Текст книги "Хроники Тамула"

Автор книги: Дэвид Эддингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 98 страниц)

ГЛАВА 8

– Такие, стал-быть, делишки, ваш-ш-величество, – говорил Кааладор, – чегой-то меня не очень тянет пускаться в пляс по улицам. Энти мужички из «унутренних дел» разве што двери на ночь гвоздями не заколачивали, только бы мы лапу не наложили на бесценные ихние бумаженции, а тут, нате вам, – цельная груда бумажек, и где – я ж там раза четыре-пять все переворошил, землю, можно сказать, носом рыл. Неужто, по-вашему, энто дельце тухлятиной не пованивает?

– Что он сказал? – спросил император Сарабиан.

– Он подозревает неладное, – добросовестно перевела Элана. – Он считает, что мы чересчур легко отыскали эти документы, и мне кажется, что он, может быть, прав.

Они снова собрались в королевских покоях замка, который с недавних пор повсеместно именовался «Замком Эланы», чтобы обсудить неожиданную находку папок с документами, которые до сих пор никак не удавалось найти. Сами документы лежали стопками на столах и на полу центральной гостиной.

– Неужели обязательно все усложнять, мастер Кааладор? – со слегка страдальческим выражением лица осведомился император. Соответственно своим новым привычкам, Сарабиан оделся на западный манер. Элане казалось, что сегодняшний наряд императора – черный бархатный камзол и жемчужно-серые штаны – выбран не слишком удачно. Черный бархат придавал бронзовой коже Сарабиана нездоровый желтый оттенок.

– Ваше величество, – ответил Кааладор, на время оставив свой любимый говор, – я профессиональный мошенник. Я по опыту знаю, что если что-то кажется чересчур хорошим, на деле, как правило, выходит наоборот.

Стрейджен просматривал папку с документами.

– Поразительно, – заметил он. – Кто-то в министерстве внутренних дел, кажется, открыл секрет вечной молодости.

– Не говори загадками, Стрейджен, – сказала Элана, поправляя складки своего голубого домашнего платья. – Объясни, что ты имел в виду.

Он выдернул лист бумаги из папки, которую держал в руках.

– Вот этот документ, например, выглядит так, словно его написали только на прошлой неделе – хотя, возможно, так оно и есть. Чернила едва успели высохнуть.

– Но эти архивы, несмотря на неудобства, используются до сих пор, милорд, – заметил Оскайн. – Должно быть, это совсем недавний документ.

Стрейджен вынул из папки еще один лист и протянул оба документа Оскайну.

– Вы не замечаете в них ничего необычного, ваше превосходительство?

Оскайн пожал плечами.

– Один совсем новый, другой уже пожелтел от времени, и чернила на нем выцвели так, что трудно что-либо разобрать.

– Вот именно, – сказал Стрейджен. – Не кажется ли вам странным, что выцветший документ на пять лет младше нового?

Оскайн пригляделся внимательнее.

– Вы хотите сказать, что они подделали официальный документ? – воскликнул он. – Это же преступление!

– Дайте-ка мне взглянуть, – сказал Сарабиан. Оскайн передал ему документы.

– Ну да, – пробормотал Сарабиан, – Чальба. Колата вот уже пятнадцать лет расхваливает его на все лады. – Он поднял повыше подозрительный документ. – Это касается его назначения в министерство. Судя по дате, документ составлен примерно через неделю после того, как Колата занял свою должность. – Император взглянул на Стрейджена. – Вы полагаете, милорд, что эта фальшивка заменила оригинал?

– Похоже на то, ваше величество. Сарабиан нахмурился.

– Хотел бы я знать, что такого было написано в оригинале, что они предпочли это скрыть?

– Понятия не имею, ваше величество, но что-то там несомненно было. – Стрейджен просматривал папку. – Этот Чальба не поднимался, а летел по служебной лестнице. Похоже, его повышали в должности всякий раз, когда он попадался на глаза.

– Такое делается обычно для близкого друга, – задумчиво проговорил Оскайн, – или же… родственника.

