Текст книги "Кровавое заклятие"

Автор книги: Дэвид Дархэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)

Глава 37

Мэна взялась руками за ржавые петли и опустилась на песок. Придерживаясь за якорь, откинула голову назад и посмотрела вверх, сквозь колонны, составленные живыми моллюсками. Она сидела на песчаном ложе гавани, примерно в тридцати футах от поверхности, изо всех сил удерживая дыхание. Волосы парили вокруг нее словно извилистые щупальца. Бесчисленные цепи тянулись со дна, устремляясь к поверхности и бросая темные тени на белый песок. Устрицы свисали с них тысячами. Вырастая, эти создания становились размером с голову ребенка. Хотя большую часть объема занимала раковина, одной устрицей можно было накормить трех-четырех едоков. Их варили в соусе из кокосового молока и подавали с прозрачной лапшой. Устрицы были деликатесом, монополия на их разведение принадлежала храму. Деньги от их продажи наполняли храмовые сундуки каждый раз, как архипелаг посещали купцы.

Легкие горели от недостатка воздуха, каждая клеточка тела разрывалась от боли. Над устрицами блестела сияющая бирюза поверхности моря. Мир наверху казался благословенным местом света, который можно вновь обрести, только пройдя через опасное испытание. Разжав руки, Мэна поплыла к свету, по пути выпустив изо рта струйку пузырьков, которые цепочкой устремились вверх. Пузырьки ли были тому причиной, или устрицы чувствовали приближение человека, но они одна за другой закрывали свои раковины, чтобы освободить дорогу к поверхности. Последние несколько секунд были самыми безумными. Мэна безмолвно кричала, готовая выскочить из собственной кожи; она слишком долго просидела внизу, ей не хватит нескольких драгоценных мгновений…

Мэна выскочила из-под воды, широко раскрыв рот и судорожно дыша. Воздух поглотил ее целиком – как звук, как свет, как движение, как жизнь. Она сама толком не понимала, зачем придумала для себя испытание. И все же подобные погружения приносили чувство успокоения. Порой душу требовалось чистить, тем более в такие дни, как нынешний. Мэне предстояло посмотреть в глаза убитых горем родителей и поклясться, что смерть ребенка – благо для всех. Необходимая жертва. Дар, который рад принести любой вуманец.

Мэна покинула устричный затон и зашагала через лабиринт пирсов, заполонявших мелкую полукруглую гавань. Та ее часть, где располагались храмовые подводные плантации, была тихой и безлюдной, а вот в торговом порту кипела жизнь. Девушка проталкивалась через плотную толпу купцов и моряков, рыбаков и плетельщиков сетей. Проходила мимо прилавков, где торговали всевозможной едой – рыбой и раками, фруктами с прибрежных плантаций и мясом обитателей джунглей. Торговцы расхваливали свои товары на мелодичном языке вуму. Мэна целенаправленно шла вперед. Отовсюду слышались обращенные к ней приветствия и мольбы. Везде она видела почтительно клоненные головы. Майбен Земная шла среди людей. Обычно воплощение богини встречали с радостью, но сегодня некоторые вуманцы бросали на нее многозначительные взгляды.

Проходя мимо последнего причала, Мэна приметила, что один из моряков замолчал и, прекратив работать, уставился на нее. Он стоял на поручнях борта торговой баржи, придерживаясь за одну из веревок такелажа, чтобы не свалиться. Удивленная столь пристальным вниманием, Мэна тоже осмотрела моряка – обнаженный торс, чисто выбритые щеки, заостренный подбородок и спокойные, внимательные глаза. Он явно не из вуму; корабли приплывали сюда из самых разных уголков мира. На лице незнакомца не было ни особой доброты, ни сального выражения. Тем не менее его напряженный взгляд обеспокоил Мэну. Она ускорила шаги.

