Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 98 страниц)

ГЛАВА 18

– Спархок, – хладнокровно сказала Сефрения, – у нас попросту нет на это времени.

– Я отыщу время, матушка, – угрюмо ответил он. – Поверь, мне понадобится немного. Я останусь здесь со Стрейдженом, и мы выследим его. Крегер не стирик, так что найти его не составит особого труда. Мы нагоним вас после того, как выжмем из него все, что ему известно, – досуха, каплю за каплей. Я его так прижму, что из волос пойдет кровь.

– А кто же будет заботиться о безопасности мамы, пока ты, отец, будешь развлекаться здесь? – спросила Даная.

– Ее окружает целое войско.

– Но ведь ее рыцарь – ты, отец. Или этот титул – всего лишь пустой звук, от которого можно отмахнуться, когда находится занятие повеселее, чем охрана ее жизни?

Спархок беспомощно поглядел на свою дочь. Затем с досадой и разочарованием изо всей силы грохнул по стене кулаком.

– Ты разобьешь костяшки, – пробормотала Сефрения.

Они собрались в кухне. Спархок поднялся рано и отправился на поиски своей наставницы, чтобы сообщить ей о появлении Крегера и о своих планах заставить его держать ответ за весьма длинный список прегрешений. В присутствии здесь же Данаи не было ничего удивительного.

– Почему ты не запытал его до смерти в Чиреллосе, когда он был в твоих руках, дорогой? – спокойно спросила Сефрения.

– Сефрения! – Спархок был потрясен не столько этим вопросом, сколько хладнокровным тоном своей наставницы.

– Но тебе и вправду следовало тогда сделать это, Спархок. По крайней мере, тогда Крегер не возвращался бы вновь и вновь, точно призрак из прошлого. Ты ведь знаешь поговорку Улафа – никогда не оставляй за спиной живого врага.

– Ты говоришь, как эленийка, матушка.

– Хочешь оскорбить меня?

– Ты еще будешь бить кулаком стену, отец, или уже пришел в себя? – осведомилась Даная. Спархок с сожалением вздохнул.

– Вы, конечно, правы, – признал он. – Я, кажется, и впрямь вышел из себя. Отчего-то существование Крегера оскорбляет мои чувства. Он точно охвостье прошлого, на котором все еще болтаются остатки Мартэла. Я бы предпочел раз и навсегда подчистить эту часть моей жизни.

– Ты и вправду можешь сделать так, чтобы из волос текла кровь? – с любопытством спросила его дочь.

– Пока не знаю. Когда я в конце концов изловлю Крегера – дам тебе знать. – Спархок потер ноющие костяшки. – Думаю, мы и в самом деле должны поскорее добраться до Материона. Сефрения, каково на самом деле здоровье Вэниона?

– Желаешь личного освидетельствования? – лукаво осведомилась она.

– Это меня не касается, матушка. Я только хочу знать, годится ли он для долгого путешествия.

– О да, – улыбнулась она, – более чем годится.

– Отлично. Я буду счастлив возложить на него весь почет и радости командования.

– Нет, Спархок. Категорически – нет.

– Прошу прощения?..

– Вэнион и так слишком долго нес эту ношу. Оттого он и захворал. Нет, Спархок, можешь смириться с тем, что магистр пандионцев теперь ты, и только ты. Вэнион, конечно, поможет тебе советами, но принимать все решения будешь ты. Я не позволю тебе убить его.

– Так значит, вы оба сможете поехать с нами в Материон?

– Ну конечно же, смогут, Спархок, – сказала Даная. – Это уже давным-давно решено.

– Неплохо было бы, если б и меня кто-то потрудился известить об этом решении.

– Зачем это? Тебе вовсе не нужно знать все, отец. Просто делай так, как мы тебе говорим.

– Что за безумие подвигло тебя связаться с ней, Сефрения? – осведомился Спархок. – Разве не нашлось под рукой другого бога – скажем, одного из Троллей-Богов?

– Спархок! – воскликнула Даная. Спархок ухмыльнулся ей.

– Заласта тоже поедет с нами, – сказала Сефрения. – Его так или иначе призвали вернуться в Материон, а нам может понадобиться его помощь.

