Текст книги "Алмазный трон"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

21

Примерно через полчаса они тихо покинули дом Воррена. Когда они забирались на лошадей, Спархок внимательно посмотрел на Сефрению. Хотя едва перевалило за полдень, она выглядела очень усталой.

– А это существо, что следит за нами, может устроить смерч на реке? – спросил он.

Она нахмурилась.

– Вообще-то там слишком мало открытой воды, но создание мира тьмы иногда могут преступить естественные законы природы, – она подумала и спросила: – А река широкая?

– Не очень, – ответил Спархок. – Во всем Рендоре не хватит воды на широкую реку.

– В узких берегах управлять смерчем будет трудно, ты же видел, как блуждал тот, что разрушил корабль Мабина.

– Ну что ж, тогда мы должны попробовать. Ты не выдержишь пути до Дабоура верхом.

– Не надо рисковать из-за меня, Спархок.

– Но это, вообще-то, не только из-за тебя, Сефрения. Мы и так потеряли много времени, а путь на лодке будет намного быстрей, чем посуху. Мы будем плыть рядом с берегом, и в случае чего успеем выскочить.

– Ну хорошо, Спархок. Сделаем так, как ты хочешь.

Они ехали по запруженным народом улицам, где одетые в черное кочевники смешивались с горожанами. В нос лезли навязчивые рендорские запахи – специи, духи и одуряющий аромат кипящего оливкового масла. Уличный шум оглушал.

– А кто эта Лильяс? – с любопытством спросил Кьюрик.

– Это неважно сейчас.

– Если эта личность опасна, я бы сказал, что напротив – мне очень важно знать об этом сейчас.

– Лильяс не опасна в том смысле, который ты имеешь в виду.

– Но все же, Спархок, я бы хотел знать.

Было видно, что Кьюрик не намеревается прекратить расспросы. Спархок удрученно вздохнул.

– Ну ладно, – сказал он. – я прожил здесь целых десять лет. Воррен дал мне место владельца маленького магазинчика, где я жил под именем Махкра. Это было сделано для маскировки, чтобы люди Мартэла не могли обнаружить меня. Ну а чтобы не бездельничать, я собирал сведения для Воррена. Чтобы как следует натурализоваться, мне надо было выглядеть как и остальные купцы на этой улице, а все они имели любовниц, содержанок. Вот и я завел себе такую, ее имя – Лильяс. Ты удовлетворен?

– Слишком кратко, Спархок. Я так понимаю, у леди был вспыльчивый характер?

– Не совсем, Кьюрик. Лильяс из той породы женщин, что долго вынашивают свое недовольство, а потом…

– А, вот оно как. Интересно было бы познакомиться с ней.

– Вряд ли. Я сомневаюсь, что ты вообще выдержал бы все эти вопли и визги, эти драматические представления.

– А что, это так страшно?

– А почему, как ты думаешь, я убрался из города среди ночи? Тебе не кажется, что тема исчерпала себя?

Кьюрик довольно захихикал.

– Простите меня за мой смех, мой Лорд, – сказал он. – Но, насколько я помню, вы без восторга восприняли мой рассказ о моих отношениях с матерью Телэна.

– Хорошо, Кьюрик, мы квиты, – ответил Спархок и далее ехал сжав губы, не обращая внимания на усмешки Кьюрика.

На рахитичных пристанях, врезавшихся в мутные замусоренные струи реки Гулл, были развешаны пропахшие тухлой рыбой сети. Несколько дюжин баркасов, что ходили по реке между Джирохом и Дабоуром были привязаны к ним. Смуглые лодочники в бурнусах лениво развалились на палубах, подложив под голову сложенную одежду. Спархок спешился и подошел к злобного вида одноглазому человеку в свободном полосатом халате. Тот стоял на пристани, выкрикивая приказы ленивой троице босоногих матросов на борту старой грязной шаланды.

– Твоя лодка? – спросил Спархок.

