Текст книги "Банк хранящий смерть"

Автор книги: Дэвид Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Высокий худой черноусый американец готовился подавать. Он разбежался и швырнул мяч, который пролетел на изрядном расстоянии от калитки. «Спокойнее, – сказал себе Пауэрскорт, – спокойнее». Следующие два мяча он отбил.

Похоже, что Уильям Берк принял Ричарда Мартина и Софи под свою опеку. Они весело болтали с Джеймсом Кларком под деревом, что росло прямо за позицией подающего. Леди Люси сидела подле Бертрана де Ротшильда, и тот живо комментировал ей происходящее.

Следующие подачи оказались неудачными для Сити. Три из них достались медлительному американцу, который словно заколдовал мяч. Хопвуд подавал последним и завершил со счетом двадцать два к четырем.

Пауэрскорт решил стоять до последнего. «Что бы ни случилось на другом конце поля, я должен выстоять здесь, – подумал он. – Так велел капитан». Он вспомнил, как играл за команду своего колледжа в Оксфорде, тогда ему пришлось сражаться с более сильным противником из Сент-Джонса, который вывел из игры всю его команду, оставив ему только три мяча.

Леди Люси с тревогой наблюдала за мужем, следя за полем из-под своего зонтика. Пауэрскорт отбил пару подач. Теперь рядом с ним очутился Английский банк.

– Вы прикрывайте свой край, Пауэрскорт. Пора оставить эти нежности. Разите филистимлян, вот что я вам скажу. Разите их.

До поры Пауэрскорту и впрямь удавалось весьма успешно разить филистимлян, и счет Сити постепенно достиг шестидесяти. Но тут филистимляне подстроили им ловушку и перехватили мяч. В результате команда Сити осталась без еще одного подающего.

Хопвуд в сопровождении приятелей из банка направился к павильону. За полчаса до чая к калитке вышел молодой Джеймс Кларк.

– Удачи, Джеймс! Удачи! – Софи Вильямс казалось, что она волнуется даже больше, чем ее новый знакомый.

С первой же подачи Пауэрскорт оценил, какой отличный игрок Джеймс Кларк. Он уверенно встречал подачи и легко отсылал мячи в поле. Счет быстро рос.

– Спорю на пинту пива, – сказал садовник с трубкой, – спорю, что им не удастся выбить этого Пауэрскорта. Последняя подача останется за ним.

– Спорю, что не останется, – возразил его приятель, – они уже совсем выдохлись, эти парни. Вот увидишь, он сделает какую-нибудь подсечку и выйдет из игры. Помяни мое слово.

Когда до чая осталась последняя подача, Пауэрскорт получил мяч, о котором мечтал весь день. Подача была короткой. Самой подходящей для поздней подсечки. Он старательно отправил мяч к границе поля.

– Грандиозно! Грандиозно! – прокаркал Бертран де Ротшильд, хватая леди Люси за руку. – Это его поздняя подсечка! Наконец-то он на нее решился. Какой замечательный удар!

Леди Люси хотела было поинтересоваться, не бывает ли и ранних подсечек, но догадалась, что сейчас такой вопрос неуместен. Толпа разразилась долгими аплодисментами. Сити довел счет до ста. Может, они еще сумеют отыграться.

Во время перерыва на чай Астон Хопвуд провел за павильоном военный совет со своими бэтсменами.

– Вы оба отлично играли. Так и продолжайте. Тут такое дело, – продолжал он, словно оправдываясь, – когда счет был двадцать два к четырем, я поставил восемь к одному на то, что мы выиграем. Восемь к одному. Я поставил двадцать фунтов. Не хотелось упускать такой удачный шанс.

Джеймс Кларк улыбнулся биржевому брокеру.

– А мы получим проценты, если выиграем для вас эту сделку, сэр? – пошутил он.

– А ты – парень не промах! Ей-богу! – рассмеялся Астон Хопвуд. – Но – к делу. Два последних бэтсмена все это время непрерывно тренировались. Я сам готовил их к схватке. Жаль, что не успел потренировать и остальных.

– Как ты себя чувствуешь, Фрэнсис? Мне кажется, ты совсем вымотался, – леди Люси ободряюще улыбнулась мужу.

– Пустяки, Люси. Я только вхожу в форму. Надеюсь, мы обязательно выиграем.

