Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 98 страниц)

– Обратный след, – проворчал Улаф.

– Прошу прощения?.. – озадаченно отозвалась королева.

– Некто, кто бы он ни был, не хочет, чтобы мы проследили Крегера до его нынешнего нанимателя.

– Да это и так ясно, Улаф, – хмыкнул Келтэн. – Его наниматель – граф Геррих. Пелк говорил Спархоку, что кое-кто в Ламорканде хотел связать нам руки здесь, в Элении, чтобы мы не могли заняться подавлением ламоркандского бунта. Это наверняка Геррих.

– Это только догадки, Келтэн, – сказал Улаф. – Может быть, ты и прав, но это только догадки.

– Вот видите, что я имел в виду, когда говорил о логике? – обратился Келтэн ко всем присутствующим. – Что тебе еще нужно, Улаф? Признание Герриха с его личной подписью?

– А что, у тебя оно есть под рукой? Все, что я хотел сказать, – нам нельзя замыкаться на этой идее. Я не думаю, что мы исчерпали все возможности, вот и все.

В дверь четко постучали, и тут же она распахнулась. В комнату заглянула Миртаи.

– Приехали Бевьер и Тиниен, – сообщила она.

– Они же должны быть в Рендоре! – удивился Спархок. – Что они здесь делают?

– Почему бы тебе самому не спросить их об этом? – ехидно осведомилась Миртаи. – Они здесь, за дверью.

Двое рыцарей вошли в королевские покои – Бевьер, стройный смуглокожий уроженец Арсиума, и светловолосый кряжистый Тиниен из Дэйры. Оба были в доспехах.

– Как там, в Рендоре? – спросил Келтэн.

– Жарко, сухо, пыльно, нервно, – ответил Тиниен. – Ты же знаешь, Рендор не меняется.

Бевьер опустился на колено перед Эланой. Несмотря на все старания друзей, молодой сириникиец оставался ярым приверженцем этикета.

– Ваше величество, – почтительно пробормотал он.

– Ох, да встань же, мой милый Бевьер, – улыбнулась она. – В этом нет никакой нужды, мы же друзья. Кроме того, когда ты сгибаешь колено, то скрипишь, как заржавленный засов.

– Должно быть, от усталости, ваше величество, – сознался он.

– Что вас привело сюда? – спросил Спархок.

– Депеши, – ответил Тиниен. – В Рендоре заправляет делами Дареллон, и он не хочет оставлять в неведении других магистров. Мы еще должны будем отправиться в Чиреллос и известить о делах архипрелата.

– Как идет кампания? – спросил Келтэн.

– Паршиво, – пожал плечами Тиниен. – Рендорские мятежники совершенно неорганизованны, так что нам не противостоят армии. Они прячутся среди местного населения, а ночами устраивают поджоги и убивают священников. И снова забиваются в свои норы. На следующий день мы устраиваем репрессии – сжигаем деревни, убиваем овец и так далее. Толку никакого.

– У них все еще нет вожака? – спросил Спархок.

– Они до сих пор выбирают, – сухо пояснил Бевьер. – Выборы проходят весьма бурно. Обычно каждое утро мы находим в переулках несколько мертвых кандидатов.

– Сарати дал маху, – пробормотал Тиниен. Бевьер задохнулся.

– Я не хотел оскорбить твои религиозные чувства, друг мой, – сказал ему дэйранец, – но это так. Священники, которых он послал в Рендор, склонны по большей части к наказанию, нежели к обращению. У нас была возможность установить мир в Рендоре, и мы лишились этой возможности, потому что Долмант не послал в Рендор никого, кто мог бы держать в узде миссионеров. – Тиниен поставил на стол шлем, расстегнул пояс с мечом. – Я видел даже, как один осел в рясе срывал с женщин на улице чадру. Когда толпа схватила его, он все вопил, чтобы я защитил его. И вот таких священников церковь посылает в Рендор!

– Что же ты сделал? – спросил Стрейджен.

– Я почему-то никак не мог расслышать, что ему нужно, – ответил Тиниен. – Толпа, видишь ли, слишком громко кричала.

– А что сделали с ним? – ухмыльнулся Келтэн.

– Его повесили. Причем ловко и аккуратно, ничего не скажешь.

