Текст книги "Укус ящерицы"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

Мысль о том, что Лео Фальконе пострадал от чего-то большего, чем обычная случайность, оскорбляла присущее Луке Дзеккини чувство справедливости, а когда римские Полицейские упомянули имя, всколыхнувшее неприятные воспоминания из не столь уж далекого прошлого, аппетиту него окончательно испортился. С каждым новым обстоятельством представленное ими дело выглядело все более сложным и интересным.

– Создается впечатление, что сомнений в виновности упомянутого лица у вас уже не осталось, – заметил он, когда они закончили. – Я же слышал, что Лео пал жертвой трагического случая, а такие вещи чаще всего лучше вообще не трогать.

– До следующего трагического случая? Да, вы правы, сомнений у нас нет.

По рассказам Фальконе у майора сложилось несколько иное представление о Нике Косте. Сейчас он видел перед собой человека более твердого и решительного.

– Я следил за этим делом по газетам. В них утверждается, что виновником смерти той супружеской четы был некий безумец, которого и застрелил ваш комиссар. Так что эта часть расследования завершена. Вы же, как я понимаю, хотите сказать, что есть кое-что еще? Что Лео подстрелили не случайно?

– Нет, – вздохнул Перони, и Дзеккини, к своему стыду, поймал себя на том, что в глубине души ждал другого ответа. Такого, который позволил бы ему с легким сердцем отправить друзей Лео с их фантазиями назад, в Венецию. – Инспектора подстрелили случайно. А вот смерть Альдо Браччи случайной не была. Рандаццо импровизировал. Выслуживался перед хозяином.

Оба гостя выжидающе уставились на майора.

– Даже если вы правы, что я могу сделать? Такими случаями занимается полиция, а не карабинеры. Мы в чужие дела нос не суем. Прецедентов еще не было. Боюсь…

– Мы не просим вас выходить за рамки служебных полномочий, – быстро сказал Коста. – То о чем идет речь, входит в сферу вашей компетенции. Кража предметов искусства. Контрабанда культурных ценностей.

В этом Дзеккини сильно сомневался.

– Вы должно быть, задаетесь вопросом, как поступил бы в подобных обстоятельствах Лео? Он человек практичный и скорее всего признал бы поражение. Вы сейчас отстранены от службы и не имеете права вести какое бы то ни было расследование или допрашивать кого-то, а уж тем более человека столь высокого положения, как Мэсситер. На мой взгляд, Лео всегда воздерживался от принятия однозначных решений при отсутствии веских улик.

Коста отодвинул тарелку. К овощам он почти не прикоснулся.

– Мы понимаем вашу озабоченность, но у нас есть веские улики. Мне не хотелось бы вводить вас в заблуждение. Наши возможности не исчерпаны. Дело Арканджело далеко от завершения. Пять лет назад против Мэсситера уже выдвигались серьезные обвинения. Тогда ему удалось выйти сухим из воды. – Он посмотрел на напарника. – И еще. Сейчас у нас могут появиться новые улики.

Перони неуверенно кивнул. Похоже, он не очень-то полагался на «новые улики» и наверняка понимал, сколь опасно играть в такие игры. Пора, решил Дзеккини, переходить к сути.

– С вашего разрешения я буду говорить без обиняков. Хьюго Мэсситер – человек очень влиятельный, и, судя по тому, что пишут в газетах, влияние его только возрастает. Завершив сделку и сделавшись владельцем острова, он перейдет в разряд неприкасаемых. Я здесь живу. В Венето все следят за тем, что происходит в Венеции, потому что там деньги. Большие деньги, которые связывают дающего и берущего так, как вы в Риме даже не представляете. Приобретя остров, Мэсситер станет частью местного истеблишмента. После этого все изменится. Даже для простого разговора с ним по поводу штрафа за неправильную парковку вам придется обращаться в Квиринальский дворец за письменным разрешением. Но сейчас…

– Что сейчас? – спросил Перони.