Спархок нахмурился.

– У нас могут быть некоторые трудности, матушка. Элана не доверяет ему.

– Это совершенно абсурдно, Спархок. Я знаю Заласту с первых лет моей жизни. Я искренне полагаю, что он умер бы, если бы я попросила его умереть.

– Мама назвала тебе какую-нибудь причину для своих подозрений? – с интересом спросила Даная.

– Полагаю, что это неприязнь с первого взгляда, – пожал плечами Спархок. – То, что он мудрейший человек в мире, не спасает положения. Она, вероятно, была предрасположена невзлюбить его еще до того, как с ним повстречалась.

– И к тому же, конечно, он стирик. – В голосе Сефрении прозвучали резкие нотки.

– Ты знаешь, Сефрения, что Элана не из таких. Пора нам, пожалуй, побыстрее увезти тебя из Сарсоса. Кое-какие местные предрассудки уже слегка замутили твой разум.

– В самом деле? – зловеще осведомилась она.

– Нетрудно объявить неприязнь обыкновенным фанатическим предрассудком – а это наихудшая разновидность замутненного мышления. Знаешь, бывают ведь и другие причины невзлюбить кого-то. Помнишь ты сэра Антаса? – Она кивнула. – Я глубоко ненавидел этого человека.

– Антаса?! Я думала, что вы друзья.

– Я не мог переносить его. У меня тряслись руки всякий раз, когда он проходил мимо. Поверишь ли ты, что я был искренне счастлив, когда Мартэл убил его?

– Спархок!

– Тебе не стоит делиться этим с Вэнионом, матушка. Я не слишком горжусь этой историей. Вот что, собственно, я хотел сказать: один человек порой ненавидит другого по личным причинам, которые не имеют ничего общего с расовой принадлежностью, общественным положением или чем-то иным в том же духе. Элана невзлюбила Заласту, скорее всего, именно потому, что она его невзлюбила. Может быть, ей не нравится, как он шевелит бровями. Всегда стоит подумать о простейшем объяснении, прежде чем пускаться на поиски необычайного.

– Что еще ты хотел бы переменить во мне, сэр рыцарь?

Спархок с серьезным видом оглядел ее с головы до ног.

– Знаешь, ты очень уж маленькая. Ты никогда не подумывала о том, чтобы немного подрасти?

Сефрения едва не ответила резкостью, но миг спустя неожиданно рассмеялась.

– Спархок, ты самый обезоруживающий человек в мире.

– Знаю, матушка. За это меня все и любят.

– Теперь ты понимаешь, почему я без ума от этих взрослых ребятишек? – весело спросила Сефрения у своей сестры.

– Разумеется, – ответила Афраэль. – Потому что они похожи на больших неуклюжих щенят. – Ее темные глаза посерьезнели. – Очень немногие знают о том, кто я такая на самом деле, – задумчиво проговорила она. – Вы двое и Вэнион – почти единственные, кто знает меня в этом воплощении. Я полагаю, что так должно быть и дальше. Наш враг – кто бы он ни был – может совершить какую-нибудь промашку, если не будет знать, что я поблизости.

– Но ведь ты же расскажешь Заласте? – спросила Сефрения.

– Нет, думаю, что пока – нет. Ему совсем необязательно это знать, так что сохраним эту тайну при себе. Когда доверишься кому-то, волей-неволей доверяешься всем, кому доверяет он, а ведь это могут порой оказаться и совершенно незнакомые тебе люди. Я к этому еще не готова.

– Она делает немалые успехи в логике, – заметил Спархок.

– Вижу, – вздохнула Сефрения. – Боюсь, она попала в дурную компанию.

Тем же утром позднее они покинули Сарсос, и за восточными воротами к ним присоединились рыцари церкви, пелои и два легиона атанов Энгессы. День выдался погожий, теплый, над головой синело ясное небо. Утреннее солнце подымалось над цепью иззубренных, накрытых снежными шапками гор, лежавших на востоке. Острые пики гор врезались в небо, и их обрывистые склоны были плотно укутаны голубым утренним туманом. Энгесса ехал рядом со Спархоком, и выражение его бронзово-смуглого лица казалось мягче обычного. Он указал на снежные пики гор.