– И что из этого?

– Она идет в наем?

– Смотря сколько заплатишь.

– Не бойся, сговоримся. Сколько дней ты идешь до Дабоура?

– Три или четыре дня, в зависимости от ветра и от цены, – одноглазый оценивающе поглядел на Спархока и его спутников. Его угрюмое лицо растянулось в сладкой улыбке. – Может быть, мы поговорим о цене, уважаемый господин.

Спархок попытался было для виду поторговаться, а потом полез в полный кошелек, который вручил ему перед их уходом Воррен, и вложил в испачканную руку речного капитана серебряк. Единственный глаз того хищно заблестел при виде набитого монетами кошелька.

Они взобрались в шаланду и привязали лошадей посередине, а матросы уже отвязали лодку от пристани, отдав ее на волю течения и принялись поднимать единственный косой парус. Течение в реке было довольно медленно, и крепкий ветер с Арсианского залива легко толкал суденышко против течения.

– Будьте осторожны, – прошептал Спархок Сефрении и Кьюрику, когда они расседлывали своих лошадей. – Похоже, наш капитан не прочь будет поживиться на наш счет, и не упустит возможности получить больше, чем просто плату за проезд. – Он направился на корму, туда, где одноглазый сидел на румпеле. – Держись как можно ближе к берегу, – сказал Спархок.

– Это еще зачем? – одинокий глаз капитана стал настороженным.

– Моя сестра боится открытой воды, – сымпровизировал Спархок. – Раз я сказал, так делай как сказано.

– Ты платишь, – пожал плечами капитан. – Я сделаю, как ты хочешь.

– А по ночам ты идешь или останавливаешься?

Капитан покачал головой.

– Слишком много коряг и подводных камней на мой вкус. Нет, я останавливаюсь по ночам, когда стемнеет.

– Хорошо, я люблю осторожность. Это делает путешествие безопасней, что немаловажно, – Спархок раскрыл плащ, чтобы показать кольчугу и тяжелый меч, висевший на поясе. – Ты понимаешь, что я хочу сказать?

На лице капитана отразилась досада.

– Ты не имеешь права угрожать мне на моем корабле! – зашумел он.

– Как ты сказал, я плачу. А мне что-то не нравится твоя команда, капитан, да и твое лицо не внушает доверия.

– Не нужно обижать так бедного лодочника, – угрюмо сказал одноглазый.

– Если я ошибся, я попрошу у тебя прощения – позднее. У нас есть с собой кое-какие ценности, и мы бы хотели сохранить их. Я и мои спутники будем спать на носу, а ты со своими матросами – на корме. Надеюсь, ты не сочтешь это за особую обиду?

– Уж больно ты осторожен, нет?

– Смутные времена, приятель, смутные времена. Так что, когда мы пристанем на ночь к берегу, предупреди своих людей, чтобы они держались поближе к корме и не разгуливали во сне. Мало ли что может случиться, а у меня чуткий сон, – он развернулся и отошел от капитана.

По обоим берегам реки над водой нависала буйная тропическая растительность, но холмы, поднимающиеся над узкой речной долиной были голыми и бесплодными, единственным их украшением служили разбросанные там и тут скальные обломки. Спархок и его друзья сидели на носовой палубе, неусыпно следя за капитаном и его оборванной командой и стараясь не упустить любых признаков необычной погоды.

Флейта разместилась верхом на бушприте, наигрывая что-то на свирели, а Спархок вел тихую беседу с Сефренией и Кьюриком. Сефрения была уже знакома со здешними обычаями, поэтому наставления Спархока касались в основном оруженосца. Он предупреждал его о многих условностях, несоблюдение которых могли здесь счесть за личное оскорбление, и о других, которые могли посчитать святотатством.

– И кто придумал эти идиотские правила? – не переставал удивляться Кьюрик.

– Эшанд, – ответил Спархок. – Он был сумасшедший, а сумасшедшие особенно любят всякие бессмысленные ритуалы.