– Сейчас он всего лишь очень влиятельный делец с большими связями. Прижмете его – ожидайте неприятностей. Это не общие рассуждения – я знаю, что говорю. Немало людей лишились карьеры, пытаясь свалить Мэсситера. У меня нет ни малейшего желания разделить их участь.

– Вы знакомы с ним лично? – Коста пристально посмотрел на майора.

– Детали значения не имеют. Я лишь хочу, чтобы вы представили себе общую картину. Голыми руками его не взять – вывернется, уйдет, а потом вернется с улыбочкой и абсолютно чистенький, без единого пятнышка. Нужен мотив.

– Есть, – вмешался Перони. – Та самая сделка с Арканджело. Ему нужно ее завершить.

– Тогда зачем убивать брата с женой? – возразил Дзеккини. – Какой смысл?

– Смысл есть, – ответил Коста. – Белла забеременела. От него. Попыталась надавить. Мэсситер убил ее, а виновным выставил Уриэля.

– Можете это доказать?

– Докажем.

– Этого мало. Нужно кое-что более убедительное! Говорю вам, обвинения отскакивают от него как горох от стенки. Мы много раз пытались прижать Мэсситера по делам, связанным с контрабандой. И ничего.

Одно дело – знать, что человек виновен. Совсем другое – суметь доказать его вину, пройти судебные процедуры. Это понимали все: полиция, карабинеры и армии адвокатов как с одной, так и с другой стороны.

Коста не сдавался. Глядя на него, Лука Дзеккини пытался вспомнить, что рассказывал об этих двоих Фальконе: честные, бескорыстные, готовые идти до конца. Он понимал, что не поколеблет их решимости одним лишь своим мнением, но считал долгом предупредить:

– Лео еще и мой друг. Не думаю, что он одобрил бы ваше стремление сунуть голову в петлю на основании одних лишь подозрений.

Коста разочарованно вздохнул:

– Вы действительно думаете, что дело только в этом? Что нами движет лишь желание отомстить за Лео?

– Похоже, что так.

– Нет! Послушайте, майор, мы видели документы. Мэсситер – зло, раковая опухоль. Он везде – в правительстве, в городе. И с ним организованная преступность, люди, которые приходят с той стороны Адриатики.

Дзеккини промолчал.

– Вы бы видели, что мы выкопали в архиве, пока нас не погнали из квестуры, – продолжал Перони. – Мы звонили одному приятелю в ДИА [i]  [i]Основным подразделением, ведущим борьбу с оргпреступностью в Италии, является ДИА – Следственное управление по борьбе с мафией. ДИА – структурная часть МВД и входит в состав Департамента общественной безопасности. В своей практической деятельности ДИА прежде всего делает акцент не на отдельных преступлениях, а на преступных субъектах. При этом основное внимание концентрируется на выяснении ответственности, преступных ролей, связей, положения компонентов мафиозных структур.


[Закрыть]. Нам известно о связях Мэсситера с сербскими и хорватскими группировками. Он натравливает одних на других. И это только верхушка айсберга.

Майор застонал. К людям из ДИА обращаются в самом крайнем случае, когда другие средства исчерпаны.

– Это не ваша компетенция, – предупредил он, – и вам там делать нечего.

Коста бросил на него хмурый взгляд.

– Значит, вам он не нужен?

Дзеккини уловил язвительную нотку.

– Я отдал бы правую руку, чтобы поймать ублюдка на чем-то и довести дело до суда. Но все наши прошлые попытки провалились. Не мне вам объяснять, что каждый провал – это шаг назад. С ним никто не хочет связываться. Прокурор даст разрешение открыть дело только при наличии стопроцентных гарантий. У нас было все, чтобы его посадить. Не один раз, а десять. И он бы уже сидел, если бы не покровители.

– Покровители отойдут в сторону, если поймут, что дело серьезное, – возразил Коста.

