Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 98 страниц)

Ребал между тем вскинул руки, чтобы усмирить рев толпы.

– Со мной ли вы, братья? – патетически воскликнул он. – Защитим ли мы дома наши и веру нашу, поможем ли нашим друзьям тамульцам?

Толпа одобрительно взвыла.

– Попросим Инсетеса помочь нам! – крикнул крестьянин с дубинкой.

– Инсетес! – завопил другой. – Инсетес! Призови Инсетеса!

– Вы уверены, друзья мои? – вопросил Ребал, выпрямляясь и теснее запахивая черный плащ.

– Призови его, Ребал! Пробуди Инсетеса! Пусть он скажет нам, что делать!

Ребал принял картинную позу и вскинул руки над головой. Затем он начал говорить, глухим низким голосом произнося гортанные слова.

– Это стирикский? – прошептал Келтэн Сефрении. – Мне кажется, это не очень похоже на стирикский.

– Это чушь, – презрительно фыркнула онa.

Келтэн сдвинул брови.

– По-моему, я о них никогда не слышал, – шепотом сказал он. – В какой части мира живут чуши? Сефрения озадаченно воззрилась на него.

– Я неправильно сказал? – осведомился он. – Они зовутся чушиты? Или чушийцы? Я имею в виду тех, чей язык называется «чушь».

– Ох, Келтэн, – тихо засмеялась она, – до чего же я люблю тебя.

– А что я такого сказал?

Голос Ребала поднялся почти до визга, и он резко опустил руки.

В костре что-то оглушительно взорвалось, и огромные клубы дыма заволокли просеку.

– Внемлите ми, братие! – донесся из дыма оглушительный рык. – Ныне пришед час брани великая.

Люд эдомский оружный, ступай за мною на рать кровавую! Берите мечи булатные, облачите члены своя в брони, а главы в шеломы! Бейте нещадно ворога лютого, домам и пашням погибель несущего! Ступайте во брань ярую с погаными выползками Церкви Чиреллоская! За мной! За мною, вой Господни, и Господь направит стопы и длани ваши!

– Высокий древнеэленийский! – шепотом воскликнул Бевьер. – Вот уже тысячу лет никто не говорил на этом языке!

– Какой бы то ни был язык, а я бы за ним пошел, – проворчал Улаф. – Славная речь!

Дым начал редеть, рассеиваться, и рядом с Ребалом возник широкоплечий богатырь в древних доспехах, вознесший над головой огромный двуручный меч.

– Разор! – проревел он. – Брань и разор!

ГЛАВА 5

– Все ушли, – доложил Берит, вернувшись вместе с Телэном в лагерь, надежно укрытый в узкой лощине. – Правда, сначала они очень долго ходили кругами, выкрикивая лозунги.

– Потом пиво кончилось, – сухо добавил Телэн, – и собутыльники разошлись по домам. – Он взглянул на Флейту. – Ты уверена, что это было важно? Я в жизни не видел более изобретательного мошенничества.

Она упрямо кивнула.

– Это было важно, – уже не в первый раз повторила она, – не знаю почему, но важно.

– Как им удалось устроить эту вспышку и дым? – спросил Келтэн.

– Один из тех, что стояли у самого костра, бросил на угли горсть какого-то порошка, – пожал плечами Халэд. – Все прочие глаз не сводили с Ребала, а потому никто и не заметил, как он это проделал.

– А откуда взялся человек в доспехах? – спросил Улаф.

– Он прятался в толпе, – пояснил Телэн. – Все это представление в самый раз годится для какой-нибудь деревенской ярмарки – той, что проводят далеко-далеко от ближайшего городка.

– Однако тот, что изображал Инсетеса, произнес весьма волнующую речь, – заметил Улаф.

– В этом нет ничего удивительного, – улыбнулся Бевьер. – Ее написал Фалакт в седьмом веке.

– Кто это такой? – спросил Телэн.

