Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 98 страниц)

– Что это? – воскликнул Халэд.

– Северное сияние, – проворчал Улаф. – Никогда не видел такого яркого – да еще так далеко на юге. Я впечатлен, Спархок.

Мерцающая завеса света, вздымаясь и опадая, расходилась во тьме, стирая звезды и наполняя ночь радужным сиянием.

Громкие крики растерянности и испуга донеслись от войска, сгрудившегося у дороги. Спархок внимательно глядел на усеянную пеньками просеку. Солдаты, готовившиеся напасть на них, носили древние доспехи – нагрудники, шлемы с султанами из конского волоса и большие круглые щиты. Они были вооружены короткими мечами. Их передний ряд, очевидно, был снабжен длинными копьями и перекрывающими друг друга щитами, однако Бевьеровы катапульты пробили немалые бреши в этих тесных рядах, и град валунов продолжал сеять смерть среди солдат, сбившихся так тесно, что они не могли бежать.

Несколько мгновений Спархок мрачно смотрел на это зрелище.

– Ну ладно, Улаф, – сказал он наконец, – пропой им песню огра.

Ухмыльнувшись, Улаф поднес к губам изогнутый рог огра и извлек из него низкий оглушающий рев.

Ряды вражеских пехотинцев смешались под ударами катапульт, смятение и страх охватили их при виде света, так некстати озарившего полнеба, и они ни в коей мере не были готовы встретить атаку рыцарей в доспехах и на тяжелых конях. С оглушительным треском первые ряды вражеской пехоты повалились под ударами копыт боевых коней. Рыцари изготовили копья, обнажили мечи и топоры и принялись за дело, прорубая изрядные прорехи в тесно сбившихся рядах противника.

– Улаф! – проревел Спархок. – Выпускай пелоев!

Сэр Улаф снова дунул в рог – на сей раз дважды.

Боевой клич пелоев разнесся в ночи пронзительным улюлюканьем. Спархок метнул взгляд на дорогу – воины, которых атаковали всадники Кринга, были не такими, как те, что столкнулись с рыцарями. Спархок вел своих людей против пехоты, людей в нагрудниках и шлемах с султанами, которые дрались пешими. Кринг обрушился на всадников в развевающихся одеждах и тюрбанах, вооруженных кривыми мечами, которые очень походили на сабли пелоев. Вражеское войско явно состояло из двух совершенно разных частей. Позже у него будет время обдумать это, а сейчас – сейчас у них было дел невпроворот.

Спархок размеренно взмахивал своим широким мечом, нанося размашистые удары в окружавшее его море шлемов, увенчанных султанами из конского волоса. Так продолжалось несколько минут, пока по звукам, доносившимся от дороги, не стало ясно, что пелои целиком ввязались в бой.

– Сэр Улаф! – рявкнул Спархок. – Попроси атанов присоединиться к нам!

И вновь проревел рог огра – теперь уже трижды.

За деревьями, в гуще леса, разнесся шум боя. Вражеские солдаты, бежавшие от натиска рыцарей и смертоносной атаки пелоев, не нашли спасения в лесу. Атаны Энгессы, бесшумные и грозные, скользили в колдовском многоцветном сиянии, струившемся с неба, отыскивая и уничтожая противника.

– Спархок! – закричал вдруг Келтэн. – Гляди! Спархок обернулся – и похолодел.

– Я думал, тварь давно мертва! – воскликнул Келтэн.

Фигура в черном плаще с капюшоном восседала на тощем коне. Ее окружало зеленоватое свечение, и она источала ощутимые волны непримиримой ненависти. Спархок вгляделся повнимательней – и вздохнул с облегчением.

– Это не Ищейка, – сказал он Келтэну. – Руки у него человеческие. Скорее всего, это тот, против кого мы деремся.

Затем еще один человек в черном выехал из гущи деревьев. Этот был одет в высшей степени театрально. На голове у него была черная широкополая шляпа, лицо скрывала мешковатая маска с прорезями для глаз.

– Может быть, это шутка? – вопросил Тиниен. – Это и в самом деле тот, о ком я думаю?

– Думаю, что командует здесь тот, в плаще с капюшоном, – заметил Улаф. – Сомневаюсь, чтобы Сабру можно было доверить пасти коз.