Подошел Бертран де Ротшильд, аппетитно жуя огромный кусок фруктового пирога.

– Превосходная поздняя подсечка, сэр, превосходная! Сможем ли мы еще раз полюбоваться таким ударом?

– Надеюсь, сэр, – улыбнулся Пауэрскорт.

Джеймс Кларк натянул свитер. Два судьи – представители Бога и Закона – уверенным шагом направились к калиткам. Кое-кто из американцев разминался у поля, один из игроков к ликованию детей прошелся колесом.

Сначала Джеймс Кларк играл так же, как и до чая. Пауэрскорт продолжал ловить свои очки – по одному или по два за подачу. Но тут Кларк допустил промах. Он неправильно рассчитал удар, и мяч взмыл в небо.

– Беру! – крикнул игрок, стоявший у калитки, своим товарищам в поле и поймал мяч. Американцы радостно зааплодировали. Зрители повскакали с мест.

Астон Хопвуд обнял Джеймса Кларка за плечи и повел его в павильон снимать щитки.

– Простите, сэр, – пробормотал Кларк, – мне очень жаль, что я сорвал ваше пари.

Астон Хопвуд расхохотался.

– Забудь про пари. Я успел заключить еще одно, так что сегодня я в любом случае не останусь без карманных денег.

– А что это за пари?

– Да поспорил с каким-то недотепой из банка Берка, что ты доведешь счет до пятидесяти. Я не стал ему говорить, что уже видел тебя в игре и заключил пари на условиях десять к одному. А ты выбил пятьдесят восемь!

Хопвуд похлопал юношу по плечу.

– А какова была ваша ставка?

– Двадцать фунтов. Ставить меньше просто не было смысла.

Кларк поспешил к своим друзьям и Уильяму Берку. Иван Грозный вышел к черте. Он отбил два первых мяча и получил четыре очка. Тринадцать за пробежку. Последний мяч принес еще два очка.

Пауэрскорт теперь был отбивающим. Сначала все шло хорошо, и он надеялся, что поздняя подсечка поможет сократить счет, отделяющий команду Сити от победы. Но мяч взлетел выше, чем он ожидал: видимо, ударился о что-то на поле. Пауэрскорт услышал стук, когда мяч коснулся края его биты, и хлопок, когда тот угодил в рукавицу игрока у калитки. Американцы завопили от радости.

Пауэрскорт увидел поднятый палец епископа. Победа была совсем рядом, а он все испортил.

– Не повезло. Не повезло.

– Уж эта мне поздняя подсечка, я ведь его предупреждал! – прокаркал Бертран де Ротшильд, обращаясь к леди Люси. – Говорил ему, какой это опасный удар. Тут важно верно выбрать время.

– Если бы не игра моего мужа, сэр, матч бы уже давно кончился. – Леди Люси поднялась и попыталась взглядом отыскать Фрэнсиса. Пауэрскорт не пошел в павильон, а направился к Берку, чтобы вместе с ним и его маленькой компанией, в первую очередь с Джеймсом Кларком, наблюдать последние минуты матча. Опускаясь на траву, он заметил за деревьями Чарлза Харрисона. Может, он специально там прятался? Харрисон напряженно смотрел вперед и словно прислушивался.

– Отличная игра, Фрэнсис! Отличная!

– Здорово вы им вмазали, сэр! Жаль, что в конце не повезло.

Последний игрок медленно приближался к черте. Астон Хопвуд сопровождал его почти до самой границы, так что судье, представлявшему полицию Оксфордшира, пришлось отослать его назад. Он остановился и сказал что-то Ивану Грозному.

Теперь тот противостоял американцу, любителю крученых подач. Он посылал мячи медленно, но отбить их было непросто.

«Американцы, наверное, волнуются не меньше нашего», – подумал Пауэрскорт.

– Поднажмите, филадельфийцы! – выкрикнул кто-то из американской группы. Подающий собрался. Следующий мяч упал на землю вдалеке от колышков. Иван Грозный сосредоточился перед последним решающим ударом. Но промахнулся. Мяч изменил траекторию и сбил средний колышек его калитки. Это решило исход игры. Победа досталась американцам.

Уильям Берк поднялся и направился к павильону.

