Текст книги "Дон Кавелли и Рука Бога"

Автор книги: Дэвид Конти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

XIX

Ночь Кавелли провел в беспокойном полузабытьи. Уснуть по-настоящему он так и не решился. Его заставлял вздрагивать каждый звук. Когда, наконец, взошло солнце, он чувствовал себя совершенно разбитым.

Однако с утра тревоги отступили. При дневном свете все выглядело совершенно иначе, скорее всего, ночью он воспринял ситуацию более драматично, чем она того заслуживала. Возможно, что Мариано вовсе не так уж долго стоял у его двери? Или случайно проходил мимо и по какой-то безобидной причине задержался на минутку?

Кавелли встал, проделал свои обычные утренние упражнения: пятьдесят отжиманий, пятьдесят приседаний и несколько упражнений на растяжку. Затем принял контрастный душ и оделся. Между тем было уже без двадцати шесть. Завтрак здесь подают ровно в шесть, однако, рассудил Кавелли, не помешает спуститься в столовую на несколько минут пораньше. Вероятно, Монтекьеса будет весьма признателен за такое проявление пунктуальности. Кроме того, он не испытывал особого желания снова проделать весь этот путь под строгим присмотром Консуэлы.

Пока он убирал стул из-под дверной ручки, он снова вспомнил, как ночью Мариано ошивался под его дверью. Что было самым неприятным в этом странном человеке? Его откровенно собачья преданность и покорность своему работодателю, или враждебные взгляды, которые он бросал на Кавелли, хотя они едва знакомы, или его манеры соглядатая? Кавелли испытывал почти физическое отвращение при одной только мысли о нем.

Он осторожно повернул ключ в замке и открыл дверь. Конечно, там никого не оказалось. Кавелли еще раз поправил волосы, словно какой-нибудь актер перед выходом на сцену. Впрочем, его положение не сильно отличалось от положения лицедея.

Он придал лицу бодрое и дружелюбное выражение и направился в столовую. Когда он спускался по лестнице, то заметил в холле Монтекьесу. Тот беседовал с миниатюрной женщиной лет сорока, с каштановыми волосами, собранными в строгую деловую прическу. Видимо, она уже собиралась уходить, потому что Монтекьеса только что пожал ей руку, а у двери стоял слуга, держа в руках ее небольшую дорожную сумку. Неужели она – подруга Монтекьесы? Если да, то оставалось лишь поздравить его. Женщина не только выглядела чрезвычайно привлекательной, но и обладала неким особенным обаянием, которое сразу же вызвало у Кавелли неожиданную симпатию.

Как так вышло, что он до сих пор не встречал ее в этом доме? Почему она не присутствовала на ужине? Неужели Монтекьеса ее скрывает, потому что боится, как бы посторонние не узнали, что его внешне благопристойная жизнь а-ля Эскрива на деле не такая уж безгрешная? Кавелли так и не смог решить, в этом случае Монтекьеса кажется ему более или менее симпатичным? Вероятно, и то и другое. То, что у него есть подруга, делало его более человечным, но в то же время и более лживым.

– Доброе утро, – поздоровался Кавелли.

Монтекьеса подпрыгнул так, как будто ему явился сам сатана. Он гневно сверкнул глазами на гостя, но лишь на мгновение, и тут же на его губах расцвела улыбка.

– Доброе утро, монсеньор, еще немного, и я буду полностью в вашем распоряжении.

Он махнул рукой в сторону столовой, давая таким образом понять, что Кавелли стоит дождаться его именно там. Однако тот сделал вид, что не понял намека, подошел и протянул руку женщине.

– Кавелли. Рад с вами познакомиться.

Она с любопытством взглянула на него и чуть неуверенно улыбнулась.

– Взаимно. Де Лука.

– Доктор де Лука, – Монтекьеса произнес это явно громче, чем необходимо, – необыкновенно занята, и я не хочу ее больше задерживать.

Доктор де Лука в некотором недоумении перевела взгляд с одного мужчины на другого. Возможно, Кавелли выдавал желаемое за действительное, но при взгляде на Монтекьесу он уловил в карих глазах женщины некоторую неприязнь, да что там – почти отвращение. По-видимому, она тоже почувствовала, что гостеприимный хозяин не одобряет эту случайную встречу. Она мельком взглянула на наручные часы, но все же слишком быстро, чтобы понять, который час, и нарочито бодро воскликнула:

– О, уже так поздно, мне и вправду пора идти.