– Атан, Спархок-рыцарь. Моя родина.

– Величественный край, атан Энгесса, – одобрил Спархок. – Давно ты не был дома?

– Пятнадцать лет.

– Долгое изгнание.

– Воистину так, Спархок-рыцарь. – Энгесса оглянулся на карету, ехавшую за ними. Там на месте Стрейджена сидел Заласта, и Миртаи с серьезным и торжественным лицом держала на коленях Данаю. – Мы знаем друг друга, не так ли, Спархок-рыцарь?

– Я бы сказал, да, – согласился Спархок. – У наших народов разные обычаи, но мы, похоже, уже переступили через большинство различий.

Энгесса чуть заметно улыбнулся.

– Ты хорошо держался, когда мы беседовали об атане Миртаи и доми Кринге.

– Здравомыслящие люди всегда найдут возможность поладить друг с другом.

– Эленийцы, кажется, придают большое значение здравому смыслу?

– Да, это одна из самых больших наших причуд.

– Я хочу объяснить тебе суть одного нашего обычая, Спархок-рыцарь. Мои объяснения могут оказаться не слишком ясными, потому что я плохо владею вашим наречием. Я полагаюсь на то, что ты объяснишь остальным.

– Я приложу все силы, атан Энгесса.

– Когда мы будем в Атане, атана Миртаи пройдет обряд Перехода.

– Я не сомневался, что так и будет.

– В обычае нашего народа, чтобы ребенок перед прохождением обряда вспоминал свое детство, и очень важно, чтобы при этом были его родители. Я говорил с атаной Миртаи. Ее детство не было счастливым. Многие ее воспоминания будут мучительны, и когда она будет оживлять их в памяти, нужно, чтобы ее окружали любящие ее люди. Ты скажешь Элане-королеве и другим, в чем суть дела?

– Скажу, атан Энгесса.

– Атана придет к вам, когда будет готова. Ее право избрать тех, кто будет поддерживать ее. Иной ее выбор, возможно, удивит тебя, но среди моих соотечественников быть избранным для такой цели – великая честь.

– Именно так посмотрим на это и мы, Энгесса-атан.

Спархок вкратце рассказал остальным, что Миртаи соберет их в выбранное ею самой время, однако не стал вдаваться в подробности, потому что и сам не знал точно, чего ожидать.

Тем же вечером атанская великанша бесшумно ходила по лагерю, держась с непривычной застенчивостью. Она не впрямую требовала прийти выслушать ее, как можно было бы от нее ожидать, но скорее просила, можно сказать, умоляла, и в глазах у нее были робость и беспомощность. Ее выбор по большей части не был для Спархока неожиданностью – все это были люди, с которыми Миртаи была наиболее близка во время ее недавнего рабства. Без сюрпризов, однако, не обошлось. Она пригласила двоих пандионцев, с которыми Спархок даже не был знаком, а также пару пелоев Кринга и двух атанских девушек из легиона Энгессы. Кроме того, среди приглашенных оказались Оскайн и Эмбан.

Вечером они собрались вокруг большого костра, и прежде чем начала говорить Миртаи, к собравшимся с краткой речью обратился Энгесса.

– Среди нашего народа в обычае расстаться с детством, прежде чем войти в зрелость, – сурово проговорил он. – Атана Миртаи скоро пройдет обряд Перехода, и она попросила нас быть с ней, когда она будет прощаться с прошлым. – Он помолчал, и в голосе его зазвучали задумчивые нотки. – Это дитя не похоже на других атанских детей. Почти всегда детство, с которым расстается ребенок, простое и привычное для нашего народа. Однако атана Миртаи возвращается из рабства. Она пережила рабство и вернулась к нам. Ее детство длилось дольше, чем у других атанских детей, и в нем было много необычного – и мучительного. Мы будем слушать с любовью – даже если не всегда поймем и примем ее рассказ. – Энгесса повернулся к Миртаи. – Начни с тех мест, где ты появилась на свет, дочь моя.