– Неужели? – Дзеккини сочувственно посмотрел на Косту. Как можно быть таким наивным? – Тогда послушайте, что я вам скажу. Каждый раз, когда мы терпим неудачу, он становится сильнее. Чтобы мой шеф просто согласился открыть досье на Мэсситера, мне нужно положить ему стол что-то очень и очень увесистое. Как только англичанин подпишет контракт, как только прикроется миллионами из общественных фондов, все политики будут у него в кармане. И тогда…

Майор посмотрел на загубленный бифштекс. Вообще-то он ожидал от них большего. Может быть, вечер еще не потерян окончательно. Может быть, свидание с Джиной еще не поздно спасти. Дзеккини вовсе не горел желанием соваться в пекло из-за каких-то любителей и тем более связываться с человеком, который уже не раз демонстрировал удивительную ловкость и живучесть.

– Жаль, но у меня нет ничего такого, что могло бы вам помочь, – добавил он, нахмурившись. – Хотел бы, но… Все старое отработано, а свежего ничего нет. Будь у меня что-то, я бы прижал его к ногтю хоть завтра. И не только из-за Лео.

У них было что-то еще. Что-то, оставленное напоследок. Что-то, из-за чего они мялись, переглядывались и к чему никак не решались подступить. Лука Дзеккини уже начал жалеть, что не задержался в Милане.

Коста выпил минеральной воды.

– Вы спросили, что бы сделал на нашем месте Лео. Я вам отвечу. Он бы добавил жару. Пустил волну. Устроил бы так, чтобы Мэсситер почуял паленое и начал совершать ошибки.

Майор кивнул. С методами полицейского инспектора он успел познакомиться, и то, что говорил сейчас Коста, вполне им соответствовало. Но что дальше?

– Два отстраненных от службы полицейских вряд ли в состоянии пустить волну, которая напугает такого человека, как Мэсситер. А чтобы добавить жару, нужен горючий материал, – скептически заметил он.

Перони улыбнулся:

– Вы Правы, Лука. Мы не в состоянии. А вот вы – да. Для начала надо просто снять трубку, позвонить в квестуру и спросить, не возражают ли они, чтобы вы поговорили с комиссаром Рандаццо. Насчет украденных предметов искусства.

Дзеккини хмыкнул.

– Я серьезно. – Перони бросил на веронца быстрый колючий взгляд. – Мы побывали у Рандаццо в доме. В Лидо. Дом пустует. Комиссар там не живет. Жена куда-то уехала. Роскошное гнездышко для человека, состоящего на государственной службе. Я уж не говорю про картины. Керамику. Серебряную посуду. Так получилось, что дверь была открыта…

– Нет! – Дзеккини замахал рукой. – Ни слова больше. Я не желаю это слышать. Господи, что вы себе думали?! Вломиться в чужой дом… Спятили?

– Достаточно одного звонка, – повторил Коста. – Скажите, что вам надо побеседовать с Рандаццо. Посмотрим, как они отреагируют. Кстати, вы могли бы получить ордер на обыск дома. И нашли бы кое-что интересное. Взгляните.

Коста расстегнул замок на сумке и достал папку с фотографиями. Их было немного, не больше десятка. Просторные, высокие помещения с антикварной мебелью, экзотическими растениями, крохотными пальмами, картинами… Ничего подобного большинство полицейских, даже высокого ранга, не могли себе позволить.

– Там есть пара сербских икон, – заметил Коста. – Подлинных. В хорошем состоянии. Скорее всего пятнадцатый век.

Перони коротко хохотнул:

– Хотите узнать, откуда это все? Думаю, он сам считает их просто подарками. От некоего богатого и очень влиятельного англичанина. Допускаю, что комиссар даже не представлял, насколько глубоко он в этом увяз, а когда понял, было уже поздно. Долги надо возвращать. Пристрелив Браччи, Рандаццо снял Мэсситера с крючка по подозрению в двойном убийстве и устранил препятствия на пути к заключению сделки с Арканджело. Одним выстрелом двух зайцев. Ловко сработано, а, Лука?

Спорить Дзеккини не стал. Да, ловко. Если все так и было.