Сарабиан едва заметно усмехнулся.

– Что верно, то верно. Твой брат Итайн движется от одной должности к другой не менее стремительно. Оскайн скорчил гримасу.

– Я тут ни при чем, ваше величество. Итайн не состоит в штате министерства иностранных дел. Я привлекаю его к службе только по самым важным делам, и всякий раз он ухитряется вытребовать у меня повышение. Я бы предпочел вовсе не иметь с ним дела, но он такой блестящий дипломат, что у меня попросту нет другого выхода. Мой младший брат весьма опасный конкурент, и я не удивился бы, узнав, что он метит на мое место.

– Эта фальшивка, которую обнаружил Стрейджен, может стать неплохой отправной точкой для наших поисков, – задумчиво сказал Кааладор. Кааладор частенько перепрыгивал от простонародного говора к нормальной речи, как лягушка с кочки на кочку. – Если Колата прихватил с собой в министерство свору друзей и родственников, не будет ли разумно заключить, что именно им он в первую очередь доверится?

– Пожалуй, что так, – согласился Стрейджен, – и по датам на документах мы сможем определить, кто именно ходит у него в закадычных друзьях – таких, с которыми он решился бы поделиться, когда сделал своим досугом государственную измену. Я так думаю, что всякий, чье назначение совпало с назначением Колаты на пост министра, наверняка замешан в заговоре.

– Это которые еще живехоньки, – вставил Кааладор. – Уж коли тебя пригласят поиграть с дружками-приятелями в заговор, а ты заупрямишься, дак будь ты хотя б о двух башках, долго не проживешь.

– Можно мне сказать, ваше величество? – робко обратилась к Элане Алиэн.

– Конечно, дорогая.

Девушка держала в руках одну из папок.

– Бумага с годами всегда желтеет, а чернила выцветают? – спросила она едва слышно.

– Так оно и есть, дитя мое, – рассмеялся Сарабиан, – и это сводит с ума библиотекарей.

– И если где-то в этих стопках бумаги было написано то, что люди из министерства нутряных дел хотели… Оскайн вдруг разразился оглушительным хохотом. Алиэн вспыхнула и опустила голову.

– Я такая глупая, – пробормотала она совсем тихо. – Прошу прощения, что вмешалась в разговор.

– Это заведение, Алиэн, называется «министерство внутренних дел», – мягко пояснила Мелидира.

– Я предпочел бы ее термин, – подвывая от смеха, сообщил Оскайн.

– Можно мне уйти, ваше величество? – спросила Алиэн с пылающим от унижения лицом.

– Конечно, дорогая, – сочувственно сказала Элана.

– Погоди, Элана, – вмешался Сарабиан. – Подойди ко мне, дитя мое, – сказал он Алиэн.

Та робко подошла к его креслу и присела в неловком реверансе.

– Что угодно вашему величеству? – спросила она едва слышно.

– Не обращай внимания на Оскайна, – дружески сказал он. – Чувство юмора иногда берет в нем верх над вежливостью. Так что же ты хотела нам сказать?

– Это глупость, ваше величество. Я всего лишь неученая девушка. Мне вообще не нужно было подавать голос.

– Алиэн, – очень мягко сказал Сарабиан, – ведь это ты предложила нам вынести все документы из министерств и рассыпать их по лужайкам, и эта идея оказалась просто замечательной. Не знаю, как другие, но я выслушаю все, что бы ты ни захотела сказать. Прошу тебя, продолжай.

– В общем, так, ваше величество, – сказала она, краснея еще гуще, – как я поняла то, что сказал милорд Стрейджен, эти люди хотели спрятать то, что они написали, а потому сделали новые бумаги и положили их на место тех, которые решили спрятать от нас.

– Да, судя по всему, они именно так и поступили.

– Ну что ж, если новая бумага – белая, а старая – желтая, не значит ли это, что, если у кого-то в папке белые бумаги перемешались с желтыми, значит, ему есть что скрывать?

