Текст книги "Кровавое заклятие"

Автор книги: Дэвид Дархэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц)

Глава 24

По ночам Аливеру снилось, что он сражается с безымянным, безликим врагом. Эти сны были не похожи на прежние – те, в которых Аливер видел себя великим воином, подобным героям древности, и шутя расправлялся с недругами. Нет. Теперь его преследовали мрачные, зловещие видения, где каждый миг был наполнен страхом. Такие сны всегда начинались вполне невинно: он гулял по аллеям нижнего города, болтал с молодыми придворными за завтраком или искал в своей комнате книгу, которая – он точно помнил – должна быть где-то здесь. А потом наступал момент, когда в его сон входил страх. Солдат с обнаженным мечом появлялся в конце коридора и звал Аливера по имени; обеденный стол опрокидывался, и когда взгляд принца прояснялся, он видел вражеских воинов, врывающихся в комнату будто тысячи пауков. Они лезли через окна или спрыгивали с потолка, с мечами, зажатыми в зубах. Иногда Аливер просто ощущал за спиной бесформенное бурлящее зло и знал, что оно вот-вот накинется на него.

В этих снах Аливер отчаянно сражался с врагами – и дрался неплохо, но лишь до тех пор, пока не наступало время вонзить меч в тело противника. Тогда приходило отчетливое осознание того, что он должен убить живое существо, человека – такого же, как он сам. И течение времени замедлялось. Движение останавливалось. Руки Аливера теряли силу, мускулы размягчались. Еще ни разу его оружие не взрезало плоть врага. На этом месте Аливер всегда просыпался, в поту, тело напряжено, а мышцы сведены судорогой – будто бы битва происходила на самом деле. Лишь через несколько секунд начиналось медленное возвращение к реальности. И Аливер понимал, что очнулся от ужасного сна лишь затем, чтобы попасть в новый кошмар, происходящий наяву. Так повторялось изо дня в день; сколько Аливер ни старался, он не мог заставить себя хоть немного расслабиться.

Смерть отца влекла за собой тысячу разных последствий, и все они вызывали растерянность. Несмотря на то что прежний правитель умер, Аливер пока еще не считался королем. Акараны были абсолютными монархами, но, казалось, весь мир поставил целью задержать коронацию Аливера и помешать ему занять место отца. Вдобавок в Акации существовали древние традиции, а акацийская правящая семья обязана была неуклонно соблюдать ритуалы. Коронация нового монарха всегда происходила осенью, в тот же день, когда прах прежнего короля разлетался по ветру. Так был коронован Тинадин, и с тех пор все следовали этому примеру. На протяжении многих веков пауза между смертью одного монарха и восхождением на трон другого случалась довольно часто. Случай Аливера был далеко не первым. Беспрецедентной акцией было назначать коронацию на день летнего солнцестояния, тем более без согласования с советом провинций. Жрицы Вады сочли это время неподходящим и отказались благословить церемонию. Да и аппарат правительства не пришел в восторг от идеи доверять столь значимую роль неопытному юнцу. Наверное, какой-нибудь другой принц вцепился бы в эту власть и выдрал ее зубами, несмотря ни на что – но только не Аливер. В глубине души он был даже рад, что корона пока не легла ему на голову (хотя, разумеется, принц ни за что не согласился бы признать это вслух). Он полагал, что Таддеус как нельзя лучше подходит для роли регента.

Дурные новости приходили одна за другой. Катгерген пал, захваченный варварами, его гарнизон был уничтожен. Наместника вместе со слугами выкинули вон, и они сообщили о страшной угрозе, надвигающейся на мир. Это не укладывалось у Аливера в голове. Падение Катгергена обозначало поражение… скольких? Двух тысяч солдат? По меньшей мере. И похоже, никто не сумел сбежать, чтобы поведать подробности. Варвары даже не брали пленных. А как насчет мирных людей, которые жили в цитадели? Мастеровые, торговцы, куртизанки, рабочие, их семьи, их дети – все, кто сделал мрачную твердыню Катгерген пригодной для жизни? Их просто перебили. Как такое постичь разумом?