– Пожинай плоды пустой своей победы, Анакха! – прозвучал гулкий, странно металлический голос окруженной зеленоватым свечением фигуры. – Я лишь испытал тебя, дабы обнажить твою силу – и слабость. Ступай своей дорогой. Я не стану тревожить тебя более – пока что. Однако не усомнись, о человек без судьбы, ибо мы повстречаемся вновь, и в следующую нашу встречу испытание мое будет суровее.

И с этими словами Сабр и его зловещий спутник исчезли.

Стоны и вопли раненых врагов вдруг разом оборвались. Спархок быстро огляделся. Странные пехотинцы, с которыми только что сражались его рыцари, сгинули бесследно. Остались только мертвецы. У дороги пелои Кринга в изумлении осаживали коней. Войска, с которыми они бились, тоже исчезли, и, судя по разочарованным восклицаниям, доносившимся из леса, атаны тоже лишились противника.

– Что здесь происходит? – воскликнул Келтэн.

– Не знаю, – ответил Спархок, – но зато знаю точно, что мне это не нравится. – Он спрыгнул на землю и ногой перевернул убитого врага.

Это была высушенная мумия, побуревшая, съежившаяся – и очень похожая на тело человека, который умер несколько столетий назад.

– Мы уже видели такое прежде, ваша светлость, – объяснял Тиниен патриарху Эмбану, – только тогда это были древние ламорки. Я не знаю, к какому разряду древностей принадлежат эти. – Он покосился на два мумифицированных трупа, которые принесли на холм атаны.

– Этот – кинезганец, – сказал посол Оскайн, указав на одного из мертвецов.

– Выглядит почти как рендорец, верно? – заметил Телэн.

– Да, определенное сходство неизбежно, – согласился Оскайн. – Кинезга, как и Рендор, – сплошная пустыня, а не так уж много существует разновидностей одежды, подходящей для такого климата.

Мертвец, которого они обсуждали, был в свободном, ниспадавшем широкими складками одеянии, голова была замотана куском ткани, и край ткани спускался на затылок.

– Они не слишком хорошие бойцы, – сказал Кринг. – Стоило нам нанести первый удар, как вся их смелость пошла прахом.

– А кто другой, ваше превосходительство? – спросил Тиниен. – Эти, в доспехах, были очень хорошими бойцами.

В глазах тамульского посла появилось беспокойство.

– Это – плод чьего-то воображения, – объявил он.

– Не думаю, ваше превосходительство, – покачал головой Бевьер. – Люди, с которыми мы столкнулись в Эозии, действительно были извлечены из прошлого. Вид у них был диковинный, могу вас уверить, но когда-то они и в самом деле были живыми людьми. Все, что мы видели здесь, говорит нам, что мы встретились с подобным случаем. Этот парень определенно не воображаемый солдат. Когда-то он жил на свете и носил именно такие доспехи.

– Это невозможно, – твердо сказал Оскайн.

– Оскайн, – сказал Эмбан, – просто ради предположения отвлечемся ненадолго от слова «невозможно». Кем бы мог быть этот человек, если не плодом воображения?

– Это очень старая легенда, – сказал Оскайн. Лицо его все еще выражало беспокойство. – Говорят, что когда-то, очень давно, в Кинезге обитал некий народ, предшественник нынешних ее жителей. Легенда называет этих людей – киргаи. Предполагается, что современные кинезганцы – их выродившиеся потомки.

– Но, судя по их внешности, они происходят из разных частей света, – заметил Келтэн.

– Согласно легенде, Кирга – город киргаев – располагалась в центральных нагорьях Кинезги, – пояснил Оскайн. – Местность эта выше, чем окружающая пустыня, и там было большое озеро, питавшееся из подземных источников. Предания гласят, что климат там значительно отличался от пустынного. Киргаям не требовалось защищаться от солнца, как их современным отпрыскам. Кроме того, я полагаю, одежда служила признаком ранга и статуса. Судя по нраву киргаев, они нипочем не позволили бы низшему народу носить киргайскую одежду.

– Значит, киргаи и кинезганцы жили в одно время? – спросил Тиниен.

