Текст книги "Укус ящерицы"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава 22

Коста еще говорил по телефону, когда моторка остановилась у причала Сан-Пьетро. Рев дизеля спугнул расхаживавших на набережной голубей, и они стайкой взмыли в ясное голубое небо. Коста сунул таксисту несколько бумажек и сошел на берег. Впереди, над крышами домов, высилась покосившаяся колокольня, но как добраться до нее через путаницу разбегавшихся от берега пустынных переулков? Даже здесь, на заброшенном островке, лишь формально считавшемся частью Венеции, ощущалась устремленность города к власти. Еще два столетия назад расползшаяся громадина Сан-Пьетро была главным городским собором, символом церкви, умышленно сосланной государством на далекую периферию, дабы ни у кого – ни у отдельного священника, ни у паствы в целом – не осталось сомнений в том, что духовное должно всегда отступать перед мирским. Ныне вся небольшая власть, которой обладало когда-то это место, рассеялась, как пыльца на ветру. Покинутый всеми, кроме нескольких пенсионеров, устроившихся на крохотной зеленой лужайке перед собором, островок казался вполне подходящим местом для сбора заговорщиков.

Каждому из них Коста позвонил еще по пути с Сант-Эразмо. Тереза Лупо только что вышла из больницы. Лео Фальконе уснул и больше всего нуждался сейчас в покое. Врач уверял се, что пациенту ничто не угрожает. Впрочем, этоТереза поняла и сама, потому что увидела огонь в глазах Фальконе, означавший, что сражение выиграно и беда отступила. Не все трудности преодолены, но Лео обязательно вернется и еще повоюет.

Он почувствовал в ее словах язвительный укор, но задумываться не стал – не время.

Джанни Перони еще не остыл после короткой, но горячей стычки вглавной квестуре на пьяццале Рома. Вопреки совету напарника и здравому смыслу он все же попытался обратиться к полицейскому начальству через голову комиссара Грасси и потребовать, чтобы убийство Рандаццо расследовалось в связи с делом Браччи и соответственно двойным убийством Уриэля и Беллы Арканджело. С таким же успехом можно было распинаться перед глухими. Перони не пустили дальше какого-то чиновника, который заявил, что не может тратить время на человека, который больше не имеет к полиции Венеции никакого отношения.

Труднее всего оказалось дозвониться до Дзеккини. Майор осторожничал, уходил от разговора и умолял хоть на время оставить его в покое. Офис карабинеров находился по соседству с квестурой Кастелло, на кампо Сан-Дзаккария, и предугадать дальнейшие действия веронца было нетрудно: позвонить начальству, доложить ситуацию и ждать дальнейших приказов. Так в сложившихся обстоятельствах поступил бы любой благоразумный, заботящийся о собственной карьере офицер. Как раз таким офицером и был Лука, твердо полагавший, что только идиот готов положить голову под топор без достаточных на то оснований. Майор и так уже зашел слишком далеко, поддавшись на уговоры людей из конкурирующей службы. Короткий разговор по телефону, в течение которого Коста пытался убедить Дзеккини приехать на Сан-Пьетро, так и не дал ответа на вопрос, готовы ли майор или его начальство идти дальше.

Последний звонок он сделал Эмили. Ее самой на месте не оказалось, и Ник оставил сообщение, на которое она ответила через несколько минут, пообещав быть у собора в назначенное время.

Коста не стал раздумывать, что означает прозвучавшая в ее голосе неуверенность, – времени оставалось совсем мало, и у него еще не было плана дальнейших действий. Часы показывали почти пять, а подписание контракта, определяющего новую судьбу И зола дельи Арканджели, было намечено на шесть.

Приглядевшись, Коста заметил тонкую фигурку в темном шелковом костюме, стоящую у накренившейся под необычным углом колокольни из белого мрамора, построенной чуть в стороне от собора, к которому она и относилась.

– Где ты был? – сразу же спросила Эмили.

– Гонялся за призраками.

– Нашел?

Разговор пошел не так, как ему бы сейчас хотелось.

– Не совсем. Наверное, сама идея была глупая. Лео бы ее скорее всего не одобрил.