– Может быть, – добавил Коста, – Мэсситер специально дарил ему краденое. Чтобы привязать покрепче. Чтобы комиссар понимал, что может потерять.

А они не так просты, подумал Дзеккини, вспоминая одно старое дело. Тогда карабинеры подозревали, что Мэсситер проделал такой же трюк со следователем, разбиравшимся в деле о контрабанде через Триест, на которой попался один из сообщников англичанина.

– Что ж, это я могу, – согласился майор. – Но зачем? В чем моя выгода? Что я получу взамен?

– Вы получите Мэсситера, – спокойно ответил Коста – детали финансовых операций. Маршруты. Склады. Средства транспортировки. Перечни грузов. Нам безразлично, кто упрячет его за решетку. Вы. Мы. ДИА. Но его надо убрать.

– Удалить. Как раковую опухоль, – прибавил Перони.

Майор рассмеялся. Они годами пытались раздобыть такого рода информацию. Никто не желал говорить о Хьюго Мэсситере. Никто не хотел умирать раньше времени.

– Не надо играть со мной в эти игры. – Он с сожалением посмотрел на остывший ленч и подумал, что желание снова посидеть на террасе у «Серджио» вернется не скоро. – Давайте-ка выпьем пива, а? А потом помолимся за Лео. Вряд ли о нем многие вспоминают.

Молчание. Лука Дзеккини перевел взгляд с одного на другого. Странная парочка. Упрямцы. Лео Фальконе часто говорил о них. Некоторым его рассказам Лука тогда даже не поверил. В наше время таких твердолобых не бывает. Кому хочется идти до конца, заранее зная, каким будет этот конец?…

И тут до него дошло.

– Так вы подобрались к нему изнутри? – пробормотал майор.

Коста и Перони переглянулись и не сказали ни слова.

Что бы это могло значить? От одной лишь мысли по спине пробежал холодок. По скудным данным, которыми располагала служба разведки, в качестве мускульной силы Мэсситер использовал теперь исключительно балканские банды, людей, преданных до конца, готовых взяться за любую работу, если за нее хорошо платили, и никогда не нарушающих кодекс верности и молчания. Трудно, невозможно даже представить, чтобы один из них предал своего капо. Ставки слишком велики. Наказанием за измену была смерть, причем не в самом легком ее варианте. Однажды во Флоренции он видел жертв такой расправы. Даже самых крутых итальянских мафиози выворачивало наизнанку.

– Вы подослали к нему кого-то? – недоверчиво спросил Дзеккини и покачал головой, когда они угрюмо кивнули. – Господи… – прошептал он и, подозвав официанта, заказал три пива. – Надеюсь, вы понимаете, что делаете.

Коста достал из кармана джинсов мобильный телефон.

– Мы тоже на это надеемся. Теперь вы позвоните?

Глава 5

Погода наконец успокоилась. Вечер был тихий и ясный, с легким солоноватым бризом. В Вероне Коста и Перони осторожно выкладывали перед спецгруппой карабинеров обрывки собранной информации в надежде, что этого хватит, чтобы, во-первых, убедить Луку Дзеккини и его коллег получить ордер на обыск дома Рандаццо, а во-вторых, забрать потом для допроса самого комиссара. В маленькой квартирке в районе Кастелло Тереза Лупой ее помощник Сильвиоди Капуа ломали головы над результатами первых анализов, проведенных в частных лабораториях Местре и Рима. А в центральной больнице Венеции так и не пришедший в себя и не догадывающийся о присутствии Рафаэлы Арканджело продолжал видеть сны Лео Фальконе. Запертый в своем собственном приватном мирке из фантазий и воспоминаний, он не спешил и боялся покидать его, не зная, куда попадет.

– Лео, – произнес голос из внешнего мира. Голос был женский, теплый, заботливый, и у голоса было имя, но оно ускользало от него, потому что он был мальчиком-Лео, а не Лео-взрослым. – Пожалуйста…

Механизм на стене заскрипел. Заревела искусственным голосом кукушка. Загудел колокол.

