Текст книги "Ад в тихой обители"

Автор книги: Дэвид Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

10

– Суп, – улыбнулся Пауэрскорт официантке, – пожалуйста, суп, затем жаркое из ягненка. И немного вина? Как вы на это смотрите, мистер Батлер?

Детектив и журналист сидели за угловым столиком в обеденном зале «Королевской головы». Снег на лужайке за окном начал подтаивать; у кустов шустро копошилась стайка воробьев.

– Вполне положительно, – ответил Патрик Батлер, вырастая в собственных глазах. Редакторам больших газет, авторам журналистских бестселлеров, частенько доводится посидеть в непринужденной обстановке с разными знаменитостями. Пауэрскорт уже успел дружески поведать Патрику кое-какие интересные детали своих прежних дел, а также не скрыл того, что приглашен епископом расследовать убийство Артура Рада.

Сейчас детектив просматривал карту вин, внутренне слегка содрогаясь от предложений «Королевской головы». Джонни Фицджеральд ничего бы тут не одобрил. Достаточно безопасный напиток обнаружился в самом низу страницы.

– «Нюи Сен-Жорж», пожалуй, – вновь улыбнулся Пауэрскорт официантке, – согреет нас в такой денек.

Мистер Батлер, – обратился он к своему визави, – я чрезвычайно нуждаюсь в вашей помощи. – (Польстить никогда не вредно.) – Здесь, в Комптоне, я посторонний, а человек вашей профессии и с вашим положением, несомненно, в курсе всего.

– Признаюсь, лорд Пауэрскорт, – трепетно откликнулся редактор, – я сам здесь не очень давно, всего месяцев девять. Но буду счастлив оказать любую помощь, какую сумею.

На столе появились две огромные тарелки деревенского овощного супа – фирменного блюда «Королевской головы». Посередине, в распоряжение обоих собеседников, была поставлена бутылка красного вина.

– Хотелось бы расспросить вас о соборе. Какие-нибудь страшные секреты высшего духовенства? Роковые тайны? Что-нибудь вроде дотянувшейся до наших дней многовековой распри по поводу литургического облачения?

Патрик Батлер живо расправился с супом.

– Насчет собора всех занимает лишь одна неразрешимая загадка, лорд Пауэрскорт.

– О! Что же это? – спросил детектив, потянувшись наполнить бокал молодого человека.

– Куда по четвергам ездит наш архидиакон, – рассмеялся Патрик. – Простите, что сплетничаю, но комптонцы давно судачат об этом, сие – главная тема местных остряков. Каждый четверг архидиакон, мистер Бомонт, садится на самый ранний поезд и едет, по его словам, в дальние уголки епархии. Только никто его там не встречал. К вечерне он непременно возвращается.

– И каково же, – поинтересовался Пауэрскорт, с наслаждением съев кусочек ягненка под мятным соусом, – мнение комптонцев на сей счет?

– Вы знаете, лорд Пауэрскорт, как любят потолковать и позлословить в крохотных городках. Наименее популярна версия, что архидиакону, видно, денег не хватает, так он по совместительству разок в неделю ездит преподавать древнееврейский или греческий каким-то школярам. Чаще болтают, что у него завелась замужняя подружка, которую он навещает по четвергам. Самый непристойный – и, разумеется, ни на чем не основанный – слух, что архидиакон регулярно ездит в Эксетер к проституткам.

Патрик отпил еще глоток «Нюи Сен-Жорж». За окном одна из официанток разбрасывала по земле крошки хлеба, над ней вилась целая туча воробьев.

– Извините, лорд Пауэрскорт, за абсолютно бесполезные сведения. Больше нет ничего, что бы открыто не обсуждалось на страницах «Графтон Меркюри». – Патрик прервался, разрезая громадную жареную картофелину. – Вы спрашиваете насчет распрей, кровавых богословских диспутов. Других соборов я не знаю, не могу судить, насколько здешняя ситуация типична. Существуют явные трения между деканом и епископом, но это ведь естественно, когда один прирожденный начальник, администратор, а другой занят исключительно наукой.