– Фалакт был величайшим драматургом древности. Эта волнующая речь взята целиком из его трагедии под названием «Этоник». Этот парень в старинных доспехах попросту заменил в ней несколько слов. Пьеса считается классикой, и ее по сей день ставят иногда в университетах.

– Ты, Бевьер, просто ходячая библиотека, – сказал Келтэн. – Неужели ты помнишь слово в слово все, что когда-нибудь прочитал?

Бевьер рассмеялся.

– Хотел бы я, чтобы было так, друзья мои!.. Просто когда я был студентом, мы с однокашниками как-то поставили «Этоника». Я играл главную роль, так что мне пришлось выучить эту речь наизусть. Стихи Фалакта и в самом деле весьма волнующи. Он был великим творцом – и, само собой, выходцем из Арсиума.

– Мне он никогда не нравился, – фыркнула Флейта. – Он был уродлив, как смертный грех, от него несло, как из сточной ямы, а кроме того, он был воинствующим фанатиком.

Бевьер с трудом сглотнул.

– Пожалуйста, Афраэль, не делай этого, – попросил он. – От такого становится не по себе.

– А О чем была эта пьеса? – спросил вдруг Телэн с загоревшимися глазами.

– Этоник якобы был правителем мифического королевства где-то на территории нынешней Восточной Каммории, – ответил Бевьер. – Легенда гласит, что он затеял религиозную войну со стириками.

– И что же было дальше? – алчно спросил Телэн.

– Он плохо кончил, – пожал плечами Бевьер. – Это же, в конце концов, трагедия.

– Но…

– Когда-нибудь сам прочтешь, Телэн, – твердо сказал Вэнион. – Сейчас не время для историй. Телэн помрачнел.

– Готов спорить, что нашего юного друга можно захватить врасплох в самый разгар кражи, – хохотнул Улаф. – Надо только сказать: «Жил да был когда-то» – и он замрет, как вкопанный.

– Это бросает новый свет на все, что до сих пор происходило в Дарезии, – задумчиво проговорил Вэнион. – Быть может, все это – одно гигантское мошенничество? – он вопросительно поглядел на Флейту.

Она покачала головой.

– Нет, Вэнион. Кое в чем, с чем мы уже сталкивались, была магия различной силы.

– Кое в чем – возможно, но не во всем. Была хоть какая-то магия в том, что мы видели сегодня?

– Ни капли.

– Так, стало быть, магия измеряется? – полюбопытствовал Келтэн. – Ее считают галлонами?

– Как дешевое вино, ты хотел сказать? – ядовито осведомилась Флейта.

– Ну не совсем, но…

– Это было очень важно, – поспешил вмешаться Спархок. – Спасибо тебе, Афраэль.

– Моя жизнь в служении вам, – насмешливо улыбнулась она.

– Прекрати.

– Я что-то ничего не понял, Спархок, – сказал Келтэн.

– Мы только что обнаружили, что не все, о чем сообщалось в Материон, было сотворено настоящей магией. В этих делах замешана изрядная доля мошенничества. О чем это говорит?

– Что наши противники ленятся, – пожал плечами Келтэн.

– Я бы так не сказал, – возразил Улаф. – Они не стесняются потрудиться в действительно важных делах.

– Двое, – сказала Сефрения. – Самое большее – трое.

– Прошу прощения?.. – озадаченно отозвался Улаф.

– Теперь понимаешь, как это может раздражать? – осведомилась она. – Представление, которое мы видели нынче ночью, говорит о том, что у наших противников есть два, от силы три человека, которые владеют настоящей магией. Я бы сказала, что им приходится разрываться на части. То, что происходит в Эдоме – а также, вероятно, в Астеле и Даконии, – не имеет особого значения, а потому они не считают нужным тратить на эти пустяки магию.