Она перевела взгляд на пластырь, которым Лаура Конти залепила рану на голове и из-под которого – он это чувствовал – еще сочилась кровь.

– Ты ранен? – Ее рука коснулась его волос. – Раны на голове – вещь опасная. Тебе надо показаться врачу.

– Лотом. Сейчас у нас нет времени.

– Разве?

Он уже давно не видел ее такой. Свет в глазах потух, лицо потускнело и посерело, как будто она внезапно постарела, и напоминало застывшую маску грусти.

– Как ты?

– Пыталась добыть то, что тебе нужно.

– Знаю, Спасибо.

Он дотронулся до ее голой руки, поцеловал в щеку и почувствовал, как Эмили напряглась.

– Я серьезно. Спасибо.

– Не думаю, что у меня что-то получилось. Извини».

И никакой радости от встречи – лицо почти бесстрастное, потерянное, незнакомое.

– Давай не будем забегать вперед. Мы еще не исчерпали все возможности. Мы его достанем.

– Неужели? А тебе не кажется, что это он достанет нас? И не только нас?

– Думаешь, дело обстоит именно так?

– На мой взгляд, да. Ну что, пойдем? – Эмили кивнула в сторону собора. – Тебя ждут. И я хочу покончить со всем этим уже сегодня вечером. Раз и навсегда. Имей в виду: завтра меня в Венеции уже не будет. Я уезжаю. – Она пристально смотрела ему в глаза, как будто искала что-то и не находила. – С тобой или без тебя.

Наверное, лучшего он не заслужил. После того как Фальконе попал в больницу, именно Коста занял его место и, не сознавая последствий того, что делает, стал движущей силой похода против Хьюго Мэсситера. Лишь теперь, увидев скрывающихся на острове в лагуне Дэниэла Форстера и Лауру Конти, их страх перед человеком, от которого они скрывались несколько лет, он стал задумываться о возможной цене принятых решений.

Ник взял ее за руки.

– Завтра мы уедем. В Тоскану. Или куда-то еще. Куда захочешь. Обещаю.

– Люди твоей профессии щедры на обещания, – сказала Эмили и, повернувшись, прошла в собор. Внутри было темно и пусто, если не считать смотрителя и трех человек, сидящих на деревянной скамье в тени нефа, – Терезы, Перони и, как ни удивительно, Дзеккини. Мало того, таким бодрым майор не был с тех пор, как непрошеные гости испортили ему мирный ленч в веронском кафе.

Коста придвинул два легких железных стульчика, после чего представил Эмили карабинеру.

– Не думал, Лука, что вы придете. И, честно говоря, не был уверен, что могу вас о чем-то просить.

Дзеккини усмехнулся:

– Лео всегда говорил, что с вами, ребята, не соскучишься. Вот я и решил немного развлечься.

– А ваши люди?

– Они еще молоды, и скука им не грозит. Сам я рискнуть готов, но на них эту привилегию не распространяю. Думаю, Лео поступает так же.

Перони грубовато хохотнул:

– Да уж! Поэтому мы здесь и собрались.

– Если удастся свалить Мэсситера, он ваш, – сказал Кости. – Чтобы без обид.

– Мой. Ваш. – Майор беззаботно пожал плечами. – Разве это важно? Я говорил со своими парнями. Заметьте, ни у кого из них связей здесь нет. И посадить Мэсситера за решетку мечтал бы каждый, но только при условии, что англичанин сядет надолго.

Коста кивнул. Он хорошо понимал, что имеет в виду Дзеккини.

– С другой стороны, – добавил майор, – если мы облажаемся… – Тонкое, умное лицо внезапно помрачнело. – После завершения сделки нам Мэсситера уже не взять. Это понимают все, из этого нужно исходить, определяя дальнейшие шаги. В долгу унего будут не только местные тузы, но и люди в Риме. Они уже сейчас его боятся, а как только он свяжет их всех займами и гарантиями…

– Картина ясна, – вставил Перони.