Пауэрскорт оценил справедливость вывода. Патрик Батлер начинал ему нравиться.

– Вряд ли, – продолжал журналист, – в соборном поселении идет какая-то свирепая вендетта. Хотя народ там любопытный. У меня, лорд Пауэрскорт, имеются в соборе кое-какие приятели, люди они своеобразные, живут лишь интересами своего особого мирка. Может, действительно им, приближенным Господа, и подобает держаться исключительно своей компанией.

– Напоминает армейский уклад, – заметил Пауэрскорт, – все внутри полка, только среди своих. Правда, военные более озабочены истреблением людей на этом свете, нежели спасением их душ на том. Но неужели, помимо таинственных еженедельных отлучек архидиакона, священнослужителей не тревожит, например, причина убийства их коллеги Артура Рада? Лично я подозреваю, что мотивом было ревнивое мщение.

– Вам, лорд Пауэрскорт, обстоятельства этой смерти известны целиком? Во всех деталях? – сделал акцент на последней фразе Патрик Батлер.

О состоявшемся по приглашению доктора личном визите журналиста в морг Пауэрскорт (собственно говоря, инициатор этого похода) был, разумеется, прекрасно осведомлен.

– Да, как это ужасно, – печально кивнул он. – Меня, признаться, удивило отсутствие подробностей в вашей газете.

– Хотел, хотел все сообщить, – вздохнул Патрик, – но вдруг представил, как это угнетающе подействует на публику, особенно ее женскую часть. Тем более что среди постоянных читателей «Графтон Меркюри» женщин не меньше, чем мужчин. От таких тошнотворных ужасов, того гляди, вообще перестанут газету покупать. Пощадил, так сказать, в собственных интересах.

Явилось главное блюдо. На огромной тележке подкатили разнообразный десерт: гигантские яблочные торты, маскирующиеся под нежный сливочно-земляничный бисквит чудовищные сооружения из теста, фруктов и жирного крема, а также груды лимонных меренг. Патрик выбрал себе торт для Голиафа, Пауэрскорт предпочел обойтись маленьким лимонным безе для Давида [15]15
  Имеются в виду герои библейского поединка юный хрупкий Давид и великан Голиаф.


[Закрыть].

– Вернемся к загадкам, волнующим служителей храма, мистер Батлер. Что ж, деканы и архидиаконы столь же, прошу прощения, подвержены увлечению чужими женами, как мирской люд.

– Наверное. Я как-то не задумывался, – пожал плечами редактор. – Я привык вначале увидеть, потом поразмыслить. У меня из головы не идет смерть бедняги певчего. Его убийство никого из коллег покойника совершенно не тревожит, а может, просто мне не говорят. Хотя это ведь странно, лорд Пауэрскорт. И, мне кажется, женщины и любовные страсти, главная причина всех бед, здесь не замешаны. В соборе насчет женщин, как в монастыре. Жен нет ни у кого: ни у епископа, ни у декана, ни у регента, ни у покойного канцлера Юстаса. По-моему, и никто из духовных хористов не был женат, с их средствами семейством не обзаведешься. Ну, экономки – это-то конечно, но женушки – исключено.

– Полагаю, высокое англиканство [16]16
  Внутри своей конфессии англиканство имеет три ветви. «Высокое» – аристократично тяготеющее к католической традиции, «низкое» – почти примыкающее к сугубо демократичной протестантской доктрине, «широкое» – стремящееся избежать крайностей и того и другого уклона.


[Закрыть]женитьбу не приветствует.

– Высокое, широкое, узкое, мелкое, глубокое, – беспечно махнул рукой Батлер, – комптонцам мало дела до таких религиозных тонкостей. Упомяните тут насчет «высоких англиканцев», местные жители решат, что вы им говорите про высокорослых клириков. А знаете, лорд Пауэрскорт, – вино заметно развязало язык журналиста, – в этом самом соборе лет триста назад случилась потрясающая любовная история.

