Текст книги "Спи, милый принц"

Автор книги: Дэвид Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

14

Куда ни глянь, повсюду распускались первоцветы – гипсовые, штукатурные. Интересно, мраморные тут тоже имеются? Пауэрскорту они пока на глаза не попадались. Целые поля искусственных первоцветов раскинулись по стенам лондонского дома Арчибальда Филиппа Примроуза [47]47
  Primrose (англ.) – примула, первоцвет.


[Закрыть], пятого графа Роузбери. Теперь, задумавшись об этом, Пауэрскорт припомнил, что видел однажды Роузбери при полном параде – на запястьях его поблескивали в свете свечей запонки в виде золотых первоцветов.

– Лорд Пауэрскорт. С добрым утром. Сожалею, но вынужден вам сообщить, что хозяина нет дома. Впрочем, возможно, ваше лордство соблаговолит подождать, он должен вскоре вернуться.

Уильям Лит, дворецкий Роузбери, был человеком приземистым, квадратным, и выражение имел мрачное, как у похоронных дел мастера в часы работы. Пауэрскорт вспомнил, как Роузбери уволил некогда дворецкого, превосходившего ростом его самого. «Ну, невыносимо же, – жаловался тогда Роузбери. – Этот малый все время смотрел на меня сверху вниз. Я начал чувствовать себя итонской "шестеркой"».

– На сей раз, – сказал Пауэрскорт, вступая в огромный вестибюль, – я пришел поговорить не с лордом Роузбери.

– Безусловно, мой лорд, – Лит расторопно избавил Пауэрскорта от пальто и шляпы.

– Мне требуется ваш совет, Лит.

– Безусловно, мой лорд, – Лит перенес пальто в примыкающую к вестибюлю комнатку.

– Мне предстоит дальняя поездка и, возможно, на нескольких поездах. На скольких, я пока не знаю.

– Безусловно, мой лорд, – проблеск интереса и даже удовольствия обозначился на лице Лита. В наиболее игривые свои минуты Роузбери именовал его «Спутником пассажира». Обширная память Лита вмещала расписания едва ли не всех британских поездов, он обладал энциклопедическими познаниями по части железных дорог Европейского континента. Роузбери уверял, что совсем недавно его дворецкий закупил целые тома со сведениями о железных дорогах Америки и Африки. «Хотите попасть в Вену, минуя Германию или поскорее оказаться в Бриндизи либо Берлине, – тогда Лит именно тот, кто вам нужен. Если он чего-то не знает, он найдет это в справочнике, а не найдет, так выяснит окольными путями. Возможно, он даже держит тайных агентов у "Томаса Кука" [48]48
  Основанная в 1841 году туристская компания.


[Закрыть]и в «Compagnie Wagons-Lits» [49]49
  Французская «La Compagnie Internationale des Wagon-Lits et des Grands Express Europiens» – «Международная компания спальных вагонов и больших европейских экспрессов».


[Закрыть]. Уверен, его библиотека железнодорожных расписаний может в один прекрасный день оказаться более ценной, чем мое скромное собрание», – говорил он.

– Возможно, ваше лордство соблаговолит пройти со мной. Мой лорд, – и Лит провел Пауэрскорта в свою рабочую комнату, расположенную на половинном пути по лестнице, ведущей в подвал.

Это же святая святых, думал Пауэрскорт. Мне предстоит увидеть Ковчег Завета. Интересно, был ли здесь когда-нибудь Роузбери? Две стены комнаты покрывали книги с расписаниями. Две другие – карты железных дорог Британии и Европы, исписанные во множестве мест микроскопическим почерком Лита.

– Сент-Эндрюс в Шотландии. Эмбл в Нортамберленде. Аберисуит в Уэльсе. Грейстоунс в графстве Дублин. Ирландия. Вот места, в которые мне необходимо попасть. Возможно, только в одно из них, если я смогу найти искомое в первую же поездку. Но не исключено, что придется посетить все.