В храме она облачилась в наряд Майбен – обшитые перьями ткани, когти на пальцах, шипы в волосах, маска-клюв. Пока вокруг суетились прислужницы, Мэна пыталась почувствовать божественное присутствие, богиню, которая подсказывала нужные слова и придавала форму мыслям. Увы, Майбен не желала войти в нее – именно сейчас, когда была более всего нужна. Она хранила молчание, оставив Мэну говорить с людьми самостоятельно, в меру своего разумения.

Сперва Мэна считала, что не отвечает требованиям и не годится на роль Майбен Земной. Верховный жрец уверил, что суровая и требовательная богиня просто испытывает ее. Это только вопрос времени, сказал он. Однажды Майбен действительно придет, чтобы поселиться в своей земной оболочке навсегда. Ничего подобного так и не произошло, но Мэна все более сживалась со своей ролью. Казалось, все вокруг и без того полны верой, и этого было вполне достаточно, чтобы поддерживать статус богини. Однако же сегодня все переменилось, и Мэна не могла избавиться от страха.

Облачившись в наряд Майбен, Мэна уселась на трон в храмовой зале. Главный жрец культа Майбен – Вамини – стоял подле нее. Его кожа была довольно темной и очень гладкой, никак не выдавая возраст жреца. Впрочем, Мэна знала, что он занимает свой пост уже более сорока лет. Тонкая хламида ниспадала с плеч Вамини струящимися складками. Он стоял так неподвижно, что казался статуей. В третий раз за последние несколько лет они ожидали подобной встречи.

В зал вошла молодая пара, сопровождаемая одним из младших жрецов. Мужчина и женщина медленно приближались, опустив головы и держа на весу руки с обращенными кверху ладонями. Мэну изумило, какие они маленькие. Сами точно дети. А ведь они уже родили ребенка… и потеряли его. Супруги опустились на колени у подножия помоста.

Без долгих церемоний Вамини спросил:

– Кто вы? Откуда? Что случилось?

Отец ответил высоким голосом, прерывающимся от переполнявших его эмоций. Они живут в деревне, в горах, объяснил мужчина. Он охотится на птиц – ради перьев, которые используются в храмовых церемониях. Жена прядет пальмовое волокно для корзин и разных других изделий, и они продают их на рынке в Галате. Их дочь Рия была хорошей девочкой, с круглым лицом, как у матери, робкая по сравнению с другими детьми. Они любили ее больше жизни. Отец без колебаний отдал бы собственную душу вместо души девочки. Он не мог понять, почему…

– У вас есть второй ребенок, – сказал Вамини. – Мальчик. Близнец вашей дочери. Будьте благодарны за это.

– И у нас был и еще один, до того, – сказал отец, изо всех сил стараясь, чтобы его услышали и поняли правильно. – Наши дети родились тройней. Мы отдали первого чужеземным торговцам. Они забрали у нас Тана. За что Майбен наказывает нас вновь?

О боги, подумала Мэна, одного ребенка они отдали по Квоте. А теперь потеряли второго. Вамини не шелохнулся.

– Три жизни в одном лоне – слишком щедрый дар, чтобы пройти незамеченным. Однако скажите нам, что же случилось с девочкой?

Отвечала мать. В отличие от мужа она почти не выказывала эмоций. Глаза женщины были усталыми, а голос бесцветный, словно она уже перешагнула границу горя. Они с дочерью шли по гребню холма, сказала женщина. Рия немного отстала. Мать слышала ее пение; девочка повторяла несколько рифмованных строчек – снова и снова. Вдруг Рия умолкла. Песенка оборвалась на полуслове. Женщина оглянулась и увидела, что девочка исчезла. Она подняла глаза и увидела ноги дочери, словно свисающие с неба. А потом мать заметила распахнутые крылья птицы, уносившей ее дочь.

Женщина коротко взглянула на Мэну и снова распростерлась на полу перед троном.

– Тогда я поняла, что Майбен украла ее, – закончила она.

– Майбен ничего не крадет, – назидательно произнес Вамини. – То, к чему она прикасается, принадлежит ей.