– Достойная украсить страницы «Графтон Меркюри»? – слегка поддразнивая, спросил детектив.

– Как только будет подходящий момент, найду повод и напечатаю на первой полосе! – решительно заявил редактор. – Вот вы послушайте. Служил здесь в тысяча пятьсот девяносто втором году один хормейстер-органист, который завел бурный роман с женой декана. Приходит он как-то к вечерне, проводит свою вступительную часть обряда, а через несколько минут шмыг через западную дверь и прямиком в дом декана. У него был под рясой нож, он хотел декана прикончить. Только декан, парень проворный, удрал, заперся в спальне наверху. Потерпев неудачу, хормейстер возвращается к органу и, как положено, звучит финальный псалом. Затем преступник скрылся; нашли его позднее в Вустере, он там тоже пристроился хором руководить.

– Надеюсь, – улыбнулся Пауэрскорт, – драма произошла не в четверг, любимый день архидиакона?

Патрик Батлер отрицательно мотнул головой. В зале «Королевской головы» уже никого, кроме них, не осталось. Солнце за окном клонилось к горизонту.

– Могу я, мистер Батлер, попросить вас об одном одолжении?

– Конечно! – кивнул редактор. – И пожалуйста, обращайтесь ко мне просто Патрик. Меня все в городе так называют.

– Благодарю вас, – сказал Пауэрскорт. – Хотелось бы полистать выпуски вашей газеты за последний год. Почувствовать местную атмосферу.

– Конечно! – вновь кивнул редактор и тут же ужаснулся, представив слой мусора на полу, дикие горы бумаг на столах. – Только у нас, лорд Пауэрскорт, понимаете ли, как-то не совсем…

Детектив решил было, что не хватает каких-то номеров, но затем вспомнил свой визит в редакцию одной из лондонских вечерних газет: на полках и столах там творилось нечто неописуемое.

– Если вас, Патрик, смущает не совсем образцовый порядок в вашем офисе, пожалуйста, не беспокойтесь. Мне недавно довелось полгода квартировать в Южной Африке с милейшим, на редкость интеллигентным младшим лейтенантом, истинным гением беспорядка. У него все вещи, включая амуницию, обычно валялись на полу. Сослуживцы именовали его жилища «храмами хаоса».

Патрик Батлер засмеялся.

– Так далеко я не зашел, лорд Пауэрскорт. А можно задать вам вопрос?

– О, разумеется, – улыбнулся детектив, внутренне насторожившись.

– Сейчас, я знаю, вы расследуете смерть хориста. Но вы же приехали раньше, вы ведь присутствовали на похоронах канцлера Юстаса?

«Внимание, осторожно!» – скомандовал себе Пауэрскорт. Патрику Батлеру незачем знать про подозрения относительно кончины Джона Юстаса.

– Да, я был на траурной церемонии. Сестра покойного, миссис Августа Кокборн, попросила приехать, дать ей кое-какие советы насчет завещания. Каверзная штука, эти бумаги о правах наследников.

– Так в самой смерти канцлера ничего подозрительного?

– Ничего, слава Богу, – беззаботно бросил сыщик. – Так когда было бы удобно навестить вас и просмотреть газеты?

– Завтра днем, если вас устроит, лорд Пауэрскорт. А можно упомянуть в новостях, что вы расследуете убийство Артура Рада?

– Вам – можно, – доверительно улыбнувшись, сказал Пауэрскорт. – Хотя я не предполагаю обнаружить в этом деле какую-либо связь с таинственными четвергами архидиакона. Тут все значительно серьезней.

Патрик Батлер покидал ресторан, ликуя и торжествуя. Приезд едва ли не лучшего британского детектива в Комптон – какой материал! «Лондонская ищейка берет след комптонского киллера»… Пожалуй, такая удача перекроет досадную немоту о деталях смерти хориста. Патрик взглянул на часы: без нескольких минут четыре. Если заставить себя шагать медленно (ох, тяжкая задача для его натуры!), то на чай к Энн Герберт заявишься как раз с боем колокольных курантов.