– Безусловно, мой лорд. До мест из этого списка добраться непросто, ваше лордство, – Лит стянул с полок пару томов. – Грейстоунс, мой лорд. Боюсь, он скорее в графстве Уиклоу, чем в графстве Дублин. Ну да не важно.

Почти и не помедлив, чтобы заглянуть в свои книги, Лит возвел взор к потолку, и улыбка удовольствия осветила его лицо. Зеленый свет зажегся перед его паровозом, зеленый флаг взвился в сознании, и Лит тронулся в путь.

– Вечерний поезд на Ливерпуль, мой лорд. С Юстона [50]50
  Лондонский вокзал.


[Закрыть]. Я предложил бы вашему лордству воспользоваться поездом 3.30, он не так переполнен, как все последующие. Потом ночным судном до Дублина или Кингзтауна, предпочтительно до Кингзтауна. Приходит в 7.30 утра. Поезда местного сообщения отходят каждые полчаса, с остановками в Грейстоунсе. Полагаю, ваше лордство сможет поспеть на поезд 7.45.

С Эмблом все проще, ваше лордство. Экспресс до Эдинбурга, остановка в Морпете. Мое лордство и я – мы постоянно ездим этим поездом. Самый быстрый – десятичасовой с вокзала Кингз-Кросс. Оттуда кебом до Эмбла, это не очень далеко. Есть еще местный до Уоркуорта, но он ходит нерегулярно. Очень нечасто, мой лорд.

Аберисуит. 9.15 с Юстона, пересадка в Бирмингеме и еще одна в Лудлоу. Оттуда ехать придется медленно, мой лорд. Очень медленно. Поезда идут со всеми остановками, – Лит приобрел вид печальный, как если бы поезда, идущие со всеми остановками, были тяжким крестом, каковой ему приходится нести. – Правда, вы можете поехать экспрессом 9.20 на Кардифф. Боюсь, с вокзала Паддингтон. В Кардиффе пересадка на североуэльскую ветку, в 4.15. Но там езда тоже очень медленная. Горы, мой лорд.

Сент-Эндрюс – тот же поезд с Юстона, что и в случае с Эмблом, мой лорд. Доезжаете до эдинбургского Уэверли, там пересадка. Восьмичасовой с Кингз-Кросс позволит вам поспеть на семичасовой, идущий до Сент-Эндрюса без остановок.

А с другой стороны, мой лорд, – Лит вдруг затормозил – резко, совсем как поезд, – все эти сложности с пересадками и ветками можно и обойти, нужно лишь взять поезд особого назначения.

– Особого?

– Безусловно, мой лорд. Особого. Мое лордство нередко ездит ими. Вы просто нанимаете себе отдельный поезд, и он везет вас куда вам угодно.

На лице Лита появилось восторженное выражение, как если б ему хотелось отправиться в последний свой путь на скоростном поезде особого назначения, без остановок следующим до вокзала Святого Петра.

– Боюсь, в моем случае такой поезд оказался бы неуместным, – Пауэрскорт почувствовал охватившее Лита разочарование: экзальтация, порожденная мыслью о скоростном экспрессе, снова сменилась хмуростью распорядителя похорон. – Однако я безусловно запомню вашу идею на будущее.

– Безусловно, мой лорд. Я тут записал для вашего лордства все существенные детали, времена и так далее. Могу ли я помочь вашему лордству чем-либо еще по части этих поездов? – Литу каким-то образом удавалось выглядеть сразу и бесстрастным, и исполненным надежд.

– Только одним, Лит. Давайте предположим, что мне довольно будет одной поездки. До какого из этих мест добраться легче всего?

– Легче всего, мой лорд? Тут и сомневаться почти не приходится. Машины на этой ветке новее, чем на большинстве прочих, мой лорд. И обшивка вагонов там лучше, чем на других. – Лит содрогнулся при воспоминании о неких дурно обшитых сиденьях, о разносящихся по вагону гневных восклицаниях его хозяина. – И, как правило, они пунктуальны. Эмбл, мой лорд, вот место, куда легче всего добраться – если это отвечает планам вашего лордства.