– На сей счет легенды не слишком точны, сэр Тиниен. Очевидно, был период, когда киргаи и кинезганцы существовали бок о бок. Киргаи, впрочем, наверняка были господствующей нацией. – Оскайн скорчил гримасу. – И с какой только стати я так говорю о мифе? – пожаловался он.

– Это весьма вещественный миф, Оскайн, – Эмбан ткнул ногой мумифицированного киргая. – Я так понимаю, этот народ обладал особой репутацией?

– О да, – с отвращением согласился Оскайн. – У них была чудовищная культура, основанная на жестокости и войне. Они держались подальше от других народов, дабы избежать, как они говорили, загрязнения. Говорят, они были помешаны на чистоте расы и воинственно враждебны к новым веяниям.

– Бессмысленная враждебность, – заметил Тиниен. – Занимаясь торговлей, неизбежно сталкиваешься с новыми идеями и веяниями.

– Легенда гласит, что киргаи тоже понимали это, сэр рыцарь. Торговля была запрещена.

– Они вовсе не торговали? – ошеломленно спросил Келтэн.

Оскайн покачал головой.

– Предполагается, что они сами производили все, что им могло понадобиться. Они пошли настолько далеко, что запретили хождение золота и серебра.

– Чудовищно! – воскликнул Стрейджен. – Так у них вовсе не было денег?

– Говорят, что были – железные бруски, и, полагаю я, довольно увесистые. Это вряд ли поощряло развитие торговли. Киргаи жили только ради войны. Все мужчины были солдатами, а женщины всю свою жизнь вынашивали детей. Когда киргаи становились слишком стары, чтобы воевать или рожать, они должны были покончить с собой. Предание гласит, что они были лучшими в мире бойцами.

– Легенда преувеличивает, Оскайн, – сказал Энгесса. – Я сам убил пятерых этих людей. Они слишком много времени тратили на то, чтобы напрягать мускулы и принимать стойку с оружием – вместо того, чтобы заниматься делом.

– Древние придавали большое значение формальностям, атан Энгесса, – пробормотал Оскайн.

– А кто был этот тип в плаще? – спросил Келтэн. – Тот, что пытался выглядеть как Ищейка?

– Думаю, что он занимает здесь примерно то же положение, что Геррих в Ламорканде и Сабр в Западном Астеле, – задумчиво отозвался Спархок. – По правде говоря, я слегка удивился, увидев здесь Сабра, – прибавил он осторожно, помня, что они с Эмбаном поклялись сохранять в тайне настоящее имя Сабра.

– Профессиональная вежливость, что же еще, – пробормотал Стрейджен. – Но это его появление подтверждает нашу догадку, что все нынешние волнения и беспорядки связаны между собой. За всем этим кто-то стоит – некто, кого мы еще не видели и о ком даже не слышали. Рано или поздно нам нужно будет изловить кого-нибудь из этих посредничков и вытянуть из них сведения об их хозяине. – Светловолосый вор огляделся. – Ну, что теперь?

– Энгесса, – обратился Спархок к рослому атану, – когда, ты сказал, прибудут атаны из Сарсоса?

– Примерно послезавтра, Спархок-рыцарь, – атан глянул на небо на востоке. – Завтра, – поправился он, – поскольку уже светает.

– Тогда мы займемся нашими ранеными и подождем атанов здесь, – решил Спархок. – Я бы предпочел, чтобы в такое время меня окружало множество дружеских лиц.

– Один вопрос, Спархок-рыцарь, – сказал Энгесса. – Кто такой Анакха?

– Это Спархок, – пояснил Улаф. – Так зовут его стирики. Это означает «человек без судьбы».

– У всех людей есть судьба, Улаф-рыцарь.

– А у Спархока, судя по всему, нет, и ты представить себе не можешь, как сильно это беспокоит богов.

Как и рассчитывал Энгесса, атаны из Сарсосского гарнизона прибыли на следующий день, около полудня, и изрядно разросшийся эскорт королевы Эланы двинулся на восток. Двумя днями позже путешественники поднялись на гребень холма и увидели далеко внизу белеющий мрамором город посреди необъятных зеленых полей, за которыми до самого горизонта тянулась темная полоса леса.