– Боже милосердный! – воскликнул Стрейджен, звонко хлопнув себя по лбу ладонью. – Как же я мог оказаться таким тупицей?

– И я тоже, – добавил Кааладор. – Мы оба прошли мимо самого простого и очевидного решения. И как только это могло случиться?

– Если б я хотела съязвить, я сказала бы, мастер Кааладор, что это случилось потому, что вы мужчины, – баронесса Мелидира сладко улыбнулась, – а мужчины просто обожают ненужные сложности. Однако язвить нехорошо, а посему я этого не скажу. – Она лукаво взглянула на двух воров. – Я могу так думать, но говорить вслух – ни-ни.

– Этому есть весьма простое объяснение, ваше величество, – говорил Теовин. – Вы уже и сами отыскали его.

Теовин, глава тайной полиции министерства внутренних дел, был сухим, тощим человеком с совершенно непримечательной внешностью. Он выглядел так обыкновенно, что, по мнению Элана, должен был быть почти идеальным сотрудником тайной полиции.

– И что же это за блестящее объяснение, которое я уже нашел, сам того не заметив? – ядовито осведомился Сарабиан.

Теовин поднял пожелтевший лист бумаги, который только что передал ему император.

– Как изволили указать ваше величество, чернила на этом документе совершенно выцвели. Сведения, которые содержатся в наших архивах, жизненно важны для Империи, а посему мы не можем позволить времени уничтожать наши документы. Архивные папки постоянно обновляются, и всякий документ, прочтение коего начинает вызывать трудности, переписывается заново, дабы сохранить его.

– Отчего же не переписан заново тот документ, который ты сейчас держишь в руках? – осведомился император. – Его почти невозможно прочесть.

Теовин неуверенно кашлянул.

– Э-э… из бюджетных соображений, ваше величество, – пояснил он. – Министр финансов счел необходимым в этом году урезать наши ассигнования. В министерстве финансов работают странные люди. Они всегда ведут себя так, словно распоряжаются своими собственными деньгами.

– Что верно, то верно! – хохотнул Сарабиан. Император, как заметила Элана, применялся к неожиданным поворотам разговора с ловкостью кошки, приземляющейся на все четыре лапы. – У министра Гашона начинают трястись руки всякий раз, когда я завожу речь о замене разбитых плиток в тронном зале. Я рад, друг мой, что мы прояснили это небольшое недоразумение. Ваше служебное рвение и забота о документах, находящихся под вашим присмотром, заслужили всяческой похвалы.

– Я живу, чтобы служить вашему величеству. – Теовин помедлил. – Прошу прощения вашего величества, но нельзя ли мне перемолвиться словом с министром Колатой? Я должен обсудить с ним некоторые дела… ничего важного, повседневная рутина.

Сарабиан рассмеялся.

– Боюсь, что нет, старина, – небрежно сказал он. – Сегодня тебе не удастся надолго привлечь его внимание.

– Вот как?

– Вчера вечером он съел за ужином подпорченную рыбу, и с полуночи его непрерывно рвет. Он уже заполнил огромную бадью, и конца этому не видно. Бедный Колата. Не припомню, чтобы я когда-нибудь видел такого страдальца.

– Вы полагаете, ваше величество, что его недомогание серьезно? – Теовин, похоже, был искренне обеспокоен.

– О, скорее всего нет. Все мы в свое время сталкивались с недоброкачественной пищей, а потому знаем, чего можно ожидать. Он, впрочем, считает, что умрет, и это, похоже, кажется ему наилучшим выходом. Мы приставили к нему лекаря. Завтра он будет здоров – немного отощает, конечно, едва будет на ногах держаться, однако придет в себя настолько, чтобы заняться делами. Почему бы тебе не заглянуть завтра утром? Я позабочусь о том, чтобы ты мог повидаться с Колатой.

– Как прикажет ваше величество, – ответил Теовин, падая на пол, дабы, согласно этикету, простереться ниц перед императором. Затем он поднялся и вышел из аудиенц-зала.

Все молча ждали.

– Он ушел, – сообщила от дверей Миртаи. – Вышел во внутренний двор.