– Пустяки или нет, а они могут значительно замедлить продвижение Тиниена, когда он поведет рыцарей церкви через Дарезию к Материону, – сказал Спархок. – Если Ребалу удастся поднять все королевство, как он проделал это с сегодняшними крестьянами, Тиниену придется прорубать себе дорогу через орды воющих фанатиков. Эдомские крестьяне будут убеждены, что наши братья идут сюда, дабы силой вернуть их в истинную веру, и затаятся за каждым кустом с косами и вилами.

– Однако у нас все же есть некоторое преимущество, – глубокомысленно заметил Бевьер. – Наши враги никоим образом не могут знать, что мы в Эдоме и что мы видели сегодня эту милую сценку. Даже если б им было известно, что мы собираемся поднять со дна моря Беллиом – а это вряд ли, – они не знают, где это море, а потому понятия не имеют, куда мы направляемся. Собственно, даже мы не имеем об этом ни малейшего понятия.

– А если бы они и знали, куда им догадаться, что мы могли добраться сюда так скоро, – прибавил Халэд. – Думаю, господа, что мы их изрядно опередили. Если они применяют дешевые трюки, значит, поблизости нет магов, которые могли бы нас вынюхать. Если мы прикинемся обычными путешественниками, мы сможем ехать дальше без помех – а заодно выведаем по пути немало интересного.

– Мы здесь для того, чтобы вернуть Беллиом, Халэд, – напомнила ему Флейта.

– Конечно, но не проходить же из-за этого мимо мелких ценностей, верно?

– Афраэль, – сказал Вэнион, – мы видели и слышали все, что нужно было увидеть и услышать? Она кивнула.

– Тогда нам стоило бы поспешить в Джорсан. Если Халэд прав и нам удалось опередить врага, продолжим и дальше в том же духе. Какая взятка понадобится, чтобы убедить тебя ускорить наше путешествие?

– Мы могли бы поторговаться, лорд Вэнион, – улыбнулась она, – Уверена, что ты можешь предложить мне нечто вполне убедительное.

Они осыпали Богиню-Дитя поцелуями и прибыли в Джорсан вечером следующего дня. Джорсан оказался типичным эленийским портом, прикорнувшим у оконечности залива. Во время путешествия заговорили о подходящей маскировке. Бевьер склонялся к тому, чтобы изобразить паломников, Келтэн предпочитал переодеться компанией гуляк, которая ищет, где бы пошуметь и повеселиться, а Телэн, вероятно под влиянием устроенного Ребалом представления, считал, что забавнее всего будет притвориться бродячими актерами. Они все еще спорили об этом, когда впереди показался Джорсан.

– Зачем попусту тратить время? – осведомился у них Улаф. – С какой стати нам переодеваться? Кому, в конце концов, дело до того, кто мы такие? Если на нас не будет доспехов, джорсанцы не узнают, кто мы такие, и им на нас будет наплевать. К чему все эти ненужные хлопоты?

– Нам придется оставить на себе кольчуги, сэр Улаф, – напомнил Берит. – Как мы объясним это?

– А никак. Мало ли кто носит кольчуги и оружие, такое случается сплошь и рядом. Если кто-то в городе будет чересчур любопытствовать насчет того, кто мы такие и куда направляемся, я очень быстро излечу его от любопытства. – С этими словами Улаф продемонстрировал свой внушительный кулак.

– Стало быть, расчистить себе дорогу силой? – спросил Келтэн.

– Почему бы и нет? Разве нас не для этого обучали?

Трактир оказался неприглядным, но чистым и удаленным от портовых кварталов, так что по округе не шатались горластые хмельные матросы, дрейфуя из пивной в пивную. Внизу располагался общий зал, на втором этаже – спальни, а конюшни – на заднем дворе.

– Оставь это мне, – шепнул Улаф Спархоку, когда они направились к трактирщику, взъерошенному детине с длинным острым носом.

– Валяй, – отозвался Спархок.

– Эй, ты, – бесцеремонно обратился Улаф к трактирщику, – нам нужны пять комнат для ночлега, корм для десяти лошадей и приличный ужин.