– Я думала, – ответила мать, снова подняв взгляд, – что Рия моя. Она появилась…

Вамини возвысил голос, резко перебив женщину:

– Глаза долу! Забыла, где находишься?! Ты думала, что девочка только твоя… Это не так! Горе – удел Майбен. То, что ты чувствуешь, – лишь малая толика страданий, которые выносит она. Столь малая, что похожа на единственную крупинку песка в сравнении с песчаными берегами Вуму. Майбен забрала дитя в свой дом на Увумале, дабы девочка развлекала ее. Однажды ты поймешь, что богиня оказала великую милость – и твоей дочери, и тебе самой. Разве не так, Владычица Ярости?

Это был сигнал, которою боялась Мэна. Знак того, что пришло время сказать свое слово. Она поднялась и направилась к несчастным родителям, воздев руки – так, что оперенные полы ее одеяний взметнулись, будто крылья птицы перед полетом.

Лицо Мэны было неподвижно и спокойно, но это далось ей лишь ценой огромных усилий. Она судорожно искала правильные слова, которые могли оправдать деяние злобной богини. Искала – и не находила. Мэна знала, как ужасна ее маска с клювом, нависшая над двумя маленькими людьми. Она ощутила укол стыда.

Молодые супруги прижались к полу, когда Мэна остановилась перед ними. Она видела татуировку на руке мужчины, цепочку позвонков на спине женщины. Как же она любила этих людей – всех людей вуму! Мэне нравилось смотреть на них, вдыхать запах их кожи, слушать их смех. Она восхищалась плавной грацией их движений. Мужчина и женщина перед ней сейчас олицетворяли весь народ вуму. Всех людей, живших под властью злобной богини. Мэна надеялась, что они не глянут на нее. Им нельзя этого делать. Уткнувшись лицами в пол, они готовы были внимать Мэне, слушать, как она оправдывает деяния Майбен. Мэна же могла сказать лишь несколько фраз. Напомнить им, что Майбен не отвечает ни перед кем, что она все еще зла и обижена на людей, оскорбивших ее. Богине не за что извиняться. Родители девочки еще поблагодарят ее за науку. За то, что она предоставила им возможность испытать горе и пережить его.

Однако слова, которые в конечном итоге сорвались с губ Мэны, изумили ее саму. Она произнесла их не по-вумански. Мэна говорила на языке, который иногда снился ей по ночам – полузабытом языке ее детства. Она сказала молодым супругам, что ей очень жаль их. Ей не под силу в полной мере понять их печаль, но она старалась, действительно старалась. Если бы она только могла, она вернула бы им круглолицую девочку. В самом деле вернула бы.

– Но я не могу, – сказала Мэна. – Теперь Майбен позаботится о Рие. А вы вдвойне любите своего сына. Отдав богине самое ценное, вы получили ее благословение; ваша жизнь станет счастливой, и сын будет радостью для вас. Всегда…

Покинув залу, Мэна раздумывала, что сделал бы с ней жрец, если б понял ее речи. Плохо уже то, что он вообще слышал их. Возможно, он выпорол бы ее; впрочем, это пугало Мэну далеко не так сильно, как казалось жрецу. Временами, когда он начинал разглагольствовать, Мэне хотелось достать свой старый меч и снести ему голову. Кровавая картина стояла перед ее мысленным взором с такой ясностью, что Мэна сама поражалась, откуда берутся такие жестокие мысли. Впрочем, возможно, она слишком долго пробыла воплощением ярости Майбен…

Хотелось бы знать, помогла ли она хоть немного этим горюющим людям. Разумеется, ее слова были для них абракадаброй. Мэна понимала, что она просто струсила, не сумела перебороть себя. Почему она всегда хватается за старый язык в самые трудные моменты жизни?