– Шустрый парнишка, верно? – заметил Кааладор. – Даже глазом не моргнул, когда ваше величество подали ему этот документ.

– Он был готов к этому, – сказал Стрейджен, – и состряпал свою байку заранее.

– Его объяснение звучит весьма правдоподобно, Стрейджен, – отметил Сарабиан.

– Разумеется, ваше величество. В тайной полиции служат способные люди. Мы знаем, что министр Колата замешан в государственной измене. Сам по себе он не представлял бы большой угрозы, так что подозревать следует все его учреждение. Мы почти вынуждены заключить, что в заговоре участвуют все главы департаментов. Как цветисто заметил Кааладор, всех, кто не счел нужным присоединиться к заговору, скорее всего, не мешкая, изоконировали.

– »Изо» – что?! – переспросила Мелидира.

– Изоконировали. Это означает «выбросили из окна» – обычно с высокого этажа. Какой смысл выбрасывать кого-то из окна первого этажа?

– Такого слова нет, Стрейджен. Ты его сам сочинил.

– Да нет же, баронесса, правда, – отбивался он, – это самое настоящее слово. Им называют традиционное решение проблемы политически неугодных людей.

– По-моему, мы отвлеклись, – сказала Элана. – Сарабиан, с какой стати ты сочинил байку о Колате и испорченной рыбе?

– Но, Элана, мы же не хотим, чтобы его подчиненные обнаружили, что мы почти непрерывно пичкаем его одурманивающими снадобьями?

– Нет, думаю, что нет. А ты и в самом деле хочешь позволить Теовину завтра встретиться с ним?

– Может, и стоило бы. Мы уже три дня пичкаем подчиненных Колаты одними только обещаниями, и мне все труднее придумывать отказы. Пускай уж хоть один из них увидится с Колатой – не то они начнут что-то подозревать.

– Не уверена, что это хорошая идея, но, может быть, ты и прав. Алиэн, будь умницей, сбегай в кухню и скажи поварам, чтобы сегодня не клали в еду министра Колаты снадобий.

– Можешь сказать им, чтобы вместо этого положили рвотное, – предложил Стрейджен.

– Зачем нам это нужно? – осведомилась Мелидира.

– Император только что сказал превосходнейшему Теовину, что Колату весь день рвало без удержу. Мы же не хотим, чтобы его величество называли наглым и бесстыдным лжецом, верно? Значит, нужно, чтобы Колата завтра, когда его посетит Теовин, выглядел больным. Хорошее рвотное как раз обеспечит нужный вид.

Алиэн злорадно хихикнула.

Принцесса Даная сидела на диване и сосредоточенно наряжала Мурр в новое кукольное платьице. За множество веков Афраэль успела заметить, что эленийские девочки частенько такое проделывают. С точки зрения Богини-Дитя, занятие совершенно бессмысленное, но если уж это традиция…

– Сиди смирно! – шепотом шикнула она на кошку. – Я тебе худого не делаю!

Мурр была иного мнения и выражала его громким, душераздирающе жалобным мяуканьем, исходившим из самых глубин ее кошачьей души.

– Теовин был прав в одном, – говорил между тем Стрейджен остальным. Они снова собрались в королевских покоях, и вор-талесиец опять пустился в разглагольствования. Даная обожала Стрейджена, но его нездоровое пристрастие к звукам собственного голоса порой становилось утомительным. – Министерство внутренних дел скорее умрет в полном составе, чем уничтожит хоть одну бумажку. Документы, которые они изъяли из папок, все еще спрятаны где-то в здании, а из них мы могли бы узнать о заговоре такое, что нам сейчас и в голову не приходит. Я бы голову прозакладывал, только б заглянуть в них!

– И испортил бы свою внешность? – возмутилась Мелидира. – Прикуси язык, Стрейджен!

– Я говорю, само собой, в переносном смысле.