– Хорошо, отец-атан, – вежливо ответила она. Поскольку Энгесса с первой их встречи взял на себя роль приемного отца, Миртаи относилась к нему с традиционным почтением. Сейчас она говорила негромко, и в ее голосе не осталось и следа от ее всегдашней напористости. Спархок отчетливо ощутил, что перед ними вдруг оказалась совсем другая Миртаи – мягкая и чувствительная девушка, таившаяся за скорлупой внешней грубости и резкости.

– Я родилась в селении к западу от Диргиса, – начала она, – неподалеку от истоков реки Сарны. – Миртаи говорила по-эленийски, потому что – за исключением Энгессы, Оскайна и двух атанских девушек – никто из дорогих ей людей не говорил по-тамульски. – Мы жили глубоко в горах. Мои отец и мать очень гордились этим. – Она слабо улыбнулась. – Все атаны считают себя особенными, но мы, горные атаны, особенней самых особенных. Наш долг – быть лучшими всегда и во всем, раз уж мы настолько превосходим всех прочих. – Она одарила своих друзей довольно лукавым взглядом. Миртаи была очень наблюдательна, и ее как бы небрежная реплика была шпилькой равно в адрес и стириков, и эленийцев. – Ранние годы своей жизни я провела в лесах и в горах. Я начала ходить раньше других детей, и едва научившись ходить, научилась и бегать. Мой отец очень гордился мной и часто говорил, что я родилась бегущей. Как и положено, я часто испытывала себя. К пяти годам я могла бежать без передышки полдня, а к шести – с рассвета и до заката.

Дети из нашего селения обычно начинали обучение очень поздно – примерно около восьми лет, – потому что учебный лагерь в нашей местности был очень далеко от селения и родителям не хотелось расставаться с нами в таком раннем возрасте. Горные атаны очень чувствительны. Это наш единственный недостаток.

– Была ли ты счастлива, атана? – мягко спросил Энгесса.

– Очень счастлива, отец-атан, – отвечала она. – Родители любили меня и гордились мной. В нашем маленьком селении детей было немного. Я была лучше всех, и все друзья моих родителей тоже были этим горды.

Миртаи помедлила, и глаза ее наполнились слезами.

– А потом пришли арджунские работорговцы. Они были вооружены луками. Их интересовали только дети, а потому они убили всех взрослых. Моя мать была убита первой стрелой.

Голос Миртаи сорвался, и она на миг опустила голову. Когда она подняла голову вновь, по лицу ее текли слезы.

Принцесса Даная с серьезным видом подошла к ней и протянула руки. Миртаи, явно не задумываясь, усадила ее к себе на колени. Даная погладила ее по залитой слезами щеке и нежно поцеловала.

– Я не видела, как погиб мой отец, – продолжала Миртаи. Голос ее звучал сдавленно, но затем выровнялся, и влажные от слез глаза отвердели. – Я убила первого арджуна, который пытался схватить меня. Эти невежественные люди не понимают, что ребенок тоже может быть вооружен. В правой руке арджун держал меч, а левой он схватил меня за руку. У меня был острый кинжал, и он легко вошел в его тело, когда я ударила его, нырнув под руку. Кровь фонтаном хлынула из его рта. Он упал, и я вновь ударила его, на сей раз под ребра. Я ощущала, как его сердце трепещет на острие моего кинжала. Я повернула клинок, и он умер.

– Так! – вполголоса выкрикнул Кринг. Доми плакал, не стесняясь своих слез, и голос его был хриплый и дикий.

– Я бросилась бежать, – продолжала Миртаи, – но другой арджун сбил меня с ног и попытался вырвать у меня кинжал. Я отрубила пальцы его правой руки и по самую рукоять воткнула кинжал в его живот. Он умирал два дня и кричал при этом не переставая. Его крики радовали меня.

– Так! – На сей раз это был Келтэн. В его глазах тоже стояли слезы.

Атана коротко и печально улыбнулась ему.

– Арджуны поняли, что я опасна, поэтому они оглушили меня. Когда я очнулась, я уже была закована в цепи.

– И все это случилось, когда тебе было восемь? – полушепотом спросила Элана.

– Семь, Элана, – мягко поправила Миртаи. – Мне еще не исполнилось восьми.

– Ты действительно убила человека в этом возрасте? – изумленно спросил Эмбан.

