ручаюсь, – ответил Джордж.

– Видите ли, Элси… – Морис внезапно повернулся к жене Фрэнка. – Ту женщину, которая была нужна Артуру, он… ну, не сумел удержать.

– Неужели? – спросила она, не понимая всей ядовитости этих слов. – Кто же она, Артур?

Но ей никто не ответил.

Два дня спустя мне в голову пришла одна мысль, и я спросил Мориса, зондировал ли он Уивера относительно ссуд.

– Он мне сразу ответил, – признался Морис. – Написал, что подобная сумма для него слишком велика, да и, во всяком случае, он больше не намерен обеспечивать финансовую поддержку каким-либо начинаниям. Сам же план кажется ему вполне разумным.

– Сколько ты у него попросил?

– Он посоветовал, когда мы возьмемся за дело, найти участок возле Примстоуна для рекламы. Он считает, что для расчистки участка и постройки мы сможем подыскать дешевую рабочую силу или вообще добровольцев.

– Но сколько ты у него попросил?

– Ты ведь недолюбливаешь Уивера, Арт? Верно?

– Я этого никогда не говорил. Только я не могу понять одного: почему ты думаешь, что у тебя есть хоть малейший шанс найти кого-то, кто согласился бы финансировать твое предприятие? На тебя ведь смотрят как на ненадежного человека, Морис. Вот что пытался втолковать тебе Фрэнк в тот день на пляже. Ты думаешь, что я произведу на Слоумера лучшее впечатление, вот и пристаешь ко мне. Но это же бессмысленно. Слоумер не сидит весь день с закрытыми глазами…

– Ты просто мокрая тряпка, Арт. Что с тобой творится? С тех пор как эта твоя миссис Хэммонд дала тебе отставку, я тебя просто не узнаю. Совсем кишка стала тонка.

– Не волнуй меня так, дружище!

– Ты ведь шишка, Арт. А я… все мной командуют. И я это дело бросаю. Подавиться мне, если я хоть раз о нем упомяну!

Это была лишь одна из тех сдержанных ссор, которые то и дело вспыхивали между нами во время нашего отдыха. Собственно говоря, мы оба играли с одной и той же мыслью, но только Морис в отличие от меня в открытую. В следующие два-три дня расхождение между нами стало совсем уж явным. Мы оба знали, как сильно интересует нас этот план, и оба злились, потому что я не желал ради него палец о палец ударить. Но что-то меня удерживало – воспоминание о том, что мне уже раз отдавили ногу. Однако Морис видел только мое тупое упрямство. В драку это вылилось только однажды, когда мы двое и Фрэнк отправились на лодке поудить. Не отошли мы от берега и на двести ярдов, как Морис решил выкупаться и принялся плавать вокруг лодки, стараясь ее перевернуть. Я прыгнул вслед за ним, но зацепился ногой за борт, и Морис чуть не утонул от хохота, глядя, как я колочу руками по воде и отплевываюсь. Когда я догнал его, дело довольно быстро пошло всерьез. А Фрэнк, заметив, что мы без шуток стараемся утопить друг друга, подвел лодку к нам вплотную и поднял весло.

– Я огрею тебя по башке, Арт, если ты его не отпустишь! – сказал он.

Я только крепче сжал Мориса, и тут что-то обрушилось на мои плечи, и руки у меня сразу онемели. Я разжал их и лег на спину, совсем оглушенный.

– А теперь лезь в лодку, Морис, и, бога ради, попробуй стать взрослым! – прикрикнул на него Фрэнк, втащил этот мешок мускулатуры на борт, подогнал лодку ко мне и подхватил меня под мышки.

– Ведете себя, как младенцы, черт бы вас подрал, – сказал он и начал грести к берегу. Мы, еле переводя дух, лежали на дне лодки. Больше Фрэнк ничего не говорил до тех пор, пока лодочник не ухватился за нос лодки и не вытащил ее на песок вместе с нами.

– Вот уж компаньоны так компаньоны! – сказал он тогда и пошел к Элси и Джудит.