– Пожалуй, он прав, ваше величество, – согласился Кааладор, для разнообразия не прибегая к диалекту. – Эти подлинные документы могут оказаться настоящей золотой жилой. Не знаю, стал бы я закладывать голову, но я многое согласился бы отдать, только бы пошарить в них.

Даная закатила глаза к потолку.

– Эленийцы! – пробормотала она едва слышно и громче добавила: – Если для тебя эти бумаги так важны, Кааладор, пойди да поищи их.

– Дак почем же нам знать, куда их запрятали, дорогуша?

– Поищи, Кааладор, – терпеливо повторила она. – В ближайшие месяц-два в твоем распоряжении будут целые ночи. Телэн как-то рассказывал мне, что за четверть часа мог бы забраться в любой дом в мире. Вы оба даже опытнее Телэна, так что, наверное, так долго возиться не будете. Вам же необязательно красть бумаги – довольно будет прочесть их. Если вы с достаточной осторожностью вернете их туда, откуда взяли, никто и не заподозрит, что вы их прочли.

Кааладор и Стрейджен обменялись озадаченными взглядами.

– И почему только мы сами до этого не додумались? – осведомился Стрейджен у своего приятеля.

– Я, кажется, уже однажды объясняла вам почему, – заметила Мелидира. – Нужно ли повторять это еще раз? Принцесса, это замечательная идея. Эти двое, может быть, не слишком хорошие мыслители, но наверняка отменные взломщики. У них такой хитрый и ненадежный вид.

– Пожалуй да, – согласилась Даная и поставила Мурр на пол. – Ну вот, разве она не прелесть?

Хвост Мурр, яростно хлеставший по бокам, категорически возражал против такого утверждения.

– Похоже, ее хвост не желает следовать моде, Даная, – снисходительно рассмеялся Сарабиан.

– А, это легко исправить, Сарабиан, – заверила она. – Вот что я скажу тебе, Мурр. Хочешь, я привяжу тебе на хвост большой розовый бант? Ты сможешь обмахиваться им, как веером? – Хвост Мурр тотчас же замер. – Я так и знала, что мы сможем договориться, – заключила Даная.

– Ваше величество, – сказал Стрейджен Сарабиану, – не спуститься ли нам в подземелье для урока фехтования? Мы с Кааладором посвятим всю нынешнюю ночь ремеслу взломщиков.

– И, боюсь, не только нынешнюю, – проворчал Кааладор. – Я уж и не припомню, сколько лет не лазал по крышам.

– Это сродни плаванию, Кааладор, – заверил его Стрейджен. – Раз научившись, уже никогда не разучишься.

– Милорд Стрейджен, – сказал Сарабиан, – я бы предпочел сегодня обойтись без урока фехтования. У меня еще все болит после вчерашних занятий.

– А вот фехтование не сродни плаванию, ваше величество, – строго сказал Стрейджен. – Тут нужно упражняться постоянно. Если вы собираетесь носить шпагу, лучше уметь защищаться ею. В случае опасности она может оказаться вашим последним шансом на победу.

Сарабиан вздохнул.

– Порой я жалею, что вообще услышал об эленийцах, – скорбно пробормотал он.

– Потому что так велела Элана, – пояснила Миртаи, когда она, Энгесса, Кринг и два вора шли по усыпанной документами лужайке к министерству внутренних дел. – Она хочет быть уверенной, что никто вам не помешает.

– Миртаи, – страдальчески проговорил Стрейджен, – я люблю тебя, как родную сестру, но кража со взломом – дело тонкое и сложное.

– Я думаю, друг Стрейджен, что моя возлюбленная с ним справится, – вмешался Кринг. – Я сам видел, как она прошла по груде сухих листьев без единого шороха.

– Мне просто это не нравится, – посетовал Стрейджен.

– Тебе и не должно нравиться, Стрейджен-вор, – сказал Энгесса. – Элана-королева сказала, что Миртаи пойдет с вами, значит, так и будет.

Миртаи улыбнулась огромному атану.

– Спасибо, Энгесса-отец. Эленийцам иногда так трудно втолковать самые очевидные вещи!