В таких размышлениях Мэна провела весь день до самого вечера. В темноте она вышла из храма и отправилась домой, на сей раз надев полотняную сорочку, потому что с моря тянуло прохладным ветром. Босые ноги ступали по слежавшемуся песку, в бледном сиянии звезд тропа казалась серебристой. По одну сторону от нее вздымалась темная изгородь невысоких кустов.

Мэна замерла на полушаге, услышав какой-то невнятный звук. Шорох или шепот… Вслушалась. Нет, все было спокойно, лишь насекомые поскрипывали в траве, да какой-то грызун кинулся в сторону, встревоженный ее внезапной неподвижностью. Где-то в городе лаяла собака, из храма доносились приглушенные голоса… Чем дольше Мэна прислушивалась, тем больше сомневалась, что звук вообще был. Она уже почти успокоилась, когда сзади зашуршали кусты.

Мэна резко обернулась и увидела темный силуэт. Незнакомец, очевидно, прятался в кустах, ожидая, пока жрица пройдет мимо. Он был выше любого вуманца. Значит, это не островитянин – чужак, который хочет причинить ей вред. Иначе зачем поджидать ее в темноте? Мэна прикинула шансы промчаться мимо и юркнуть в дом. А еще можно закричать. Сколько пройдет времени, прежде чем кто-нибудь сюда прибежит?

Мэна стиснула кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. На нее снизошло спокойствие, а затем она ощутила вздымающийся гнев. Сейчас в ней было больше от богини, чем в те минуты, когда она носила свое оперенное одеяние.

– Мэна? Это же вы, да?

Сперва она подумала, что у него странный акцент. А в следующий миг осознала, что он говорит вообще не на вуманском.

Он говорил… на другом языке. Мэна узнавала слова и понимала их значение, хотя они казались ей странными и непривычными. Человек назвал ее по имени, неизвестном на острове. На миг она испугалась, что навлекла на себя демона. Может быть, богиня рассердилась за то, что жрица говорила на чужом языке? Может, пришелец явился покарать ее?

– Что тебе нужно? – спросила Мэна по-вумански. – У меня нет ничего ценного, так что оставь меня. Я служу богине. Ее гнев страшен.

– Я слыхал об этом, – ответил незнакомец, – но вы не похожи на гигантского морского орла, который крадет младенцев. Совсем не похожи. – Он сделал шаг вперед. Мэна попятилась, и человек поднял руки в успокаивающем жесте. Из дома донесся шум. Там вспыхнул свет, и когда незнакомец повернул голову, Мэна узнала моряка, что так пристально смотрел на нее утром. Отчего-то это скорее озадачило ее, чем испугало. – Вы говорите на вуманском, словно родились здесь, но ведь вы приехали издалека? Скажите, что я не ошибся. Вы Мэна Акаран от древа Акации.

Мэна покачала головой и несколько раз повторила: «Я – Майбен Земная», но она говорила слишком тихо, чтобы заглушить речи моряка.

– У вас есть брат Аливер. Сестра Коринн. И Дариэл – еще один брат, младший. Вашим отцом был Леодан…

– Что тебе нужно?! – рявкнула Мэна.

Едва ли это был вопрос. Просто неожиданный крик, который вырвался из груди. Она хотела заставить моряка замолчать, потому что имена, которые он называл, и язык, на котором говорил так спокойно, вовсе не добавляли ей спокойствия.

– Мы ведь знакомы, Мэна. Я был приятелем вашего брата. Мы вместе тренировались в зале марахов. Мой отец, Алтенос, работал в дворцовой библиотеке, приводил в порядок записи короля. Я танцевал с вами, когда вам было десять. Помните? Вы стояли у меня на ноге, и боль была просто невыносимая. Скажите, что помните меня, прошу вас, Мэна.

Мало-помалу молодой человек придвигался к ней, и в тусклом свете Мэна рассмотрела черты его лица. Она смутно помнила те вещи, о которых он говорил; просто не верилось, что сейчас перед ней стоит этот человек. Да, Мэна знала это лицо. Мальчик вырос, а глаза остались прежними; огромные, широко расставленные, они странным образом успокаивали. Она знала эти губы, помнила, как улыбка преображала его черты.