Спархок, с раннего утра ощущавший знакомое присутствие, нетерпеливо погонял коня.

Сефрения сидела у дороги, на своей белой кобылке. Это была маленькая красивая женщина с черными волосами, белоснежной кожей и синими глазами. Ее белое одеяние было из тонкого полотна, а не из грубого домотканого холста, который она обычно носила в Эозии.

– Здравствуй, матушка, – улыбнулся Спархок, словно они расстались всего неделю назад. – Как поживаешь? – Он снял шлем.

– Сносно, Спархок. – Голос у нее был звучным и, как всегда, музыкальным.

– Можно мне приветствовать тебя? – спросил он церемонно, как говорили все пандионцы, встречаясь с ней после долгой разлуки.

– Конечно, дорогой.

Спархок спешился, взял ее за руки, повернул ладонями вверх и поцеловал ладони в ритуальном стирикском приветствии.

– Ты благословишь меня, матушка? – спросил он. Она ласково обхватила ладонями его виски и проговорила благословение по-стирикски.

– Помоги мне сойти с коня, Спархок, – велела она.

Спархок обеими руками обхватил почти девичью талию и легко поднял женщину из седла. Но прежде чем он опустил Сефрению на землю, она обвила руками его шею и крепко поцеловала его в губы, чего прежде никогда не делала.

– Я так соскучилась по тебе, дорогой! – выдохнула она. – Ты поверить не можешь, как я по тебе соскучилась.

Часть 2
АТАН

ГЛАВА 16

Карета обогнула поворот дороги и подъехала к месту, где ждали Спархок и Сефрения. Элана оживленно беседовала с Оскайном и Эмбаном, но вдруг осеклась, и глаза ее расширились.

– Сефрения! – воскликнула она. – Это Сефрения!

И, отбросив прочь королевское достоинство, опрометью выскочила из кареты.

– Держи себя в руках, – сказал Спархок с мягкой улыбкой.

Элана подбежала к ним, обвила руками шею Сефрении и расцеловала ее, плача от радости.

Впрочем, не только королева проливала слезы этим утром. Глаза затуманились даже у закаленных рыцарей церкви. Келтэн открыто плакал, опускаясь на колени, чтобы принять благословение Сефрении.

– Женщина-стирик – особо важная персона, Спархок-рыцарь? – с любопытством спросил Энгесса.

– Весьма важная, атан Энгесса, – ответил Спархок, наблюдая, как его друзья тесно обступили маленькую женщину. – Она весьма глубоко проникла в наши сердца. Мы бы разрубили мир на части, если б только она попросила об этом.

– Это великая власть, Спархок-рыцарь, – одобрительно заметил Энгесса. Он уважал людей, обладающих властью.

– Воистину, друг мой, – согласился Спархок, – и это лишь наименьший из ее талантов. Она мудра и прекрасна, и я отчасти убежден, что если б она захотела, то могла бы остановить приливы.

– Однако она очень мала ростом, – отметил Энгесса.

– Это лишь видимость. В наших глазах она по меньшей мере ста футов ростом – а может быть, и двухсот.

– Стирики – странный народ со странными способностями, но я никогда не слышал, чтобы они были способны изменять свой рост. – Энгесса был человеком прямолинейным и явно не воспринимал гипербол. – Двести футов, говоришь ты?

– По меньшей мере, атан.

Сефрения была совершенно захвачена изливавшимися на нее нежными чувствами, и Спархок получил возможность приглядеться к ней поближе. Она изменилась. Прежде всего, она казалась более открытой. Стирики никогда не раскрывались до конца в присутствии эленийцев. Тысячи лет фанатической ненависти и притеснений приучили их к осторожности – даже с теми эленийцами, которых они любили. Защитная скорлупа Сефрении, та самая скорлупа, которую она так долго сохраняла вокруг себя, что, вероятно, не сознавала ее существования, – исчезла бесследно. Все двери ее души были распахнуты настежь.

Переменилось в Сефрении и кое-что еще. И прежде лицо ее словно светилось, но теперь оно просто сияло. Тень горестной тоски, казалось, навсегда поселившаяся в ее глазах, теперь исчезла. Впервые за много лет знакомства с Сефренией Спархок увидел ее целостной и совершенно счастливой.