– Мы с Энгессой сменим двоих рыцарей, которые охраняют документы на лужайке, – сказал Кринг. – Мы будем стоять возле самого здания, а поблизости есть еще наши люди. Если вас застигнут внутри, позовите, и мы придем к вам на помощь.

– Меня еще никогда прежде не охранял во время кражи со взломом целый взвод солдат, – заметил Кааладор. – Это придает сему занятию совершенно новый оттенок.

– И изрядно портит забаву, – кисло проворчал Стрейджен. – Самое волнующее во взломе – опасность, что тебя вот-вот обнаружат.

– Я никогда не занимался кражами со взломом, – признался Кринг. – У нас, пелоев, это занятие не в чести, потому что мы живем в шатрах, а чтобы пробраться в самый прочный шатер в мире, довольно иметь острый нож. Если мы хотим разграбить чье-то стойбище, мы обычно посылаем нескольких всадников угнать коней. Хозяин гонится за конями, а мы занимаемся его добром.

– Взлом – занятие тихое и тайное, Кринг, – усмехнулся Стрейджен. – На него надо выходить ночью и много лазать по крышам. Зато веселья хоть отбавляй, да и добычи тоже.

– Будь осторожна на крыше, Миртаи, – предостерег Кринг свою нареченную. – Я немало потрудился, чтобы завоевать тебя, и теперь мне ужасно не хочется тебя потерять. Да, кстати, друг Стрейджен, и ты тоже, друг Кааладор, если с ней что-нибудь случится, вы ведь понимаете, что я убью вас обоих?

– Мы в этом и не сомневались, друг Кринг, – ухмыльнулся Стрейджен.

Миртаи ласково провела ладонью по бритой макушке своего возлюбленного. Стрейджен уже заметил, что делала она это довольно часто. Может быть, то, что ей нравилось гладить обритую голову низкорослого пелоя, отчасти повлияло на ее решение стать его женой?

– Тебе нужно побрить голову, – сказала великанша. – Напомни мне утром, я об этом позабочусь..

Затем Стрейджен, Кааладор и Миртаи – все трое в облегающей черной одежде – проскользнули в тень рощицы неподалеку от здания министерства внутренних дел.

– Ты и вправду без ума от этого малыша, а, Миртаи? – прошептал Стрейджен, ныряя под низко нависшую ветвь.

– Кринга? Да, он мне вполне подходит.

– Довольно вялое выражение нежных чувств.

– Чувства – дело личное, и их незачем выражать публично.

– Так ты все-таки его любишь?

– Не понимаю, Стрейджен, какое тебе может быть до этого дело.

Лужайки императорской резиденции заволокло туманом. Настала осень, и туман почти каждый вечер наползал с Тамульского моря. До восхода луны было еще далеко – одним словом, самая подходящая ночь для кражи со взломом.

Кааладор изрядно запыхался к тому времени, когда они добрались до стены, окружавшей министерство.

– Совсем потерял форму, – проворчал он.

– Ты не лучше Платима, – едва слышным шепотом упрекнул Стрейджен. Затем он глянул вверх, прищурясь и покачивая в руке массивный абордажный крюк. Отступив на шаг, он принялся вращать его широкими кругами, с каждым разом все больше выпуская веревку. Затем он размахнулся и швырнул крюк, за которым тянулась веревка, высоко вверх. Крюк пролетел над стеной и упал по ту сторону с негромким металлическим лязгом. Стрейджен подергал веревку, чтобы убедиться, что крюк зацепился прочно, и уселся на траву.

– Поднимаемся? – спросила Миртаи.

– Нет еще. Кто-нибудь мог нас услышать. Подождем, пока его любопытство не угаснет.