– Безусловно отвечает. Я чрезвычайно вам благодарен, чрезвычайно.

Пауэрскорт гадал, не угостит ли его русский посол чаем из самовара. Не угостил. Чай у него подавали изысканнейший, индийский, и в чашках изысканнейшего мейсенского фарфора.

Граф Василий Тимофеевич Вольский, посол двора Романовых и Николая II, императора и самодержца Всея Руси при Сент-Джеймсском дворе, был само очарование. «Богат до крайности, – так отозвался о нем Роузбери. – До крайности. Тысячи и тысячи акров земли. Куда больше, чем у меня. И повсюду полные картин дворцы. Опять-таки, куда больше, чем у меня. Жуткая жена. Скорее всего, ждет не дождется возвращения в Санкт-Петербург. Бог весть, почему всем этим русским так не терпится, вернуться в Россию-матушку, но вот не терпится и все тут».

– Лорд Пауэрскорт, на вопросы, заданные в вашем письме, я могу ответить очень кратко. Существуют ли документальные свидетельства о деятельности русских анархистов или революционеров за пределами нашей страны? Боюсь, ответом будет нет. Свою преступную деятельность они ограничивают пределами нашего несчастного отечества. Не думаю, чтобы они предпринимали нечто и за границей. Изгнанники, конечно, имеются, многие из них живут в Париже или Женеве, а то и здесь, в Лондоне, однако ведут они себя за границей всегда хорошо. Порочность свою они приберегают для родины.

Он смотрел на Пауэрскорта с печалью, словно горюя о греховности своих соотечественников.

– Теперь о господах, чьи имена вы мне назвали. Вы написали, что уверены в их законопослушности, но обязаны это проверить. Я преклоняюсь перед вашей дотошностью, лорд Пауэрскорт. Все они – достойные граждане. С профессором я знаком лично. Он очень любит читать Пушкина у себя в саду. Существует ли занятие более мирное?

Я не знаю, что составляет предмет ваших поисков. Но уверен – ответы на ваши вопросы вы найдете не в России. Могу я пожелать вам удачи в исполнении вашей миссии, лорд Пауэрскорт?

Последний визит, думал Пауэрскорт. После него с лондонской частью расследования будет покончено. И придется заняться делами, к которым душа у меня не лежит нисколько – объездом тех, кто остался от команды корабля Ее Величества «Британия», и странным, многолетней давности вояжем «Вакханки».

Доминик Нокс из Министерства по делам Ирландии пригласил его пройти в огромную залу с окнами, выходящими на Хорсгардз-Парейд [51]51
  Плац-парад королевской конной гвардии.


[Закрыть]. Снаружи, в Сент-Джеймсском парке, полным ходом шел послеполуденный парад нянюшек с колясками, и перекормленные утки толпились вокруг угощающих их людей. Нокс оказался человеком жилистым, невысоким, одетым небрежно, но с очень опрятной козлиной бородкой.

– Итак, – они уселись в уютные кресла, из которых видны были уходящие к Букингемскому дворцу [52]52
  Главная королевская резиденция в Лондоне.


[Закрыть]верхушки деревьев, – позвольте мне попытаться помочь вам в вашем деле. Многое ли вам известно о секретной операции в Ирландии, лорд Пауэрскорт?

– Рад сообщить, что не многое, – Пауэрскорт подумал, не предстоит ли ему все оставшиеся послеполуденные часы выслушивать лекцию. Что ж, по крайней мере, здесь нет пыльных папок, до которых приходится добираться по шатким стремянкам.