– Есть еще что-нибудь?

– Да. Если ты случайно повстречаешься с какой-нибудь овцой, тебе следует почтительно уступить ей дорогу.

– А ну-ка, повтори, – недоверчиво сказал Кьюрик.

– Это очень важно, Кьюрик.

– Ты что, издеваешься?

– Да нет же, я серьезен, как никогда. Эшанд в юности был пастухом и приходил в бешенство, когда кто-то проезжал через его стадо. Когда он пришел к власти, он заявил, что Богом ему открыто, будто овца – священное животное, и что каждый должен уступать ей дорогу.

– Бред какой-то, Спархок! – возмутился Кьюрик.

– Конечно, но здесь это закон.

– Странно, как откровения эленийского Бога всегда совпадают с суевериями его пророков, – прошептала Сефрения.

– Они хоть что-то делают как нормальные люди? – поинтересовался Кьюрик.

– Не многое.

С заходом солнца одноглазый капитан пришвартовал свою шаланду и вместе с командой расстелил соломенную циновку на корме. Спархок поднялся, вышел на середину суденышка и положил руку на шею Фарэна.

– Будь настороже, – шепнул он на ухо своему коню. – Если кто вздумает бродить тут, дай мне знать.

Фарэн оскалил зубы и повернулся мордой к корме. Спархок одобрительно похлопал его по крупу и отправился обратно на нос.

Он, Сефрения и Кьюрик поужинали хлебом и сыром и расстелили свои одеяла на палубе.

– Спархок, – позвал Кьюрик, когда они улеглись.

– Да, Кьюрик.

– Я тут кое-что подумал. Много людей входит и выходит из Дабоура?

– Обычно да. Когда Эрашам в городе, туда стекается множество паломников.

– Вот я и думаю, может нам будет лучше выйти из лодки где-то за лигу от Дабоура и пристать к какой-нибудь кучке пилигримов.

– Ты успеваешь подумать обо всем, Кьюрик.

– За это ты меня и держишь, Спархок. Рыцарям ведь некогда бывает подумать о простых вещах, вот тут-то их и выручают оруженосцы.

– Я ценю это, Кьюрик.

– Нет, нет. Не стоит благодарности.

Ночь прошла без событий. На рассвете матросы отвязали шаланду, и лодка поплыла дальше вверх по реке. Утром этого дня они проплыли мимо приречного городка Кодл. По реке между ним и Дабоуром сновало множество суденышек, движение было не особенно организованно, и лодки то и дело сталкивались, и тогда над рекой повисали истошные вопли и ругань матросов.

В полдень четвертого дня путешествия Спархок отправился на корму поговорить с хозяином судна.

– Мы уже близко от города? – спросил он.

– Осталось лиг пять, – ответил капитан, с силой ворочая румпель, чтобы избежать столкновения с двумя встречными лодками. – Паршивый выродок трехногого осла! – закричал он рулевому на одной из них.

– Чтоб твоей матери обрасти бородавками! – не остался в долгу тот.

– Я хочу сойти на берег до того, как мы войдем в город. Мы хотим немного осмотреться перед тем как встретиться с последователями Эрашама.

– Тут ты прав. Да я и чувствую, что вы сюда не с добром приехали, а я не хочу ввязываться ни в какие истории.

– Вот и хорошо, мы оба будем довольны.

Через некоторое время капитан подвел шаланду к берегу.

– Ну вот, – сказал он, – это самое близкое к городу место, куда я могу вас доставить. Дальше берег становится болотистым.

– А далеко отсюда до Дабоура?

– Мили четыре, может пять.

– Ну что ж, путь не дальний.

Матросы перекинули с борта на песчаный берег мостки и Спархок со своими спутниками свели лошадей и мула с шаланды. Как только они оказались на берегу, матросы втащили трап на борт и оттолкнули лодку от берега. Капитан вывел лодку на середину реки и суденышко поплыло вниз по реке.