– И ты даже не вступился за него?! – воскликнул Бевьер.

– Нам дали весьма ясный приказ, Бевьер. Нам велели защищать духовенство от неспровоцированных нападений. Этот идиот посягнул на скромность дюжины Рендорских женщин. Толпа была достаточно спровоцирована, и этот осел получил то, что заслужил. Если бы рендорцы его не повесили, я бы сам, пожалуй, сделал это. Вот об этом, от имени Дареллона, мы и должны поговорить с Сарати. Дареллон считает, что церковь должна отозвать всех этих фанатиков-миссионеров до тех пор, покуда Рендор немного не притихнет. А уж потом, по мнению Дареллона, можно послать новую партию проповедников – только не таких ретивых. – Альсионский рыцарь положил меч рядом со шлемом и опустился в кресло. – Ну, а что творится здесь?

– Почему бы вам не ввести их в курс дела? – предложил Спархок. – Мне нужно поговорить кое с кем. – Он повернулся и бесшумно скрылся в глубине королевских покоев.

Спархок собирался поговорить не с каким-нибудь дворцовым чиновником, но с собственной дочерью. Она играла с котенком. После недолгих размышлений ее юное высочество решила назвать зверька Мурр. Это имя в исполнении Данаи было настолько похоже на мурлыканье котенка, что Спархок обычно затруднялся различить, кто же из них сейчас мурлыкнул. Принцесса Даная была весьма одаренным ребенком.

– Нам надо поговорить, – сказал ей Спархок, входя и закрывая за собой дверь.

– В чем дело, Спархок?

– Только что приехали Тиниен и Бевьер.

– Да, я знаю.

– Опять ты играешь в свои игры? Ты нарочно собираешь здесь наших друзей?

– Конечно, отец.

– Может быть, скажешь мне почему?

– Нам очень скоро придется кое-что сделать. Я решила, что сберегу время, если заранее соберу здесь всех.

– Лучше бы ты сказала мне, что именно мы должны сделать.

– Не могу.

– Ты же никогда не обращаешь внимания на другие правила.

– Это совсем другое дело, отец. Мы ни в коем случае не можем говорить о будущем. Если ты дашь себе труд хоть немного задуматься, ты и сам наверняка поймешь почему. Ой-й! – Мурр укусила ее за палец. Даная сердито выговорила котенку, рассыпавшись пригоршней коротких урчащих звуков, пару раз мяукнув и завершив свою речь милостивым мурлыканьем. Котенок с пристыженным видом принялся зализывать укушенный палец.

– Пожалуйста, Даная, не разговаривай с кошкой, – страдальчески попросил Спархок. – Если тебя услышит какая-нибудь служанка, нам придется месяц объясняться.

– Меня никто не услышит, Спархок. У тебя на уме еще что-то, верно?

– Я хочу поговорить с Сефренией. Есть кое-какие вещи, которых я не понимаю, и мне нужна ее помощь.

– Я помогу тебе, отец. Спархок покачал головой.

– После твоих объяснений у меня обычно появляется еще больше вопросов. Можешь ты для меня связаться с Сефренией?

Она огляделась.

– Во дворце, пожалуй, этого делать не стоит, отец. При этом происходит нечто, что трудно будет объяснить, если кто-то захочет нас подслушать.

– Ты собираешься быть в двух местах одновременно?

– Ну… вроде того. – Она взяла котенка на руки. – Почему бы тебе не придумать причину взять меня завтра утром на прогулку верхом? Мы выедем из города, и там я смогу все устроить. Скажи маме, что хочешь поучить меня верховой езде.

– Но у тебя же нет пони, Даная. Принцесса одарила его ангельской улыбкой.

– Но это значит, что ты собираешься подарить мне пони, разве нет?

Спархок окинул ее долгим твердым взглядом.

– Ты же все равно собирался подарить мне пони, верно, отец? – Она на миг задумалась. – Белого, Спархок, – добавила она. – Я решительно хочу белого пони. – Затем она прижала котенка к щеке, и они хором замурлыкали.

Спархок и его дочь выехали из Симмура на следующее утро, вскоре после завтрака. Погода была ненастная, и Миртаи довольно громогласно возражала против прогулки, пока принцесса Даная не велела ей «не суетиться». Неизвестно почему это слово вызывало у тамульской великанши невыразимое бешенство. Она шумно удалилась, изрыгая ругательства на родном языке.