– Парни, что стоят ночью на страже, дорогуша, не больно-то горят желанием бегать на всякий бряк, – пояснил Кааладор. – Судя по моему опыту, они обычно считают, что хорошая стража – это стража без происшествий, а потому предпочитают не сворачивать со своего маршрута, чтобы разведать, откуда донесся подозрительный звук. Покуда никто не подожжет дом, они не отягощают себя любопытством. Притом, – добавил он, снова переходя на свой излюбленный говор, – каково бедолагам торчать цельную ночку на посту, не тяпнувши ни разу хмельного? А уж после кувшинчика-другого они и вовсе-то ни шиша не расслышат. – Он поглядел на Стрейджена и уже на правильном эленийском языке спросил: – Не хочешь проверить окна на первом этаже прежде, чем мы полезем на крышу?

– Нет, – сказал Стрейджен. – Когда дом запирают снаружи, окна первого этажа проверяют не единожды, да и ночные стражники от скуки вечно гремят дверными ручками и дергают засовы на первом этаже. Лично я всегда предпочитал верхний этаж.

– А если и там окна заперты? – спросила Миртаи.

– Тогда разобьем стекло, – пожал он плечами. – Здание высокое, и снизу разбитого окна никто не разглядит.

– Не промахнись, Стрейджен, – предостерег Кааладор. – У меня предчувствие, что нам еще недели две сюда по ночам наведываться. Здание-то большое.

– Ну так примемся за дело, – сказал Стрейджен, поднимаясь на ноги. Он оглянулся на лужайку – туман к этому времени сгустился, – дернул пару раз веревку, чтобы окончательно убедиться, что крюк застрял прочно, и начал взбираться на стену.

– Ты за ним, дорогуша, – тихо сказал Кааладор Миртаи.

– Почему ты меня так называешь? – спросила она.

– Дак, боже ж мой, по чистой дружбе, и ничего эдакого. Ты не вздумай ябедничать своему кривоногому красавчику. Парнишка он славный, только, ежели тебя затронуть, сущий бес.

– Это верно, – согласилась Миртаи. Она проворно вскарабкалась вверх по веревке и оказалась на стене рядом со Стрейдженом.

– Что теперь? – спросила она.

– Когда поднимется Кааладор, заберемся на крышу и проверим окна верхнего этажа.

– Опять с помощью крюка?

Он кивнул.

– Кажется, взломщики – наполовину обезьяны.

– Мы предпочитаем считать себя ловкими и подвижными. Послушай-ка: если внутри мы на кого-нибудь наткнемся, вначале попробуем затаиться. Если это не сработает, стукнем его по голове. У Кааладора с собой бурдюк с вином. Он от души польет бедолагу вином – тем меньше будет веры его болтовне, когда он придет в себя. Постарайся никого не убить. Придется всю ночь прибирать за собой, а когда уйдем отсюда, тащить с собой тело. Это не обычная кража со взломом, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем визите.

– Стрейджен, я это и без тебя знаю.

– Я уже видел тебя в деле, любовь моя. Если все-таки прикончишь кого-то, постарайся пролить как можно меньше крови. Я не хочу, чтобы восход солнца застиг меня здесь с тряпкой в руках.

– Отчего это вы оба нынче ночью так и сыплете нежностями?

– Что-то я тебя не понял.

– Кааладор все время зовет меня «дорогуша», а ты только что сказал: «любовь моя». Это имеет какое-то значение?

Стрейджен хохотнул.

– Шайка взломщиков, Миртаи, – довольно тесная компания. От того, как сработает один из нас, зависит жизнь других, и это порождает между нами весьма теплые чувства – до тех пор, пока не настанет время делить добычу. Тогда-то обычно все теплые чувства и испаряются.

– Сарабиан, – сказала Элана, – давай-ка расставим все по местам до того, как начнем открыто предпринимать какие-то шаги. Министерство внутренних дел знает, что мы что-то замышляем, но мы продолжаем делать вид, что все идет как обычно. Как правило, прежде чем оглашать воззвания и распускать правительство, необходимо посадить под замок всех, кто может этому помешать.

– Конечно, – согласился он, – я понимаю, что ты права. – Они вновь стояли на крепостном валу, любуясь тем, как над городом, выше густой пелены тумана, восходит солнце.

– Красиво, правда? – спросил император. – Цвет тумана почти идеально сочетается с розовато-лиловым оттенком стен и куполов.