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт ланчем остался очень доволен. Удалось добиться своего: в новостях «Графтон Меркюри» мелькнет, что он занимается убийством певчего. Надо надеяться, убийца это прочтет. Пауэрскорт почувствовал себя этаким матадором-пикадором на корриде в Испании. Сейчас мы раззадорим быка. Вот сэр Фраэнсис выезжает на жаркую арену Мадрида или Барселоны всадником в коротком алом плаще. Под ногами чистый песок – скоро его зальет кровь испустившего последний вздох животного, а может – самого тореадора. С трибун несется хриплый рев. Пикадор Пауэрскорт дразнит могучего быка, ловко уклоняясь от огромных рогов, пронзающих знойный воздух. Бык атакует. В решающий момент появляется матадор… Детектив, правда, не герой корриды, но у него та же задача: расшевелить, вывести на себя противника. Пусть только комптонский убийца начнет действовать, а там, быть может, это чудовище ошибется.

Леди Люси ждала мужа у главного входа в собор. Высокий фронтон по праву слыл одним из величайших средневековых скульптурных ансамблей. Когда-то фигурами, изваянными из местного известняка, были заполнены сотни и сотни ниш. Теперь – после эпохи Реформации и долгой гражданской войны, когда во имя пуританских принципов идолы католиков нещадно крушились солдатами армии Оливера Кромвеля, – статуй осталось меньше половины. Фронтон развернулся зримым монументальным словарем христианского вероучения. Над входом двенадцать апостолов с особо выделенной группой четырех евангелистов. Направо от входной арки сцены Ветхого Завета, налево – Нового. Выше, по чину соответственно заслугам перед верой, ряды святых и епископов. Еще выше композиция «Воскресения», чтобы взирающие снизу паломники могли наглядно ощутить путь сквозь пространство и время, от земного к вечному. И небеса над венчающей фронтон фигурой возносящегося Христа, как райское блаженство за пределами каменной тверди.

Скользящий по скульптурному фронтону взгляд Пауэрскорта вдруг замер. Что, если опустевшие ниши нынче «украшают» останки двух без вести пропавших комптонских певчих? Обмазали тела в сутанах мелом или алебастром, после чего установили вместо поверженных святых? Впрочем, от этой смелой догадки все-таки пришлось отказаться ввиду технической сложности подобной операции и невозможности провести ее незаметно.

– Люси, – сказал Пауэрскорт, взяв жену за руку, – у меня был прекрасный ланч, но, согрешив чревоугодием, необходимо омыть душу умилением святой вечерни.

Войдя, они пошли по правому боковому нефу. Со стен смотрели изображения старинных епископов. Под плитами покоились местные феодалы. Пауэрскорт остановился в капелле щедрого дарителя Роберта, лорда Уолбека, лежащего на каменном саркофаге с огромным каменным мечом. Этот лорд, как рассказывал декан, выстроил здесь в свое время специальный приют для монахов, коим завещалось вечно служить мессы за упокой его души. Здание приюта стоит до сих пор. Детективу представилось, как бы все было, не случись переворота Реформации. Наверное, и в 1901 году монахи ежедневно дружной вереницей тянулись бы через церковный двор в эту соборную капеллу помолиться за лорда-благодетеля. Или уже закончились бы денежки? Сколько надо было оставить, дабы заупокойные мессы продолжались по сей день? Держал ли лорд в уме точную дату Второго пришествия, рассчитав сумму, достаточную до рокового срока, но не более?

Леди Люси потянула мужа присесть на скамью в глубине хоров. Внизу из паствы находились лишь две согбенные престарелые дамы, которым трудновато было подняться наверх.