Затем она торопливо попрощалась, при этом совершенно формально обращаясь к Монтекьесе по фамилии.

«Значит, все-таки не подруга», – подумал Кавелли со скрытым удовлетворением. Хотя, возможно, это просто умелый спектакль, чтобы замести следы?

Слуга уже открыл дверь и теперь ждал снаружи. Монтекьеса положил женщине руку на плечо, желая, по всей видимости, изобразить отеческую заботу, но так торопился выпроводить ее, что получилось, будто он выталкивает свою знакомую за порог. Мимолетная улыбка, быстрый взмах рукой, и он, вздохнув с облегчением, закрыл дверь. Через две секунды он снова взял себя в руки и весело хлопнул в ладоши:

– А теперь позавтракаем!

Не дожидаясь ответа, Монтекьеса устремился в столовую. Кавелли последовал за ним. Стол уже был накрыт. К большой радости Кавелли, кроме них, в столовой никого не оказалось, и, самое главное, Мариано отсутствовал.

Снова Монтекьеса начал трапезу с долгой беззвучной молитвы, затем благословил дарованную им Богом еду. Завтракали здесь еще более скромно, чем ужинали. Белый хлеб, апельсиновое варенье и черный чай. Даже масла не было. Возможно, есть какая-то правда в старой пословице, что богатые люди не потому богаты, что много зарабатывают, а потому, что мало тратят.

Похоже, что Монтекьеса стремился как можно скорее загладить неловкий момент, поскольку отменил им же самим введенное правило о тишине во время трапезы. Вместо этого он наклонился к Кавелли, положил ему руку ему на плечо и доверительно сообщил:

– Хочу, чтобы вы знали, что Мариано получил от меня братский выговор.

Кавелли мысленно содрогнулся. Братское или даже сестринское осуждение – это особый вид наказания, который использовали руководители «Опус Деи» для вразумления тех членов сообщества, которые нарушили его основные правила. И это наказание, несмотря на благочестивое название, было достаточно серьезным. Кавелли постарался скрыть испуг. Почему, во имя всего святого, Монтекьеса сделал выговор Мариано? За то, что тот стоял ночью под дверью комнаты? И откуда Монтекьеса об этом узнал? О чем он еще мог догадаться? Что ему рассказал Мариано?

– Я не совсем понимаю, – произнес Кавелли максимально убедительно, – что же натворил этот добрый малый?

В ответ Монтекьеса серьезно посмотрел ему в глаза.

– Он не поприветствовал вас должным образом вчера за ужином, монсеньор. Вчера вечером я промолчал, чтобы не смущать Мариано, но такое непристойное поведение по отношению к гостю в этом доме недопустимо.

Кавелли улыбнулся и легкомысленно махнул рукой.

– Нет проблем, я даже ничего не заметил.

Монтекьеса вздохнул с облегчением.

– Тогда все в порядке. Поверьте, Мариано – чрезвычайно усердный и преданный секретарь, он выполняет свою работу с воистину священным рвением, и я очень ценю это. Но он не любит посторонних и иногда ведет себя чересчур угрюмо и недоверчиво. Ему не нравится, когда что-то меняет наши планы или привычный образ жизни. Возможно, ваш неожиданный визит немного вывел его из себя. Он не имел в виду ничего плохого, что, конечно, все равно не оправдывает его поведения. Я просто хотел вам сказать, что я уладил этот вопрос.

– Спасибо, синьор Монтекьеса, это очень мило с вашей стороны, – ответил Кавелли.

Вот уже несколько секунд он слушал своего собеседника только вполуха, поскольку внезапно вспомнил, откуда ему знакомо имя женщины. Доктор М. де Лука – именно это имя он видел на отчете биолаборатории, который ему показал Монтекьеса. Исследование, в котором содержалось описание бактерии чумы. Женщина с красивыми карими глазами была научным руководителем этого чудовищного проекта. Почему-то эта мысль вызвала у Кавелли приступ дурноты. Доктор де Лука выглядела такой добросердечной и приветливой, как это могло сочетаться с тем, чем она занималась? Неужели она еще большая социопатка, чем ее работодатель?