– У меня найдется все что вам нужно, добрый господин, – заверил его трактирщик.

– Вот и славно. Сколько?

– Э-э… – остроносый потер подбородок, оценивающе оглядев одежду и внешний вид рослого талесийца. – Полкроны, добрый господин, – объявил он наконец. По всей видимости, цены в его трактире колебались в зависимости от оценки посетителя.

Улаф развернулся и кратко сказал Спархоку:

– Пошли отсюда.

– Где была моя голова? – Трактирщик звонко хлопнул себя по лбу. – Пять комнат и корм для десяти коней? У меня почему-то перепутались цифры, и я решил, что вам нужно десять комнат. Конечно, за пять комнат полкроны – это слишком много. Два серебряных империала – это будет в самый раз.

– Я рад, что ты справился с устным счетом, – проворчал Улаф. – Пойдем, взглянем на комнаты.

– Конечно-конечно, добрый господин. – И трактирщик, обогнав их, поспешил вверх по лестнице.

– Ты обошелся с ним довольно круто, – со смешком заметил Спархок.

– Я никогда не считал трактирщиков интересными собеседниками.

Они вышли в коридор второго этажа, и Улаф заглянул в одну из комнат.

– Проверь, есть ли там клопы, – сказал он Спархоку.

– Добрый господин! – протестующе воскликнул трактирщик.

– Я предпочитаю спать один, – пояснил ему Улаф. – С клопами мне тесно, а кроме того, они мешают спать.

Трактирщик нерешительно хихикнул.

– Очень смешно, добрый господин. Надо будет мне запомнить эту шутку. Откуда вы прибыли и куда направляетесь?

Улаф одарил его долгим ледяным взглядом. Его голубые глаза дохнули замораживающим дыханием северного ветра, под туникой многозначительно перекатились напрягшиеся мускулы.

– Э… пожалуй, это неважно, – торопливо сказал трактирщик. – Меня это совершенно не касается, правильно?

– Ты попал в точку, – сказал Улаф. Он огляделся по сторонам: – Сойдет, пожалуй. Мы остаемся. Заплати ему, – прибавил он, хлопнув Спархока по плечу, и, громко топая, спустился вниз.

Они передали коней конюхам, отнесли седельные сумки в спальни и вернулись в общий зал, чтобы поужинать.

Келтэн, как обычно, накладывал на тарелку гору дымящегося мяса.

– Наверно, нам придется послать за другой коровой, – шутливо заметил Берит.

– Он еще сосунок, – добродушно заметил Келтэн, – но ход его мыслей мне нравится. – Он ухмыльнулся Бериту, но вдруг его ухмылка медленно погасла, и светловолосый пандионец побледнел. Какое-то время он пристально вглядывался в лицо молодого рыцаря, затем резко отодвинул тарелку и поднялся.

– Пожалуй, я сегодня не голоден, – проговорил он. – Устал я что-то. Пойду спать.

Он развернулся, в несколько шагов пересек общий зал и поднялся по лестнице, перемахивая разом через две ступеньки.

– Что это с ним стряслось? – озадаченно спросил Улаф. – Никогда прежде не видел, чтобы Келтэн отказался от ужина.

– Истинная правда, – согласился Бевьер.

– Поговори с ним, Спархок, когда пойдешь наверх, – посоветовал Вэнион. – Узнай, может, он заболел. Келтэн никогда не оставляет ничего на тарелке.

– Все равно, своей или чужой, – прибавил Телэн.

Спархок не стал затягивать ужин. Он наскоро поел, пожелал остальным спокойной ночи и поднялся наверх, чтобы потолковать с другом. Келтэн сидел на краю кровати, закрыв лицо руками.

– В чем дело? – спросил Спархок. – Неважно себя чувствуешь?

Келтэн отвернулся от него.

– Оставь меня в покое, – хрипло сказал он.

– И не подумаю. В чем дело?

– Неважно. – Светловолосый рыцарь громко втянул носом воздух и провел по глазам тыльной стороной ладони. – Идем, напьемся как следует.

