Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 98 страниц)

– Кто командует ими? – спросила Бетуана.

– Какая-то огромная уродливая тварь, Бетуана-королева, – ответила разведчица. – Люди-звери, которые окружают ее, ростом выше любого атана, но они едва доходят ей до пояса. Там есть еще и стирики – я насчитала восемь.

– Есть среди них седобородый стирик? – напряженно спросила Сефрения.

– Таких два. Один – худой, другой – толстый. Худой держится рядом с уродливой тварью.

– Это Заласта, – угрюмо сказала она.

– Сефрения, – твердо сказал Вэнион, – я хочу, чтобы ты мне кое-что обещала.

– Ты можешь хотеть чего угодно, Вэнион, – едко ответила она, зловеще сплетая пальцы.

– Ты был прав, Спархок-рыцарь, – со слабой усмешкой заметил Энгесса. – Когда минувшей зимой мы подъезжали к Сарсосу, ты сказал, что Сефрения двухсот футов ростом. Когда лучше узнаешь ее, она и вправду вырастает. Не хотел бы я сейчас поменяться местами с Заластой.

– Да, – согласился Спархок, – это была бы не лучшая идея.

– Может, согласишься хотя бы подумать, прежде чем сцепиться с Заластой? – умоляюще проговорил Вэнион. – Хотя бы ради меня. Я умираю, когда ты в опасности.

Сефрения улыбнулась ему.

– Это очень мило, Вэнион, но сейчас опасность грозит отнюдь не мне.

И тут они услышали – глухой размеренный топот сотен ног, в такт ударявших по земле, топот, который сопровождался низким звериным рычанием. Затем топот и рык вдруг резко оборвались, и разнесся пронзительный переливчатый вой множества глоток, словно ввинчиваясь дрожью в стылый воздух.

– Кринг! – рявкнул Улаф. – Поехали, посмотрим! – И два всадника с места сорвались в галоп по побитому инеем лугу.

– Что это? – спросил Вэнион.

– Дурные новости, – возбужденно ответил Келтэн. – Мы слышали этот топот и прежде. По пути в Земох мы столкнулись с существами, которых Сефрения назвала «древними людьми». Тролли по сравнению с ними – новорожденные щенята.

– И у Троллей-Богов нет над ними никакой власти, – мрачно добавила Сефрения. – Боюсь, нам придется отступить.

– Ни за что! – рявкнула Бетуана. – Я больше не побегу – ни от кого и ни от чего! С меня довольно унижений! Я и мои атаны погибнем здесь, если придется!

Улаф и Кринг вернулись с одинаково озадаченным выражением на лицах.

– Это самые обычные тролли! – воскликнул Улаф. – Но они топают ногами, рычат и воют, в точности, как древние люди!

Флейта вдруг залилась хохотом.

– Что тебя рассмешило? – осведомился Телэн.

– Киргон, – ответила она. – Я знала, что он тупица, но чтобы настолько… Он не в состоянии отличить троллей от древних людей. Он принуждает троллей вести себя так, как вели себя их предки, но с троллями такое не пройдет. Он только приводит их в смятение. Давай двинемся им навстречу, Спархок! Я хочу своими глазами видеть, как лицо Киргона растрескается на мелкие кусочки и осыплется с черепа! – И она ударила испачканными травяным соком пятками по бокам Телэнова коня, вынуждая остальных последовать за ними.

Они въехали на вершину пологого холма и придержали коней. Тролли были почти в миле отсюда. Они двигались вперед по высокой траве, рассыпавшись длинными неровными цепями, и на ходу топали ногами, сопровождая топот мерным низким рычанием. В центре этой косматой орды, волоча ноги, двигался гигант, разительно схожий с Гхворгом, богом убийства. На ходу он молотил по смерзшейся земле огромной, обитой железом дубиной.

Чудовище окружали одетые в белое стирики, и Спархок отчетливо разглядел, что справа от Киргона идет Заласта.

– Киргон! – закричала Афраэль. Голос ее прозвучал сокрушительно громко. Затем она перешла на язык, который лишь отчасти был похож на стирикский, хотя в нем смутно угадывались обрывки эленийских и тамульских слов, не говоря уж о полудюжине других наречий.