Если это так, получается, что он никогда не ошибался в людях настолько сильно, как в этом случае. Обычно он полностью доверял своему первому впечатлению. Бывало, что неприятное чувство возникало даже при знакомстве с человеком, который был настроен к нему вроде бы весьма дружелюбно. Но рано или поздно он убеждался, что его необъяснимая настороженность и на этот раз его не подвела.

С доктором де Лукой он сразу же ощутил на редкость сильное чувство душевного единения. И это отнюдь не связано с ее привлекательной внешностью. Он знал достаточно несимпатичных ему женщин, фотографии которых в любой момент можно было разместить на обложках модных журналов. Кавелли вспомнил о том отвращении, которое отразилось на ее лице во время разговора с Монтекьесой. Не могла же она так хорошо притворяться. Нет, он уверен, что это вовсе не союз двух единомышленников.

А что, если она ничего не знает? Как говорил Монтекьеса, чем меньше посвященных, тем лучше для дела.

Вдруг доктор де Лука даже не подозревает, какие последствия будет иметь ее научная работа? Возможно ли такое? Нет, это абсурдно, если только Монтекьеса не обманул ее доверие. Без сомнения, у нее наверняка есть серьезные причины, чтобы заниматься таким опасным делом, как изучение смертельных заболеваний, которые вызывают различные бактерии. А если она думала, что работает над созданием вакцины?

– Это безумие, – проговорил в этот момент Монтекьеса, и Кавелли понял, что не слушает его уже секунд тридцать. – Таких людей, как я, общество воспринимает как опасных шизофреников.

Он рассмеялся. Кавелли понял, что явно что-то пропустил. Он не ожидал от собеседника такого откровения.

– Мы должны смотреть на мир как оптимисты, но мыслить как пессимисты, – продолжал Монтекьеса. – Дело в том, что оптимист, стоящий перед монументальной задачей, не увидит всех трудностей, будет склонен безрассудно пренебрегать опасностями и в конце концов потерпит поражение.

Он посмотрел на Кавелли и умолк, очевидно, ожидая, что тот потребует объяснений. И Кавелли не замедлил оказать ему эту услугу.

– А пессимист?

– Тот от великого страха даже не возьмется за дело.

Монтекьеса, удовлетворенно улыбаясь, откинулся на спинку кресла. Видимо, он только что озвучил одно из своих привычных и многократно проверенных на публике изречений. Кавелли заставил себя вежливо улыбнуться. Монтекьеса сложил приборы в тарелку, как бы показывая, что трапеза окончена и время для разговоров тоже истекло.

– Не смею вас больше задерживать, – преувеличенно торжественно изрек он. – Святой отец, конечно, с нетерпением ожидает вашего доклада, монсеньор. Смею надеяться, что вы привезете ему исключительно хорошие новости.

Эти слова, пусть и сказанные довольно дружелюбным тоном, все равно прозвучали как приказ. Кавелли непринужденно поклонился.

– Еще бы, падре, еще бы! Вы предоставили мне исчерпывающие аргументы, которые снимут все сомнения у Святого престола, – бодро подтвердил он.

Не перегнул ли он палку, стремясь польстить собеседнику? Кавелли, как предполагаемое лицо духовного звания, обращаясь к мирянину, называет его падре? Это ставит с ног на голову все возможные правила. Ему захотелось дать самому себе оплеуху за глупую попытку угодить Монтекьесе. Он внимательно пригляделся к нему, ища внезапно появившиеся признаки недоверия. Но нет, наоборот, его собеседник, казалось, обрадовался и смотрел на Кавелли приветливо и благожелательно. В каком-то внезапном порыве он полез в карман пиджака и вытащил четки.

– Я хочу подарить их вам, монсеньор. Примите их, пожалуйста, в знак моего глубокого уважения и доверия.

Кавелли изобразил крайнюю признательность и протянул руку за подарком. Монтекьеса передал ему четки с видом одновременно смиренным и надменным – похоже, в этом сочетании он разбирался мастерски. Дело в том, что по окончании аудиенций папа римский тоже частенько раздавал памятные медали или обычные четки.

Эскрива, Черчилль, римский понтифик, – Кавелли занимал вопрос, хватит ли одной палаты, чтобы вместить подобную манию величия или лучше сразу зарезервировать в сумасшедшем доме целый этаж.