«Смири сердце свое, обнажи душу и откройся Господу, владыке милостивому и милосердному…»Со словами зазвучавшего псалма у Пауэрскорта мелькнуло видение огня, сжигавшего тело Артура Рада. Службу вел еще незнакомый Пауэрскорту молодой каноник, говоривший с легким валлийским акцентом. Декан начальственно наблюдал. Кресло епископа пустовало. Хор продолжал петь. Детектив заметил, что его место отмечено старинной памятной табличкой, запечатлевшей прозаическое имя «Билтон». Люси, как подобает, досталось нечто более романтичное: на спинке ее сиденья значилось «Алтарный Брат Меньшой». Пауэрскорт огляделся, ища, где же «Алтарный Брат Старшой», но это имя вслед за половиной статуй на фасаде исчезло.

Грянул хор. «Cantata Domino» – «Хвала Господу»:

«Славлю Бога моего на струнах арфы, восхваляю трубным громогласием, песнею своею зову: явись предвестием вечного блаженства, о Господь царства Твоего!»

Детектив разглядывал убранство хоров. Небольшой крытый балкон был полон старинных, искусно вырезанных из дерева ангелов – ангелов поющих, играющих на арфах, дующих в трубы, даже бьющих в барабан. Прямо напротив места декана поместился один деревянный ангел без инструмента, с положением явно выше прочих (должно быть, дирижер).

Пауэрскорт почувствовал, как Люси затрепетала при первых звуках хорала Генри Пёрселла. С тревогой и мольбой она взглянула на мужа – что ее так взволновало, он не знал. Наступило время сокровенной, святой молитвы.

– Господи всеблагой, всемогущий, – с особенной проникновенностью воззвал валлийский голос, – ниспошли благодать епископу нашему, декану, всем пастырям собора, неустанно пекущимся о спасении вверенных им душ. Вышней милостью помоги верно служить Тебе, осени навек Твоим благословением.

Пауэрскорт поймал себя на некоторой неприязни к молодому канонику, просившему Господа благословить здешних духовных лиц в то время, когда одного (а может, и нескольких) из них убили, причем в последнем случае преступление совершено прямо на территории собора. Что же делать Господу всеблагому, если убийцей окажется кто-то из пастырей? Вряд ли все-таки милость Всевышнего беспредельна.

По нежному, но твердому настоянию леди Люси супруги Пауэрскорт терпеливо ждали, пока не уйдут певчие, пока не удалятся еле-еле одолевшие ступеньки и потихоньку проследовавшие через хоры к выходу две престарелые дамы с молитвенниками. При столь мизерной пастве, подумалось Пауэрскорту, перспективы у христианства в Комптоне невеселые. Впрочем, известно, как шли службы в основанной здесь когда-то обители бенедиктинцев. На их моления, особенно полуночные, вообще никто из мирян не являлся.

– И как тебе это? – сдвинув брови, придержала мужа за рукав леди Люси, едва они вышли из собора.

– Что именно, Люси? По-моему, все было как обычно.

– Мальчики певчие, Фрэнсис. Как тебе показались эти бедные дети?

– Ну, я полагаю, им в среднем около двенадцати. Старшему лет четырнадцать, а младшему не больше восьми. Рост, соответственно возрасту, разный. Белокурому малышу даже приходится петь, стоя на скамье, иначе его не увидят. Одеяние согласно ритуалу красно-белое. Все ребята создают (явно ложное) впечатление набожности, скромности и примерного поведения. Я что-то упустил, Люси?

– Иногда, Фрэнсис, ты бываешь просто невозможным. Мысли твои где-то витали, ты не заметил самого главного буквально у себя под носом.

– А что мне следовало заметить, Люси? – сказал Пауэрскорт, в знак покаяния крепче прижимая ее руку, продетую под свой локоть.

– Вид у мальчиков совершенно измученный, запуганный. Малыш, на которого ты обратил внимание, от страха сам не свой.

Пауэрскорт попытался припомнить лица певчих, младший из которых был лишь на пару лет старше их Томаса. Возможно, это и подействовало на Люси.

– Вид у них, должен сказать, весьма важный. Хормейстер, безусловно, научил их достойно держаться в храме. К твоему огорчению, им никак нельзя кувыркаться на хорах и весело носиться по всему собору.