– Рад слышать. Только для вас это, может быть, рутина, а для меня… – Майор достал из кармана пачку сигарет, но, поймав предостерегающий взгляд Косты, огляделся, усмехнулся и покачал головой. – Совсем забыл… Итак, ребята, что у нас есть? В чем мы можем его обвинить? Есть основания для ареста?

– Не знаю, – признался Коста. – Вы что-нибудь раскопали? Как насчет контрабанды?

Дзеккини нахмурился:

– С тем, что у нас есть, шансов на ордер никаких. – Он невесело улыбнулся Эмили. – Не хочу вас огорчать. Я не представляю, как вы добыли такие материалы, но понимаю, на какой шли риск. Наши специалисты сейчас работают с ними. Похоже, что без пароля расшифровка может занять месяцы. Поиски продолжаются, но…

Сказанное карабинером явно не понравилось Перони.

– У нас есть не только файлы, – возразил он. – Есть Рандаццо. Есть то, что мы нашли в доме Рандаццо. Есть его отношения с Мэсситером.

– Где факты, доказывающие эту связь?

– Факты есть! Должны быть. Их надо только найти. Возьмем Мэсситера, у него и спросим.

– Возьмем? На каком основании? У нас нет доказательств того, что комиссар получил сомнительные подарки именно от Мэсситера. У нас нет оснований предполагать, что Мэсситер стоял за расстрелом Браччи.

– Мы это знаем, – не сдавался Ник.

– В том, что вы правы, я не сомневаюсь – иначе бы меня здесь не было. А вот насчет доказательств… боюсь, что не вижу, чем могу вам помочь. Возможно, если бы у нас была пара недель, мы смогли бы проверить все, что есть в доме Рандаццо, сравнить со списком объявленных в розыск ценностей и найти какие-то совпадения, но и тогда прямую связь с Мэсситером доказать было бы трудно. Такая работа требует времени и отвлечения человеческих ресурсов, а у нас ни того ни другого нет. Мне так представляется. Если ошибаюсь, поправьте.

– Получается, мои старания ни к чему, – заметила Эмили. – И что остается?

– То, с чего мы и начинали, – сказала Тереза. – Белла и Уриэль Арканджело. Но теперь у нас есть вот это.

Она наклонилась, запустила руку в черную кожаную сумку и достала цифровой фотоаппарат, с которым не расставалась в последние дни. На экране была фотография рубашки с отчетливо различимой монограммой на кармане.

– Рубашка сейчас в одной частной лаборатории в Местре. С ней работает Сильвио.

– И что она нам дает? – спросил Костя.

– На ней кровь Беллы. Рубашка принадлежит Мэсситеру, Который, как мы знаем, спал с ней на яхте. Неоспоримое доказательство. Тест на ДНК сомнений не оставляет. Как раз то, что и требуется в наше время. Возможно…

Она запнулась, заметив разочарование на их лицах.

– Как насчет фартука? – спросил Перони. – По-моему, ты собиралась доказать, что его чем-то обработали?

– Собиралась. Но фартук побывал в лаборатории Този, где его отмывали растворителем. Теперь, чтобы что-то найти, нужны недели.

– С такими уликами ордер на арест нам никто не даст, – покачал головой Дзеккини.

– Почему? – не согласилась Тереза. – Подумайте сами. Белла беременна. Она объявляет Мэсситеру, что отец ребенка он. Может быть, говорит ему, что собирается разойтись с Уриэлем. Англичанин мог убить ее в доме, потом убить Уриэля и обставить все так, чтобы подозрение пало на мужа. Чем плох такой вариант?

– Вариант в принципе не плох, – признал Коста. По крайней мере известным фактам выводы Терезы не противоречили. К тому же они вполне вписывались в психологический портрет Хьюго Мэсситера, характерными чертами которого были алчность, сексуальная ненасытность, беспощадность и завидная способность выходить сухим из воды и перекладывать вину на головы других, как в случае с Лаурой Конти и Дэниэлом Форстером. – Но это только предположения. Улик недостаточно.

– Что? – возмутилась Тереза. – К черту вашу дедукцию! Давайте лучше опираться на старую добрую химию. На рубашке Мэсситера кровь Беллы. Если это не улика, тогда я не знаю, что вообще называют этим словом.