– Ну, тогда позвольте немного вас просветить. Она огромна, эта секретная операция. Все помнят о совершенном десять лет назад в Феникс-парке покушении на лорда Фредерика Кавендиша и министра Берка. Однако брожение началось намного раньше. На Форстера, когда он, еще до Кавендиша, состоял в главных министрах по делам Ирландии, было совершено девятнадцать разрозненных покушений. Девятнадцать, лорд Пауэрскорт.

Тайные общества вырастают по всей стране, точно грибы в темноте. «Фении», «Ирландское республиканское братство», «Несгибаемые», «Капитан Лунный Свет», не успеешь решить, что ты окончательно разобрался с одним из них, как откуда ни возьмись появляется другое. Они точно сорняки, и сорняки особенно буйные. Как бороться с закоснелой ежевикой, всем известно, – нужно проследить ее, проклятую, до корней, раскопать эти корни и, в конце концов, выкорчевать и тешиться мыслью, будто победа за вами. А через неделю она опять тут как тут. Вот таковы и ирландские тайные общества.

В Дублинском замке располагается ныне центр одной из крупнейших в мире осведомительских сетей. В каждом тайном обществе Ирландии имеются люди из полиции либо других правительственных служб. На некоторых их совещаниях присутствует, быть может, больше осведомителей, чем истинных заговорщиков. Дабы оправдать суммы, которые на них тратятся, осведомители лезут вон из кожи, стараясь опередить друг друга. Скоро нам потребуются осведомители, которые будут доносить на других осведомителей. Я уверен, что многие из них – двойные агенты, работающие на ирландские тайные организации и доносящие им о нас. Возможно, существуют также агенты тройные, четверные – и конца этому не предвидится.

– У Иисуса Христа было всего лишь двенадцать соратников, и то один из них оказался двойным агентом, – позволил себе дерзновенное замечание Пауэрскорт.

– Попади он в Ирландию, на другую сторону работали бы четверо или пятеро его учеников. Когда узнаешь, какие кучи денег передаются этим ирландским Искариотам, тридцать сребреников начинают казаться пустяком.

Нокс опустил взгляд на папку, которую держал в руке. За окнами упражнялся отряд конных гвардейцев, бодрые, аристократическим голосом отдаваемые команды летели по парку к нянюшкам и младенцам, мирно продвигающимся сквозь послеполуденные часы к часу чаепития.

– Перехожу к вашему запросу, лорд Пауэрскорт. Мы проверили имена ваших телеграфных рабочих по архивам Дублинского замка. Ни одно там не значится. Это не означает, будто они не могут оказаться сторонниками насильственных действий – в конце концов, любой не лишенный ума политический убийца прилагает особые усилия, чтобы не попасть в наши бумаги. Однако я думаю, что причастность этих людей к каким бы то ни было преступлениям весьма маловероятна.

Временами они решаются переплывать Ирландское море, дабы подкладывать бомбы в Лондоне. Однако в целом ирландцы одержимы своим маленьким островом, своим местом на нем и соотносительными правами любых чужаков, обосновавшихся среди них за последние восемьсот лет. Они смотрят назад, не вперед. И смотрят внутрь, не вовне.

Короче говоря, лорд Пауэрскорт, я думаю, что любой из этих телеграфных рабочих навряд ли представляет какую-либо опасность. Однако я могу ошибаться. Когда дело идет об Ирландии, англичане, как правило, ошибаются.

Небольшое общество восторженных созерцателей собралось на Сент-Джеймсской площади у новых штор леди Пембридж.

– Ну разве они не божественны? И цвет их, Розалинда, так идет к этой комнате! – Мэри, она же миссис Уильям Берк, средняя из сестер лорда Фрэнсиса Пауэрскорта, спешила воздать должное своей старшей сестре, гордой обладательнице новых портьер, роскошно свисавших, заслоняя огромные окна ее гостиной. – А отделка! Какая прекрасная работа!

Пальцы ощупывали подкладку, глаза впивались в ламбрекены.