Спархок истратил не один час, чтобы отыскать для дочери белого пони, и после того, как поиски увенчались успехом, он всерьез заподозрил, что это был единственный белый пони во всем городе; а когда Даная приветствовала коренастого пони как старого приятеля, к этому подозрению прибавились и другие. За последние пару лет они с дочкой не без усилий составили список вещей, которые она не должна была проделывать. Начало этому процессу было положено довольно неожиданно, когда летним днем в дворцовом саду, обогнув самшитовую изгородь, он увидел, как под бдительным присмотром Данаи стайка фей опыляет цветы. Хотя дочь, вероятно, была права, утверждая, что феи справляются с этой работой гораздо лучше пчел, Спархок остался тверд и настоял на своем. Однако на сей раз, поразмыслив, он решил посмотреть сквозь пальцы на то, каким образом его дочь заполучила себе белого пони. Ему нужна была ее помощь, а она могла бы с изрядной долей правоты указать: запрещать то, что они называли «вмешательством», в одном случае и тут же поощрять его в другом было бы по меньшей мере непоследовательно.

– Тебе понадобится сделать что-нибудь экстравагантное? – спросил он, когда они отъехали на несколько миль от города.

– Экстравагантное? Что ты имеешь в виду?

– Тебе не придется летать или что-нибудь в этом роде?

– Это было бы нелепо, но если ты так хочешь…

– Нет-нет, Даная, что ты! Я, собственно, хочу сказать – не придется ли тебе делать что-то, что привлекло бы внимание проезжих, если б, скажем, мы свернули вон на ту лужайку?

– Никто ничего не увидит, отец, – заверила она. – Скачем наперегонки к тому дереву!

Она даже не делала вида, что подгоняет пони, и тем не менее, вопреки отчаянным усилиям Фарэна, пони обогнал его на добрых двадцать ярдов. Когда Спархок осадил чалого великана, тот все еще с подозрением косился на коротконогого малыша.

– Ты жульничала, – упрекнул Спархок.

– Самую чуточку. – Даная соскользнула с пони и уселась под деревом, скрестив ноги. Подняв личико, она запела звенящей и вибрирующей трелью флейты. Потом песня оборвалась, и несколько мгновений Даная сидела совершенно неподвижно, с пустым, застывшим лицом. Казалось, она даже не дышит, и Спархок не мог отделаться от леденящего ощущения, что на лужайке он совсем один – хотя Даная сидела в двух ярдах от него.

– В чем дело, Спархок? – губы Данаи зашевелились, но вопрос был задан голосом Сефрении, и когда девочка открыла глаза, цвет их тоже изменился. У Данаи глаза были черные, а у Сефрении – темно-синие, почти лиловые.

– Нам так недостает тебя, матушка, – проговорил он, опускаясь на колени и целуя ладони своей дочери.

– Ты позвал меня через полмира, чтобы сообщить об этом? Я тронута, но…

– Не только за этим, Сефрения. Мы снова видели ту тень… и облако тоже.

– Это невозможно.

– Я тоже так думал, но мы все равно их видели. Хотя теперь оно другое. Во-первых, от него другое ощущение, и на сей раз его видели не только я и Элана, но еще Стрейджен и Улаф.

– Спархок, расскажи мне подробно, как это случилось.

Он рассказал о тени и коротко описал происшествие в горах близ Кардоса.

– Что бы это ни было, – заключил он, – оно весьма целеустремленно старается не дать нам разобраться, что происходит в Ламорканде.

– А там что-то происходит?

– Граф Геррих затеял мятеж. Похоже, он решил, что ему подойдет королевская корона. Он зашел настолько далеко, что даже объявил о возвращении Дрегната. Забавно, правда?

Ее глаза стали далекими, отсутствующими.

– Тень, которую ты видел, была в точности такая же, какую видели вы с Эланой?

– Она ощущалась немного по-иному.

– Ты по-прежнему чувствовал в ней больше чем один разум?

– Это не изменилось. Там несколько разумов, но они решительно те же самые, и облако, разорвавшее на куски графа Белтона, было точно таким же, как раньше. Может быть, Тролли-Боги как-то исхитрились бежать из Беллиома?