– Что это за язык? – спросила Бетуана.

– Сие есть язык богов, – ответил ей Вэнион ровным, слегка безжизненным голосом, как всегда, когда им завладевал Беллиом. – Богиня-Дитя осыпает Киргона насмешками. – Вэнион слегка запнулся. – Сдается мне, Сефрения, что неразумно поступила ты, дозволив своей Богине слишком долго пребывать среди эленийцев. Воистину, в проклятиях и оскорблениях искушена она более, нежели пристало столь юному существу.

– Афраэль трудно назвать юной, Голубая Роза, – ответила Сефрения.

Слабая усмешка тронула губы Вэниона.

– Для тебя, само собою, это так. Для меня, однако, твоя якобы древняя богиня не более чем лепечущий младенец.

– Не вредничай, – пробормотала Афраэль. И продолжала осыпать ругательствами и оскорблениями Киргона, который уже был вне себя от ярости.

– Слышишь ты сейчас мысли Заласты, анара? – спросил Келтэн.

– Весьма ясно, сэр рыцарь, – ответила Ксанетия.

– Он хоть сколько-нибудь подозревает, что мы собираемся проделать?

– Нет. Уверен он, что победа уже в его руках. Афраэль прервала на середине очередное ругательство.

– Давайте-ка разочаруем его, – сказала она. – Освободи Троллей-Богов, Спархок!

– Ежели будет на твое желание, Голубая Роза, – вежливо проговорил Спархок, – избавься от непрошеных своих обитателей.

– С великой радостью, Анакха, – ответил Беллиом с нескрываемым облегчением.

На сей раз Троллей-Богов не окружало голубое сияние. Они предстали во всей своей сомнительной красе, и Спархок с трудом подавил приступ отвращения.

– Иди к своим детям, Гхворг! – велела Афраэль на языке троллей. – Киргон украл твой облик, и твое право причинить ему боль за это.

Гхворг согласно взревел и бросился вниз с холма, а за ним по пятам мчались прочие Тролли-Боги.

Поддельный Гхворг ошеломленно воззрился на холм, с которого неумолимо несся на него Гхворг настоящий. А затем пронзительно завопил, корчась от боли.

– Значит, то же самое происходит и с богами? – спросил у Флейты Телэн. – Вам так же больно, как и людям, когда разрушают ваше заклятие?

– Гораздо больнее, – почти промурлыкала она. – Мозг Киргона сейчас охвачен огнем.

Тролли тоже таращились в изумлении на своих так внезапно возникших богов. Косматый гигант, застывший рядом с корчащимся в немыслимых муках Киргоном, почти неосознанно протянул лапу, схватил визжащего стирика и оторвал ему голову. Отшвырнув голову прочь, он принялся пожирать все еще содрогающееся тело.

Киргон визжал и корчился, и семеро оставшихся стириков рухнули наземь, точно подрубленные. Личина ложного Гхворга исчезла бесследно, и теперь Киргон был самим собой – гигантским бесформенным шаром бледного слепящего света.

Афраэль презрительно фыркнула.

– В этом весь Киргон, – заметила она. – Он утверждает, будто слишком горд, чтобы принимать человеческий облик. Лично я подозреваю, что он попросту слишком неуклюж. Скорее всего, он приладил бы голову вверх подбородком или обе руки с одной стороны. – И она пронзительно выкрикнула несколько ликующих ругательств.

– Афраэль! – воскликнула потрясенная Сефрения.

– Эти я приберегала для особых случаев, – извинилась Богиня-Дитя. – Ты не должна была услышать их от меня.

Пламенеющий свет Киргона исступленно бился и трепетал, то разгораясь, то угасая в такт терзавшим его мукам.

– Что сейчас чувствует Заласта? – с жадностью спросила Сефрения у Ксанетии.

– Воистину, нет у меня слов, дабы описать его боль, – ответила анара.

– Дорогая, дорогая сестра! – ликующе воскликнула Сефрения. – Ты и представить не можешь, как ты меня обрадовала!

– Тебе когда-нибудь удастся ее укротить? – спросил Спархок у Вэниона.

– Боюсь, что не сразу, – озабоченно ответил тот.