– Никуда мы не пойдем, пока ты не расскажешь мне, что с тобой приключилось.

Келтэн снова шмыгнул носом и стиснул зубы.

– Да чепуха все. Ты будешь смеяться.

– Ты меня плохо знаешь.

– Есть девушка, Спархок, и она любит другого. Теперь ты доволен?

– Почему ты не говорил об этом раньше?

– Я только сейчас это понял.

– Келтэн, что-то я тебя совсем не понимаю. Для тебя всегда все девушки были одинаковы. Ты и имен-то их запомнить не мог.

– На этот раз все по-другому. Ну что, пойдем пить?

– Почем ты знаешь, что она не испытывает тех же чувств к тебе? – Спархок знал, о какой девушке идет речь, и был совершенно точно уверен, что она и в самом деле испытывает к его другу те же чувства.

Келтэн вздохнул.

– Видит Бог, Спархок, в этом мире полным-полно людей поумнее меня. Мне понадобилось столько времени, чтобы все расставить по местам. Скажу тебе только одно: если он разобьет ей сердце, я убью его, будь он хоть трижды братом по оружию.

– Может, ты хотя бы попытаешься говорить здраво?

– Она сама сказала, что любит другого, – сказала так же ясно, как если бы бросила эти слова мне в лицо.

– Алиэн бы так не поступила.

– Откуда ты знаешь, что это Алиэн?! – Светловолосый пандионец стремительно вскочил. – Так вы все это время втихомолку потешались надо мной? – задиристо осведомился он.

– Не будь ослом, Келтэн. Мы бы в жизни так не поступили. Всем нам довелось пройти через это. Не ты, знаешь ли, первым придумал любовь.

– Так значит, все знают…

– Нет. Только я, пожалуй, если не считать Мелидиры. От нее ничто не укроется. Так откуда взялась вся эта чушь, будто бы Алиэн любит другого?

– Я просто все расставил по местам.

– Что ты расставил по местам? Перестань нести околесицу, Келтэн.

– Ты слышал, как она пела в день нашего отъезда?

– Конечно, слышал. У нее прекрасный голос.

– Не о голосе речь, Спархок, а о песне, которую она пела. «Мой красавец синеглазый».

– Ну и что?

– Это Берит, Спархок. Она влюблена в Берита.

– Да о чем ты говоришь?

– Я заметил это только сегодня, когда мы сели ужинать. – Келтэн вновь уткнул лицо в ладони. – Раньше я никогда не обращал на это внимания, но сегодня, когда мы болтали, я взглянул в его лицо и все увидел. Удивляюсь, как ты сам этого не заметил.

– Чего не заметил?

– У Берита синие глаза.

Спархок остолбенело уставился на Келтэна. Затем он взял себя в руки и, изо всех сил стараясь не расхохотаться, осторожно проговорил:

– У тебя тоже – когда они не налиты кровью. Келтэн упрямо покачал головой.

– Его глаза синее моих. Я знаю, что это он. Я просто знаю это! Господь наказывает меня за какой-то давний грех. Он сделал так, чтобы я полюбил девушку, которая любит другого. Что ж, надеюсь, он доволен. Если он хотел заставить меня страдать, Он отменно справился с этой задачей.

– Ты перестанешь нести чушь или нет?

– Берит моложе меня, Спархок, и, Бог свидетель, куда красивее.

– Келтэн…

– Когда он идет, все девушки на сто ярдов вокруг бегут за ним, как щенята. Даже атаны поголовно повлюблялись в него.

– Келтэн…

– Я знаю, что это он. Я просто знаю это. Господь проворачивает свой кинжал в моем сердце. Он покинул меня и сделал так, чтобы единственная девушка, которую я смог полюбить, влюбилась в одного из моих братьев-рыцарей.

– Келтэн…

Келтэн сел прямо и расправил плечи.