– Не забудьте, Ричард, не забудьте, – крикнул он, оглянувшись, – жду вас в понедельник у себя в конторе. У нас есть о чем поговорить.

И весело помахал им на прощание.

Пауэрскорт покосился на деревья. Там ли все еще Чарлз Харрисон? Слышал ли он эти последние слова?

– Пойдемте, лорд Пауэрскорт. Самое время теперь выпить пива. – Джеймс Кларк посмотрел на своего товарища по команде. Тот вдруг побледнел как мел.

По полю торопливым шагом удалялся Чарлз Харрисон, он был мрачнее тучи. Пауэрскорт не сомневался, что он слышал последние слова Берка. Ах, если бы он заранее предупредил шурина, этого бы не случилось.

Но тут Пауэрскорта окликнули. Кто-то спешил им навстречу.

– Фрэнсис! Я слышал, что это было настоящее чудо. Говорят, ты сегодня сделал классные пробежки.

«А вот это и впрямь чудо», – обрадовался Пауэрскорт. Навстречу ему по полю, широко улыбаясь, направлялся тот, кого он так давно не видел и по кому очень скучал, хоть и не признавался себе в этом. Не беда, что Джонни Фицджеральд опоздал на игру, зато он поспел к пиву.

Часть третья
ЮБИЛЕЙ

23

– Я привез из Берлина интересные новости…

Вечером того же дня Джонни Фицджеральд вновь был в доме Пауэрскортов на Маркем-сквер. Леди Люси разливала чай. После пробежек между калитками все тело Пауэрскорта болело, но в глубине души он очень собой гордился: как-никак на его счету более шестидесяти пробежек и отлично пойманный мяч. Может, теперь, с возвращением Джонни Фицджеральда, к нему вновь вернется удача.

– Уж и не знаю, что им взбрело в голову, но только люди из тайного общества просто помешались на юбилее. Я не раз слышал, как они говорили об этом. Один даже заявил, что уедет в отпуск только после юбилея. И все этому посмеялись. А еще они много говорили о какой-то комнате в гостинице. Понятия не имею, в каком городе и в какой гостинице эта самая комната. Но один из них упомянул, что забронировал ее еще в прошлом октябре. Значит – восемь месяцев назад. Что скажешь, Фрэнсис?

Пауэрскорт рассмеялся.

– Пока – ничего. Возможно, со временем мы поймем, насколько важны твои сведения.

В свою очередь, Пауэрскорт сообщил Фицджеральду о винтовках, которые переправили в Ирландию в гробах. Фицджеральд рассказал, что в Берлине есть бар, разделенный внутри на кабинеты, там собираются люди, которые, по его мнению, принадлежат к тайному обществу.

– Там-то я и подслушал их разговор. Они сидели в соседнем кабинете и беседовали шепотом. Мне пришлось приложить ухо к щели в перегородке, чтобы расслышать, о чем шла речь.

Я совершенно уверен, что в Берлине действуют тайные общества, – продолжал Фицджеральд. – Они концентрируются вокруг университета. Кажется, я весьма близко к ним подобрался. Я не уставал всем твердить, что я-де ирландский революционер и ненавижу англичан. Думаю, еще чуть-чуть, и мне бы устроили собеседование с кем-то из их людей. Мы уже даже подступались к этой теме: как бы я посмотрел на то, чтобы послужить фатерланду и насолить Англии, и все такое. А потом вдруг все оборвалось. И мои связные исчезли. Меня стали избегать, как чумы.

– Как давно это случилось, Джонни?

– Недели две назад.

– Люси, когда к нам заявился этот немецкий тип, наводивший справки о Джонни?

– Это было сразу после пожара.

– О чем вы говорите? – Джонни Фицджеральд подался вперед. – Кто-то приходил к вам и спрашивал обо мне? И как он объяснил свое любопытство? Что он сказал?

Леди Люси задумалась.

– Один человек пришел сюда и сказал, что разыскивает вас. Спросил, не друг ли вы Фрэнсиса. Держался вежливо, но был весьма настойчив. Рис сообщил ему, что вы в Берлине.

– И что я друг Фрэнсиса? – переспросил Фицджеральд. – Рис это подтвердил?

Леди Люси кивнула.

– Как ты думаешь, что произошло, Фрэнсис? Конечно, известность всегда приятна, но иногда это заходит слишком далеко.