– Долго ли это будет продолжаться, Спархок-рыцарь? – вежливо осведомился Энгесса. – Сарсос, конечно, близко, но… – он не закончил фразы.

– Я поговорю с ними, атан. Быть может, мне удастся убедить их, что эту сцену можно завершить и попозже. – Спархок подошел к возбужденной компании, столпившейся у кареты.

– Атан Энгесса только что высказал интересное предположение, – сообщил он. – Идея, конечно, новая и необычная, но он указал, что мы, вероятно, могли бы проделывать все это уже в стенах Сарсоса – раз уж город так близко.

– Вижу, в этом он не переменился, – заметила Сефрения Элане. – Неужели он все так же пытается неуклюже острить по любому удобному поводу?

– Я работаю над этим, матушка, – улыбнулась Элана.

– На самом деле я спрашивал вот о чем: пожелаете ли вы, дамы, наконец въехать в город или же предпочтете заночевать прямо здесь, на дороге.

– Вечно ты все портишь, – упрекнула Элана.

– Но нам и в самом деле лучше двинуться дальше, – сказала Сефрения. – Вэнион ждет нас, а вы знаете, как он не выносит любителей опаздывать.

– Вэнион?! – воскликнул Эмбан. – Я думал, что он уже давно умер.

– Я бы так не сказала. Он живехонек и бодр, даже слишком бодр. Он поехал бы со мной вам навстречу, если бы не растянул вчера лодыжку. Держится он храбро, но нога у него болит больше, чем он согласился бы признать.

Стрейджен шагнул к Сефрении и без малейшего усилия поднял ее на подножку кареты.

– Чего нам ждать в Сарсосе, дорогая сестра? – спросил он на безупречном стирикском наречии. Элана изумленно взглянула на талесийца.

– До чего вы скрытны, милорд Стрейджен. Я и не подозревала, что вы говорите по-стирикски.

– Я давно хотел сказать вам об этом, ваше величество, да как-то все из головы вылетало.

– Я полагаю, Стрейджен, тебе нужно готовиться к некоторым неожиданностям, – сказала Сефрения. – Да и всем остальным тоже.

– К каким еще неожиданностям? – спросил Стрейджен. – Вспомни, Сефрения, что я вор, а воры не любят неожиданностей. Это вредно для нашего здоровья.

– Я полагаю, что всем вам лучше пересмотреть свои представления о стириках, – предупредила Сефрения. – Здесь, в Сарсосе, нам нет нужды притворяться простыми и необразованными, и на здешних улицах вы встретите совершенно иных стириков.

Она уселась в карету и протянула руки к Данае. Маленькая принцесса тотчас взобралась к ней на колени и поцеловала ее. Зрелище было безобидное и совершенно естественное, но все же Спархок в глубине души изумился тому, что этих двоих не окружил нимб сияющего света.

Затем Сефрения взглянула на Эмбана.

– О боги, – сказала она. – Ваша светлость, я совсем не рассчитывала на то, что вы окажетесь здесь. Насколько глубоки и незыблемы ваши предубеждения?

– Ты мне нравишься, Сефрения, – отвечал маленький толстяк. – Мне не по душе упорное нежелание стириков приобщиться к истинной вере, но я отнюдь не принадлежу к воющим фанатикам.

– Не согласишься ли выслушать совет, друг мой? – спросил Оскайн.

– Охотно.

– Я бы посоветовал тебе рассматривать свой визит в Сарсос как отдых и на время забросить подальше свою теологию. Гляди по сторонам, но пусть то, что тебе не понравится, обойдется без твоих комментариев. Империя была бы в высшей степени довольна, Эмбан, если бы ты так и поступил. Прошу тебя, не тревожь стириков. Они народ чувствительный и едкий, да к тому же обладают способностями, которых мы не можем постичь до конца. Так что давай не будем вызывать вспышек, которых легко можно избежать.

Эмбан открыл было рот, словно собираясь резко ответить, но затем в его глазах появилось беспокойство, и он явно передумал.