– Дай мне подумать над этим, Спархок, – отозвалась она и замолчала. Она размышляла, и странным образом выражение ее лица отражалось на лице Данаи.

– Кажется, у нас проблемы, дорогой, – наконец сказала она.

– Я и сам это заметил, матушка.

– Перестань умничать, Спархок. Помнишь древних людей, которые появились из этого облака в Пелосии? Спархок содрогнулся.

– Я изо всех сил пытался об этом забыть.

– Не отвергай возможности, что россказни о Дрегнате могут иметь под собой реальную почву. Тролли-Боги могут перемещать из прошлого в настоящее и разных тварей, и людей. Дрегнат и в самом деле мог вернуться.

Спархок застонал:

– Так значит, Троллям-Богам и в самом деле удалось вырваться на свободу?

– Я этого не сказала, Спархок. Только потому, что Тролли-Боги сделали это однажды, они – не единственные, кто на такое способен. Насколько я знаю, Афраэль это тоже по силам. – Она помолчала. – Знаешь, ты мог бы задать те же вопросы и ей.

– Вероятно, но этого вопроса я бы ей задавать не хотел, потому что не думаю, что она знала бы ответ. Кажется, она почему-то неспособна воспринять саму идею ограниченных возможностей.

– А, так ты это заметил, – сухо сказала она.

– Не вредничай. В конце концов, она моя дочь.

– Вначале она была моей сестрой, так что у меня в этом деле некоторое преимущество. Так на какой же вопрос она не смогла бы ответить?

– Может ли стоять за всем этим стирикский – или любой другой – маг? Может ли быть так, что мы имеем дело с человеком?

– Нет, Спархок, я так не думаю. За сорок тысяч лет было всего два стирикских мага, способных хоть что-то перенести из прошлого, да и то делали они это не лучшим образом. Для всех практических целей то, о чем мы говорим, выше человеческих способностей.

– Именно это я и хотел выяснить наверняка. Значит, мы имеем дело с богами.

– Боюсь, что да, Спархок. Боюсь, что да.

ГЛАВА 4

«Магисmpy Спархоку.

Мы выражаем надежду, что ты и твое семейство находитесь в добром здравии. Дело деликатного свойства требует твоего присутствия в Чиреллосе. Посему Церковь повелевает тебе явиться в Базилику и предстать перед нашим троном, дабы получить дальнейшие наши повеления. Мы уверены, что как истинный сын Церкви ты не станешь мешкать. Мы ожидаем твоего прибытия не позднее чем через неделю.

Архипрелат Долмант».

Спархок опустил письмо и обвел взглядом присутствующих.

– Он не тратит слов попусту, – заметил Келтэн. – Впрочем, Долмант никогда не имел привычки ходить вокруг да около.

Королева Элана взвыла от ярости и замолотила кулачками по столу Совета, топоча ногами по полу.

– Ты собьешь себе костяшки, – предостерег Спархок.

– Как он смеет?! – закричала она. – Как он смеет?!

– Немного бесцеремонное послание, – осторожно заметил Стрейджен.

– Спархок, ты не подчинишься этому наглому приказу! – воскликнула Элана.

– Это невозможно.

– Ты мой муж и мой подданный! Если Долмант желает тебя видеть, он должен испросить моего дозволения! Это возмутительно!

– Но, ваше величество, архипрелат и в самом деле имеет право вызвать в Чиреллос магистра воинствующего ордена, – робко напомнил граф Лэнда разъяренной королеве.

– У тебя чересчур много должностей, Спархок, – заметил Тиниен. – Тебе следовало бы отказаться хоть от парочки.

– Все дело в его неодолимом обаянии, – пояснил Келтэн Улафу, – и в его невыразимых талантах. Люди попросту хиреют и вянут в его отсутствие.

– Я запрещаю! – категорически заявила Элана.

– Но я должен подчиниться ему, Элана, – терпеливо сказал Спархок. – Я же рыцарь церкви. Ее глаза опасно сузились.