– Принцесса, – проговорил молодой человек, опускаясь на колени, – я уже утратил надежду… Скажите же мне, что я не ошибся.

– Как тебя зовут? – спросила Мэна, глядя на него сверху вниз.

В его глазах отражались звезды. Мэна увидела, как что-то неуловимо изменилось в них, и поняла, что глаза наполнились слезами.

– Меня зовут Мелио.

Глава 38

Некогда Риалус Нептос полагал, что управление сатрапией Мейн было главным проклятием его жизни. Он ненавидел это холодное место, населенное грубыми, жестокими людьми, изгнанными когда-то из империи. Нептос исходил бессильной злобой, думая, что Акараны позабыли о нем, и многое бы отдал, чтобы улучшить свое положение. Ради этого он поднял старые связи с преступным миром в Алесии, привлек к делу родственников и бунтарей всех мастей, до которых только смог дотянуться. Нептос собирался поднять мятеж в Алесии – одновременно с атакой Хэниша Мейна. Он с радостью наблюдал, как город погружается в пучину хаоса, и несколько дней пребывал в полнейшей эйфории, ожидая прихода новой власти. Наверняка его действия обеспечат расположение Хэниша Мейна и теплое местечко в будущей империи.

Увы, Хэниш решил пошутить: он назначил Нептоса послом у нюмреков и личным помощником Калраха – предводителя их огромной орды. Хэниш отметил, что Риалус был одним из первых акацийцев, наладивших контакт с нюмреками, и они до сих пор с теплотой вспоминают о приеме, который наместник оказал им в Катгергене. Нептос продемонстрировал силу духа и навыки общения с этим грубым народом.

– Ты идеальная кандидатура, Риалус, – заявил Хэниш. – Полагаю, этот пост просто-таки создан для тебя.

Нептос занервничал и попытался возразить. Он ничего не знал о нюмреках! Холодные регионы, где они обитают, противопоказаны для его здоровья! Ему хотелось бы получить какой-нибудь пост поближе к центру цивилизации, скажем, в Алесии или на побережье, возле Мэнила. Возможно, он подошел бы в качестве главы магистрата в Бокуме?.. Посол у нюмреков? Ему не хотелось бы показаться неблагодарным, но, может быть, Хэниш передумает? В конце концов, эти твари едят людей! Едва ли народ варваров стоит рассматривать как ценного союзника.

Нептос горько пожалел о своих протестах. Маэндер был в комнате и все слышал. Казалось, он получает удовольствие, наблюдая за страданиями Риалуса. Хэниш не отменил назначения, и так в жизни Нептоса начался новый период мук и унижений.

Единственным позитивным моментом было то, что нюмреки не вняли просьбам Хэниша. Они не остались в Мейне и даже в Ошении, как пообещали сперва, а отправились на юг. Сам Калрах устроил себе резиденцию в большой вилле на талайском побережье. Здесь по крайней мере Риалус обрел вожделенное тепло. Однако солнечные лучи оказались скудной компенсацией за другие беды его каждодневного существования.

Каким образом нюмреки проводили досуг? Что у них за культура? Как они намерены использовать привилегии, дарованные им Хэнишем за помощь в войне? Что ж, они любили загорать на солнце и проводили за этим занятием немало времени. Все ясные дни нюмреки валялись на песке у моря, шевелясь лишь в тех случаях, когда хотели перекатиться с одного бока на другой. Они потягивали напитки, подносимые слугами-акацийцами. Дети толклись среди взрослых; бывало, что их ласкали и баловали, но могли угостить и хорошей затрещиной. Нюмреки никогда не упускали случая почесать кулаки.