Спархок коротко переговорил с Оскайном и Сефренией и решил, что большинство рыцарей церкви вместе с пелоями станет лагерем под стенами города. Эта предосторожность поможет избежать неприятных случайностей. Энгесса отослал атанов в гарнизон к северу от городских стен, и эскорт, окружавший карету Эланы, въехал в город через никем не охраняемые ворота.

– В чем дело, Халэд? – спросила Сефрения у оруженосца Спархока. Юноша, хмуря брови, озирался по сторонам.

– Конечно, это не мое дело, леди Сефрения, – сказал он, – но разве разумно здесь, на севере, строить дома из мрамора? Зимой в них, должно быть, на редкость холодно.

– Он так похож на своего отца, – улыбнулась Сефрения. – Сдается мне, Халэд, ты разоблачил один из наших тщеславных трюков. Видишь ли, на самом деле наши дома выстроены из кирпича. Они лишь отделаны мрамором, чтобы придать красоту нашему городу.

– Леди Сефрения, даже кирпич недостаточно хорошо сохраняет тепло.

– Только не тогда, когда строишь двойные стены, а пространство между ними заполняешь футовым слоем штукатурки.

– Но на это нужно много сил и времени.

– Ты бы немало удивился тому, как много сил и времени могут затратить люди, чтобы потешить свое тщеславие. Кроме того, Халэд, мы ведь всегда можем немножко сжульничать, если в том будет нужда. Наши боги обожают мрамор, а мы хотим, чтобы они чувствовали себя здесь как дома.

– А дерево все же практичнее, – упрямо сказал он.

– Конечно, Халэд, так и есть, но оно такое обыденное. Нам нравится быть не такими, как все.

– Да, уж это вам вполне удалось.

Сарсос даже пах иначе. Во всяком эленийском городе ощущались неприятные испарения – смесь сажи из дымящих труб, гниющего мусора и зловония из примитивных и плохо очищавшихся сточных ям. В Сарсосе же пахло розами. Стояло лето, и повсюду были небольшие парки и скверы, усаженные розами. Лицо Эланы стало задумчивым, и Спархок внутренним взором провидел обширную программу общественных работ, которые предстоят в будущем эленийской столице.

Архитектура и расположение зданий в городе были тонко продуманны и в высшей степени сложными. Улицы были широкими и по большей части прямыми – если только жители города не нарушали их упорядоченность по каким-то эстетическим причинам. Все дома были отделаны мрамором и по фасаду украшены изящными белоснежными колоннами. Это был совершенно не эленийский город.

И обитатели его выглядели странно не по-стирикски. Их сородичи на западе носили мешковатые одеяния из белого домотканого холста. Такая одежда настолько широко была распространена среди западных стириков, что стала как бы их отличительным знаком. Стирики Сарсоса одевались в шелка и лен, и хотя они тоже отдавали предпочтение белому цвету, встречались и другие оттенки – синий, зеленый, желтый, а иногда и ярко-алый. Стирикских женщин на Западе видели редко, но здесь их было множество. Они тоже одевались ярко и вплетали в волосы живые цветы.

Однако куда больше бросалось в глаза различие в поведении и манере держаться. Стирики Запада были скромны, даже пугливы, как олени. Они казались слабыми – слабость должна была смягчить эленийскую агрессивность, хотя именно она частенько лишь больше разъяряла эленийцев. Сарсосские стирики были какими угодно, но только не слабыми. Они не ходили с опущенными долу глазами, не говорили тихим неуверенным голосом. Они были напористы. Они громко спорили на перекрестках и громко смеялись. Они расхаживали по широким улицам своего города с высоко поднятыми головами, как бы гордясь тем, что они – стирики. О различии между западными и Сарсосскими стириками яснее всего говорило то, что дети свободно играли в парках, не испытывая ни малейшего страха.

Лицо Эмбана закаменело, ноздри раздувались от гнева. Спархок очень хорошо понимал, отчего патриарх Укеры так раздражен. Честность принуждала его признаться, что и сам он разделяет это раздражение. Все эленийцы были убеждены, что стирики – низшая раса, и рыцари церкви, несмотря на свое обучение, в глубине души тем не менее разделяли это убеждение. Спархок ощущал, как в его сознании рождаются непрошеные мысли. Как смели эти надутые громогласные стирики возвести город намного прекраснее того, что под силу построить эленийцам? Как смеют они процветать, быть счастливыми? Как смеют они вышагивать по этим улицам с таким видом, будто они так же хороши, как эленийцы?