– Мы пока не знаем наверняка, принадлежит ли рубашка Мэсситеру, – указала Эмили. – Это еще требуется доказать. Белла могла сама принести ее домой с яхты. Мы знаем, что она там бывала. К тому же у Мэсситера апартаменты в палаццо. Да, пользуется ими он только днем, но какая-то одежда у него там есть. В суде, если вы попытаетесь предъявить рубашку как улику, вас просто порвут на кусочки. Легко. Нет, рубашка ничего не доказывает.

– Докажет! – крикнула Тереза. – Дайте только время!

– Что ты имеешь в виду? – спросил Коста.

– Я еще об этом не говорила, не могла подстроиться под твой график. Сильвио вроде бы нашел на рубашке кое-что еще. Похоже, пот. В любом случае для анализа на ДНК сгодится.

Эмили с надеждой посмотрела на нее:

– Пот Мэсситера?

Тереза отвела глаза.

– Все не так просто. Кровь извлечь просто. С этим придется повозиться. Но результат будет. Я…

– Когда? – перебил ее Перони.

Она выругалась вполголоса и, достав из сумочки телефон, отошла в темный угол, откуда вскоре донеслись чередующиеся крики и стоны.

Остальные ждали, молча поглядывая друг на друга. Через минуту Тереза вернулась не в самом лучшем расположении духа.

– Сильвио сказал, что даже если они выложатся полностью, раньше семи вечера результатов не будет. Ничего не поделаешь, химия. Жаль.

Дзеккини посмотрел на полицейских.

– Семь – это уже поздно. К тому времени они все подпишут, и Мэсситер станет неприкасаемым.

– Тогда, наверное, нам ничего не остается, как признать, что он победил, – с явной неохотой констатировала Эмили. – Не так уж все и плохо. Лео будет жить. Улики передадим нужным людям. Может быть, через несколько месяцев что-то и сложится. Другой вариант – слить информацию газетчикам. Пусть делают свое дело.

– Это наше дело, – твердо сказал Коста. – Или карабинеров. И больше ничье. Либо так, либо никак. И мы все это понимаем.

Она улыбнулась:

– Ну вот. Видишь? Теперь он и тебя подцепил. Это в духе Хьюго. Это его заводит. Не деньги. Не недвижимость. Власть над людьми. Он вынуждает их играть по его правилам. Плясать под его дудку. Теперь он добрался и до нас. Придет день, когда и нам придется попросить его об одолжении. В обмен на что-то.

Перони непонимающе посмотрел на нее:

– С какой стати мы будем, как ты говоришь, плясать под его дудку?

– С такой, что он всегда предлагает людям то, чего они хотят! Вам двоим – игру. Мне – работу. Кто знает, что еще у него в запасе? Так все и начинается. Мы не должны ему поддаться, Ник, Не должны с ним связываться, впускать его в нашу жизнь. Если он узнает, что мы копали под него, да ничего не накопали, знаешь, что он подумает? Что мы попались на крючок, что он нас зацепил. Для него это – счастье.

Коста поймал ее взгляд и понял; в ее жизнь Мэсситер уже пробрался. И помог ему в этом он сам. Он сам пригласил его туда.

– Итак, подписание в шесть. Через час у нас будет улика, связывающая его с местом преступления. Только читать отчет Сильвио уже никто не захочет. Тереза, должен быть какой-то способ…

– Нет, черт возьми! Нет! – бросила она. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но это невозможно. Законы физики изменить нельзя. Сильвио и так делает все, что в его силах.

Некоторое время все молчали. Первым, как ни странно, не выдержал Дзеккини. С минуту он сидел, раскачиваясь взад-вперед, потом поочередно посмотрел на каждого и, тряхнув головой, поднялся.

– И что? Это все?

Остальные удивленно уставились На него.

– Все, – признал наконец Коста. – Больше у нас ничего нет.

– Ничего? Помнится, Лео говорил, что вы никогда не сдаетесь. Говорил, что у вас всегда есть что-то про запас.