Через час мы все сидели в пивной на Касл-Хилл и выясняли, кто быстрее сумеет выпить пинту эля.

* * *

Мы вернулись домой, твердо решив и в следующем году поехать вместе в Скарборо. Когда я явился к себе после того, как отвез Фрэнка и его семейство в Стокли, меня уже ждал Джордж Уэйд. Он сказал мне, что Слоумер умер.

– Это случилось в воскресенье, когда я был у вас в Скарборо. Я узнал об этом сразу, как вернулся. Хотел было послать вам телеграмму, а потом решил, что лучше будет подождать вашего возвращения. Я попрошу вас с Фрэнком представлять команду завтра на похоронах.

Второй раз в жизни я видел Джорджа без его пса.

Слоумер словно вытащил затычку. Я вдруг услышал, как обсуждаю условия контрактов, заказы, детали постройки, спрашиваю служащих о выполненных договорах, о контрактах, имеющихся у нас в настоящее время. Джордж смотрел, как все это иссякает, а потом сказал:

– Разумеется, в личном плане это никак нас не касается. Ничего подобного тут не примешивается, Артур. Просто вам с Фрэнком следует проводить гроб. А потом можете не задерживаться. Ну что ж… – Он глубоко вздохнул, сел и снял свою фетровую шляпу. – Рука судьбы, можно сказать. В отношении того дела, о котором говорил Морис. Да, явная рука судьбы. Как по-вашему?

– Да, Джордж.

– Пожалуй, это один из решающих дней всей моей жизни, – сказал он многозначительно и посмотрел на меня почти умоляюще.

– Почему же?

– Ну, это уходит далеко в прошлое, Артур. К тому «Примстоуну», которого вы уже не застали. Но для меня-то наш клуб – и стадион, и те, кто им управлял, – всегда был особым мирком. Мне приятно думать, что я причастен к тому, как им управляли. Вы понимаете, что я имею в виду? Это место, за которое и я в какой-то мере ответствен. Я понимаю, что мои слова звучат несколько самодовольно. Но с самого начала и вот уже больше тридцати лет я отношусь к клубу именно так. И все это время власть над ним забирал в руки то один, то другой человек. То Уивер, то Слоумер – и снова Уивер, и снова Слоумер – постоянно грызлись и сменяли друг друга. Теперь их обоих больше нет. Один… ну, скажем, просто разочаровался, а другой умер. Можно, пожалуй, сказать, что Уивер пытался быть слишком добрым, и этим злоупотребляли, а Слоумеру не хватало физических сил. Но как бы то ни было, их обоих больше нет. И впервые клубом будет управлять комитет.

Он внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, имеет ли все это для меня значение, потом взял лежащую рядом шляпу и начал крутить ее на руке.

– Вы так говорите, Джордж, словно давно этого хотели.

– Нет. Мне кажется, никто не имеет права говорить так. Естественно, из них двоих я предпочитал Уивера. Но это был просто вопрос моих личных симпатий. Не стану утверждать, будто я очень огорчен и расстроен смертью Слоумера. Но, с другой стороны, я вовсе этого не хотел, как вы намекаете. Пожалуй, можно еще сказать, что я этого ожидал.

– А я вот нет!

– Тут я не судья, Артур. Вы принадлежите к тем людям, которые обычно держат свои чувства под замком. Например, я так и не знаю, серьезно ли вы относились к вашему с Морисом плану.

– Это с самого начала было нереально, Джордж. Можете не беспокоиться.

– Именно такие вещи могут погубить команду, и особенно в начале сезона.

– Слоумеру следовало бы оставить ей это наследство попозже?

– Ну, Артур… – Он смотрел на меня задумчиво, не зная, как я в действительности к этому отношусь.

Но если он и хотел что-нибудь сказать, ему помешал стук в дверь, вслед за которым в комнату весело ворвался Морис. Я вдруг заметил, что за неделю отдыха он стал совсем шоколадным.

– И что же нам тут скажут? – спросил он. – Что нового?