Корчащийся огненный шар, которым был Киргон, вдруг приподнялся, взмахнул громадной огненной рукой – и примерно в полумиле позади троллей вдруг засверкали доспехи бесчисленного войска.

– Он призвал киргаев! – закричал Халэд. – Надо что-то делать, и поскорее!

– Гхворг! Шлии! – прорычал Вэнион голосом Беллиома. – Киргон призвал своих детей! Пусть ваши дети пожрут их!

Тролли-Боги, сделавшись еще громаднее, повелительно взревели, обращаясь к своим распростертым ниц почитателям. Тролли кое-как поднялись, обернулись и голодными глазами уставились на приближавшихся к ним киргаев из далекого прошлого. А затем с оглушительным ревом бросились к пиршественному столу, который так щедро накрыл для них Киргон.

Элана устала. Это был один из тех утомительных дней, когда дел так много, что не успеешь покончить с одним, как уже наваливается другое. В сопровождении Миртаи, Алиэн и Мелидиры она удалилась в королевскую опочивальню, чтобы приготовиться ко сну. Даная брела за ними, волоча за заднюю лапу Ролло и зевая вовсю.

– Император сегодня был не в духе, – заметила Мелидира, закрывая за ними дверь.

– У Сарабиана сейчас чересчур натянуты нервы, – ответила Элана, присаживаясь у туалетного столика. – Судьба всей его империи зависит от того, что удастся сделать на севере Спархоку и остальным, а он даже не может узнать, что там происходит.

Даная вновь зевнула и свернулась калачиком в кресле.

– Где твоя кошка? – спросила у нее Элана.

– Где-то бродит, – сонно ответила Даная.

– Проверь мою постель, Миртаи, – распорядилась Элана. – Я не люблю посреди ночи обнаруживать под одеялом маленький меховой сюрприз.

Миртаи похлопала по королевскому ложу, осененному балдахином, потом опустилась на колени и принялась заглядывать под мебель.

– Ее нигде не видно, Элана, – сообщила она.

– Найди ее, Даная, – сказала королева.

– Но, мама, я хочу спать.

– Чем раньше ты отыщешь свою кошку, тем скорее уляжешься в постель. Найди ее, прежде чем она опять удерет из замка. Пойди с ней, Миртаи. Когда отыщете кошку, уложи Данаю в постель и поищи Стрейджена либо Кааладора. Один из них должен был сообщить мне, что сегодня вечером происходит в кинезганской посольстве, и я хотела бы услышать это до того, как отойду ко сну. Я вовсе не желаю, чтобы они стучались в мою дверь посреди ночи.

Миртаи кивнула.

– Пойдем, Даная, – сказала она.

Принцесса вздохнула, выбралась из кресла и, поцеловав мать, вслед за золотокожей великаншей вышла из комнаты.

Алиэн принялась расчесывать волосы королевы. Элана любила это занятие. Было в этом сонное, почти чувственное наслаждение, которое позволяло ей расслабиться. Она весьма тщеславно относилась к своим волосам – густым, тяжелым, ослепительно светлым. Их цвет ошеломлял черноволосых тамульцев, и Элана знала, что стоит ей войти в комнату – и все взгляды тотчас устремляются на нее.

Они вели неспешный разговор – обычный разговор женщин, готовящихся ко сну.

Затем в дверь вежливо постучали.

– О Господи, – сказала Элана. – Мелидира, взгляни, кто там.

– Слушаюсь, ваше величество, – баронесса поднялась и подошла к двери. Открыв ее, она обменялась несколькими словами с теми, кто стоял за дверью. – Там четверо пелоев, ваше величество, – сообщила она. – Говорят, что у них известия с севера.

– Впусти их. – Элана обернулась к двери.

Человек, вошедший в комнату, не слишком походил на пелоя. На нем была обычная для пелоев кожаная облегающая одежда, у пояса висела сабля, и голова у него была обрита на пелойский манер – но лицо у него было смуглым, а обритая макушка – бледной, как рыбье брюхо. Что-то здесь было не так.

Лицо вошедшего вторым украшала черная, тщательно подстриженная борода. Он был бледен и показался Элане странно знакомым.

Последние двое тоже были в пелойской одежде и с обритыми головами – но это уж точно были не пелой. Один из них был Элрон, астелиец-рифмоплет, а другой, с мешками под глазами, подвыпивший, – не кто иной, как Крегер.