Пауэрскорт осторожно растирал себе бедро: он опасался судорог.

– Все зависит от того, в каком направлении ведет этот след, – произнес он в конце концов, мысленно перемещаясь из Блэкуотера в Сити, а оттуда в столицу Германии. – Ведет ли он из Берлина в Лондон или из Лондона в Берлин.

– Ты помнишь, Фрэнсис? – перебила его загадочную речь леди Люси, внезапно вспомнив обрывок разговора во время матча по крикету. – Мистер Чарлз Харрисон учился в университете в Берлине. А не в Англии. Это был университет Фридриха-Вильгельма, так он говорил. Может быть, он тоже член тайного общества? Они там не играют в крикет, он так мне сказал. А потом вдруг словно рассердился на самого себя, что сболтнул лишнее.

Пауэрскорт изумленно посмотрел на жену. Все это было ему известно, но он не придал значения такому стечению обстоятельств.

– А если они не играют в крикет, – продолжала леди Люси, – то в какие игры они тогда там играют?

– Что означает эта загадка, Фрэнсис? – спросил Фицджеральд. – Та связь, о которой ты только что говорил? Берлин – Лондон, Лондон – Берлин. Где мы пересаживаемся – в Париже или во Франкфурте?

Пауэрскорт улыбнулся.

– Может быть, и так и так. Предположим, что между последними событиями в Банке Харрисонов и каким-то человеком или несколькими людьми в Берлине существует связь. Допустим, что Чарлз Харрисон состоит в этом тайном обществе еще с университетских времен. Он знает, что я расследую обстоятельства смерти его дяди. Ему известно, что ты мой коллега и что ты не в Лондоне. Возможно, ты в Германии. Он решает это выяснить, подсылает к нам того молодого человека, и тот узнает, что ты в Берлине. Он немедленно отправляет телеграмму: «Фицджеральд в Берлине. Вероятно, он выполняет поручение Пауэрскорта». И они тут же перестают с тобой разговаривать. Тебя заморозили, как ты сам выразился. Хорошо, что они только этим ограничились.

Пауэрскорт подумал, не собирались ли члены общества применить против Джонни Фицджеральда более жесткие меры.

– Или, – продолжал он, – все могло быть иначе. Из Берлина пришел запрос. Он был адресован Чарлзу Харрисону. У нас здесь этот странный тип, Фицджеральд. Он интересуется нашим тайным обществом. Можем ли мы ему доверять? Друг он или враг? Единомышленник или шпион?

Леди Люси снова разлила чай. Фицджеральд старался вспомнить свою последнюю встречу с человеком из тайного общества.

– К концу нашего разговора от этого парня, Мюнстер его фамилия, так и веяло холодом. Малоприятный тип. Я ему с самого начала не доверял. Но он, похоже, доверял мне еще меньше.

У Пауэрскорта онемела нога. Он встал и принялся расхаживать по комнате.

– Вопрос заключается в том, – сказал он, морщась от судороги в ноге, – кто стоит за всем этим? Что происходит? Кто заказывает выстрелы?

Он вернулся к креслу, медленно опустился в него и вновь принялся растирать ногу.

– Знай мы ответ на эти вопросы, возможно, смогли бы ответить и на все остальные.

Раздался решительный стук в дверь. Дворецкий Рис принес на подносе письмо.

– Это вам, только что пришло, сэр. Сказали – очень срочно.

Леди Люси следила за выражением лица своего мужа, пока тот читал письмо. Она увидела, что он, дочитав, вернулся к началу и перечитал все еще раз, и заметила, как он побледнел, очень сильно побледнел.

– Что – плохие новости, Фрэнсис? – спросила леди Люси.

– Что там написано? Скажи нам, – забеспокоился Джонни Фицджеральд.

– Вильямсон мертв, – тихо произнес Пауэрскорт. Он снова посмотрел на письмо. – Это тот служащий Банка Харрисонов, которому принадлежала часть акций. Последний человек, стоявший на пути к безраздельному правлению Чарлза Харрисона. Сегодня вечером он попал под поезд подземки на станции «Банк». Комиссар пишет, что человек, приставленный следить за Вильямсоном, потерял его в толпе. Смерть была мгновенной.