– Мне не до шуток, – продолжала хмуриться леди Люси. – Пойдем, хочется поскорей уйти отсюда. Думать невозможно про этих несчастных детей.

Энн Герберт показалось, что Патрик Батлер как-то уж чересчур энергично бросился в ее лучшее кресло. Видно, повеяло весной: угомонить его не легче, чем маленьких сынишек.

– Патрик, – строго сказала Энн, – ты что же, все это время провел за ланчем с лордом Пауэрскортом?

– Мы с лордом Пауэрскортом теперь настоящие друзья. Он уже называет меня по имени.

– И ты весь день с ним выпивал? – В ее уличающем тоне Патрику послышались нотки памятных материнских внушений.

– Мы выпили одну бутылку великолепного вина, Энн. Марку я не запомнил, но что-то заграничное, французское. Не вижу тут ничего дурного.

Энн поставила перед ним чашку крепкого чая.

– Выпей-ка лучше вот это, поможет рассеять алкогольные пары. Ну что тебе рассказал детектив?

В общем, как сейчас понял Патрик, детектив рассказал не слишком много; скорее, он много услышал. Зато в газете будет потрясающая сенсация!

– Он сообщил, что приехал в Комптон расследовать убийство певчего Артура Рада.

– По-моему, ты и раньше об этом знал, – заметила Энн. – Одной бутылки вина было достаточно или потребовалось две, чтобы выведать такой секрет?

И замечание, и саркастичный вопрос Патрик игнорировал.

– А еще, – триумфально объявил он, – лорд Пауэрскорт разрешил напечатать заметку о том, кого он ищет, в моей газете!

– Хотела бы я знать, зачем это ему понадобилось, – бросила Энн. – Послушай, Патрик, у меня есть маленькая новость по поводу убийства певчего.

– Что? Говори скорей!

– Ты знаешь миссис Бутс, которая приходит ко мне убираться дважды в неделю? Оказывается, она убирала и комнатку Артура Рада в Певческих палатах. К нему, правда, она ходила лишь раз в неделю. Ну вот, последний раз она убирала его комнату как раз за день до убийства, а утром, уже после его смерти, снова пошла туда прибрать, на случай, если вдруг приедут его родители, другие родственники. Так она, эта самая миссис Бутс, говорит, что на столике мистера Рада всегда лежала стопка тетрадей – его дневников, которые он вел, видимо, много лет. Но тем утром их не было. Дневники вдруг исчезли.

– Может, полиция изъяла, Энн?

– Миссис Бутс говорит, полиция явилась только на следующий день.

– А она рассказала им? Старший инспектор Йейтс в курсе?

Энн Герберт отрицательно покачала головой.

– Нет, следователю миссис Бутс не скажет ни за что. Муж ее уже два года в тюрьме, и полицейских она ненавидит. Слова им не промолвит.

«Пропавший ключ к тайне убийства», «Загадка исчезнувших откровений», «Новый след комптонского киллера», – фонтаном заработало творческое воображение редактора.

– Как ты узнала об этом, Энн? Миссис Бутс сама тебе рассказала?

– Да, поделилась сегодня утром. Наверно, мне не стоило говорить об этом даже тебе.

Патрик похлопал по карманам, ища карандаш. Репортерский блокнот остался в пальто на вешалке.

– Секунду, Энн. Будь добра, продиктуй мне ее адрес, и я бегу. Тут нельзя терять ни минуты, могут опередить.

Довольно неохотно Энн все же сообщила адрес. Миссис Бутс проживала на улочке возле самой станции, из-за постоянного шума и паровозной копоти жилье здесь стоило совсем недорого.

Поспешность, с которой Патрик унесся в вечернюю мглу ловить очередную сенсацию, заставила взгрустнуть. Он даже не допил свой чай. И даже не попробовал специально приготовленный ему кекс. Что ж, размышляла Энн, это его работа. Выходя замуж за журналиста, вряд ли следует надеяться на спокойную, размеренную жизнь.