Некоторых людей, занимавших ключевые посты в Алесии, зарезали в собственных постелях. Многих перебили с женами, детьми, слугами и рабами. Тела были изуродованы, изрублены до неузнаваемости. Можно обойтись гораздо меньшим, когда хочешь просто убить. Это походило на дело рук какого-то сумасшедшего, безумца…

Два дня спустя неизвестные нанесли удар в другом месте. Люди, принадлежащие к роду Акаран, были перебиты при попытке покинуть Мэнил – город на скальном утесе, где располагались многие роскошные дома семьи. Сводная сестра Леодана Катрина и еще четырнадцать человек, носивших фамилию Акаран, погибли в доках. Они поднимались на борт корабля, когда люди, переодетые портовыми рабочими, напали на них и зарубили всех короткими мечами, которые до того прятали под одеждой.

Сколько последует новых смертей, какие еще планы лелеют убийцы, где и когда они нанесут следующий удар – не знал никто. Акация полнилась слухами. Говорили, что многие аристократы погибли от рук собственных домашних слуг, садовников и наемных рабочих. Говорили также, что из холодного Мейна идет на юг флот боевых галер. Трапперы видели их на реке Аск; впрочем, простые невежественные люди могли что-то перепутать, да и дело происходило очень далеко отсюда. Кто-то полагал, что Риалус Нептос, который исчез из Алесии сразу же после учиненной там резни, был одним из главных вдохновителей этого мятежа. Ходили также слухи, будто бы все представители Лиги Корабельщиков разом собрались и уплыли домой, не говоря ни слова.

Аливер отчаянно желал понять смысл происходящего и собрать вместе кусочки мозаики. Увязать хаос в единую картину. Но моменты затишья случались редко, и постоянно одолевали новые беды.

Тренировки в зале марахов для Аливера закончились. К войне готовились всерьез. Офицеры разговаривали со вчерашними учениками как с равными. Теперь все работали на одно общее дело, все знали, что скоро бойцам предстоят суровые испытания. Аливеру здесь были не особенно рады. Люди, которые еще недавно казались такими уверенными в себе, теперь колебались, отдавая приказы. В их глазах читалось сомнение. Тренировки марахов сложны и довольно опасны: ученик мог получить серьезную травму. И все же боль, синяки, оставленные деревянным мечом, риск проиграть сопернику и стать посмешищем – ничто по сравнению с настоящей битвой. Речь идет о жизни и смерти, и враги будут убивать по-настоящему. Сама мысль об этом заставляла Аливера взглянуть на свои тренировки совсем с другой стороны. Способен ли он убить? Едва ли. Не выйдет ли так, что он погубит государство при первом же серьезном испытании? Никогда в жизни ничто не страшило его более, чем эта жуткая мысль.

Вдобавок ко всему прочему, Аливер не мог понять, чего от него ожидают на самом деле. Он не знал, как к нему относятся; общение со сверстниками теперь стало еще более напряженным. Принц боялся, что его оберегают, стараются отодвинуть в сторону от остальных – как всегда бывало на тренировках. Правда, офицеры все чаще и чаще указывали ученикам на необходимость изучения Форм как основных примеров батального искусства. А основой для большинства Форм послужили приемы, применяемые героем королевской крови, исправно владеющим мечом, копьем или боевым топором. Может, Аливера прочили в такие герои? Ожидали, что он покажет на поле боя чудеса боевой выучки и приведет Акацию к победе? Принц не знал, и никто, даже Таддеус, ни намеком, ни полунамеком не объяснил, какова его роль в грядущих событиях.

За несколько дней до начала большого движения армий Таддеус Клегг и старшие офицеры устроили военный смотр, желая оценить войска в совокупности. Смотр проходил на огромном стадионе Кармелия, названном именем супруги седьмого короля династии. Он располагался на плоском мысу, далеко выступающем в океан – немного ниже дворца и чуть выше верхнего города. Огромная чаша, вырезанная в камне, Кармелия вмещала тысячи скамей – чуть вогнутых, так что разом получалась и спинка, и козырек от непогоды. Земляная арена под открытым воздухом была утрамбована до твердости камня. Зачастую, когда арену протирали, на полу возникали причудливые круглые узоры, притягивающие к себе взгляды зрителей.