Пауэрскорт вспомнил свою единственную встречу с Вильямсоном, тот показался ему осторожным, чем-то обеспокоенным человеком, заботящимся о благополучии банка и его клиентов. Да, теперь ему больше не о чем беспокоиться.

– Как ужасно! – прошептала леди Люси.

– Итак, у нас четыре смерти, – подытожил Пауэрскорт. – Одна на яхте, вторая в Темзе, третья в пламени Блэкуотера, четвертая – под колесами поезда. Отныне все управление Банком Харрисонов сосредоточено в руках одного человека. Никто не может ему помешать. Он сам себе хозяин.

С приближением юбилейных торжеств в Лондон начинали стекаться люди. Уже прибыла большая часть из пятидесятитысячного отряда войск, представляющего все территории империи королевы Виктории. Они, раскрыв рты, бродили по знаменитым торговым улицам, очарованные великолепием витрин. Некоторые побывали на выставке, посвященной эпохе правления королевы Виктории, открытой в Эрл-Корт, где были выставлены экспонаты, представлявшие шестьдесят лет британского искусства и музыки, образцы женского рукоделия и спортивные трофеи. По всему пути следования юбилейной процессии устанавливали трибуны, и газеты сетовали на то, что Вест-Энд превращен в лесопилку.

В Министерстве обороны генерал Арбутнот проводил последнее совещание, на котором присутствовали представители столичной полиции и Доминик Кнокс из разведывательного управления Департамента по делам Ирландии.

– Что вы об этом думаете, Кнокс? Следует нам ожидать нападения террористов или нет?

– Вы постоянно требуете от меня четких ответов, – проворчал Кнокс, которого раздражало, что в борьбе с невидимым и изворотливым противником от него требуют элементарной определенности. – По зрелому размышлению, могу предположить, что покушение или иное преступление против порядка, видимо, будет иметь место. Возможно, нам удастся предотвратить его. Но я не думаю, что это коснется основного маршрута, по которому пойдет процессия.

– Почему? – спросил генерал.

– Судите сами. – Кнокс говорил с генералом, как с неразумным дитятей. – Это ведь не футбольный матч, на который собираются болельщики обеих команд. Здесь только одна команда – команда Виктории. Пятьдесят тысяч солдат пройдут маршем по городу. Все они будут предупреждены о необходимости следить за любым, кто вызовет подозрение. А еще полицейские, которым поставлена та же задача. На определенных участках в толпе будут находиться наши люди в штатском – возле Флит-стрит они займут всю трибуну целиком. При таком количестве охраны вряд ли кто решится выстрелить или подложить бомбу, если, конечно, он не самоубийца. Но как бы ирландцы ни провозглашали свою любовь к родной стране и ее свободе, до сих пор никто из них не шел на самопожертвование ради успеха общего дела.

Генералу Арбутноту всегда было трудно разговаривать с Кноксом. Этот человек был так увертлив, так быстро принимал решения.

– И где же, по-вашему, мы можем ожидать нападения, мистер Кнокс?

– Не знаю, генерал.

«Снова он выкрутился», – подумал генерал, мечтавший о четком порядке во время парада.

– Увы, это мне неизвестно.

Лорд Фрэнсис Пауэрскорт вернулся назад в Блэкуотер. Чтобы не отвлекаться, он запретил себе заглядывать в библиотеку. Он снова постучал в дверь дома Самуэля Паркера.

– Доброе утро, милорд, – сказал Паркер. – Рад вас видеть.

– Надеюсь, миссис Паркер пребывает в добром здравии. Полагаю, вы вздохнули с облегчением, когда с вас сняли обязанность ухаживать за мисс Харрисон.

Пауэрскорт улыбнулся. Из рассказов леди Люси он заключил, что мисс Харрисон была нелегким гостем, поскольку пребывала где-то между небесами и адом.

– Мисс Харрисон уехала на итальянские озера, сэр. Мейбл была рада, что она отправляется в путешествие. Представляете, она как-то заговорила с женой так, словно та ангел. – Старик печально покачал головой. – Конечно, в молодости Мейбл и впрямь отличалась ангельской наружностью, но надо совсем из ума выжить, чтобы сказать о ней такое сейчас.

– Мистер Паркер, – Пауэрскорт торопился перейти к делу, – не могли бы вы одолжить мне ключи от храмов на озере? Я бы хотел еще раз обойти их. И нет ли где поблизости лодки, которую можно одолжить на время – лодки с веслами? Я бы хотел еще добраться до того маленького острова.