– А, – сказал он слегка заплетающимся языком, – как приятно видеть вас снова, ваше величество.

– Как ты сюда попал, Крегер? – спросила она.

– Ничего проще, Элана, – ухмыльнулся он. – Тебе стоило бы оставить для охраны парочку Спархоковых рыцарей. Рыцари церкви куда наблюдательней, чем тамульские солдаты. Мы оделись пелоями, обрили головы, и никто на нас даже не глянул. Элрон, правда, прикрыл лицо плащом, когда твоя баронесса открыла нам дверь – просто предосторожности ради, – но на самом деле все прошло куда как гладко. Ты ведь знакома с Элроном, верно?

– Смутно припоминаю, а ты, Мелидира?

– Пожалуй да, ваше величество, – отозвалась золотоволосая девушка. – Это, случайно, не тот бездарный писака, с которым мы познакомились в Астеле? Тот, одержимый манией величия? Впрочем, я с большим трудом могла бы назвать поэзией те жестокости, которые он вытворяет с родным языком.

Лицо Элрона побелело от ярости.

– Я не знаток поэзии, дорогие дамы, – пожал плечами Крегер. – Элрон говорит, что он поэт, и я верю ему на слово. Могу я представить вам барона Парока? – Он указал на того, кто первым вошел в комнату.

Парок отвесил изысканный поклон. Лицо его покрывали красные паутинки лопнувших сосудов – признак неумеренного пьянства – глаза, под которыми набрякли мешки, выдавали склонность к распутству.

Элана не обратила на него никакого внимания.

– Ты не уйдешь отсюда живым, Крегер. Тебе это известно?

– Я всегда ухожу отовсюду живым, Элана, – ухмыльнулся он. – Я привык весьма тщательно готовиться к делу. А теперь познакомься с нашим предводителем. Это Скарпа, – он указал на чернобородого. – Уверен, что ты уже слышала о нем, а он так просто умирает от желания с тобой познакомиться.

– На мой взгляд, он мало похож на мертвеца – пока, – заметила. Элана. – Мелидира, почему бы тебе не кликнуть стражников, чтобы они исправили это упущение?

Скарпа преградил дорогу баронессе.

– Такая бравада совсем неуместна для женщины, – холодно сказал он Элане голосом, полным презрения. – Ты чересчур высокого о себе мнения. Все эти коленопреклонения и «ваши величества», похоже, совсем вскружили тебе голову, и ты забыла, что ты всего лишь женщина.

– Я не нуждаюсь в поучениях ублюдка арджунской шлюхи! – презрительно бросила она.

На лице Скарпы мелькнуло раздражение.

– Мы зря тратим время, – сказал он. Голос у него был низкий, богатый интонациями – голос лицедея, которому вполне соответствовали все его жесты и манера поведения. Он явно проводил много времени перед публикой. – Нам еще до рассвета нужно проехать много лиг.

– Я никуда не собираюсь ехать, – отрезала Элана.

– Ты поедешь, куда я скажу, – ответил Скарпа, – а по пути я научу тебя знать свое место.

– Чего вы хотите этим добиться? – спросила Мелидира.

– Империи и победы, – пожал плечами Скарпа. – Мы берем королеву Элении в заложницы. Ее муж настолько туп, что забыл, что в мире полным-полно женщин, и все они похожи друг на друга. Он так глупо привязан к ней, что отдаст все на свете, лишь бы получить ее назад.

– А ты настолько безмозглый идиот, что считаешь, будто мой муж отдаст за меня Беллиом? – презрительно осведомилась Элана. – Спархок – Анакха, дурень, и в его руке Беллиом. Это делает его разным богу. Он убил Азеша, он убьет Киргона и уж непременно убьет тебя. Молись, чтобы он проделал это быстро, Скарпа. В его власти растянуть твою смерть на миллионы лет, если он того пожелает.

– Я никогда не молюсь, женщина. Только слабаки полагаются на богов.

– Думаю, Элана, ты недооцениваешь, насколько сильно привязан к тебе Спархок, – заметил Крегер. – Он отдаст что угодно, лишь бы получить тебя назад живой и здоровой.