До прихода офицеров и канцлера лучшие молодые солдаты, каких мог предоставить остров, слаженно маршировали по стадиону, великолепно держа строй. Они двигались под звуки походной флейты – инструмента, издававшего печальный заунывный звук, который тем не менее неизменно притягивал к себе внимание. В течение следующего часа солдаты провели серию поединков с добровольцами-зрителями. Затем настал черед показательного выступления, где пять сотен воинов продемонстрировали тщательно отработанную Девятую Форму – Хейден и лесные люди спасают невесту Тинадина от сенивальских предателей. После этого солдаты выстроились на арене, чтобы послушать речи командиров – о былых войнах и об угрозе, с которой Акация столкнулась ныне.

Затем к солдатам обратился сам канцлер. Таддеус потер подбородок и некоторое время словно раздумывал. Если бы на нем не было канцлерских регалий – лент и шарфа через плечо – многие, пожалуй, не узнали бы этого усталого изможденного старика с исхудавшим лицом, покрытым глубокими морщинами.

– Как раз сегодня до меня дошли новости, которые я должен сообщить вам, – сказал он. – Я намерен сделать это именно так: стоя здесь, среди вас, на расстоянии вытянутой руки, когда мы можем посмотреть друг другу в глаза. – Таддеус поднял руку, в которой, как теперь заметил Аливер, он держал свиток. Канцлер развернул его и взял за углы, чтобы показать всем солдатам. – Это объявление войны от Хэниша Мейна, сына Хеберена. В нем он говорит о своей ненависти к нам и объявляет себя вождем нового мира. Больше не надо гадать. Мы знаем, с кем сражаемся и почему. Мы знаем, что Хэниш Мейн желает уничтожить нас под корень. Мейнец полагает, что сумеет справиться с нами, и потому вероломно напал. Вот наш враг. И вот его наглое послание.

Казалось, Таддеус готов разжать руки и выкинуть пергамент на ветер. Солдаты и офицеры хранили молчание; все ждали, не добавит ли канцлер чего-нибудь. Тот стоял, вроде бы не собираясь продолжать, но и не двигаясь с места. Хотя его окружало множество людей, ни один не встретился взглядом с канцлером. Аливер услышал, как волны бьются о берег возле скал под стадионом. Он считал волны, набегающие на камень: одна, другая, третья… Странно, что он не замечал этого звука раньше. Море было у самых ног, нежно касаясь земли. Аливер ощущал легкую вибрацию в воздухе, будто невидимый дождь мелких брызг падал ему на лицо и плечи. Целый мир простирался перед ним, и все могло в любую секунду измениться…

Таддеус поднял голову и обвел взглядом окружающие его лица, мимоходом посмотрев на Аливера.

– Я предлагаю принимать все как должное. С сегодняшнего дня. Скоро война станет неотъемлемой частью нашей жизни. Смиритесь. Пусть она станет для вас естественным ходом вещей. Солнце движется по небу, ветер летит над землей, ночь следует за днем… так есть и не может быть иначе. Точно так же воспринимайте и то, что нас ожидает. Если вы сумеете, то будете готовы к завтрашнему дню. Недавно вы демонстрировали Девятую Форму. Как все вы знаете, их всего десять. Однако почему бы однажды не появиться одиннадцатой? Вспомните об этом, когда пойдете на битву.

Канцлер повернулся, готовясь уйти, помедлил и добавил:

– А еще приготовьтесь удивляться. Наш мир не таков, каким вы его себе представляете. Возможно, однажды вы поверите в то, к чему мы не сумели вас подготовить…

Утром того дня, когда командиры должны были выдать армии последние инструкции перед началом развертывания, Аливер встретил на верхней террасе Мелио и Эфрона. Принц кивнул им обоим, с удивлением осознав, что рад компании Эфрона. Отчего-то рядом с ним он чувствовал себя спокойнее. Всего несколько дней назад Аливер считал Эфрона едва ли не злейшим своим врагом, а сейчас вся ненависть куда-то исчезла. Эфрон уже пострадал больше, чем следовало бы. Он потерял в Мэниле двух сестер, кузена и нескольких слуг, которых знал с детства. Смерть некоторых представителей рода Акаран приблизила его к трону. Прежде Аливер предположил бы, что это обрадует Эфрона, но теперь он отчетливо понимал, что радоваться тут нечему. Лицо молодого человека было усталым, однако на нем читались решительность и упрямство.