– Что ж, – сказала она, – отлично. Если уж Долманту вздумалось проявлять свою власть, мы все подчинимся его дурацкому повелению. Мы отправимся в Чиреллос и остановимся в Базилике. Я дам ему понять, что ожидаю соответственных удобств и прислуги – за его счет. Нам с ним предстоит выяснить отношения – раз и навсегда.

– Этот момент обещает быть одним из самых интересных в истории церкви, – пробормотал Стрейджен.

– Я позабочусь о том, чтобы этот надутый осел пожалел, что вообще появился на свет! – зловеще объявила Элана.

Никакие уговоры Спархока не могли заставить его жену переменить свое намерение. По правде говоря, он не так уж и старался, потому что хорошо понимал свою королеву. Долмант действительно повел себя слишком высокомерно. Время от времени он весьма сурово и бесцеремонно обходился с эозийскими монархами, так что столкновение воли архипрелата и королевы Элении было неминуемо. Беда в том, что они обожали друг друга, и причиной их стычки были отнюдь не гордыня или мелочное тщеславие. Долмант воплощал в себе власть церкви, Элана – власть эленийского трона. Из людей они превратились в символы власти, а Спархок, на свою беду, оказался между ними, как меж молотом и наковальней.

Он был совершенно уверен, что бесцеремонный тон послания архипрелата исходил не от его друга, а от какого-нибудь клюющего носом писца, который механически нацарапал на пергаменте формальные фразы. Скорее всего, Долмант сказал что-то вроде: «Пошлите письмо Спархоку и сообщите, что я хотел бы с ним повидаться». Однако до Симмура дошло совсем другое послание, да такое, что вызвало у Эланы скрежет зубовный, и она приложила все усилия к тому, чтобы сделать предстоящий визит в Чиреллос как можно более неприятным для архипрелата.

Первым делом она опустошила дворец. К ее свите должны были присоединиться все. Королева нуждалась во фрейлинах, фрейлины нуждались в камеристках, и все они нуждались в грумах и лакеях. Лэнда и Платим, которые в отсутствие королевы должны были следить за делами, оставались в Симмуре практически в одиночестве.

– Похоже на мобилизацию армии, верно? – весело заметил Келтэн, когда в утро отъезда они спускались по дворцовой лестнице.

– Остается только надеяться, что архипрелат правильно нас поймет, – пробормотал Улаф. – Он ведь не решит, что твоя жена хочет осадить Базилику, а, Спархок?

Когда выехали из Симмура, разряженный кортеж королевы Элении на несколько миль растянулся по дороге под весенним голубым небом. Если бы не стальной блеск в глазах королевы, эту поездку можно было бы счесть одним из тех пикников, которые так милы сердцу придворных бездельников. Элана «предложила», чтобы Спархок в качестве магистра Пандионского ордена взял с собой достойную свиту. Они долго торговались о количестве пандионцев, которых он возьмет с собой в Чиреллос. Спархок полагал вначале включить в свою свиту Келтэна, Берита и, может быть, еще одного-двух рыцарей; королева была более склонна привести в Чиреллос весь орден. Сошлись наконец на двух десятках рыцарей в черных доспехах.

С таким огромным сопровождением спешить, конечно, было невозможно. Они точно ползли по эленийской земле, направившись вначале на восток, к Лэнде, а затем повернув на юго-восток, к Дэмосу и Чиреллосу. Появление королевского кортежа местные крестьяне сочли поводом для отдыха, и вдоль дороги неизменно торчали толпы сельских жителей, явившихся поглазеть на такое зрелище.

– Хорошо еще, что мы не проделываем этого слишком часто, – заметил Спархок жене вскоре после того, как они миновали Лэнду.

– А мне нравится выезжать за город, Спархок. – Королева и принцесса Даная ехали в роскошной карете, запряженной шестеркой белых коней.

– Не сомневаюсь, любовь моя, но сейчас время сева, и крестьяне должны быть в полях. Слишком частые королевские выезды могут стать причиной голода.

– Ты ведь не одобряешь того, что я делаю, а, Спархок?

– Я понимаю, Элана, почему ты так поступаешь, и ты, в общем-то, права. Долманту необходимо напомнить, что его власть не безгранична, но, по-моему, эта твоя выходка несколько легкомысленна.