– Вы, может, не заметили, – огрызнулась Тереза, – но Лео здесь нет.

– Он говорил, что вы справляетесь и без него. Что ж, если это все, то я, пожалуй, зайду в больницу, встряхну его, разбужу, скажу, что он ошибался.

Теперь ему ответил Перони:

– Что толку биться головой о стену?

Коста снова вспомнил о прячущихся в лагуне беглецах и о своем обещании. С каким ужасом смотрела на него Лаура, думая, что он пришел от Мэсситера. Эмили, как обычно, права. Она поняла Мэсситера лучше их всех. Власть англичанина заключалась в том, что он навсегда оставался с теми, к кому прикоснулся. Как вирус в крови. Эмили подошла к Мэсситеру ближе других и ощутила его власть так же остро, как ощутили ее когда-то Лаура Конти и Дэниэл Форстер. Нанесенные им раны проникали глубоко. Он оставлял в них что-то, что жгло, оскорбляло и отдавалось страхом. Но страх иногда толкает человека к действиям страх может стать мотивом, побуждающим к решению проблемы. Дилемма, с которой столкнулись Лаура и Дэниэл, пока еще оставалась неразрешенной.

Бегство себя не оправдало. По крайней мере в случае с Лаурой Конти и Дэн излом Форстером оно не сработало. И Эмили оно тоже не помогло бы. То, что он сам по неразумению вынудил ее сделать, уже грозило разрушить их и без того натянутые отношения. Он видел, с каким помертвелым лицом она встретила его у собора, и инстинктивно догадывался, что это могло означать. Эмили служила в ФБР. Когда агент получает задание и приступает к работе, его не остановит уже ничто: ни гордость, ни самоуважение. И ему следовало помнить об этом.

Все изменил выстрел в том огромном стеклянном зале, когда пуля отправила Лео на свидание со смертью, а их всех толкнула на путь возмездия. Но возмездие, как и многое другое, не достается даром – за него приходится платить, а цену он должен был представлять с самого начала.

Палаццо пугало его. Оно хранило слишком много воспоминаний. Эмили в чудесном белом платье с ангельскими крылышками и кроваво-красным букетиком перчиков. В тот миг они еще могли сбежать. А потом прозвучали выстрелы, и Лео Фальконе рухнул на пол, и изо рта у него полилась кровь.

Коста посмотрел в глаза Дзеккини, и те вспыхнули в ответ.

– Нам нужен один час. Неужели не сможем продержаться.

– Думаете? Но как?

– Нам даже не надо арестовывать Мэсситера. Все, что требуется, – это отсрочить подписание контракта до получения результатов от Сильвио. А потом у вас будут все основания взять его на месте.

– Но как? – вслед за майором спросила Тереза.

Ему и самому это не нравилось. Да и кому приятно нарушать данное обещание?… В былые времена Ник Коста ни за что бы не согласился пойти на то, что он намеревался сделать сейчас. Однако теперь другого выхода не было.

– Мы дадим Хьюго Мэсситеру то, что ему нужно даже больше, чем Изола дельи Арканджели.

Глава 25

Альберто Този не любил публичные мероприятия. Особенно такие, когда хозяин собирал на подиуме целый оркестр, давал команду играть н музыка становилась ненавязчивым фоном для звона бокалов и пустой болтовни собравшихся глупцов. Нет, музыка заслуживала лучшего. И если бы Анна не выказала столь откровенный энтузиазм и не проявила неуместную, на его взгляд, настойчивость, он предпочел бы провести этот жаркий летний вечер на террасе своей большой квартиры на тихом, с налетом старческого покоя островке Санта-Елена, что расположился за садами Бьеннале и Кастелло, наслаждаясь спритцем и легким солоноватым бризом.

Вместо этого Альберто оказался на Изола дельи Арканджели в компании примерно двух сотен достойнейших граждан Венеции, готовых без устали поглощать следующие одно за другим блюда из роскошных деликатесов, поставленных – разумеется, за немалые деньги – фирмой Чиприани. И что же они отмечали? Дать четкий ответ Този, наверное, затруднился бы. Скорее всего подтверждали свое право на блеск, благородство и славу. В общем, сборище самодовольных и самовлюбленных индюков.