– Я только что получил назначение, – сказал Эфрон. – Еду в Алесию. Хотя вообще-то я просился в Ошению. Очевидно, что варвары, которые взяли Катгерген, придут именно туда. Я хотел быть там, где могу принести больше пользы. – Он помолчал несколько секунд, меряя шагами площадку и о чем-то размышляя. С нижней террасы послышался невнятный приглушенный крик, но молодые люди были слишком далеко и не обратили внимания. – С другой стороны, я должен блюсти честь рода. Меня назначили заместителем генерала Ревлиса.

Аливер замер на месте.

– Заместителем генерала? – переспросил он.

– Не делай такое удивленное лицо.

– Я… я не удивлен.

– Все изменилось, – промолвил Эфрон. – Даже Лига это признает. Они отозвали свои корабли и уплыли, не сказав ни слова. Мы можем перемещать войска и без их помощи, но это будет нелегко.

– Они тоже против нас? – спросил Мелио. – Лига, я имею в виду. Ты знаешь, Аливер?

– Точно не знаю, – отозвался принц. – Впрочем, сомневаюсь. Лига живет ради денег. Им все равно, с кем торговать. Они просто осторожны и блюдут свои интересы.

Эфрон улыбнулся.

– Не они одни.

– О чем ты? – спросил Мелио.

– Сейчас не время. Может, позже.

– Почему же позже? – сказал Аливер. – Не из-за меня ли? Ты не желаешь говорить при мне?

Эфрон бросил на принца быстрый взгляд и отвел глаза.

– В твоем обществе я подумаю дважды, прежде чем что-нибудь сказать. Как и любой. Никто не хочет оскорбить будущего короля.

– Ты, кажется, пытаешься, – усмехнулся Мелио.

– Нам не стоило препираться раньше, и теперь не надо. Но мне известно кое-что, чего принц не знает, и я постоянно об этом думаю. Мой отец не хотел, чтобы я жил с закрытыми глазами. Он рассказал мне правду о некоторых аспектах жизни в империи. Может, для тебя это тоже будут новости, Мелио. Отец всегда говорил, что злодеяния, которые мы совершили, однажды к нам вернутся. То, что сейчас происходит… если бы ты знал правду, то не удивлялся бы. Например: как ты думаешь, откуда берутся наши денежки? Нам никогда этого не объясняли. Мы всегда думали, что они возникают сами собой, и так до бесконечности. Когда-то мы захватили мир, и он наш навечно, верно? Мы такие милые, чудесные люди, которые замечательно управятся с этой властью. Все кругом довольны. Мы несем только благо. – Эфрон посмотрел в сторону, ядовито ухмыльнувшись. – Вы не видите в моих словах изъяна? Подумайте на досуге. Однажды вы заметите, что баланс не сходится. Тогда зайдите ко мне. Я расскажу вам все, что знаю о прогнившей Акации. И вы удивитесь, почему на нас не напали давным-давно.

Аливеру захотелось ударить Эфрона. Врезать ему по физиономии и потребовать, чтобы он вынул меч. Можно ли поступить иначе в ответ на такое оскорбление государства? Или… следует донести на Эфрона? Позвать офицеров, чтобы допросили его? Разве это не долг принца? Эфрон говорит как предатель…

– Прошу прощения, если обидел, – сказал Эфрон, хотя в его голосе не было и тени раскаяния. – Ты, Аливер, не виноват. В этой игре ты такая же пешка, как и я. Только мне предстоит рисковать головой. Мне, Мелио и другим вроде нас… – Он отвернулся и пошел прочь, но, спустившись на несколько ступенек, обернулся. – Взрослым людям, сказал мой отец, пора научиться видеть, что происходит у них под носом. Только глупцы верят, будто в мире есть что-то абсолютное. Ты не дурак, Аливер. Ты просто наивная душа.