– Разумеется, легкомысленна, Спархок, – хладнокровно подтвердила она. – В этом-то и вся соль. Сколько бы ни было свидетельств обратного, Долмант по-прежнему считает меня глупенькой девочкой. Я намерена как следует намозолить ему глаза своими «глупостями», а когда он будет сыт ими по горло, я отведу его в сторонку и скажу, что ему же будет намного легче, если он наконец научится принимать меня всерьез. Это заставит его призадуматься, и тогда уж мы сможем перейти к делу.

– Что бы ты ни делала, все делается по политическим соображениям, верно?

– Ну-у… не все, Спархок.

Они ненадолго остановились в Дэмосе, и Халэд с Телэном – а с ними королевская чета, Келтэн, Даная и Миртаи – отправились навестить Эсладу и Элис. Те опекали всех, не делая никаких различий, и Спархок крепко подозревал, что в этом и была одна из причин того, что его жена так часто изыскивала повод съездить в Дэмос. Невеселое детство Эланы было лишено материнской заботы, и всякий раз, когда она чувствовала неуверенность или беспокойство, обязательно находилось какое-нибудь обоснование ее присутствию в Дэмосе. В кухне Эслады всегда было жарко, стены увешаны натертыми до блеска медными кастрюлями и сковородками. Это воплощение домашнего уюта, видимо, затрагивало какие-то глубокие струны в душе королевы Элении. Одних запахов, витавших здесь, было достаточно, чтобы изгнать тревоги из сердца всякого, кто бы ни вошел в эту святая святых.

Элис, мать Телэна, была маленькой, улыбчивой и светловолосой, Эслада – статной и осанистой, точно воплощение материнства. Они обожали друг друга. Эслада была женой Кьюрика, Элис – его любовницей, но между ними не было и намека на ревность. Они были практичными, здравомыслящими женщинами, и обе хорошо понимали, что ревность бессмысленна и никого еще не доводила до добра. Спархока и Келтэна немедленно изгнали из кухни, Халэд и Телэн были отправлены чинить изгородь, а королева Элении и ее рабыня-тамулка постигали тайны поварского искусства, покуда Эслада и Элис возились с Данаей.

– Не припомню, когда я в последний раз видел, чтобы королева замешивала хлебное тесто, – ухмыляясь, сказал Келтэн, когда они со Спархоком прогуливались по знакомому двору.

– По-моему, это тесто для пирогов, – поправил его Спархок.

– Тесто есть тесто, Спархок.

– Напомни мне никогда не просить тебя испечь пирог.

– Уж об этом можешь не беспокоиться! – рассмеялся Келтэн. – Впрочем, Миртаи выглядит в кухне очень естественно. Она отменно наловчилась нарезать ломтями все, что угодно, – в том числе и людей. От души надеюсь, что она не станет пользоваться своими кинжалами – кто там знает, в кого она их прежде всаживала.

– Она их всегда чистит после того, как прирежет кого-нибудь.

– В этом-то и дело, Спархок, – с содроганием признался Келтэн. – От одной мысли об этом у меня кровь стынет в жилах.

– Ну так не думай.

– А знаешь, ты ведь рискуешь опоздать, – напомнил Келтэн своему другу. – Долмант дал тебе только неделю на то, чтобы добраться до Чиреллоса.

– Ничего не поделаешь.

– Хочешь, я поеду вперед и сообщу ему о вашем прибытии?

– И испортишь моей жене весь сюрприз? Не глупи, Келтэн.

Нападение случилось на следующее утро, когда они были примерно в лиге к юго-востоку от Дэмоса. Сотня людей в необычных доспехах и со странным оружием ссыпалась с вершины холма, оглушительно выкрикивая боевой клич. Нападавшие были большей частью пешие; несколько всадников, судя по всему, были их главарями.

Придворные обратились в бегство, вопя от ужаса, а Спархок рявкнул приказ пандионцам. Двадцать рыцарей в черных доспехах выстроились вокруг королевской кареты и с легкостью отразили первую атаку. Пешие солдаты не идут ни в какое сравнение с конными рыцарями.

– Что это за язык? – прокричал Келтэн.

– По-моему, древнеламоркский, – откликнулся Улаф. – Он очень похож на древнеталесийский.

– Спархок! – гаркнула Миртаи. – Не давай им перестроиться. – Она указала окровавленным мечом на нападавших, которые столпились на вершине холма.