Более всего его огорчало то, что Анна быстро стала частью этого недостойного шоу. Обрядившись в весьма короткую юбочку и красную шелковую блузку, о существовании которых в ее гардеробе дед и не догадывался, она вдобавок заменила круглые очки на контактные линзы, превратившие глаза в безжизненные стекляшки, что, однако, не мешало мужчинам бросать в ее сторону восхищенные взгляды.

Другой на месте Този, одетого в старый темный костюм, чувствовал бы себя неуютно и стеснительно, поскольку все приглашенные, похоже, так же, как и Анна, придавали своей внешности излишнее внимание. Мужчины в смокингах и женщины в вечерних туалетах кружили вокруг неустанным хороводом. Половина столовых и залов Венеции в этот вечер наверняка пустовала – их хозяева собрались на крохотном, навевающем грусть островке Арканджело, чтобы поднять бокалы за его предполагаемое возрождение и, что еще важнее, за англичанина, вдохнувшего в этот кусочек суши новую жизнь. Англичанина, вознамерившегося стать кем-то вроде современного дожа, почетным властелином города, вельможей, наделенным всем, кроме титула, возведенным на трон толпой сторонников, рассчитывающих на ответную благодарность. Все это Този прекрасно понимал.

Он наблюдал за Мэсситером и видел, как тот держит себя на публике. Расфуфыренный павлин, не имеющий ничего общего с большинством представителей верхушки английского общества, которых Този повидал немало. В какой-то момент старик едва удержался от того, чтобы подойти к этому фальшивому аристократу и напомнить про нрав венецианцев, нередко свергавших ими же самими вознесенных принцев. В свое время визгливая толпа растерзала и перерезала глотку Ипато Орсо, первому дожу Венеции. Позднее знать не остановилась перед тем, чтобы обезглавить ею же приведенного к власти Марино Фальеро, семидесятилетнего старика. Хотя такие, как Мэсситер, не знают и не желают знать историю. В наши дни о прошлом рассуждают лишь старики. Впрочем, остановило Този не только осознание тщетности таких усилий, но и понимание того простого факта, что в подобных кругах уважение не обходится без страха, чему его цепкая и далеко не старческая память могла бы найти немало подтверждений.

Иногда Альберто задумывался – какой будет Венеция через пятьдесят лет? – с облегчением сознавая, что не увидит перемен своими глазами. Твердые интонации венето, языка, которым Този с удовольствием пользовался дома, наверняка заглушат невнятные бормотания на английском, китайском и русском. Город превратится в международную зону, управляемую иностранцами, а местным останется только прислуживать да охотиться за Упавшими со стола новых господ крошками.

Альберто Този считал себя цивилизованным человеком, давно поняв, что мир меняется постоянно. Но иногда, читая в газетах о новых планах по привлечению в и без того задыхающийся город еще больших орд туристов, он не мог избавиться от впечатления. что прогресс – всего лишь иллюзия, ловкий термин, придуманный для того, чтобы замаскировать жестокий и ловкий трюк, которым немногие обманывают многих.

В новой Венеции почти не осталось места для самоуважения – качества, ценимого Този превыше других, своего рода знака гордости и достоинства, носить который полагается каждому, от служанки, готовящей вам утром кофе, или заводского рабочего до престарелого патологоанатома, не довольствующегося одним только брюзжанием в ответ на попытки властей указывать, что и как нужно сделать. Без самоуважения человек становится платным рабом безликих фигур, всем владеющих, все контролирующих и управляющих городом, дергая за ниточки в своих конторах и банках. Този не имел ничего против разделения общества на классы, но только при условии, что люди на каждом уровне знают, ради чего живут. Новый же мир несправедливо разделял всех своих обитателей на победителей и проигравших, немногих и многих, прикрываясь девизом эгалитаризма, но при этом становясь более элитарным, закрытым и порочным, чем старые режимы, заменить которые он стремился новой кабалой мошенников и мерзавцев.