Аливер прошел полпути следом за Эфроном, мысленно повторяя эти слова. Он знал, что должен был разозлиться, обругать его за слабость – особенно теперь, когда они находились перед лицом такой угрозы… и лишь пошел вперед, словно внезапно очнувшись. Он сравнивал слова Эфрона с неожиданным признанием канцлера, мало-помалу осознавая его мрачный смысл. Эфрон, шедший немного впереди, первым увидел, что творится внизу, и замер на месте. Секунду спустя Аливер был уже подле него. Он проследил за взглядом Эфрона и не сразу сумел понять смысл разыгравшейся сцены.

На площади в нескольких сотнях ступеней внизу царило безумие. Люди с криками метались во все стороны. Аливер увидел в толпе генерала Ревлиса. Не успел он сообразить, кто это, как генерала рубанули сзади по ноге. Принц узнал человека, взмахнувшего мечом, попытался вспомнить его имя, но не смог. Ревлис упал на одно колено, откинув голову назад и вскрикнув от боли. А секундой позже тот же меч рассек ему горло. Генерал упал; кровь хлынула фонтаном. Его ноги задергались, скребя каблуками по камням мостовой, и тело изогнулось в предсмертных судорогах.

– Хеллель? – прошептал Мелио.

Аливер еще ничего не понимал, а Эфрон вскрикнул:

– Ах ты ублюдок! Да я мог бы прирезать тебя в твоей собственной постели!

Принц не понял, о чем он. И к чему вся эта суматоха? Что происходит? Хеллель? Паренек из свиты Эфрона, его бледная тень, который вечно ему подпевал и лебезил перед ним…

Заметив недоумение Аливера, Эфрон махнул рукой, указывая на сцену внизу и в то же время словно бы отстраняясь от нее.

– Они мейнцы! Глянь на них. Хеллель – там, у перил. И Аваран с Мелишем на лестнице. Они предали нас!.. Следовало ожидать.

В следующий миг Эфрон уже несся вниз по ступенькам с головокружительной скоростью, громко стуча каблуками по камням. На бегу он схватился за меч и, спрыгнув на террасу, вытащил его из ножен. Двое противников тут же накинулись на него с разных сторон. Мелио отстал от Эфрона лишь на пару секунд и теперь тоже был на площади, бешено размахивая мечом.

Позже Аливер неоднократно пытался понять, как развивались события. Он помнил, что выхватил клинок и, стиснув зубы, ринулся вниз по лестнице – в бой. Да, именно так. Ему хотелось этого более всего на свете… Да, он непременно побежал бы вниз, если бы только мог сдвинуться с места, но чья-то рука сомкнулась на его предплечье и вынудила остановиться.

Аливер повернулся. Перед ним стоял Карвер, капитан марахов.

– Принц, – проговорил он, – уберите меч. Вы должны идти в безопасное место.

Капитан обернулся к солдатам, стоявшим за его спиной, и отобрал нескольких, приказав им сопровождать Аливера. Остальные ссыпались вниз по лестнице следом за Карвером. Да, так все и было на самом деле. Аливера увели прочь, и он так и не узнал, чем закончилась стычка. Принц отсиживался в безопасном месте, пока Мелио и Эфрон сражались за Акацию.

Глава 25

Таддеус Клегг вернулся в свои покои. Он смертельно устал за этот долгий день, когда все время приходилось прятать растерянность и сомнения, чтобы мир видел только энергичного, уверенного в себе канцлера. Меша лежала на стуле, свернувшись уютным клубочком. Услышав шаги Таддеуса, кошка приподнялась, вытянула одну лапку, затем другую и громко заурчала. Родом из Талая, песочного окраса, короткошерстая – за исключением живота и подбородка, – она в полтора раза превосходила размером обычную домашнюю кошку. Вдобавок у нее был дополнительный палец на каждой лапе. Это преимущество она с удовольствием использовала, ловко прихлопывая мышей к полу. Вдобавок Меша вела борьбу за территорию с золотистыми обезьянами, и те быстро сдавали позиции.