– Двоих, Эмбан. Второй, тот, что кричал два дня, тоже умер. – Атана взглянула на Энгессу блестящими глазами, в которых отразилось колебание. – Могу ли я зачесть его себе, отец-атан? Он ведь мог умереть и от чего-то еще.

– Ты можешь зачесть его себе, дочь моя, – решил Энгесса. – Его убил удар твоего кинжала. Миртаи вздохнула.

– Я всегда сомневалась насчет этого, второго, – созналась она. – Это путало мой счет, а такое неприятно.

– Это было полноправное убийство, атана. Твой счет верен.

– Спасибо, отец-атан, – сказала Миртаи. – Так плохо не быть уверенной в столь важном деле. – Она помолчала, припоминая. – Затем я почти полгода никого не убивала. Арджуны увезли меня на юг, в Тиану. Я не плакала во время этого путешествия. Нельзя показывать врагам своих страданий. В Тиане работорговцы привели меня на невольничий рынок и продали купцу-дакону по имени Пелазер. Он был толстый и сальный, от него дурно пахло, и он обожал детей.

– Так он был добрым хозяином? – спросила баронесса Мелидира.

– Я этого не сказала, Мелидира. Любовь Пелазера к маленьким мальчикам и девочкам была довольно своеобразной. Арджуны предостерегли его, так что он следил за тем, чтобы мне в руки не попал нож. Однако мне ведь нужно было чем-то есть, и он дал мне ложку. Он увез меня в свой дом в городе Верел, что в Даконии, и всю дорогу я затачивала о цепи черенок своей ложки. Это была хорошая железная ложка, и я очень тонко заточила ее. Когда мы приехали в Верел, он приковал меня к стене в комнатке, что была в дальней части его дома. Там был каменный пол, и я все время трудилась над своей ложкой. Я ее очень полюбила. – Миртаи слегка нагнулась, и ее рука скользнула в сапог. – Разве она не прелесть?

Предмет, который Миртаи извлекла из сапога, с виду был обыкновенной ложкой с деревянной ручкой. Миртаи взяла ложку обеими руками, слегка повернула ручку и сдернула ее с черенка. Черенок ложки оказался узким, тонким и острым, как игла; он был так отполирован, что блестел, как серебряный. Миртаи критически оглядела его.

– Он недостаточно длинен, чтобы достать до сердца, – извинилась она за свою ложку. – Им нельзя убить чисто, но на крайний случай сгодится и такое оружие. Эта ложка выглядит так обыкновенно, что никому даже в голову не приходило отнять ее у меня.

– Гениально, – пробормотал Стрейджен с горящими от восторга глазами. – Телэн, укради для нас пару ложек, и мы немедленно примемся за дело.

– Как-то ночью Пелазер пришел в мою комнатку и начал трогать меня, – продолжала Миртаи. – Я не двигалась, и он решил, что я не стану сопротивляться. Он начал улыбаться. Я заметила, что при этом он пускал слюни. Он все еще улыбался – и пускал слюни, – когда я выколола ему оба глаза. Вы знаете, что человеческий глаз лопается, когда ткнешь в него чем-то острым.

Мелидира издала какой-то сдавленный звук и с неприкрытым ужасом воззрилась на невозмутимую атану.

– Он хотел закричать, – продолжала Миртаи все тем же леденяще деловитым тоном, – но я захлестнула свою цепь вокруг его шеи, чтобы утихомирить его. Мне хотелось изрезать его на мелкие кусочки, но приходилось крепко держать цепь обеими руками, чтобы не дать ему закричать. Он стал вырываться, но я лишь сильнее стягивала цепь.

– Так! – На сей раз, ко всеобщему изумлению, это хриплое одобрение выкрикнула тишайшая камеристка Эланы, и объятия, в которые она заключила ошеломленную атану, были непривычно крепки и порывисты.

Миртаи нежно погладила девушку по щеке и продолжала:

– Пелазер вначале сопротивлялся, но скоро затих. Он опрокинул свечу, и комнатка погрузилась во тьму, так что я не могла быть уверена, что он мертв. Я крепко стягивала цепь на его шее, и просидела так до утра. Когда взошло солнце, лицо у него было совсем черное.

– Отменное убийство, дочь моя, – с гордостью сказал Энгесса.