– Тебе не полегчало? – спросил он Сефрению, лицо которой все еще не покинула печаль смертельной усталости, и только круги под глазами стали поменьше.

– Я чувствую себя прекрасно, Спархок, – заверила она его.

– А если мы потеряем еще нескольких братьев, тебе, наверно, будет совсем туго?

– Точно сказать не могу, я еще ни разу не была в такой ситуации. Но давай-ка поскорее отправимся в Дабоур и попробуем поговорить с доктором Тэньином.

Они продрались сквозь прибрежный кустарник и вскоре выехали на идущую вдоль берега дорогу на Дабоур. На ней были и другие путешественники, по большей части завернутые в черные плащи кочевники, в чьих глазах горели безумные огоньки. Однажды им пришлось уступить дорогу отаре овец. Пастухи, восседавшие на мулах, поглядывали на них высокомерно, стараясь со своим стадом занять всю ширину пути. Видно было, что они настороженно ожидают, что кто-то будет чинить им препятствия.

– Я не слишком люблю овец, – заметил Кьюрик, – а уж пастухов еще меньше.

– Не вздумай показать это, – посоветовал ему Спархок.

– Однако они поедают кучу баранины?

Спархок кивнул.

– А это не святотатство – забивать и есть священное животное?

– Последовательность не присуща рендорскому строю мысли.

Когда овцы наконец прошли, Флейта поднесла к губам свирель и извлекла из нее несколько визгливых нот. У нескольких овец в глазах вспыхнуло неистовое пламя, они дико забрыкались и припустили в сторону от дороги в пустыню. Пастухи всполошились и, нахлестывая мулов, кинулись за ними в погоню.

– Перестань, – сказала Сефрения Флейте.

– Ты знаешь, случилось как раз то, о чем я перед этим подумал, – с удивлением проговорил Кьюрик.

– А я совсем не удивлен, – ответил Спархок.

– Мне и правда очень нравится эта малышка, – широко ухмыльнулся оруженосец.

Они присоединились к толпе пилигримов, направляющихся по дороге в Дабоур. Наконец за очередным плавно изогнутым гребнем холма перед ними открылся Дабоур. Город состоял из обычных рендорских беленых глинобитных домишек, тесно жмущихся едва ли не на головах друг у друга поближе к реке, а вокруг города раскинулось целое море черных палаток кочевников.

Спархок, прикрыв рукой от солнца глаза, осмотрел город.

– Загоны для скота, идущего на продажу, находятся где-то на восточной окраине, – сказал он. – Где-то там мы сможем найти Перрейна.

Они начали спускаться с холма немного в сторону от дороги, стараясь избегать домов и палаток. Но мимо палаток проехать все же пришлось – они преграждали им путь к загонам для скота. Тут им преградил путь бородатый кочевник с тяжелым бронзовым медальоном на груди.

– Куда вы едете? – грозно спросил он, величественно махнув рукой. В ответ на его жест из-за палаток высыпало с дюжину одетых в черное людей с длинными копьями в руках.

– У нас торговое дело на скотных дворах, уважаемый господин, – спокойно ответил Спархок.

– О, правда? – усмехнулся бородач. – Я что-то не вижу с вами никакого скота. – Он самодовольно оглядел своих копейщиков, приглашая их подивиться своей проницательности.

– Стадо гонят позади, уважаемый господин. А мы выехали вперед, чтобы заранее сторговаться.

Человек с медальоном сдвинул брови над переносицей и задумался, ища к чему бы придраться.

– Вы знаете, кто я такой? – спросил он в конце концов.

– Боюсь, что нет, уважаемый господин, – извинился Спархок. – Небо не дало мне счастья быть знакомым с вами.

– Ты, видно, считаешь себя очень умным, – прорычал бородач. – Твои льстивые слова не обманут меня!