– Что ж, хорошо, – сказал он тихо, – если так хочет Бог, пусть так и будет. Если Берит и Алиэн на самом деле любят друг друга, я не встану у них на пути. Я прикушу язык и не открою рта.

– Келтэн…

– Но я клянусь тебе, Спархок, – с жаром продолжал светловолосый пандионец, – если он когда-нибудь обидит ее, я его убью!

– Келтэн! – во все горло рявкнул Спархок.

– Что?

Спархок вздохнул.

– Почему бы нам не пойти выпить? – предложил он, сдаваясь окончательно.

Следующее утро выдалось пасмурным. Низкая грязно-серая завеса туч нависала над головой, колыхаясь от гулявшего в вышине ветра. Это был один из тех странных дней, когда непогода бушует в высоте, нагоняя тучи от лежащего на западе залива, но у самой земли воздух остается совершенно неподвижным.

Они рано тронулись в путь, и подковы коней звонко цокали по мостовой узких улочек, где сонные еще лавочники открывали ставни и раскладывали товары. Путники миновали городские ворота и выехали на дорогу, которая тянулась вдоль северного берега залива.

Когда они проехали около мили, Вэнион перегнулся в седле к Флейте, которая, как всегда, уютно устроилась на руках у старшей сестры.

– Далеко нам ехать? – спросил он.

– Какое это имеет значение? – пожала плечами Богиня-Дитя.

– Я бы хотел знать, долго ли нам ехать.

– Что общего между «далеко» и «долго»?

– Они одно и то же, Афраэль. Когда путешествуешь, время и расстояние сливаются в одно целое.

– Вовсе нет, если знаешь, что делаешь.

Спархок всегда восхищался Вэнионом, но никогда его восхищение не было так велико, как в эту минуту. Седобородый магистр даже не повысил голоса.

– Я клоню к тому, Божественная, что никто покуда не знает о том, что мы здесь. Разве мы не хотим, чтобы так продолжалось и дальше? Я не против хорошей драки, но неужели нам так необходимо прокладывать себе путь через толпы пьяных эдомских крестьян?

– Ты всегда подходишь к делу обходными путями, Вэнион, – заметила Флейта. – Отчего ты не мог сразу и напрямик попросить меня ускорить время?

– Я старался быть вежливым. Думаю, что все мы вздохнем с облегчением, когда Беллиом снова окажется в руках Спархока. Впрочем, дело за тобой. Если ты предпочитаешь, чтобы путь к тому неведомому месту, где ты укрыла Беллиом, был залит кровью и завален костями, мы будем счастливы услужить тебе.

– Он отвратителен, – сказала Афраэль своей сестре.

– Я бы так не сказала.

– Еще бы! Вы двое порой даже хуже, чем Спархок и Элана.

При этих словах Спархок поспешил вмешаться в разговор. Афраэль вот-вот могла заговорить о том, о чем нельзя было даже упоминать в присутствии остальных.

– Может быть, поспешим? – твердо спросил он. – Вэнион прав, Афраэль, и ты это знаешь. Если Ребал обнаружит, что мы здесь, нам придется продвигаться с боем.

– Ну ладно, ладно, – на удивление легко уступила она.

– Быстро это у них вышло, – заметил Телэн Халэду. – Я думал, она еще поупрямится.

– Нет, Телэн, – лукаво усмехнулась она, – по правде говоря, я предвкушаю с нетерпением тот горестный вопль, который эхом отдастся от всех гор Дарезии, когда наши враги услышат, что кулак Анакхи вновь стиснул Беллиом. Усаживайтесь поудобнее в седлах, господа, а все прочее предоставьте мне.

Спархок проснулся мгновенно, как от толчка. Они ехали краем нагого, открытого всем ветрам утеса, и далеко внизу ярилось море, изо всей силы колотясь о прибрежные скалы. Впереди ехала Сефрения, держа на руках Флейту, за ней гуськом тянулись остальные, закутавшись в плащи, с выражением бесконечного терпения на застывших лицах. Поднявшийся ветер хлестал всадников по глазам и пытался сорвать с них плащи.