– Она права, – согласился Тиниен.

Спархок быстро оценил ситуацию, оставил нескольких своих рыцарей охранять королеву и перестроил остальных.

– Вперед! – рявкнул он.

Именно копье делает закованного в латы рыцаря смертельно опасным для пешего войска. Пеший солдат не может ни защититься от копья, ни даже бежать. Треть нападавших погибла при первой стычке, десятка два пали жертвой копий, когда Спархок повел рыцарей в атаку. А затем рыцари взялись за мечи и топоры. Локабер Бевьера работал особенно губительно, прорубая в тесных рядах смешавшихся врагов полосы убитых и умирающих.

Однако именно Миртаи ошеломила всех своей жестокостью. Меч ее был легче, чем клинки рыцарей церкви, и орудовала она им почти с тем же изяществом, как Стрейджен своей шпагой. Она редко целилась в торс противника, предпочитая атаковать его лицо или горло, а при необходимости и ноги. Ее удары были короткими и расчетливыми, и клинок рассекал не столько мышцы, сколько жилы. Она больше калечила, чем убивала, и вопли и стоны ее недобитых жертв сплетались в зловещий шум над кровавым полем боя.

Стандартная тактика рыцарей в латах против пеших – начинать атаку копьями, а затем натиском коней сбить противников так тесно, чтобы они мешали друг другу двигаться. Как только враги оказывались беспомощными, перебить их было легче легкого.

– Улаф! – прокричал Спархок. – Прикажи им сложить оружие!

– Попытаюсь! – откликнулся Улаф. Затем он проревел что-то совершенно непонятное сбившимся в толпу пехотинцам.

Всадник в шлеме причудливой формы что-то проревел в ответ.

– Вот этот, с крыльями на шлеме, их главарь, Спархок, – сообщил Улаф, указывая на всадника окровавленным топором.

– Что он сказал? – поинтересовался Келтэн.

– Он позволил себе пару непочтительных замечаний о моей матушке. Прошу прощения, господа. Я испытываю настоятельную потребность разобраться с этим человеком. – Он пришпорил коня и помчался на всадника в крылатом шлеме, который тоже был вооружен боевым топором.

Спархок никогда прежде не видел поединка на боевых топорах и с удивлением отметил, что в этом способе больше тонкости, чем ему представлялось. Здесь, конечно, требовалась в большой степени и обыкновенная физическая сила, но внезапная перемена направления ударов требовала таких ухищрений, о которых Спархок и не подозревал. Оба противника носили круглые массивные щиты, и когда отбивали ими удары, грохот и звон стоял посильнее, чем в схватке на мечах.

Улаф привстал в стременах и вскинул топор высоко над головой. Воин в крылатом шлеме поднял щит, чтобы заслонить свою голову, но великан-талесиец отбросил руку с топором назад, вывернул плечо и нанес удар снизу, под ребра противника. Главарь нападавших разом скорчился, хватаясь за живот, и вывалился из седла.

Страшный стон прокатился по врагам, которые еще держались на ногах, и миг спустя, словно туман под сильным порывом ветра, они дрогнули, заколыхались – и исчезли бесследно.

– Куда они подевались? – воскликнул Берит, с тревогой озираясь по сторонам.

Никто не мог ему ответить. Там, где миг назад были четыре десятка вооруженных противников, не осталось никого, и внезапная тишина воцарилась над полем боя – беспрерывно кричавшие раненые тоже словно испарились. Остались лишь убитые, но и с ними совершилось странное преображение. Мертвые тела как-то непонятно высохли и съежились, и кровь, покрывавшая их, стала из ярко-алой – черной, сухой и крошащейся.

– Какое заклятие сделало все это, Спархок? – спросил Тиниен.

– Понятия не имею, – ответил Спархок, все еще ошеломленный. – Кто-то играет, и эта игра мне не нравится.

– Бронза! – закричал вдруг Бевьер. Молодой сириникиец, спешившись, разглядывал латы на усохшем мертвеце. – У них бронзовые доспехи, Спархок. Оружие и шлемы стальные, но вот эта кольчуга сделана из бронзы.

– Да что же это здесь такое творится? – возмущенно воскликнул Келтэн.