– Я и не хотел этого сделать, – ответил Спархок. В голосе его почувствовалось напряжение. – Я только хотел быть вежливым.

– Я Ульсим, любимый ученик святого Эрашама! – заявил бородач, ударяя себя кулаком в грудь.

– Большое счастье для бедного торговца встретить вас, – сказал Спархок, кланяясь в седле.

– И это все, что ты скажешь? – завопил Ульсим, выпучив свои и без того выпученные глаза.

– Я польщен, господин мой Ульсим. Я и надеяться не смел встретить такого прославленного человека.

– Я здесь не для того, чтобы встречать тебя, скотина, а для того, чтобы взять вас под стражу. А ну, слезайте с лошадей!

Спархок посмотрел на него долгим взглядом, оценивая положение, и спрыгнул со спины Фарэна, а потом помог спешиться Сефрении.

– О чем это все, Спархок? – спросила она, снимая с седла Флейту.

– Я так думаю, что он просто мелкая сошка, пытающаяся показать свою значимость. Давай пока не будем ничего предпринимать, а будем делать, что он говорит.

– Отведите этих пленников в мой шатер, – как-то рассеянно произнес Ульсим. Видимо «любимый ученик» не очень-то соображал, что ему делать дальше.

Копейщики окружили их и повели к шатру, на верхушке которого болтался флажок из темно-зеленого полотна. Грубо затолкав Спархока, Сефрению и Кьюрика в шатер, копейщики опустили тяжелое шерстяное одеяло, прикрывающее вход.

– Неотесанное дурачье, – презрительно пробормотал Кьюрик. – Они держали свои пики словно это пастушеские посохи, и даже не догадались обыскать нас.

– Может, и дурачье, – мягко сказала Сефрения, – но все же мы у них в плену.

– Ненадолго, – проворчал Кьюрик, доставая свой кинжал. – Я сейчас прорежу сзади шатра дыру, и мы выберемся отсюда.

– Нет, – сказал Спархок. – Через минуту по нашим следам будет мчаться целая орда.

– Что ж нам теперь, так и сидеть здесь? – раздраженно спросил Кьюрик.

– Предоставь это дело мне.

Через некоторое время одеяло откинулось и в шатер вошел Ульсим, а за ним еще двое.

– Я хочу знать твое имя, скотник, – надменно проговорил он.

– Меня зовут Махкра, господин Ульсим, – смиренно ответил Спархок. – А это моя сестра, ее дочь и мой слуга. Могу ли я спросить, почему господин задержал нас?

Ульсим прищурился.

– Есть такие, кто отказывается подчиниться власти святого Эрашама, – объявил он. – Я Ульсим, его любимый ученик, ловлю этих отступников и посылаю к столбу, на сожжение. Святой Эрашам полностью доверяет мне.

– Неужели они еще остались? – удивился Спархок. – Я думал, все враги святого Эрашама уже давно мертвы.

– Нет, их еще много! – взвизгнул Ульсим. – Еще много отступников в пустыне и в городах, и Ульсим не сомкнет глаз, пока последний не будет предан пламени!

– Но вам не из-за чего подозревать меня и моих спутников, господин Ульсим, – заверил его Спархок. – Мы почитаем Бога, и молимся, как подобает.

– Это слова, Махкра. А можешь ли ты доказать, что у тебя законное дело в священном городе? – Бородач самодовольно посмотрел на своих сопровождающих.

– Как же, господин Ульсим, могу. Мы приехали к торговцу скотом по имени Меррелик. Вы может быть, знаете его?

– Что могу иметь общего я, любимец святого Эрашама, с обычным скототорговцем? – напыжившись от важности вопросил Ульсим.

Один из прихвостней «любимца» поклонился вперед, и что-то прошептал на ухо Ульсиму. Самоуверенное выражение сползло с лица бородача и в глазах его мелькнул испуг.