В отряде произошли кое-какие совершенно невероятные изменения, но разум Спархока отчего-то оставался равнодушным к этим невероятностям. Обычно Вэнион ехал рядом с Сефренией, чтобы в случае опасности защитить ее, но сейчас Вэниона с ними не было.

Зато был Тиниен. Спархок знал совершенно точно, что Тиниен в тысяче с лишним лиг отсюда, – и тем не менее он был здесь, и его широкое лицо было застывшим, как у остальных, а правое плечо с виду было здоровым, как всегда.

Спархок не стал оборачиваться. Он и так знал, что позади него едет еще одна невероятность.

Кони трусили по извилистой тропке, что тянулась вдоль края длинного, постепенно вздымавшегося утеса к скалистому мысу, далеко в море выставлявшему скрюченный каменный палец. На самой оконечности мыса росло кривое, немыслимо вывернутое дерево, и его длинные ветви полоскал ветер.

Доехав до дерева, Сефрения остановила кобылку, и Кьюрик подошел к ней, чтобы ссадить на землю Флейту. Спархок ощутил укол нестерпимо острой и горестной боли. Он понимал, что Афраэли нужна симметрия, но это было уже чересчур.

Кьюрик поставил Афраэль на ноги и, выпрямившись, прямо глянул на Спархока. Оруженосец нисколько не изменился. Черты его лица были все так же резки и грубоваты, черная жесткая борода все так же подернута сединой. Обнаженные плечи бугрились мускулами, а запястья охватывали стальные браслеты. Не меняя выражения лица, Кьюрик подмигнул Спархоку.

– Ну что же, – решительно сказала Флейта, – начнем, покуда все мои родственники не передумали. Мне пришлось беседовать с ними наскоро, а кое-кого и обругать в гневе, и очень многие из них все еще сомневаются, правильно ли мы поступаем.

– Не надо им ничего объяснять, Флейта, – ворчливо сказал ей Кьюрик. От этих знакомых интонаций глаза Спархока вдруг наполнились слезами. – Просто скажи им, что нужно делать, – и все. Это же, в конце концов, рыцари церкви, а они привыкли выполнять приказы, которые им непонятны.

Флейта радостно рассмеялась.

– До чего же ты умен, Кьюрик!.. Ну что ж, господа, идемте со мной.

Она провела их мимо кривого дерева к самому краю чудовищной пропасти. Даже на такой высоте отдаленный рев прибоя казался оглушительными раскатами грома.

– Итак, – сказала Афраэль, – мне понадобится ваша помощь.

– Чего же ты от нас хочешь? – спросил Тиниен.

– Стойте здесь и одобряйте.

– Что?!

– Просто одобряйте меня, Тиниен. Можете выкрикивать что-нибудь хвалебное, но это необязательно. Все, что мне нужно, это ваше одобрение – и любовь, конечно, – но в этом нет ничего необычного. Мне всегда нужна любовь. – Она одарила их загадочной улыбкой.

А затем шагнула с обрыва в пропасть.

Телэн вскрикнул от ужаса и бросился вслед за ней.

Богиня-Дитя невозмутимо, словно совершая утреннюю прогулку, шла по пустоте. Телэн, однако, камнем падал вниз.

– Этого еще недоставало! – раздраженно воскликнула Афраэль. Она сделала рукой какой-то странный жест, и Телэн перестал падать. Он висел в пустоте, растопырив руки и ноги и в ужасе выкатив глаза.

– Займись им, Сефрения, – приказала девочка. – Я сейчас занята. – Она ожгла гневным взглядом Телэна. – Мы еще об этом потолкуем, молодой человек! – зловеще посулила она и, развернувшись, хладнокровно зашагала дальше, в открытое море.