– Мне нужно, чтобы ты жил, – умоляла женщина. – Лео…

Как будто все зависело от его выбора. Они оба – и мальчик, и мужчина – знали, что все не так просто. Чтобы жить, надо было посмотреть, а этого он хотел меньше всего. Меньше всего на свете.

Глава 6

В то время как Лео Фальконе спал, бессознательно вслушиваясь в звучащие в нем внутренние голоса и проникающие из внешнего мира участливые интонации Рафаэлы Арканджело, белый скоростной катер пересекал широкий канал между больницей и островом Сан-Микеле, направив лакированный деревянный нос в сторону открытой северной лагуны. Тихий и ясный день угасал, и последние лучи солнца превращали залив в озеро расплавленного золота. Сидевший на корме Хьюго Мэсситер с привычной легкостью открывал бутылку марочного шампанского. Эмили Дикон устроилась напротив на обитых мягкой кожей сиденьях. Проведя долгий бесплодный день на пришвартованной у Рива дел ьи Скьявоне яхте, она чувствовала себя усталой и разбитой и теперь пыталась вспомнить, чему еще ее учили в академии ФБР.

Вверху, чуть ли не над головой, пронесся, с воем заходя на посадку, самолет. Аэропорт находился рядом, у кромки воды, неумолимо расширявшийся и из года в год подгребающий под себя по кусочку болотистой пустоши. Эмили подождала, пока утихнет рев двигателей, взяла высокий витой бокал, сделала глоток охлажденного шампанского «Дом Периньон», напомнив себе, что этот – последний, и откинулась назад, так что волосы едва не касались бурлящего следа за кормой. На Мэсситера она не смотрела, но чувствовала его пристальный, ни на секунду не оставляющий ее в покое взгляд.

– Куда именно мы направляемся? Я привыкла получать указания.

– Насчет указаний не беспокойтесь. А направляемся мы в локанду [ii]  [ii]Локанда – маленькая частная гостиница.


[Закрыть]«Чиприани». Торчелло. Бывали там?

Эмили слышала об этом месте. Там в перерыве между утиной охотой и запоями Хемингуэй написал большую часть «За рекой, в тени деревьев». Она прочитала книгу еще в школе, когда проходила соответствующую фазу. Романтическая история, связавшая немолодого, искалеченного войной и умирающего американского полковника с юной и красивой итальянской аристократкой, показалась ей малоправдоподобной. Возвращенная любовь. Даже не зная биографии писателя, нетрудно было понять, что Хемингуэй описывает собственный случай, детально излагая растущие страхи и разочарования возраста, пытаясь убедить себя в том, что их можно уравновесить, если не устранить, присутствием девушки, готовой заниматься с ним любовью в гондоле. Мечта развратного старика – и трагедия состояла в том, что Хемингуэй тщетно надеялся скрыть этот факт от всех и в первую очередь от самого себя.

– Расскажите о Лауре Конти, – попросила она. Вторую половину дня Мэсситер провел в бесконечных переговорах с адвокатами, советниками и братьями Арканджело, и Эмили лишь теперь представилась возможность попытаться вытянуть из него что-то интересное. – Я любопытна.

Хьюго поднял бокал.

– А я нескромен. Вот только… – Он посмотрел на далекий остров и перевел взгляд на часы. – Обедаем в локанде. Давно я там не был. А отпраздновать есть что.

– И что же?

Он улыбнулся и немедля уставился на нее с неожиданно чувственной откровенностью.

– Доверие требует ответного доверия, близость – близости. Я не дурак, Эмили.