– Я пошлю к нему, – нехотя сказал он, – если он подтвердит твои слова, я отпущу тебя, если нет, я отведу тебя на суд к самому святому Эрашаму.

– Как пожелает господин Ульсим, – поклонился Спархок. – Пусть посланец скажет, что здесь Махкра с приветом от его матушки. Он тотчас же сам придет сюда.

– Что ж, надейся, Махкра, – угрожающе произнес Ульсим и повернулся к своему человеку, который шептал ему на ухо перед этим. – Ступай разыщи Меррелика, передай ему слова Махкры и скажи, что я Ульсим, любимый ученик святого Эрашама, приказываю ему явиться сюда.

– Слушаюсь, властительнейший, – ответил тот и выбежал из шатра. Ульсим посмотрел на Спархока и вместе со своим оставшимся прихвостнем покинул шатер.

– Спархок, у тебя по-прежнему на поясе меч! – возмутился Кьюрик. – Почему бы тебе было не очистить свет от этого пустозвона? А я бы занялся остальными двумя.

– Зачем? – пожал плечами Спархок. – Я знаю Перрейна достаточно, будь уверен, он сумел сделать себя необходимым Эрашаму. Он скоро явится и поставит на место этого Ульсима, любимого ученика Святого Эрашама.

– Тебе не кажется, что ты играешь с огнем, Спархок? – спросила Сефрения. – А что, если Перрейн не знает имени Махкра? Ты ведь жил в Джирохе, а он здесь, в Дабоуре.

– Он может не знать имени, под которым я жил в Рендоре, но он не может не знать тебя, Матушка. Это наш очень старый пароль. Пандионцы уже много лет используют его.

– Я, конечно, очень польщена, – сказала она, – но почему никто не сказал об этом мне?

Спархок удивленно посмотрел на нее.

– А мы думали, что ты знаешь…

Примерно через четверть часа мрачный худой человек в полосатом халате и сопровождавший его Ульсим вошли в шатер. На этот раз на лице Ульсима застыла раболепная улыбка, выпуклые глаза беспокойно бегали.

– Это тот самый человек, о котором я говорил, почтеннейший господин Меррелик, – пролебезил он.

– А, Махкра! – сказал худой человек, подходя ближе и пожимая руку Спархоку. – Рад видеть тебя снова. В чем здесь дело?

– Небольшое недоразумение, Меррелик, – ответил Спархок, легко поклонившись своему брату-пандионцу.

– Ну теперь, я думаю, все в порядке. – Перрейн повернулся к любимому ученику, – не так, ли, Ульсим?

– К… конечно, почтенный господин мой, – запинаясь произнес побледневший бородач.

– Как посмел ты задержать моих друзей? – вкрадчиво спросил Перрейн.

– Я… я лишь преданный… слуга Святого Эрашама, и пытаюсь защитить его…

– Неужто? А он просил тебя об этом?

– Нет, то есть да, то есть не то, чтобы меня, но… – Ульсим сник.

– Тебе известно, что думает Эрашам о тех, кто действует без его на то воли? Многие из них потеряли свои головы.

Ульсим затрясся.

– Ну, я думаю, он простит тебя, если я расскажу об этом случае. Ведь ты же его любимейший ученик… Что-нибудь еще, Ульсим?

Побелевший от страха Ульсим затряс головой.

– Тогда мы с моими друзьями пойдем, – сказал Перрейн и повел их прочь из шатра.

Пока они ехали через палаточный лагерь, раскинувшийся вокруг Дабоура, Перрейн со знанием дела рассуждал о том, как плохо теперь обстоят дела с торговлей скотом. А между хаотично раскиданных шатров носились ватаги грязных голых детей, и худые скучающие собаки поднимались из тени каждого шатра, чтобы, лениво полаяв на проезжающих, снова свалиться в прохладный песок в тени.

Наконец они подъехали к дому Перрейна. Он стоял на расчищенном участке земли за палаточным лагерем и представлял собою кубическое глыбообразное строение.