– Ему и не придется ничего отдавать, – отрезала Элана. – Я и сама управлюсь с вами. Неужели вы думаете, будто сумеете выбраться отсюда невредимыми, если по одному моему слову сюда сбежится половина гарнизона?

– Однако ты не произнесешь этого слова, – презрительно фыркнул Скарпа. – У тебя слишком много наглости, женщина. Думаю, тебе нужно объяснить, в каком положении ты оказалась. – Он повернулся и ткнул пальцем к баронессу Мелидиру. – Убей ее! – приказал он Элрону.

– Но я… – заикнулся было бледный одутловатый позер.

– Убей ее! – рявкнул Скарпа. – Или я убью тебя! Элрон дрожащей рукой обнажил шпагу и двинулся к презрительно смотревшей на него баронессе.

– Это же не вязальная спица, болван, – сказала Мелидира. – Ты и держишь-то ее неправильно. Лучше уж устраивай бойню родному языку, Элрон. У тебя покуда не хватает ни умения, ни силы духа, чтобы подступаться к людям, хотя одних твоих так называемых стишков довольно, чтобы вымерла половина человечества.

– Как ты смеешь?! – завизжал он, наливаясь пурпурным румянцем.

– Как поживает твоя «Ода к Голубому», Элрон? – издевалась она. – Знаешь, ты бы мог заработать целое состояние, продавая ее вместо рвотного. Меня, помнится, затошнило, не успел ты дочитать первой строфы.

Элрон взвыл от злости и сделал неуклюжий выпад.

Элана достаточно часто наблюдала, как Стрейджен обучает Сарабиана фехтованию, чтобы сразу понять, что Элрон промахнется. Однако бесстрашная баронесса хладнокровно отвела клинок запястьем руки, которую она вскинула, как бы безуспешно пытаясь защититься, и шпага Элрона легко пронзила ее плечо.

Мелидира вскрикнула, хватаясь за клинок, чтобы скрыть истинное расположение раны. Затем она резко отпрянула назад, этим движением вырвав шпагу из своего тела, и вцепилась в рану, чтобы кровь из нее, хлынув сильнее, залила весь корсаж ее ночной сорочки. И рухнула на пол.

– Убийца! – пронзительно закричала Элана, бросаясь к подруге. Она упала на неподвижное тело Мелидиры, громко рыдая в притворном горе.

– С тобой все в порядке? – шепотом спросила она в перерыве между всхлипами.

– Всего лишь царапина, – солгала Мелидира.

– Скажи Спархоку, чтобы не тревожился за меня, – шепотом наставляла королева, стаскивая с пальца свое кольцо и пряча его в корсаже Мелидиры, – и еще скажи, что я запрещаю ему отдавать Беллиом, чем бы они мне ни угрожали. – Она выпрямилась с лицом, залитым слезами.

– Тебя повесят за это, Элрон, – зловеще проговорила она, – или, может быть, я прикажу, чтобы тебя заживо сожгли – на очень медленном огне.

Она сдернула с кровати одеяло и поспешно накрыла им Мелидиру, чтобы к ней не присматривались.

– Теперь пошли, – холодно сказал Скарпа. – Та, другая, кажется, тоже твоя подруга? – Он указал на пепельно-бледную Алиэн. – Мы возьмем ее с собой, и если ты вздумаешь поднять крик, я сам перережу ей горло.

– Ты забыл о послании, Скарпа, – сказал Крегер, вынимая из-под кожаной пелойской куртки сложенный вчетверо лист бумаги. – Нам ведь нужно оставить Спархоку дружеское письмецо – просто известить его, что мы здесь побывали. – Он вынул небольшой нож. – Прошу прощения, королева Элана, – ухмыльнулся он, дохнув ей в лицо вонючим винным перегаром, – но мне нужно оставить Спархоку подтверждение, что ты и в самом деле наша заложница. – Крегер сгреб в кулак прядь волос Эланы и грубо отсек ее ножом. – Мы оставим эту прядь вместе с запиской, чтобы он мог сравнивать ее с другими и убеждаться, что это и впрямь твои волосы. – Его ухмылка стала еще более злобной. – Если тебе вдруг захочется покричать, Элана, помни, что на самом деле нам нужна только твоя голова. Мы и так сможем срезать с нее волосы, так нам совершенно незачем таскать за собой все остальное – если ты будешь причинять нам слишком много хлопот.