Тем временем Монтекьеса пожелал лично проводить дорогого гостя. Они вышли на улицу. Стоял солнечный осенний день, и со стороны лагуны дул теплый ароматный ветер. Четверо садовников сгребали листву и подстригали кусты. Случайный зритель счел бы эту картину совершенно идиллической.

Неспешно, словно старые друзья, хозяин и его гость шли по извилистой тропинке. Насколько Кавелли мог судить, эта была совсем другая тропинка, не та, по которой они пришли вчера, поскольку нигде на было видно вертолета. Повернув еще два раза, они вышли на широкий лодочный причал. Монтекьеса обвел рукой всю лагуну, лежащую перед ним в утреннем тумане, и торжественно произнес:

– Duc in altum, мой друг, duc in altum[17]17
  Отплывай на глубину (лат.).


[Закрыть].

Кавелли так понял, что данный призыв имел скорее метафорический смысл. Сказано это было с намеком на двух заговорщиков, стоящих на пороге неизвестности. Кроме того, эта фраза пробудила в нем какое-то смутное и неуловимое воспоминание.

Вместо радости от того, что Монтекьеса, по-видимому, доверяет ему, Кавелли чувствовал лишь гложущую пустоту в районе желудка.

Тем временем они добрались до пристани. Монтекьеса остановился и, благоговейно взяв гостя за руку, снова обратился к нему. Торжественно, словно желая навсегда закрепить в душе Кавелли уверенность в своем высоком предназначении и мировом влиянии, он изрек:

– Святой отец и я рассчитываем на вас, монсеньор.

Он уставился Кавелли в глаза, как гипнотизер, который хочет продлить свою власть над незадачливым зрителем, пока тот еще не освободился окончательно от его влияния. Затем Монтекьеса решительно шагнул на пирс, выдающийся примерно метров на тридцать вглубь лагуны. По обе его стороны были установлены узкие лестницы, ведущие к причалам. У одного из них стоял человек в грубой рабочей одежде, но притом в подобии капитанской фуражки на голове. Казалось, он их ждал.

Внезапно над пирсом показались две головы. Монтекьеса замер, как вкопанный. В следующее мгновение Кавелли увидел, что по лестнице поднимаются двое: мужчина, на голове которого тоже красовалась фуражка, и доктор де Лука.

– Что это значит? – завопил Монтекьеса, глядя на человека в фуражке. – Я же вам приказал немедленно доставить даму на берег.

Мужчина побледнел и, заикаясь, принялся рассказывать о какой-то поломке двигателя, о том, что он делал все возможное, чтобы исправить это немедленно, но, к сожалению…

– Pazzo![18]18
  Сумасшедший (итал.).


[Закрыть]

Монтекьеса толкнул его ладонью в грудь, покраснев от ярости.

– У синьоры важная встреча! – кричал он, пытаясь скрыть гнев под маской искренней озабоченности. Было видно, что он сдерживается лишь потому, что не один. Доктор де Лука тихим голосом пыталась его успокоить. До Кавелли долетали лишь обрывки фраз: «нет проблем», «не настолько срочно».

Монтекьеса лишь досадливо махнул рукой, будто отгонял назойливую муху, и продолжил орать на лодочника. Его коллега, переместившись подальше, с преувеличенным интересом наблюдал за лагуной, будто не замечая всей этой суматохи.

Идея созрела сама собой: эта встреча – неожиданный подарок судьбы, единственная возможность заполучить недостающую информацию! Кавелли осторожно откашлялся:

– Надеюсь, доктор де Лука не откажет в любезности поехать со мной.

В ответ на это бледная и едва ли знающая, куда деваться во время этого взрыва ярости, доктор де Лука поспешно подтвердила, что она с удовольствием воспользуется приглашением, а Монтекьеса повернулся к Кавелли и, глядя на него налитыми кровью глазами, тщетно пытался найти повод, чтобы возразить. Пару раз его рот беззвучно открылся и закрылся, но потом он, видимо, заметил, что совершенно вышел из роли радушного и доброго хозяина. Было страшно смотреть, как быстро этот человек может менять маски. На его губах уже появилась наигранная улыбка.