Миртаи улыбнулась и наклонила голову.

– Когда обнаружили, что я совершила, я думала, что меня убьют, но южные даконы очень странный народ. Пелазера не любили в Вереле, и, я думаю, многие тайно забавлялись тем, что один из детей, над которыми он всегда измывался, в конце концов прикончил его. Его наследником был племянник по имени Гелан. Он был очень благодарен мне за то, что я убила его дядю и сделала его богачом, а потому вступился за меня перед властями. – Миртаи смолкла и взглянула на принцессу, которая все так же уютно сидела у нее на коленях, разглядывая ложку-кинжал.

– Может, принесешь мне воды, Даная? – спросила она. – Я не привыкла так много говорить.

Даная послушно соскользнула с ее колен и направилась к дальним кострам, на которых стряпали ужин.

– Она слишком мала, чтобы слушать о некоторых вещах, – пробормотала Миртаи. – Гелан был славный юноша, но у него были особенные вкусы. Он любил не женщин, а других юношей.

Сэр Бевьер задохнулся.

– Ох, Бевьер, – сказала Миртаи, – неужели ты и вправду так наивен? Такое, знаешь ли, встречается нередко. Так или иначе, с Геланом мне было хорошо. Во всяком случае, он не пытался взять меня силой. Он любил поговорить, а потому научил меня говорить по-эленийски и даже немного читать. Такие, как он, ведут довольно сложный образ жизни, и он нуждался в постоянном друге. Меня учили всегда выслушивать то, что говорят старшие, так что постепенно Гелан открыл мне всю свою душу. Когда я немного подросла, он купил мне красивые платья и сам даже иногда надевал их, хотя, мне кажется, только шутки ради. Некоторые его друзья одевались в женские наряды, но это все было так, не всерьез. Они просто веселились. Именно тогда для меня наступило то трудное время, когда девочка превращается в женщину. Гелан был очень добр и все понимал; он разъяснил мне, что происходит, и я не испугалась. Он хотел, чтобы я надевала самые красивые свои платья, и всегда брал меня с собой на встречи с людьми, которые не знали о его предпочтениях. Дакония ведь эленийское королевство, а у эленийцев какие-то странные взгляды на таких, как Гелан. Почему-то они вмешивают в это дело религию. Так или иначе, то, что при Гелане всегда была молодая рабыня, приглушало подозрения.

Бевьер потрясенно уставился на нее.

– Может, тебе нужно помочь принцессе принести воды? – почти нежно спросила у него Миртаи. – Это часть моего детства, так что я должна рассказать и о ней. Если тебя так смущает эта тема, можешь не слушать. Я пойму.

Лицо Бевьера потемнело.

– Я твой друг, Миртаи, – сказал он. – Я останусь.

Миртаи улыбнулась.

– Он такой милый мальчик, – сказала она почти тем же тоном, каким всегда говорила эти слова Сефрения. Спархок был слегка озадачен тем, насколько проницательна и восприимчива оказалась эта молодая атана.

Миртаи вздохнула.

– Гелан и я любили друг друга, но не той любовью, которую обычно имеют в виду люди, когда говорят о мужчине и женщине. Любовь ведь бывает самая разная – как и люди. У него, однако, было много врагов – очень много. Гелан был напористым торговцем и почти всегда заключал выгодные сделки. В мире немало мелких людишек, которых задевает такая удачливость. Однажды один эдомский купец так разозлился, что хотел убить Гелана, и мне пришлось применить свою ложку, чтобы защитить его. Как я уже сказала, ее черенок недостаточно длинный, чтобы убивать чисто, так что грязи и крови было немало. В тот вечер я испортила очень красивое шелковое платье. Я сказала Гелану, чтобы он купил мне хорошие кинжалы, и тогда я смогу убивать, не портя одежды. Идея сделать двенадцатилетнюю рабыню своим телохранителем вначале застала его врасплох, но потом он увидел все ее преимущества. Он купил мне вот это. – Миртаи коснулась одного из кинжалов с серебряными рукоятями, которые она всегда носила на поясе. – Я всегда высоко ценила и берегла их. Я изобрела способ прятать их под одеждой, когда мы выходили в город. После того как я этими кинжалами убила нескольких людей, обо мне разошлись слухи, и враги Гелана больше не пытались убить его.