Когда им надоедало лежать на солнце, нюмреки любили подраться. Они колошматили друг друга дубинками, которые зачастую ломали кости, или устраивали поединки на ножах, считавшихся достаточно короткими, чтобы не нанести смертельного ранения. Нюмреки гордились своими шрамами. Риалус неосторожно дал понять, что кровь вызывает у него брезгливость и отвращение. С тех пор не проходило и дня, чтобы нюмреки не демонстрировали ему свои раны и порезы, дабы позабавиться, созерцая выражение лица Нептоса.

Он совершил еще одну ошибку, когда упомянул метание копья – игру, которую очень любили нюмреки. Суть ее состояла в том, что раб бежал по пересеченной местности, а нюмреки кидали в него длинные дротики. Риалус однажды обронил, что находит это зрелище забавным. В ответ Калрах заставил его самого совершить пробежку: вздернул Риалуса на ноги, поднял копье и улыбнулся.

– Надеюсь, тебе повезет.

Никогда в жизни Риалус не бегал с такой скоростью. Сердце колотилось так, что едва не разорвало грудь. Смерть в буквально смысле наступала ему на пятки. Копья то и дело падали прямо за спиной. Он был уверен, что сейчас погибнет – или проведет остаток жизни калекой. Однако ни одно копье его не задело. Прошло немало времени, прежде чем сердце утихомирилось, и тогда Риалус услышал позади странные звуки: предводитель нюмреков и его приятели всхлипывали от смеха. Разумеется, Калрах и не пытался попасть в Риалуса. Они просто играли.

– Да, Нептос, да! – сказал один из лейтенантов Калраха. – Очень забавно. Ты прав.

У нюмреков не было культуры, не было искусства. Никакой живописи, скульптуры, поэзии. Никаких исторических записей. Да они и письменности-то не имели. Нюмреки не видели в ней необходимости. Самые примитивные из разумных существ, каких только Риалусу доводилось наблюдать в своей жизни. Физиологические функции не считались у нюмреков неприличными. Они ели, отрыгивали, пускали ветры, справляли нужду, занимались сексом и даже онанизмом у всех на глазах – невзирая на пол, возраст или статус. Нюмреки забавлялись, наблюдая как Риалус ищет уединенное место для отправления своих телесных потребностей. Он в очередной раз стал мишенью для шуток. Где бы Риалус ни спускал штаны, это вызывало немалый интерес и привлекало толпу любопытных. Иногда он раздумывал, можно ли вообще считать нюмреков людьми. Нептос провел среди них девять лет, но так и не решил для себя этот вопрос.

Риалус, впрочем, выучил язык нюмреков – самый странный из известных ему языков. В нем даже простейшие слова были нагромождениями множества слогов. Чтобы произносить их, требовалось дышать определенным образом, напрягать гортань и издавать клокочущие звуки из глубины горла.

Ужин, во время которого Калрах решил поручить Риалусу первую официальную миссию, начинался как любая другая вечерняя пирушка. Очевидно, шутки ради его посадили между двумя молодыми женщинами, которые не имели постоянных любовников, и потому ими пользовались все подряд. Откровенно сказать, по виду местные дамы не слишком-то отличались от мужчин. Однако девушки заигрывали с Риалусом, перегибались через него, когда тянулись за очередным куском еды, игриво прикасались к нему.

К своему ужасу Риалус понял, что женщины и впрямь возбуждают его. Они были отвратительны, гадки… меж тем Риалус чувствовал жар в паху и чувствовал, как напрягается член. От женщин пахло чем-то сладковатым, точно от перезрелого фрукта, который вот-вот начнет гнить. Не очень приятный запах, но отчего-то он притягивал его и будоражил плоть. Настоящая пытка – а ведь Риалусу предстояло просидеть рядом с женщинами целый вечер. Калрах, казалось, понимал его муки и наслаждался ими.

– Риалус, да ты не прикоснулся к еде? – спросил вождь нюмреков. – Как же так? Отличное блюдо, попробуй.

Слуга поставил перед Нептосом миску варева. Калрах разъяснил, что эта похлебка сделана из кишок мохнатого носорога, сваренных в молоке самок и на несколько месяцев сложенных в бочки. Теперь их слегка приправили вином и подали к столу.