– Это очень мило с вашей стороны, монсеньор, но доктор де Лука и вы отправляетесь совсем в разные стороны. Поверьте мне, путешествие в одной лодке займет в три раза больше времени. Не стоит беспокоиться, монсеньор, вы поедете прямо сейчас, а наш добрый Фабио в мгновение ока починит старую посудину. Не так ли, Фабио?

Он тут же запросто приобнял лодочника, а тот поспешил подтвердить все, о чем говорил хозяин. Очевидно, что Монтекьеса хотел любой ценой предотвратить более близкое знакомство «посланца Ватикана» с доктором де Лукой. Кавелли понял, что непременно должен найти возможность с ней поговорить. Он полез в нагрудный карман пиджака и выудил одну из своих визитных карточек.

Монтекьеса все еще стоял рядом с Фабио и отпускал веселые, но по большей части топорные предложения, связанные с ремонтом двигателя. Ему явно хотелось как можно скорее разделить своих гостей. Кавелли колебался лишь мгновение, потом он сделал шаг к женщине и приложил указательный палец к губам, призывая ее к молчанию.

– Пожалуйста, позвоните мне, это очень важно!

Он сунул ей в руку визитную карточку, знаками показав, что Монтекьеса не должен ее увидеть, а затем быстро отвернулся.

Оставалось надеяться, что доктор де Лука не расскажет об этом своему работодателю. Буквально через секунду Монтекьеса уже стоял рядом с ними. Кавелли притворно и вежливо улыбался, не решаясь встретиться взглядом с женщиной. Но даже лишь краем глаза взглянув на нее, он мог бы с уверенностью утверждать, что та стояла, словно окаменев от страха.

– Проблема с двигателем, вероятно, разрешится в самое ближайшее время, – обращаясь к своей гостье, Монтекьеса буквально излучал оптимизм.

Кавелли все же рискнул взглянуть на нее прямо. Если она сейчас его выдаст, все его старания пойдут прахом, но она лишь неуверенно улыбалась и тоже избегала на него смотреть. В правой руке она сжимала визитную карточку Кавелли, но так, что при этом сторонний наблюдатель не смог бы ее заметить. Слава богу, она ничего не сказала!

Монтекьеса заторопился. Он попросил гостью потерпеть еще немного и проводил Кавелли к лодке в конце причала так быстро, как только позволяла вежливость. Видимо, лодочник уже знал конечную цель поездки, поскольку Монтекьеса лишь едва заметно ему кивнул. Потом он по-товарищески хлопнул Кавелли по плечу.

– И не беспокойтесь о грядущем. То, что лишает душу покоя, не от Бога.

Кавелли через силу кивнул и поспешил сесть в лодку, которая мгновенно завелась и тут же быстро набрала скорость. Она двигалась намного быстрее, чем можно было представить, судя по ее виду. Похоже, состояние двигателя было просто идеальным. Кавелли повернулся и помахал рукой на прощанье. Однако взгляд его не задержался на лице Монтекьесы, он смотрел на обеспокоенное лицо доктора де Луки и ее стройную фигуру, которая становилась все меньше по мере того, как лодка уходила от берега.

Кавелли поднял воротник пальто, чтобы защититься от ледяного ветра, и вдохнул соленый аромат лагуны. Несколько крикливых чаек, в надежде на поживу, пролетели рядом с лодкой. В кармане пиджака завибрировал телефон. Кавелли посмотрел на лодочника, но тот застыл у штурвала под небольшим навесом, повернулся к нему спиной и не обращал на пассажира никакого внимания. Кавелли вытащил мобильник. Четыре пропущенных звонка. Телефон снова поймал сеть. Странно, ведь они отплыли от острова всего на несколько десятков метров.

Разве что… Монтекьеса действительно все предусмотрел! Оставалось только досадовать на себя, что он не догадался раньше: на острове работала глушилка, похожая на ту, которую устанавливают под пол Сикстинской капеллы во время конклава.

XX

К удивлению Кавелли, лодка не пошла прямым курсом в Венецию, а вместо этого сначала попетляла между Лидо и островами лагуны, а затем продолжила идти параллельно побережью. Видимо, лодочнику приказали не высаживать его в Венеции, а доставить как можно ближе к аэропорту Марко Поло. Примерно через двадцать минут они достигли причала, где уже стояло на якоре несколько судов. Лодочник пробормотал что-то непонятное и указал на стоянку такси, находящуюся на некотором отдалении от причала.