Таддеус повел плечами, скидывая плащ, и швырнул его на спинку стула. Меша спрыгнула с сиденья, побежала к хозяину и мягко ткнулась головой в его ладонь. Хотя Таддеус никогда не признался бы в этом, он получал почти чувственное удовольствие, прикасаясь кончиками пальцев к гладкой шерсти кошки. Она осталась для него единственным любимым и близким существом. Канцлер был слишком горд и слишком рассудочен, чтобы снова сближаться с людьми после того, что произошло однажды.

– Меша, милая моя девочка, ты ведь все знаешь, верно? Обо всем этом безумии там, снаружи. А тебе и дела нет. Право слово, ты счастливица.

В скором времени Таддеус удобно устроился на диване, а Меша лежала у него на коленях. Он потягивал приторный персиковый ликер и пытался привести в порядок раздерганные чувства – дабы они хоть немного подходили к тихому умиротворению, окружающему его сейчас. Ничего не вышло. За дверями спокойствия не было и не предвиделось. События стремительно неслись вперед, война приближалась с каждым днем, и Таддеус не мог, как ни старался, отрешиться от дневных забот. Сегодня он заседал на совете с генералами, и они приняли решение встретить Хэниша Мейна возле Алесии. Тщательно обсудили все детали, связанные с развертыванием самой большой армии, которую Изученный Мир видел со времен Тинадина. Такая задача, что, право слово, руки опускаются. Все делается в спешке, в суматохе, да вдобавок нет настоящего правителя. Короля, который мог бы скоординировать процесс и взять на себя ответственность за все… Да, Аливер тоже сидел на совете, вставляя реплики, когда мог. Мальчик хорошо держится, учитывая, в какое положение он угодил, но что толку? Разумеется, генералы обращались в основном к Таддеусу. А канцлер до сих пор не мог решить, на чьей он стороне… Он работал на Акацию – и вместе с тем горел желанием отомстить Акаранам. Эта жуткая двойственность приводила Таддеуса в отчаяние.

Не то чтобы канцлер намеревался в дальнейшем помогать Хэнишу, но когда он прочитал ясное и недвусмысленное послание мейнского вождя, первым его порывом было исполнить требование. Возможно, Таддеус слишком долго служил королю и уже отвык жить, не имея над собой властной руки. А может быть, Хэниш обладал таким влиянием на людей, что мог повелевать ими и обращать к себе их сердца даже на расстоянии. Итак, что же делать с этим приказом? Хэниш велел канцлеру привести к нему детей Леодана. «Отдай их мне – и ты получишь награду». Вот так просто и без затей. Отдать их – и месть Таддеуса свершится. Месть всем Акаранам… Канцлер размышлял, сможет ли он верно служить Мейну. Чем они заплатят? Должностью наместника? Талай бы ему вполне подошел. Огромные просторы, бесконечное море трав… Достаточно большая провинция, чтобы затеряться. Идея казалась Таддеусу все более и более привлекательной.

Или он слишком скромничает? Неужели до сих пор живы амбиции, которые Гридулан заметил в нем много лет назад? Таддеус вдруг подумал, что сейчас мог бы без труда получить трон. Остров у него в кулаке. Он контролирует все процессы, глава рода Акаранов погиб, на материке хаос, даже при дворе Акации начались беспорядки, пролилась кровь. Никто здесь не держал бразды правления так крепко, как он. Королевские дети полностью доверяют канцлеру, он вхож в их личные покои в любое время дня и ночи. Таддеус мог бы обойти их всех и отравить. Чашка теплого молока, предложенная любимым «дядюшкой»; пирожное с особой сахарной глазурью; целебный бальзам на кончике пальца, который он намазал бы им вокруг глаз, точно стирая слезы… Таддеус знал много способов использовать яд. Да что говорить! Можно просто положить подушку на лицо. Или перерезать горло. Или остановить сердце единственным ударом ребром ладони по груди. Покончить с ними и таким образом вернуть Гридулану давний долг.