– Знаешь, – сказала старшая сестра, – я попыталась пробудить в Пембридже хоть какой-то интерес к цветам и рисунку. С таким же успехом я могла обращаться к львам с Трафальгарской площади. Он совершенно безнадежен. Ни малейшего понятия о рисунках.

– По-моему, они все такие, – сказала сестра средняя. – Мужья, то есть. Да, может, оно и к лучшему, – и ей вспомнилась стоимость новых кушеток, появившихся в прошлом году в ее собственном доме.

Происходившее здесь было собранием клана – ежегодной общей встречей семейства Пауэрскорта, созванного старшим братом на секретное совещание.

– Они могут оказаться несносно любопытными. Собственно, я опасаюсь, что такими они и окажутся, – сказал лорд Пауэрскорт, приготовляя леди Люси к ритуалам инициации, которые ей предстояло претерпеть на семейной встрече в Сент-Джеймсском доме.

– И что же вызовет их любопытство, лорд Пауэрскорт? – леди Люси, собираясь покинуть свой дом на Маркем-сквер, в пятый раз оглядывала выбранное ею платье.

– Кто же, как не вы, леди Люси? Не забывайте, младшая из моих сестер, леди Элинор, вас еще ни разу не видела. Она сгорает от такого любопытства, какое и Чеширскому коту не снилось.

– Спасибо, но, думаю, с этим я как-нибудь слажу, – улыбнулась леди Люси. – В любом случае, это будет не хуже, чем общество моих четверых братьев, поносящих меня за рождественским обедом за то, что я до сих пор не нашла себе мужа. Один из них даже заявил однажды, будто я для этого уже старовата. Вообразите. Но если серьезно, лорд Пауэрскорт, я польщена и очень довольна тем, что вы сочли возможным пригласить меня этим вечером на обед. Не означает ли это, что вы считаете меня членом семьи?

Пауэрскорт уже начал привыкать к ее поддразниваниям.

– Леди Люси, дорогая, – рассмеялся он, – я наслаждаюсь возможностью принять вас в лоне моей семьи. Однако помните об опасностях, кои в нем таятся.

Вот в этом лоне она теперь и пребывала, и чувствовала себя в нем, как дома, – стояла, беседуя с Уильямом Берком, у камина, и пламя играло в ее синих глазах. Разговор на другом конце комнаты, наконец, отвлекся от штор. Пауэрскорт не сомневался, что так оно и случится.

– Так где, ты говоришь, Фрэнсис с ней познакомился, Розалинда? – Элинор, подобно ее брату, взявшись за расследование, от него уже не отступалась, собирая улики и показания.

– Ну как же, здесь, по-моему, и познакомились. Леди Люси обедала у нас как-то вечером, тогда, я думаю, все и началось. Пембридж говорит, что слышал, как они условливались о свидании в Национальной галерее.

– А, так она художественная натура? Фрэнсису такие нравятся. Но вот практична ли она? Некоторые из этих артистических дам нарочито пренебрегают своими домами и мужьями, – и перед умственным взором леди Элинор прошло видение некоего убогого обиталища в Хампстеде или Сохо, набитого незаконченными холстами и открытыми баночками с краской.

– О, думаю, она вполне практична, – ответила леди Розалинда, бросив через комнату взгляд на стройную фигуру у огня. – У нее сынишка от первого брака. Мужа убили в Хартуме, он был там с Гордоном.

– Вот оно что, – на леди Элинор, жену военного капитана, находившегося ныне на маневрах в Средиземном море, услышанное произвело впечатление. Эту вдову осенял ореол славы. – Но скажи, Розалинда, – Элинор бросила взгляд на леди Люси – взгляд, с не лишенным приятности покорством, отмеченный ее братом. – У них это как, ну, ты понимаешь, серьезно?

– Не исключено, что очень, – задумчиво ответила Розалинда. – Что-то такое ощущается в том, как они смотрят друг на друга. Словно в комнате никого больше и нет.