Потаенный город

Доктору Брюсу Грэю за энтузиазм и профессиональные советы – а также за то, что сохранил жизнь нашему любимому писателю (и его супруге).

И Нэнси Грэй, медицинской сестре, которая заботится обо всех других и забывает позаботиться о себе. Займись фигурой, Нэнси!

ПРОЛОГ

Профессор Итайн с дипломатического отделения Материонского университета сидел на трибуне, просматривая свои заметки. Был ранний вечер чудесного весеннего дня, и окна аудитории, где собрались преподаватели факультета политических наук, были распахнуты настежь, впуская в зал запахи цветов и трав и отдаленное птичье пение.

Профессор Эмеритус Гинтана с отделения международной торговли, стоя за кафедрой, монотонно и томительно долго вещал что-то о тарифных установлениях двадцать седьмого столетия. Гинтану, тощего, седовласого и слегка рассеянного академика, в университетских кругах обычно именовали «наш славный старикан». Итайн не вслушивался в его речь.

Это добром не кончится, мрачно заключил он, скомкав и отбросив очередной листок с заметками. Известие о теме его выступления разнеслось по всему университету, и в зал набились даже ученые с таких далеких от политики отделений, как прикладная математика и современная алхимия, – глаза их горели от предвкушения скандала. Первые ряды занимал целиком весь ученый состав отделения современной истории – в черных академических мантиях эти почтенные господа смахивали на стаю ворон. Они явились во всеоружии, готовые всеми силами разжечь скандал, на который так надеялось высокое собрание.

Итайн лениво размышлял, не устроить ли ему притворный обморок. Как, во имя бога – какого бы то ни было, – сумеет он продержаться следующий час, не выставив себя полным ослом? У него, конечно, есть все факты, но какой здравомыслящий человек поверит фактам? Дословное изложение того, что произошло во время недавних беспорядков, прозвучит здесь как бред сумасшедшего. Если он будет придерживаться правды, бездарностям с отделения современной истории даже не придется говорить ни слова. Он уничтожит свою репутацию собственными руками и безо всякой их помощи.

Итайн снова бросил беглый взгляд на заметки, которые готовил с таким усердием, затем угрюмо смял их и сунул в просторный рукав своей академической мантии. То, что должно было произойти сегодня вечером, скорее будет напоминать драку в таверне, нежели пристойный доклад. Господа с отделения современной истории явно намерены освистать его. Итайн расправил плечи. Что ж, если они так хотят драки, они ее получат.

Налетел ветер. Занавеси на высоких окнах заколыхались, зашуршали, заплясали, дрожа, золотистые язычки пламени в масляных светильниках. Был чудесный весенний вечер – повсюду, кроме этого зала.

Рассыпались вежливые хлопки, и почтенный профессор Гинтана, краснея и смущаясь от такого признания его существования, неловко раскланялся, сгреб обеими руками свои заметки и потрусил к своему месту. Декан факультета политических наук поднялся, чтобы объявить о главном событии сегодняшнего вечера.

– Коллеги, – начал он, – прежде чем профессор Итайн окажет нам честь выступить со своим докладом, я хотел бы воспользоваться случаем и представить вам наших почетных гостей. Уверен, что вы так же, как и я, будете рады увидеть здесь патриарха Эмбана, первого секретаря Церкви Чиреллоса, сэра Бевьера, рыцаря Сириникийского ордена из Арсиума, и сэра Улафа из Генидианского ордена Талесии.

Под вежливые аплодисменты Итайн поспешил навстречу своим эленийским друзьям.

– Благодарение Богу, что вы здесь! – с жаром проговорил он. – Тут собралось все отделение современной истории – не считая тех, кто, по всей видимости, греет смолу и таскает мешки с перьями.

– Неужели ты думал, Итайн, что твой брат бросит тебя на произвол судьбы? – усмехнулся Эмбан. – Он решил, что тебе здесь будет одиноко, и прислал нас составить тебе компанию.

Итайн вернулся на свое место в куда более приподнятом настроении. По крайней мере, Бевьер и Улаф помогут ему отразить физические нападки.