Минут через десять Кавелли уже входил в холл аэропорта. Он нашел на большом табло информацию о своем рейсе и убедился, что самолет вылетает без задержек. Проверку службы безопасности он прошел без проблем. Найдя бистро, Кавелли устроился за столиком в дальнем углу и, заказав двойной эспрессо, вытащил мобильный телефон. Сначала он посмотрел все номера входящих звонков. За это время его пытались разыскать только коллеги из секретариата университета. Ничего важного, это, пожалуй, подождет.

Кавелли осмотрелся кругом. Кроме индийской пары с дочерью пяти лет, места за соседними столиками пустовали. Еще раз окинув взглядом зал, он удостоверился, что никто не стоит рядом и никоим образом не интересуется его особой. Кавелли одним глотком допил свой эспрессо. Неужели он становится параноиком? Насколько вероятно, что Монтекьеса станет следить за ним на обратном пути? Хотя, учитывая размах его затеи, это выглядело вполне разумно. Он вспомнил о глушилках для сотовой связи и о том, как Монтекьеса подверг его испытанию на доверие. Этот человек лишь старался казаться дружелюбным, а на самом деле крайне подозрителен. Кавелли посмотрел на часы: было без десяти семь.

Слишком рано для звонка, но не в Ватикане. Он набрал по памяти номер монсеньора Лонги, который намеренно не хранил в мобильном телефоне. Секретарь папы римского снял трубку уже через два гудка.

– Слушаю? – Кавелли заметил, что голос Лонги звучит напряженно и что он ответил на звонок, не назвав своего имени. По-видимому, он его узнал номер и теперь старался говорить с особенной осторожностью. В современном мире, где повсюду используется цифровой мониторинг и возможно отыскать любую информацию, главное – не оставлять следов. Пока Кавелли плыл к аэропорту, у него было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать свой доклад.

– Доброе утро, монсеньор, это Кавелли, – свое имя он произнес совершенно невнятно. – Я хотел бы еще раз от всей души поблагодарить вас за добрые слова и за то, что вы разрешили воспользоваться нужными мне помещениями.

Лонги сразу все понял.

– Пожалуйста, пожалуйста, я очень рад. Вам ведь это было нужно для семинара, не так ли? Надеюсь, что все прошло хорошо.

– В основном, да. Правда, один студент меня немного беспокоит. Очень самоуверен, и, надо признать, имеет для этого все основания. У него огромный потенциал, но, к сожалению, порой он ведет себя как тугодум, поскольку ему не хватает проницательности. Я до сих пор абсолютно не представляю, как буду с ним справляться. Однако… – тут Кавелли запнулся, поскольку не любил никого зря обнадеживать. – Мне кажется, есть один, э-э-э… преподаватель, которая некоторое время имела с ним дело. У меня сложилось впечатление, что мы с ней друг друга понимаем, э-э-э… химия… между нами есть химия.

Не слишком ли это загадочно? Поймет ли Лонги, зачем он упомянул химию? Оставалось лишь надеяться, что долгий опыт работы в Ватикане научил его разгадывать любые загадки.

На другом конце провода на мгновение воцарилась тишина. Кавелли прямо-таки видел, как работает мозг его собеседника. Затем снова послышался голос Лонги.

– Я вас понимаю. Очень рад, что химия между вами правильная – это самое главное. Я всегда так говорю. Желаю вам удачи. Если я смогу что-то еще для вас сделать, не стесняйтесь обращаться.

Прежде чем Кавелли успел хоть что-то сказать, в трубке что-то щелкнуло, и Лонги отключился.

Во время возвращения в Рим Кавелли находился в странном состоянии, почти равнодушно размышляя над сложившимся положением. Неужели все это на самом деле происходит с ним наяву? Еще вчера он, как обычно, проводил семинар, не имел никаких серьезных забот и даже легкомысленно смеялся над какой-то незначительной ерундой. Сейчас ему казалось, что все это осталось в другой жизни. Появление монсеньора Лонги нарушило привычный ход вещей. Ему никак не удавалось прийти в себя. То, что он узнал за последние двадцать два часа, не получалось толком осмыслить ни на уровне идей, ни на уровне эмоций.