И Мэсситер, главный мошенник и мерзавец, о чем знали, но предпочитали помалкивать все, вел эту игру с ловкостью маэстро. Арканджело всегда были разборчивы в выборе тех, кому позволялось проходить по мосту под вытянутой рукой железного ангела с пылающим сегодня ярче обычного факелом. Англичанин же распорядился открыть ворота едва ли не настежь – такого на долгой памяти Този еще не случалось. В этот вечер вся Венеция могла явиться на коронацию своего нового повелителя.

Похоже, однако, что основную массу гостей составляли прихлебатели и приспешники англичанина из его ближайшего, но все расширяющегося круга. Този хорошо знал жителей Мурано. Чужаков они ненавидели. Как десятилетиями ненавидели Арканджело. Ничто – ни дошли, ни влияние – не могло расположить их к Мэдситеру. Он представлял для них другой мир, был первым пятнышком зловещей опухоли, которая, как они знали, расползется однажды по всей лагуне, проглотит их обедневший островок и изрыгнет на его место нечто пестрое, шумное, скороспелое. То, во что уже превратился весь город.

Този сделал глоток слабого, неумело приготовленного спритца, поморщился и вдруг заметил движущуюся в его направлении знакомую фигуру, к восхищению которой примешивалось у него легкое беспокойство.

Анна, проследив за его взглядом, увидела Терезу Лупо. Гостья из Рима решительно держала курс на них.

– Еще увидимся, – пробормотала девушка и упорхнула к группе молодежи, расположившейся у столиков с напитками под пылающим факелом железного ангела.

Заботу о напитках, как и о закусках, взяли на себя серьезные официанты в белых сорочках. На Изола дельи Арканджели Този был во второй раз. Впервые он попал сюда почти пятьдесят лет назад вместе с отцом, каким-то чудом раздобывшим приглашение на некое торжество. Другие времена, другие люди. Потом, через два десятилетия, случилось несчастье, после которого палаццо закрылось для публики навсегда. Но судьба острова изменилась еще раньше, когда умер Анджело Арканджело, унесший мечту во временный приют на Сан-Микеле.

От раздумий по сему поводу его отвлекло возникшее в поле зрения бодрое, жизнерадостное лицо Терезы Лупо.

– А вы опоздали, Альберто, – с усмешкой заявила она. – Опоздали на место преступления.

Он рассмеялся, позволив себе на мгновение помечтать о том, не могла бы эта живая, энергичная римлянка средних лет увлечься старым холостяком, способным предложить ей разве что общие профессиональные интересы.

– Какое преступление вы имеете в виду? Здесь их случилось так много. Те несчастные в печи. Браччи. Ваш инспектор. Кстати, как он?

– Намного лучше. Но пока видит сны.

– Видеть сны – это почти то же, что мечтать. Такой талант должно культивировать. – Он долил спритц, сиял еще один бокал с подноса прошмыгнувшего мимо официанта и, с сожалением оглядев толпу, покачал головой. – О чем могут мечтать эти люди? Все они заняты лишь тем, что пересчитывают деньги или перебирают содержимое гардеробов.

Глаза ее подозрительно заблестели.

– Ну… может быть, они пришли сюда за острыми ощущениями. – Тереза многозначительно подмигнула. – Вдохнуть запах крови.

– В Риме в такие детские игры, может быть, еще играют но не в Венеции. Мы живем в провинциальном городке, где жизнь проста и не богата на события.

Она прошлась взглядом по шумной толпе.

– Не думаю, что им понравился бы такой отзыв.

– Их мнение мало что решает, – с внезапной горечью ответил Този. – Здесь вряд ли найдется хоть один настоящий венецианец.

– А как вам вон тот?

Тереза указала на пристань, к которой только что подошла старая, дряхлая моторка с таким же дряхлым хозяином. На дне ее лежали кучка непонятного бурого материала и вязанка хвороста, каким пользовались в лагуне для растопки печей. На носу лодки спала черная собачонка.

Странный гость, подумал Този, но тут моторка развернулась, и он увидел на корме метку острова Сант-Эразмо.