Она поставила наполовину полный бокал на разделявший их полированный ореховый столик. Временная обитель англичанина представляла особый интерес. Экипаж состоял главным образом из хорватов; работу по обслуживанию, включая стирку и уборку, выполняли женщины-филиппинки. На нижней палубе, за восемью каютами, самую большую из которых, на носу, занимал Мэсситер, находился небольшой, постоянно закрытый на ключ кабинет. Яхту англичанин арендовал, поскольку квартиру на Большом канале пришлось продать – проект с Изола дельи Арканджели обходился недешево, – а в новые апартаменты въехать до заключения сделки не мог. Жизнь на воде большого удовольствия не доставляла, хотя затемненные стекла и не пропускали любопытные взгляды туристов, которых всегда хватало на широкой набережной, соединявшей Дворец дожей с Арсеналом. Причина, определившая выбор Мэсситера в пользу яхты, лежала, очевидно, в той самой запертой на ключ кабине. Судя по кладовой, оборудованной им в апартаментах на острове, англичанин имел склонность хранить все самое ценное в маленьких темных местах. Вопрос заключался только в том, как бы туда проникнуть.

– Я вас дураком и не считала. Повторяю, мы с Ником поссорились. Идти мне было некуда. И пожалуйста, Хьюго, не ищите в моих поступках то, чего там нет.

Эмили знала, что Ник уже съехал со своей служебной квартиры в Кастелло и вместе с Перони сиял апартаменты с двумя спальнями и кухней на одной из узких улочек рабочего квартала между виа Гарибальди и садами Бьеннале. Не будет больше ни бесплатного жилья, ни приятных моментов на узкой кровати зажатой между дверью и окном с видом на перечеркнутый бельевыми веревками дворик. И что взамен? Она хорошо запомнила каким видела его в последний раз: серьезным, мрачным решительным, целеустремленным. Ник жаждал посчитаться с Мэсситером за Лео, восстановить справедливость. Эмили понимала его: есть люди, которые не могут жить спокойно, не расплатившись по долгам.

– Когда человеку негде остановиться, он обычно идет в отель. Вы же пришли ко мне. Почему?

Она еще не определилась, как держаться с ним, какую модель поведения выбрать. Во многом Мэсситер оставался загадкой: хитрый и коварный во всем, что касалось мира и бизнеса, он казался ей почти невинным в том, что имело отношение к его внутреннему «я».

– Я подумала, что вам будет приятно, и хотела проверить, ошиблась или нет.

Он смотрел на нее с жадным интересом и в то же время настороженно.

– Ваш приятель знает, что вы со мной?

– Нет.

Эмили взяла бокал и осушила его двумя глотками, даже не пытаясь бороться с соблазном. Англичанин тут же налил еще. Самое главное – доверие. Так говорили инструктора в академии. Вы должны уметь построить его из лжи и умелого обмана.

– Это так важно? – спросила она. – Я знала, что дверь передо мной не закроют и на улице не оставят. Или вы и вправду думали, что я буду вашим архитектором?

Он вскинул брови:

– А почему бы и нет? Попробуйте. Если не получится, найду кого-нибудь другого. Деньги у меня теперь есть, а деньги решают все. Поправлюсь: деньги у меня будут, как только я подпишу договор с Арканджело. А потом… Знаете, остров – прекрасный шанс. Именно то, что и нужно, чтобы встать на ноги.

Хорошо бы разузнать пролегали сделки, подумала Змиям.

– Вы действительно так близко подошли к краю?

– Ближе просто не бывает, – с чувством ответил Мэсситер. – Никто даже не представляет, насколько критической была ситуация. Она и сейчас мной остается, хотя проблем с договором я уже не ожидаю. Все решится завтра вечером. В шесть часов. Небольшая церемония в той роскошной столовой. Которая, кстати, сразу после подписания станет моей.

Вот так сюрприз!

– Мне казалось, Арканджело собирались оставить эту часть палаццо за собой, а вам отдать только апартаменты.

Англичанин фыркнул.

– Неужели вы и впрямь верили, что я удовольствуюсь частью? Разве хозяину подобает жить в крыле для слуг? Думаю, нет. В контракт внесены кое-какие изменения, осознать значение которых Микеле еще только предстоит. Но сделать он уже ничего не сможет. Когда я куплю остров, он станет моим полностью. Без каких-либо условий, ограничений и обязательств. Я смогу делать на нем все, что только захочу. Построить, например, отель. Или многоквартирный дом.