Калрах наблюдал, как Риалус подносит ложку варева ко рту.

– Видно, твой желудок так же слаб, как и все остальные органы.

Женщина, сидевшая слева, сказала:

– У него есть один орган, который малость потверже остальных.

– У меня к тебе дело, – заявил Калрах. – Оно касается моего народа. На следующий год ты, может, сам станешь нюмреком. Гордись этим. – Калрах захохотал над собственной шуткой, а потом резко сменил тон. – Риалус, скажи: как ты думаешь, Хэниш Мейн уважает нас? Нюмреков, я имею в виду. Мы избранные. А он не оскорбляет нас?

– Не понимаю, о чем ты, – сказал Риалус.

– Он не оскорбляет нас?

Калрах имел дурацкую привычку повторять последнюю сказанную фразу, словно желая показать, что все возможные значения, смыслы и интерпретации содержатся в самих словах, и надо лишь вслушаться получше.

– А как на твой взгляд? – осторожно спросил Риалус.

Калрах пожал плечами и так яростно почесал щеку, что разодрал несколько старых царапин.

– Не столько на взгляд. Скорее, пожалуй, на запах. И этот запах мне не нравится. Мой дед говорил о таком запахе. Он исходил от Лотанов перед тем, как они обратились против нас и выкинули из своего мира. Мы были их армией. Ты это знаешь, да? Мы были их союзниками много поколений, но в конце они подло использовали нас. У меня есть одно желание, Риалус. Я хочу однажды вернуться в Иные Земли и принести Лотанам новый запах. Понимаешь?

Нептос терпеть не мог подобные речи. Калрах повторял все это довольно часто, особенно если Риалус делал вид, будто позабыл о его словах. Впрочем, он уже понял, что игнорировать их бесполезно. Калрах мог бесконечно долго ходить по кругу, однако неизбежно возвращался к теме, которая имела для него значение.

Загремели барабаны, провозглашая прибытие главного блюда. Нынче вечером ожидалось угощение, которого Риалус еще не пробовал. И это сильно его беспокоило. Слуги подняли стол над головами гостей и понесли прочь. В суматохе женщина, сидевшая справа, ухватила Риалуса повыше локтя и что-то промурлыкала ему на ухо – зазывно и многообещающе. По счастью, к этому времени слуги принесли новый стол и водрузили его на место прежнего.

Перед гостями появился деликатес, который нюмрек называли тилвхеки. Он был размером со взрослую свинью и выглядел как раздутый кожаный мешок – полупрозрачный, так что скввзь стенки виднелось содержимое, напоминающее разбухшую пеструю требуху. В предвкушении удовольствия Калрах объяснил непосвященному, что это за блюдо, и Риалус понял, что не так уж сильно ошибся в своих предположениях. «Тилвхеки» нюмреки называли ягненка. После того как их изгнали за Ледовые Поля, нюмреки оказались лишены своего любимого блюда, поскольку у них не было овец. Теперь они наверстывали упущенное. Как и большинство блюд нюмреков, тилвхеки был приготовлен посредством брожения и ферментации. Много недель назад мясо и внутренние органы молодого ягненка оставили на открытом воздухе на несколько дней, предварительно вымочив его в вине со специями. Когда в мясе завелись личинки, его положили в мешок из кожи, плотно зашили и оставили бродить. Теперь оно наконец было готово и стояло на столе – горячее и исходящее паром.

Калрах самолично разрезал кожаную оболочку. Едва он коснулся ее кончиком кожа, как содержимое вырвалось на свободу. При виде мягкой пятнистой плоти, вывалившейся наружу, Риалус ощутил рвотные позывы. А уж когда донесся запах… Риалусу показалось, что его ткнули носом в выгребную яму. Еще чуть-чуть, и посла вырвало бы прямо на стол. К счастью, Риалус вовремя сообразил, что нужно дышать ртом, игнорируя обонятельные ощущения.