– До острова, милорд? Я вот что вспомнил. Не знаю, говорил ли я вам об этом в прошлый раз. Иногда старый мистер Харрисон один плавал туда на лодке. Он был отличным гребцом, знаете ли, и добирался туда за десять минут. А иногда просто кружил вокруг.

Паркер исчез за дверью и вернулся с огромной связкой ключей.

– Ключи от храмов все помечены, милорд. А лодку вы найдете на берегу у храма Флоры.

Старый конюх долго смотрел вслед гостю. На глади озера играли солнечные лучи. «Этот лорд Пауэрскорт, – отметил он про себя, возвращаясь в дом, чтобы сообщить Мейбл последние новости, – не из тех, кто легко сдается».

Пауэрскорт не спеша бродил вдоль озера. Где-то здесь, возможно, хранится ключ к разгадке ужасных событий, обрушившихся на дом Харрисонов. По этим тропам проезжал на своем пони старый мистер Харрисон, сопровождаемый верным Паркером. У этих храмов он останавливался, доставал походный стол и думал, пытался разгадать тайну, над которой ныне ломал голову Пауэрскорт. В этих храмах старик, возможно, писал письма своим осведомителям в Германии, а затем посылал Паркера отправить их, чтобы не возвращаться с ними в большой дом. И там же в храмах он читал полученные ответы, а потом возвращался в Блэкуотер и после ужина заводил с сестрой разговор о заговорах и тайных обществах. Старый мистер Харрисон обнаружил связь между событиями в Германии, возможно в Берлине, и трагической гибелью одного из членов его семьи, которая ослабила позиции его банка.

Пауэрскорт вошел под гулкие своды Пантеона. Статуи словно дразнили его. Мы-то знаем, что мы – боги, казалось, говорили они. А ты – всего-навсего смертный, обреченный до скончания лет странствовать во мраке невежества. Буфеты и скамейки у окон в коттедже не хранили никаких тайн. Солнце заливало храм Аполлона, и свинцовая статуя античного героя блестела в его лучах. Пауэрскорт еще раз постучал по металлической статуе – точно так же он стучал и по другим статуям – мраморным, но так и не услышал ни разу глухого звука, который бы указал, что внутри скрывается тайник. Казалось, само озеро смеется над ним и с высоты своей вековой мудрости потешается над его невежеством.

Возле храма Флоры, статуи которого также отказались выдать свои секреты, Пауэрскорт обнаружил лодочный сарай. Когда-то давно в Кембридже Пауэрскорт увлекался греблей и еще помнил азарт гонки и радостное ликование, когда нос твоей лодки ударяет о корпус той, что впереди. Но сейчас за его лодкой гнались только легкие волны. Он привязал лодку к дереву, росшему у воды, и отправился обследовать остров.

Это был очень маленький остров, всего семьдесят ярдов в длину и пятьдесят в ширину. Вдоль берегов росли деревья, скрывавшие от посторонних глаз небольшую поляну. Внезапно Пауэрскорту послышался голос сивиллы из шестой книги «Энеиды»:

 
В чаще таится ветвь,
Из золота вся, и листья на ней золотые.
Скрыт златокудрый побег, посвященный дольней Юноне,
В сумраке рощи густой, в тени лощины глубокой.
Но не проникнет никто в потаенные недра земные,
Прежде, чем с дерева он не сорвет заветную ветку… [16]16
  Перевод С. Ошерова, под ред. Ф. Петровского.


[Закрыть]
 

«Золотая ветвь и золотая листва – в самый раз для семьи банкиров», – подумал Пауэрскорт и огляделся в надежде увидеть темные деревья с золотой листвой. Он и впрямь обнаружил темное дерево, но оно было старым и сухим и оказалось полым внутри. Пауэрскорт на удачу просунул руку в дупло. Сверху лежали листья и комья земли, а под ними – что-то твердое. Он смел перегной и обнаружил, что дупло перегорожено доской, наподобие плохо пригнанной дверцы. Пауэрскорт попробовал сдвинуть ее, но она не поддалась. Тогда он попытался поддеть ее самым большим ключом на связке Паркера – внушительным орудием более двух футов длиной. Раздался треск, потом скрежет, и дверца открылась. Пауэрскорт заглянул внутрь. Верх небольшой камеры был закрыт полотенцами. Их было почти полдюжины. Он представил, как экономка в Блэкуотере, недосчитавшись пропажи, роется в кладовой, сверяется по книге и жалуется всем, кто соглашается ее слушать, на постоянную пропажу полотенец.