А затем Спархок перехватил печальный взгляд Данаи и отшвырнул прочь эти мысли, свое невысказанное раздражение. Он крепко взял в узду свои неприглядные чувства и внимательнее всмотрелся в их истоки. То, что он увидел, ему не понравилось. Покуда стирики были слабы, покорны, жили в нищенских халупах, он был готов первым ринуться на их защиту, но сейчас, когда они прямо и дерзко смотрели ему в глаза, вызывающе не склоняя головы, он испытывал сильный соблазн хорошенько проучить их.

– Трудно, не правда ли, Спархок? – мрачно осведомился Стрейджен. – Мое незаконное происхождение всегда вызывало у меня ощущение некоторого родства с угнетаемыми и презираемыми. Умопомрачительная смиренность наших стирикских братьев так воодушевляла меня, что я даже выучил их язык. И все же я должен признаться, что эти люди выводят меня из равновесия. Они все так омерзительно довольны жизнью.

– Стрейджен, иногда меня просто мутит от твоей цивилизованности.

– Мой бог, да мы как будто нынче не в духе?

– Извини. Я просто только что обнаружил в себе качества, которые мне не по душе. Это не улучшает настроения.

Стрейджен вздохнул.

– Эх, Спархок, всем нам лучше бы никогда не заглядывать в собственную душу. Не думаю, чтобы хоть кому-то понравилось то, что он там найдет.

Не один Спархок испытывал затруднения, глядя на Сарсос и его обитателей. Судя по лицу сэра Бевьера, он был раздражен еще сильнее прочих. В его глазах читалось потрясение – и даже гнев.

– Слыхал я как-то одну историю, – обратился к нему Улаф в той обезоруживающей манере, которая яснее всяких слов говорила о том, что сэр Улаф намерен высказать свою точку зрения; впрочем, это было одно из главных свойств сэра Улафа – он раскрывал рот в основном для того, чтобы изложить свою точку зрения. – Так вот, собрались как-то дэйранец, арсианец и талесиец. Дело было давно, так что все они говорили еще на своих родных наречиях. Так или иначе, они заспорили о том, на котором из этих наречий говорит Бог. В конце концов они решили пойти в Чиреллос и попросить архипрелата, чтобы он задал этот вопрос самому Богу.

– И что же? – спросил Бевьер.

– Что ж, всем известно, что Господь всегда отвечает на вопросы архипрелата, так что очень скоро они получили ответ, и их спор был улажен раз и навсегда.

– Ну, и…

– Что – «ну и»?

– На каком наречии говорит Бог?

– На талесийском, Бевьер, а как же иначе? Всем это давным-давно известно. – Улаф был из того сорта людей, которые способны говорить такое с совершенно невозмутимым видом. – Это, впрочем, неудивительно. До того, как заняться делами вселенной, Господь был генидианским рыцарем. Бьюсь об заклад, ты этого не знал, верно?

Бевьер мгновение непонимающе таращился на него, а затем рассмеялся с некоторым смущением.

Улаф глянул на Спархока и едва заметно подмигнул. В который раз Спархок вынужден был отдать должное своему талесийскому другу.

У Сефрении был в Сарсосе свой дом, и это оказалось еще одной неожиданностью – прежде всегда казалось, что она не владеет, просто не может владеть никаким недвижимым имуществом. Довольно большой дом располагался в глубине парка, где кроны гигантских древних деревьев осеняли холмистые лужайки, клумбы и искрящиеся на солнце фонтаны. Как и все здания в Сарсосе, дом Сефрении был из мрамора, и внешний вид его казался странно знакомым.

– Ты сплутовала, матушка, – укоризненно заметил Келтэн, помогая Сефрении выбраться из кареты.

– Прошу прощения?..

– Твой дом в точности повторяет храм Афраэли, который мы видели во сне на острове. Даже колонны вдоль фасада точь-в-точь такие же.