В Вереле были еще юноши, подобные Гелану, и они часто ходили друг другу в гости, потому что в своих домах могли не скрывать своих наклонностей. Все они были очень добры ко мне. Они давали мне советы и покупали красивые безделушки. Они мне очень нравились, потому что все они были вежливые и умные, и от них всегда хорошо пахло. Я терпеть не могу, когда от мужчин плохо пахнет. – Миртаи со значением глянула на Кринга.

– Я моюсь, – запротестовал он.

– Не слишком часто, – слегка критическим тоном заметила она. – Ты много ездишь верхом, Кринг, а у коней очень резкий запах. Мы поговорим о частых купаниях после того, как я наложу на тебя свое клеймо. – Миртаи рассмеялась. – Я бы не хотела пугать тебя раньше времени.

Спархок вдруг осознал, что весь рассказ Миртаи – это часть обряда Перехода, что, скорее всего, она уже никогда больше не будет так открыта и откровенна. Только сегодня, на одну ночь, она опустила свои защитные барьеры, столь типичные для атанов. Он был всем сердцем горд, что Миртаи пригласила его выслушать ее воспоминания.

Миртаи вздохнула, и лицо ее погрустнело.

– У Гелана был особый друг, которого он очень любил, – некий смазливый юнец по имени Маджен. Мне не нравился Маджен. Он пользовался любовью Гелана и говорил ему всякие гадости. Он был легкомыслен, себялюбив и весьма, весьма дорожил своей смазливой внешностью. Кроме того, он был неверен, а это омерзительно. Со временем Гелан ему надоел, и он влюбился в другого безмозглого красавчика. Мне, наверно, следовало убить их обоих, еще когда я только узнала об этом. Я всегда потом жалела, что не сделала этого. Гелан по глупости разрешил Маджену пользоваться красивым домиком на окраине Верела и сказал при этом, что в своем завещании отписал этот дом Маджену на случай, если с ним что-то случится. Маджен и его новый приятель хотели заполучить этот дом и сговорились против Гелана. Как-то ночью они заманили его в этот дом и настояли на том, чтобы он пришел один. Там они убили его и бросили тело в реку. Когда это случилось, я несколько дней плакала, потому что очень любила Гелана. Один из его друзей рассказал мне, что случилось на самом деле, но я молчала и не спешила ничего предпринимать. Я хотела, чтобы эти двое чувствовали себя в безопасности и решили, будто вышли сухими из воды. Меня унаследовала сестра Гелана – вместе с остальным его имуществом. Она была славная женщина, но очень религиозная. Она не знала, что делать со мной, как со мной обращаться. Она сказала, что хочет быть моим другом, но я посоветовала ей продать меня. Я сказала, что знаю убийц ее брата и собираюсь поквитаться с ними и что лучше продать меня тому, кто собирается покинуть Верел, чтобы избежать толков о мертвецах, убийстве и тому подобном. Я думала, что ее трудно будет уговорить, но она быстро согласилась. Она очень любила своего брата, а потому одобрила мой замысел. Она продала меня эленийскому купцу, который собирался отплыть в Варденаис, и сказала, что отдаст меня ему в день отплытия. Она предложила выгодную цену, так что он не особо спорил.

В ночь перед отплытием моего нового хозяина я оделась мальчиком и пошла в дом, где жили Маджен и его дружок. Я выждала, пока Маджен уйдет из дома, и постучала в дверь. Мне открыл дружок Маджена, и я сказала, что влюблена в него. Я шесть лет прожила с Геланом и знала, как нужно себя вести, чтобы этот смазливый болван мне поверил. Он очень возбудился, когда услышал мои слова, и несколько раз поцеловал меня. – Миртаи фыркнула с глубочайшим презрением. – Некоторые люди просто не способны хранить верность. Поцелуи возбудили его еще больше, и он приступил к более активным действиям. Он обнаружил кое-что, очень его удивившее. Но еще больше удивился он, когда я вспорола ему живот над самыми бедрами.

– Вот эта часть мне нравится! – объявил Телэн с горящими глазами.