Под полотенцами лежал небольшой черный металлический ящик для документов, запертый на большой замок. Он извлек ящик из тайника и увидел на боку надпись – «К. Ф. Харрисон».

Пауэрскорт посмотрел сквозь деревья. Уж не следят ли за ним? Кажется, нет, но все равно у него было чувство, что невидимые глаза преследуют его во время прогулки вдоль озера. Возможно, это были статуи.

Пауэрскорт осмотрел замок. Интересно, не подойдет ли к нему какой-нибудь из ключей на связке? Он подумал о Паркере. Не знал ли тот о тайнике на острове? Неужели он не замечал, что хозяин время от времени оставляет что-то в сейфе или забирает из него? Можно ли доверять мистеру Паркеру или он еще одна фигура в лабиринте, каким представлялся ему Блэкуотер?

Пауэрскорт сел на траву и стал перебирать ключи. На связке их было не меньше пятидесяти. Над озером пролетел баклан, громко скликая своих товарищей. Вдалеке раздавался визг пилы – лесники Блэкуотера пилили гнилое дерево. А что, если старый мистер Харрисон хранил этот ключ отдельно, на своей собственной связке, откуда его удалили перед последним ужасным плаванием обезглавленного банкира вниз по Темзе к Лондонскому мосту? Наконец Пауэрскорт нашел то, что искал. Чтобы повернуть ключ, понадобились усилия: видимо, замок заржавел за время пребывания в дупле. Внутри на дне коробки Пауэрскорт обнаружил небольшую стопку бумаг. Часть из них отсырела, и чернила выцвели прежде срока. Бумаги пахли плесенью, словно они испортились.

Он вынул четыре письма. Все они были написаны по-немецки. Там лежали еще две пожелтевшие от времени вырезки из газеты. Обе статьи были посвящены падению Банка Барингов, которое произошло семь лет назад. Старик сделал в них пометки красным карандашом – обвел одни абзацы и подчеркнул другие. Возможно, Харрисоны также принимали участие в спасательных мероприятиях, подумал Пауэрскорт.

Вернуть ли ему письма назад в коробку? Или лучше взять их с собой? Следует ли ему в этом случае предупредить мистера Паркера, что он увозит находку со всем ее содержимым в Лондон? Пауэрскорт посмотрел на ключ, так удобно расположившийся на связке. Казалось, он висит здесь уже долгие годы. Пауэрскорт вновь представил себе Самуэля Паркера, как тот сидит на берегу и глядит на озеро. Он перевел взгляд на классический портал Пантеона, статуи которого охраняли свои античные тайны. Что, если Самуэль Паркер в тайном сговоре с Чарлзом Харрисоном и докладывает тому о каждом его шаге и слове? Нет, вряд ли. А что, если Паркер и Джонс находятся в сговоре? Он попробовал представить себе, как они вместе молятся на каменном полу и там же возле раковин и золотого креста осушают бутылки с виски и обсуждают планы убийства и поджога. Нет, невероятно.

Что бы он ни решил, ему следует торопиться. Пауэрскорту казалось, что он провел на острове не больше десяти минут. Это отсутствие легко объяснить. Но задержись он, и придумать объяснение будет уже труднее. Он вынул письма и газетные вырезки из коробки, аккуратно сложил их и сунул в карман. «Господи, дай мне невредимым доплыть до берега», – вознес он немую молитву. Если бумаги размокнут, то прочитать их будет уже невозможно. Он закрыл коробку и положил ее назад в дупло, накрыл полотенцами и приладил сверху доску. Потом собрал под деревом опавшие листья и мох и навалил их сверху. Затем поднял с земли ветку и подмел все вокруг, стараясь скрыть следы своего присутствия.

Мистер Паркер поджидал его у лодочного сарая. «А что, если он следил за каждым моим шагом?» – подумал Пауэрскорт. Он оглянулся на остров, чтобы убедиться, что с этого берега невозможно разглядеть, как кто-то достает коробку из дупла.