– Ах, сколько патетики, Меша! – сказал Таддеус, проводя ладонью по шелковистой спинке своей любимицы. Кошка искоса посмотрела на него и вытянула шею. – Я уже немало натворил. Пора выбрать один верный путь и идти по нему. Грядут перемены, их уже не остановить. А дети? Такие ли уж они невинные, какими кажутся? Волчата вырастают, а, Меша? Волчонок превратится в волка и в один прекрасный день укусит руку, которая его кормит. Иначе не бывает. Глупо притворяться, будто мы способны изменить нашу природу. Смотри, я все разложил по полочкам… Но я люблю этих детей, вот в чем проблема.

Меша как раз задремала, когда Таддеус поднялся и спихнул ее на пол. Он был зол на себя; об этом вообще не стоит говорить, даже если рядом только кошка. Канцлер подошел к шкафу, встроенному в стену рядом с кроватью, и достал трубку с мистом, которая некогда принадлежала королю. Странно, что он так поздно пристрастился к пороку. Надо было прожить жизнь почти до конца, прежде чем понять, какие радости приносят сладкие грезы. Таддеус понимал, что утром на него снова обрушатся заботы, но между «тогда» и «теперь» можно урвать немного отдыха. Ему хотелось позабыть обо всем. Или, по крайней мере, достичь состояния, когда ничто уже не имеет значения.

Некоторое время спустя Таддеус очнулся, вынырнул из черного ничто, лишенного сновидений – бездумного забытья, которое глубже любого сна. Непонятная сила резко и грубо выдернула его наружу. Казалось, железные пальцы поволокли наверх, прочь из глубин забвения. Канцлер перекатился на спину, надеясь, что перемена позы поможет снова вернуться в сон. Утро еще не настало, а значит, никому не позволено будить канцлера и наваливать на него бесконечные хлопоты. Он ощутил тяжесть в ногах и решил, что на кровать вспрыгнула Меша. Она иногда сворачивалась в изножье постели и всаживала когти, словно ловя воображаемую добычу…

Вдруг чей-то голос произнес:

– Встань и посмотри на меня.

Таддеус хотел крикнуть стражу, но прежде чем сумел принудить себя раскрыть рот, его тело подчинилось приказу. Канцлер сел, оглядывая комнату, и тут заметил… что его тело не двинулось с места. Он поднялся, оставив плечи, руки и грудь лежать на кровати, где они и были до сих пор, словно Таддеус выскользнул из собственной плоти. Канцлер сидел на постели, словно раздвоившись – в коленях, бедрах, паху он все еще ощущал тяжесть физической оболочки, а верхняя половина тела стала бесплотным духом, откликнувшимся на призыв.

Перед ним маячил смутный силуэт. Он имел контуры человеческой фигуры, но Таддеус явственно видел сквозь него очертания предметов в тускло освещенной комнате. Вдобавок призрак сам светился, а его серые глаза ярко горели. Верхняя половина лица была единственной частью, которая казалась достаточно плотной, чтобы к ней можно было притронуться; остальное напоминало волны мерцающей энергии. Свет временами меркнул и затем разгорался, будто блеск луны, который, то прятался за бегущими по небу облаками, то вновь появлялся. Свет подчеркивал черты лица призрака и придавал некоторую плотность его плечам и рукам, а нижняя часть тела постепенно блекла, сливаясь с сумраком.

Призрак заговорил приглушенным раскатистым голосом, доносившимся словно из гроба. Хотя он звучал странно, смысл слов был вполне ясным и простым. И слова эти хлестнули канцлера как пощечина.

– Таддеус Клегг, пес, мне нужно многое сказать тебе.

Канцлер ошеломленно уставился на него. Как такое возможно? Он постарался всем своим видом выразить возмущение и презрение к беспардонному вторжению – даже невзирая на колдовство, которое явно имело место. Инстинктивная реакция… но это выражение лица было трудно сохранить, потому что свечение глаз призрака гипнотизировало. Почему он не кликнет стражу? Что-то удерживало канцлера, что-то мешало словам сорваться с губ… Сперва нужно понять, кто перед ним. Имя вертелось в голове. Надо только произнести его, чтоб оно стало явью.