– Не удивляюсь, – сказала Миртаи. – Чем больше крови пролито в истории, тем больше она тебе нравится. Так или иначе, после того, как я вспорола красавчику живот, все его содержимое вывалилось наружу. Он доковылял до кресла и попытался запихнуть свои внутренности обратно. Человеческие кишки, впрочем, очень скользкие, так что он не добился особого успеха.

Элана поперхнулась.

– А ты этого не знала? – спросила Миртаи. – Попроси Спархока, пусть он тебе как-нибудь расскажет. Наверняка он видел много внутренностей. Я оставила юнца в кресле и спряталась за дверью. Скоро пришел Маджен и ужасно разволновался, увидев, в каком состоянии его приятель.

– Могу себе представить! – хохотнул Телэн.

– Однако он взволновался еще сильнее, когда я подобралась к нему сзади и точно так же вспорола ему живот.

– Это не смертельные ранения, атана, – критически заметил Энгесса.

– Именно так я и задумала, отец-атан, – ответила Миртаи. – Я еще не покончила с этими двумя. Я сказала им, кто я такая, и прибавила, что мой поступок – прощальный дар им от Гелана: Это были лучшие минуты за весь вечер. Я усадила Маджена в кресло напротив его дружка, чтобы они могли любоваться смертью друг друга. Затем я запустила руки в их животы и вытащила по нескольку ярдов этих скользких штук, о которых я вам уже говорила.

– А потом ты так и оставила этих двоих сидеть там? – жадно спросил Телэн.

Миртаи кивнула.

– Да, только вначале я подожгла дом. Ни Маджен, ни его дружок так и не сумели собрать достаточно своих кишок, чтобы выбраться наружу. Они кричали громко и долго.

– Боже милосердный! – выдавил Эмбан.

– Отличная месть, атана, – сказал Энгесса. – Мы опишем ее детям в учебных лагерях – как пример достойного поведения.

Миртаи склонила голову, затем подняла глаза.

– Так что же, Бевьер? – сказала она. Несколько мгновений Бевьер боролся с собой.

– Грехи твоего хозяина касаются только его самого. Это дело между ним и Богом. То, что ты совершила, – истинно дружеский поступок. Я не вижу греха в содеянном тобой.

– Я так рада, – пробормотала она. Бевьер чуть смущенно рассмеялся.

– Это вышло немного напыщенно, верно?

– Все в порядке, Бевьер, – заверила она. – Я все равно люблю тебя – хотя ты должен иметь в виду, что мне свойственно любить весьма и весьма странных людей.

– Хорошо сказано, – одобрил Бевьер. Вернулась Даная и протянула Миртаи кубок с водой.

– Ты уже закончила рассказывать им то, о чем я не должна была слышать? – спросила она.

– Да, думаю, что закончила. Спасибо тебе за понимание – и за воду. – Миртаи трудно было смутить. Зато Элана покраснела до корней волос.

– Уже поздно, – сказала Миртаи, – и я буду рассказывать кратко. Эленийский купец, мой новый хозяин, привез меня в Варденаис и продал Платиму. Я притворилась, будто не говорю по-эленийски, а поскольку я очень высокая, Платим неверно оценил мой возраст. Платим очень хитер и умен, но в некоторых вещах он совершенно невежествен. Он просто не мог понять, что атанскую женщину очень трудно к чему-то принудить, и отправил меня в один из своих борделей. Кинжалы он у меня забрал, но ведь при мне оставалась ложка. Я убила не всех, кто приходил ко мне, но всех покалечила, и довольно серьезно. Пошли слухи, и прибыли борделя сильно упали. Платиму пришлось забрать меня оттуда, но что со мной делать, он не знал. Я не стала бы ни воровать, ни клянчить милостыню, и он был очень разочарован, когда узнал, что людей я убиваю только по личным причинам, а потому наемного убийцы из меня тоже не выйдет. Затем во дворце случились известные вам события, и он отдал меня Элане – вероятно, с огромным облегчением. – Миртаи нахмурилась и взглянула на Энгессу. – Это был первый случай, когда меня просто отдали, а не продали, отец-атан. Может быть, Платим оскорбил меня? Должна ли я вернуться в Симмур и убить его? Энгесса задумался.