– Прошу, почтите мой дом, – воскликнул Перрейн, – и расскажите мне поподробнее об этом пастухе.

Они вошли. Внутри было сумрачно и прохладно, весь дом представлял собой единственную комнату. С одной стороны были неприхотливые кухонные принадлежности, с другой стороны – кровать. Несколько больших кувшинов из ноздреватой глины висели на потолочных балках, сочась мелкими капельками влаги, которая падая собиралась в лужи на каменном полу. Посреди комнаты стоял стол и две скамьи.

– Здесь не слишком роскошно, – извинился Перрейн.

Спархок бросил многозначительный взгляд на окно в противоположной стене дома, которое показалось ему не совсем прикрытым.

– Здесь можно говорить спокойно? – тихо спросил он.

Перрейн рассмеялся.

– Конечно, Спархок. Я сам посадил терновый куст под этим окном, и собственноручно его поливаю. Ты будешь поражен, когда увидишь, каким здоровенным он вымахал и какие длинные у него шипы. А ты прекрасно выглядишь, мой друг. Ведь мы не виделись еще с послушнических времен. – Перрейн говорил с легким акцентом – в отличие от большинства пандионцев он не был эленийцем, а пришел откуда-то из срединной Эозии. Спархоку он всегда нравился.

– Похоже, ты научился здесь говорить, Перрейн, – сказала Сефрения, – а раньше всегда был таким молчуном.

Перрейн улыбнулся.

– Это из-за моего выговора, Матушка. Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. – Он взял обе ее руки и поцеловал их ладони, потом испросил благословения.

– А Кьюрика ты помнишь? – спросил Спархок, когда Сефрения благословила Перрейна.

– Конечно, – ответил тот. – Он же обучал меня обращаться с копьем. Здравствуй Кьюрик. Как Эслада?

– Чудесно, сэр Перрейн. Я расскажу ей, что вы ее помните. Вы не объясните, что все это означало, я имею в виду этого индюка Ульсима.

– Он один из подхалимов, которые называют себя слугами Эрашама.

– Он и правда любимый ученик?

Перрейн презрительно фыркнул.

– Я сомневаюсь, что Эрашам хотя бы подозревает о его существовании, а тем более знает его имя. Ибо бывают дни, когда он и собственного вспомнить не может. Да тут куча таких Ульсимов, любимых учеников, которые бродят, мешая жить честным людям. Скорее всего наш пучеглазый друг уже где-нибудь в пустыне, миль за пять, да еще скачет во весь опор. Эрашам строг с теми, кто преступает ту маленькую власть, которую он даровал им. Давайте присядем.

– Но как тебе удалось добиться здесь такого влияния, Перрейн? – спросила Сефрения. – Ульсим так перепугался, будто ты по меньшей мере король.

– Это вовсе не трудно. Мое влияние зиждется на гастрономии. У Эрашама после долгих лет подвижничества осталось только два зуба, а я каждую неделю посылаю ему изрядный кусок нежнейшей молочной телятины, как знак молчаливого почтения. А старики – они ведь заботятся о своем желудке, и Эрашам испытывает ко мне особую благодарность за это. А люди вокруг него не слепые, они считают меня любимцем Эрашама. Ну а теперь, может быть, вы расскажите, что привело вас в Дабоур?

– Нам необходимо поговорить здесь с одним человеком, и не привлекая к этому постороннего внимания, – ответил Спархок.

– Мой дом в вашем распоряжении, уж извините, такой, какой есть, – усмехнулся Перрейн. – А что это за человек?

– Медик по имени Тэньин, – сказала Сефрения, приподнимая покрывало с лица.

Перрейн внимательно посмотрел на нее.

– Ты и правда выглядишь нездоровой, Сефрения, но неужели не нашлось врача в Джирохе?

Сефрения улыбнулась.

– Это не для меня, Перрейн. Это совсем для другого дела. Так ты знаешь этого Тэньина?