– Хэниш? – спросил канцлер.

Человек улыбнулся, явно довольный, что узнали. Этой улыбки было волне достаточно для Таддеуса. Он попал в цель.

– Как ты сюда попал?

– Через мир снов, – сказал силуэт. – Ты и спишь – и не спишь. Мой дух бодрствует, хотя тело лежит в забытьи далеко отсюда. Оно даже сейчас зовет меня назад, тащит обратно. Наши души не любят покидать свои оболочки, Таддеус. Горькая ирония – учитывая, как сильно мои предки хотят избавиться от своих мертвых тел. Тем не менее это так. Я удивлен не меньше твоего, надо сказать. Не знал, что у тебя есть дар. Такое не каждому дано. Мои братья, например, его лишены. Неизвестно, откуда что берется…

Силуэт Хэниша поблек на миг, потом засиял ярче прежнего.

– Я рад, что ты так быстро узнал меня. Однако я пришел не просто поболтать.

Таддеус напрягся. Было в голосе Хэниша что-то странное, словно значение имел не только смысл слов, но и то, как мейнец произносил их. Трудно понять, что у собеседника на уме, если он находится за тысячу миль от тебя, но все же Хэниш был человеком, а Таддеус хорошо знал людей.

– Дети целы? – спросил Хэниш.

– Дети? Не стоит их опасаться. Они не представляют реальной угрозы для…

– Ты не причинил им вреда? – В голосе Хэниша скользнуло беспокойство.

Мейнец опять поблек на секунду, и у Таддеуса появилась передышка, чтобы подумать. Глядя в серые глаза призрачного собеседника, канцлер понимал, что мейнец недоговаривает. Он не лгал напрямую, но за словами стоял какой-то второй смысл, который Хэниш пытался скрыть.

– Разумеется, нет, – ответил канцлер, когда вождь вновь возник перед ним. – Дети здесь, рядом со мной, в безопасности…

– Мне нужно, чтобы они остались живы. Понял? Это очень важно. Говорю тебе еще раз: когда ты передашь их мне, я не поскуплюсь на награду. Мы еще обсудим детали в более спокойные времена, но будь уверен: я тебя не обижу. Даю слово. Я не лицемерный Акаран. Я говорю правду. Мой народ всегда говорит правду.

Внезапно на Таддеуса снизошло озарение. Он понял, что утаивает Хэниш. Последние слова мейнца стали ключом к разгадке. «Мой народ всегда говорит правду». Это была не пустая похвальба. Люди Мейна действительно гордились тем, что не лгут. Некогда мейнцы открыто обвинили Акаранов в преступлениях; именно за это их народ был изгнан на север и проклят.

Тогда появились Тунишневр… Прежде Таддеус не смотрел на ситуацию под таким углом. Ведь для акацийцев эти верования были просто легендой, сказкой. Однако мейнцы, похоже, воспринимают их совершенно иначе.

Прежде он думал только о давней ненависти Мейна к Акации, о том, как страстно они желали получить в свое распоряжение ее плодородные земли и богатства. О том, как мечтали разделаться с извечными врагами. Однако до сих пор канцлер не понимал, что стремления Хэниша простираются гораздо дальше. Речь идет не просто о войне за земные блага. Изученный Мир стал полем битвы, однако истинная цель Хэниша Мейна лежала на ином плане бытия. Должно быть, он верил, что его предки попали в ужасную ловушку и подвергаются бесконечным мукам. Хэниш хотел разбить цепи проклятия, наложенного на его народ еще во времена Войн Распределения, и освободить Тунишневр. Снять проклятие можно лишь одним способом – так гласила легенда. Вспомнив ее, Таддеус вздрогнул. Либо Хэниш безумец, либо в мире гораздо больше загадок и тайн, чем кажется на первый взгляд.

Эти мысли пронеслись в мозгу канцлера в единую секунду; Хэниш, казалось, ничего не заметил.