Губы Калраха дрогнули и изогнулись, обнажив ряд неровных зубов.

– Признайся, Нептос, ты считаешь нас отвратительными?

Риалус ответил так, как должен был, сказав, что, конечно же, не считает их отвратительными. Одна из женщин, явно обрадовавшись этому заявлению, плюхнула ему на тарелку полную ложку тилвхеки. Гости разом обернулись к Риалусу и затаили дыхание, ожидая, когда он отведает блюдо. Риалус заныл, что он уже наелся до отвала. Сыт по горло. Не может проглотить больше ни кусочка. Он провел ребром ладони по шее, дабы наглядно продемонстрировать, как именно он сыт, но никто не обращал ни малейшего внимания на его протесты.

– Ешь! Ешь! Ешь! – заорал один из нюмреков.

Крик подхватили. Вскоре вопили уже все. Многие придвинулись ближе; их дыхание било в лицо Риалусу как порывы зловонного ветра.

– Ешь! Ешь! Ешь!

Наконец Риалус поднял ложку ко рту и положил немного мясной массы себе на язык. Его действие было встречено взрывами хохота. Посол сидел ни жив ни мертв, крепко стиснув челюсти. Мясо мертвым грузом лежало во рту. Еще один нюмрек – брат предводителя – подошел к нему сзади. Одной рукой он ухватил Нептоса за макушку, а другой стиснул подбородок и принялся двигать его челюстями, имитируя жевание. Это вызвало очередной приступ веселья. Зрелище казалось нюмрекам таким потешным, что они едва не умерли от смеха. Многие попадали на пол, катаясь среди подушек и хохоча, как безумные.

После того как веселье утихло, Калрах решил вернуться к делу. Он слегка понизил голос, и, хотя его все равно было отлично слышно, остальные нюмреки поспешно отвернулись и углубились в беседу друг с другом.

– Итак, Риалус Нептос, теперь я скажу, что ты должен передать Хэнишу Мейну. И приготовься: послание ему не понравится. Мы тоже хотим немного Квоты. Понял?

Риалус отнюдь не был уверен, что понял. Он возил языком по нёбу, стараясь соскрести с него вкус тилвхеки. Калрах повторил:

– Лотан-Аклун получают Квоту. Нюмреки должны получать Квоту.

Риалус не усмотрел здесь логики; впрочем, он и не пытался ее искать. Он не спросил, зачем Калраху больше рабов. У нюмреков и так было их достаточно, чтобы выполнить любую прихоть. Риалус не спросил, потому что боялся услышать ответ.

– Уважаемый Калрах, – начал он, – боюсь, ничего не выйдет. Ты получил более чем достойную оплату за службу. Хэнишу не понравится такая просьба.

Калрах принял вид оскорбленного достоинства, который, по всей вероятности, перенял от самого Нептоса.

– Я ведь больше ничего не прошу, – сказал он, глядя на Риалуса. – Только одну вещь. Кто может отказать в одной вещи?

Затем, глянув на загроможденный объедками стол, Калрах прибавил – несколько иным тоном:

– Всего одна вещь. Во всяком случае, пока я не придумаю другую.

Очевидно, последнее заявление предназначалось для публики и было шуткой. Во всяком случае, нюмреки снова зашлись хохотом. Кто-то хлопнул Риалуса по спине, и он сидел, пережидая боль от удара, пока эти животные веселились от души. Да, Риалус Нептос, ты снова ничтожество, мишень для острот. Сколько это еще будет продолжаться? Должен же быть способ изменить свою жизнь. Должен, должен, должен быть какой-то способ. Риалус найдет его – или умрет в этих попытках. Как же он ненавидел Хэниша Мейна, самодовольного неблагодарного щенка. И Маэндера… Не было слов – даже в этом новом языке, – чтобы выразить его ненависть. Однажды оба братца пожалеют, что вызвали гнев Риалуса Нептоса.