– А сейчас, коллеги и достопочтенные гости, – продолжал декан, – профессор Итайн с дипломатического отделения выступит с отзывом на недавно изданный отделением современной истории труд под заглавием: «Киргайское дело: Исследование кризиса». Профессор Итайн, прошу!

Итайн поднялся, целеустремленно подошел к кафедре и придал лицу наиболее оскорбительно-вежливое выражение.

– Декан Алтус, достопочтенные коллеги, супруги достопочтенных коллег, уважаемые гости… – Он сделал паузу. – Я кого-нибудь пропустил? – По залу пробежал нервный смешок. Слушатели пребывали в изрядном напряжении. – Я особенно рад увидеть здесь столь многих наших коллег с отделения современной истории, – продолжал Итайн, нанося первый укол. – Поскольку тема моего выступления весьма близка их сердцу, было бы куда лучше, чтобы они своими ушами услышали то, что я намерен им высказать, чем были бы вынуждены полагаться на недостоверные сведения из чужих уст. – Он одарил доброжелательной улыбкой своих набычившихся в первом ряду противников. – Вам хорошо слышно меня, господа? Или, может быть, я говорю слишком быстро – с вашей точки зрения?

– Это возмутительно! – протестующе воскликнул упитанный, обливающийся потом профессор, который восседал в первом ряду.

– Дальше будет еще хуже, Квинсал, – заверил его Итайн. – Если правда тебе не по вкусу, лучше уходи сейчас. – Он молча обвел взглядом слушателей. – Говорят, что поход за истиной есть наиблагороднейшее из занятий человека, однако в темных чащобах невежества рыскают драконы. Имя этим драконам – Политические предубеждения, Намеренное искажение, а также Обыкновенная тупость, упорствующая в своих заблуждениях. Наши отважные друзья с отделения современной истории в своем недавно опубликованном труде «Киргайское дело» храбро выступили на битву с этими драконами. С глубочайшим прискорбием вынужден сообщить вам, что драконы победили.

Ответом на эти слова были новые смешки и неприязненные взгляды из первого ряда.

– В этом учреждении никогда и ни для кого не было секретом, что отделение современной истории занимается не столько наукой, сколько политикой, – продолжал Итайн. – С самого своего основания оно пользовалось покровительством первого министра, и единственной причиной, оправдывающей существование данного отделения, была необходимость затушевывать его промахи и как можно тщательнее прятать его полную непригодность для своей должности. Я не сомневаюсь, что ни первый министр Субат, ни его соучастник министр внутренних дел Колата никогда не были заинтересованы в истине, но, господа, это же университет! Неужели мы не можем хотя бы сделать вид, что говорим правду?

– Чушь! – проревел кряжистый академик из первого ряда.

– Разумеется, – ответил Итайн, высоко поднимая копию «Киргайского дела» в желтой обложке. – Я и сам это заметил. Но если это чушь, профессор Пессалт, почему вы ее опубликовали?

На сей раз хохот был громче, и в нем потонула бессвязная попытка Пессалта дать достойный ответ.

– Итак, перейдем к этому великому труду, – продолжал Итайн, – Все мы внаем, что на самом деле пондия Субат – тупица, невежда и заговорщик, но единственное, что меня по-настоящему ввергает в недоумение в этом вашем «Киргайском деле», – это ваши постоянные попытки возвести стирика-отступника Заласту чуть ли не в ранг святого. Как, во имя Божье, может кто-то – даже такой ограниченный субъект, как первый министр, – почитать этого проходимца?

– Как ты смеешь так отзываться о величайшем человеке нашего столетия? – выкрикнул кто-то с первого ряда.

– Если Заласта – лучшее, что способно произвести на свет наше столетие, – беда нам и нашему столетию! Однако мы отвлеклись. Кризис, которые господа с отделения современной истории именуют «Киргайский делом», назревал в течение нескольких лет.

– Верно! – крикнули с сарказмом из первых рядов. – Мы и сами это заметили!