В первую очередь его поразило то, насколько резко вежливые и спокойные манеры Монтекьесы контрастировали с его ужасающими планами. Сложно поверить, что речь идет об одном и том же человеке. Кавелли не давали покоя мысли обо всех этих невинных людях, которых уже убили бактерии Монтекьесы.

И это только начало. Сколько еще последует смертей? И какой у него шанс остановить все это? Монтекьеса умен и абсолютно лишен совести. Нет, все еще хуже, у Монтекьесы есть совесть, он знает, что такое уважение и сострадание. Некоторым извращенным образом сострадание даже лежит в основе его чудовищного плана, он искренне хочет изменить мир к лучшему и чувствует себя полностью правым. Более того, он верит, что действует от имени Бога. Никакие доводы, какими бы разумными и убедительными они ни были, не могут сравниться с его верой в свою миссию. Но, в отличие от большинства других психопатов, у Монтекьесы достаточно денег, чтобы воплотить в жизнь это безумие.

Кавелли всегда казалось, что такое возможно лишь в кино, но вдруг кино стало реальностью. Ему пришли на ум первые строки из «Декамерона» Боккаччо, которые запомнились ему еще в студенческие годы:

«Всякий раз, прелестные дамы, как я, размыслив, подумаю, насколько вы от природы сострадательны, я прихожу к убеждению, что вступление к этому труду покажется вам тягостным и грустным, ибо таким именно является начертанное в челе его печальное воспоминание о прошлой чумной смертности, скорбной для всех, кто ее видел или другим способом познал»[19]19
  Пер. с ит. А. Веселовского.


[Закрыть].

Знаменитый сюжет, где трое мужчин и три женщины уединяются в загородном доме, спасаясь от чумы. Сегодня это всего лишь сборник старинных историй, но в середине четырнадцатого века – суровая правда жизни. И тогда тоже чума застала людей врасплох…

А если на секунду предположить, что Монтекьеса на самом деле является Рукой Бога? Библия содержит более шести тысяч пророчеств. Одно из них не только предсказывает конец света, но и перечисляет конкретные свидетельства, которые должны развеять все сомнения в том, что сейчас настало то самое время, когда оно должно исполниться. Тогда план Монтекьесы по созданию более религиозного мира не осуществится. Он станет орудием Бога, но, по иронии судьбы, не будет посвящен в его планы. Как же все-таки верно сказано: пути Господни неисповедимы. Кавелли нервно засмеялся. Ночью он почти не спал. Его утомленный мозг уже начал видеть то, чего нет. Ему необходимо сосредоточиться, привести мысли в порядок.

Чего он достиг с тех пор, как Лонги посвятил его в обстоятельства этого дела? Почти ничего. Он лишь убедился, что Монтекьеса имеет не только намерение, но и все возможности, чтобы осуществить свой план. Еще он, кажется, доверяет Кавелли, по крайней мере настолько, насколько это вообще возможно при его подозрительности. Этот человек позволяет приближаться к себе ровно настолько, насколько он сам решит. Но одного доверия здесь недостаточно. А еще есть доктор де Лука. Скорее всего, она – авторитетный ученый, под руководством которого и разработали новый штамм бактерий. В этом уравнении эта женщина – главное неизвестное. Прав ли он в своем предположении, что она вовсе не посвящена в план Монтекьесы? Считала ли она, что работает над вакциной или чем-то подобным? Если да, то, возможно, Кавелли сможет перетянуть ее на свою сторону. А что потом? По крайней мере, она знает, где находится лаборатория. Тогда есть шанс обезвредить или уничтожить бактерии, пока… Но для этого доктор де Лука должна решиться и позвонить ему. Впрочем, даже если она так поступит, то сможет ли она поверить в его рассказ о плане Монтекьесы? Правда здесь больше походит на вымысел. И это еще достаточно оптимистичный взгляд на ситуацию. Что, если она все-таки знала и полностью отдавала себе отчет в том, что делает? Или просто лояльно настроена к своему работодателю и уже давно рассказала ему о том, что Кавелли тайно передал ей визитку.

Если, если, если… Слишком много если. Нет смысла размышлять об этом. Кавелли посмотрел в иллюминатор. Скоро он окажется в Риме.

Теперь он может только ждать, что доктор де Лука ему позвонит. Ждать, а тем временем часы все тикают, и следующая среда все ближе и ближе. День папской аудиенции, день, который многим принесет смерть.