– У тебя прекрасный город.

– В котором живет множество не столь уж прекрасных людей. Чем я заменю полицию после того, как разгоню министерство внутренних дел?

– По всей видимости, тебе придется объявить военное положение.

Сарабиан моргнул.

– Боюсь, атаны не прибавят мне новых друзей. У них весьма упрощенное понятие о справедливости.

– Сарабиан, ни мне, ни тебе не грозят перевыборы, так что мы можем совершать непопулярные поступки.

– Только до определенной степени, – возразил он. – Мне следует жить в мире с влиятельной аристократией Тамула, а я до сих пор получаю протесты касательно сыновей и братьев из многих знатных родов, которые были убиты или покалечены, когда атаны подавляли мятеж.

– Но ведь они были изменниками?

– Нет, – вздохнул Сарабиан, – пожалуй, что нет. Мы, тамульцы, вечно балуем своих детей, а в знатных семьях этот процесс доведен до крайности. Материон – средоточие имперской политики, и когда молодые тамульцы поступают в университет, они обязательно вмешиваются в политику, как правило самого радикального толка. Ранг и положение их семей защищают их от последствий излишеств юношеской восторженности. Я и сам, будучи студентом, отличался бунтарскими наклонностями и даже возглавлял несколько выступлений против правительства моего отца. – Император слабо улыбнулся. – Меня регулярно арестовывали по меньшей мере раз в неделю. Правда, в темницу меня так и не бросили, как бы я ни величал своего родителя. Я изо всех сил старался угодить за решетку, но полиция не пожелала пойти мне навстречу.

– Отчего это тебе так хотелось угодить в тюрьму? – смеясь, спросила она.

– Молодые аристократки просто обожают жертв политического произвола. Я имел бы оглушительный успех, если бы провел несколько дней за решеткой.

– Но ты, кажется, женился еще ребенком? – отозвалась она. – Разве женатому человеку пристало думать о том, какой успех он может иметь у женщин?

– Когда я и моя жена были еще совсем молоды, мы почти десять лет не разговаривали друг с другом, а кроме того, наличие восьми других жен делает само понятие супружеской верности поводом для смеха. – Тут в голову Сарабиану пришла другая мысль. – Интересно, смогу ли я уговорить Кааладора принять пост в моем новом правительстве?

– Бывает и хуже. В моем правительстве есть человек по имени Платим, он – вор, да еще куда большего размаха, чем Кааладор. – Элана бросила взгляд вдоль укреплений и увидела, что к ним идет Миртаи. – Удача?

– Трудно сказать, – пожала плечами великанша. – В здание мы проникли легко, но того, что искали, так и не нашли. Стрейджен и Кааладор собираются навестить университет и поговорить кое с кем из ученых.

– Неужели ими вдруг овладела жажда знаний? – легкомысленно осведомился Сарабиан.

– Вот уж вряд ли, дорогуша, – отвечала Миртаи.

– Дорогуша? – переспросил он, не веря собственным ушам.

– Но ведь ты и вправду очень милый, Сарабиан. – Золотокожая великанша ласково погладила его по щеке. – Сегодня ночью я узнала, что воры, заговорщики и прочие негодяи испытывают друг к другу весьма теплые чувства. Ты сговариваешься с нами, чтобы разогнать полицию, а значит, и ты теперь один из нас. Стрейджен хочет побеседовать со знатоками архитектуры. Он подозревает, что в здании министерства могут быть потайные комнаты, и надеется, что в какой-нибудь библиотеке обнаружатся первоначальные чертежи здания. – Она искоса, лукаво взглянула на императора и добавила: – Вот такую штуку, стал-быть, они и замыслили, дорогуша.

– Ты уверен, Сарабиан, что хочешь ввести Кааладора в свое правительство? – осведомилась Элана. – Похоже, его говор передается, как зараза. Дай ему год-два, и вся резиденция будет называть тебя «дорогуша».

– Что ж, я предпочел бы это слово многим другим прозвищам, которыми меня награждали в последнее время.