– Я очень рад за вас, – промурлыкал Итайн, вызвав в зале новый приступ смеха. – К кому же обратился за помощью наш болван первый министр? К Заласте, разумеется. И что же посоветовал Заласта? Послать за пандионским рыцарем принцем Спархоком из Элении. Отчего бы это имя эленийского дворянина сорвалось с уст Заласты чуть ли не прежде, чем он услышал вопрос, – особенно если иметь в виду печально известную враждебность эленийцев по отношению к стирикам? Разумеется, деяния сэра Спархока вошли в легенду, но что же такого было в этом человеке, что Заласта вдруг так затосковал по его обществу? И почему же Заласта предпочел не сообщать нам, что Спархок – Анакха, орудие Беллиома? Неужели этот факт каким-то образом ускользнул от его внимания? Неужели он счел, что дух, созидающий целые вселенные, не достоин того, чтобы о нем упоминать? Я не нашел ни единого упоминания о Беллиоме в опубликованной отделением современной истории куче птичьего помета. Намеренно ли вы упустили из виду величайшее событие нашей эпохи? Неужели вы были так увлечены тем, чтобы восхвалить вашего обожаемого Пондию Субата за политические шаги, которых он не предпринимал, что решили вовсе ни словом не упоминать Беллиом?

– Вздор! – проревел чей-то бас.

– Весьма приятно познакомиться, профессор Вздор. Меня зовут Итайн. Так мило, что ты решил представиться. Тысячу благодарностей, старина.

Эти слова были встречены оглушительным хохотом.

– А он за словом в карман не полезет, – прошептал Улаф Бевьеру.

Итайн поднял взгляд на слушателей.

– Коллеги, – сказал он, – я утверждаю, что Заласте нужен был не принц Спархок, а Беллиом. Беллиом – источник наивысшего могущества, и Заласта вот уже три столетия стремился заполучить его – с целью столь отвратительной, что о ней лучше не упоминать. Он готов был пойти на что угодно. Он предал свою веру, свой народ, свою честь – если она у него вообще была – только бы добыть то, что тролли называют «Камень-Цветок».

– Ну это уже слишком! – провозгласил, вскакивая с места, дородный Квинсал. – Это же сумасшедший! Теперь он заговорил о троллях! Перед тобой ученые, Итайн, а не дети. Ты выбрал неподходящее место для того, чтобы рассказывать страшные сказки.

– Позволь, Итайн, я сам разберусь, – предложил Улаф, вставая и выходя на трибуну. – Я улажу эту проблему в считанные минуты.

– Действуй, друг мой, – благодарно отозвался Итайн.

Улаф оперся громадной лапищей о край кафедры.

– Профессор Итайн попросил меня, господа, вкратце просветить вас, – сказал он. – Как я понимаю, у вас вызвало какие-то трудности упоминание о троллях.

– Вовсе нет, сэр рыцарь, – язвительно огрызнулся Квинсал. – Тролли – эленийский миф, не более того, а потому с ними не может быть никаких трудностей.

– Поразительно. Я пять лет составлял грамматику языка троллей. Ты полагаешь, что я попусту тратил время?

– Я полагаю, что ты такой же сумасшедший, как и Итайн.

– Тогда тебе бы лучше не раздражать меня, верно? Особенно если принять во внимание, что я намного больше тебя. – Улаф глубокомысленно скосил глаза на потолок. – Логика учит нас, что ничего нельзя доказать простым отрицанием. Ты уверен, что не хочешь изменить свое утверждение?

– Нет, сэр Улаф. Я стою на том, что только что сказал. Троллей не существует.

– Ты слышал, Блокв? – Улаф слегка повысил голос. – Этот человек говорит, что ты не существуешь.

В коридоре за стеной раздался чудовищный рык, створки массивных дверей в дальнем конце зала затрещали и с грохотом распахнулись настежь.

– Успокойся! – шикнул Бевьер на Итайна, подпрыгнувшего от неожиданности. – Это всего лишь иллюзия. Улаф развлекается.

– Не хочешь ли, Квинсал, обернуться и посмотреть на моего друга Блоква? – любезно осведомился Улаф. – Кем бы ты его назвал, а?

В дверном проеме, заполняя его почти целиком, высился косматый великан, и его полузвериная морда была искажена яростью.

– Кто это сказал, У-лав? – оглушительно проревел он. – Я причиню ему боль! Я разорву его на куски и съем!