Дальнейшее обсуждение прервал обеденный колокол. Пауэрскорт обнаружил, что леди Люси поместили на противоположном от него конце стола, между Элинор и Мэри. Сам он оказался между Розалиндой и достойным Уильямом Берком и прийти на помощь леди Люси, вмешавшись в ведомые с ней разговоры, было для него делом трудным, если вообще возможным.

Портреты предков Пембриджа висели по стенам, череда их прерывалась лишь огромным зеркалом над камином: Пембридж времен Реставрации – в ярко-красном кафтане и лихо заломленной шляпе, истинно удачливый кавалер; Пембридж конца восемнадцатого столетия в телесного цвета чулках и черном кафтане, с припухлым лицом гуляки. Пауэрскорт вспомнил рассказ Уильяма Берка о том, что этот Пембридж спустил, играя с Чарльзом Джеймсом Фоксом в карты, огромное состояние. Присутствовал здесь и граф несколько более поздний, владелец уцелевших акров – с ружьем в руке и собакой у ног, возможно, старающийся тяжким трудом и удачным браком исправить ущерб, нанесенный фамильному состоянию его предшественником. Вокруг стола вились семейные сплетни, куда более злостные, чем любые другие. Пауэрскорта всегда изумляла готовность членов семьи говорить друг о друге вещи совершенно ужасные, каких они не потерпели бы в устах постороннего человека.

– Так все и было. Да-да, так все и было, – Уильям Берк рассказывал о своем кузене, ударившемся недавно во все тяжкие. – За завтраком он еще оставался женатым человеком. Он, собственно, пробыл таковым двадцать лет. Съел обычный свой завтрак – две копченые селедки, крепкий кофе, гора тостов. Он питал особое пристрастие к джему, правда, дорогая? – Берк улыбнулся жене, ища подтверждения странных застольных обыкновений кузена. – Джем он предпочитал густой, со множеством кусочков цедры – или что там в него кладут – и наваливал его на тост такой горой, что хлеба было почти и не видно.

– Так или иначе, завтрак он съел. А к ленчу ушел куда-то. И не вернулся. Просто сгинул. Несколько дней спустя прошел слух, будто его видели пересекающим Канал в обществе молодой леди. После говорили, что его видели и на юге Франции, в Антибе или Каннах, где-то там, все с той же леди. В отелях вопросов не задают, и какие-либо признаки возможного его возвращения отсутствуют. Он просто сбежал, в его-то пятьдесят лет, бросил всю семью.

– Полагаю, они смогут теперь экономить на счетах за джем, – не удержался от шутки Пауэрскорт.

– Фрэнсис, ты ужасен! Несчастную женщину, жену кузена Уильяма, бросили, и это в ее возрасте, а ты только о джеме думать и способен, – сказала старшая из сестер, всегда испытывавшая счастье, отчитывая брата.

– А что это был за джем – оксфордский «Куперс»? Или тот, что продают в таких забавных баночках, по-моему, он называется «Типтри». Его делают где-то в Эссексе.

– Замолчи, Фрэнсис! – и все три сестры принялись объединенными силами корить его. Ведьмы, с горечью подумал Пауэрскорт, вспомнив время, когда они втроем налетали на него, еще мальчишку, и отнимали его рогатки. Взглянув в поисках поддержки на леди Люси, он, как ему показалось, заметил на другом конце стола проблеск обращенной к нему заговорщицкой улыбки. Улыбка леди Люси, предназначенная только для него, стоила ведьмина котла с кипящим в нем гневом сестер.

Слуги унесли со стола последние тарелки и бокалы. Двери столовой затворились.

Пембридж, выглядевший истинным олицетворением главы семейства, значительно кашлянул и громко забарабанил пальцами по столу.

– Леди и джентльмены, – начал он, улыбаясь по очереди всем, кто сидел вокруг стола, – особенно лучезарная улыбка досталась хорошенькой леди Люси. – Фрэнсис попросил нас собраться этим вечером, поскольку он нуждается в нашей помощи. Фрэнсис, вам слово.