– Удачно сплавали, милорд?

– Да, удачно, – отвечал Пауэрскорт, возвращая ключи. – Я уже и забыл, как славно бывает погрести. Надо будет еще как-нибудь сплавать по реке.

Пауэрскорт вернулся домой, погруженный в размышления о возможной связи между Блэкуотером, Берлином и Банком Харрисонов. Но едва он открыл дверь, как услышал шум. На верхнем этаже, похоже, вспыхнул бунт. Хлопали двери. Кулаки молотили по стенам. Громкие крики прерывали бесконечный шум и гам. На разные лады выкрикивалась одна и та же фраза: «Не хочу ложиться спать! Не хочу ложиться спать!» Томас Пауэрскорт был явно не в духе.

Перешагивая сразу через две ступеньки, его отец взлетел вверх по лестнице и предстал перед разошедшимся сыном. Малыш сражался с няней в коридоре перед ванной, та старалась надеть на него пижаму, но Томас, видимо, решил, что облачение в пижаму будет означать полное поражение и отправку в кровать.

– Не хочу я ложиться спать, папа. Не хочу!

Мальчик решительно топнул маленькой ножкой.

Пауэрскорт не мог не улыбнуться пылкости темперамента своего сына. Пожалуй, члены палаты общин с меньшей страстностью обсуждают статьи бюджета.

– Послушай, Томас. – Отец поднял на руки разозленного ребенка и крепко прижал его к себе. – Все люди ложатся спать. Мама ложится спать. Дедушка и бабушка ложатся спать. Премьер-министр ложится спать. Королева Виктория ложится спать. Наверное, и Господь Бог тоже ложится спать.

Но тут Пауэрскорт понял, что совершил ошибку. Еще чуть-чуть, и он оказался бы втянут в многочасовое обсуждение: в какой кровати спит Господь? Носит ли Бог пижаму? В какое время он ложится? Кто читает ему на ночь? Пауэрскорт покосился на сынишку, гнев малыша постепенно затихал. Казалось, вопрос вот-вот сорвется с уст мальчика.

Пауэрскорт поспешил сменить тему. Он порылся в карманах и нашел то, что искал.

– Смотри-ка, я принес тебе новые монетки. Для твоей коллекции. Французские. Кажется, у тебя таких нет.

Он извлек из кармана две золотые французские монетки. Томас обожал монеты, у него уже была солидная коллекция, которую он складывал аккуратными столбиками на полке в своей комнате. Леди Люси была убеждена, что сын, когда вырастет, станет самым выдающимся банкиром в Сити. Однако Пауэрскорт мрачно замечал на это, что тяга к деньгам может привести и к другому ремеслу: что, если сын станет самым ловким лондонским грабителем?

Томас внимательно разглядывал монеты. Самое страшное миновало.

– Можно я рассмотрю их хорошенько у себя в комнате, папа?

– Конечно, можно. Няня Мэри Мюриель отведет тебя спать, – сказал Пауэрскорт, как ему хотелось надеяться, голосом, не допускающим возражений. И это подействовало.

– Уж лучше я за Оливией присмотрю, – проворчала Мэри Мюриель и с мольбой посмотрела на своего хозяина. – Кажется, она все еще в ванной.

– Не волнуйтесь, – улыбнулся Пауэрскорт, – я сам теперь за ней пригляжу.

Оливия Элеонор Гамильтон Пауэрскорт счастливо плескалась в нескольких дюймах воды. В свои два с половиной года она уже овладела той довольной улыбкой, с какой младшие дети иногда наблюдают за стычками старших братьев и сестер со взрослыми.

– Привет, Оливия, – сказал Пауэрскорт, усаживаясь на мокрый стул у ванны.

– Томас – непослушный, – заявила дочка, указывая на дверь. – Томас – непослушный мальчик.

– Не волнуйся о Томасе, – отвечал ее отец, стремясь сменить тему разговора. – Давай-ка я тебя лучше выну из ванны.

Он нагнулся и вытащил пробку.

– Смотри, как вода уходит. Она будет кружить и кружить так еще несколько минут.

Маленькая девочка неодобрительно покосилась на отца. А потом застыла в изумлении, следя, как вода и в самом деле движется кругами.