– А что же будет с Арканджело?

Он посмотрел на нее с досадой.

– Они получат деньги. Без этой сделки им долго не протянуть. Долги достигли таких размеров, что игнорировать их уже невозможно.

Ник говорил, что больше всего Арканджело хотели бы продолжать заниматься стеклом, сберечь свое искусство, и сделка с Мэсситером для них что-то вроде второго шанса.

– Но им ведь нужно как-то жить. Сохранить производство. Разве это для них не самое важное?

– Разве что для Микеле. Уриэлю на мастерскую было наплевать. Габриэль делает то, что ему говорят. Их сестричка, по-моему, сама не знает, чего хочет. Теперь у них появятся деньги. Пожалуйста, открывайте бар. Живите в свое удовольствие. Вот только…

Он облизал губы. Похоже, кое-какие сомнения все же оставались.

– Вот только что?

– В любом случае вам беспокоиться не о чем! – отрезал Мэсситер. – Просто до того, как все завершится, нужно еще кое-что подчистить прибраться. Но я человек аккуратный, справлюсь и на этот раз. Ни один юрист не подкопается. Пришлось конечно повозиться в грязи, но ничего не поделаешь.

– А что потом?

Англичанин усмехнулся – широко, открыто, цинично Появившееся на лице новое выражение как будто размазало огрубило черты.

– Потом? Потом я смогу уже ни о чем не беспокоиться Аукционный бизнес – дело рискованное, а вот недвижимость. Этот проклятый островок стоит вдесятеро больше, чем они за него получат. Желающих вложить в него деньги хоть отбавляй. Они уже выстроились в очередь. Достаточно л ишь поднять трубку телефона. Конечно, процветать могли бы и Арканджело, не будь они настолько самоуверенны и уперты. Сейчас в Венеции перспективна только одна индустрия: заманить сюда как можно больше туристов и обобрать их всех до нитки. Заниматься стеклом никто не желает. Оно никому не нужно, как не нужно и настоящее искусство. Вот чего не поняли Арканджело. Глупцы пытались обмануть время и самих себя, сделать вид, что они не такие, как все. Не получилось.

– Они всего лишь хотели сохранить самоуважение и гордость, – возразила Эмили.

– Гордость… самоуважение… Об этом нужно забыть! – резко ответил он. – Индустрия развлечений и досуга, – Мэсситер скривил лицо, произнося популярный термин на американский манер, – не оставляет места для таких излишеств. Важны только деньги. Заманить одних идиотов, вывернуть им карманы, отправить домой и запустить других.

Англичанин махнул рукой в сторону города, налил еще бокал шампанского и устало откинулся на спинку диванчика. Похоже, говоря и слушая себя, он испытывал двойное удовольствие.

– Ничего другого Венеции уже не осталось. Это больше не настоящий город, а всего лишь декорации, место, где люди либо Роняют крошки, либо их подбирают. Молодежь это понимает, потому и убегает на материк. Вы ведь не станете их удерживать? Кому хочется жить в музее? Лет через двадцать настоящих венецианцев просто не останется. Те. что поумнее, отправятся зарабатывать хорошие деньги в других местах. Останутся неудачники, довольные тем, что у них есть работа на какой-нибудь фабрике в Местре и машина и что они могут привезти покупки на ней, а не тащиться с ними пешком по улице. Венеция – старая дохлая потаскуха, которой еще удается кое-как существовать, предлагая полюбоваться былыми прелестями. Тот, кто думает иначе, просто романтичный дурак. А романтики в итоге всегда проигрывают. Проигрывают все.

Он повернулся к стоящему за штурвалом мужчине в белой форме:

– Сбрось скорость, Димитрий. Спешить некуда.