– Всего лишь здешний дурачок, матто. Привез дерево и золу. Их используют при варке стекла. Хотя, как я слышал, этому бизнесу здесь приходит конец.

Она не слушала, что огорчило Този, человека, не чуждого сплетням, запас которых пополнялся день ото дня. Тереза разговаривала по телефону, причем новости, похоже, поступали не самые приятные.

Он повернулся к дому и увидел группу людей, направляющихся к передней двери. Полицейские. В штатском. И не местные – всех здешних служителей правопорядка Този знал в лицо.

Полицейские вели с собой двоих, мужчину и женщину в потрепанных крестьянских одеждах. Руки их сковывали наручники – мера излишне жестокая и ничем не оправданная, поскольку о сопротивлении они даже не думали.

Този отвернулся, переведя взгляд на литейную. Здание выглядело обновленным: камни отмыли, высокие окна покрасили. Скорее всего, решил Този, мастерскую отдадут торговцам сувенирами. Все прекрасно понимали, что такой человек, как Мэсситер, не допустит существование на своем острове стекольного производства.

– Так что, вы действительно объяснили смерть Уриэля произвольным самовозгоранием? – спросила Тереза.

– Нет, – коротко ответил он.

– Почему?

– Ваши возражения заставили меня задуматься. Знаете, порой мы все склонны к излишнему анализу. Человек сгораете мастерской, у печи. Кое-какие необъяснимые детали присутствуют, но все же изыскания Анны меня не убедили. Она хорошая девочка, однако порой чересчур увлекается. Молодежь склонна излишне полагаться на воображение. Годы же учат нас опираться только на факты.

Тереза пытливо посмотрела на него, словно чувствуя за этими словами нечто большее.

– Да и проблемы могли возникнуть, не так ли? Все необычное неизменно привлекает внимание. Не исключено, что кто-то пожелал бы познакомиться с вашими открытиями поближе.

– Согласен. – Он поднял бокал. – За необъяснимое.

Този все больше укреплялся во мнении, что Тереза Лупо очень привлекательная женщина. Не в смысле физической красоты, а как личность. Но и нелегкая в общении. По крайней мере он не хотел бы оставаться рядом с ней слишком долго.

Тереза посерьезнела, и Този понял, что она хочет сказать нечто важное.

– Надеюсь, вы не против, если мы поговорим немного на профессиональную тему?

– Вовсе нет. Но позвольте мне спросить вас кое о чем. Как насчет того образца, что я вамдал? Вы получили результаты из Рима?

– Нет, – угрюмо ответила она.

– О!.. – Този постарался вложить в восклицание хотя бы толику сочувствия.

– Дело в том, что образцы оказались сильно загрязненными, – пожаловалась Тереза. – Вам бы следовало взгреть лаборантов в Местре.

Он неуверенно улыбнулся, не понимая, к чему она клонит.

– Загрязнены чем?

Тереза наморщила лоб, пытаясь вспомнить;

– Кетоном.

Альберто развел руками. Кетон был одним из тех веществ, с которыми приходилось работать особенно часто.

– Ужасная вещь. Токсичная. Легковоспламеняющаяся. Но без нее сейчас никуда.

Он вздохнул. Иногда правду все же приходится говорить. Да и смысла ходить вокруг да около не было.

– Должен признаться. Тереза. Те образцы, что я вам дал, были просто образцами. В лаборатории их не исследовали. С ними вообще ничего не делали. Как я уже пытался объяснить при нашей первой встрече, дело считалось закрытым. А раз так, то и делать анализы сочли излишним. Вы получили то, что у нас было. То, что мы взяли из мастерской.

Она посмотрела на него удивленно и вроде бы даже испуганно.

– Хотите сказать, что вы не отчищали их от пены?

– Нет. А зачем?

Тереза Лупо открыла рот и уставилась на него в полнейшем изумлении, и Альберто Този даже не нашелся что сказать.

– Так вот оно что, – прошептала женщина. – Но тогда Уриэля убили. И я даже знаю как. – Она коротко извинилась, повернулась, выхватила телефон и зашагала к дому – напрямик, через толпу.