Весь вечер Пауэрскорт прикидывал, какой тон ему лучше взять, обращаясь именно к этому собранию людей. После оплошности с джемом, понимал он, легкомыслия позволять себе не следует. Никаких шуток, сказал он себе. Ради Бога, никаких шуток. Он знал, что двое его зятьев, скорее всего, отнесутся к нему с большей серьезностью, чем сестры, как бы те его ни любили. Ведьмы, он хорошо это помнил, всегда считали его расследования еще одним мужским хобби, которое невозможно принимать всерьез.

– Мне нужна ваша помощь, – начал он, решив, что наилучшей тактикой будет самоумаление. Надо отдаться на их милость. – Я занимаюсь сейчас очень сложным и важным расследованием. Два дня назад я виделся с комиссаром столичной полиции. Он обещал оказать мне любую поддержку, какая ему по силам. У меня в кармане, – он сделал паузу, чтобы извлечь на свет одно из писем с Даунинг-стрит, 10 [53]53
  В этом доме находится лондонская резиденция действующего премьер-министра.


[Закрыть], – лежит множество подписанных премьер-министром писем. Адресаты не указаны, я вправе сам проставлять их имена. В письмах говорится, что лорду Фрэнсису Пауэрскорту, исполняющему задание огромной государственной важности, надлежит оказывать любую помощь, какая только возможна.

Он снова сделал паузу и оглядел стол. Все молчали и вид имели вполне серьезный: Пембридж походил на некоего энергичного сквайра из прежних Пембриджей; Уильям Берк выглядел деловым человеком, всерьез воспринимающим свой долг перед Королевой и страной; Розалинда казалась бесстрастной; Мэри и Элинор – исполненными любопытства, а на лице леди Люси читался страх за Пауэрскорта. Все это может оказаться очень опасным, вдруг подумалось ей.

– Фрэнсис, ты можешь сказать нам, в чем состоит это дело? Хоть что-то? – спросила леди Розалинда.

– Боюсь, что не могу. Сведения такого рода ничем вам не помогут, зато способны очень сильно осложнить жизнь всем, кто причастен к этой истории. В особенности мне, – и он самоуничеженно пожал плечами.

– Но как же мы сумеем помочь тебе, не зная, что к чему? – леди Элинор почти в точности исполнила пророчество брата относительно ее любопытства.

– Так что мы должны для тебя сделать, Фрэнсис? – спросила Мэри, практичная жена практичного мужа.

– Для начала я хотел бы, чтобы вы не говорили все сразу, – ответил Пауэрскорт, ухватываясь за возможность хоть немного поквитаться с сестрами за джемовую войну.

Мужчины рассмеялись – извечные участники мужского заговора против женщин и жен.

– То, чего я хочу от вас, совсем просто. Мне необходимы сведения о некоторых людях. Сведения об их семьях, финансовом положении, сведения об их состояниях – есть ли у них таковые или они их недавно лишились. Неофициальные сведения, которые легко добываются в разговорах и, если мне позволено употребить в этом обществе подобное слово, из слухов. Я в последнее время стал большим поклонником слухов. В общем, все то, о чем, как мне говорили, беседуют дамы, когда собираются вместе. Да я, собственно, и не считаю, что в слухах присутствует нечто дурное.

В голове его снова мелькнула мысль о ведьмах, плетущих заговор, – заклинания прочитаны, зелья приготовлены, над болотистой пустошью возносятся странные запахи.

– У меня с собой, – сказал Пауэрскорт, опережая то, что, как он знал, будет следующим вопросом – вопросом сестер, во всяком случае, – список связанных с делом людей. Должен сказать, что какие-либо подозрения в их причастности к чему-то дурному отсутствуют, – бойко солгал он, ибо не говорить же родным, что один из этих людей может оказаться убийцей предполагаемого престолонаследника. – Подозрений нет решительно никаких.