– Каждый в Дабоуре знает его. Он снимает комнаты за аптекарской лавкой на Главной площади. Ходят слухи, что он занимается магией, и теперь здешние фанатики пытаются поймать его за этим.

– Видимо нам стоит прогуляться до этой площади, – сказал Спархок.

Перрейн кивнул.

– Только лучше сделать это когда стемнеет. Мне тоже пойти с вами?

– Нет, лучше мы с Сефренией отправимся одни, – ответил Спархок. – Тебе ведь жить здесь, а нам нет. Раз Тэньин находится под подозрением, посещение его может поставить под угрозу твое положение в Дабоуре.

– Держись подальше от всяких темных проулков, Спархок, – проворчал Кьюрик.

Спархок поманил к себе Флейту, и она послушно подошла к нему. Он положил руки на ее плечики и посмотрел ей в глаза.

– Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Кьюриком, – сказал он.

Девочка посмотрела на него мрачно и состроила гримасу.

– Перестань, и слушай меня. Я говорю серьезно.

– Лучше просто попроси ее, Спархок, – посоветовала Сефрения. – Не пытайся ей приказывать.

– Пожалуйста, Флейта, – умоляюще проговорил Спархок. – Пожалуйста, останься здесь.

Флейта улыбнулась, сложила руки перед собой и сделала реверанс.

– Вот видишь, как это легко, – улыбнулась Сефрения.

– Ну, раз у нас еще есть время, я приготовлю что-нибудь поесть, – сказал Перрейн, поднимаясь.

– А вы знаете, что все ваши кувшины протекают, сэр Перрейн? – сказал Кьюрик, указывая на лужи на полу под сосудами.

– Да, конечно. Это создает некоторый беспорядок на полу, зато помогает поддерживать здесь прохладу, – он подошел к очагу и принялся копаться среди своей кухонной утвари. Затем развел в очаге костер из сухих шаров перекати-поля. Повесив над огнем котелок, он взял большой чугунный горшок и налил туда масло. Устроив горшок прямо на горящих угольях, Перрейн достал из большого прикрытого сосуда несколько кусков мяса. Когда масло закипело и забулькало, он бросил в горшок мясо. – К сожалению, сегодня у меня только баранина, – извинился он. – Я не ожидал гостей. – В горшок были насыпаны всевозможные приправы, а потом Перрейн расставил на столе тяжеловесные тарелки. Вернувшись к очагу Перрейн извлек из какого-то небольшого сосуда горсть чаю, бросил его в кружку и залил кипящей водой из котелка. – Для тебя, Матушка, – с улыбкой сказал, передавая Сефрении кружку.

– Как чудесно! – сказала Сефрения. – Ты такой милый, Перрейн.

– Я живу, чтобы служить тебе, – ответил Перрейн. Потом он принес свежего инжира, головку сыра, а посреди стола водрузил горшок с дымящимся жарким.

– Перрейн, да в тебе, оказывается, были скрыты огромные таланты! – воскликнул Спархок.

– Я привык обходиться без слуги и готовить сам. Здесь нельзя доверять чужим людям, – Перрейн сел за стол. Все принялись воздавать должное его кулинарному искусству. – Будь осторожен здесь, Спархок, – предупредил он. – У последователей Эрашама туго с мозгами и они одержаны мыслью схватить любого, кто совершит хоть малейший проступок. Эрашам проповедует каждый вечер, и каждый раз пытается придумать какой-нибудь новый запрет.

– И что он запретил в последний раз?

– Убивать мух. Он говорит, что они посланцы Всевышнего.

– Ты шутишь?

Перрейн пожал плечами.

– Он просто перебрал уже все, что можно. А запреты надо продолжать. Вот и… съешь еще кусок?

– Спасибо, Перрейн, нет, – сказал Спархок, взяв вместо этого горсть инжиру. – Один кусок баранины – это мой предел.

– В день?

– Нет, в год.