– Полагаю, ты прав, дорогой, но здесь это в порядке вещей. Все члены Совета Стирикума похваляются своими богами. Этого от нас ждут, и не поступай мы так, наши боги сочли бы себя задетыми.

– Ты – член Совета? – изумился Келтэн.

– Конечно. Я ведь, в конце концов, верховная жрица Афраэли.

– Немного странно, что стирик из Эозии входит в правящий Совет города в Дарезии.

– А почему ты решил, что я из Эозии?

– А разве нет?!

– Конечно, нет – и наш Совет правит не только Сарсосом. Мы принимаем решения, обязательные для всех стириков, где бы они ни были. Может быть, войдем? Вэнион ждет нас.

Она провела их по мраморной лестнице к широким, покрытым искусной резьбой бронзовым дверям, и они вошли в дом.

Здание было выстроено квадратом вокруг внутреннего дворика, где посредине пышного сада бил мраморный фонтан. Вэнион полулежал в мягком кресле неподалеку от фонтана, устроив правую ногу на горе подушек и с отвращением посматривая на забинтованную лодыжку. Его волосы и борода стали совершенно белыми, и вид у него был весьма почтенный, однако морщин на лице совсем не осталось. Конечно, заботы, тяготившие его, исчезли, но вряд ли это объясняло происшедшую в нем поразительную перемену. Даже следы тяжкого бремени мечей, которые он когда-то забрал у Сефрении, загадочным образом исчезли. Спархок еще никогда не видел лицо Вэниона таким молодым. Увидев их, Вэнион опустил свиток, который перед тем читал.

– Спархок, – сказал он раздраженно, – где тебя носило?

– Я тоже рад видеть вас, милорд, – ответил Спархок.

Вэнион резко глянул на него, но тут же рассмеялся с некоторым смущением.

– Кажется, я выразился слегка невежливо?

– Капризы, милорд, – сказала Элана. – Чистой воды капризы.

Затем она отбросила прочь королевское достоинство и, подбежав к Вэниону, обвила руками его шею.

– Мы недовольны вами, лорд Вэнион, – объявила она горячо и наградила его звучным поцелуем. – Вы лишили нас своего совета и своего общества в час, когда мы больше всего в вас нуждались. – И снова поцелуй. – В высшей степени невежливо было покинуть нас, не испросив на то нашего разрешения. – С этими словами Элана вновь поцеловала Вэниона.

– Я осыпан упреками или милостями моей королевы? – спросил он, явно смутившись.

– Всего понемножку, милорд, – пожала плечами Элана. – Я решила сберечь время и сразу позаботиться обо всем. Я очень, очень рада видеть тебя, Вэнион, но я сильно горевала, когда ты покинул Симмур крадучись, словно вор в ночи.

– На самом деле мы никогда так не поступаем, – педантично уточнил Стрейджен. – Когда что-то украдешь, нельзя бросаться в глаза, а красться в ночи значит привлекать к себе внимание.

– Стрейджен, – сказала королева, – заткнись.

– Я увезла его из Симмура, чтобы спасти ему жизнь, – сказала Сефрения. – Он умирал, а я была в некотором роде лично заинтересована в том, чтобы он остался в живых. Поэтому я увезла его туда, где могла заняться лечением. Пару лет я нещадно приставала к Афраэли, и наконец она сдалась. Я могу быть очень настойчива, когда добиваюсь чего-то нужного, а Вэнион был мне очень нужен.

Сейчас Сефрения не делала ни малейшей попытки скрыть свои чувства. Невысказанная любовь, годами существовавшая между нею и магистром пандионцев, теперь стала явной. Не пыталась Сефрения скрыть и то, что было невиданным позором в глазах и эленийцев, и стириков. Она и Вэнион открыто жили в грехе и не проявляли по этому поводу ни малейшей тени раскаяния.

– Как твоя лодыжка, дорогой? – спросила она.

– Опять распухает.

– Разве я не говорила тебе, чтобы ты прикладывал к ней лед?

– У меня не было льда.

– Так сделал бы его, Вэнион. Ты же знаешь заклинание.

– Лед, который я сотворяю, не такой холодный, как твой, Сефрения, – пожаловался Вэнион.