Лорд Генри Ланкастер, Гарри Радклифф, Чарльз Певерил, Уильям Брокхем, лорд Эдуард Грешем, почтенный Фредерик Мортимер. Пауэрскорт без затруднений перечислил эти имена. Он уже привык перечислять их про себя в мгновения скуки, когда брился или ожидал в подземке прихода поезда.

– Но, Фрэнсис… – начала Розалинда.

– Что, собственно… – произнесла Мэри Берк.

– И ты всерьез ожидаешь, что мы… – спросила Элинор, лицо которой светилось от интереса и любопытства.

– Опять вы за свое. Опять говорите все вместе. Ну хотя бы разнообразия ради, – Пауэрскорт улыбнулся трем своим ведьмам, ибо колдовство их было, в сущности, добрым, – по очереди, очень прошу вас.

– Фрэнсис, – заговорила, воспользовавшись правом рождения, старшая из сестер, Розалинда, – ты действительно подумаешь, что мы примемся расспрашивать людей об этих молодых джентльменах? Как будто мы полицейские или еще кто?

– Нет, не думаю, – ответил Пауэрскорт. – Я просто полагаю, что вы, улучив подходящий, на ваш взгляд, момент, могли бы попробовать направить разговор на них. Вы уже некоторое время ничего о них не слышали. Правда ли, что такой-то такой-то обручен и скоро женится? Или что такой-то такой-то потерял все семейное состояние? Мне говорили, – скорбно улыбнувшись, продолжал он, – что светские дамы изредка ведут подобные разговоры.

– А вам известно, Пауэрскорт, что один из этих молодых людей мертв? – с весьма серьезным видом вступил в разговор Пембридж. – Ланкастер. Убит в Норфолке, где-то неподалеку от Мелтон-Костэбл, по-моему. Несчастный случай во время охоты. Ужасная история.

Так вот как управился с ним Дони, подумал Пауэрскорт. Он вспомнил обещание майора позаботиться о найденном в лесу человеке, мозги которого были разбрызганы по деревьям Сандринхема. Верен навек. Semper Fidelis.

– Да, знаю, – Пауэрскорт тоже посерьезнел. В столовой наступила тишина, сорочка Пембриджа и руки леди Люси едва приметно отражались в полировке стола. – Однако, боюсь, его тоже придется включить в ваши беседы. И смерть его может дать удобный, если позволительно так выразиться, повод для начала разговора.

– Что мы должны будем сделать с этими сведениями? Просто пересказать их тебе при следующей встрече?

– Нет, я хочу, чтобы вы поступили иначе. Я хочу, чтобы вы их записали.

Все три сестры застонали, мучительно и огорченно.

– Фрэнсис, ты это не всерьез.

– Что же, нам опять за парты садиться?

– А награда за лучшее сочинение нам полагается?

На помощь ему пришел Уильям Берк:

– С вашего разрешения, предложение самое что ни на есть разумное. Люди, занимающиеся одним со мной делом, вечно забывают, что в точности им было сказано. Единственное, что способно дать полную уверенность, это запись. Одна из компаний, с которой я связан, уже объявила это своей политикой. Запись переговоров, хочу я сказать.

– И что нам следует сделать после того, как мы занесем все в наши записные книжечки? – неохотно уступила леди Элинор

– Лично передать записи мне. Или послать по почте.

Пауэрскорт решил, что битву он выиграл – ведьмы отступают, котел выкипел.

– А скажите, Фрэнсис, – снова заговорил Уильям Берк. – Скажите, какие вам потребны сведения о финансах? Вы полагаете, в положении этих молодых людей может присутствовать нечто негожее?

– Мне было бы крайне интересно выяснить, – Пауэрскорт снова оглядел стол, решившись обронить слово, которое, как он знал, привлечет к себе всеобщее внимание, – не подвергался ли кто-либо из них шантажу. Или, если на то пошло, не шантажировали ли сами они кого-либо.