Рев двигателей стих до ровного, уверенного урчания. Хьюго повернул переключатель у винного шкафчика, и над ними начал разворачиваться парусиновый тент. Через пару секунд небо исчезло, и через узкие боковые окошечки Эмили могла видеть только серую полосу лагуны, мелькающих чаек да редкие рыбацкие лодки.

В следующий момент Мэсситер уже пересел к ней, и не успела Эмили опомниться, как его горячие губы коснулись ее обнаженного плеча. Эмили снова вспомнила Хемингуэя, наверное, также мечтавшего убежать от старости с юной девушкой на покачивающейся на волнах гондоле.

– Откровенность за откровенность. Я подпустил вас к себе, теперь очередь за вами, – прошептал на ухо Мэсситер, поглаживая ее левую грудь.

Мягкие кожаные подушки, плеск воды за бортом, запах моря – Эмили постаралась не думать о том, что может последовать дальше.

– Не сейчас, – прошептала она, ускользая от него. Теперь все зависело от того, поверит он ей или нет. – Я еще не готова, Хьюго. Извините.

– Когда? – с грубой прямотой спросил он.

– Что такое? – вскинулась Эмили. – Мы уже договариваемся о свидании?

– Вы сами ко мне пришли, – напомнил Мэсситер.

– Тогда, может быть, вам лучше развернуть катер? Не люблю, когда меня загоняют в угол.

– Загоняют в угол? – Он вернулся на прежнее место, раздраженно щелкнул переключателем и крикнул что-то рулевому.

Взвыли двигатели. Катер задрал нос, набирая скорость.

– Конечно.

Что-то в его тоне насторожило Эмили. Что-то было не та. Может быть, она просто плохо играла свою роль. Может быть.

Зазвонил телефон, и Мэсситер, поднявшись, шагнул к открытой рубке.

Она попыталась представить себя на занятии в академии. О чем говорил инструктор? Такого рода темы затрагивались нечасто и обсуждались быстро и профессионально, без нюансов Наверное, обе стороны в душе надеялись, что до крайности никогда не дойдет и ученику не придется искать ответ на этот нелегкий вопрос. Насколько далеко ты готов зайти, чтобы добыть крайне важную информацию? Готов ли ты пытать человека, чтобы предотвратить взрыв заложенной в школе бомбы? Готов ли убивать ради спасения заложников?

Ответить трудно. Но сейчас вопрос касался только ее. Готова ли она сама ради шанса на успех уступить в том, что не причинит никому никакого, по крайней мере физического, вреда? Готова ли отдать то, что многие, если не большинство, отдают свободно и без принуждения, часто тем, кого не любят, или даже совершенно незнакомым людям?

Тогда, на занятиях, они все отвечали утвердительно, воспринимая другой вариант как проявление эгоизма и даже предательство.

Эмили вспомнила ночной разговор на террасе у больницы. Тогда все представлялось иначе. Тогда сомнениям не было места. Тогда они четверо – Ник и Перони, она и Тереза, – глядя ДРУГ другу в глаза, поклялись, что не позволят венецианцам похоронить это дело.

Лео Фальконе и сейчас еще находился между жизнью и смертью, лежа в белой палате с видом на лагуну, и Эмили могла, лишь чуть приподнявшись, увидеть больницу за колышущейся кромкой воды.

Голос Мэсситера доносился неразборчивой скороговоркой. В другой жизни у нее было бы устройство, способное проникать в электронное сердце телефона и записывать все, что говорилось, сейчас она могла полагаться только на свои таланты. На свою интуицию. И ничто больше.

Закончив разговор, Мэсситер вернулся в каюту и снова сел напротив гостьи.

– Дела не отпускают? – спросила Эмили. – Вы, наверное, совсем не отдыхаете.

– Как говорится, колесико ржавеет, когда не крутится. Кому же хочется стареть? – Англичанин помолчал. – Вы правы, дела не отпускают. То, чем я сейчас занимаюсь, у наших друзей строителей называется «благоустройством территории». – Он скользнул по ней холодным взглядом. – Аккуратность – это добродетель. А я привык считать себя добродетельным человеком.