Сефрения что-то бормотала по-стирикски, сплетая пальцами заклинание. Телэн поднялся в воздухе, забавно трепыхаясь и переваливаясь из стороны в сторону, словно воздушный змей на веревочке, а Сефрения, между тем, преодолевала силу притяжения, что грозила швырнуть его на острые скалы. Добравшись наконец до края утеса, он упал на четвереньки, прополз несколько ярдов по исхлестанной ветром траве и рухнул, содрогаясь всем телом.

А Афраэль тем временем невозмутимо продолжала свой путь в пустоте.

– Ты толстеешь, Спархок, – критически заметил Кьюрик. – Тебе надо больше упражняться. Спархок сглотнул застрявший в горле ком.

– Тебе так хочется говорить об этом? – сдавленно спросил он друга.

– Не так чтобы очень. Собственно, сейчас все твое внимание должно быть устремлено на Афраэль. – Он со слабой усмешкой поглядел на Богиню-Дитя. – Она, конечно, красуется перед нами, но ведь она, в конце концов, только маленькая девочка, а для них это, думается мне, естественно. – Он помолчал и с тоскливой ноткой в голосе спросил: – Как поживает Эслада?

– Жила неплохо, когда я виделся с ней в последний раз. Знаешь, они с Элис вдвоем хозяйничают на вашей ферме. – Кьюрик удивленно глянул на него. – Эслада решила, что так будет лучше. Все ваши сыновья уже начали обучение, и она решила, что незачем ей и Элис скучать в одиночестве. Они обожают друг друга.

– Это замечательно, Спархок, – проговорил Кьюрик почти счастливым голосом. – Это просто замечательно. Я всегда беспокоился о том, что будет с ними, когда меня не станет. – Он вновь взглянул на Богиню-Дитя. – А теперь все внимание – ей, мой лорд. Она подходит к самому трудному.

Афраэль была уже далеко над бушующими волнами, и вдруг ее фигурка начала источать ослепительно-яркое сияние. Она остановилась – далекая сияющая искорка.

– Помогайте ей, господа, – велела Сефрения. – Посылайте ей всю вашу любовь. Она нуждается в вас.

Ослепительная искорка между тем взмыла по изящной дуге и легко канула в пасмурную пустоту, направляясь прямо к длинным свинцово-серым волнам, которые грохотали, накатываясь на скалистый берег. Она опускалась все ниже и ниже и наконец без единого всплеска исчезла в море.

Спархок задержал дыхание. Казалось, что Богини-Дитя не видно уже целую вечность. Перед глазами пандионца поплыли черные пятна.

– Дыши, Спархок! – рявкнул Кьюрик, ткнув своего господина кулаком в спину. – Много ты ей поможешь, если свалишься в обморок!

Спархок шумно выдохнул и начал жадно хватать ртом воздух.

– Болван, – прошипел Кьюрик.

– Извини, – виновато пробормотал Спархок. Он сосредоточился на девочке, и его мысли тотчас заметались в беспорядке. Конечно, там, глубоко под бесконечно катящимися волнами была Афраэль, но была там также и Флейта… и Даная. От этой мысли сердце у него сжалось, и он похолодел от ужаса.

А затем из угрюмой свинцово-серой воды выметнулась все та же сверкающая искорка. Погружаясь в воду, Богиня-Дитя светилась ослепительно-белым, но сейчас она источала чистейшее голубое сияние. Она подымалась в воздух – и на этот раз не одна. С нею поднимался Беллиом, и казалось, сама земля содрогалась, ощущая его возвращение.

В голубом сиянии Афраэль возвращалась к ним, и в руках у нее была та самая золотая шкатулка, которую шесть лет назад бросил в это море Спархок. Наконец девочка достигла твердой земли. Она направилась прямо к Спархоку и протянула ему блестящую золотую шкатулку.

– В руки твои, о Анакха, на добро ли, на горе ли, вновь отдаю я ныне Беллиом! – торжественно проговорила она, передавая шкатулку Спархоку. И, проказливо улыбнувшись, добавила: – Постарайся больше его не терять.