– Берит, – сказал Спархок, – поезжай в орденский замок в Дэмосе. Собери всех братьев, которые могут надеть доспехи. Я хочу, чтобы они были здесь еще до полудня.

– Будет сделано! – решительно ответил Берит. Он пришпорил коня и поскакал галопом туда, откуда они только что ехали.

Спархок быстро огляделся.

– Сюда, – сказал он, указывая на крутой холм по другую сторону дороги. – Сгоните всю эту толпу на вершину холма. Пусть придворные, грумы и лакеи возьмутся за дело. Я хочу, чтобы вот здесь был ров, а на склонах этого холма вырос лес из заостренных кольев. Не знаю, откуда явились эти люди в бронзовых доспехах, но я хочу быть готовым на тот случай, если им вздумается вернуться.

– Ты не смеешь приказывать мне! – разъяренно кричал Халэду разряженный в пух и прах придворный. – Да знаешь ли ты, кто я такой?

– Конечно, знаю, – ответил молодой оруженосец Спархока, и в его голосе прозвучали угрожающие нотки. – Ты – человек, который сейчас возьмет лопату и начнет копать. Или же ты будешь человеком, который сейчас будет ползать на четвереньках, собирая зубы. Выбирай. – Халэд показал придворному свой кулак. Придворный не мог не разглядеть его в подробностях – кулак торчал в дюйме от его носа.

– Почти как в старые добрые времена, верно? – рассмеялся Келтэн. – Халэд говорит точь-в-точь как Кьюрик.

Спархок вздохнул.

– Да, – согласился он с грустью, – справляется он отменно. Собери остальных, Келтэн. Нам нужно поговорить.

Они собрались у кареты Эланы. Королева была немного бледна и крепко прижимала к себе дочь.

– Ну, ладно, – сказал Спархок. – Кто были эти люди?

– Очевидно, ламорки, – ответил Улаф. – Кто еще стал бы говорить на древнеламоркском?

– Но с какой стати им говорить на этом языке? – спросил Тиниен. – Вот уже тысячу лет никто не говорит по древнеламоркски.

– И больше тысячи лет никто не носит бронзовых доспехов, – добавил Бевьер.

– Кто-то применил здесь заклятие, о котором я раньше не слышал, – сказал Спархок. – С чем мы имеем дело?

– А разве не ясно? – отозвался Стрейджен. – Кто-то извлекает людей из прошлого – так же, как это проделали Тролли-Боги в Пелосии. В эту игру играет какой-то могущественный маг.

– Все сходится, – проворчал Улаф. – Эти люди говорили на древнем языке, у них были древние доспехи и оружие, они понятия не имели о современной тактике, и кто-то явно применил магию, чтобы вернуть их туда, откуда они взялись, – всех, кроме мертвых.

– Есть кое-что еще, – задумчиво добавил Бевьер. – Это были ламорки, а нынешние беспорядки в Ламорканде напрямую связаны с историями о возвращении Дрегната. Судя по сегодняшнему нападению, истории эти вовсе не выдумки и нелепые слухи, порожденные пивными парами в какой-нибудь таверне. Быть может, графу Герриху помогает стирикский маг? Если Дрегнат собственной персоной и в самом деле появился из прошлого, ламорков уже ничто не успокоит. Они воспламеняются при одном упоминании его имени.

– Все это весьма интересно, господа, – сказала Элана, – но нападение было отнюдь не случайным. Ламорканд далеко отсюда, и ваши древние воины немало потрудились, чтобы напасть именно на нас. Вопрос – почему?

– Мы постараемся найти для вас ответ, ваше величество, – заверил ее Тиниен.

Берит вернулся вскоре после полудня, приведя с собой три сотни пандионцев в доспехах, и остаток путешествия в Чиреллос больше смахивал на военный поход.

Прибытие их в Священный Город и торжественный проезд по улицам к Базилике напоминали парад и вызвали немалое оживление. Сам архипрелат вышел на балкон второго этажа, чтобы полюбоваться тем, как вооруженный кортеж заполняет площадь перед Базиликой. Даже издалека Спархок разглядел, что ноздри Долманта побелели, а челюсти крепко сжаты. Лицо Эланы хранило царственное и холодно-вызывающее выражение.